Текст книги "Почетный гость"

Автор книги: Роберт Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Что ты задумал? Он рассмеялся:

– Разве не ясно? Я хочу оставить свой след на этой планете. Она унылая и почти мертвая, и вряд ли сюда кто-нибудь вернется. И уж.точно не вот сюда. То есть меня вполне оставят в покое…

– Силовое поле истощит батареи, – глупо возразила она. Он наверняка это знал. – Если ты останешься…

–  Знаю, Пико. Знаю.

– Но зачем…

– Я врал, Пико. Насчет того, что вру. – На миг лицо стало серьезным, и тут же вернулась улыбка. – Бедная наивная Пико. Я знал, что ты плохо это перенесешь. Ты слишком многое принимаешь близко к сердцу… наверное, потому я тебя и позвал…

Он отвернулся, пошел по бактериальной подстилке, выбивая из нее нити и комья, их подхватывало теплое течение и скрывало Тайсона, и они опускались серым снегом. Последний раз она увидела Тайсона – массивная фигура среди живой слизи, и до сих пор она гадала, могла бы она затащить его обратно в батискаф – конечно, нет, – и как далеко он ушел, пока отказало силовое поле.

Наверное, на другой склон и вниз, в ил.

Она мысленно видела, как он быстро шагает, напрягая свою гигантскую силу, преодолевая глубокий холодный ил… Тайсон плюс тот фрагмент от прежней компиляции – и кто правил кем? Снова и снова задавала она себе этот вопрос.

Иногда она слышала свой голос, который спрашивал у Тайсона:

– А каково это – иметь в себе след другой души?

Его призрак не отвечал, а только смеялся тем же гулким смехом.

Она ненавидела его за это самоубийство – и восхищалась им; иногда проклинала его за то, что он взял ее с собой и за то* что прорастал в ее мыслях.

– Будь ты проклят, Тайсон! Проклят, проклят!

Подарков больше не осталось.

Один из почти-бессмертных спросил: «Мы есть хотим?» – другой ответил: «С голоду помираем!» – и все засмеялись. Толпа двинулась к дальним столам – шумная масса тел вокруг Пико. Бедро затекло, пока она сидела, но Пико делала усилие на каждом шаге, чтобы идти нормально, вниз по склону, к пруду, через деревянный мостик, перекинутый над каменистым ручьем. Птицы загалдели, сердясь, что им мешают. Пико остановилась посмотреть на них, потом спросила:

– Это что за порода? – Она имела в виду уток.

– Просто кряквы, ничего особенного.

Да, но для нее это были дивные создания – яркие плюмажи и живые глаза, распростертые нервными движениями крылья, чтобы ощутить силу собственных мышц. Силу жизни.

– Ты ведь много видела птиц, – сказал кто-то. Да, определенного рода.

– А какие тебе больше всего понравились, Пико? Процессия поднималась вверх, уже медленнее, шурша

травой, и Пико рассказывала о птерозаврах Глуши, летучих мышах размером с человека на Кварке, о гигантских насекомых – многих видов – в густом и жарком воздухе Тау Кита I.

– Жуки! – буркнул кто-то. – Брр!

– Ну-ну, – успокоил его кто-то другой. А третий пошутил:

– Вот это меня не привлекает. Кто согласен меняться памятью?

Шутка, потому что память не обменяешь. Разум голографичен – каждый его кусочек содержит основную картину целого – а эти люди каждый получат кусочек полной личности Пико. Почему-то она улыбнулась при-мысли, что никто из них этого не избежит. Каждый ужас, каждая боль попадет к ним внутрь. Конечно, в растворенном виде. Минимизированном. Контролируемом. И все-таки это что-то. Ей было приятно думать, что не один из них ночью проснется в холодном поту, когда ему приснится смерть Тайсона, как снилась иногда ей… Эти люди получат больше, чем рассчитывают, – это будет ее собственная мрачная шуточка.

Люди подошли к столам. Пико заняла свое место, чувствуя себя несколько неловко, когда остальные тихо расселись вокруг нее. Она глядела на их Лица. Возбуждение, которое она ощущала раньше, осталось и даже еще выросло. Сделалось красочнее, сильнее. Обращенные лицом внутрь круга столов, хозяева не могли не глядеть на нее, постоянно улыбаясь, еле прикасаясь к дымящейся еде, которую ставили перед ними роботы.

Изысканной еде, как предстояло узнать Пико.

Робот, прислуживающий ей, объяснил:

– Эти овощи с Тритона, госпожа. Очень редкий и ценимый штамм. А мясо от дикой гончей, убитой только вчера.

– В самом деле?

– Да, для праздника. – На нее смотрело керамическое лицо, белое и непроницаемое. – Были пиры и игры, среди прочих развлечений. Очень большая программа.

– И долго? – спросила она. – Эти празднества… давно они длятся?

– Чуть больше трех месяцев, госпожа.

У Пико не было аппетита, но она взяла вилку и стала делать соответствующие движения, напоминая себе, что три месяца праздника для этих людей ничем особенным не являются. Три месяца – это для них как одни день, а куда им девать время? Что ей однажды сказал Тайсон? Так много времени и такое ограниченное существование. Средний гражданин Земли в среднем покидает планету не чаще раза в восемьдесят лет, и есть тенденция к снижению этой цифры. Космический лифт безопасен лишь до некоторой степени, а этим людям невыносима мысль оказаться в паре метров от настоящего холодного вакуума.

– Трусы, – говорил о них Тайсон. – Выпотрошенные вяленые трусы.

Оглядываясь, Пико видела колышущиеся зеленые листья, исчезающие в улыбающихся ртах, долгое равнодушное жевание. У всех, кроме Оперы. Опера увидел ее взгляд и улыбнулся в ответ, и глаза у него были другие, что-то было насмешливое в наклоне головы, в изгибе губ.

Пико заметила, что все время возвращается взглядом к Опере, и не понимала почему. Физически этот мужчина ее не привлекал. Молодость и манера поведения отличали его от других, но насколько отличали? Тут она заметила, что он ест – обычный картофель и мясо, – и это произвело на нее впечатление. Обычная еда на борту «Кибера». Возможно, это жест с его стороны. Такой простой еды больше никто здесь не ел, и она решила, что он_из солидарности. По крайней мере пытается быть солидарен. В отличие от остальных.

Десерт был прохладный, сладкий и полный какой-то странной жидкости.

Пико смотрела, как остальные пьют и говорят между собой. Впервые она заметила, что они держатся группами – отдельными группами с границами между ними. Там человек двенадцать, здесь семь, кто-то вообще сидит один – как Опера.

Одна из одиноких женщин встала, подошла к Пико, не улыбаясь, и резким голосом объявила:

– Завтра наступит утро – и ты обретешь вечную жизнь! Разговоры стали тише, потом смолкли.

– Войдешь вот сюда. – Пьяная или под наркотиками, женщина промахнулась пальцем мимо виска. – Счастливая ты девушка… очень!

Некоторые из хозяев внезапно рассмеялись над женщиной, не скрываясь.

Она обернулась на резкий звук, выпрямила спину, пытаясь притвориться, что она выше этого, сжав тонкие губы, в дурацкой гордости задрав нос. И чистым тихим голосом сказала: .

– А шли бы вы все…

Тут она рассмеялась и повернулась к Пико, будто только что сказала очень удачную шутку, понятную лишь им двоим.

– Я бы извинился за наше поведение, – сказал Опера, – но не могу. По крайней мере, боюсь, не могу от всей души.

Пико оглядела его. Десерт доели, люди стояли и пили, разговаривали, продолжая трехмесячный праздник. Некоторые разделись догола и плавали в зеленом пруду. Это было редкое зрелище, неутомимое, полное счастливых эпизодов, но каких-то неубедительно счастливых. Счастливые звуки были похожи на отработанные. Столетия упражнений, а в результате Пико было грустно и одиноко.

– Глупый и пустой народ, – сказал Опера.

– Может быть, – дипломатично ответила она, потом увидела, что к ним идут еще люди. Эти хотя бы с виду вежливы, подумала она. Уважительны. Странно, как доза уважения все сглаживает. Особенно если оно не взаимно – у Пико к ним его ни капли не было.

Один попросил ее что-нибудь рассказать. Не будет ли она так добра?

Пико пожала плечами и спросила:

– О чем? – Каждая просьба вызывала у нее мгновенный приступ клаустрофобии, боязни задохнуться под лавиной памяти. – Может быть, вас интересует какая-то конкретная планета?

– Синяя! – тут же ответил Опера.

Синяя– это был газовый гигант, обращающийся вокруг синего солнца. Первая мысль была о Мидж, которая исчезла в темной буре южного полушария, отыскивая источник потока окиси углерода, дававшего дыхание половине планеты. Почти вся остальная планета была по сравнению с ним спокойной. Ровные ветры, сильное солнце. Рядом с местными крупными организмами человеческие города выглядели бы карликами. Их тела были похожи на воздушные шары, они питались солнечной энергией и углеводородами, в своем неспешном метаболизме усваивая окись углерода и другие радикалы. Пико с товарищами много месяцев прожили среди этих живых облаков, ходили по ним, брали образцы и изучали колонии паразитов и симбионтов, выросших на этой плоти.

Она рассказала о восходе солнца на Синей, вспомнила его цвета и поразительную быстроту. Вдруг она поймала себя на том, что рассказывает об одном утре, когда группа высадки была разбужена встряской. Модули были привязаны и закреплены, но они быстро наклонялись. Облако столкнулось с соседним облаком – такого люди еще не видали, – и подмывало залезть в шаттл и улететь. Если до этого дойдет.

– Видите ли, обычно облака избегают друг друга, – сообщила Пико. – Сначала мы думали, судя по рычанию и толчкам, что они дерутся. Они производят звуки, проталкивая воздух через глотку, поры и анус. Зрелище потрясающее. Оглушительное. Место столкновения было примерно в трети километра от нашего лагеря, весь мир завертелся, а солнце поднималось, и яркий жаркий свет прорезал органическую дымку…

– Потрясающе! – воскликнул кто-то.

– Невероятно! – подхватил другой. Опера дотронулся до руки Пико и сказал:

– Не обращай внимания на них. Продолжай. Остальные посмотрели на Него, услышав что-то в его голосе, и рефлекторно выпрямились.

Пико стала продолжать рассказ. Тайсон был первый, кто понял, догадался и начал хохотать, не говоря ни слова. Все уже были на борту шаттла, готовые к отлету; и тут толчки прекратились и воздух заполнился множеством маленьких синих воздушных шаров. Каждый размером с детский шарик. Облака этих шаров сочились из новых пор, и другие облако ответило густым серым туманом что-то вроде бабочек. Это что-то летело за шарами, и Тайсон захохотал громче, сильнее, до всхлипов.

– Не доперли? – спросил он. – Эти облака просто трахаются!

Пико изобразила голос Тайсона, захлебывающиеся слова и восторг. И сама засмеялась, едва замечая вежливые смешки слушателей. Не более того. Только Опера наслаждался рассказом. Он снова коснулся ее руки и сказал:

– Это чудесно, Господи, это прекрасно! Остальные стали расходиться, даже не извиняясь. Что не так?

– Не обращай внимания, – пояснил Опера. – Они члены одной новой секты с культом целомудрия. Целомудрие через похоть и так далее. – Теперь он смеялся над ними. – У них было слишком много оргий, и вот так они избывают вину, вот и все.

Пико закрыла глаза, вспоминая уже для себя сцену на Синей. Ее она отдавать не собиралась.

– Трахающиеся облака! – повторял Опера. – Это чудесно. И она подумала.

Он говорит чуть похоже на Тайсона. Местами. В чем-то.

Через некоторое время Пико созналась:

– Я не могу вспомнить лицо твоего отца. Наверняка я его видела, но не могу…

– Ты его видела, – ответил Опера. – Он оставил в дневнике запись – о короткой встрече, и я специально изучил все материалы об экспедиции и о тебе. Его записи, твой отчеты. Я сегодня здесь лучше всех подготовлен – кроме тебя, конечно.

Она ничего не сказала, обдумывая эти слова.

Они теперь шли, спускаясь к пруду, и Пико иногда замечала тяжелые взгляды остальных. Они сердились на Оперу? Сердились за то, что он монополизировал ее время? Но она не хотела быть с ними, если правду сказать. Ну их всех к… подумала она и улыбнулась этой тайной грубости.

В пруду уже не было купальщиков, осталось только несколько беспокойных уток и взбаламученная вода. Пико заметила, что многие из празднующих ушли. Куда? Она спросила Оперу, и он ответил:

– Уже поздно. А многие сейчас спят по десять-двенадцать часов каждую ночь.

– Так много? Он кивнул.

– Последнее время стали популярны наведенные сны. А те, кто постарше, иногда и за пятнадцать часов перебирают…

– Всегда?

Он пожал плечами и улыбнулся.

– Какая потеря времени!

– Времени? – возразил он. Она поняла, что бессмертные могут терять многое, но не время. От этой мысли она поглядела прямо на своего спутника и спросила:

– Что случилось с твоим отцом?

– В смысле, как он умер?

Она чуть кивнула, с уважительным, как она надеялась, выражением лица. Но любопытным.

– Он принял крайне сильный яд, по собственной воле. – Опера неодобрительно посмотрел – ни на кого конкретно. – Самоубийство в конце продолжительной депрессий. И постарался, чтобы разум погиб раньше, чем его смогут спасти автодоктора и его собственные слуги.

– Мне очень жаль.

– А я не могу себе позволить сожаление, – ответил ой. – ВидИшь ли, я родился согласно условиям его завещания. На девяносто девять процентов я клон, а один процент генов был переделан согласно его желаниям. Если бы он не убил себя, я бы не существовал. И денег бы его не унаследовал. – Опера пожал плечами. – Родители! – В его голосе было отмеренное презрение. – У них слишком много над тобой власти, нравится тебе это или нет.

Она не знала, что ответить.

– Послушай, о чем мы говорим? Все эти разговоры о смерти, они вроде бы неуместны? – сменил он тему. – Мы же празднуем твое возвращение. Твой успех. Твои подарки. И ты… ты на самой грани увеличения во много раз. – Он помолчал и добавил: – Завтра в это время ты будешь в каждом из нас, и каждый станет богаче.

У этого юноши был странный способ излагать свои мысли: то ли он говорил с идиотической серьезностью, то ли с хорошо скрытым сарказмом, и Пико не могла понять, как именно. Если ей это не кажется. Может быть, она просто не знает теперешних интонаций, речевых свойств этой культуры… И тут до нее дошло еще кое-что.

– Что ты имеешь в виду – «Все эти разговоры о смерти?»

– На Холодной Слезе погиб твой друг Тайсон, – ответил он. – А разве ты не потеряла другого на Синей?

– Да. Мидж.

Он мрачно кивнул, поглядел на ноги Пико.

– Можем сесть. Ты прости, я не заметил, что ты устала. Они сели рядом на траву, глядя на уток. Селезни и утки

были одного и того же ярко-зеленого цвета. Красивые, от-

метила Пико. Опера объяснил, что самки когда-то были коричневыми и очень невзрачными, но люди решили, что это стыд, и проголосовали за изменение вида, теперь оба пола одинаково красивы. Пико кивала, слушая только, вполуха. Из ума не шли Тайсон и остальные ее друзья. Особенно Тайсон. Она долго на него злилась, и даже сейчас еще не перестала. От непонятной обстановки и общей усталости это чувство только усилилось. Зачем он это сделал? При жизни этот человек умел доминировать на каждом совещании, в каждой маленькой группе. Он был жизнелюбив и бесстрашен– последний человек, который мог бы совершить этот ужас: самоубийство. Остальные услышали-только о несчастном случае – Пико держалась за свою ложь, но все были согласны в одном. В тот самый момент, когда умер Тайсон, из цели экспедиции исчезло что-то самое важное. Зачем, думала она. Зачем?

Мидж полетела в тот шторм в поисках приключений и ответов на важные научные вопросы, да, ее смерть была горем, да, все по ней тосковали. Но это не было как смерть Тайсона. Смерть Мидж была почетной, даже, быть может, идеальной. У них был долг, который надо выполнять, он был у них в крови, в сознании. О Мидж товорили годами, вели себя так, будто она жива. Будто она еще летит где-то в вихре этого шторма.

А с Тайсоном было не так.

Может быть, все знали о его смерти правду. Иногда Пико казалось, что все видят в ее глазах, что было на самом деле, слышат это между строк ее сухого доклада. Они не обманывались.

А тем временем в судорогах жизни погибали и другие. Уо, изящная и красивая, была сожжена молнией на Мири-ам-2, и от нее остался только пепел, а экспедиция продолжала спуск в раскаленные Низины и тишину Свинцового моря.

Опалту погиб в пасти неизвестного хищника. Он тоже был любовником Пико – гордый человек и лучшее воплощение тщеславия, которое она видела в жизни – до этого дня. Они тогда мстительно смеялись, видя судьбу, которая постигла убийцу Опалту. Не в силах переварить чуждую плоть, хищник умер медленно и мучительно, выблевывая внутренности по желтым джунглям.

Бу погибла, работая вне «Кибера», убитая случайным обломком межзвездной материи.

У Ксон отказал скафандр, и она задохнулась.

И у Кайтиса было то же, и не так давно. Всего год назад по времени корабля, и еще помнился фейерверк шуток и его оптимизм. Самый достойный человек на борту «Кибера».

Но больше всех из мертвых места в памяти занимал Тайсон. Он сам, и его добровольный уход из жизни, и злость, которая заполняла ее при мысли о нем. Вдруг даже дышать стало трудно. Пико покрылась потом, сморгнула соль с глаз. И снова закашлялась в кулак, а потом набралась сил спросить:

– Зачем он это сделал?

– Кто, мой отец?

– Депрессия ведь поддается… должна поддаваться лечению. У нас на борту были средства, чтобы ее снять.

– Но это была не просто депрессия. Это такая штука, которая случается с очень старыми людьми. Нечто вроде гигантской скуки, если угодно.

Она не удивилась. Кивнув, будто ожидала такого ответа, она сказала:

– Могу понять, учитывая, как вы живете.

И она подумала, насколько сильна была депрессия или скука у Тайсона. Могли ли они с ним случиться? Опера коснулся ее больной ноги – мимолетно.

– Ты, наверное, гадаешь, как оно будет, – сказал он. – Завтра.

Она вздрогнула, страх вернулся. Закрыв горящие глаза, она снова увидела, как шагает Тайсон по колонии бактерий, как подхватывают течения оторвавшиеся серые комья и уносят их, даря им движение, которого они не знали в прежней жизни… И она открыла глаза. Опера смотрел на нее, что-то говоря с той интонацией, смысл которой она никак не могла понять.

–  Наверное, мне тоже стоит лечь спать, – сказала она. Парк под тентом уже почти опустел. Куда девались остальные?

– Конечно, – сказал Опера, будто этого и ждал. Он встал и подал ей руку, и она, к своему удивлению, взялась за нее двумя руками. – Если хочешь, я тебе покажу твои комнаты.

Она кивнула, ничего не сказав.

Идти было долго и больно, и Пико честно подумала, не попросить ли помощи робота. Какой-нибудь помощи. Даже трость была бы избавлением – никогда еще у нее так не болел сустав. Скорее всего от силы тяжести на земле и от общего напряжения. Она сказала себе, что хотя бы вечер приятный, теплый, спокойный и ясный, и мягкая земля под травой звала к себе, приглашала лечь и заснуть прямо на природе..

Люди остановились в цепочке старых домов, разделенных на квартиры, роскошные, но небольшие. Квартира Пико оказалась на первом этаже, и Опера с готовностью показал ей комнаты. Она подумала, не следует ли пригласить его остаться. Она безошибочно чувствовала, что он медлит, дожидаясь чего-то вроде приглашения. Но услышала свой голос:

– Спокойной ночи и спасибо тебе.

Ее спутник улыбнулся и вышел, не сказав ни слова, исчез в хрустальной входной двери и оставил Пико одну.

Она еще посидела на кровати, ничего не делая. Даже не думая, по крайней мере сознательно.

Тут она осознала нечто, совершенно внезапно, и голосом, который сама еле слышала, произнесла:

– Не знал он. Понятия не имел, ни хрена не знал. Она думала об этом человеке, о его хвастовстве, будто он

из второго поколения космических исследователей. Что, если это действительно так? Его родители вложили в него часть Предыдущего Тайсона, и он уже знал те первые миры, которые они посетили. Он видел двойной восход на пустынной планете возле Альфы Центавра, он знал запах постоянного гниения, пока не закрыли люки, на Барнарде-2. Но…

–  Он не мог помнить, как это, когда тебя разбирают. – Она говорила беззвучно, для себя. – Гигантский и бесстрашный, этого он помнить не мог. Все остальное – да, но это – нет. А незнание его пугало. Ничто другое не могло его устрашить, только это. Раз в жизни он был по-настоящему напуган, и вся его бравада понадобилась, чтобы это утаить!

Убить себя вместо того, чтобы взглянуть в лицо страху. Конечно, почему бы и нет?

И он взял с собой Пико, зная, что она – благодарная аудитория. Потому что они любовники, потому что он собирался в последний раз уверить ее в своем бесстрашии, чтобы не рухнула легенда. В определенном смысле стать бессмертным.

Так ты думал?

Я не ошиблась?

Она вздрогнула, уперлась лицом в колени, ощутив теплую боль в изувеченном бедре.

Так она просидела еще пару часов, не ложась и не испытывая ни малейшего желания спать. Наконец она встала и пошла в ванную, и после долгого и пристального взгляда в окно она велела двери открыться, и Шагнула наружу, выбрав приемлемое направление, и пошла быстро и неловко на ослабевшей ноге.

Опера напугал ее, возникнув из темноты.

– Если хочешь убежать, – шепнул он, -я могу помочь. Позволь мне помочь тебе.

Лунный свет падал не красивое лицо, молодое в любом смысле. Наверное, он догадался о ее настроении, и она не позволила себе огорчиться. Да, помощь очень важна. Даже необходима. Предстоит найти путь через огромный и очень незнакомый чужой мир.

– Я хочу вернуться на орбиту, – сказала она, – и найти другой звездолет. Мы видели несколько. Они с виду готовы были к погрузке.

Больше, чем «Кибер», и явно быстрее. Созданы, несомненно, для еще более глубокого исследования бесконечной неизвестности.

– Я не удивлен, – сказал Опера. – И я понимаю. Она остановилась и поглядела на него прежде, чем спросить:

– Как ты догадался?

– Жить вечно у нас в головах… Это же просто метафизическая чушь, и ты это знаешь. Знаешь, что завтра умрешь. Осколки твоего мозга исчезнут в нас, станут нашей частью – но не наоборот. Мне кажется, это ужасный способ умирать, особенно для такой, как ты…

– Ты действительно можешь мне помочь?

– Сюда, – сказал он. – Пойдем.

Они шли целый век, через луг, к широкой трубе, где пролетали скиммеры в порывах ветра. Опера коснулся кнопки и сказал:

– Это будет недолго. – Он улыбнулся, мимолетно, и добавил: – Ты знаешь, я чуть не ушел. Подумал, что неправильно тебя понял. Ты не показалась мне человеком, который безропотно пойдет на смерть…

Она смутно вспомнила старшего Оперу. Глядя в юное лицо, она вспомнила теплую большую руку, ее пожатие, и похожий голос: «Очень рад видеть тебя, Пико. Наконец!»

– Ручаюсь, что тебя возьмут на звездолет, – говорил молодой Опера. – Ты права. Это большие корабли, и у них больше возможностей. Поскольку они уходят еще дальше, у них и медицина будет получше. Должно подействовать на бедро, и на все тело…

– У меня есть опыт, – шепнула, она.

– Извини?

– Опыт. – Она кивнула в подтверждение своих слов. – Мой опыт может очень пригодиться экипажу.

– Идиоты они будут, если тебя не возьмут. Пролетавший скиммер замедлил ход и остановился.

Опера сделал стекла непрозрачными – «чтобы никто тебя не видел» – и ввел пункт назначения. Пико устроилась поудобнее.

– Поехали! – усмехнулся он, и скиммер стал набирать скорость.

Во всем этом было что-то увлекательное, как в любом приключении. Пико поняла, что боится, но в хорошем, привычном смысле. Жизнь и смерть. Они балансируют на очень тонкой оси, и она улыбнулась, медленно потирая больное бедро.

Машина летела быстро, подчиняясь командам Оперы.

– Обходной путь, – объяснил он. – Чтобы нас не так легко было найти. Годится?

– Вполне.

– Тебе удобно?

– Да, – ответила она. – В основном.

И тут она подумала о других – о других, кто остался жив, о том, кто из них мог догадаться до того же. Длинный путь домой прошел в анабиозе, но бывали интервалы, когда двое-трое пробуждались для рутинных процедур обслуживания. И ни разу никто в шутку не сказал насчет повести корабль не туда. Никто не спросил: «Почему мы должны лететь на Землю?» Этот очевидный вопрос ускользал от всех, и тогда она решила, что ни у кого нет сомнений. Кроме нее. Остальные считали, что это будет естественное заключение полной и удовлетворительной жизни, они вернутся домой к новой жизни и благодарной аудитории. А как еще может думать компиляция?

И все же она задумалась.

Почему не было шуток?

Если никто не сомневался, почему никто не шутил?

Восемь человек осталось в живых кроме нее, но ни с кем Пико не была так близка, как с Тайсоном. Все они много раз в буквальном смысле спасали друг другу шкуру, и сейчас неожиданно нахлынула волна симпатии. Вспомнилось, как они садились каждый в свой шаттл, прощальные поцелуи и объятия, несколько осторожных слез, каждый старался найти нужные слова. Но что можно в такой момент сказать? Особенно когда думаешь, что все твои спутники единодушны и счастливы…

– Я думаю, как там другие, – сказала Пико, и больше ничего на эту тему решила не говорить.

–  Другие?

– С «Кибера»; Мои друзья… – Она осеклась, перевела дыхание. – Может быть, я могу с ними связаться.

– Нет, – ответил он.

Она дернула головой, глядя на профиль Оперы.

– Тогда тебя легче будет поймать. – Он говорил разумно и уверенно. – Кроме того, они сами могли что-нибудь придумать? Как ты.

Она кивнула, соглашаясь, что это разумно. Вполне. Он помолчал, потом спросил:

– Может быть, ты хочешь поговорить о чем-нибудь другом?

– Например?

Он поглядел на нее пристально и расплылся в широкой улыбке.

– Раз уж мне не достанется ломоть твоего разума, расскажи мне что-нибудь еще. Расскажи… не знаю что. О твоем любимом месте. Не планете, не мире, а каком-то местечке на какой-то планете. Если бы ты сейчас могла оказаться где угодно, что бы ты выбрала? И с кем?

Пико ощутила, что скиммер поворачивает, следуя изгибу трубы. Ей не надо было думать над вопросом – ответ был очевиден, но нужна была пауза, чтобы собраться с мыслями, как начать и как рассказать.

– В горах Эринди-3, – ответила она, – где воздух достаточно уже легок, чтобы можно было дышать. И там очень красиво. Вид красивый.

– Я видел снимки. Там прекрасно.

– Не просто прекрасно. – Он удивился уверенности ее голоса, силе. – Там есть какое-то странное ощущение мира. И на снимках его не увидишь. Наверное, от погоды, от растений… говорят, они излучают отрицательные ионы. И еще, конечно, цвета. Тонкая игра света и теней.

– Понимаю, – осторожно сказал он.

Она закрыла глаза и увидела эти горы в совершеннейшей ясности. Над головой неслась летняя буря, еще сильнее заряжая атмосферу, вызывая чувство радости в каждом из членов экспедиции. Они с Тайсоном, Мидж и еще несколько человек решили поплавать в темно-синем озерце возле лагеря. Местность была неровной, из-под отливающих синевой растений торчали черные камни. Текущий по долине ручеек водопадом рушился в озеро, и люди поступили так же. Конечно, первым был Тайсон. Он рассмеялся и прыгнул в ледяную воду, заорав так, что вспугнул стайку летучих мышей. Это была всего только третья солнечная система на пути экспедиции, и они еще были в любом смысле слова молоды.. И казалось, что каждая планета даст столько же радости.

Она вспомнила – и описала, – как прыгнула в воду ногами вниз. Она, унаследовавшая от родителей большую осторожность, оказалась в озерце последней. Тайсон ее дразнил, обзывал трусихой и еще хуже, и показал, куда прыгать.

– Вот сюда! Здесь глубоко! Давай, трусиха, рискни!

Вода была обжигающе холодна, и ее было не так уж много. Пико ударилась ногами о слежавшийся песок, вскрикнула и потом заорала. Тайсон ее обманул, и она стала гоняться за этим типом по всему озерцу, громко вопя и вцепляясь ногтями ему в спину, и он убегал от нее вверх по обрывам и так хохотал, что чуть не свалился на нее сверху.

И все это она рассказала Опере.

Сначала все происходило будто невзначай, все фильтры у Пико были отключены, она все принимала без колебаний. Потом она сказала себе, что этот человек спасает ей жизнь и заслуживает полного рассказа. И она описала, как они с Тайсоном любили друг друга в ту же ночь. Это был их первый раз, и лучший из всех. Они делали это на постели из мха, над краем обрыва, и Пико пыталась найти слова для своего слушателя, чтобы описать все: и запахи, и ощущения, и две луны над головой, переливающиеся розовыми отсветами и быстро плывущие по небу.

Кажется, на скиммере придется ехать долго, подумала она, закончив рассказ. Пико сказала это Опере, и он рассеянно кивнул, ничего не сказав.

Я не лишусь завтра тела, – сказала она себе. И добавила: – То есть уже сегодня.

Она чувствовала уверенность. Безопасность. Радовалась представившейся возможности и новому другу, и жаль только, что придется так быстро улетать, бежать в относительную безопасность космоса. Может быть, есть здесь и еще такие люди, как Опера… которые отнеслись бы к ней по-человечески, посчитались с ее обстоятельствами и ее желаниями, надежные и интересные люди…

Вдруг скиммер стал сбавлять скорость, готовясь остановиться.

Когда Опера-›сказал: «Почти приехали», ей было совсем легко. И очень спокойно. Она закрыла глаза и увидела перед собой дикие горы Эринди-3, собирающуюся грозу и вспышки молний сквозь завывающий ветер. Пико вспомнила другой день и увидела Тайсона на фоне бури, он манил ее забраться к нему на склон, и первые-холодные крупные капли уже били по лицу.

С шипением открылся Люк скиммера.

Ворвался солнечный свет, и Пико подумала: «Рассвело. Да, конечно…»

Опера встал и вышел наружу, потом протянул руку Пико. Она взяла ее двумя руками и сказала: «Спасибо», вставая и выглядывая наружу, и увидела тот же луг и знакомые лица, зеленую траву и огромный шатер с открытыми теперь дверьми, и птицы влетали внутрь и вылетали наружу… и больше всего Пико удивилась тому, как мало она удивлена, а Опера еще держал ее за руки, и ладони у него были сухие и совершенно спокойные.

Автодоктора ждали приказов.

На этот раз Пико вынесли из скиммера, вынес робот на руках. Она попыталась сделать несколько неверных шагов и свалилась. От изнеможения, не от страха. По крайней мере это чувство не ощущалось как страх – так она себе сказала. Все ей советовали расслабиться, ощутить себя в уюте, и сейчас, в окружении автодокторов, изнеможение только нарастало. Она подумала, что может умереть раньше, чем начнут резать, слишком усталая, чтобы качать кровь, посылать импульсы по нейронам и даже дышать.

Опера стоял рядом, почти улыбаясь, довольный, безмятежный, холодный, без сожалений.

После выхода из скиммера он не сказал ни слова.

Несколько других попросили ее сесть, подали оббитое сиденье с желобами для стока любой жидкости. Пико неуверенно шагнула к сиденью, потом выпрямилась и тихо, стараясь отчетливо произносить слова, сказала:

– Я пить хочу.

– Извини? – переспросили ее.

– Пить. Воды, если можно.

Они завертели головами, выискивая чашку и воду. Это Опера спросил:

– Из пруда подойдет? – Он шагнул вперед, протянул руку и сказал остальным: – Это будет недолго. Дайте нам минутку, пожалуйста.