Текст книги "Тайна королевы"
Автор книги: Роберт Нельсон Стивенс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
– Возьмите этот плащ, он принадлежит сэру Валентину и больше подходит к той роли, которую вы собираетесь играть. А теперь Бог да благословит вас, идите и не теряйте времени.
Не теряя ни минуты времени, Гель быстро вышел из комнаты и поспешил в конюшню, где Антоний уже седлал лошадей; он предложил ему заменить его в этом деле, с тем чтобы тот пошел и запасся нужными деньгами.
Антоний быстро исполнил его приказание и, несколько минут спустя уже опять очутился в конюшне, где и стал помогать Гелю, внимательно выслушивая его поучения относительно того, что он должен делать, когда появятся гонцы королевы.
Когда лошади были оседланы, Гель быстро вскочил на одну из них, остальных двух он привязал к воротам, чтобы они были наготове; затем он поехал навстречу капитану Боттлю, чтобы уговориться с ним, как действовать дальше. Старик выслушал его очень внимательно, вполне согласился с его планом, и когда при свете фонаря, принесенного Антонием, увидел превращение происшедшее в наружности Геля, он не мог не выразить ему своего одобрения.
– А что же этот старик, он, кажется, пуританин, едет тоже с нами? – спросил Боттль вполголоса. – Не особенно веселое общество, нечего сказать, вероятно, всю дорогу он будет проповедывать о том, что следует умерщвлять свою плоть, и мне придется сдерживаться, чтобы не всадить ему шпагу в горло. Однако, что это такое? Я слышу вдали топот копыт. Прислушайтесь‑ка!
Гель ясно услышал действительно топот копыт по деревянному мосту, пересекавшему большую дорогу, ведущую из Лондона.
– Неужели это наши преследователи? – шепотом спросил Гель. – Они едут очень медленно.
– Но кто же, кроме них, может ехать теперь в такой поздний час? – ответил Боттль. – Они ведь думают, что им незачем торопиться, их жертва не уйдет от них.
– Однако куда это запропастился Антоний? – воскликнул Гель. – Без его фонаря, который он унес с собой, все пропало. Мне именно важно, чтобы они видели мое лицо. Я въеду опять во двор и посмотрю, где он.
– Да, они, по‑видимому, там, в самом городке, и очевидно расспрашивают, как проехать в Флитвуд.
– Да, вероятно, это нам и на руку, там они узнают про рану сэра Валентина.
Оба собеседника замолчали и стали прислушиваться, сердца их бились невольно сильнее, чем всегда. Гель испытывал теперь почти то же чувство, как перед представлением «Гамлета».
– Вот они поехали дальше, – воскликнул наконец Гель сквозь стиснутые зубы. – Ах, этот негодный Антоний, где он?
– Тише, вот он идет.
Антоний действительно спешил к ним, он тоже услышал топот копыт и поэтому значительно ускорил шаги.
– Скорее в седло, – крикнул ему Гель, – а теперь прошу меня слушаться и делать то, что я приказываю.
Говоря это, Гель медленно выехал на улицу; все трое остановились неподвижно около самых ворот, Антоний держал в руках фонарь, так что свет его падал прямо на лицо Мерриота. Все трое напряженно прислушивались к все приближающемуся стуку копыт. Где‑то вдали часы пробили восемь, и затем ясно послышался голос одного из всадников, тихо говорившего что‑то своим спутникам.
– Пора! – воскликнул Гель, и они выехали дальше на дорогу, которая в этом месте была очень широка. Они повернули направо, как бы собираясь ехать по направлению к Лондону. Стоило им проехать еще несколько шагов, и они столкнулись бы лицом к лицу с ехавшими всадниками, но Гель, как будто только что заметив их, вдруг сразу осадил лошадь. Антоний, как бы для того, чтобы рассмотреть этих всадников, высоко поднял свой фонарь, так что вся фигура Геля была ярко освещена, а лицо его еще оставалось в тени. Гель наклонился вперед, приняв характерную позу сэра Валентина, и сделал вид, будто зорко всматривается в окружающую его темноту. Сначала всадники тоже остановились как бы в удивлении; затем один из них внятно произнес: «Добрый вечер, сэр Валентин!».
Гель шепотом быстро отдал приказание своим спутникам. Антоний сейчас же круто повернул в другую сторону и поехал в северном направлений. Гель последовал за ним в сопровождении Боттля. Как только Гель убедился в том, что Кит следует за ним, он велел ехать как можно скорее, и, секунду спустя, все трое неслись бешеным галопом, как будто за ними гнался сам дьявол.
– Остановитесь, приказываю вам именем королевы, – крикнул за ними тот же голос, который они только что перед тем слышали.
– Убирайся к черту, Роджер Барнет, – крикнул вдруг Кит Боттль, к немалому изумлению Геля.
– Ты знаешь его? – спросил он, продолжая мчаться вперед.
– Да, я знаю его, от него нечего ждать пощады, он хуже всякой ищейки. Слышите, как он ругается: его пистолет, вероятно, дал осечку. Вот теперь они понеслись за нами: очевидно, вся свора направилась по нашим следам.
– Слава Богу, – воскликнул Гель, – теперь сэр Валентин в безопасности, итак, охота началась, пять дней они должны гнаться за нами, не теряя нас из виду. Ах, черт возьми, фонарь Антония погас, надеюсь, что ты, старик, и без него найдешь дорогу.
VII. Мисс Анна Хезльхерст
Не только Антоний, но и лошади его знали прекрасно дорогу и в темноте быстро неслись вперед. В скором времени направо от них показался лес, а налево парк. Погони уже не было больше слышно. Гель, зная, что лошади его свежее, чем у неприятеля, решил больше не гнать их и дать им отдохнуть, тем более, что именно теперь надо было увлечь его как можно дальше от Флитвуда, так как только в таком случае он будет безостановочно преследовать их и не станет останавливаться, чтобы предупреждать местные власти о том, что они должны задержать беглецов. Во что бы то ни стало надо было теперь увлечь преследователей за пределы Флитвуда, а там всегда можно было найти время отдохнуть самим и дать отдохнуть лошадям, не подвергаясь риску быть пойманными.
– Расскажи‑ка мне теперь про этого Барнета, – сказал Гель, обращаясь к Киту и пуская лошадей почти шагом, чтобы лучше слышать отдаленный гул копыт, свидетельствовавший о том, что преследователи все еще гонятся по их следам.
– Барнет – не только сыщик по ремеслу, но и по самому существу своему, – сказал Кит Боттль, – я знаю его уже давно, мы лет пятнадцать тому назад служили вместе с ним под начальством сэра Френсиса Вальсингама. Мы вместе с ним выследили тогда несколько человек государственных изменников.
– Так, значит, Барнет – человек опытный. Уверен ли ты в том, что он будет преследовать свою добычу до конца?
– Да, конечно, ведь для него вся суть жизни в этом, он гордится своим ремеслом, гордится тем, что никогда еще ни одна жертва не ушла от него. И, действительно, насколько я знаю, ему всегда все удавалось, за исключением одного случая, где я подставил ему ногу, вот тогда‑то мы и поссорились с ним. Когда сэр Френсис Вальсингам умер, мы все еще оставались на службе, и я могу засвидетельствовать о том, что нам недурно жилось в то время; аресты происходили на каждом шагу, мы могли обвинить человека в каких угодно преступлениях, нам дана была полная власть сажать, кого хотим, в тюрьму. Нечего и говорить о том, что большинство старалось откупиться от нас деньгами; кому это не удавалось, тому приходилось очень плохо. Однажды я поссорился с Барнетом при дележе денег, которые мы получили от одного лорда, арестованного нами вследствие доноса на него другого лорда, давно враждовавшего с ним. Видя, что силой я ничего не добьюсь от Барнета, я решился прибегнуть к хитрости: я взял выкуп с этого лорда и ночью тихонько выпустил его на свободу. Трудно описать ярость Барнета, когда он узнал штуку, которую я сыграл с ним. Так как он обладал большими связями и мог повредить моей карьере, то мне и пришлось вскоре после этого оставить службу в тайной полиции и идти в солдаты.
– Смотри, старина, чтобы тебе не пришлось расплачиваться за старое на этот раз, если ему удастся захватить нас, – сказал Гель.
– Я знаю только одно, – ответил Кит Боттль, – он теперь ни за что не бросит погони за нами, так как узнал, что я принадлежу к тем, за кем он гонится. Он будет рад отомстить мне за прошлое. Весьма возможно, что он даже подозревает, что именно я‑то и предупредил сэра Валентина о грозящей ему опасности. Во всяком случае, он убедился теперь в том, что я хочу помочь государственному преступнику уйти от правосудия, и поэтому я сам являюсь таким же преступником. Воображаю, как приятно было бы Барнету привезти меня в Лондон как своего пленника. Теперь, когда он уже напал на наш след, он ни за что не оставит его, пока есть хоть малейшая надежда поймать нас.
Старый Антоний ехал все время молча впереди, не проронив ни единого слова. Гель обернулся к своим спутникам и сказал им:
– Господа, пожалуйста, не забывайте теперь, – что я – сэр Валентин, но в то же время старайтесь сделать вид, что хотите скрыть этот факт от других. Поэтому называйте меня каким угодно другим именем и только изредка, как бы по ошибке, можете называть меня сэром Валентином. Это еще больше убедит всех, что я и на самом деле сэр Валентин и только прикидываюсь другим человеком.
– Уста мои принуждены будут лгать, но пусть эта ложь падет на вашу голову, – проворчал Антоний довольно громко.
– Прекрасно, беру на себя ответственность, – спокойно возразил Гель, а Кит Боттль прибавил:
– Чтобы ответственность эта была не слишком велика, часть её беру на себя. Так‑то, старый ворчун и трус!
Антоний проворчал еще что‑то сквозь зубы, затем поехал опять молча вперед. Они ехали долго по горам и долинам, проезжая деревушку за деревушкой то шагом, то быстро, как молния. Они все время слышали за собой топот копыт и знали, что преследователи их не отстают от них. Они проехали так целый час, т. е. сделали почти около пяти миль и были уже близко от Стивенеджа, как вдруг Антоний заметил:
– Нам навстречу кто‑то едет, сэр.
– Да, я слышу, – ответил Гель. – Кто это может ехать так поздно ночью? Надеюсь, что эти поздние путники не задержат нас.
Барнет со своими людьми ехал в полмили расстояния от них, очевидно, он щадил лошадей, чтобы потом сразу напасть на них врасплох.
Малейшая остановка в пути могла теперь испортить весь план Геля, и поэтому он тревожно всматривался в ехавших им навстречу людей, которые продвигались довольно быстро; передовой всадник держал в руках фонарь. Когда они поравнялись, все поехали гуськом, чтобы дать другим дорогу, так как в этом месте приходилось ехать чуть ли не по тропинке; как только передний всадник поравнялся с Антонием и заглянул ему в лицо, он вдруг воскликнул с удивлением, оборачиваясь назад к кому‑то.
– Ведь это дворецкий сэра Валентина, Антоний Андергиль!
– Добрый вечер, Дикон, дай нам дорогу, – угрюмо проворчал Антоний, так как всадник вдруг повернул лошадь так, что загородил собою всю тропинку.
– Что это, никак твой господин? – спросил он, вглядываясь в Геля, который подъехал теперь к Антонию и заслонил его собой.
– А тебе что за дело? – крикнул Гель сердито.
– Это дело касается меня, – произнес вдруг голос, страшно поразивший Геля, так как он, очевидно, принадлежал женщине. – Это вы, сэр Валентин?
– А кому это интересно знать, позвольте спросить? – довольно вежливо произнес Гель.
– Мне, Анне Хезльхёрст, – ответил быстро женский голос, и говорившая выступила вперед.
Хезльхёрст? Гель стал припоминать, где он слышал недавно это имя.
– Это вы, сэр Валентин? – повторил нетерпеливо тот же голос.
– Я не отрицаю этого, – ответил Гель.
– Так вот вам, убийца моего брата! – и, говоря это, женская фигура приблизилась вплотную к нему и ударила его изо всей силы плашмя своим мечом по лицу. При этом движении капюшон, покрывавший ее голову, откинулся немного назад, и Гель в эту минуту вспомнил, что Хезльхерстом звали дворянина, с которым сражался сэр Валентин, и сообразил, что женское лицо, мелькнувшее перед его глазами, принадлежало той таинственной девушке, которая очаровала его в роковой вечер первого представления «Гамлета».
VIII. Не женщина, а дьявол
– Ну, а теперь все вперед, на него! – крикнула мисс Хезльхёрст, отступая в сторону, чтобы дать место людям, следовавшим за нею. Они пробовали броситься вперед, но так как тропинка была очень узка, они смешались все в одну кучу и мешали один другому. Но человек, державший фонарь, увидел при свете его, где находится Мерриот, и схватил под уздцы его лошадь. Гель ударил его по руке одним из пистолетов, который у него был еще даже не заряжен; окружавшие его люди сразу подались назад.
– Сударыня, – крикнул он далеко не ласково, – позвольте узнать, что вам надо от меня?
– Я хочу помешать вашему бегству, – ответила она, – представители правосудия что‑то замешкались, и вы, пожалуй, уйдете от них.
Гель, помня только о погоне, от которой они спасались, в первую минуту очень удивился тому, откуда она может знать о только что происшедшем в Флитвуде, и поэтому он резко спросил:
– Почему я должен непременно попасть в руки правосудия?
– Потому, что вы убили моего брата.
– Разве ваш брат умер? – спросил он с удивлением.
– Я только что похоронила его, – ответила она.
Из ее слов Гель понял, что брат ее умер уже два дня назад, т. е. в самый день поединка. По всей вероятности, известие о его смерти дошло до его сестры довольно поздно, так как только накануне она присутствовала на представлении «Гамлета». Этим объяснилось теперь внезапное ее исчезновение во время самого представления. По всей вероятности, известие о смерти брата было доставлено ей в театр, и она сейчас же уехала домой.
На одну секунду Гель невольно задумался о странном стечении обстоятельств, благодаря которым состоялась вдруг эта неожиданная встреча на пустынной проезжей дороге с незнакомкой, которою он любовался только еще накануне в театре, в Лондоне. Но сейчас же топот копыт, извещавший о приближении Барнета и его людей, привел его в себя. Ему не хотелось уезжать и покинуть эту девушку, но во всяком случае он был вынужден это сделать, хотя бы для этого ему пришлось сразиться с ее людьми.
Антоний продолжал молча стоять рядом с Мерриотом. Кит Боттль поместился сейчас же за ними, но так, что голова его лошади была повернута в том направлении, откуда должен был показаться Барнет; он вынул свои пистолеты и обнажил уже меч.
– Сударыня, – решительно заявил Гель, – я не убивал вашего брата, и поэтому, пожалуйста, пропустите меня, я тороплюсь.
– Как? – воскликнула она. – Значит, вы сейчас солгали мне, говоря, что вы и есть сэр Валентин?
Конечно, Гель не мог сообщить ей, что он – не тот, за кого она его принимает; без сомнения, она не поверила бы ему, да к тому же это нисколько не изменило бы дела. С другой стороны, если бы она даже поверила ему, в таком случае она приложила бы все старания, чтобы удалось задержать настоящего сэра Валентина, она поехала бы во Флитвуд, встретилась бы на дороге с Барнетом и заставила бы его вернуться назад и арестовать сэра Валентина. Оставалось одно, предоставить ей думать, что она имеет дело с настоящим сэром Валентином, и постараться уйти от нее поскорее. При встрече с Барнетом она наверное расскажет ему все, как было, и этим только еще больше утвердит его в том мнении, что он едет по верному следу.
– Сударыня, – продолжал Гель спокойно, – я не отрицаю того, что я – сэр Валентин, но уверяю вас, что я не убивал вашего брата. А теперь желаю вам покойной ночи и трогаюсь дальше в путь, – говоря это, он пришпорил свою лошадь и хотел ехать дальше.
– Возьмите его, – крикнула она своим людям, – вы дорого заплатите мне, если дадите ему уйти.
Угроза эта возымела должное действие. Слуги ее окружили Геля со всех сторон и стали так теснить его лошадь, что она поднялась на дыбы, стараясь выбраться из окружавшей ее толпы.
– Прочь, негодные твари! – крикнул Гель, размахивая изо всех сил мечом.
Раздались крики раненых, некоторые лошади подались назад, и перед Гелем образовался узкий проход. Сама Анна Хезльхёрст очутилась на земле около забора; перед ней, защищая ее своим телом, стоял стройный, высокий юноша, который не давал ей пробиться вперед, хотя она страстно этого хотела, зато она поощряла своих людей, как могла, голосом и угрозами. По мере того, как Гель медленно пробивался вперед, Антоний и Боттль следовали за ним, чтобы не дать сомкнуться рядам неприятеля. Старик деятельно работал своим коротким острым мечом, Боттль с успехом пустил в ход свой пистолет и выпустил два заряда: пули, очевидно, попали в цель, так как двое слуг леди Хезльхёрст со стоном повалились на землю.
Таким образом нашим путешественникам удалось пробиться вперед и освободиться от своих преследователей. Гель пришпорил свою лошадь, и все трое бросились вперед быстрою рысью.
– Преследуйте его! – крикнула молодая девушка в бессильной ярости, но слуги ее, разбитые и раненые, и не думали даже исполнять ее приказания.
– Однако какое глупое положение для такой молодой девушки! – сказал Гель, понукая свою лошадь.
– Это – не женщина, а дьявол, – произнес Боттль сквозь зубы, и в голосе его послышалось что‑то похожее на одобрение.
– Чем объяснить ту странность, что она не знает в лицо сэра Валентина, которого преследует так горячо? – спросил Гель, обращаясь к Антонию.
– Она по большей части жила всегда в Лондоне у своей родственницы, а сэр Валентин, как вы знаете, редко вообще жил в Англии.
– Хорошо, что, по крайней мере, Барнет знает его лучше в лицо, иначе он не так легко принял бы меня за него, – заметил Гель.
– Можете быть уверены, что Барнет знает наперечет всех папистов Англии, – отозвался Боттль, – он даже гордится этим, недаром он изъездил вдоль и поперек не только Англию, но и Францию, исполняя поручения своего начальства.
– Расскажи‑ка мне еще что‑нибудь про эту девушку, – сказал Гель, подъезжая ближе к Антонию – правда ли, что она – сестра того дворянина, с которым дрался сэр Валентин?
– Да, его единственная сестра и его единственная родственница. Теперь она является его наследницей и будет, вероятно, управлять сама его имениями, так как она уже достигла совершеннолетия.
– Однако она, вероятно, очень любила своего брата, если прямо с его похорон отправилась мстить сэру Валентину?
– Не думаю, чтобы они особенно любили друг друга; они никогда не ладили между собою и не могли жить не только в одном доме, но даже в одной стране: оба они вспыльчивы и страшно заносчивы, ведь именно благодаря этим качествам брат ее и имел это несчастное столкновение с моим господином. Я еще удивляюсь тому, что при его характере ему удалось до сих пор избежать подобного конца. Говорят, у него было множество дуэлей, не здесь, так как тут все его знают и остерегались затрагивать его, а во Франции, где он долго жил; по всей вероятности, там‑то он и познакомился впервые с сэром Валентином.
– А между тем, вероятно, сестра все же любила его. Вряд ли иначе она жаждала бы так мщения за смерть брата.
– Мне кажется, что в этой женщине кипит горячая кровь, и она готова собственными руками сделать то, что обыкновенно поручают другим, или что вообще не стали бы делать другие. Я уверен, что в ней говорит только фамильная гордость; она считает, что позор, нанесенный ее брату, относится также к ней, так как она одной крови с ним. Эти брат с сестрой всегда были более чувствительны к оскорблениям, которые им наносил кто‑нибудь третий, чем к тем оскорблениям, которые они наносили друг другу. Я, конечно, не желаю чернить кого‑либо за глаза, но что касается характера и темперамента этой женщины, то, право же, я согласен с тем, что это – не женщина, а дьявол.
– Может быть, – ответил Гель, – но что касается ее наружности и ее голоса, она походит на ангела, с этим, я уверен, никто не будет спорить. Мне ужасно неприятно было, что нам пришлось оставить ее в таком ужасном положении среди дороги с ее израненными и трусливыми слугами.
– Но, по крайней мере, эта толпа на время загородит дорогу и задержит немного Роджера Барнета, – заметил Боттль.
– Да, по всей вероятности, он уже успел теперь доскакать до нее, – ответил Мерриот. – Мне бы очень хотелось посмотреть, что произойдет между ними.
Сказав это, Гель замолк и задумчиво ехал впереди, сопровождаемый своими тоже молчаливыми спутниками.
Между тем Барнет и его люди действительно подъехали к тому месту, где находилась Анна Хезльхёрст, и между ними произошла сцена, поведшая к самому странному результату.
Слуги Анны, все, за исключением двух, юноши, защищавшего ее своим телом, и человека, державшего фонарь, были ранены и не могли уже больше сражаться или преследовать неприятеля. Положение ее было действительно невеселое, она положительно не могла прийти в себя от ярости, что враг ускользнул из ее рук, но в то же врезая была бессильна преследовать его дальше, так как ей приходилось теперь позаботиться о том, чтобы как‑нибудь устроить своих слуг, из которых многие почти не могли двигаться. Как раз в эту‑то минуту и подоспел ей на помощь Барнет со своими людьми.
Анна сидела на своей лошади; около нее стоял ее верный слуга, защищавший ее своим телом, кругом лежали или сидели раненые – вот картина, которая представилась вдруг удивленным глазам Барнета, когда он подскакал к месту, где произошло побоище. Быстро оглядевшись кругом и удостоверившись, что ни сэра Валентина, ни двух спутников его нет среди остановившихся на дороге людей, и подивившись слегка тому, что делает ночью среди большой дороги эта женщина, окруженная такой странной свитой, Барнет, остановив на минуту свою лошадь, сейчас же приступил к интересовавшему его вопросу.
– Скажите, пожалуйста, сударыня, – обратился он к Анне, – не видели ли вы одного господина в сопровождении двух слуг, только что проехавшего по этой дороге, завернули ли они по направлению к Стивенеджу, или же повернули в другую сторону?
– Вы говорите про сэра Валентина Флитвуда? – быстро спросила Анна, сразу оживившись.
– Да, про него. Позвольте нам проехать и отвечайте скорее, куда он направился.
Роджер Барнет был человек среднего роста, крепкого, здорового сложения, с широким наглым лицом, с холодными серыми глазами и короткой черной бородой; говорил он всегда быстро и отрывисто.
– Да, сэр Валентин проехал по этой дороге. Посмотрите, как он поступил с моими людьми, когда я попробовала было остановить его. Но скажите мне, кто вы сами?
– Мы – королевские гонцы, – отрывисто ответил Барнет, который снизошел до этого ответа, так как ему пришла в голову счастливая мысль при виде свежих лошадей убитых и раненых слуг Анны.
– Вы тоже преследуете сэра Валентина?
– Да, мы должны арестовать его.
– Как арестовать? За то, что он убил моего брата? Но разве ее величество уже слышала об этом?
– Я должен арестовать его за государственную измену, и если это ваши лошади, то именем королевы…
Но Анна прервала его радостным возгласом.
– За государственную измену? Но ведь в таком случае как католика его ждет верная смерть, – воскликнула она и невольно подумала, что сама судьба – на ее стороне, так как за убийство брата вряд ли правосудие нашло бы возможным покарать его. В таком случае, чтобы отомстить ему за брата, ей стоило только приложить все усилия, чтобы гонцы королевы настигли его, и тогда она будет отомщена.
– Он поехал по направлению к Стивенеджу, – сказала она, – поезжайте скорее, и я поеду вместе с вами.
– Нет, сударыня, нас и без того много, но ваши лошади свежее моих, я возьму их и оставлю вам своих.
Он сошел с лошади и приказал своим людям сделать то же. Но потом, опустив нечаянно руку в карман, он вдруг воскликнул:
– Письма королевы, я должен доставить их вовремя, это значительно задержит меня. Сударыня, не знаете ли вы, где живут сэр Вильям Грашау и мистер Ричард Брюбай?
– Оба живут недалеко отсюда: первая дорога направо.
– В таком случае мне сейчас же надо будет ехать туда и предоставить сэра Валентина на время самому себе. Которая из этих лошадей лучшая? Пусть один из ваших слуг проводит меня до дома этих господ.
– Но зачем вам терять время, сударь? – заметила Анна. – Пусть кто‑нибудь из моих слуг доставит эти письма по назначению.
– Если письма поручаются мне, – гордо возразил Барнет, – то они передаются мною только в руки того, кому они назначены. Я свезу эти письма, а затем еще всегда успею захватить и изменника. С вашего позволения я возьму эту лошадь и эту, а также эту. Ну, живо слезайте с лошадей и переседлайте их.
– Но неужели вы не можете послать кого‑нибудь в погоню за Флитвудом, пока вы сами будете отвозить эти письма? – спросила Анна, не протестуя против захвата своих лошадей (до ее лошади еще никто не касался).
Барнет коротко рассмеялся и сказал отрывисто:
– Мои люди едут со мной.
Может быть, он не вполне доверял своим людям, может быть, он не хотел, чтобы честь поимки преступника принадлежала кому‑нибудь другому, кроме него; может быть, он думал, что для предстоящей схватки понадобятся все его наличные силы, во всяком случае он, видимо, твердо решился не преследовать пока своей жертвы до поры до времени.
– Но ведь вы можете совершенно упустить из виду сэра Валентина! – воскликнула Анна с нетерпением.
– Пустяки! – ответил он спокойно. – Ведь троим всадникам трудно проехать так, чтобы их не заметили. Рано или поздно мы их нагоним.
Несмотря на спокойный тон его голоса, Анне все же показалось, что в душе он разделяет ее опасение.
– Его надо преследовать по горячему следу, – продолжала она, – ему надо помешать продолжать путь, его следует как‑нибудь задержать, пока вы не подъедете, – горячо убеждала она.
Барнет угрюмо, посмотрел на нее, как бы соглашаясь с ней и в то же время сознавая, что то, что она говорит, невозможно исполнить.
– У меня лучшая лошадь во всей стране, – сказала она, – я настигну его во что бы то ни стало, и если только есть какая‑либо возможность, я задержу его до вашего прихода. Диксон, – проговорила она, обращаясь к слуге, который держал фонарь, – проводи этих господ до дома сэра Вильяма Грашау и мистера Брюбай, а затем отведи всех раненых домой и позаботься о том, чтобы им была оказана необходимая помощь, а ты, Френсис, – эти слова относились к стоящему близ нее юноше, – ты поедешь со мной, так как и у тебя как раз хорошая лошадь.
– Милостивая госпожа, – нерешительно заметил Диксон, – умоляю вас, не рискуйте так своею жизнью, ведь вас могут ограбить, убить. Не ездите одна без провожатых.
– Успокойся, Диксон, и делай так, как тебе приказано. Я поеду так быстро, что сам дьявол не поймает меня до тех пор, пока не настигну этого проклятого изменника, а затем я поеду дальше с ним и его провожатыми, пока не подоспеет мне на помощь вот этот господин со своими слугами. Я даю слово, что сделаю со своей стороны все, чтобы задержать этого негодяя, я буду для него обузой, я силою и хитростью заставлю его задержаться в пути. Итак, Диксон, исполняй мое приказание, а ты, Френсис, следуй за мной. Неужели я должна быть трусихой только потому, что имела несчастье родиться женщиной и принуждена носить юбку вместо штанов? – и, говоря это, она повернула свою лошадь и понеслась по направлению к Стивенеджу, сопровождаемая своим верным пажем Френсисом.
– Для нас это очень выгодно, что сэр Валентин как раз имел глупость убить, ее брата, – проворчал сквозь зубы Роджер Барнет, видавший на своем веку немало странных вещей и переставший давно удивляться чему бы то ни было, особенно если в деле была замешана женщина.
IX. Первый день бегства и преследования
В то время как происходил этот разговор между преследователями несчастного сэра Валентина, Гель и его спутники уже проехали Стивенедж и медленно продвигались дальше, несмотря на страстное желание ехать как можно скорее. В те времена проезжие дороги находились в таком состоянии, что продвигаться по ним можно было почти только шагом, и то на каждом шагу подвергаясь опасности, что лошадь сломает себе ногу, и всадник полетит с нее кубарем. Недаром Елизавета всегда так негодовала на подобную медленную езду, когда она горела нетерпением получить письмо или отослать таковое к Марии Стюарт.
Гонец проезжал не более шестидесяти миль в день, причем часто рисковал своею жизнью при такой быстрой по тогдашним временам езде. Сами лошади тоже не отличались особенно быстрым бегом, и единственным утешением могло служить только то обстоятельство, что если беглец не мог продвигаться вперед так быстро, как он желал этого, то и его преследователь двигался не быстрее его.
Ночное путешествие наших трех путников совершалось в полном молчании; каждый из них был погружен в собственные мысли. Перед умственным взором Геля все время носился чудный облик Анны Хезльхёрст: чем больше он смотрел на него, тем глубже вздыхал при мысли, что обстоятельства принудили его бежать от нее; он старался представить себе, что она теперь делает, как ей придется, вероятно, заботиться о своих раненых и убитых слугах; он от души сожалел, что доставил ей столько неприятностей, совершенно помимо своей воли, и с огорчением думал о том, с какой ненавистью она относилась к нему, к воображаемому убийце ее брата, который еще, сверх того, чуть ли не грубо обошелся с ней самой и изранил всех ее слуг, оставив ее почти беззащитной на большой дороге.
Но во всяком случае утешением могло служить то обстоятельство, что ненавидела она ведь собственно не Геля Мерриота, а сэра Валентина; она ненавидела роль, которую должен был играть актер, но не самого актера. Хотя, к сожалению, часто бывает, что ненависть переносится в таком случае и на действующее лицо; никогда она не будет в состоянии простить ему также то, что он взялся помочь сэру Валентину, ее злейшему врагу.
Гель решил про себя, что, если когда‑нибудь судьба сведет его снова с ней под настоящим его именем, он никогда не сознается ей, какую роль он когда‑то играл в ее глазах, пусть все происшедшее только что между ними канет в вечность. Единственным преимуществом во всем этом деле было только то обстоятельство, что он теперь узнал ее имя, и где она живет; когда‑нибудь, может быть, он будет в состоянии явиться к ней в дом под своей настоящей фамилией.
Но чем‑то кончится их теперешнее приключение? Оно настолько странно и невероятно, что если бы он рассказал о нем своим друзьям в Лондоне, те не поверили бы ему и подумали бы, что все это – плод его пылкого воображения. Удастся ли ему вообще довести до конца задуманное дело? Удастся ли спасти сэра Валентина? Гонится ли еще за ним Роджер Барнет или он бежит только от воображаемой погони? Пока в настоящую минуту все позади них было еще тихо, не слышно было ни лошадиных копыт, ни людских голосов. По‑видимому, Барнета задержала встреча с Анной и ее людьми, и, кроме того, он должен был отдать еще письма, которые ему, вероятно, поручила передать королева, чтобы оттянуть минуту ареста сэра Флитвуда.
