Текст книги "Винценц и подруга важных господ"
Автор книги: Роберт Музиль
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Xальм (с растущим протестом). Я думал... поскольку мне одному известен день ваших настоящих именин...
Альфа (обращая свой гнев в величие). Господа, я носила имя великой властительницы и была беззащитной пятнадцатилетней девочкой, когда моя мать, забыв о своем долге, наперекор всем моим протестам выдала меня за этого человека, который посулил ей золотые горы. С тех пор я, разумеется, успела отречься не только от его фамилии, но и от собственного красивого крестного имени, которое безвинно оказалось с нею связано.
Xальм (в крайнем возбуждении). Господа! Господа! Если вы способны это оценить: имя Альфа придумал я. Она сама меня попросила. Потому что раньше ее...
Альфа. У него больное воображение. Вы только посмотрите! Он же ненормальный и завистливый как баба!
Все смотрят на Хальма, который не знает, куда деваться от смущения.
Даже если бы я и простила ему женитьбу на мне, принимать это всерьез все равно никак нельзя. Только потому, что государственные чиновники которых я вообще знать не знала – объявили его когда-то моим мужем, он позволяет себе являться сюда без приглашения, когда заблагорассудится! Избавьте же меня от его общества! Присутствие этого человека просто невыносимо!
Тем временем из соседней комнаты выскочил встрепанный Бэpли (Винценц притворно пытается его удержать), остановился как вкопанный и уставился на
Альфу.
(Другим тоном.) Ах!.. Перед вашим приходом, господа, мне снился сон. Будто еду я на машине. Бэрли меня похитил и привязал к радиатору. И мчались мы вперед, куда глаза глядят. Но (к Бэрли) так никуда и не приехали, нет...
Бэрли (протягивая Винценцу чек). Вот деньги. Устройте все, что нужно. (Альфе.) Прощайте, Альфа! То есть вы еще обо мне услышите. В последний раз. Да, в последний раз... (Собравшимся.) И эта банда бездельников!!! (Выбегает вон из комнаты.)
Все. Неслыханно! Где он был? Что это значит? Наглость какая!
Молодой Человек (глядя на Винценца). Этого господина я тоже никогда не видел. (Подходит к нему.) Мое имя Марек, студент-техник.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сцена как в первом действии. При свете дня комната представляет собой изящный и несколько наивный гибрид будуара и кабинета.
Альфа в очаровательном домашнем платье, Подруга в платье для визитов. Обе выглядят как дамы, но одеты с нарочитой "изюминкой".
Подруга (обнимая Альфу). О-о-о!
Альфа. Что такое?
Подруг а. Я восхищаюсь тобою! (Ластится к ней, целует.)
Альфа. Ах... (С трудом высвобождается.)
Подруга. Ты хоть немножко меня любишь?!
Альфа (как бы играя с назойливой собачонкой). Ну будет, будет!
Подруга. Так ты говоришь, в общем-то он человек холодный, злой?
Альфа. О Винценце все, даже его родители, обычно говорили, что он злой и бессердечный.
Подруга. Замечательно! Чудесно! Это мне очень по душе!
Альфа. Сердце у таких часто запрятано глубоко-глубоко.
Подруга. Конечно. Темное, непонятное сердце.
Альфа. Это пошло.
Подруга. Ну не сердись, я ведь не умею говорить так, как ты. О, ты! (Снова бурные объятия.) Я слыхала, у него Бог знает сколько пороков? Чем он занимается?
Альфа. Он чиновник.
Подруга. Странно.
Альфа. Дурочка! Он математик. Служит в крупной страховой компании. Понимаешь, он набрасывает формулы, по которым люди должны умирать, то есть сколько они должны платить... в точности я и сама не знаю.
Подруга. Но это ведь ужас как трудно.
Альфа. Конечно, трудно. Он бы наверняка мог стать профессором, если 6 захотел.
Подруга. И тем не менее был всего-навсего репетитором, или страховым математиком, или агентом, или разве что помощником учителя? Прелесть какая!
Альфа. Этот человек ничем себя не связывает. Как и я.
Подруга. Бабы за ним наверняка так и бегают?! Им ведь ничего не стыдно!
Альфа. Говорят, с ним бывали приключения и похуже.
Под руга. Грязные бабские истории?
Альфа. Говорят, еще хуже. Азартные игры, скандалы, кокаин, неприятности с полицией и Бог знает что еще.
Подруга (виснет у нее на шее). Ой, послушай! А почему он непременно должен быть твоим? У любой другой я бы его не задумываясь отобрала! Убила бы ее! (Настойчиво.) Ты точно знаешь: он весьма равнодушен к любви?
Альфа. А я разве не равнодушна к его любви? Бабские истории.
Подруга. К этому я тоже равнодушна. Конечно, я люблю людей. Но, на мою беду, у мужчин все куда быстрее.
Альфа. Но ему и музыка безразлична.
Подруга. Ты говоришь, искусство вообще наводит на него скуку? И он прав!.. Слушай! Кажется, он в прихожей! (Бежит к двери, пропуская в комнату Винценца.) Я вовсе не так люблю музыку, как ты полагаешь. Для настоящего мужчины она определенно ничего не значит, а для нас, бедных женщин, что-то значит лишь потому, что настоящих мужчин слишком мало. Иногда я бы с удовольствием свернула шею моей скрипке! (Быстро, с вызовом целует Альфу; затем, наградив Винценца долгим пылким взглядом, наконец, уходит.)
Альфа. Жаль, что от волнения у нее так неприятно пахнет изо рта... Какое счастье, что ты опять здесь. Мне тут все до ужаса надоело!
Винценц (рассматривая ее). Ты мало изменилась. Выражение лица теперь несколько иное, но оно у тебя наигранное. Боже мой, а девушкой ты была прелестна! Просто чудо! Стоит закрыть глаза – и ты как наяву стоишь на корабельном мостике; ветер треплет твои юбки, ноги вытянуты, одна рука поднята вверх, машет белым платочком, а вверху словно бы пылает воздушного цвета огонь! В этом огне сгорали ваши надежды, наша любовь, наши мечты. Ты была как яростный воин.
Альфа. А ты должен был вернуться через три недели и не возвращался пятнадцать лет!
Винценц. Н-да, то-то и оно. Можно, конечно, посмотреть на это с двух сторон, с нынешней и с тогдашней. Тогда тебя обуревали великие идеи; страсть, слава – все это до поры до времени оставалось миражем. На деле у тебя был один только я. Испорченности в тебе было не больше чем в голодном желудке, а твоему аппетиту к жизни можно было лишь позавидовать. Да и моему тоже. Собственно говоря, мы вели себя не как мужчина и женщина, а как две девушки, тоскующие по одному мужчине!
Альфа. Но я любила тебя!
Винценц. Да, то-то и оно: я тебя тоже любил. Тогда на пароходе ты еще не исчезла, еще стояла там, прямая, маленькая, а я уже решил... ну, что ли... порвать наш обет. Вот как я тебя любил!
Так любил, что каждый куст, каждая лающая собачка в известном смысле были как бы частицей тебя. Ты понимаешь, о чем я, ведь и ты любила меня именно так. Становишься как бы бестелесным, просто облачком в прозрачной прозрачности, где другие люди и вещи тоже как бы просто облачка. Понимаешь речь гор и долин, вод и деревьев, ведь и сам говоришь с другим не словами, а только счастьем бытия, словно вы оба – маленькие царапинки, соседствующие в бесконечности. В итоге уже ни кусочка хлеба съесть невозможно, просто жуешь их и жуешь как молитвенная мельница.
Я тогда был на вершине этого счастья – когда уезжал. И вдруг я сказал себе, это Кати – в ту пору тебя еще звали не Альфой, – так вот, я сказал себе, что никак нельзя называться Кати или Винценц и постоянно пребывать в этаком состоянии.
Альфа. Здесь ни одна душа не знает, как меня звали! Будь добр, не забывай об этом!
Винценц. Кроме Хальма, который как раз в ту пору ухаживал за тобой. Разве я был не прав? Черт его знает, что это за состояние. Одно ясно: его можно запечатлеть в камне, как Бернини запечатлел пораженную стрелою небес святую Терезу, или в стихах, но только не в плоти и крови. Куда уходит это неземное? И тут меня вдруг осенило: куда оно уходит, туда я и загляну! Я отправился за моей любовью; заранее, так сказать.
Альфа. Тебе нужна была вера. (Усаживает его рядом с собой.)
Винценц (отстраняясь). Подбросить шапку как можно выше? Вдруг бы она попала в поле тяготения луны и не вернулась, и мне бы пришлось лететь за нею?
А помнишь, Альфа, кто это сказал впервые? И помнишь – когда? За два дня до отъезда? А помнишь ли, кто не хотел бросать шапку? И к какой луне она вскорости улетела? Оглядываясь назад, не могу отделаться от ощущения, что ты уже тогда колебалась между мною и достопочтенной планетой господина Апулея-Хальма.
Альфа (берет его за руку). Ты слишком много требовал... По тем временам.
Винценц (снова высвобождаясь). Нет, Альфа, ты была права! Видишь ли, в итоге я потом тоже раз-другой подбрасывал шапку, а через несколько недель на землю, хлопая крыльями, плюхнулась гусыня.
Тут есть некая трудно постижимая связь. И говорить об этом я способен только с тобой, больше ни с кем. Где бы и у кого бы я впоследствии ни находился, я всегда чувствовал: говорить об этом я хочу только с тобой, ведь ты помнишь, какими мы были тогда. В странствиях меня не оставляла мысль: мы одновременно сбились с дороги и потому отыскать ее могли бы только сообща.
Альфа. Но как насчет сегодня? Ты же сказал, что на твое возвращение надо смотреть и с нынешних позиций?
Винценц (улыбаясь). Как я сказал? С нынешних позиций?.. Ну да. Все правильно... Слушай, Кати (берет ее за руку), значит, для девушки... и жизнь, и надежда волнующе туманны, будто видишь их сквозь матовое стекло? Я только нынче это и понимаю, позднее-то стекла везде и всюду выбивают. Осколки, пустые рамы. (Притягивая ее к себе.) Все это мне ужас как надоело. А ты... ты тоже несчастлива?.. Лишь то... что не завершилось... тогда между нами... еще прикрыто волшебным стеклом. Последним. Давай и его разобьем.
Целуются. Обнявшись, идут к алькову. По дороге присаживаются на оттоманку.
Альфа (озабоченно). Ты не очень развоображался оттого, что я тебя люблю? Это совершенно неважно.
Винценц. Ты, наверно, немножечко любишь этого Бэрли?
Альфа. Ах, Боже мой, ну что это такое?
Винценц. Вот именно. Ничто. Деньги – ничто, пока они, будто в каменных клетках, заключены в акциях, предприятиях и тому подобном. Я изобрел замечательную штуку. Ни один человек о ней еще не знает. Тебе первой расскажу. Мы станем много, много богаче Бэрли. Представляешь себе, что значит быть богатым?
Альфа. Разве в Бэрли есть что-то особенное?
Винценц. Господи! Да рядом с нами он просто нищий! Официант, который поневоле бережно несет поднос с рюмками, а вот мы шваркнем этот поднос на пол, коли заблагорассудится, потому что у нас тотчас же будет другой... Ты ведь слыхала, что в азартных играх есть система?
Альфа. Но, Винценц, это же полная чушь!
Винценц. Конечно, то, что ты слыхала, наверняка чушь; я все эти игорные системы знаю как свои пять пальцев, опыта у меня предостаточно. Все это сплошь дилетантские эксперименты, идущие вразрез с теорией вероятности. Потому-то мы, математики, и говорим, что "система" вообще невозможна. А теперь внимание: то, что я сейчас скажу, тебя наверняка неизвестно. У одного знаменитого ученого есть две работы, посвященные этой проблеме и доказывающие, почему реальные цифры повторов, полученные в результате любого эксперимента, отклоняются от так называемого расчетного "математического ожидания". А они действительно отклоняются. Например, в рулетке длинная серия случается гораздо реже, чем показывает расчет математического ожидания. Об этом ты слыхала?
Альфа (как честолюбивый ребенок). Конечно, только забыла на минутку.
Винценц. В общем, это факт. И на такой основе можно внести поправки в математические расчеты, верно?
Альфа (как выше). Да.
Винценц. Однако наш профессор, пытаясь это сделать, избрал ложный путь! По этому поводу разгорелся долгий научный спор, который продолжается по сей день, потому что правильные формулы вывел пока лишь один человек, но он их еще не опубликовал...
Альфа. Ты?!
Винценц. И публиковать вовсе не намерен.
Альфа (бурно целуя его). О, это ты! ты! Я же всегда знала! Но мне-то ты объяснишь подробно? Я наверняка пойму, ну а будет очень уж трудно, займусь математикой. Вот здорово, я буду знать что-то такое, о чем даже мой университетский профессор понятия не имеет!
Винценц. Так ведь он историк.
Альфа. О чем вообще никто – никто, говоришь, кроме тебя? – понятия не имеет!
Винценц. Нам предстоит куда более важное дело. У тебя есть влиятельные друзья. Мне недостает лишь начального капитала.
Альфа (с сомнением). Но я никогда не просила у них денег. Они к такому не привыкли. И навряд ли дадут.
Винценц. А на что же ты, собственно, живешь?
Альфа. Они дают мне советы. Подсказки, понимаешь? Бэрли, потом национальный советник, они же все знают заранее, а поэтому покупают и продают для меня тоже.
Винценц. А если ты терпишь ущерб...
Альфа. Я ни разу еще не терпела ущерб.
Винценц. Вот как, превосходно. Знаешь, тогда давай ты вступишь со мной в сделку, а они просто ее обеспечат. Я учрежу "Общество недопущения аморальных азартных игр", и ты приобретешь у меня акции. Так нужно для начала, потому что первой же операцией я сразу сорву любой игорный банк.
Альфа. У тебя появится уйма деньжищ, а потом? Что мы будем делать потом? С этими деньжищами?
Винценц. Так и будем без конца зарабатывать деньги. Купим себе три машины, отправимся в путешествие. Ты и я впереди. Затем наша личная прислуга. Ну и, скажем, двое из наблюдательного совета нашей компании; пока мы от них не отделаемся. Побываем в Ницце, в Спа, в Монако, в Остенде, в Штатах, в Южной Америке. Закажем себе океанский лайнер – чтоб внутри был как дворец. И поезд собственный заведем. Станем швырять деньги в толпу – ведь для нас это сущий пустяк, – и народ станет пресмыкаться перед нами, ползать на карачках. Молва о нас разнесется по свету! А понадобятся деньги, опустошим еще какой-нибудь игорный банк.
Альфа. Ну а когда игорных банков больше не останется?
Винценц. Тогда мы перевернем свой принцип и сами учредим банк. По моей формуле и это возможно. Непоколебимый банк. Или ты предпочтешь, чтобы я продал формулу одному из существующих банков?
Альфа. Нет-нет!
Винценц. Вот именно. Мы перевернем свой принцип и сами учредим монопольный банк. И тогда к нам потекут все деньги мира. Бог весть, что из этого получится! Даже представить себе невозможно. Можно купить центрально-азиатские степи, обводнить их и устроить там царство дивных садов. Управлять им мы могли бы по законам, которые придумали давным-давно, еще до того, как я уплыл на пароходе. Ты будешь императрицей.
Альфа. Ну, это уж совсем банально.
Винценц. Да, в теории! Желание стать Цезарем, или Гете, или Лао-цзы это банальность. Но сама подумай, как все меняется, когда ты и впрямь таков. С нашими деньгами мы вправду сможем и в политике, и в искусстве, и в морали – да во всем! – сделаться кем только захотим, а что нам не понравится уничтожим. Разве такое придумаешь?!
Альфа (во все глаза глядя на него). Нет, до конца не придумаешь. А твоя формула – это правда?
Винценц. Вот смотри. (Вытаскивает из кармана пачку бумаг.)
Альфа. Дифференциальные производные, да?
Винценц. Удивительная женщина – все-то ты знаешь! Частные. И итерации. И... знаешь, вполнепонятно, что Бэрли свихнулся от любви к тебе.
Альфа. Что? Бэрли?
Винценц (мрачно). У него тяжелое нервное расстройство.
Альфа (совсем слабым голосом, прислонясь к нему). Невозможно себе представить. Всю жизнь я пыталась представить себе, что бы стала делать, если бы могла делать все, что захочу. Ты не должен пренебрегать мною из-за людей, которых видел у меня; я ведь просто пыталась и так и этак, но никогда не принимала их всерьез. Знаешь, по-моему, вообще-то я анархистка: они так и не сумели заглушить во мне стремление оказаться однажды на моем настоящем месте! И вот твоя рука обвивает мою талию. И ты поднимаешь меня, как большая волшебная птица, которая наконец вернулась. И мы взлетаем высоко ввысь.
Винценц. Куда заблагорассудится!..
Альфа. Ввысь, к тому немолчному гласу, который со мной всегда разговаривал. (Вскакивая, необузданно.) Я не верю, Винценц! (Припадая к нему.) Делай со мной что хочешь!..
Винценц меланхолично, с хмельной улыбкой, несет беспамятно-упоенную в альков
и задергивает портьеры.
Подруга (после минутного подглядывания и подслушивания прокрадывается обратно в комнату, подходит к письменному столу Альфы – и не снимая шляпы берется за бумагу и чернила. То читая на ходу, то вслух оценивая написанное). Прости, дорогая, что я подслушала. Я так несчастна. Нет, счастлива. Нет, все же несчастна. С тех пор как он тебя полюбил, я еще больше восхищаюсь тобой. Но я несчастна. Он единственный мужчина, которого мне довелось видеть. Ты знаешь, увы, я видела многих. Когда кто-нибудь из них подходил ко мне... с голодными, влажными от вожделения глазами... меня это всегда берет за душу. (Плачет.) Не знаю, как мне теперь жить. Завещаю ему свое состояние, чтобы у вас был начальный капитал. Еще я могла бы поговорить с князем... И ли наймите меня компаньонкой... Ах, я понимаю, таким чудом поделиться невозможно! Ваша уничтоженная, глубоко несчастная... не сердись, что я говорю "глубоко несчастная", я ведь отдаю себе отчет, что не стою вас...
Входит Бэpли; не в пример предыдущему своему появлению он пугающе спокоен; с
ног до головы в черном, торжественно-взволнованный, в руке браунинг.
Наткнувшись на Подругу, которая как раз встала, он явно конфузится.
Бэpли (сипло). Что вам здесь нужно?
Подруга. Мне? Господин Бэрли?
Бэpли. Да.
Подруга. Вот как!
Бэрли. Вон!
Подруга. Вот как?
Бэрли. Сию минуту! (Направляет пистолет на остолбеневшую Подругу.) Вы мне мешаете!
С жутким воплем Подруга выбегает из комнаты. Альфа с удивлением и
возмущением отодвигает портьеру.
А-а-а! (Прячет пистолет за спиной.)
Альфа. А-а-а! Вы опять с пистолетом! Винценц!!
Винценц (уже у двери). Я иду за подмогой! Сейчас вернусь! (Крутит пальцем у виска: дескать, сумасшедший. Уходит.)
Альфа (вдогонку). Винценц! Винценц!
Бэрли, черный, безмолвный, неторопливо преследует Альфу по комнате. Пистолет
он прячет за спиной.
Бэрли (мрачно). Не шумите, Альфа, это бессмысленно.
Альфа хочет добраться до двери, но он молча теснит ее в противоположный угол; Альфа бросается к окну – с тем же успехом. Наконец перепуганная Альфа
замирает без движения.
Альфа. Что... что вам угодно?
Бэрли. Сфинкс.
Альфа. Сфинкс? О Господи, Бэрли, вы больны. Давайте я кого-нибудь позову.
Бэрли. Убивал тех, кто не мог ответить на его вопросы. Если вы ответите хотя бы на двадцать пять процентов моих вопросов, я убью одного себя. Вы любите жизнь? Хотите еще раз стать шестнадцатилетней?
Альфа. Ну, видите ли, тогда бы я... О Господи, об этом нельзя спрашивать просто так!..
Бэрли (машет рукой, вопрос остается без ответа). После смерти все кончается или нет?
Альфа. Ну, видите ли, профессор... а вот национальный советник говорит...
Бэрли. Кого из друзей вы любите больше всех?
Альфа. Никого! Правда никого!
Бэpли. Кого выше всех цените?
Альфа. Каждого по-своему, разумеется.
Бэpли. Почему вы любите музыку?
Альфа. Но откуда же мне знать?!
Бэpли. Тогда почему вы занимаетесь музыкой?
Альфа (безмолвно смотрит на него). Вы больны, о Боже, Бэрли, давайте я кого-нибудь приведу.
Бэpли. Вы никогда ни о чем не сожалели?
Альфа. Сожа...?
Бэрли. Да. Со-жа-ле-ли! Я имею в виду: вы сожалеете обо всех грехах своей жизни, из глубины души?
Альфа. Да, конечно. Безусловно. О многом.
Бэpли. О чем?
Альфа. Ну, я уже не помню.
Бэрли. Значит, вы живете, не отдавая себе отчета в ежечасно растущей мере греха, раскаяния, добра, благих намерений?
Альфа (с жаром). Да! Именно так! Кто же это помнит! Никто!
Бэрли (как бы включая новый звуковой валик). Вы смогли бы убить, украсть, изменить мужу, простить обидчику?
Альфа. Это смотря когда!
Бэрли. Вы высокомерны, завистливы, мстительны, злорадны?
Альфа. Это так просто не скажешь!
Бэрли. Вы отвечаете перед моим пистолетом. Отвечайте четко и ясно! Какими принципами вы руководствуетесь в своих поступках?!
Альфа. Это так просто не скажешь!!! Смотря когда!!! Смотря в каких обстоятельствах!!!
Бэрли. Значит, сегодня я могу задержать выплату заработной платы? Даже и частично не могу? Когда я что-то отнимал у других, а когда нет? Почему правда лучше, чем ложь? Наслаждение лучше, чем страдание? Нравственность лучше, чем безнравственность? Нужно ли иметь детей?..
Альфа. О Господи! (Дрожа от ужаса, прячется в одеяло, натягивает его на голову.)
Бэрли (не в силах остановиться). Нужно ли быть самоотверженным? Националистом или космополитом? Зачем я хожу в кино? Люблю смотреть на акробатов? (Только теперь замечает, что сделала Альфа, и медленно поднимает пистолет; с расстановкой.) Мой рассудок, Альфа, потрясен вашим. Из-за вас мое существование утратило смысл. Я хотел уйти в себя и подумать о себе. Но как вы ответили на мои вопросы?! Я освобожу себя от вас!
Альфа (высовываясь из одеяла). Так ведь спрашивать надо по-другому! Это нужно чувствовать, как танец! (Видит направленный на нее пистолет.) Ааа-а-а!!!
Выстрелы – Бэрли трижды быстро жмет на курок, целясь в Альфу. С отчаянным воплем она пытается бежать и, споткнувшись, падает ничком. Опрокидывается
стул, разбивается большое напольное зеркало.
Бэрли (медлит в нерешительности, трясет головой). Спрашивать по-другому? Понимать как танец?.. Будь я проклят, никак опять новые выкрутасы? Хорошенькая ситуация – я опять дурак дураком, впору со стыда сгореть перед благоразумием мебели, когда валяешься у нее под ножками. Но что толку!! (Дважды стреляет в себя и падает навзничь, откинув голову набок.)
После второго выстрела входит Винценц. Альфа начинает глухо стонать. При
этих жалобных звуках Бэрли приподнимает голову и озабоченно косится на Альфу. Винценц толчком возвращает его в прежнее положение. Наклоняется к
Альфе, смачивает ей лоб. Альфа стонет все громче.
Винценц. Альфа! Альфа! Как звонко стучит ее сердечко!
Альфа (в результате его ласковых стараний наконец открывает глаза). Я не умерла?
Винценц. Милая моя малютка Альфа, ты сейчас еще моложе, чем когда-либо.
Альфа. Ох, я тяжело ранена.
Винценц. Нет. Ты цела и невредима. Он промазал.
Альфа. Не может быть. Я же точно почувствовала пулю.
Винценц. Нет. Тебя даже не царапнуло. Я проверил.
Альфа (вставая). О, какой кошмар! И все-таки... интересно. А он... надо полагать, тоже жив?
Винценц. Да нет, он мертв.
Альфа (подходя ближе). Но я не вижу крови!
Винценц. Оставь его. Не прикасайся. Он ужасно ранен. Выстрелил себе в спину. Я видел. К сожалению, я опоздал, вернулся именно в ту минуту. (Теснит ее назад.)
Альфа. Ужасный человек. Но оригинал. Было так странно и замечательно... Я с виду очень изменилась?
Винценц. Ты как бы притихла.
Альфа. Да, это верно. Как ты умудряешься всегда найти правильные слова?! Знаешь, все-таки мне его жаль. Ведь это немало – от любви застрелить себя и другого. Ты бы, например, не смог. И я ему благодарна: такая легкость внутри. Представляешь: чуть не умерла! Вообще-то я этого всегда побаивалась, но если разобраться, здесь тоже все слишком преувеличивают. Такая встряска дорогого стоит, выстрел как бы перебил цепь, которая приковывала меня к этой пошлой жизни, какую я вела до твоего появления. Мы будем неописуемо счастливы, Винценц, правда неописуемо!.. Ой, что это там шевелится?!!
Винценц. Ничего. Просто у него голова совсем набок упала. (Пихает Бэрли.) Ты не смотри туда!
Звонок.
Альфа. О-ох, это остальные. Не открывай! Или выпроводи их! Не пускай сюда никого!
Винценц. Так не пойдет, Альфа, если мы сейчас спрячемся, то угодим в весьма щекотливое положение, нас Бог знает в чем заподозрят.
Опять звонок.
Я им все коротко объясню и проведу в другую комнату. Надо ведь заодно потолковать с ними и насчет игорных банков.
Альфа. Ну да, конечно, вот прямо сейчас и поговори.
Винценц. Нет, говорить лучше в твоем присутствии, а тебе сейчас о делах рассуждать не стоит... (Опять звонок.) Это произведет дурное впечатление. Мне-то можно, я как-нибудь к этому подведу, но сперва надо им объяснить, что случилось...
Альфа. Но я боюсь остаться одна... с ним.
Винценц (с порога). Альфа, милая, ведь не в пример тебе большинство женщин не способны понять, что в конечном счете это всего лишь мещанская мелодрама!
Альфа. Ты неправ; он был потрясен духовно. Но мне и впрямь лучше помалкивать.
Винценц уходит.
Сяду в сторонке. С книгой. (Едва она усаживается – спиной к Бэрли, – как ею тотчас овладевает детский страх, но она себя перебарывает.) Книга должна быть уровнем выше таких конфликтов. (.Открывает книгу и опять невольно оборачивается в испуге.) Нет, читать я не буду. Положу закрытую книгу на колени. В такой ситуации правильнее будет не читать, а как бы намекнуть, что вообще-то стоило бы почитать. (Усаживается удобнее.)
Винценц (входя с Друзьями). Вот, вы сами видите. Альфа отказывается говорить, она слишком потрясена. Прошу вас, давайте пока воздержимся от комментариев, пройдемте в соседнюю комнату, я вам вкратце расскажу, что случилось.
Политик. Но ведь нужно сообщить в полицию, так же нельзя.
Винценц. Уже все сделано. Мы еще и поэтому устроимся в соседней комнате.
Музыкант, закрыв платком нос и не поворачиваясь к покойнику лицом, первым
проходит в соседнюю комнату. Остальные следуют за ним.
Ученый (в дверях). Сущее безрассудство – устраивать такие неприятности.
Молодой Человек. Бескультурье.
Уходят. Альфа по-прежнему сидит, неподвижно глядя в пространство, спиной к Бэрли.
Бэрли (осторожно приподнимается, озираясь по сторонам, потом быстро встает и снимает пиджак). Будьте добры, Альфа, одолжите мне вашу платяную щетку.
Альфа, вздрогнув, со сдавленным криком оборачивается.
С меня хватит. (Отыскивает щетку, яростно чистит костюм и надевает пиджак.) Только этих типов мне и недоставало. До чего докатился – посмешищем себя выставил! Не шумите, я ухожу.
Альфа (краснея от гнева). Как? Вы и в себя по-настоящему не стреляли?
Бэpли. Патроны холостые, выстрелы понарошку, колибри, как Винценц говорит.
Альфа. Какая недостойная комедия! Дурочку из меня хотели сделать?!
Бэpли. Я и сам вел себя как дурак. Но только по вашей милости. Иначе я бы ни за что не пошел на поводу у этого прохвоста Винценца. Представьте себе: за эту комедию я еще и чек ему обещал, так, нуль я зачеркиваю, вам и того достаточно. (Хамски сует Альфе чек.) Прощайте.
Альфа. Нет, извольте объясниться! Как вы могли... а если б я умерла от страха... и вы утверждаете, что обо всем сговорились с Винценцем?..
Бэpли. Прощайте, прощайте. Объяснений не даю. Я свободен, правда свободен, точь-в-точь как вы давеча говорили о себе.
Альфа. В довершение всего вы еще и смеете вести себя как наглый невежа!!!
Входит Винценц, встревоженный громким разговором.
Винценц! Этот господин пытается свалить на вас свои недостойные поступки, утверждает, будто вы с ним сговорились.
Винценц. Послушайте, Альфа, если мы будем кричать, сбежится народ; здесь и сейчас-то явно один лишний; и давайте радоваться, если этим лишним захочет стать господин Бэрли. Я потом все вам объясню, в спокойной обстановке. (Глядя на чек.) Кстати, здесь недостает одного нуля.
Альфа выхватывает бумажку у него из рук, комкает и бросает в Бэрли. Комок отскакивает от его груди и падает на пол. Бэрли свирепо отшвыривает его
ногой.
Винценц (поднимает чек, разглаживает, кладет на стол, ставит туда чернильницу, подвигает стул и приглашает Бэрли сделать запись). Господи, я ведь сделал это вправду не ради денег. Но если задним числом все это, по-вашему, стоит лишь десятую долю назначенной прежде суммы, вы доказываете только, что ваше освобождение было достойно десятикратного гонорара.
Бэрли (глядя на него и начиная смеяться). Что ж, пожалуй, тут есть доля истины. Нельзя сказать, чтобы у меня не было причин для благодарности. (Садится к столу.)
Альфа хватает со стола чернильницу и бросает ручку на пол.
Винценц (Альфе, успокаивая). Я просто посоветовал ему вместо двойного убийства пальнуть холостыми.
Альфа (с высокомерный возмущением). Но почему?
Винценц. Ну, он же хотел преподать тебе урок. А таких бесхитростных людей останавливать нельзя, толку все равно не будет. (Поскольку Альфа не смотрит на него, он обращается к Бэрли.) Разве я не говорил вам: вы коммерсант, возьмите смерть в кредит?! Разве не советовал: пальните вхолостую, и вам больше не захочется стрелять по-настоящему? Я обещал вам, что отныне вы будете принимать всерьез только деньги!
Бэрли. Так оно и есть, будьте покойны.
Винценц (опять Альфе). Он испытал все, что можно. Продолжение не имеет никакой ценности; понурые люди, полицейская комиссия, катафалк. Разве это сравнится с реальной жизнью! Мне кажется, ты думала как раз об этом.
Альфа. Какая наглость!
Винценц. С чьей стороны?
Альфа. С твоей!
Бэрли (заполнив меж тем авторучкой новый чек). Я понимаю, Альфа, все-таки я обошелся с вами несправедливо.
Альфа холодно отстраняет его.
(Пододвигает чек к краю стола; Винценцу.) Вот. (Альфе.) Теперь вам по крайней мере незачем меня опасаться: два раза одно и то же не делают. (Встает.)
Альфа. А вот и неправда: влюбляться можно сколько угодно!
Винценц (изучив чек). Ты настолько поразила его, что он вообразил, будто без души невозможно жить. Я ему сказал: единственный раз обойтись этак со страстями – и никогда уже не будешь принимать их всерьез! Душевное сфера кредита и основано на взаимном доверии. А вот денежные дела... скажите: чек имеет силу?
Бэрли (нерешительно наблюдавший за Альфой, отрывается от своих размышлении). Да. И Боже вас сохрани попадаться мне в руки! (Быстро уходит.)
Альфа. Значит, ты просто коварный интриган!
Винценц. Но я же спас тебе жизнь, излечив его от страсти.
Альфа. Жизнь? Мне? Да какое тебе дело до его страсти?!
Друзья заглядывают в комнату.
Винценц. Подумать только, он успел спокойно уйти.
Все (наперебой). Как? Что? Экая безвкусица? Шутка? Дурость! Бестактность!
Винценц. Да, непостижимая безвкусица, в самом деле. Зато мы не примем его в "Общество борьбы с аморальными азартными играми". (Альфе.) Я забыл сообщить вам, любезная подруга, что мы достигли полного согласия касательно учреждения нашего общества.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Сцена как во втором действии
Альфа в причудливом траурном платье. Винценц в поношенном костюме. Он тщательно, прямо-таки с обывательской неторопливостью складывает жалкие пожитки в хлипкий парусиновый саквояжик.
Винценц. Все было превосходно! Но лучше мне съехать. Твои замечательные подарки. Я навсегда сохраню эти приятные воспоминания.
Альфа (сердито расхаживая перед ним взад-вперед). Они говорят, что вся эта затея с игорной формулой – беззастенчивый обман.
Винценц. Ну и пусть говорят!
Альфа. Они навели справки. И утверждают, что ты их попросту надул!
Винценц. Ну да, конечно.
Альфа. Что ты попросту хотел выманить у них деньги!
Винценц. Не совсем. Но тебе-то зачем их опровергать.
Альфа. А зачем мне это на себя вешать?
Винценц. Тебе?
Альфа. Да! Что ты всего-навсего мошенник!
Винценц. Видишь ли, мне это очень неприятно. Люди-то они сплошь со связями, влиятельные. Национальный советник. Ученый. Прославленный пианист. Они твердят, что мое место в тюрьме, и это крайне неприятно, ведь я никогда в жизни не знал, где мое место. У меня нет средств нанимать адвоката исключительно затем, чтобы он в лучшем случае доказал, где мне все же не место.