Текст книги "Винценц и подруга важных господ"

Автор книги: Роберт Музиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Музиль Роберт
Винценц и подруга важных господ

Роберт Музиль

Винценц и подруга важных господ

Фарс в 3-х действиях

Перевод Н. Федоровой

Действующие лица

Альфа

Бэpли, крупный коммерсант

Ученый

Музыкант

Политик

Реформатор

Молодой Человек

Приятельница

Д-р Апулей-Хальм

Винценц

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Ночь. Комната, частью тускло освещенная уличным фонарем. В глубине, на возвышении, отгороженном большой полузадернутой портьерой, как бы альков еще одна комната, где горит затененная абажуром неяркая лампа; иная мебель вырисовывается лишь в виде каких-то размытых контуров. Приблизительно три часа утра. Из боковой кулисы входят Альфа и Бэрли. Она в вечернем платье, он во фраке, оба в театральных накидках. Альфа на переднем плане – включает лампу на подзеркальнике; рядом ширма, поэтому освещается лишь небольшое пространство. Альфа чем-то занята у зеркала. Бэрли стоит рядом.

Бэрли. Так ли, этак ли, уж один бы конец!

Альфа. А почему один, скажите на милость? Взгляните на эту щетку – у нее два конца. Впрочем, нет, у нее столько же концов, сколько щетинок. Вот и считайте. Мне вправду хочется узнать, откуда у людей берется такая уверенность!

Бэрли. Вы должны стать моей женой!

Альфа. Воображения у вас в голове меньше, чем у моей головной щетки.

Бэpли. В этом плане моя голова начисто лишена воображения. Однако, бывало, мужчины стояли передо мной на коленях, умоляя пощадить их дело и их семьи...

Альфа. И что же?

Бэрли. Я никогда не давал им пощады.

Альфа. Думаю, именно это мне в вас и нравится.

Бэpли. Я велел выставить за дверь женщин, которые просили за своих мужей...

Альфа. Это были гордые женщины?

Бэрли. Да, пожалуй, были среди них и красавицы, и рыдающие матери.

Альфа. О, это мне в вас очень нравится. Я сама такая. Меня рыдающая женщина ничуть бы не растрогала.

Бэрли. С позволения сказать, в государстве я и мои предприятия – важный экономический фактор, и я неоднократно ставил всю эту власть на карту, просто чтобы подбросить ее в воздух и снова поймать, выиграть. В таком плане у меня воображения хватает, Альфа, причем с избытком!

Альфа. И что же?

Бэpли (с отчаянием). Но зачем, зачем я это делаю?! Альфа, я больше не вижу здесь никакого смысла! Я делал все это просто ради делания. Вы же чувствуете, у меня в руках кое-что есть, не как у этих калечных пустомель, которые толкутся вокруг вас; я могу сделать все, что хочу! но чего я хочу, Господи Боже мой, чего я хочу?!! Из-за вас все во мне разладилось. Вы должны стать моей женой.

Альфа. Я уже вам сказала: в этом плане у моей головной щетки больше воображения.

Бэрли делает отчаянный жест.

Ну?

Бэрли. Не думайте, что я потерплю этакое сопротивление от женщины.

Альфа. Что вы собираетесь делать?

Бэpли. Убью вас и себя!

Альфа. Убьете?..

Бэpли. Да.

Альфа. Вы так меня любите?

Бэрли. Я знаю только две возможности: или вы выходите за меня, или я убиваю нас обоих.

Альфа. Скажите красивее.

Бэрли. Как?

Альфа. Вам ведь очень хочется сказать: "Мы соединимся в жизни или в смерти".

Бэрли. Не играйте с огнем!

Альфа (вставая). Но это же до крайности безвкусно. По причине занятия торговлей и литературного невежества вы и чувствуете точь-в-точь как в дешевых семейных романах!

Бэрли набрасывается на нее. Лампочка гаснет. Недолгая борьба теней. Альфа падает; вытащив из-под накидки веревку, Бэрли связывает ее по рукам и ногам

и относит на освещенную из алькова оттоманку.

Ах! Какая наглость! Какая ужасная наглость! И как старо!

Бэрли. Вы пойдете за меня?!

Альфа. Нет!

Бэpли. Ты пойдешь за меня?!

Альфа. До ужаса безвкусно – говорить "ты" потому только, что вы якобы думаете о смерти. Фу! (Показывает ему язык.) Вы окончательно пали в моих глазах. (Поворачивается к нему спиной.)

Бэpли. Я отослал машину только для вида, она ждет внизу. Бензина хватит на три дня. Вы напишете нашим друзьям письмо, сошлетесь на какую-нибудь причину, заставившую вас срочно уехать, и мы сбежим в горы, в мое имение.

Альфа (через плечо). Зачем мне ради этого писать письмо?

Бэpли. Я так задумал.

Альфа. А потом?

Бэpли. Я распорядился известить тамошнего священника, потому что мы сразу поженимся. Я похищаю вас, присваиваю.

Альфа. А потом? Вы же не сможете похищать меня всю жизнь и непрерывно присваивать. Итак, что же потом?

Пауза.

Бэpли (слегка приуныв). Мы будем невыразимо счастливы.

Альфа. Невыразимо?

Бэpли. Конечно! Мы будем невыразимо счастливы!

Альфа. Расплывчатый замысел. Невыразимо расплывчатый.

Бэpли. Да, Альфа, слов мне всегда не хватает. Всю жизнь не умел выразить, чего хочу. И потому просто беру! Не болтаю, как другие, а просто беру! Я буду носить вас на руках. Ни одного камешка на вашей дороге не оставлю. Молиться на вас буду. Мы будем любить друг друга. Вы станете распоряжаться всем моим имуществом, как вам угодно...

Альфа. Впервые слышу от вас небанальные речи.

Бэpли. Какой мне смысл владеть тем, чем не владеете вы... что не жаждет вашей власти так, как жажду я! Куча глины – вот все, что я нажил. Мое достояние насмехается надо мной. (Стиснув кулаками виски.) Вы как-то назвали меня глупцом, и я впервые задумался о себе. На "глупца" я не обижаюсь, это чепуха; а вот то, что я задумался о себе, отнюдь не чепуха. Я ведь не умею думать о себе! Так и не научился. Или разучился.

Оттого и живу беспомощно, ровно зверюшка какая-нибудь.

Но я чувствую: если я смогу подать вам этот мир, часть за частью, то еще раз сотворю его, весь, целиком!

Альфа. Вообще-то вы очень милый, когда так говорите, даже значительный.

Бэpли. Развязать вас?

Альфа. Нет, пока не надо.

Пауза. Поцелуйте меня!..

Неистовое объятие. Альфа задыхается.

(Задумчиво.) Но вы еще не успели мне сказать, что будет потом. Не могу же я всю жизнь безвылазно сидеть в вашем замке, точно камень в перстне!

Бэpли. Даже ваш острый язычок – я и без него уже не могу обойтись. Чувствую: он плавит меня, как острый язычок огня плавит льдину. Он мучает меня, выставляет на посмешище, я свирепею и при этом впервые натыкаюсь на вещи, замечаю их присутствие.

Альфа. Что верно, то верно; только я и в зеркало, поди, не могла бы посмотреть, чтоб не увидеть рядом ваше отражение.

Бэpли. Я отнесу вас вниз, развяжу веревку в машине.

Альфа. Нет, так не годится, давайте без глупостей, Бэрли, нынче мои именины, скоро придут гости.

Бэpли (неистово). Они вас не заслуживают!

Альфа. Почему?

Бэрли. Не могу сказать, и все. Вы – моя, но почему – сказать не могу. Ну хватит, я вас забираю.

Альфа (сопротивляясь). Нет! Я не хочу! Так закричу, что весь дом сбежится!

Опрокидывает вазу, вода выливается. Бэрли, мгновенно опомнившись,

останавливается.

Бэрли (совершенно другим голосом). Хорошо. Вы мной пренебрегаете. И я не желаю и дальше терпеть от вас унижения. Что ж, тогда мы поступим иначе.

Альфа. Иначе?

Бэpли. Не хотите продиктовать мне вашу последнюю волю?

Альфа (боязливо). Почему вы так серьезно на меня смотрите?

Бэpли (вынимает из кармана пистолет). Потому что я сейчас выстрелю. И не сомневайтесь, сразу после вас я убью себя.

Альфа (пытаясь бравировать). Если вы джентльмен, то вам прекрасно известно, что сперва вы должны убить себя. (Сраженная ужасом.) Уберите его!

Бэpли (с печальной улыбкой качает головой). Нет, Альфа, это не шутка: я возьму вас с собой. (Долго смотрит на нее и опять медленно поднимает пистолет.)

Альфа (кричит). На помощь!

Бэpли. Помощи не будет.

Альфа. Винценц!! На помощь!.. Винценц! Винценц!

Это неожиданное и никогда не слышанное слово – Винценц – заставляет Бэрли опустить пистолет. Он озирается по сторонам, вопросительно смотрит на Альфу,

замечает, что в комнате есть кто-то еще.

Бэрли. Что? Что это значит? (Делает несколько шагов в темноту и включает полный свет.)

Обнаруженный за дальним креслом человек поднимается во весь рост долговязый, худой, лет под сорок, одет не без изыска, но скромно. Винценц

смущенно улыбается.

Альфа (повернувшись к нему). Трус! Предатель! Трус!

Бэpли (с пистолетом, яростно, угрожающе). Что вы здесь делаете?!

Винценц (поднимает руки вверх, не то защищаясь, не то капитулируя. Быстро). Спокойно! Я вам не враг! Не хотел провоцировать катастрофу, только и всего. Вы же наверняка бы тотчас в меня выстрелили. А я впервые пришел сюда не более часа назад. И вообще я тут ни при чем.

Альфа (коротко). Он друг юности.

Винценц. Альфа хотела поболтать со мною без помех.

Бэрли (презрительно рассматривая его). Этот?!

Альфа. Да. Застрелите его! Этот трус пальцем бы не шевельнул!

Винценц. Кажется, настроение пока все же не блестящее. Хотя я мог бы опять удалиться, если желаете...

Бэpли (повторяет). Этот!.. (Бросает пистолет на стол.) Вам нечего бояться!

Винценц (обоим). Я слишком мало посвящен в ваши личные обстоятельства, чтобы вмешиваться в такую минуту.

Кстати, полагаю, вы не станете возражать, если я развяжу Альфу? (Развязывает путы.)

Альфа (спокойно и деловито выговаривая каждое слово, меж тем как Винценц растирает ей затекшие руки и ноги). Трус! Предатель! Эгоист!

Винценц (продолжая усердно растирать). С тем же успехом вы могли бы потребовать, чтобы я вскочил в поезд на полном ходу!

Альфа (встает и подходит к Бэрли). Между нами все кончено!

Бэрли кивает с отсутствующим видом.

Я хочу прилечь и отдохнуть; видеть вас больше не могу, уходите! Оба уходите!

Бэрли (ставит пистолет на предохранитель и снова кладет на стол). Ложитесь, Альфа, и отдохните. Только позвольте мне посидеть тут тихонько, я напишу кой-какие прощальные письма, а вы тем временем поспите.

Альфа. Винценц! Выведите этого господина! И уйдите сами!

Винценц. Что вы, Альфа! Как это – "выведите"? Нет, тут я целиком на стороне этого господина. Вы должны дать ему время. Будто нельзя задернуть портьеру и дать человеку возможность мало-мальски привести мысли в порядок!

Альфа (протягивает Бэрли руку). Очень вы мне угодили! Но через час вы уйдете, и когда я проснусь, я вас – больше – никогда – не – увижу. (Уходит за портьеру и задергивает ее за собой. На минуту выглянув.) Винценц! Гостей будьте добры выпроводить! (Видно, как она начинает раздеваться. Потом опять высовывается из-за портьеры.) Нет, пусть подождут. Но меня не будите. (Опять то же.) Впрочем, вы, господа, можете разговаривать без стеснения. Ваши голоса меня успокаивают. (Уходит.)

Винценц. Вы поставили пистолет на предохранитель?

Бэрли проверяет.

Не возражаете, если я на всякий случай положу его сюда, в несгораемый шкаф?

Бэрли (протягивает ему пистолет). Забирайте эту трусливую штуковину. Она взбунтовалась и не пожелала стрелять в "невинного", когда вы неожиданно выросли как из-под земли. Дал слабину. Этот пистолет я в руки больше не возьму! Тут осечек быть не должно.

Винценц. Понимаю и уважаю вашу точку зрения.

Бэрли. Вы все слышали, я выставил себя перед вами на посмешище! Кто же вы, собственно, такой?

Садятся.

Винценц. В каком смысле?

Бэрли. Напрямик, без выкрутасов вы не умеете?

Я вот – до того проклятого дня, когда познакомился с этой особой, – был коммерсантом, с головы до ног. Выбился в люди как мясник. Занятие не слишком аппетитное. Но я-то руки запускал до подмышек. И это вам не фунт изюму!.. А она мне вдруг говорит... кстати, давно ли вы знакомы с Альфой?

Винценц. Да лет шестнадцать, пожалуй... Ей в ту пору было семнадцать.

Бэрли. И вы все еще любите ее?

Винценц. Боже сохрани!

Бэрли. Боже сохрани? Вот, значит, как... Но почему вы вдруг явились в столь неурочный час, если не любите ее?

Винценц. Неурочный час?

Бэpли. А по-вашему, нет? Три часа ночи! Время, когда в порядке исключения работают, обычно спят или разве что с кем-нибудь прогуливаются. Ну, так кто же вы по профессии.

Винценц. Словодел.

Бэрли. Как-как? Писатель?

Винценц. Нет, куда мне. Словодел, именователь. Можно я потом объясню? Не хочется прерывать ваш рассказ.

Бэрли. Только не думайте, сударь... Не думайте, будто я с вами этак вот беседую, а между тем... Я жду отхода поезда. И он отойдет. Но веду разговоры. Не замыкаюсь. Ведь этот последний обрывок, последние четверть часа никак не используешь, смысла нет.

Винценц. Ая вот приехал... Знаете, как бывает: запрешь дверь, поднимешься на ступеньку-другую и возвращаешься проверить, вправду ли запер... Возвращаешься еще раз... Можете считать меня педантом, но я хотел закончить оборванный десять лет назад разговор. Альфа сказала, что время у нее будет только после полуночи. Я еще целый час дожидался вас. А теперь опять не знаю, когда состоится наш разговор.

Бэpли. Никогда он не состоится. У меня тоже был один этот час после бала. С минуты на минуту явится первый гость, потом каждые полчаса будет приходить новый визитер. К рассвету вы увидрите пятерых господ, пятерых законченных балбесов, которые воображают себе невесть что – ну как же, приглашены к Альфе, да еще в такой час!

Раз вы так давно знаете Альфу, она наверняка вам говорила: вы все делаете неправильно...

Винцент, смеясь, хлопает его по колену.

Что?

Винценц. Колибри!

Бэpли. Что-то?

Винценц. Потом! Дальше! Не обращайте внимания!

Бэpли. Стало быть, и вы это слышали. Она каждому так говорит, да-да, я точно знаю, каждому – и Профессору, и Музыканту, и мне. Итак, она мне сказала: вы все делаете неправильно. Ни собственная деятельность, ни успехи, по сути, вас не удовлетворяют. Больше того, все, чем вы гордитесь, ради чего живете, есть чистейшая глупость. Но я же не чета этой братии, я из другого теста. Все насквозь вижу, и тем не менее сразу замечаю: она права. Права!

Винценц (про себя). Колибри.

Бэpли. Видите ли, об этом не задумываешься. Если ты не шалопай, а мужчина, у которого дел по горло, то философствовать тебе недосуг. Но нельзя отрицать, что философия и Тому подобное нужны, как раньше была нужна религия. И если Альфа говорит: три часа ночи, и не как мужчина и женщина (и все ж таки немножечко как мужчина и женщина), сами понимаете, если она этак выворачивает жизнь, а ты толкуешь о своей жизни... кстати, вы когда-нибудь смотрели на мир между собственными икрами, ну, согнувшись пополам и вниз головой? Вот-вот, именно так! Все выглядит совершенно иначе и как новое! Тогда только и замечаешь, что живешь или не жил!

Винценц. Колибри!

Бэpли. Черт побери, что означает это ваше "колибри"?

Винценц. Прокаленные слова.

Бэpли. Сударь, вы городите чепуху!

Винценц. Да, но ее стряпает жизнь: у Альфы слова прокаленные. Я должен вам кое-что посоветовать! Колибри – это ослепительно яркие слова, порхающие под пламенным солнцем джунглей.

Бэpли. Чего-о?

Винценц. Неверно, но звучит чудесно. Словесная сопряженность несопрягаемого.

Бэpли. Сударь?!

Винценц. Можно вот так сопрячь несопрягаемые вещи, одними только словами, что ни один человек не заметит.

Бэpли (встает). Я стал коммерсантом, сам не знаю как. Не иначе как был слишком глуп для неудачных предприятий, и дела у меня шли лучше, чем у других, потому что я человек волевой. Вам тоже не стоит забывать, что, имея деньги, можно добиться очень многого, вы и не предполагаете, что могут деньги. Почти все. Любая женщина охотно станет моей подругой, да еще спасибо скажет. Я себя в обиду не дам.

Винценц. Нет, в самом деле, сударь! Вы мне ужасно симпатичны! Позвольте дать вам совет!

Бэpли. Я не нуждаюсь в советах. Болваны, которые сюда придут, обхохочутся, потому что Альфа бессовестно выставляет меня перед ними на посмешище. Это меня-то, у которого в одном пальце больше силы, чем у них во всем теле! Я должен ее проучить, непременно!

Звонок в дверь, оба замолкают.

(Ворчливо.) Будьте добры, посмотрите, кто там.

Винценц. Но мы обязательно продолжим разговор.

Пока Винценц в передней, Бэрли поднимает портьеру, задумчиво смотрит на

Альфу, подходит к несгораемому шкафу, но открыть его не может.

(Возвращаясь.) Вы лучше меня знаете здешние обычаи: сей господин утверждает, что он супруг Альфы и приглашен на этот час.

Входит д-р Апулей-Хальм.

Бэрли (высокомерно). Удивлен, что вижу вас тут.

Xальм (любезно). А я искренне удивлен, что не вижу в вашем обществе Альфу.

Винценц (пародируя аристократический тон). Увы, она почувствовала легкую усталость и удалилась на покой. Однако же наказала пригласить вас дождаться всех остальных гостей. (Берет у Хальма большой красивый букет, ставит в вазу.)

Xальм. Она настоятельно просила меня быть на ее именинах.

Бэрли берет букет, бросает в угол. Винценц поднимает цветы, осторожно,

успокаивая, гладит Бэрли по спине и опять ставит букет в вазу. Затем

предлагает сесть; он и Хальм садятся.

(Винценцу, нерешительно.) Никак не ожидал увидеть вас.

Винценц. Да, столько лет прошло; я не узнал вас в потемках. В ту пору вы были вальяжней, потолще на вид, так сказать. А что, не сварить ли нам кофейку? (Отыскивает кофеварку, зажигает спиртовку.)

Хальм (куртуазно). Коль спящую не потревожит аромат бессонницы!

Бэрли (резко). Оставьте меня! Нынче из меня плохая компания! Пойду напишу письма! (Уходит в соседнюю комнату.)

Хальм (другим тоном). Ну? Что произошло?

Винценц. Он сказал, что сию же минуту застрелит ее, если она за него не выйдет; не удосужился даже сперва расторгнуть ваш брак, так ему невтерпеж.

Хальм. Его машина уже час стоит внизу. Не пытайтесь дурачить меня, мой милый.

Винценц. Больше я вам ничего сказать не могу. Кстати, человек он симпатичный, вы не находите? А я с этой минуты вообще не желаю иметь касательства к этой истории.

Xальм. Однако ж деньги, которые я вам за это уплатил, вы без зазрения совести взяли?!

Винценц. Тсс! Не надо таких слов, как "без зазрения совести"! Если вы еще раз попытаетесь меня оскорбить, я позову господина Бэрли, и он наверняка переломает вам все кости.

Xальм (шипит). Вы негодяй!

Винценц. Вот как! Еще чуть тише, и ваша реплика изрядно теряет значительность!

Xальм. Негодяй!

Винценц. Теперь она прозвучала прямо-таки нежно, словно вы назвали меня "голубчик". Вы ведь знаете, влюбленные, обнимая друг друга, порой шепчут бранные слова, в этом есть особая прелесть.

Xальм (потерянно). Почему вы меня предали?! Вы же могли получить от меня еще много больше денег... (Ревниво.) Но вам и Альфа наверняка давала деньги? Она всегда питала к вам необъяснимую слабость.

Винценц. Послушайте, доктор, долгие годы мы с Альфой не виделись. И теперь вы предлагаете мне деньги за то, чтобы наша с нею встреча дала вам повод возбудить дело о разводе: я должен либо спровоцировать ситуацию, как говорится, своими силами, либо высмотреть что-нибудь, наблюдая, как этот вот благоприличный господин провожает Альфу домой. И все же вы ошиблись во мне, я ваши деньги не взял...

Xальм. Да что вы говорите?!

Винценц. Я ваши деньги не взял, я позволил вам всучить их мне, а это большая разница. Впопыхах я не смог отказаться. А без умения принимать человеку нельзя. К тому же таким манером я до последней минуты имел выбор: обмануть ли мне ваше доверие или доверие Альфы, и это было весьма приятно, поскольку гарантировало известную самостоятельность; вы ведь знаете, я слегка неравнодушен к Альфе. Но почему вы после стольких лет в браке действуете так гнусно?

Xальм. Придется сказать, и я скажу: все из рук вон плохо, сил нет больше терпеть, я так несчастен!.. (По слабости характера плачет. Промакивает козлиную бородку.) Что до Альфы, то я иллюзий себе не строю. Женщины меня вообще мало интересуют – сплошной жирок и претензии. Но как раз в этом плане Альфа очень мне под стать: она ни в грош не ставит мужчин и не выносит бабской шумихи вокруг любви.

Винценц. Тсс! (Жестом показывает Хальму, чтобы он говорил потише.)

Xальм. Не волнуйтесь: она если уж заснет, то спит крепко; в ней есть что-то на удивление мальчишеское; мы могли бы жить так счастливо. И потом, я же, как вы знаете, беллетрист...

Винценц. В свое время я вам советовал всерьез заняться антиквариатом.

Xальм. Смею надеяться, что чужой совет никогда не был вам нужен так же мало, как мне ваш. Я покупал то, за что ратовал, и ратовал не вслепую, а значит, ратовал я за то, что покупал. Мое благосостояние развивалось в согласии с моими убеждениями. Я отнюдь не стал тем ничтожеством, каким вы некогда изволили меня представить.

Винценц. Господи! Это же было всего лишь соперничество, и не более того. Когда мнишь, что женщина любит тебя, невольно норовишь возвести на ее мужа напраслину. (Подает кофе.)

Xальм. Вот то-то и оно! Альфа – самая тщеславная особа на свете, и я куда серьезнее, чем она, отношусь к мужчинам, которые ее любят. Но ей непременно хочется иметь все. Пока мужчина не порабощен, она пленяет его своими речами, потому что, как дитя, играет новыми словами и оригинальным ароматом его профессии. У нее целая коллекция чудеснейших профессиональных запахов.

А эти болваны и рады размякнуть! Воротиле дельцу она говорит о музыке, музыканта спрашивает о морском сражении при Абукире, а историку зачитывает биржевые котировки. И так со всеми – с одной стороны, льстит каждому своей любознательностью, дает ему почувствовать, что он совершенно уникален, с другой же стороны, закрепощает его, упрекая, что он не другой.

Винценц. Ученому она говорит: вы не делец; музыканту: вы не ученый; дельцу: вы не музыкант. Короче, всем вместе и каждому в отдельности: вы не человек, да? И каждый вдруг замечает, что его жизнь – нелепица, верно? Потому что жизнь действительно нелепица.

Xальм. Я намеренно говорю "болваны"! Ведь атмосферу искусства, которую этакие деловые, сухие, ученые господа лакают, как обезьяны водку, тайком создаю я, разведенный беллетрист! Это мне принадлежат неожиданные, тонкие и глубокие высказывания о любви и жизни, в тепле которых присутствует нечто возбуждающе холодное. Я творю подлинно женственное очарование духа и неопределенные мысли, много более емкие, нежели мысли этих мужчин. Уже который год я создаю все оригинальные идеи художественной одежды и привычек. У Альфы же нет ни одной собственной мысли. Так вот, я – источник духовности, фантазии, пьянящей холодности, я бываю здесь, в этом доме, а эти болваны... думаете, хоть один из них восхищается мною? Считает меня необходимым? Значительным? Признает меня и одобряет?

Через этих людей я мог бы стать одним из авторитетнейших лиц нашего времени, но ведь для всех главное – внешность. Что вообще в жизни, что в любви! Теперь вы понимаете, какая мука для меня быть рядом с этой женщиной?! Я человек думающий, и каждое свое слово могу подкрепить ссылкой на авторов, у которых почерпнул ту или иную мысль; а вот у Альфы это все от меня, нахваталась и щебечет почем зря, а при ее внешности – бюст, бедра и прочее соответствующий прием обеспечен. И что самое скверное – мужская натура, скрытая под ее ребячливой женственностью, делает ее еще привлекательнее, но во мне-то мужской натуры куда как поболе, чем в ней, и я, именно я должен наблюдать, как подлинная заслуга отступает перед своей жиденькой, сытой копией!!

Поневоле потеряешь веру в ценность мира, и жить с нею рядом просто невмоготу!

Теперь вам понятно, что я хочу наконец-то отомстить? Раз уж я поставщик, так хотя бы продам ее. Этот деляга решил жениться на ней, как все, но он единственный, за кого она, пожалуй, пойдет, ведь у него прорва деньжищ. Вот пускай и платит за нее. Возместит мне убыток! Признает мой вклад!

Винценц. И этакий шантаж, как вы полагаете, в каком-то смысле легче легкого позволяет подзаработать, а? С плеч долой?

Xальм. Не помню, была ли у меня и такая мысль. Может, и была. Мало ли что в голове мелькнет.

Винценц. К тому же это сущий пустяк по сравнению с главным...

Довольно громкий звонок.

Это женихи. Откройте, вы лучше меня знакомы с обычаями этого дома.

Хальм идет отворять. Винценц между тем относит Бэрли чашку кофе. Хальм

возвращается с гостями.

Хальм (пятится задом, направляя гостей в темноту комнаты). Тсс! Здесь мы накроем праздничный стол. (Пододвигает стол.)

Господа сначала вежливо толпятся в дверях, предлагая один другому пройти

первым, затем все же входят.

Политик. Замок внизу, видимо, сломан, я не мог отпереть. Иначе, господа, я бы давным-давно поджидал вас здесь; у старинного испытанного друга есть свои привилегии! (Победоносно поднимает кверху английский ключ.)

Молодой Человек. Что? Замок? Нет, все дело наверняка в ключе, потому что запирал я без помех. (Показывает точно такой же ключ.)

Политик. Как? Что такое? Откуда у вас этот ключ? (Поворачивает его, рассматривает со всех сторон и констатирует полное тождество.)

Молодой Человек (кому-то третьему). А у вас, значит, нету?

Политик (Молодому Человеку). Но за какие заслуги? Что вы совершили в жизни? Молодой человек, какие у вас права на этот ключ?

Молодой Человек. Но, господа... я здесь новичок... не знаю... вы все стояли у парадной... я же представился вам на лестнице?..

Между тем все достали такие же ключи и сравнивают их между собой. У одного ключ был на цепочке вокруг шеи, у другого – в кармане брюк, у третьего – в футлярчике.

Музыкант (Политику). Вы уже стояли в парадной, когда я подошел... я понятия не имел, что у вас тоже есть ключ...

Ученый (обоим). Я смотрю – стоят два господина... день не мой...

Реформатор. Н-да, если 6 я знал; но вы все мерзли возле парадной, когда я пришел...

Политик. Моим ключом как раз и не запирали...

Все. Мы даже не подозревали!..

Молодой Человек. А я вообще ничего такого не думал. Пришел последним и отпер, потому что именно для этого и получил накануне ключ.

Политик. Что? Вы открыли парадную?

Молодой Человек. Я, а то кто же?

Все. Она вдруг открылась. Я думал... Вы что-нибудь подумали?.. Нет, мне все показалось совершенно естественным. Вообще-то я над этим не задумывался, наверно, решил, что сам и отпер! (Наперебой, один другому.) Но скажите, давно ли у вас есть ключ?

Xальм (подходит, возмущенный шумом). Послушайте, господа, вы же разбудите Альфу, а у нас еще ничего не готово! Ну что тут особенного? Каждому охота поболтать в полной иллюзии своей исключительности, для того и требуется распределение и ключи, иначе соседи по дому Бог знает что подумают.

Музыкант (себе под нос). И все-таки это явное недоразумение. (Отходит в сторону.)

Политик (Хальму). Ну уж вы-то определенно без ключа?!

Молодой Человек. По-моему, с этим господином я еще не знаком. Мое имя Марек...

Xальм (снисходительно). Апулей-Хальм.

Политик. Он не нашего круга, он – муж, хохо...

Xальм. Тесс! Не шумите так...

Политик. Серьезно, он не входит в число друзей собственной жены. Альфа не любит, когда ей напоминают о нем. Живут они раздельно. Нет, правда, что вас сюда привело, да еще именно сегодня?

Xальм. Все и вполовину не так скверно, как вам кажется, господин национальный советник. (Отвлекая его.) Смотрите!

Показывает на Музыканта, который положил на праздничный стол открытую

партитуру, намереваясь что-то написать в ней карандашом.

Политик. Музыканты все-таки люди смешные.

Ученый. Собственно говоря, абсолютно не от мирасего.

Все. Вот вы способны понять, как человек может быть музыкантом?

Музыкант (тем временем один, забыв обо всем). В сущности, мир – это музыка. Вершина всего. Благодарю Тебя, Господи, что остальным неведомо, что Ты даровал душу ангела Твоего, Альфы, мне одному. (Возвращается к другим, по дороге столкнувшись с Ученым, который идет к столу.)

Ученый (проходя мимо). Вы всерьез думаете, что доставите Альфе радость музыкальной партитурой?

Музыкант (стоя вместе с другими). А вот вы способны понять, как человек может быть историком?

Ученый (один, забыв обо всем). Я не настолько безвкусен, чтобы сравнивать себя с Бетховеном. Но допустим, я – Бетховен: как я это докажу, не будучи одновременно историком?! Благодарю Тебя, Господи, что Ты пробудил в этой женщине чутье к объективности, чтобы укрепить во мне веру в мою профессию. (Возвращаясь к Реформатору.) О, это всего лишь "Психология" Эшенмайера, известная благодаря тому, что во втором издании своего "Введения в философию" Хербарт упоминает ее вместе с именем автора, тогда как во всех других изданиях называет просто "самым абсурдным из множества абсурдных подражаний" Кристиану Вольфу.

Реформатор. И это называется "новый мир"!

Другие у него за спиной крутят пальцем возле виска.

Ученый (остальным). Собственно, способны ли вы понять...

Музыкант (ему). Но вы ведь тоже не думаете всерьез, будто...

Ученый. Да, неужели человек способен одной только музыкой...

Музыкант. Духовный человек!

Ученый. При чем здесь "духовный"? Музыка всего лишь чувственна!

Реформатор (тем временем). Я! Ну, быть может, она! И ничего более!

Xальм (успокоительно). Тсс! Тсс! Вы и вправду прежде времени разбудите Альфу!

Политик (пресекая возражения). Это просто должностной календарь, да-с. Но ничего более поучительного просто не существует; Альфа несколько часов внимательно слушала мои объяснения. В нем скрыта реальность! У нас в политике тоже есть свои духовные основы, но... (Бросает на стол толстую книгу.)

Молодой Человек. С вашего позволения, я тоже думаю, что Альфу интересует нечто большее, чем просто мода: она просила у меня в подарок "Карманный справочник инженера. Доменное производство"; я, как вы знаете, студент-технарь, учусь, чтобы затем работать на отцовских заводах.

Xальм (с интересом). У вашего батюшки крупные заводы?

Молодой Человек. О да.

Политик. Вы обратили внимание, что помимо духовного внимания есть еще маленькое практическое... внимание, внимательность, внимательный, хе-хе!

Молодой Человек. Я позволил себе... приготовить эту восточную ткань... (Разворачивает шаль.)

Xальм (с восторгом). Какая прелесть! Чувствуешь себя сразу одной из тысячи двухсот жен бирманского короля. (Женственно набрасывает шаль себе на плечи.)

Музыкант (ревниво). Я принес в подарок эту прелестную набедренную повязку, которую одна из моих учениц привезла с острова Пасхи.

Xальм. О-о! Вы так балуете Альфу! (С восторгом примеряет перед зеркалом и набедренную повязку тоже.)

Политик. Я, к сожалению, был слишком занят... дела Альфы...

Ученый (доставая шапочку). Точно такую же золотую шапочку носила в тысяча триста двенадцатом году английская королева Анна, когда...

Xальм (буквально вырывая шапочку у него из рук). О, какое чудо! Какая прелесть... (Надевает шапочку. Всем.) Вы все просто чудо.

Пока Хальм в восторге вертится перед зеркалом и совсем забывает, что нельзя шуметь, за занавесью стало светло. И теперь оттуда – в прелестной пижаме выходит Альфа. Она приветливо – хотя и готова в любую минуту изобразить

скуку – обводит взглядом присутствующих и вдруг замечает Хальма в

собственных ее подарках.

Альфа (гневно). Что это вы делаете? На кого вы похожи?

Xальм. Милая подруга, ваши друзья не могли отказать себе в удовольствии сообща поздравить вас с именинами (не обращая внимания на ее злые взгляды), с этими выдуманными именинами, которые так вам под стать.

Альфа. Сейчас же снимите все это и оставьте нас!