Текст книги "Петр Великий. Прощание с Московией"

Автор книги: Роберт Масси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Эта полоса, знаменитые черноземные степи южной Украины, не была заселена. Здесь росли такие высокие травы, что, когда по ним ехал всадник, видны были только его голова и плечи. Во времена Алексея в степях охотились и пасли стада крымские татары. Эти принявшие ислам потомки кочевников Золотой Орды были подданными Османского султана. Они жили в селениях, рассеянных по склонам и отрогам гористого Крымского полуострова, а каждой весной перегоняли коней и скот пастись до осени на степных травах. Нередко крымские татары, вооруженные луками, стрелами и кривыми саблями, отправлялись в набеги на север, грабить русские и украинские деревни. Случалось, что они брали штурмом деревянный частокол, защищавший какой-нибудь городок, и угоняли в рабство всех его жителей. Эти непрерывные набеги, вследствие которых тысячи русских пленников ежегодно попадали на османские невольничьи рынки, сидели занозой в сердце московских правителей. Но они были бессильны что-либо изменить. Более того, татары дважды – в 1382 и в 1571 годах – разоряли и жгли Москву.

* * *

За мощными стенами Кремля, за синими и золотыми куполами и деревянными строениями Москвы лежали поля и леса – истинная и вечная Россия. Испокон веков все средства к существованию здесь добывались в густых, богатых, нехоженых лесах, безбрежных, как океан. Среди берез и елей, ягодников, мягких мхов и папоротников русский человек находил почти все необходимое для жизни. Лес давал ему бревна, чтобы строить дом, и дрова, чтобы его обогревать, мох, чтобы конопатить стены, и лыко – плести лапти, а кроме того, мех на одежду, воск для свечей, мясо, сладкий мед, дикие ягоды и грибы к столу. Почти круглый год лесные рощи звенели топорами. В ленивые летние дни мужчины, женщины и дети искали под деревьями грибы или, раздвигая высокие травы и цветы, собирали малину и черную и красную смородину[10]10
  Оставляем эту картинку на суд русского читателя, но отметим, что мужчины, как правило, в «ленивые летние дни» занимались сенокосом и множеством других работ, характерных для короткого русского лета. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Русские люди предпочитали селиться не поодиночке, в глубине лесов, а деревнями – где-нибудь на лесной вырубке, на берегу озера или неторопливой реки. Россия была страной таких вот деревушек: затерянные в конце пыльной дороги, среди лугов и выгонов несколько простых бревенчатых изб да церковь с куполом-луковицей, куда народ стекался, чтобы всем вместе помолиться Богу. В избе, как правило, была всего одна комната, а дымохода не было вовсе: дым от огня в печи выбивался наружу через все щели. Поэтому, конечно, все и вся внутри было черно от сажи, что и послужило причиной повсеместного распространения в России общественных бань[11]11
  В русской черной избе было специальное отверстие для выхода дыма – душник. Кроме того, дым распространялся только под потолком, и обитатели избы, жившие в ней, не испытывали неудобств. – Примеч. ред.


[Закрыть]. В каждой, даже самой маленькой деревушке, стояла парная баня, где и мужчины и женщины могли отмыться дочиста, а потом выйти наружу, даже зимой, чтобы дать ветру остудить и высушить распаренные голые тела.

Одеваясь, русский крестьянин сначала расчесывал бороду и волосы, а затем облачался в рубаху из грубого полотна, спускавшуюся ниже пояса и перехваченную шнурком. Широкие штаны заправлялись в сапоги, если таковые имелись, а чаще в полотняные онучи, перевязанные веревочкой. «Волосы их подстрижены до ушей, а головы зимой и летом покрыты меховыми шапками, – писал западный путешественник. – У них до сих пор не принято брить бороды… Их обувь сплетена из лыка. Со дня своего крещения они носят на шее крест, а рядом висит кошелек, хотя обычно они подолгу носят мелкие деньги, если их не очень много, у себя во рту, так как, получив их в подарок или заработав, сразу кладут в рот и держат под языком».

Немногие народы в мире живут в таком ладу с природой, как русские. Их родина на севере, где рано настает зима. В сентябре день становится все короче, начинаются холодные осенние дожди. Быстро приходят морозы, и в октябре выпадает первый снег. Вскоре все исчезает под белым одеялом: земля, реки, дороги, поля, деревья и дома. Природа обретает не только величие, но и грозную силу. Пейзаж превращается в бескрайнее белое море, в котором холмы чередуются с ложбинами, вздымаясь и опадая, словно волны. В пасмурную погоду трудно, даже напрягая зрение, различить, где кончается земля и начинается небо. Зато как ослепительна игра солнечных лучей в ясные дни, когда небо сияет великолепной лазурью, а снег искрится миллионами алмазов!

После 160 дней зимы всего на несколько недель приходит весна. Сначала трескается и ломается лед на реках и озерах, и вновь слышно журчание ручьев и плеск волн. На суше в оттепель разливается безбрежное море грязи, которое с трудом преодолевают и человек, и зверь. Но с каждым днем отступает почерневший снег, и вскоре пробиваются первые ростки зеленой травы. Леса и луга зеленеют и оживают. Появляется зверье, жаворонки и ласточки. В России весну встречают с радостью, невообразимой в странах более мягкого климата. Солнечные лучи касаются травы на лугах, согревают крестьянские спины и лица, дни быстро удлиняются, повсюду земля пробуждается к жизни, и радость обновления и освобождения от земных тягот побуждает людей петь и веселиться. Первого мая отмечают древний праздник возрождения и плодородия, когда люди танцуют и бродят по лесам. А пока юные веселятся, старики благодарят Бога за то, что смогли пережить зиму и снова увидеть весеннюю благодать.

Весна быстро мчится к лету. Страшно жарко, пыль не дает дышать, но зато какое высокое небо, как спокойна бескрайняя земля, где-то вдалеке сливающаяся с горизонтом. Как хороша свежесть раннего утра, прохлада реки или тенистой березовой рощи, ласковый, теплый ночной ветерок! В июне солнце исчезает за горизонтом всего на несколько часов и на смену красному закату скоро приходит нежная розово-голубая заря.

Россия – суровая страна с неласковым климатом, но мало кто из побывавших там может забыть ее таинственный зов, и нигде, кроме родины, не находит покоя русская душа.

Глава 2
Детство Петра

В марте 1669 года, когда царю Алексею было сорок лет, а его первой жене, царице Марии Милославской, на четыре года больше, она умерла при попытке в очередной раз исполнить свое главное династическое предназначение – произвести на свет ребенка. Ее безутешно оплакивал не только муж, но и многочисленные родственники – Милославские, чье влияние при дворе опиралось на брак Марии с царем. Теперь этому влиянию пришел конец, и сквозь слезы об ушедшей сестре и племяннице они с тревогой вглядывались в будущее.

И оснований для тревоги у них хватало – ведь, несмотря на все старания Марии, твердой уверенности, что трон унаследует представитель рода Милославских, не было. Между тем за двадцать один год замужества Мария сделала для этого все возможное: родила тринадцать детей – пятерых сыновей и восемь дочерей – и умерла, рожая четырнадцатого ребенка. Однако сыновья Марии не отличались крепким здоровьем, и из четверых, переживших мать, уже через полгода двоих не стало, в том числе и шестнадцатилетнего наследника престола, названного Алексеем в честь отца. Таким образом, у овдовевшего царя от брака с Милославской осталось только двое сыновей, но их здоровье, к несчастью, тоже внушало опасения. Десятилетний Федор был слаб и хил, а трехлетний Иван заикался и плохо видел. Если бы оба умерли раньше отца или пережили его совсем ненамного, то путь к престолу оказался бы открытым, и, как знать, кто рванулся бы к нему? Словом, вся Россия, кроме Милославских, надеялась, что Алексей вскоре женится вновь.

Само собой разумелось, что, подыскивая новую супругу, царь остановит свой выбор на девице из знатного русского рода, а не на какой-нибудь иностранной принцессе на выданье. Династические браки, преследующие государственные интересы, были в XVII веке приняты почти по всей Европе, но в России подобной практики брезгливо избегали. Русскому царю подобало иметь русскую жену, или, правильнее сказать, православному царю полагалась православная царица. Русское духовенство, бояре, купцы и простой народ пришли бы в ужас, если бы увидели, как вслед какой-нибудь иноземной принцессе к ним пожаловали католические или протестантские священники, – не иначе чтобы извратить чистую православную веру. Этот принцип почти полностью ограждал Россию от иностранного влияния и одновременно вызывал острейшее соперничество между теми знатными русскими родами, из лона которых могла бы выйти новая царица.

Через год после смерти Марии Милославской Алексей нашел ей преемницу. Тоскующий и одинокий, он часто приходил скоротать вечер к своему близкому другу и первому министру, ближнему боярину Артамону Матвееву – человеку необычному для Московии XVII века. По происхождению Матвеев не принадлежал к высшему боярскому сословию, но достиг власти благодаря собственным заслугам. Он интересовался науками и тяготел к западной культуре. На приемах, которые он регулярно устраивал в своем доме для иностранцев – жителей или гостей Москвы, Матвеев обстоятельно и толково расспрашивал их о новостях политики, о развитии искусств и техники у них на родине. И именно в Немецкой слободе под Москвой, где обязали селиться всех иноземцев, он нашел себе жену – Марию Гамильтон[12]12
  Жену А. С. Матвеева звали Евдокия Григорьевна (урожденная Гамильтон), а Марией Гамильтон звалась камер-фрейлина Екатерины I. См.: Литературное наследство. Т. 91: Русско-английские литературные связи (XVIII век – первая половина XIX века). М., 1982. С. 77. – Примеч. ред.


[Закрыть], дочь шотландского роялиста, покинувшего Британию после казни Карла I и победы Кромвеля.

В Москве Матвеев с женой старались жить по-европейски, не отставая от века. На стенах у них висели не только иконы, но и картины и зеркала; в инкрустированных шкафчиках красовался восточный фарфор, в комнатах стояли часы с мелодичным звоном. Матвеев изучал алгебру и производил в самодельной лаборатории химические опыты, а в его маленьком домашнем театре давались концерты, ставились комедии и трагедии. Москвичей, приверженных дедовским традициям, возмущало поведение жены Матвеева. Она носила европейские платья и шляпки; она, в отличие от большинства московских жен, отказывалась сидеть затворницей на верхнем этаже мужнина дома и свободно появлялась среди гостей – усаживалась вместе с ними за стол, а иногда даже вступала в беседу!

На одном из таких непринужденных вечеров, в присутствии этой необычной женщины – жены боярина Матвеева, царь Алексей заметил другую замечательную женщину. Это была жившая в доме Матвеева девятнадцатилетняя Наталья Нарышкина – высокая статная девушка с черными глазами и длинными ресницами. Ее отец, Кирилл Нарышкин, довольно безвестный помещик родом из татар, жил в Тарусском уезде, в отдалении от Москвы. Мечтая избавить дочь от провинциальной жизни мелкопоместного дворянства, Нарышкин уговорил Матвеева оказать ему дружескую услугу: принять Наталью под опеку и воспитать ее в атмосфере культуры и свободы, царившей в доме московского министра. И Наталья сумела использовать открывшиеся ей возможности. Для русской девушки она была хорошо образована, к тому же, наблюдая за своей приемной матерью и помогая ей, она научилась занимать гостей-мужчин.

И вот однажды вечером, когда в гостях у Матвеевых был царь, Наталья появилась в комнате, чтобы поднести собравшимся чарки с водкой, икру и копченую рыбу. Алексей не спускал глаз с девушки, очарованный ее здоровой, яркой красотой, черными миндалевидными глазами и лишенным жеманства, скромным поведением. Когда Наталья остановилась перед ним и он стал ее о чем-то спрашивать, в ее кратких ответах было столько учтивости и здравомыслия, что царь еще больше к ней расположился. Прощаясь с Матвеевым, заметно приободрившийся Алексей спросил, не ищет ли тот мужа для этой прелестной девицы. Матвеев сказал, что ищет, но поскольку ни он сам, ни Натальин родной отец богатством похвалиться не могут, то приданое у нее будет скромное, а потому и охотников жениться на ней, конечно, найдется немного. Алексей возразил, что не перевелись еще мужчины, для которых совершенства девушки важнее ее приданого, и обещал боярину посодействовать.

Вскоре царь осведомился у Матвеева, как обстоят дела. «Государь, – отвечал Матвеев, – молодые люди что ни день приходят полюбоваться красотой моей воспитанницы, но, похоже, ни один не помышляет о свадьбе». «Ну-ну, тем лучше, – молвил царь. – Может быть, мы обойдемся и без них. Я оказался удачливее тебя и нашел жениха, который, возможно, придется ей по вкусу. Это весьма почтенный человек и мой добрый знакомый. Он не лишен достоинств и к тому же не нуждается в приданом. Он полюбил твою подопечную и хотел бы жениться на ней и составить ее счастье. Хотя он еще не открыл ей своих чувств, она его знает и, надо думать, не отвергнет его предложение». Матвеев отвечал, что Наталья, конечно, не отвергнет того, кого ей предложит государь, и продолжал: «Однако, прежде чем дать согласие, она уже наверно пожелает узнать, кто этот человек, и против этого, по-моему, трудно возражать». «Что ж, – объявил Алексей, – скажи ей, что это я сам и что я надумал на ней жениться»[13]13
  Весь эпизод знакомства будущих родителей Петра Великого автор взял из знаменитых «Подлинных анекдотов о Петре Великом» академика Якоба Штелина (1709–1785). Новелла «Особенные обстоятельства второго бракосочетания царя Алексея Михаиловича с Натальею Кирилловною Нарышкиною» записана Штелиным со слов графини М. А Румянцевой – внучки А. С. Матвеева. Это и есть единственный источник информации об этом эпизоде. Читателю следует иметь в виду, что цитаты в книге даются по разнообразным источникам, которые можно условно свести в три группы: 1) подлинные документы эпохи на русском языке – воспроизведены по русским публикациям источников; 2) иноязычные источники – дневники, письма, мемуары, – переведенные на русский язык в XVIII–XIX вв.; 3) иноязычные источники, прежде на русский язык не переводившиеся. Отсюда некоторые, порой весьма сильные, лексические, стилистические и прочие различия в цитируемых отрывках. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Матвеев, ошеломленный услышанным, бросился в ноги своему повелителю. Он сразу осознал все возможные последствия царского решения – и блистательные перспективы, и неисчислимые опасности. Если воспитанница взойдет на престол, то окончательно укрепится и его собственное положение: ее родственники и друзья, и в первую очередь сам Матвеев, возвысятся вместе с нею и сменят Милославских как силу, заправляющую при дворе. Но при этом яростно вспыхнет враждебность Милославских, как и зависть многих других влиятельных боярских семейств, которые и так уже косо поглядывают на Матвеева, царского любимца. И если после оглашения имени невесты свадьба почему-либо сорвется, то ему, Матвееву, придет конец.

Быстро смекнув, что к чему, он попросил Алексея, чтобы тот, не отступаясь от своего намерения, все же согласился на освященную обычаем процедуру принародного выбора невесты. Этот обычай, пришедший из Византии, требовал, чтобы девицы брачного возраста со всех концов России собрались бы в Кремле и предстали перед царем. Теоретически они должны были представлять все сословия русского общества, включая и крепостных, но на деле волшебная сказка, в которой царь, взглянув на крепостную девушку, был бы ею покорен и возвел бы зардевшуюся красавицу по ступеням трона, ни разу не стала явью. Однако девушки из незнатных дворянских семей входили в круг претенденток, и происхождение Натальи Нарышкиной вполне позволяло ей участвовать в смотринах. При дворе перепуганные девицы, пешки в честолюбивой игре семейных кланов, подвергались освидетельствованию на предмет целомудрия. Тех, кто выдерживал испытание, вызывали в Кремлевский дворец ожидать улыбки или просто кивка от юноши или мужчины, который мог возвести одну из них на престол.

В столь крупной игре риск всегда высок, и примеров тому предостаточно. Тот же XVII век уже показал, на что способны пойти рвущиеся к власти семейства ради устранения соперницы. В 1616 году Мария Хлопова, нареченная девятнадцатилетнего Михаила Романова, до того встала поперек горла Салтыковым, имевшим тогда огромный вес при дворе, что они опоили девушку каким-то зельем и в таком виде представили ее Михаилу, заявив, что она неизлечима больна, а потом в наказание за дерзость сослали незадачливую невесту, а заодно и всю ее родню в Сибирь. В 1647 году уже сам Алексей – тогда ему было восемнадцать лет – хотел жениться на Ефимии Всеволожской. Но, обряжая невесту, убиравшие ее женщины так туго стянули ей волосы, что на глазах у жениха она упала в обморок. Придворных врачей заставили показать, что у Ефимии падучая, и ее вместе с родственниками тоже отправили в Сибирь. Мария Милославская стала следующей, второй избранницей Алексея.

Теперь же опасность угрожала Наталье Нарышкиной и ее опекуну. Милославские понимали, что, если царь выберет Наталью, их влияние при дворе будет подорвано. Такой поворот событий неизбежно отразится на всех членах этой семьи – как на мужчинах, занимавших высокие посты и обладавших большой властью, так и на женщинах: все царевны, дочери Алексея, были по матери Милославские, и их отнюдь не радовало появление новой царицы-мачехи, которая вдобавок будет моложе некоторых своих падчериц.

Однако Наталье с Матвеевым отступать было некуда: царь был настроен решительно. Уже объявили, что 11 февраля состоятся предварительные смотрины претенденток, и Наталье Нарышкиной приказали в них участвовать. Вторые смотрины, которые должен был проводить сам царь, назначили на 28 апреля. Но вскоре после первого тура прошел слух, что выбор уже сделан – в пользу Натальи. Последовал ответный удар Милославских: за четыре дня до вторых смотрин в Кремле появились подметные письма, в которых говорилось, будто Матвеев использовал приворотное зелье, чтобы привлечь царя к своей воспитаннице. Началось дознание, и свадьбу отсрочили на девять месяцев. Но доказать ничего не удалось, и 1 февраля 1671 года, к радости большинства россиян и к досаде Милославских, царь Алексей наконец обвенчался с Натальей Нарышкиной.

С самого дня свадьбы всем стало ясно, что царь, которому исполнился сорок один год, пылко влюблен в свою юную, красивую, черноволосую жену. Она принесла в его дом свежесть, радость, успокоение – Алексей как будто заново родился. Он хотел, чтобы Наталья все время была рядом, и повсюду брал ее с собой. Первую весну и лето после свадьбы счастливые молодожены без конца переезжали из одного подмосковного летнего дворца в другой; жили они и в Преображенском, где Алексей развлекался соколиной охотой.

С появлением новой царицы при дворе начались перемены. Благодаря полузападному воспитанию, полученному в доме Матвеева, Наталья питала слабость к музыке и театру. Когда-то в самом начале своего правления Алексей издал указ, сурово запрещавший подданным танцевать, участвовать в игрищах или взирать на них, воспрещалось петь и играть на музыкальных инструментах во время свадебных пиров, а также губить свою душу такими вредоносными и противузаконными занятиями, как пение частушек, посещение балаганов и колдовство. Нарушивших указ в первый и второй раз было приказано бить розгами; нарушивших в третий и в четвертый раз – ссылать в пограничные городки. Однако когда Алексей женился на Наталье, у них на свадьбе играл оркестр, и непривычные русскому уху многозвучные западные аккорды смешивались с одноголосными напевами русского хора. Результат был далек от совершенства. По словам доктора Коллинза, какофония при этом стояла такая, «словно под свист ветра вопит целая стая сов, надрываются галки в гнезде, воют голодные волки и оглушительно визжат свиньи».

Вскоре царь начал оказывать покровительство театру. Чтобы порадовать молодую жену, он стал поощрять сочинение пьес и велел соорудить сцену и зрительный зал в пустовавшем боярском доме в Кремле; еще один театр – «комедийная хоромина» – был построен в летней царской резиденции в Преображенском. Матвеев поручил лютеранскому пастору из Немецкой слободы, Иоханесу Грегори, набрать актеров и ставить спектакли. К 17 октября 1672 года было подготовлено первое представление – драма на библейский сюжет, – которое и состоялось в присутствии царя и царицы. В нем было занято шестьдесят актеров – почти все иностранцы, за исключением нескольких русских мальчиков и юношей, служивших при дворе. Представление длилось целый день, и царь смотрел его десять часов кряду, не сходя с места. Вскоре последовала постановка еще четырех пьес и двух балетов.

Счастье царя в новом браке стало еще полнее, когда осенью 1671 года он узнал, что жена ждет ребенка. И отец, и мать молились, чтобы Бог послал им сына, и 30 мая 1672 года в час ночи Наталья Нарышкина родила крупного и здорового на вид мальчика. Ребенка нарекли в честь апостола Петра. Царственный младенец явился на свет с хорошим весом и нормального роста, крепеньким, с материнскими черными, чуть татарскими глазами и с темно-рыжим хохолком. По старинному русскому обычаю (он назывался «снятие мерки»), заказали икону, изображавшую Святого Петра, покровителя новорожденного, – «Апостол Петр и Святая Троица», и размеры этой иконы (19,4 на 5,4 дюйма) в точности соответствовали «габаритам» младенца[14]14
  По данным М. М. Богословского, с новорожденного была снята мерка, и на третий день иконописец Симон Ушаков начал писать икону на кипарисной доске длиной в 11 и шириной в 3 вершка (в «меру» Петра). (Богословский М. М. Петр I. Т. 1. М., 1940. С. 15). Иначе говоря, «габариты» новорожденного составляли 48,95 см в длину и 13,35 см в ширину (в вершке – 4,45 см). – Примеч. ред.


[Закрыть].

Когда торжественные звуки большого колокола на звоннице Ивана Великого в Кремле возвестили о рождении царевича, в Москве началось ликование. Гонцы понесли эту весть во все русские города, а в Европу отправились специальные послы. С белых кремлевских стен три дня гремел пушечный салют и неумолчно звонили колокола сорока сороков московских церквей.

Алексей был бесконечно счастлив рождением сына и самолично следил за приготовлениями к всенародному благодарственному молебну в Успенском соборе. После молебна Алексей повысил в чине Кирилла Нарышкина, отца Натальи, и Матвеева, ее опекуна, а затем собственноручно потчевал гостей водками и винами.

29 июня, в день Святого Петра по православному календарю, когда царевичу исполнилось четыре недели, его крестили. Ребенка вкатили в церковь в колыбели на колесиках по дорожке, окропленной святой водой. Над купелью его держал Федор, старший сын царя[15]15
  Добавим, что крестной матерью Петра была сестра Алексея Михайловича, царевна Ирина. – Примеч. ред.


[Закрыть], а крестил собственный духовник Алексея. На следующий день царь устроил пир для боярства, купечества и других сословий из числа жителей Москвы, которые толпами стекались в Кремль с подношениями по случаю рождения царевича. Столы украшали громадные сахарные головы, изображавшие орлов, лебедей и других птиц; была даже замысловатая сахарная модель Кремля с крошечными фигурками людей. В личных покоях, расположенных над пиршественными залами, царица Наталья отдельно принимала боярских жен и дочерей, оделяя их на прощание полными блюдами сладостей.

В скором времени героя всех этих празднеств в сопровождении собственного небольшого штата домашней прислуги перевели в предназначенные ему покои. При нем были нянька, кормилица – «добронравная и чистоплотная женщина со сладким и полезным для здоровья молоком» и целая свита карликов, специально обученных прислуживать царским детям и играть с ними. Когда Петру исполнилось два года, он со своей свитой, к которой теперь прибавилось еще четырнадцать дворянок для услуг, переселился в более нарядные кремлевские палаты с темно-красными штофными обоями, где стояла мебель, обитая малиновой тканью с золотым и ярко-синим узором. Одежду Петра – все эти кафтанчики, рубашечки, камзольчики, чулочки и шапочки – кроили из шелка, атласа и бархата, расшивали золотом и серебром, а застежки и завязки разукрашивали жемчугами и изумрудами.

Любящая мать, гордый сыном отец и довольный Матвеев наперебой осыпали ребенка подарками, и скоро детская Петра едва вмещала множество искусно сделанных игрушек и моделей. В одном углу стояла резная деревянная лошадка с усыпанной изумрудами уздечкой и кожаным седлом, украшенным серебряными гвоздиками. На столе возле окна лежала книга с цветными картинками – работа шестерых мастеров-иконописцев. Из Германии для царевича доставили музыкальные ящики и маленькие изящные клавикорды с медными струнами. Но с самого раннего детства Петр предпочитал военные игрушки и игры. Он любил бить в тарелки и барабаны. На столах, на стульях, на полу в детской грудами лежали игрушечные солдатики и крепости, миниатюрные пики и сабли, аркебузы и пистолеты. У изголовья кровати Петр держал самую любимую игрушку – модель корабля, которую Матвеев купил для него у какого-то иностранца.

Смышленый, живой и шумный, Петр развивался очень быстро. Обычно дети начинают ходить примерно в годовалом возрасте, он же пошел в семь месяцев. Отец любил брать маленького крепыша-царевича с собой на прогулки по Москве и на загородные царские дачи. Иногда они ездили в Преображенское, где Матвеев построил летний театр. Это тихое место на Яузе за Немецкой слободой больше всего нравилось Наталье. Но чаще Петра возили в огромный дворец в Коломенском.

То было архитектурное диво времен Алексея – огромное здание, целиком построенное из дерева, слыло у русских восьмым чудом света. Возведенный на высоком холме над излучиной Москвы-реки дворец казался экзотическим нагромождением чешуйчатых куполов-луковок, шатровых крыш, башен, похожих на крутые пирамиды, полукруглых арок, сеней, лестниц с ажурными перилами, балконов и крылечек, аркад, внутренних двориков и ворот. Петру и его сводному брату Ивану было отведено отдельное трехэтажное здание с двумя остроконечными башенками. Хотя снаружи казалось, что дворец по чьей-то безумной прихоти составлен, как из лоскутов, из разных элементов древнерусской архитектуры, он имел для своего времени немало удобств. Там были мыльни не только для членов царской семьи, но даже для слуг. (Кстати, в Версальском дворце, построенном почти тогда же, не было ни ванных, ни туалетов.) Свет, проникавший внутрь через три тысячи слюдяных окон, освещал все двести семьдесят комнат дворца, отделанных в современном для той эпохи светском стиле. Яркие красочные росписи украшали потолки, на стенах висели зеркала и бархатные драпировки, перемежаясь с парсунами, изображавшими Юлия Цезаря и Александра Македонского. Усыпанный самоцветами серебряный трон, сидя на котором Алексей принимал гостей, с двух сторон охраняли гигантские бронзовые львы. Стоило царю дернуть за рычаг, как механические звери начинали вращать глазами, разевали пасти и испускали хриплый металлический рев[16]16
  В 1771 г., ровно через сто лет после постройки, знаменитый деревянный дворец снесли по указу Екатерины Великой.


[Закрыть].

Наталья предпочитала лишенную условностей жизнь в загородных дворцах официальной рутине Кремля. Тяготясь духотой закрытого царицына возка, она стала – при народе! – поднимать занавески и скоро, сидя в открытом экипаже вместе с мужем и сыном, уже ездила за город и обратно, а однажды даже участвовала в торжественной процессии. Ради Натальи Алексей старался принимать иностранные посольства не в Кремле, а в Коломенском, где ей было удобнее наблюдать за церемониями. В 1675 году поезд прибывшего австрийского посла специально замедлили напротив царицыного окна, чтобы она успела все как следует разглядеть. Этому же дипломату, пока он ожидал представления царю, посчастливилось увидеть царевича: «Дверь внезапно отворилась, и за ней на мгновение показался Петр, трехлетний кудрявый мальчик, державшийся за руку матери».

Позднее в том же году Петр часто появлялся на людях. Алексей велел изготовить несколько больших позолоченных придворных карет, какие приняты были у других европейских монархов. Матвеев, отлично умевший угодить, тут же заказал миниатюрную копию одной из карет и преподнес ее Петру. Этот крохотный возок «с золочеными украшениями, запряженный четверкой карликовых лошадок, на подножках которого ехали четыре лилипута, а еще один стоял на запятках», вызывал неизменный восторг зрителей во время парадных выездов.

Алексей прожил с Натальей Нарышкиной пять лет. У них родился второй ребенок – дочь, названная Натальей в честь матери, и еще одна дочь, которая умерла, едва появившись на свет. Их брак сильно сказался на придворном климате. Суровый, болезненно-религиозный дух начала царствования Алексея уступил место новой, более непринужденной атмосфере, когда с готовностью воспринимались западные идеи, развлечения и технические новшества. Но сильнее всего этот брак повлиял на самого царя. Женитьба на Наталье и возродила, и умиротворила его. Последние годы жизни оказались для царя самыми счастливыми.

* * *

Петру было всего три с половиной года, когда его младенческая жизнь вдруг утратила безмятежность. В январе 1676 года, на Крещение, здоровый и полный сил сорокасемилетний царь Алексей присутствовал на ежегодной церемонии Водосвятия на Москве-реке. Отстояв на морозе всю долгую службу от начала до конца, он простудился. Через несколько дней царю пришлось неожиданно покинуть кремлевский театр посреди представления и лечь в постель. Поначалу недуг не казался опасным, однако больному становилось все хуже, и через десять дней, 8 февраля, царь Алексей скончался.

Мир Петра разом перевернулся. Если прежде он был обожаемым сыном своего царственного отца, который до безумия любил его мать, то теперь царевич превратился в потенциально опасного отпрыска второй жены покойного царя. Престол наследовал пятнадцатилетний Федор, полуинвалид, старший из выживших сыновей Марии Милославской. Хотя Федор бесконечно болел, в 1674 году Алексей провозгласил его совершеннолетним, признал наследником и в этом качестве представил своим подданным и иностранным послам. Тогда это казалось лишь формальностью: здоровье Федора было столь хрупким, а Алексей, напротив, выглядел таким бодрым и крепким, что мало кто предполагал, будто хилый сын переживет отца и сменит его на престоле.

Но именно так и случилось: Федор стал царем, и маятник власти вновь качнулся от Нарышкиных к Милославским. Хотя из-за распухших ног Федор не мог идти сам и на коронацию его пришлось нести, ни малейшего противодействия его вступлению на престол оказано не было. Милославские, ликуя, хлынули на прежние должности. Сам Федор не питал недобрых чувств к мачехе, Наталье, или к маленькому сводному брату, Петру, но царю было всего пятнадцать лет, и он не мог твердо противостоять давлению родственников – Милославских.

Во главе их клана стоял дядя царя, Иван Милославский, который поспешно оставил пост астраханского воеводы, чтобы сменить Матвеева на должности первого министра. Ожидалось, что сам Матвеев, как предводитель партии Нарышкиных, отправится в почетную ссылку. Такого рода меры обычно сопровождали колебания маятника власти – в свое время Милославского отослали в Астрахань, теперь другим пришел черед потесниться. Поэтому царица Наталья опечалилась, но не роптала, когда ее приемному отцу приказали ехать в Сибирь на должность воеводы Верхотурья – уезда на северо-востоке этой необъятной земли. Но она возмутилась и ужаснулась, узнав, что по пути к месту службы Матвеева нагнали новые распоряжения Ивана Милославского: велено было его арестовать, лишить всего состояния и препроводить как государственного преступника в Пустозерск, отдаленный городишко за полярным кругом. (На самом деле страх Ивана Милославского перед грозным соперником заставил его пойти еще дальше: он пытался добиться для Матвеева смертного приговора, обвинив его в расхищении казны, в колдовстве и даже в попытке отравить царя Алексея. Однако как ни принуждал Милославский молодого царя, Федор отказался утвердить смертный приговор, и Ивану довелось лишь позаботиться об узилище для Матвеева.)

Потеряв своего могущественного защитника и других изгнанных с должностей сторонников, Наталья отошла в тень. Поначалу она боялась за детей – ведь ее сын Петр был главной надеждой нарышкинской партии. Но со временем царица успокоилась: жизнь ребенка царской крови все еще почиталась священной, а Федор был неизменно добр и полон сочувствия к членам второй семьи своего отца, внезапно попавшим в положение бедных родственников. Они остались жить в Кремле и уединились в своих покоях. Там Петр и делал свои первые шаги в учении.