Текст книги "Красивейшая история всех времен"

Автор книги: Роберт Вегнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Получил! Курва, получил!!! Теперь ты наш!!!

Якуб не узнал, кто это так разорался, только это не имело ни малейшего значения, поскольку радость была явно преждевременной. Т-бот поднялся и, воя всеми своими моторами, помчался к тому месту, где все еще лежал Михал. Казалось, что с каждым шагом он ускоряется. Солдат перекатился в сторону и сжался в какой–то ямке. Напрасно. Машина обошла его и, не притормаживая, помчалась по разрушенной улице.

– Уматывает! К своим бежит! Остановите его!!!

Легче сказать, чем сделать. Теперь автомат был разоружен, но ни броня, ни ноги особо не пострадали. Еще несколько секунд, и Т-бот мог исчезнуть среди руин.

Якуб высунулся из своего укрытия и прицелился. Т-бот выбрал трассу бегства между двумя совершенно выжженными домами. Собственно говоря, от них остались только фронтальные стены и ничего более.

– Ладно, – бурнкнул комендант. – Поглядим, прав ли был ты, русский сукин кот.

Он выпалил снаряд за несколько секунд перед тем, как автомат очутился между стенами. Граната пролетела мимо Т-бота на расстоянии метров в пять и ударила в стену у самой земли. Через мгновение в тоже самое место ударили две последующие.

Стенка затряслась, задрожала и неспешно, словно при замедленной съемке, рухнула на улицу. Прямиком на боевую машину. Облако пыли полностью закрыло вид.

Тишина. А потом механический хрип – куча развалин зашевелилась.

– К нему! – Михал уже бежал в сторону Т-бота. – Давайте сюда кумулятивные мины!

Якуб рванул за ним. Из развалин выскочило еще несколько человек. Они вскарабкались на завалившуюся стену, припали к машине и обсели хребет чудовища словно крысы, добравшиеся наконец до ловчего кота. Автомат захрипел мотором и уже, уже начал выбираться из–под обломков. Михал отдавал приказы.

– Вот тут, за пулеметом! И с переди! Отлично. Это что акое?

– Це–шестнадцать, – Худой подал ему тяжелый рюкзак.

– Шикарно, – рюкзак упал в углублении за «головой» робота. – Внимание! Запалы!

Они сорвали предохранители, до взрыва зарядов оставалось секунд десять. Все рванули прочь. В самый последний момент. Машина завыла двигателем и выбралась из–под кучи обломков. После чего двинулась вперед.

Автомат успел сделать еще шагов пять, когда заряды, закрепленные на его спине, взорвались. Т-бот застонал, зашатался, из–под деформированных броневых плит появились языки огня и полосы дыма. Робот остановился. Где–то секунду он балансировал на полусогнутых ногах, а потом грохнул на бок. Нога спазматично задрожала. Якуб не мог оторвать взгляда от поваленного великана, его агония была настолько животной, настолько органичной… Ему казалось, что чудовище вот–вот подымет «голову» и издаст прощальное рычание. Но над побоищем воцарилась лишь тишина.

– Ну, – Михал выглянул из–за ближайшей стенки. – Теперь уже не встанет.

Они медленно собирались вокруг машины, Михал, Худой, Карчихо и полтора десятка остальных.

– Где Марчин? – Якуб толкнул ближе всего стоявшую девушку, зная, что та была из его группы.

– Он был в автобусе, – указала она на догорающий остов, на ее лице не было никакого выражения. – Вытолкал меня из окна, а сам не успел.

– Г орячка?

– Я тут, – парень как раз приближался к группе, опираясь на плечо одного из своих людей. – Я неудачно стал… только что… ну вот только что… курва…

Горячка повернулся к Михалу.

– Ты вернулся. Я не знаю тебя, мужик, но ты вернулся… курва… я… Спасибо, иначе бы он нас прикончил.

Казалось, что солдат покраснел. Он открыл рот.

Якуб кашлянул.

– Потом будешь ломаться. Кармен?

Вот это был глупый вопрос.

– Сейчас, Куба, пойдем за ней, – Карчихо произнесла это тихо, как–то очень мягко. – И за остальными тоже. А теперь… мне… мне хотелось бы…

Худой только махнул рукой.

– Валяй, малая.

Девушка сняла шлем, перекрестилась.

– Дай им, Господи, вечный покой…

* * *

Тишина заполнила подвал.

– Ну что, хватит на сегодня, – пан Мариан прислушался, тепло улыбнулся и поднялся с пола. – Вижу, слишком близко вы берете все к сердцу.

– Неееет. Пан Мариан….

– Хватит уже, малыши, – погрозил он им пальцем. – У всех нас имеются свои обязанности, ну а атака как раз закончилась.

Четыре пары глаз наполнились изумлением.

– Атака? Какая еще атака, пан Мариан?

* * *

Михал сидел точно на том же месте, что и раньше. Якуб, не спрашивая, присел рядом. Пару минут они молчали.

– Все так же наслаждаешься видами?

– Да. Это… успокаивает.

– Знаю. Меня тоже. – Якуб подтянул колени под подбородок, охватил их руками. – Сегодня я потерял десять человек. Больше, чем за последние четыре месяца. Некоторых знал еще с детства, вместе росли в приюте… Сегодня ночью будем бухать, колоться, петь и танцевать. Может, разожжем костры. Это уже наши варварские обычаи, племенные поминки, прощание с павшими героями. Ты тоже приглашен.

– Несмотря на то, что это именно я привел сюда этого Т-бота?

– Я разговаривал с парой парней. Они не думают, будто бы он шел за тобой, я тоже так не считаю. Слишком уж быстро он здесь появился, и за тобой тоже не пошел. Быть может, русаки решили наконец–то покончить с «городскими крысами», или же они планируют какую–то операцию покрупнее. Не знаю. Мне известно лишь то, что если бы ты не вернулся, было бы намного хуже. Могло статься, что пришили бы нас всех. Большинство желает, чтобы ты остался.

Солдат покачал головой.

– Ну, не знаю…

– Подрихтуешь язык, избавишься от акцента, устроим тебе левые документы. Через пару месяцев сможешь идти к американцам – как наш, а не как русский дезертир. Твоя девчонка тоже останется. Мы о ней позаботимся.

– Это очень щедрое предложение, комендант.

Якуб покраснел.

– Тут дело не в том, чтобы иметь в отряде еще одного хорошего бойца. Видишь ли, Михал, когда Т-бот нас атаковал… я… мне казалось… будто бы это твои делишки, что ты пришел сюда шпионить, а потом каким–то макаром дал знать своим. Я, холера, мне как–то стыдно… Ну… и спасибо, что вернулся, пан Сенкевич.

Михал пожал плечами.

– Одна из девушек хотела, чтобы я дал ей номер своего телефона. А я забыл во всем том балагане, так что решил вернуться.

– Это какая же?

– Высокая такая чернушка, подстриженная под ежик.

– Мыша. Ага. Правда, уже полгода она ходит с Баськой, но в последнее время за что–то поссорились. Ну а ты со своей бабской красотой… так что она могла начать клеиться и к тебе…

Улыбка Михала была широкой и сердечной.

– У меня вопрос.

– Валяй.

– Откуда у вас весь тот бункер? Мониторы, камеры, оборудование? От американцев?

Якуб презрительно фыркнул.

– С самого начала войны я видел всего нескольких, хотя они остановились всего в паре километрах отсюда. Их позиции, это, прежде всего, автоматизированные боевые посты и окопавшиеся роботы. Не рассчитывай на героических янки, которые станут штурмовать русские позиции. В первую очередь пойдут наши, та, так называемая, Первая Польская Армия. Вот потому вся эта «странная война» и продолжается, американцы хотят вначале натренировать достаточное количество пушечного мяса. Думаю, до весны будущего года они с места не стронутся, разве что договорятся с русскими за нашими спинами. Не первый раз.

– Ага. А мой вопрос?

– Сами сделали, это не проблема. Мы применили сотни небольших камер и старую интернет–сеть. Часть световодов подтянули сами. Теперь мы можем взглянуть на все, что происходит в городе в радиусе трех–четырех километров. Потому–то мы так быстро тебя и нацелили.

– Здорово. Можно спросить еще?

– Хочешь знать все, прежде чем завербоваться? – Якуб криво усмехнулся. – Мы не платим жалования, разве что самогонкой. Но если бухаешь сильно, идешь на лечение или вылетаешь. Можешь потянуть травки, но кроме того, никакой амфы, «голубой дамы» или другого дерьма. Оружие и подобные мозгоёбы в паре не идут. Каждый обязан работать, делать что–нибудь полезное, разве что ты болен или ранен. Девчонки сами выбирают, с кем хотят быть; если тебе решение какй–то из них не понравится, стискиваешь зубы и ведешь себя вежливо. Во время боя слушаешься командира своей группы или главнокомандующего. Если сбежишь, струсишь, изменишь – лучше не возвращайся. В любой момент можешь уйти к американцам. Что–то еще?

– В общем–то, все. Но я не понимаю одной шутки, если только это шутка. Почему, когда одна из девчонок сказала сегодня, что у нее от страха поджилки трясутся, так вторая стукнула ее по голове, а все смеялись? Когда же еще одна сказала, что у страха глаза велики, так тоже ржали? Это ведь не смешно.

– Прикалываешься?

– Нет. Я на самом деле не знаю.

Якуб подозрительно поглядел на русского. Сплошная откровенность, псякрев.

Он протянул руку.

– Это я еще как следует не представлялся. Моя фамилия – Страх. Якуб Страх.

Несколько воробьев всполошенно взлетело с ближайшего куста от громкого хохота.

* * *

Разбудило его легкое прикосновение. Он тут же открыл глаза, полностью настороженный и готовый к действию.

– Пан Мариан… – шепот в темноте всегда кажется более тихим, чем в действительности. В особенности, детский

шепот.

– Марек? – он поискал лампу, зажег. – Ага, и остальные мушкетеры. Вы почему не спите? Майя? Майка, что случилось? Ты почему плачешь?

– Это из–за Кармен, Асии… Они…

– Знаю, дети, знаю. Иногда рыцари проигрывают драконам, – он осторожно обнял девочку и прижал к себе. – Сегодня вас положили спать пораньше?

– Ага. Сказали, что мы должны отдохнуть.

– И они были правы. Сон – это лучшее лекарство.

– Расскажите нам, что было дальше.

– Что? А… историю. Сейчас? Посреди ночи?

– Да, – глаза Марека, точно так же, как и у остальных детей, блестели в темноте. – Мы и так сегодня быстро не заснем.

– Ладно уже, но немного, потому что история начинает делаться паршивой…

* * *

Тризна. Варварская тризна в честь павших. Не Дзяды^[6], никто не плачет и не рвет волосы на голове – но танцы, песни, выпивка, обжорство, секс. Словно оставшиеся желали пережить наилучшие моменты – за тех, что ушли. И предложить им такие на добрый путь. Воспоминание о приятных вещах и забавных моментах.

– А помните, как Паук поссорился м Малым?

– Ну да. Под конец заорал: «иди ком не на хуй»!

– После чего целый день мочил яйца в холодной воде…

Смех, от всего сердца, радостный.

Михал прохаживался между кострами. Чувствовал он себя прекрасно. Намного лучше, чем когда–либо за последние годы. Почти как дома.

– Выпей! – стукнул его кто–то по плечу и сунул в руки бутылку. – Выпей с нами, ты, русский сукин сын!

В голосе не было и намека на оскорбление, наоборот, нечто вроде уважения. Михал принял фугас, чокнулся стеклом о стекло, сделал глоток. Крепкая. Хорошо. В самый раз для тризны.

Он отправился дальше, обходя кружки людей у костров. Пока что ему не хотелось присесть к какому–либо из них, просто хотелось пройтись, порадоваться моменту.

Она столкнулась с ним совершенно случайно. Вроде бы. Они столкнулись, и он уже глядел ей прямо в глаза. Огромные, карие, глубокие.

– Спасибо, что вернулся, Михал, – шепнула она. – Если бы Куба погиб, я… даже и не знаю, что бы сделала. Все бы тут пошло к чертовой матери.

Парень почувствовал, что краснеет.

– Да не за что.

– Есть за что. И ничего не говори. Добро пожаловать домой.

Дом. Три буквы – и столько значений.

– Я… – неуверенно начал он.

А ее уже и не было. Убежала, исчезла в темноте. Тут же он увидел, как она подходит к ближайшему костру и садится рядом с Якубом. Они обнялись, поцеловались. Черт!

* * *

– Да, дорогие мои. Королева глянула на первого вассала, он взглянул на нее, и неожиданно весь мир затаил дыхание, утих ветер, умолкли ручьи, реки и моря, насекомые и звери. Весь мир застыл на мгновение, когда же его вновь наполнили звуки, ничто уже не было таким, как раньше. Потому что случилась измена.

– Измена? Так ведь они только поглядели друг на друга.

– Видишь ли, Майя, измена – это не обязательно, когда кто–то кого–то обманывает, мошенничает или… ну, для этого вы еще слишком маленькие. Самая страшная такая измена, которую совершаешь в мыслях, – он поглядел куда–то в темный угол. – В любви самое позорное – это неискренность.

* * *

Она пришла к нему уже далеко за полночь. Костры уже почти догорели, едва смягчая мрак багровым заревом. Большая часть принимавших участие в пиршестве перебралось в жилища в доме или рядом с ним. Наиболее укушавшиеся дрыхли прямо на земле. Где–то в темноте какая–то парочка хрипло дышала в ритме своего частного забытья.

Он был сам. Сидел у погасшего костра, опьяненный самогоном и найденным через столько лет чувством принадлежности. Детский дом в Белоруссии он пережил с этикеткой «проклятого полячка», презираемого как воспитателем, так и воспитанниками. За четыре года шесть раз ему ломали ребра, семь раз – пальцы, он потерял пять зубов, у него имелась трещина в нижней челюсти и черепе. Синяков и ожогов от сигарет он и не считал. Всякий раз в больнице он говорил, что упал с лестницы. Если бы сказал что–нибудь другое, после возвращения в приют не пережил бы и дня.

Здесь было иначе. Этой ночью много раз он с кем–то выпивал, много раз его хлопали по плечу, шутливо подталкивали, его обцеловывали девушки, а один раз – какой–то сильно выпивший парень, который, сориентировавшись в ошибке, сбежал в темноту. Никто и не пытался наплевать на него, сбить на землю, пинать ногами. Три девушки сделали ему весьма конкретные предложения. Он отговорился раной на бедре, и все выглядели разочарованными. Зато все они сообщили ему, где будут спать. Вспоминая об этом, он улыбался.

Он услышал шелест, и кто–то присел рядом.

– Устал?

Это была она, девушка Якуба.

– Немного, – хорошо еще, что ночь давала повод для шепота, в противном случае, голос бы задрожал.

– Я тоже. Долгий был день; за сегодня произошло больше, чем за последние три месяца…

– А мне казалось, что у вас так чуть ли не каждый день…

– Каждый день деремся с Т-ботами и теряем друзей?

Михал поблагодарил судьбу, что она не увидит, как он краснеет.

– Прости, – шепнула она и коснулась его руки. – Иногда случается, что болтаю языком как сорока, особенно, когда устану. Я плохая девчонка из колонии, и по–другому не могу.

Он почти не слышал, что она сказала, ее прикосновение было словно удар током.

– Я и не… не сержусь. Я и сам иногда не думаю, что говорю.

– Я рада, что ты вернулся… тогда… Я же все видела в бункере, – вздохнула девушка. – Лукаш уже готовил в бой очередные группы, а я знала, что все это ничего не даст. Что пока все будут готовы, робот всех прибьет. А ты их спас.

– Да не преувеличивай ты с этим спасением. Они прекрасно справлялись и сами. Я серьезно, даже профи не провели бы лучше.

– Скромный ты наш.

Их ладони все так же касались одна другой. Михал чувствовал нарастающий шум крови в висках.

– Вернулся и все, – буркнул он и отодвинулся. – И не о чем говорить.

– Есть о чем, – девушка присела поближе. – Холодно?

Собственно говоря, только сейчас он почувствовал, что и вправду холодно. Очень холодно.

– Немного.

Девушка прижалась и набросила на них обоих одеяло.

– Почему, как я сюда пришла, ты ни разу на меня не поглядел?

– Боюсь.

– Боишься? Ты?

– Не издевайся, – исходящее от нее тепло было словно пламя, словно жар. – Боюсь, что гляну раз и уже не смогу перестать глядеть. Боюсь, что я пьян, и стану пытаться тебя обнять и поцеловать, нет… что буду пытаться тебя обнять и поцеловать, оправдываясь тем, что пьян. А вот теперь боюсь, что ты встанешь и уйдешь, а я останусь здесь сам, и буду исходить слюной. Боюсь, что завтра не смогу глянуть в глаза тебе… вам, тебе и Якубу. Потому что ведь ты…

– Его? – тихо спросила она. – Как же часто мужики путают пребывание вместе с правом собственности. Я не принадлежу ему, а он – мне. Мы вместе, а это нечто иное. И… я тоже боюсь… Точно того же, что и ты, Михал.

– Ох…

Прежде, чем он успел сказать чего–нибудь разумного, она забрала одеяло и исчезла в темноте.

* * *

– И все же, упадок короля и уничтожение его страны не были вызваны изменой королевы.

– А чем же?

– Жадностью, стремлением ко власти и правлению. Желание овладеть могущественным магическим предметом, обладающим властью над жизнью и смертью. Да, ребятишки. В те времена много еще было подобных артефактов… магических предметов, то есть, мечей, щитов, копий, доспехов и многих других.

– А тот предмет? Как он выглядел? Как меч?

– Нет, как котелок. Словно обычный, железный котел. Рыцари короля разыскивали его уже много лет, желая использовать силу этого предмета, чтобы творить добро. Но когда нашли, оказалось, что сила его пробуждает в людских сердцах самые черные чувства.

Он прервал рассказ, поочередно поглядел на каждого из детей. Глаза их вновь горели темным, внутренним светом.

– На сегодня хватит, малыши. Вижу, что заснете прямо вот так, на ходу. Закончим наш рассказ завтра.

– Обещаете?

– Обещаю.

* * *

– Куба! Куба, ты не поверишь, что мы нашли в останках Т-бота. Якуб раскрыл глаза.

– Твоя рожа, Лукаш, не самый лучший вид для начала дня, – прохрипел он. – Тем более, с такой похмелюги.

– Гляди!

Лукаш положил на столе нечто, похожее на перевернутый вверх дном вокмен. Штука обладала серой поверхностью и несколькими светодиодами с нижнего края. Якуб встал с кровати, натянул одеяло на лежащую Каську. Вело девчонке, она могла дрыхнуть даже во время артиллерийского обстрела.

– Подобные я уже видел. Стандартный бронированный колпак центрального блока. А ты чего ожидал? Капустного кочана? И вообще, откуда это у тебя?

– Это наш вчерашний Т-бот. Ночью не мог заснуть, так что взял трех ребят, и мы пошли его выпотрошить, пока кто– нибудь не свистнул у нас части из–под носа. Сняли плиты кожуха, а центральная часть вскрыта словно консервная банка – и в средине вот это. Гляди.

Рядом с колпаком Лукаш поставил ноут, соединил оба устройства кабелем. На экране пробежали ряды схем, затем появилась надпись: READY^[7].

Оба всматривались в экран, словно загипнотизированные.

– Ты чего, тюльку гонишь, правда? – Якуб, сам того не желая, заговорил шепотом. – Посмеяться решил.

– Нет. Холера, нет. Я и сам не мог поверить и потому пришел к тебе, чтобы убедиться в том, что это правда.

– На другом оборудовании проверил?

– Три раза. Он живой. Долбаный проц к Т-боту живой!

Они глядели один на другого и скалились словно придурки.

Процессор к российскому Т-боту был наиболее разыскиваемым и желанным оборудованием. Американцам не удавалось расколоть принципа действия центра управления этих двуногих боевых роботов, а всякий раз, когда удавалось уничтожить или повредить какой–нибудь Т-бот, система автоматического уничтожения превращала содержимое бронеколпака в горелый сплав. Наиболее фантастические слухи говорили о сети людских нейронов, умножаемых в пространственной, наноалмазной сетке. Якобы, благодаря этому, Т-боты и были такими грозными, к тому же они обладали способностью обучения новой тактике в ходе боя, по месту, словно живой, разумный организм. После вчерашнего столкновения Якуб уже не мог сказать, что это байда. За этот ценный процессор американцы дали бы все, что угодно.

– И сколько может он стоить?

Куба пожал плечами.

– А сколько ты хочешь запросить? Заплатят любые бабки. Пять лимонов, десять, пятьдесят. Заберут тебя на частном реактивном самолете в Штаты, посадят, где тебе только захочется, и дадут полный чемодан бабла. Или счет в крупнейшем банке.

– Это ключи к раю.

– Ну да. Ключи к раю.

* * *

– А вы что же? Вот так, без завтрака. Сразу за работу?

Четверо детей глядели на него молча, с серьезностью, не типичной для своего возраста. Он погасил улыбку.

– Что–то случилось?

– Мы хотим знать, чем закончилась история, пан Мариан.

Он подошел к верстаку, на котором лежал разобранный калашников. Вытер руки тряпкой.

– А сами вы как думаете? Как должна она закончиться? Самому мне кажется, точно так же, как всегда, не так?

Марек слегка кивнул.

– Это как?

– Вы помните, чем закончился рассказ? Ну конечно же, помните. Так вот, королевские рыцари нашли волшебный котел, способный дать им счастье и радость, а королева и первый вассал влюбились один в другого. Вот же что получилось, правда? Только влюбленные скрыли ту любовь глубоко в своих сердцах, ведь оба любили и уважали юного короля. Только не могли они навсегда скрыть свои чувства от окружающего мира. Присядьте–ка вон там, на ящиках с патронами. И я тоже присяду, потому что старенький я уже. При дворе был принц, племянник короля, амбициозный и гордый молодой человек. До момента появления первого вассала он был самым главным в замке, он был официальным наследником повелителя. Но вместе с появлением чужака, позиция принца сделалась слабее. К тому же, сердце его точило желание обладать волшебным котлом. Ревнуя к конкуренту и желая обладать властью над магическим предметом, он только и ждал случая, чтобы добыть котел и королеву, а так же избавиться от первого вассала…

* * *

Собрались они в бывшем клубе. Якуб, Лукаш, Михал, командиры групп, еще несколько человек, образующих стержень их небольшого общества. Все они стояли вокруг стола, глядя на броневой купол, извлеченный из Т-бота.

– Во, блин, курва, – шепнул Г орячка.

Лукаш только что объяснил всем, что это такое. Пока что это был единственный комментарий.

Якуб решил несколько разрядить атмосферу.

– У кого какие идеи? Потому что попытка извлечь проц, что, похоже, хотел предложить нам Горячка, заранее обречена на неудачу. Там нет ни единой дырки.

– Хочешь сказать, ты уже искал?

Среди собравшихся можно было слышать нервные смешки. Атмосфера сделалась не такой напряженной.

В комнату вошла Каська, подошла к Якубу, прижалась.

– Лукаш мне сказал.

– Хорошо, – поцеловал он ее в лоб. – У нас тут небольшая загвоздка.

– Какая еще загвоздка, Куба? – отозвалась Мария, самая старшая из присутствующих здесь, учительница на пенсии. – Продадим его американцам и больше ни о чем уже не будем беспокоиться. Денег хватит на все, вплоть до освобождения.

Якуб открыл рот…

– Все не так просто, пани Мария, – опередил его Горячка. – Мы не можем к ним просто вот так отправиться. Мы…

– Мы словно нищий, который нашел на улице бриллиантовое ожерелье, – согласился с ним Лукаш. – Что мы можем сделать? Американские процедуры нам известны – мы сообщим Греверсу, он тут же доложит в штаб, потом информация пойдет в разведку, те захотят все перепроверить и спросят у наших, наши сами захотят наложить лапу на проце, поэтому вышлют каких–нибудь агентов, американцы – своих. Наделается шуму, так что узнают русские, а тогда…

– Похоже, я уже понимаю, что ты имеешь в виду, – бывшая училка мягко улыбнулась. – Так что сделаем?

Лукаш одарил ее мрачным взглядом.

– Прежде, чем мы что–либо постановим, – медленно произнес он, – нужно решить, почему этот русский сукин сын стоит здесь и явно чувствует себя словно в собственном доме.

Ледяная тишина разлилась из его слов и заполнила комнату.

– Повтори, – Горячка наклонился вперед, открывая зубы в неприятной гримасе.

– Я спрашиваю, почему эта русская манда стоит вот здесь и знает наш самый большой секрет.

– Потому что, – Горячка положил руку на кобуре, – он был там вчера с нами и дрался. И если бы не он, мы бы тут

сейчас не стояли. Он имеет право.

– Не сомневаюсь, что имеет. И массу других прав. Он сам их себе признал, не так ли?

Лукаш повернулся к солдату.

Якуб трахнул ладонью по столу.

– Хватит! Что с тобой, Лукаш?! Что ты против него имеешь? Вчера он был с нами, сражался с Т-ботом, он знаком с методами действия российской армии.

– Мне они тоже знакомы. И мне известно и то, что если русаки узнают, что у нас имеется этот процессор, то вы

шлют сюда все, что у них имеется, даже если бы для этого пришлось втянуть в бой американцев. Направят сюда артиллерию, авиацию, боботов, а потом еще для уверенности ёбнут сюда ядреную бомбу. Вы все это знаете. И, собственно, ничего

я против него не имею, ты, видно, тоже, раз позволяешь ему зажиматься с Каськой. Если бы я знал, что именно такая на

града ждет за уничтожение Т-бота, сам бы подставил шею.

– Ах ты сволочь, – Каська рванулась вперед, Якуб в последний момент схватил ее за руку. – Выпердок недоёбаный!

– Может и так, золотце, – лицо блондина искривилось в иронической усмешке. – Но как, в таком случае, ты назовешь себя?

* * *

Из тени возникла чья–то фигура. Мариан прервал рассказ и пригляделся.

– Я тебя не знаю. Кто ты такая?

– Она не разговаривает, пан Мариан. Только вчера пришла к нам. Вместе с тем новеньким.

– Ах, с нашим русским приятелем. Как ее зовут?

– Мы не знаем, она ничего не говорит, только лекарства получает.

– По глазам вижу, зрачки как блюдца. Хочешь послушать рассказ?

Девушка пристроилась на каком–то ящике.

– Ну хорошо, рассказываю дальше. Молодой принц воспользовался оказией, чтобы обвинить королеву и первого вассала…

* * *

– И у тебя есть нечто большее, чем просто слова?

Якубу пришлось поднять голос, чтобы перекричать нараставший гомон.

– Наши голубки забыли, что вокруг полно камер. У меня все записано. Ты отправляешься спать, а она остается. Подходит к нему, присаживается, прижимается, набрасывает одеяльце, а ручки под ним летают так, что смотреть приятно… – Лукаш все время язвительно усмехался, вот только глаза у него были странные, чужие, не его собственные. – Потом она поднимается и уходит в сторону. Он какое–то время еще сидит, а потом идет за ней. Больше, к сожалению, не имею. И она была крайне усталой после той ночи, не правда ли?

Каська перестала дергаться. Якуб чувствовал, как все глядят то на него, то на нее.

Ну, скажи же что–нибудь, плохая девчонка из колонии, просил он про себя. Скажи, что этого не было, выругайся, плюнь ему в глаза. Он чувствовал, что сжимает ей руку крепко, очень сильно.

Отзовись же, плохая девчонка. Каська молчала. Якуб поглядел на Михала. Солдат стоял рядом, но уже успел отступить на шаг, на два шага, снова чужой. Он глядел на девушку. Только на нее.

Очень медленно, словно это была не его ладонь, Якуб распрямил пальцы и отпустил руку девушки. На коже остались багровые следы.

– Конец собрания, – тихо сказал он. – Можете разойтись.

* * *

– И что… что было дальше?

Все глянули на девушку.

– Говорит… По–польски.

– Я чего ты ожидал, Кшись? Рот у нее есть, вот и говорит Майя, тебе интересно?

Та кивнула.

– Так вот, мои дорогие, слова могут ранить сильнее меча и убивать словно разъяренный дракон. Те несколько слов, брошенных в тронном зале, уничтожили мир молодого короля, отобрали желание жить и силу воли. Рыцари, верные королю, сцепились в бою с теми, кто поверил принцу. Очень многие пали на поле боя, другие сбежали. В великой битве на конце времени чудес король, принц и первый вассал поубивали друг друга, королева укрылась в монастыре, а волшебный котел исчез, и никто больше его уже не нашел.

– Но…

– Что, Майя?

– Но, пан Мариан, мы… нам не хочется такого рассказа. И почему все так быстро?

– Милые мои, – мужчина поднялся. – Некоторые истории нужно рассказывать быстро, в противном случае, они теряют смысл. Кроме того, пани Мария наругала бы меня, если бы ей стало известно, как я тут угощаю вас описаниями кровавых битв и резни. Пускай уже все это закончится таким образом…

* * *

– Куба! Куба, черт подери! Открывай! – стук в двери казался ему каким–то отдаленным, абсолютно неважным делом. Как будто в его двери никто и не ломился.

Он сидел в пустой комнате на матрасе и пялился в стенку. Где–то в груди, за грудной костью, кто–то, некая сила поместила кусок льда, который никак не желал таять.

Напротив, на стене висело зеркало. В нем он видел худощавого парня в слишком большом, плохо подогнанном мундире, сидящего по–турецки на матрасе и вертящего в руке пистолет глок. Тип этот выглядел совершенно незнакомым.

Разговора с Каськой, собственно говоря, и не было. Это правда? – спросил он, когда они остались одни. Она ничего не сказала, не покачала отрицательно головой, не изрыгнула матов, не расплакалась. В ее глазах… он теперь сам не знал, что было в ее глазах. Боль? Просьба? Признание в вине?

Он не мог вынести того взгляда, развернулся на месте и вышел. Когда уже был на лестнице, показалось, будто бы она позвала его по имени. Всего лишь раз.

А теперь Куба не мог вынести взгляда парня из зеркала, потому вытянул руку и выстрелил в него. Осколки разлетелись во все стороны.

– Выстрел! Курва, стреляет! Выбиваем двери! – что–то грохнуло в дверную коробку раз, другой, третий. На четвертый раз замок не выдержал, в комнату влетели Горячка, Диджей и Карчихо.

– Жив, – удовлетворенно сообщила девушка. – Только зеркало расхайдакал.

– Хорошо, что не лоб. Двигай задницей, Куба. Ты нам нужен.

Якуб медленно обвел каждого из них взглядом. Все было каким–то странным, нереальным, чужим; он чувствовал шум в ушах, не мог сконцентрировать взгляда, как будто вот–вот его свалил грипп, словно пришла горячка и первые судороги.

– Лукаш забрал проц с Т-бота и смылся. С ним пошли Дикий, Бодек и полтора десятка других. Каська у них.

– Что это значит, – сглотнул он слюну. – Что это значит: «Каська у них»?

– В качестве заложницы. Старуха Вертыкова видела, как вели ее под угрозой оружия. Они направились к расположению американцев. Это им придется пройти через развалины вокзала, через старый парк и мимо пруда.

– Ага. – Все так же мысли его окутаны туманом; он чувствовал, что следует собрать всех людей и броситься в погоню, встать против Лукаша и заплатить ему за измену. Чувствовал, что должна пролиться кровь. Много крови.

– Якуб, – Карчихо пожошла к нему, наклонилась, схватила за подбородок и осторожно повернула к себе. – Якуб, уже три часа прошло, а все здесь уже идет ко всем чертям. Люди не знают, что им думать, что им делать, все ожидают приказов. Мы не знаем, нужно ли отправляться за Лукашем, чтобы отобрать процессор или отбивать Каську. Нужно ли эвакуировать женщин и детей? Будем ли мы стрелять друг в друга? В Лукаша? Будека? В парней? Ты нам нужен, комендант.

Кровь, повсюду столько крови, он практически чувствовал ее запах. Карчихо, с головой отстреленной бронебойной пулей. Горячка, разорванный на клочки разрывом гранаты. Диджей, кричащий что–то высоким голосом, что совсем уже сюрреалистично, потому что вместо лица у него кровавая каша. Пришпиленный очередью из калаша к стене Дикий; Бодек с оторванными руками, Лукаш…

Лукаш прямо перед ним, держащийся руками за ствол винтовки, остановленный на полушаге, на бегу; та винтовка – это его винтовка, Якуб держит ее в руках и знает, что двадцатисантиметровый штык, вонзенный в живот Лукаша, должен доставлять адскую боль. Боль должна быть адской, тем не менее, блондин тянется к кобуре, вытаскивает пистолет и…

Он захлопал глазами. Парк, пруд, ну да, именно над прудом, неподалеку от воды. Они подождут. И почти что слышал в ушах плеск волн, бьющихся о берег… озера?