Текст книги "Отлив"

Автор книги: Роберт Льюис Стивенсон

Соавторы: Ллойд Осборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Трое авантюристов обменялись взглядами, а Дэвис испустил вздох облегчения.

– Теперь давайте установим хронометр,– сказал он и первым вошел в надстройку.

Там было довольно просторно: из кают-компании дверь вела в две другие каюты и порядочных размеров кладовую; переборки были выкрашены в белый цвет, пол покрыт линолеумом. Не осталось никакого беспорядка, никаких признаков прежней жизни – имущество умерших подверглось дезинфекции и было переправлено на берег. Только на столе в блюдечке горела сера, и пары ее заставили вошедших закашляться. Капитан заглянул в правобортовую каюту, где на койке все еще валялись скомканные простыни и отброшенное одеяло, как его отбросили с обезображенного трупа, собираясь хоронить.

– Черт, я же велел черномазым выкинуть этот хлам в воду,проворчал Дэвис.– Они, наверно, боятся дотронуться. Ладно, по крайней мере, они полили здесь из шланга, и на том спасибо. Хьюиш, беритесь за тряпки.

– Идите вы подальше...– огрызнулся Хьюиш, делая шаг назад.

– Это еще что?-рявкнул капитан.– Мой юный друг, вы, кажется, заблуждаетесь – капитан здесь я.

– А мне-то что,– отрезал клерк.

– Ах, так?– заревел Дэвис.-Тогда отправляйтесь спать к черномазым! Марш отсюда!

– Скажите пожалуйста!-протянул Хьюиш.– Думаете, на простачка напали? Шутки шутками...

– Ладно, я сейчас вам разъясню, как обстоит дело, и вы поймете раз и навсегда, пахнет ли тут шутками,– сказал Дэвис.Я– капитан, и я им буду. Одно из трех. Либо вы подчиняетесь моим приказам как стюард, и в таком случае вы столуетесь с нами. Либо вы отказываетесь подчиниться, я вас отсюда выставляю, и вы катитесь без всяких разговоров. Либо, последнее, я подаю сигнал вон тому военному кораблю и отсылаю вас под конвоем на берег как арестованного за мятеж.

– А я себе помалкиваю, так вы считаете? Не на такого напали!-с издевкой отпарировал Хьюиш.

– А кто тебе поверит, сынок?– спросил капитан.– Нет, сэр! Мое капитанство дело нешуточное. Хватит разговаривать. Берите тряпки.

Хьюиш был не дурак и понимал, когда проигрывал; не был он и трусом: он подошел к койке, взял в охапку заразное белье с постели и понес его вон без проволочек и без тени страха.

– Я ждал этого предлога,– сказал Дэвис Геррику.С вами я этого проделывать не стану, вы и сами все понимаете.

– Вы собираетесь спать здесь?– спросил Геррик, следуя за капитаном в одну из кают, где тот принялся прилаживать хронометр в изголовье кровати.

– Ничуть не бывало!-ответил тот.– Пожалуй, я буду спать на палубе. Не то чтобы я боялся, но как-то мне сейчас оспа ни к чему.

– И я не то чтобы боялся,– сказал Геррик,– но как подумаю о тех двоих, худо делается: как тут капитан с помощником умирали друг против друга... Страшная история. Интересно, что они сказали напоследок?

– Уайзман и Уишерт?– переспросил капитан.– Наверно, пустяки какие-нибудь. Заранее представляешь себе все это так, а на поверку выходит совсем иначе. Может, Уайзман сказал: "Слушай, дружище, тащи-ка сюда джину, меня что-то здорово пошатывает". А Уишерт, верно, ответил: "Ох, жуткое дело!"

– Вот это и страшно,– сказал Геррик.

– Так оно и есть,– заключил Дэвис.– Готово, хронометр установлен, теперь самое время сниматься с якоря и убираться.

Он зажег сигару и вышел на палубу.

– Эй, ты! Как твое имя?-крикнул он одному из матросов, узкобедрому ладному парню с какого-то дальнего острова на западе, темнокожего почти как африканец.

– Сэлли Дэй,– ответил тот.

– Вот так дьявол...– заметил капитан.– Не знал, что у нас на борту есть дамы. Ну, Сэлли, будь добр, спусти вон ту тряпку. Другой раз я тебе сослужу такую же службу.– Он наблюдал, как желтый флаг опускается через салинг и ложится на палубу.– Больше вы не будете болтаться с кораблем где попало. Собирайте народ на корму, мистер Хэй,– добавил он излишне громким голосом.– Мне надо им кое-что сказать.

С неизведанными дотоле ощущениями Геррик приготовился впервые в жизни обратиться к экипажу. Он благодарил небо за то, что они туземцы. Но даже туземцы, размышлял он, могут угадать в нем новичка, могут заметить промах, отступление от того специфичного английского языка, который принят на судах. Возможно, они и не понимают другого. И он напрягал память в поисках нужных слов, припоминая все, что знал из морской романтики.

– Эй, ребята, давай на корму!-крикнул он.– Живей, живей! Все на корму!

Они столпились в проходе, как овцы.

– Они здесь, сэр,– доложил Геррик.

Некоторое время капитан продолжал стоять лицом к корме, затем с пугающей внезапностью повернулся к команде и, кажется, остался доволен их испугом.

– Значит, так,– сказал он, перекатывая во рту сигару и перебирая спицы штурвала.– Я– капитан Браун. Я командую этим судном. Это мистер Хэй, старший офицер. Еще один белый – стюард, но он будет нести вахту и стоять у штурвала. Мои приказания исполнять проворно. Понятно, что такое "проворно"? Никаких жалоб на кормежку: она будет выше нормы. К мистеру Хзю обращаться "мистер Хэй, помощник" и добавлять "сэр", когда отвечаете на любой мой приказ. Будете работать проворно и ловко – всем обеспечу райскую жизнь.– Он вынул сигару изо рта.– Но если нет,– загремел он,– я вам тут же устрою сущий ад. Теперь, мистер Хэй, с вашего разрешения, выберем вахтенных.

– Хорошо,– ответил Геррик.

– Будьте любезны прибавлять "сэр", когда обращаетесь ко мне, мистер Хэй,– заметил капитан.– Я беру себе даму. Отойди к правому борту, Сэлли.– Затем он шепнул Геррику на ухо:– Возьмите старика.

– Вон ты, я беру тебя,– сказал Геррик.

– Как тебя звать?– спросил старика капитан.– Как ты говоришь? Ну нет, это не по-английски. Я не потерплю у себя на судне вашей разбойничьей тарабарщины. Мы тебя будем

звать старый Дядюшка Нед, потому что на макушке, где должны расти волосы, у тебя их нет. Отойди к левому борту, Дядюшка. Ты разве не слышал, что мистер Хэй тебя выбрал? Дальше я возьму Белокожего. Белокожий, отойди направо. Так, а кто из вас двоих кок? Ты? Тогда мистер Хэй возьмет твоего приятеля в синих штанах. Отойди налево, Штаны. Ну вот, теперь известно, кто вы: Штаны, Дядюшка Нед, Сэлли Дэй, Белокожий и кок. Все чистокровные аристократы, как я понимаю. А теперь, мистер Хэй, мы, с вашего позволения, снимемся с якоря.

– Ради бога, подскажите мне какие-нибудь слова,– прошептал Геррик.

Час спустя "Фараллона" стояла под всеми парусами, руль был взят лево на борт, и весело позвякивающий кабестан втянул якорь на место.

– Путь свободен, сэр!-прокричал Геррик с носа. Капитан взял шхуну в руль, когда она, как застоявшийся конь, рванулась вперед, дрожа и клонясь под ветром. Сторожевой катер послал прощальный оклик, кильватер побелел и заструился, "Фараллона" вышла в море.

На якоре она стояла у самого прохода. Как только она прянула вперед, Дэвис сразу же направил ее в коридор между двумя краями рифа, где по обе стороны кипели и шумели буруны. Сквозь узкий синий просвет шхуна ринулась в открытое море, и душа капитана возликовала, когда он почувствовал дрожь палубы под ногами и, оглянувшись поверх гакаборта', увидел движущиеся крыши Папеэте и горы, вздымающиеся позади.

Но они еще не покончили с беретом и страхом перед желтым флагом. Когда они очутились примерно на середине коридора, раздался крик, поднялась суматоха, на глазах у всех человек вскочил на поручни и, выбросив руки над головой, перегнулся и прыгнул в воду.

– Так держать!– крикнул капитан, передавая штурвал Хьюишу.

В следующую секунду он был среди канаков с кафель-нагелем наготове.

– Кто еще хочет на берег?– заорал он, и этот бешеный рев нагнал на всех страху не меньше, чем оружие в его руке.

Канаки тупо глядели вслед сбежавшему, чья черная голова виднелась на воде, удаляясь от шхуны к берегу. А шхуна тем временем, как беговая лошадь, пронеслась по коридору и вырвалась на океанский простор.

– Ну и болван же я, что не держал наготове пистоле-га!воскликнул Дэвис.-Ничего не поделаешь, пойдем с неполной командой. Плохо сторожили, мистер Хэй.

1 Гакаборт – верхняя кромка борта на корме судна.

– Не представляю, как мы справимся,– сказал Геррик.

– Должны справиться,– возразил капитан.– Хватит с меня Таити.

Оба невольно обернулись и посмотрели назад: одна за другой открывались горы прекрасного острова, с левого борта Эймео поднял свои расщепленные вершины. А шхуна все мчалась дальше в открытое море.

– Подумать только!– воскликнул капитан, взмахнув рукой.– Еще вчера утром я плясал, точно пудель, чтобы заработать себе завтрак!

ГЛАВА 5. ГРУЗ ШАМПАНСКОГО

Нос судна был установлен так, чтобы Эймео остался к северу, и капитан уселся в каюте с картой, линейкой и кратким курсом навигации.

– Ост пол к норду,– сказал он, оторвавшись наконец от своего занятия.– Мистер Хэй, ваше дело – следить за счислением. Мне важен каждый ярд, чтоб шхуна не отклонялась от курса ни на волос. Я собираюсь продырявить Туамото, а это всегда риск немалый. Если бы эти зюйд-остовые пассаты дули с зюйд-оста, чего они не делают, то мы могли бы пройти по нашему курсу с точностью до полрумба. Скажем, в пределах румба. Тогда мы обойдем Факарава с наветренной стороны. Да, сэр, так на'м и придется сделать, раз мы ложимся на другой курс. Тогда мы пройдем эту кашу мелких островов в самом чистом месте – видите?-И капитан показал точку, где его линейка пересекала расползшийся лабиринт Опасного Архипелага.Хорошо бы уже была ночь – я бы лег на другой галс прямо сейчас, а так мы теряем время и зря отходим к востоку. Что делать, потом наверстаем. И если не попадем в Перу, то пристанем к Эквадору. Один черт, я думаю. Грошовые деньги на бочку – и никаких тебе расспросов. Отличное это племя – южноамериканские испанцы.

Таити уже остался за кормой. Диадема возвышалась среди неровных, иззубренных гор, Эймео оказался совсем рядом и, черный, загадочный, выделялся на золотом великолепии запада. И только тогда шхуна оторвалась от двух островов и был^брошен лаг.

Минут через двадцать Сэлли Дэй, который то и дело оставлял штурвал и заглядывал в кают-компанию, где висели часы, провозгласил пронзительным голосом:

– Четыре склянка!

И показался кок с супом в руках.

– Я, пожалуй, сяду перекушу с вами,– сказал Дэвис Геррику.– А когда я кончу, как раз стемнеет, и мы поставим нашу посудину по ветру и помчим в Южную Америку.

Тут же на углу стола, как раз под лампой, сидел Хьюиш, а с наветренной стороны у него стояла бутылка шампанского.

– Это что такое? Откуда это взялось?– спросил капитан.

– Шампанское, из заднего трюма, если хотите знать,ответил Хыоиш, выпивая залпом кружку.

– Так не годится!-воскликнул Дэвис, и эта фраза, обнаружившая привычное благоговение торгового моряка перед святыней груза, прозвучала на украденном судне крайне нелепо.– Из таких фокусов никогда ничего путного не выходило.

– Каков младенец!– отозвался Хыоиш.– Послушать его, так подумаешь, будто у нас все по-честному! Ловко вы меня провели, а? Я должен торчать на палубе и стоять за рулем, пока вы тут оба сидите и жрете; мне привесили кличку, а вас я должен величать "сэр" да "мистер". Ну так слушайте меня, мистер командир: я буду пить шампанское, иначе дело не пойдет. Я вам говорю. Вы прекрасно знаете, что теперь у вас нет под боком военного корабля.

Дэвис был ошеломлен.

– Я бы отдал пятьдесят долларов, чтобы этого не случилось,сказал он упавшим голосом.

– Но это уже случилось,– возразил Хьюиш.– Попробуйте, чертовски славное.

Рубикон был перейден без дальнейшей борьбы. Капитан наполнил кружку и выпил.

– Лучше бы это было пиво,– проговорил он со вздохом.Но спору нет – штука настоящая да и дешевка. А теперь, Хьюиш, выметайтесь и становитесь за штурвал.

Дрянной человечек одержал верх и пришел в хорошее настроение.

– Есть, сэр,– ответил он и вышел, предоставив остальным обедать.

– Гороховый суп!-воскликнул капитан.– Будь я проклят, если рассчитывал когда-нибудь опять есть гороховый суп!

Геррик сидел неподвижно, молча. Просто немыслимо было после всех этих месяцев безнадежной нужды вдыхать запах грубой корабельной пищи и не испытывать вожделения. Рот его наполнился слюной от желания попробовать шампанского. Однако равно немыслимо было присутствовать при сцене, разыгравшейся между Хьюишем и капитаном, и не осознать с внезапной остротой, в какую пропасть он упал. "Вор среди воров",– повторял он себе. Он не мог притронуться к супу. Если бы он пошевелился, то лишь затем, чтобы выбежать из-за стола, броситься за борт и утонуть честным человеком.

– Что с вами?-сказал капитан.– У вас неважный вид, дружище, выпейте капельку.

Шампанское пенилось и пузырилось в кружке; его яркость, его веселое кипение приковало взгляд Геррика.

"Слишком поздно колебаться",– подумал он, рука его сама взялась за кружку; он пригубил, испытывая наслаждение и неутолимое желание пить еще, осушил кружку до дна, и, когда поставил ее на стол, глаза его заблестели.

– Все-таки жизнь хороша!-воскликнул он.– Я и забыл, что такое жить. Да, даже ради такой жизни стоит жить. Вино, пища, сухая одежда – что ж, стоит и умереть, стоит отправиться на виселицу! Капитан, скажите-ка: почему все бедняки не становятся ворами?

– Перестаньте,– остановил его капитан.

– Должно быть, они невероятно порядочные люди,– продолжал Геррик.– Тут что-то выше моего понимания. Вспомните тюрьму! А что, если бы нас вдруг отослали сейчас обратно!– Он содрогнулся, словно в конвульсиях, и опустил лицо на сцепленные руки.

– Да что с вами?– закричал капитан.

Ответа не последовало, только плечи Геррика заходили ходуном, так что стол закачался.– Выпейте еще. Нате пейте. Я вам приказываю. Не вздумайте плакать, когда худшее позади.

– Я не плачу,– ответил Геррик, подымая лицо с сухими глазами.– Но это хуже слез. Это ужас перед могилой, из которой мы спаслись.

– Ну вот, теперь беритесь за суп, он вас подкрепит,добродушно уговаривал Дэвис.– Я же говорил, что вы совсем сломлены. Вы бы не выдержали больше недели.

– И это самое страшное!-вскричал Геррик.– Еще неделя– и я убил бы кого-нибудь за доллар! Господи, и я это понимаю? И я еще живу? Это какой-то кошмар.

– Спокойней, спокойней! Успокойся, сынок. Ешь гороховый суп. Пища – вот что тебе нужно,– сказал Дэвис.

Суп действительно укрепил и успокоил нервы Геррика; еще один стакан вина, кусок солонины и жареные бананы довершили дело, и он снова мог взглянуть в лицо капитану.

– Я и не знал, что до такой степени выдохся,– сказал он.

– Ну,– сказал Дэвис,– вы были весь день тверды как скала, теперь вы немножко поели и опять будете как скала.

– Да,– ответил Геррик,– теперь я тверд, но странный из меня старший офицер.

– Ерунда! – воскликнул капитан.– Вам нужно только следить за курсом корабля и соблюдать его в пределах полурумба. С этим бы и младенец справился, не то что человек с университетским дипломом. Водить корабли не так уж трудно, когда столкнешься с этим вплотную. А теперь пошли, повернем на другой галс. Несите вашу грифельную доску, и сразу начнем счисление.

С лага при свете нактоуза сняли показания и занесли пройденное расстояние на доску.

– Готовимся к повороту,– объявил капитан.– Дайте штурвал мне, Белокожий, а сами станьте у грота. Гика-тали1, прошу вас, мистер Хэй, а потом ступайте вперед – следите за передними парусами.

– Есть, сэр,– отозвался Геррик.

– Путь впереди свободен? – спросил Дэвис.

– Свободен, сэр.

– Руль под ветер!-закричал капитан.– Выберите слабину, как только шхуна сделает поворот!– крикнул он Хьюи-шу.– Больше силы, не запутайтесь ногами в кольцах.

Неожиданно он ударом свалил Хьюиша на палубу и занял его место.

– Вставайте и держите штурвал крепче!-заорал он.– Болван несчастный, вы что–хотели, чтобы вас убило? Потяни кливер-шкоты!2 – закричал он через минуту и добавил, обращаясь к Хьюишу:-Давайте сюда штурвал, попробуйте свернуть тот шкот.

Но Хьюиш, не двигаясь с места, злобно глядел на Дэвиса.

– А вы знаете, что вы меня ударили?-проговорил он.

– А вы знаете, что я спас вам жизнь?-отозвался капитан, не удостаивая того даже взглядом и переводя глаза с компаса на паруса.– Где бы вы были, если бы гик перекинуло и вы бы запутались в слабине? Нет, сэр, больше вам у грота-шкот3 не стоять. Портовые города полны матросов, стоявших у грота-шкот: они скачут на одной ноге, сынок, а остальных и просто нет в живых. Ставьте гикатали, мистер Хэй. Ударил вас, говорите? Счастье для вас, что ударил.

– Ладно,– медленно произнес Хьюиш,– пожалуй, в этом есть правда. Будем думать, что есть.

Он подчеркнуто повернулся спиной к капитану, ушел в надстройку, и раздавшийся там немедленно выстрел пробки возвестил, что он нашел средство утешиться.

Геррик перешел на корму к капитану.

– Как она сейчас?– спросил он.

1 Г и к – горизонтальный брус, по которому растягивается нижний край паруса. Тали – снасти корабля.

2 Кливер-шкоты – снасти для управления косым парусом.

3 Грота-шкот – снасть для управления главным парусом.

– Ост тень норд пол к норду,– ответил Дэвис.– Почти как я ожидал.

– А что подумают матросы?

– Э, они не думают. Им за это не платят,– ответил капитан.

– Кажется, у вас что-то произошло с...– Геррик не договорил.

– Скверная тварь, так и норовит укусить.– Капитан покачал головой.– Но пока вы и я держимся вместе, это не имеет значения.

Геррик лег в проходе с наветренной стороны. Вечер был ясный, безоблачный. Покачивание корабля убаюкивало Геррика, к тому же он ощущал тяжесть первой сытной еды после долгой голодовки. От глубокого сна его разбудил голос Дэвиса:

– Восемь склянок!

Геррик осоловело поднялся и побрел на корму, где капитан передал ему штурвал.

– Бейдевинд',– сказал он.– Ветер немного порывистый. Как рванет посильнее, так забирайте насколько можно к наветренной стороне, но держите полный.

Он шагнул к надстройке, помедлил и окликнул полубак:

– Нет ли там у кого концертины? Молодчина, Дядюшка Нед. Тащи ее на корму, ладно?

Шхуна очень легко слушалась руля, и Герриком, который не спускал глаз с парусов, белевших в лунном свете, овладела дремота. Резкий звук, донесшийся из каюты, вывел его из забытья – там откупорили третью бутылку, и Геррик вспомнил про "Морского скитальца" и про Группу Четырнадцати островов. Вслед за этим послышались звуки аккордеона и голос капитана:

Что нам ураганы? Мы набьем карманы И пойдем, пойдем плясать по берегу реки – Я в обнимку с Молли, а Том в обнимку с Полли, Как вернемся мы из Южной Аме-ри-ки!2

Звучала затейливая мелодия; вахтенный внизу остановился у передней двери и заслушался. При свете луны видно было, как Дядюшка Нед кивает в такт головой; Геррик улыбался, стоя у штурвала, забыв на время о своих тревогах. Песня следовала за песней, взлетела еще одна пробка, голоса стали громче, точно двое в каюте ссорились, но согласие, видимо, было тут же восстановлено, и теперь послышался голос Хьюиша, который под аккомпанемент капитана затянул:

1 Бейдевинд – положение судна по отношению к ветру, когда ветер дует навстречу под углом.

2 Перевод песен И. Комаровой.

На воздушном шарике

На небо полетим,

Звезды посчитаем,

На месяц поглядим!

Геррика захлестнула волна омерзения. Он сам удивлялся, до какой степени мелодия и слова (написанные не без лихости), голос и манера певца действовали ему на нервы: как скрип ножа по тарелке. Его тошнило при мысли, что оба его компаньона упиваются до потери сознания краденым вином, ссорятся и икают и опять приходят в себя, в то время как перед ними уже зияют двери тюрьмы.

"Неужели я продал свою душу зря?"-думал он, и в нем закипала ярость и решимость – ярость против своих товарищей и решимость довести дело до конца, если только это возможно; извлечь выгоду из позора, раз уж позор неминуем, и вернуться домой, домой из Южной Америки,– как там поется в песне?

Что нам ураганы?

Мы набьем карманы

И пойдем, пойдем плясать по берегу реки... – звучали слова в его мозгу, и перед ним вдруг возникла освещенная фонарями лондонская набережная; он узнал ее и увидел огни моста Бэттерси, перекинутого через угрюмую реку. И пока длился этот мираж, Геррик стоял как зачарованный, глядя в прошлое. Он был неизменно верен своей любимой, но недостаточно прилежно вспоминал о ней. Среди собственных возрастающих невзгод она как-то отодвинулась вдаль, словно луна в тумане. Его прощальное письмо, внезапная надежда, толкнувшая его в разгар отчаяния принять постыдное решение, перемена обстановки, океан, музыка – все всколыхнуло в нем мужественность.

"Я все-таки завоюю ее,-подумал он, сжав зубы.-Правдой или неправдой – не все ли равно?"

– Четыре склянка, помощник. Уже, наверно, четыре склянка,– вдруг вывел его из задумчивости голос Дядюшки Неда.

– Посмотри на часы, Дядюшка,– сказал он. Сам он не желал заглядывать в каюту из-за пьянчуг.

– Уже больше, помощник,– повторил гаваец.

– Тем лучше для тебя, Дядюшка,– отозвался Геррик и вручил ему штурвал, повторив указания, полученные раньше им самим.

Он сделал два шага, как вдруг вспомнил про счисление.

"По какому она идет курсу?"-подумал он и залился краской стыда. То ли он не посмотрел на цифры, то ли забыл их – опять привычная небрежность: доску придется заполнять наугад.

"Больше никогда этого не случится!– поклялся он себе в безмолвной ярости.– Никогда! Если план провалится, моей вины тут быть не должно!"

И всю остальную вахту он провел рядом с Дядюшкой Недом и изучал циферблат компаса так, как, вероятно, никогда не изучал письма от любимой.

Все это время, подстрекая его к вящей бдительности, из каюткомпании до него доносились пение, громкий разговор, издевательский хохот и то и дело хлопанье пробки.

Когда в полночь вахта по левому борту кончилась, на шканцах показались Хьюиш и капитан с пылающими физиономиями. Оба нетвердо держались на ногах. Первый был нагружен бутылками, второй нес две жестяные кружки. Геррик молча прошел мимо них. Они окликнули его хриплыми голосами – он не ответил; они обругали его невежей – он не обратил внимания, хотя в животе у него крутило от бешенства и отвращения. Он прикрыл за собой дверь и бросился на рундук, не для того чтобы спать, решил он, а чтобы размышлять и предаваться отчаянию. Однако он и двух раз не повернулся на своей неудобной постели, как пьяный голос заорал ему в ухо, и ему опять пришлось идти на палубу и стоять утреннюю вахту.

Первый вечер установил образец для последующих. Два ящика шампанского едва продержались сутки, и почти все было выпито Хьюишем и капитаном. Хьюиш не бывал трезв, но и мертвецки пьян тоже не бывал; излишества явно пошли ему на пользу, пища и морской воздух скоро вылечили его, и он начал полнеть. Но с Дэвисом дела обстояли хуже. В обмякшей личности, целыми днями валявшейся на рундуке в расстегнутом кителе, потягивавшей вино и читавшей романы, в шуте, который из вечерней вахты устраивал публичные попойки, трудно было признать энергичного моряка, бодро шагавшего по улицам Папеэте. Он держался вполне прилично до тех пор, пока не кончал измерять высоту солнца; тут он зевал, откладывал в сторону свои вычисления, скручивал карту и с этой минуты уже проводил время в рабском потворстве своим желаниям либо в пьяном, скотском сне. Он забросил все свои обязанности за исключением одной: поддерживал суровую дисциплину во всем, что касалось стола. Снова и снова Геррик слышал, как вызывают кока на корму, как тот бежит с новыми блюдами в кают-компанию или уносит оттуда пищу, начисто забракованную. И чем больше капитан предавался пьянству, тем изощреннее становился его вкус.

Однажды утром он приказал вывесить за борт боцманский стул, разделся до пояса и перелез через поручни с банкой краски.

– Не нравится мне, как покрашена шхуна,– заявил он,– да и название пора убрать долой.

Но это занятие наскучило ему через полчаса, и шхуна продолжала путь с безобразным пятном на корме,– часть слова "Фараллона" оказалась замазанной, а часть проглядывала сквозь слой краски. Он отказался стоять ночную и утреннюю вахты. Погода ведь для плавания отличная, объявил он и спросил со смехом:

– Где это слыхано, чтобы капитан сам нес вахту?

На счисление, которое Геррик все еще старался соблюдать, он не обращал ни малейшего внимания и не оказывал Гер-рику никакой помощи.

– На что нам сдалось это счисление?– спросил он.Солнце на месте, и ладно.

– Солнце будет светить не всегда,– запротестовал Геррик.Вы же сами говорили, что не доверяете хронометру.

– Ну, хронометр нам упрекнуть не в чем!-воскликнул Дэвис.

– Сделайте мне одолжение, капитан,– холодно произнес Геррик.– Я желаю соблюдать счисление, поскольку это входит в мои обязанности. Я не знаю, какую надо делать скидку на течение, не знаю, как это делается. Я слишком неопытен, и я прошу вас мне помочь.

– Никогда не следует расхолаживать усердного офицера,проговорил капитан, снова разворачивая карту (Геррик застал его как раз в рабочие часы, когда он был еще относительно трезв).– Вот оно, глядите сами: чисто в любом направлении между вест и вестнорд-вест и в окружности от пяти до двадцати пяти миль. Так говорит адмиралтейская карта – надеюсь, вы не считаете себя умнее ваших же англичан?

– Я стараюсь выполнять мой долг, капитан Браун,– сказал Геррик, густо покраснев,– и имею честь уведомить вас, что не люблю, когда надо мной издеваются.

– Да какого черта вам нужно?– заорал Дэвис.– Идите и следите за проклятым кильватером. Коли стараетесь выполнять долг, так чего не выполняете? Я считаю, что не мое дело торчать на хвосте у судна, а ваше. И вот еще что я скажу, любезный. Я вас не просил задирать тут передо мной нос. Вы обнаглели, вот что. Лучше не приставайте ко мне, мистер Геррик эсквайр.

Геррик разорвал бумаги, которые держал в руках, бросил на пол и вышел из каюты.

– Зубрила, и только, а?-насмешливо сказал Хьюиш.

– Он считает нас неподходящей компанией – вот чего он бесится, Геррик, эсквайр,– продолжал бушевать капитан.– Он думает, будто я не замечаю, когда он разыгрывает важную персону. Не желает, видишь ли, посидеть с нами, слова учтивого не скажет. Я его проучу, сукина сына! Чтоб мне треснуть, Хьюиш, я ему покажу, кто из нас важнее – он или Джон Дэвис!

– Полегче с фамилиями, кэп,– остановил его Хьюиш, всегда более трезвый.– Поосторожней на поворотах, старина!

– Правильно, молчу. Ты хороший парень, Хьюиш. Ты мне сперва не очень понравился, но теперь я вижу, ты парень подходящий. Давай раскупорим еще одну бутылочку.

В этот день, вероятно разгоряченный ссорой, он пил еще безрассуднее и к четырем часам дня уже лежал на рундуке в бесчувственном состоянии.

Геррик и Хыоиш поужинали порознь, один за другим, сидя против багроволицей храпящей туши. Если зрелище это отбило у Геррика аппетит, то на клерка одиночество подействовало так удручающе, что, едва встав из-за стола, он пошел заискивать перед бывшим товарищем.

Геррик стоял у штурвала, когда Хьюиш приблизился и доверительно облокотился о нактоуз.

– Послушайте, приятель,– сказал он,– мы с вами что-то не такие дружки, как раньше.

Геррик раза два молча перекрутил штурвал. Взгляд его, перебегая со стрелки компаса на шкаторину фока, скользнул по Хьюишу, не задержавшись на нем. Но тот изобразил полнейшую тупость, что далось ему нелегко, так как эта черта характера не была ему свойственна. Возможность поговорить с Герриком с глазу на глаз именно на этой стадии их отношений представляла для такого типа, как он, особую привлекательность. Кроме того, вино, делающее некоторых людей чересчур обидчивыми, сделало Хьюиша нечувствительным к обиде. Потребовалось бы буквально ударить его, чтобы он отказался сейчас от своего намерения.

– Хорошенькое дельце, а?– продолжал он.– Дэвис-то до чего допился? Должен вам сказать, вы сегодня прописали ему по первое число. Ему это отчаянно не понравилось. Он прямо взбесился, когда вы ушли. "Слушай,– грю я,– хватит, поменьше налегай на выпивку, грю. Геррик прав, сам знаешь. Прости уж ему на этот раз". А он грит: "Юиш, брось читать мне мораль, а то я съезжу по твоей поганой роже". Чего ж я мог поделать, Геррик? Но я вам скажу: мне это здорово не нравится. Похоже на другой "Морской скиталец".

Геррик по-прежнему хранил молчание.

– Вы что, оглохли?– резко спросил Хьюиш.– Вы не очень-то вежливы, а?

– Отойдите от нактоуза,– сказал Геррик.

Клерк посмотрел прямо ему в лицо долгим, злобным взглядом; тело его все словно изогнулось, как у змеи, которая вотвот ужалит, затем он повернулся на каблуках, скрылся в надстройке и откупорил там шампанское.

Когда прокричали восемь склянок, он спал на полу рядом с рундуком, где валялся капитан, и из всей правобортовой вахты на зов явился один Сэлли Дэй. Геррик предложил отстоять с ним вахту и дать отдохнуть Дядюшке Неду. Он провел бы таким образом на палубе двенадцать часов, а может быть, даже шестнадцать, но при такой благополучной погоде он мог спокойно спать от смены до смены, наказав разбудить себя при малейшем признаке шквала,– настолько он полагался на людей, с которыми у него возникла тесная связь. С Дядюшкой Недом он вел долгие ночные беседы, и старик рассказал ему нехитрую историю своей тяжкой жизни – жизни на чужбине среди жестоких белых, историю страданий и несправедливости.

Кок, обнаружив, что Геррик ест всегда в одиночестве, стал готовить для него лакомства, весьма неожиданные и подчас малосъедобные, которые Геррик заставлял себя съедать. А однажды, когда он стоял на носу, он вдруг почувствовал, как его погладили по плечу, и услышал голос Сэлли Дэйя, тихонько сказавшего ему на ухо: "Твоя хороший люди!" Он обернулся и, подавив слезы, пожал Сэлли руку.

Это были добрые, веселые, бесхитростные души. По воскресеньям каждый выносил на палубу собственную Библию: даже друг для друга они были иноязычными, и Сэлли Дэй объяснялся со своими товарищами только на английском. Каждый читал или делал вид, что читает, свою главу, и Дядюшка Нед водружал на нос очки. Потом все сообща пели миссионерские гимны. Поэтому уподобить островитян "Фа-раллоны" белым значило бы оскорбить первых. Все эти простые души – даже Сэлли Дэй, отпрыск каннибалов,– были так верны всему, что почитали за добро. Стыд пронзал Геррика, когда он вспоминал, для чего он здесь... То, что эти наивные малые относятся к нему с признательностью и расположением, словно надевало шоры на его совесть, и порой он и сам был не прочь вместе с Сэлли Дэйем признать себя хорошим человеком. Но только теперь обнаружилась истинная мера их расположения к нему. Вся команда в один голос запротестовала, и прежде чем Геррик понял, к чему они клонят, разбудили кока, и тот добровольно вызвался заменить его; все матросы сгрудились вокруг помощника, увещевая его, поглаживая, убеждая лечь и отдохнуть, ничего не опасаясь.

– Плавду говолит,– сказал Дядюшка Нед.– Плиляг. Каждая люди на колабль будет полядке. Каждая люди нлавится твоя очень.