Текст книги "Ещё, ещё, и ещё ужастики"

Автор книги: Роберт Лоуренс Стайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Роберт Лоуренс Стайн
Ещё, ещё, и ещё ужастики

Не садитесь на гронка

– Он не работает.

– Дай взглянуть, Брэд, – моя пятнадцатилетняя сестра вцепилась в «Уокмен», который я держал в руках, и рванула его с такой силой, что чуть не оторвала мне голову.

– Эээ! Секундочку! Дай наушники хоть выну! – крикнул я.

Было это рождественским утром. Мама, папа, Келли и я сидели вокруг елки в гостиной и открывали подарки.

Мама с папой подарили мне этот самый «Уокмен», но он оказался сломан. Из наушников не доносилось ни звука.

– Ты их не в то гнездо воткнул, – нахмурилась Келли. – Хоть бы инструкцию на коробке сперва прочел. Вот остолоп!

– Я не остолоп! – заорал я.

– А я говорю – остолоп!

– А я говорю – нет! – еще громче завопил я

– Не называй брата остолопом. Это нехорошо, – укоризненно сказала мама.

– А я тут при чем? Правда глаза колет, – заявила сестра.

– Довольно, – остановил ее папа.

Я засмеялся.

Папа повернулся ко мне:

– Не смейся. Твоя сестра права.

ЧТО?!

– Тебе следовало сперва прочесть инструкцию, – продолжал папа.

– Твой отец прав. Ты вечно ленишься читать инструкции, – сказала мама.

– Ладно. Ладно, – проворчал я. – Все правы.

Я заметил, как Келли ехидно ухмыльнулась мне, пока папа доставал из-под елки последний подарок.

– Этот для тебя, Брэд!

Я потянулся за небольшой коробкой, завернутой в блестящую красную бумагу. Все свои подарки я уже открыл, и подарок от папы и мамы вообще-то должен был оказаться последним.

Я посмотрел на прикрепленную к коробке карточку. Там была надпись: «Для Брэда». А больше – ничего.

– От кого это? – спросил я.

Никто не знал.

Я сорвал бумагу, открыл коробку и заглянул внутрь.

– Ааааа. Всего лишь Кушбол.[1]1
  Кушбол (англ. Koosh ball) – мячик, состоящий из резиновых нитей, приклеенных к мягкому шарику. (Здесь и далее – примечания переводчика).


[Закрыть]

– Я его возьму, – Келли выхватила у меня коробочку.

– А ну отдай! Это мое! – я выхватил ее обратно.

У меня этих Кушболов не меньше сотни, но черта с два я позволю дуре-сестрице присвоить что-нибудь мое.

Я вытащил голубой Кушбол из коробки.

Я замахнулся, метя им в Келли.

Но тут же остановился.

Какой-то он был не такой.

Теплый на ощупь.

Я уставился на него – и у меня перехватило дух.

– Смотрите! – крикнул я. – Он… он шевелится!

– Мы, Брэд, на твои убогие шуточки не поведемся, – заявила Келли.

– Говорю вам, он шевелится!

Я разглядывал мячик. Размером и весом он напоминал теннисный. Я смотрел на его голубые резиновые нити. А, понял я, и правда не шевелится. Это просто нити у меня в руке подрагивают. Нормальный Кушбол.

Я пробежался по нитям рукой. Они раздвинулись, а под ними я увидел крохотные пупырышки.

– Эй, глядите! Этот не такой, как все. Должно быть новая модель.

– Как ты меня достал… – Келли вскочила и поспешила вон из комнаты.

А я все смотрел на пупырчатый мячик.

Погодите-ка. Кажется, только что я заметил движение?

Я прищурился.

Да! Я не ошибся!

– Он шевелится! – воскликнул я. – Кажется, он дышит!

Келли вернулась в комнату. Она заглядывала мне через плечо, пока я наблюдал за мячиком. Наблюдал, как он вздымается и опадает, вздымается и опадает. Незначительные движения, но это точно было дыхание!

– Он живой! – воскликнул я.

– Брось его! – взвизгнула Келли, шарахнувшись назад. – Он живой!

– Бросить его? Ты что, сдурела? – Я нежно пропустил резиновые пряди сквозь пальцы – и маленький мячик издал негромкое мурлыканье.

– Это уж слишком! – Келли попятилась еще дальше.

Подошли мама с папой и уставились на мячик у меня в ладони.

– И точно, шевелится, – сказала мама.

– Это какое-то живое существо, – сказал папа. – Хотел бы я знать, что это. – Он почесал в затылке.

– Это потрясающе! Могу я его оставить? – спросил я.

Мама посмотрела на папу.

Папа пожал плечами.

– Почему бы и нет? – решила, наконец, мама. – Разумеется, если будешь хорошо о нем заботиться.

– Класс! – Я водрузил существо на охапку остальных подарков и побежал к себе в комнату.

– Что ты такое? – я присел на кровать и снова взял существо. Я пробежался пальцами по мягким голубым прядкам – и оно хихикнуло!

Ух ты!

Вот это потряс!

Я раздвинул прядки и поискал глаза, нос, рот и уши.

Похоже, таковых не имелось – во всяком случае, я не нашел.

Надо позвонить Роско и рассказать ему, подумал я. Роско – мой лучший друг. У него дома есть хомяк, которого он считает невероятно клевым. Ха! Постойте, вот увидит этого!

Я принялся укладывать странное существо в коробку, как вдруг заметил на дне оранжевый листок бумаги. Я прочел его вслух:

– «Как заботиться о вашем Гронке».

– Вот ты, значит, кто! – сказал я маленькому созданию. – Ты – Гронк.

Я небрежно отбросил бумажку. Аккуратно посадил Гронка обратно в коробку и поспешил к телефону.

Едва заслышав о Гронке, Роско прибежал на него посмотреть.

– Вау! Вот это круто! – воскликнул он, глядя на существо в коробке.

– Давай возьмем его на улицу! – Я подхватил Гронка, и мы выскочили во двор.

– Дай подержать! – крикнул Роско.

Я кинул ему существо через весь двор.

– Эй! Ему вроде понравилось! – Роско поймал Гронка. – Я вроде смешок слышал!

На улице был кусачий мороз, и я опасался, не слишком ли холодно для Гронка. Но ему все было нипочем – даже пронизывающий зимний ветер. Каждый раз, как мы его кидали, он издавал тоненький радостный смешок. До чего же здорово!

Роско швырнул мне Гронка – слишком высоко, тот пролетел прямо у меня над головой.

О нет!

Я подался назад – и поймал его!

Я облегченно вздохнул.

Гронк вихлял от блаженства всем телом. Его резиновые пряди щекотали мои ладони.

– Эй, а ты прав! – сказал я Роско. – И впрямь кайфует!

Мы кидали Гронка взад-вперед. Взад и вперед… пока я не уронил его!

– Неееет! – выдохнул я, когда он вывалился у меня из руки.

Я стремительно нагнулся – и поймал его прежде, чем он стукнулся о землю! Но что-то было не так.

– В чем дело? – подбежал ко мне Роско.

– Он… он стал тяжелее, – пробормотал я. – Я потому и уронил – не ожидал, что он потяжелеет.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Роско.

– Говорю, он вдруг будто прибавил в весе.

Я поднял и опустил руку с Гронком.

– Да. Он точно потяжелел. Вот. – Я протянул его Роско. – Что думаешь?

Роско взял у меня Гронка и тут же вскрикнул:

– Да он растет!

– Да быть не может! – Я выхватил у него существо… и почувствовал, что все его тело пульсирует. Пульсирует, сжимаясь и разжимаясь в мерном ритме. Пульсирует и растет.

– Он растет! – выдохнул я.

Я с трепетом смотрел, как по резиновым прядям волнами пробегает дрожь. Он шевелился и рос. Становился все больше и больше.

Я оцепенело стоял, глядя, как существо растет в моих руках – пока оно не вымахало размером с шар для боулинга.

– Вау! Вот теперь он реально тяжелый. Подержи! – я сунул его Роско, но тот шарахнулся назад.

Гронк упал на землю – и подскочил!

– Эй, клево! – воскликнул я.

Я поймал Гронка на подскоке и повел по снегу, как баскетбольный мяч.

Гронк громко хохотнул!

Я перекинул его Роско.

Роско повел его, потом сделал передачу мне. А Гронк знай себе похохатывал!

Я застучал Гронком по подъездной дорожке.

Чем больше я его гонял, тем выше он подскакивал!

Чем больше я его гонял, тем громче он смеялся!

– Вот это класс! – прокричал я и погнал его к баскетбольной корзине за гаражом.

Я подбежал к корзине. Бросил Гронка вверх – и в яблочко!

Едва проскочив сквозь обруч, Гронк снова начал расти!

– Ух ты! Он теперь с баскетбольный мяч! – воскликнул я.

Мы еще немножко покидали Гронка в корзину.

Мы играли один против одного. Под конец игры я снова поймал существо и растерянно покачал головой.

– Роско, смотри, он стал еще больше! Он уже больше баскетбольного мяча!

Роско не находил слов.

Мы прогнали Гронка по улице до самого дома Роско – и всю дорогу он продолжал расти!

– Я больше не играю, – пропыхтел Роско, переводя дух. – Эта штуковина слишком большая. И весит, небось, изрядно.

Я посмотрел на Гронка. Он уже вымахал с мой пляжный мяч. Только гораздо, гораздо тяжелее. Я нагнулся и попробовал его поднять. Не смог.

– Жуть какая-то, – Роско бросил взгляд на Гронка. – Пойду-ка я. Уже поздно. – Он повернулся и поспешил в дом.

Я стоял возле Гронка. Я склонился над ним и толкнул в сторону дома.

Он не сдвинулся с места.

Я уперся в него обеими руками и толкнул снова. Он медленно покатился вперед.

Мама с папой глазам своим не поверят, подумал я, толкая существо.

Я и сам-то не мог поверить. Роско был прав – что-то в этом было жуткое.

Обратный путь с Гронком отнял у меня все силы.

Пыхтя, я принялся толкать сильнее.

– Я должен поскорее показать тебя маме и папе, – сказал я, взглянув на существо. – Надо показать им, как быстро ты растешь. Может, они поймут, что с тобой творится.

К тому времени, как я, наконец, докатил Гронка до парадной двери, я ужасно запыхался.

Я открыл дверь. Потом склонился над существом и с трудом затолкал его в дом.

– Мам! Пап! Идите, посмотрите! – крикнул я. Но из комнаты никто не вышел.

– Мам? Пап? – я обежал весь дом. Они куда-то ушли.

Я бросился в гостиную.

О, нет! Гронк вымахал еще больше!

Я ворвался в комнату Келли.

– Келли! Скорее! Ты должна пойти со мной!

– Не видишь – по телефону разговариваю?! – рявкнула она.

– Пожалуйста! – взмолился я.

– Исчезни.

Я побежал обратно в гостиную.

Ну и что мне с тобой делать? Я уставился на существо. Ты громадина! Кряхтя, я покатил Гронка в спальню. Там я сразу повалился на кровать.

Гронк басовито замурлыкал и снова начал расти!

– Вау! – воскликнул я. – Да ты уже размером с кресло!

Я соскочил с кровати – и уселся на него.

– Эй, а ты удобный! – я погладил Гронка. – Прямо кресло-мешок!

Гронк вздрогнул – и хихикнул.

Я откинулся назад и погрузился в него поглубже.

Гронк опять хихикнул.

Я заложил руки за голову. Я еще немного откинулся назад, а Гронк завибрировал и вырос еще больше!

Мимо моей комнаты, даже не заглянув внутрь, прошла Келли.

Гронк продолжал разбухать. Он подымал меня все выше и выше. И выше!

– Стоп! – завопил я. – Это уж слишком! Кончай расти!

Гронк, тем не менее, продолжал. Его раздавшаяся туша уже занимала большую часть моей спальни.

– Пожалуйста, хватит! – вопил я. – Ты слишком большой!

А Гронк все рос.

– Келли, на помощь!

– Чего тебе? – Ее шаги простучали по коридору. Она заглянула ко мне – и взвизгнула.

– Брэд! Что это?!

– Это то мелкое создание! – я скатился с Гронка и грохнулся на пол между ним и стеной. – Только больше оно не мелкое!

Я попытался встать. Но тварь с силой хлестнула меня резиновыми плетьми, и я снова рухнул.

Келли дотянулась до меня и поволокла к двери. Я протиснулся мимо огромной туши и, наконец, смог выползти в коридор.

– Что же нам делать? – взвыл я. – Он растет и растет!

Келли оглядела мою комнату. Ее взгляд остановился на оранжевом листке бумаги, лежавшем у меня на постели.

Она перегнулась через Гронка и потянулась за бумажкой. Тянулась, пока не смогла-таки ее схватить.

– Ты это читал? – требовательно спросила она, держа бумажку – инструкцию – в руках.

– Нет. Не читал, – признался я.

Гронк басовито хохотнул и еще немного прибавил в размерах.

– Пошли отсюда! – Келли схватила меня за руку, и мы помчались по коридору.

БУМ. БУМ. БУМ.

Гронк поскакал за нами.

– Читай инструкцию! – закричал я, когда мы ворвались в гостиную.

Дрожащим голосом Келли начала читать:

– Гронк будет восхитительным питомцем до тех пор, пока вы выполняете три несложных правила…

БУМ. БУМ. БУМ.

Гронк медленно катился к гостиной.

– Скорее, Келли! Читай! – вопил я, отступая в угол.

– Правило номер один, – торопливо читала она. – Гронк будет сохранять свой маленький размер, пока вы держите его в доме. НИКОГДА не выносите его на улицу, иначе он начнет расти с невероятной скоростью.

– О, нееееееет! – простонал я.

БУМ. БУМ. БУМ.

Гронк приближался.

– Читай! – крикнул я. – Дочитывай правила!

Келли нервно взглянула на двери гостиной. Оранжевый листок ходуном ходил в ее трясущихся руках.

– Правило номер два. НИКОГДА не используйте его вместо мяча, потому что это сделает его игривее, чем обычно.

– Поздно! – заорал я. – Поздно уже! Читай дальше!

– Правило номер три. НИКОГДА не садитесь на Гронка, потому что… Брэд, осторожно! – взвизгнула Келли и запрыгнула на диван.

Гронк ворвался в комнату. Сейчас он подскакивал быстро-быстро.

Он покатился ко мне. Он загнал меня в угол. И начал вжиматься туда сам.

– Почему на него нельзя садиться?! – выкрикнул я. – Дочитай инструкцию! Дочитывай!

– НИКОГДА не садитесь на Гронка… – читала Келли срывающимся голосом.

– Ой! – вскрикнул я, когда Гронк пихнул меня к стене. – Читай, Келли! Читай! – Я сполз на пол. Гронк навис надо мной.

– НИКОГДА не садитесь на Гронка, – по новой начала читать Келли, – потому что… потому что тогда он захочет сесть на ВАС!

ЧВАК.

Кошмарный балет

– Это, наверное, дурной сон, – простонала я.

Мама повернулась и грозно посмотрела на меня с переднего сиденья.

– Хватит уже, Саманта, – отрезала она.

Терпеть не могу, когда она называет меня полным именем. Я подождала, когда она отвернется, и скорчила рожу ей в затылок.

Но папа как раз смотрел в зеркало заднего вида и заметил.

– Сэм! – сказал он. – Мы тебя, знаешь ли, не в пыточную тащим. Мы берем тебя на увлекательное культурное мероприятие.

Мой папа – профессор искусств в колледже. Это значит, что он очень, очень культурный.

– Надеюсь, ты будешь вежлива и не забудешь поблагодарить миссис Таск за билеты. – Мама повернула солнцезащитный козырек вниз, дабы проверить в зеркальце свои волнистые каштановые волосы.

Миссис Таск, или Старуха Тоска, как я ее прозвала, когда-то работала у нас няней. Она переехала из нашего района, когда мне было восемь, но я до сих пор помню каждую мучительную секунду, проведенную с ней. Она никогда не давала мне порезвиться.

А теперь, четыре года спустя, она таки нашла новый способ поизгаляться надо мной. Под Рождество она пригласила нас всей семьей на балет.

– Уверена, Старухе Тоске понравится барахло, в которое вы меня вырядили. – Я дернула за рукав омерзительного зеленого тафтяного платья, доставшегося мне от старшей кузины. Оно было велико как минимум на два размера, с отвратнейшими кружевными бантами на плечах.

– Не обзывайся, Саманта, – одернула меня мама. – В твои годы я любила «Щелкунчика», – добавила она.

Я не могла не вредничать. Все мои друзья сегодня вечером отправились в кино, а я это пропускала.

Я посмотрела на свое запястье и увидела, что оставила часы дома. Ну и ладно, подумала я. Я не смогу отсчитывать каждую секунду бесконечного, нудного балета.

Я заметила миссис Таск, как только мы вошли в вестибюль. Она нисколечко не изменилась. Все такая же высокая и крепко сбитая, с короткими черными волосами, которые казались нарисованными на голове. Ее одежда была матово-черной, а кожа – матово-белой. Выделялись только ее огромные серые глаза. Казалось, они видят вас насквозь, подмечают самые сокровенные ваши мысли.

– Добрый вечер, Саманта. Я рада, что ты пришла, – сказала она.

– Э, ну да, – пробормотала я. Я пыталась быть вежливой.

Но под стальным взглядом Старухи Тоски мне сделалось не по себе.

Мама бросила на меня еще один грозный взгляд. Предки болтали со Старухой Тоской всю дорогу до зала. Я тащилась позади.

Я заняла место у прохода рядом с мамой. Передо мною сидела высокая дама. Сперва я подумала, что у нее на голове огромная шерстяная шапка. Потом поняла, что это были ее волосы. Я не могла ничего разглядеть, не отклонившись вбок.

– Здорово, – буркнула я. – Везет же мне.

Мама посмотрела сперва на меня, потом на даму с пышной прической.

– Не волнуйся, Сэм, – сказала она. – Уверена, папа охотно с тобой поменяется.

Папа и миссис Таск повернулись ко мне.

– Разумеется, Сэм, – сказал папа, вставая.

Я содрогнулась от мысли, что придется сидеть рядом со Старухой Тоской.

– Забудь об этом, – поспешно сказала я. – Я останусь здесь. Придется нагибаться – это ничего, хоть какое-то занятие. Может, помешает мне уснуть.

Едва у меня вырвались эти слова, я тут же о них пожалела. Отец нахмурился. Мама ахнула. Я взглянула на миссис Таск, но та совершенно не выглядела огорченной.

– Девочка еще не научилась ценить балет, – сказала она. – Но она молода. Такие вещи приходят со временем. Только времени нужно много-много.

Мама, кажется, готова была устроить мне очередной нагоняй. Я не собиралась этого дожидаться.

– Я пошла в дамскую комнату, – торопливо сказала я. – Скоро вернусь.

В женском туалете была очередь. Но когда я оттуда вышла, в вестибюле никого не оказалось. Точнее, почти никого.

– Ну здравствуй, Саманта! – миссис Таск стояла в дверях.

– Меня зовут Сэм, – поправила я.

Она не ответила. Это меня нервировало.

– Нам лучше идти, – сказала я. – Спектакль, наверное, скоро начнется.

Ее холодные серые глаза уставились на меня. Я направилась в зрительный зал.

– А значит, начнется тоска смертная, – пробормотала я.

– Тоска смертная, – повторила миссис Таск, сузив глаза. – Хотелось бы знать: ведомо ли тебе, что такое настоящая тоска?

Я почувствовала, что краснею. Я вовсе не хотела, чтобы она это услышала.

– Не знаю, – промямлила я.

– Самое время тебе поучиться терпению. – Миссис Таск подняла запястье, и ее рукав соскользнул назад, открывая золотые наручные часы необычной формы. – О да, самое время.

Она медленно постучала по ним три раза указательным пальцем правой руки. Потом повернулась и, не сказав больше ни слова, пошла прочь.

Я вернулась на свое место как раз когда оркестр начал настраиваться.

– Вот ты где, – сказала мама. – Долгонько же тебя не было.

– Там была очередь, – ответила я. Я опасалась смотреть на миссис Таск, вернувшуюся на свое место. Больше всего на свете мне сейчас хотелось забыть странную сцену в вестибюле.

Я не могла не думать о том, как весело сейчас проводят без меня время мои друзья. Но это было слишком грустно. Так что я принялась думать о компьютерной игре, которую мне подарили на Рождество.

Она была реально сложной. Настолько, что я никак не могла пройти дальше шестого уровня. Я подумала об этой игре, потом попыталась сообразить, что же я делаю не так.

Может статься, поход на балет будет, в конце концов, не напрасен. Это даст мне время хорошенько подумать.

Я услышала, как труба издала несколько нот. Потом пропела флейта.

– Что там? – шепнула я маме.

– Разогреваются, – ответила та.

– Все еще? – удивленно спросила я. – Сколько можно.

Мама закатила глаза.

– Имей терпение, – сказала она. – Балет вот-вот начнется.

Минуты ползли одна за другой. Музыканты продолжали дудеть и выводить трели. Спустя некоторое время у меня начало покалывать руку. Она уже «уснула». Я встряхнула ею.

– Сэм! – резко сказала мама. – Сиди смирно.

– Эта дребедень когда-нибудь начнется? – спросила я.

Мои мысли снова поплыли. Я уже не могла не думать о своих друзьях. Мне было интересно, пойдут ли они за пиццей после фильма. Я жалела, что не нахожусь сейчас с ними. Я даже знала, что бы надела: новую рубашку для рэгби, подаренную мне на Рождество родственниками.

Это напомнило мне и о других подарках. Чтобы хоть чем-то себя занять, я мысленно их перечислила.

Оркестр умолк.

Началось, подумала я. Я ждала, когда зазвучит музыка. Но несколько минут прошло в тишине.

– Что случилось? – спросила я наконец.

– Шшшш! – мамины глаза были устремлены на сцену. Она улыбалась в предвкушении.

Я наклонилась вбок, чтобы хоть что-то увидеть из-за прически. Но занавес оставался закрыт. Наконец, спустя, как мне показалось, минут десять, я уловила краем глаза какое-то движение. Я взглянула на оркестровую яму и увидела, как дирижер вскинул руки. Музыканты неспешно подняли инструменты.

По-прежнему ничего не происходило. Дирижер так и стоял с поднятыми руками. Оркестр держал инструменты наготове. Но никто не сыграл ни ноты.

Что же происходит? Я окинула взглядом зал и увидела, что остальная публика сидит неподвижно и смотрит на сцену.

Я поерзала на сидении, пытаясь устроиться поудобнее. Почему этот дурацкий балет все никак не начнется?

Тишина стояла пугающая. Никто не ерзал на сидении, не покашливал, не перешептывался.

А моя мама все так же смотрела на сцену с этой своей легкой улыбкой.

Когда прозвучали, наконец, первые ноты, они так меня испугали, что моя нога непроизвольно дернулась и ударилась о кресло впереди. Волосяная дама обернулась ко мне и нахмурилась.

Увертюра была скучнейшая, и я вскоре перестала обращать на нее внимание. Вместо этого я думала о стихотворении, которое должна была выучить для школы. Большую часть я уже выучила, но оно было длиннющее – целых двадцать строф.

Декламация про себя оказалась неплохим способом расслабиться. Но на пятый раз меня от этого стихотворения уже тошнило.

Я выглянула из-за прически. Музыка еще играла, но занавес был закрыт.

Ура! – подумала я. Должно быть, я задремала и проспала весь балет. Это казалось слишком прекрасным, чтобы быть правдой.

– Уже конец? – прошептала я.

– Очень смешно, – отвечала мама. – Танцы вот-вот начнутся.

Сперва я решила, что она меня поддразнивает, но, снова повернувшись к сцене, увидела, как занавес начал подниматься. Он еле-еле полз. На сцене замерли в готовности несколько танцоров.

Ну почему я так бездарно трачу свое время?

Я подавила мощный зевок. Интересно, который час? Я пыталась посмотреть на мамины наручные часики. Но она сидела ко мне другим боком.

По сцене вяло двигались танцоры в цветастых пачках. Они кружили по сцене, как в замедленной съемке.

Пока они танцевали и танцевали, у меня затекла левая нога. Ощущение было такое, словно булавки и иглы впиваются в стопу прямо через туфлю. Я сильно топнула ногой, пытаясь восстановить кровообращение.

Это таки вывело маму из транса.

– Тихо! – шикнула она.

– Но у меня нога затекла! – возразила я.

Я снова повернулась к сцене. Танцоры ушли. Музыканты листали ноты, очевидно, готовясь к следующей картине.

Когда она, наконец, началась, я вцепилась в подлокотники и притворилась, что все нормально. Но танцы все продолжались и продолжались.

Это длилось целую вечность!

Я бросила взгляд на маму. Она улыбалась и еле слышно напевала себе под нос, глядя, как танцоры еле-еле ползают по сцене.

Что-то здесь было не так. И я, кажется, была единственной, кто это осознавал. Но что я могла поделать?

Я закрыла глаза и попыталась собраться с мыслями.

Внезапно публика зааплодировала. Это вырвало меня из раздумий. Я тоже начала аплодировать. Аплодисменты продолжались и продолжались. Через несколько минут я перестала хлопать. Но под хмурым взглядом мамы начала снова.

Через десять минут у меня страшно заболели руки. Я старалась хлопать как можно осторожнее.

Только когда я уже испугалась, что от дальнейшего хлопанья у меня начнут кровоточить ладони, аплодисменты стихли.

И повисла еще одна долгая пауза. Единственным звуком теперь был шелест нот.

В этот раз зловещая тишина тянулась еще дольше. Публика застыла в ожидании.

Все, больше я не могла этого выносить.

– Мам, – прошептала я. Горло будто наждаком натерли. – Мам, который час?

Она вздохнула.

– Честное слово, Сэм, – прошептала она. – Если не получаешь удовольствия сама, хоть другим не мешай.

Миссис Таск наклонилась вперед, чтобы я могла ее видеть.

– Я знаю, который час, – прошептала она. Она продемонстрировала мне свое запястье со странными часиками. – Настал час поучиться терпению. – Она постучала пальцем по циферблату.

Мама улыбнулась. Она не понимала, что имеет в виду миссис Таск. Зато понимала я.

Миссис Таск и была ответственна за все это! Она наложила какое-то заклятие, и все ужасно замедлилось. И теперь мы вынуждены были сидеть здесь часами.

Я должна что-то сделать. Кто знает, как долго она собирается держать нас в этой жуткой ловушке времени!

Я попыталась пошевелиться. С мгновение мои конечности меня не слушались. Наконец, они вернулись к жизни, ужасно ноя.

– Мам, – торопливо зашептала я. – Послушай. Тут творится что-то странное…

Она не дала мне закончить.

– Последнее предупреждение, Саманта, – прошипела она. – Еще хоть одно слово прежде, чем кончится балет, и будешь наказана до следующего Рождества!

Но я едва ее слышала. Я только сейчас хорошенько к ней присмотрелась.

И задохнулась от ужаса.

В зале царила темнота, но ошибки быть не могло. В каштановых волосах моей матери пробивалась седина!

Как же долго мы тут сидим?

Мне необходимо сбежать. Может быть, удрав отсюда, я смогу придумать, как спасти моих родных.

Я встала и направилась к выходу, разминая одеревеневшие ноги для бегства. Почему я не сделала этого раньше? Ничего, скоро я выберусь отсюда на свежий воздух. Я сразу побегу в полицию. Может, они сумеют спасти моих родных и остальных зрителей… пока не стало слишком поздно.

Но выход ни чуточки не приблизился. Я прибавила скорости, перешла с шагу на бег. Я бежала, пока не перехватило дух, пока не закололо в боку.

Но как бы быстро не двигались мои ноги, дверь в вестибюль оставалась все на том же расстоянии. Когда я повернулась, мое кресло находилось всего в паре футов от меня.

Обреченно вздохнув, я заковыляла назад и снова плюхнулась в кресло.

Миссис Таск наклонилась вперед.

– Если ты, Саманта, рвешься в буфет, то на время спектакля он все равно закрыт, – сладко пропела она. – Терпение, только терпение.

Я свирепо посмотрела на нее. Но была слишком измучена и напугана, чтобы ответить.

Внезапно я услышала громкое: ТРРРРРР! Один из швов на моем платье лопнул. Я изумленно уставилась вниз.

Мои рукава стали мне слишком коротки!

Сидя здесь, я выросла, и даже переросла платье старшей кузины!

Как долго это продолжалось? Как долго?!

Наконец, занавес опустился.

Я зарыдала в голос. Какое это было облегчение! Да! Уж теперь-то мы с родителями сможем уйти с этого кошмарного балета.

Я начала вставать.

Миссис Таск опять наклонилась вперед и улыбнулась мне.

– Терпение, Саманта, – сказала она. – Первый акт подходит к концу. Вот-вот начнется второй!