Текст книги "Лик Хаоса"

Автор книги: Роберт Линн Асприн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– У нас альянс с Союзом, но это не относится к тем дуракам, которых они оставили за себя. Более того, судя по тем трудностям, с которыми мы сталкиваемся при воссоздании организации, можно сделать вывод, как бережно надлежит обращаться с ситуацией.

Глаза Джабала превратились в щелочки.

– Поэтому, вот мой приказ всем подчиненным. Немедленно прекратить всякую помощь тем, кто ныне в городе именует себя пасынками. Вообще, всякая возможность потревожить, ошеломить или уничтожить этих людей важнее любого иного поручения, за исключением тех, которые напрямую связаны с Бейсибом. Я хочу, чтобы в максимально короткий срок жители Санктуария стали относиться к Союзу с большим презрением, чем к жителям Низовья.

– Но что будет, когда слух об этом дойдет до настоящих Братьев? – спросил Салиман.

– Они станут перед выбором. Остаться там, где находятся сейчас, в то время, как их имя поливают грязью в самой большой дыре Ранканской Империи, или же примчаться во весь опор сюда, рискуя стать дезертирами среди тех, кто сражается у Стены Чародеев. Произойти может и то, и другое. Но в любом случае они обнаружат, что восстановить свою репутацию в городе невозможно.

Джабал посмотрел на помощника, медленно мигая глазами. – Вот почему, старина, я смеюсь.

Линн ЭББИ
УГОЛКИ ПАМЯТИ

1

Через порог таящейся в тени двери шагнул человек, одетый в переливающиеся одежды. Пришелец наполнил комнату деловитой поступью, быстрыми, птичьими движениями снял простыню с обнаженного трупа. Из маленького окошка в стене в мрачную комнату лился свет, делая видимым лицо молодой женщины, лежащей на узком деревянном столе, скрывая ее мертвенную бледность. Казалось, девушка спит безмятежным сном юности.

Из рукавов бесформенного одеяния незнакомец выпростал изъеденные язвами руки, чьи пальцы внушали отвращение большее нежели труп. Из-под капюшона вырвался не то смешок, не то вздох и странные пальцы быстро отбросили ниспадавшие на шею волосы. Склонившись над умершей, скрюченный человек втянул носом воздух и со вздохом наклонился к горлу женщины. В руке его блеснул небольшой сосуд, когда он отступил на шаг от стола.

В комнате слышалось лишь учащенное дыхание незнакомца. По-прежнему молча он отступил в тень и зажег шар из ярко-голубого света, капля за каплей опорожнив фиал. Понюхав испарения, пришелец мановением руки погасил огонь и возвратился к трупу. Ощупав каждый сантиметр тела девушки, он нашел небольшие ранки на шее, из которых выдавил кровь.

Вздыхая, человек накрыл саваном тело и тщательно расправил складки материи. Прикрыв прядью пепельных волос порез, он набросил ткань на лицо. На этот раз сомнений не было – из-под глубокого капюшона донесся звук, похожий на всхлип. Когда он был молод и красив, в его жизни было много женщин. Они буквально шли за ним по пятам, и он безрассудно дарил им свою любовь. Но память не сохранила ни одного лица, кроме того, что он закрыл саваном.

Ступив в тень, чародей Инас Йорл зажег свечу и уселся за грубо сколоченный стол, закрыв лицо безобразными руками. Умершая женщина была с Улицы Красных Фонарей, из «Дома Сладострастия», где носящий во лбу голубую звезду Литанде был частым гостем. Однако, они позвали Инаса, и теперь маг понял почему.

Макнув перо в чернильницу, Йорл принялся писать на бумаге, которая была старой уже в дни его юности. «Твои подозрения подтвердились. Она отравлена концентрированным ядом бейнитской змеи».

Литанде подозревал это, но Орден Голубой Звезды не давал знаний в этой области. Эта задача для него, Инаса Йорла, предпочитавшего избегать опасность, но не страшиться ее. Его дело было определить, был яд или нет, исследуя тайные мелочи вечного. Перо снова заскользило по бумаге.

«На шее две ранки, похожие на укус бейнитской змеи, хотя, мой коллега, я вовсе не уверен, что змея могла проскользнуть по руке вверх и укусить ее. У нашей новой правительницы, Бейсы Шупансеи, яд скрыт внутри, что она доказала не раз во время казней. Говорят, что Кровь Бей, отравленная кровь, и течет лишь в венах истинных властителей Бейси6а, но ты и я, кому ведома магия, знаем, что это, скорее всего не правда. Возможно, даже сама Шупансеа не знает, кому даровано подобное, но знает наверняка, что она не единственная…»

Сочащаяся язва на руке Йорла лопнула с ужасной вонью, и на бумагу брызнул гной. Древний, обреченный заклятьем волшебник со стоном стер жидкость. На бумаге зияла дыра, а из дыры в руке просвечивала серо-зеленая кость. Движение ослабило тесьму капюшона и он упал назад, обнажив густые каштановые волосы, отливавшие кармином и золотом – его собственные волосы, если был только еще хоть кто-то настолько старый, что помнил Инаса до проклятья и могущий подтвердить это.

Он редко чувствовал боль своих меняющихся тел; проклятье, обрекшее его на вечную смену обличий, его самого не коснулось. И он по-прежнему чувствовал себя так же, как до него. Разве, что иногда, в насмешку над тоской, которую не в силах был подавить, являлся его взору он сам, Инас Йорл, мужчина, живущий дольше остальных и превратившийся в сгорбленное изжившее себя существо, бессильное умереть, чьи кости никогда не лягут в землю. Вот почему прятал маг сверкающие, неживые, а потому и не затронутые проклятьем волосы.

Язва закрылась голубоватой чешуйчатой пленкой. Йорл принялся молиться, молиться богам, которым не отваживался поклоняться ни единый смертный, прося о том, чтобы когда-нибудь все закончилось для него так же, как оборвалась жизнь женщины, лежащей на столе. Магу уже не хотелось, чтобы с него сняли проклятье.

Голубизна начала расползаться, а с ней появилось чувство потери пространства и позывы к рвоте. Он не сможет дописать послание к Литанде. Схватив трясущейся рукой перо, Йорл нацарапал последнее предупреждение: «Пойди или пошли того, кому доверяешь, к причалу, где еще стоят на якоре бейсибские корабли. Прошепчи „Харка Бей“ водам, а затем быстро уходи и не оглядывайся…»

Превращение брало свое, мутилось зрение, размягчались кости. Неловкими движениями свернув свиток, Йорл оставил его на столе. Паралич разбил ноги в ту самую минуту, когда волшебник растворил дверь, и домой ему пришлось добираться ползком.

Он мог бы многое поведать Литанде о легендарном, страшном по силе бейнитском яде и не менее могущественной и легендарной Харка Бей. Еще несколько месяцев назад, он думал что гильдия убийц – лишь один из илсигских мифов, однако, когда из-за горизонта и впрямь приплыл народ с рыбьими глазами, он понял, что и другие мифы могут стать явью. Некто попал в серьезную переделку, использовав сцеженный яд и острие ножа, дабы показать, что девушку убили Харка Бей. Йорл не верил, что Харка Бей интересовала женщина с Улицы Красных Фонарей, и не был по-настоящему озабочен тем, кто и за что убил ее. Его мысли занимало лишь знание того, что Харка Бей, по крайней мере, реальна и ее можно направить против его собственного несчастья.

2

С недавних пор судьба повернулась, наконец, лицом к женщине, которую в городе знали просто как Ситен. Высокие кожаные ботинки, явно были сделаны на заказ. Новым был подбитый мехом плащ, творение одной старушки из Низовья, которая со времени появления бейсибцев со своим золотом обнаружила, что бездомных кошек можно не только есть. Да, с тех пор, как приплыли пучеглазые, жизнь стала лучше, чем раньше.

Ситен колебалась, борясь с воспоминаниями, и пустилась в путь, напоминая себе, что вспоминать былое – опасное безрассудство. Возможно, жизнь стала лучше для женщины из Низовья, чем год назад, однако были в этом и свои минусы.

Девушка легко скользила среди сумрачных, переменчивых теней Лабиринта, обходя возникшие в старинной кладке выбоины. Любопытные детские глазки появлялись при ее приближении и с шумом исчезали, а зловещие взрослые особи этого проклятого места в тяжелом молчании следили за ней, скрытые в тени дверей и слепых аллей. Ситен шла вперед, не глядя по сторонам, фиксируя уголками глаз любое движение.

Она остановилась возле улицы, ничем не отличавшейся от десятка других и, убедившись, что за ней никто не следит, вошла в нее. Света не было, и Ситен принялась руками скользить вдоль мрачных стен, отсчитывая двери. Четвертая по счету, как она и думала, оказалась запертой, однако девушка быстро нашла выбитые прямо в стене углубления. Пока она лезла по стене, плащ откинулся, и будь улица освещена, взору случайного прохожего предстали бы штаны под женской туникой и висящий на левом бедре длинный меч. Перемахнув через стену, Ситен оказалась в небольшом дворике давно заброшенного храма.

Сноп яркого лунного света, столь нежеланный здесь, в Лабиринте, скользил среди развалин алтаря. Сжав плащ, словно он был источником храбрости и силы, Ситен склонилась среди камней и прошептала: «Моя жизнь для Харка Бей!» Ничего не случилось. Тогда девушка обнажила меч и положила его на колени.

Литанде намекнул ей, поскольку маги и люди их круга редко говорили что-либо прямо, что Харка Бей испытают ее, прежде чем выслушать ее вопросы. Во имя Бекин и мщения, Ситен дала обет, что они не застанут ее томящейся в ожидании. Медленный свет луны вселял ужас, но она будто приросла к месту.

Темнота, обычно располагающая к себе, сейчас нависла над женщиной, в точности так, как воспоминания о лучших временах довлели над ее мыслями. Словно вновь она превратилась в молоденькую девушку, и темнота набросилась на нее. Крик ужаса едва не сорвался с ее губ, но усилием воли Ситен отогнала прочь воспоминания и страхи.

Бекин была ее старшей сестрой и уже была обручена, когда случилась беда. На ее глазах жениха зверски убили, а сама Бекин стала жертвой похоти торжествовавших победу бандитов. Никто из нападавших не заметил Ситен, гибкую, тоненькую девушку, одетую, как подросток. Она бежала с места кровавой резни и укрылась во тьме. Дождавшись, когда разбойники напились и заснули, Ситен оттащила лишенную чувств сестру под ненадежную защиту кустов.

Под опекой младшей сестры Бекин выздоровела, но так и не пришла в рассудок. Она жила в своем собственном доме, считая, что в раздувшемся животе таится законный ребенок ее суженого, и не видя запустения и нищеты вокруг. Роды, которые случились в одну из похожих на нынешнюю весенних ночей, где только лунный свет был за повитуху, оказались длительными и тяжелыми. Хотя Ситен доводилось видеть, как повивальные бабки хлопают новорожденного по попке, чтобы привести его в чувство, глядя на спящую изможденную Бекин, она держала ребенка неподвижно так долго, пока не поняла, что ему не жить, и положила крошечное тельце на камни, чтобы проходящие мусорщики утром забрали его.

И снова здоровье вернулось к Бекин, здоровье, но не разум. Для нее остались неведомы ожесточившие сердце Ситен страдания и горести, и в каждом незнакомце видела она своего жениха. Сначала Ситен пыталась сражаться с желаниями Бекин, мучаясь угрызениями Совести всякий раз, когда приходилось проигрывать. Но возможности найти работу у девушки не было, тогда как мужчины, уходя, оставляли какие-нибудь безделушки, которые можно было обменять или продать в деревне. Через какое-то время, пока Бекин добывала для них деньги, Ситен, всегда предпочитавшая искусство фехтования игле с ниткой, научилась пользоваться удавкой и одеваться в одежду убитых.

Естественно, когда сестры добрались до Санктуария. Ситен сразу нашла себе место среди наемников Джабала, прятавших лицо под ястребиными масками. Бекин спала с работорговцем, если у того возникало желание, и у Ситен появился покой в душе. Когда же посланцы ада разгромили поместье Джабала в Низовье, младшая вновь пришла на выручку старшей сестре. На этот раз она отвела ее на Улицу Красных Фонарей, в «Дом Сладострастия», где Миртис обещала, что только избранные клиенты будут посещать вечно невинную Бекин. И вот, несмотря на обещание, уже четыре дня минуло со смерти погибшей от змеиного яда Бекин.

Луна скользила по небосводу с течением ночи, а Ситен продолжала ждать. Наверняка Харка Бей выбирали место для встречи; ослепляемая лунным светом, она не видела движения теней. Держась за рукоять меча, девушка терпеливо сносила боль, которую холодные камни причиняли коленям. Превозмогая ее, Ситен исткала того бессознательного состояния, которое настигло ее в день, когда казалось, что будущего нет, и мир ее рухнул. Она желала не фантазий, в которых жила сестра, а пустоты, которую нужно заполнить.

Напрягая зрение и слух, Ситен все же не заметила движения теней. Харка Бей были в развалинах еще до того, как звуки легких шагов по рассыпающейся мостовой достигли слуха девушки.

«Приветствую вас», – прошептала Ситен, заметив, как одна фигура отделилась от группы и двинулась вперед, на ходу вытаскивая короткий, похожий на дубинку клинок из ножен, которые, точно лук, висели за спиной. Не успела девушка похвалить себя за предусмотрительно обнаженный меч и кожаные ботинки, как в руке незнакомки заблистал второй. Ситен тут же припомнила все, что ей поведал о Харка Бей Литанде – женщины-наемницы, убийцы, чародейки, отличавшиеся редкой безжалостностью.

Девушка подалась назад, скрывая страх перед мечами, которые женщина вращала перед ней с неимоверной, несущей смерть, быстротой. Сейчас, пять месяцев спустя со дня появления чужеземцев, почти любой имел возможность убедиться, как мастерски владеют мечом бейсибские аристократы, однако лишь немногие умели вращать клинки и их умение ни шло ни в какое сравнение с виртуозностью незнакомки.

Приняв оборонительную позу, которой она научилась у одного ранканского офицера, считавшегося до появления бейсибцев лучшим фехтовальщиком города, Ситен попыталась отвести взгляд от завораживающих стальных лезвий. Едва видимая сфера, которую создала клинками бейсибка, являла собой одновременно и защиту и нападение. На миг девушке пришло в голову, что она сейчас падет под мечами, словно пшеница под косой крестьянина, ведь еще чуть-чуть и они достанут ее. Ее ждет гибель.

Едва она поняла это, как страх и тошнота исчезли. Девушка по-прежнему не могла различить вращающиеся клинки, но движение их словно замедлилось. Никто, даже Харка Бей, не сможет вращать мечи до бесконечности. А разве ее собственный меч не выкован демонами, ведь под его напором гнется иная сталь и в стороны летят зеленые искры? Голос отца, давно забытый, всплыл откуда-то из глубин памяти. «Не смотри, что делаю я, – пророкотал он добродушно, отразив ее деревянный меч. – Наблюдай за тем, что я не делаю, и бей туда, где слабое место!»

Выставив меч, Ситен прекратила отступать, готовясь к нападению. Сколь бы быстро не вращались мечи, они не могут создать непреодолимую броню. По-прежнему уверенная в собственной гибели, Ситен сбалансировала меч, метя в шею, когда та на долю секунды, но окажется незащищенной. Девушка рванулась вперед, в решимости дорого продать свою жизнь.

Посыпались зеленые искры, и Ситен услышала, как лязгнули мечи. Бейсибская сталь не дрогнула, но это уже было не важно, мечи схлестнулись, и кончик ее клинка едва не достал окутанной черным шеи противницы. На стороне Ситен было преимущество, ведь у нее был один меч, в то время, как Харка Бей по-прежнему тратила силы на два. Но тут из теней ушей девушки достиг шелест обнажаемых клинков – звук, который ни с чем невозможно было спутать.

«Подлые твари!» – воскликнула Ситен. Для слуха пришельцев местных жаргон был пока еще малопонятен, но лицо Ситен, переполненное отвращением, говорило само за себя. Высвободив меч, девушка в ярости отступила назад. «Трусы», – крикнула она. «Дитя, имей мы желание убить тебя, мы бы сделали это тихо. Это было лишь испытание, которое ты с честью выдержала», – ответила ее противница, слегка задыхаясь. В голосе чувствовался чужеземный акцент. «Ты лжешь, поганка».

Не обращая внимания на язвительную реплику, Харка Бей принялась разматывать черный шарф, открыв лицо женщины чуть старше Ситен. Резкое отличие двух рас смутило девушку куда сильнее, чем вращающиеся мечи. Для жителей материка глаза пришельцев были не только слишком круглыми, словно выкатывающимися из орбит, но вдобавок казались стеклянными и непроницаемыми. Ситен почудилось, что на нее смотрит мертвец – в памяти еще был жив образ мертвой Бекин.

– Мы и впрямь кажемся тебе такими странными? – спросила бейсибка девушку, которая, не отводя глаз, уставилась на чужеземку.

– Я ожидала кого-то… постарше. Старуху, как мне говорили чародеи.

В ответ Харка Бей пожала плечами. Блестящая пленка на миг приоткрыла глаза и вновь опустилась.

–  – Старики остались дома. Им не снести тягот путешествия. Я стала Харка Бей, едва открылись навстречу солнцу мои глаза. Меня зовут Призм. Скажи, чего ты желаешь от Харка Бей?

– Убили женщину с Улицы Красных Фонарей. Она безмятежно спала в самом надежно охраняемом Доме Санктуария, но кто-то смог убить ее, оставив след от укуса змеи на шее. – Ситен говорила то, что сообщил ей Литанде, но будь у нее выбор, она бы сказала иное.

Хотя жители Санктуария и считали подобное невозможным, но круглые глаза Призм расширились, а пленка на глазах задрожала. Наконец, глаза ее закрылись. Волна пробежала в складках широкого бесформенного одеяния, от талии по груди к плечам, пока над воротником не показалась кроваво-красная голова рептилии, уставившаяся на девушку круглыми немигающими глазами. Змея открыла рот, обнажив ярко-красное небо и блестящие клыки цвета слоновой кости. Язык рептилии покачивался совсем рядом с Ситен, вызвав у нее непроизвольное отвращение.

– Не бойся, – с холодной улыбкой на устах успокоила девушку Призм. – Не бойся, если ты не враг мне, она не тронет. Девушка покачала головой. – Ты и впрямь полагаешь, что я или кто-то из моих сестер убил эту дорогую тебе женщину, ведь так?

– Нет… да. Она, моя сестра, была сумасшедшая. Там она находилась в безопасности и ни у кого не было причин желать ее смерти. Она жила прошлым, жила миром, который не существует более.

Холодная улыбка снова озарила лицо Призм. – Тогда ты сама должна понять, что Харка Бей не виновны в ее смерти. Мы никогда не убиваем без причины.

– Но на теле не было никаких следов насилия, лишь след от змеиного укуса. Миртис позвала Литанде, чтобы тот осмотрел тело, а он попросил Инаса Йорла изучить яд. И уже чародей направил меня к вам.

Призм повернулась лицом к теням и быстро заговорила на родном языке. Язык бейсибцев сильно отличался от смеси диалектов, на которой изъяснялись в Санктуарии, так что Ситен уловила лишь имена чародеев. Показавшаяся из тьмы вторая женщина тоже размотала шарф, открыв молочно-белое в свете луны лицо, и быстро заговорила на своем тарабарском наречии. Из предосторожности Ситен вновь положила руку на рукоять меча.

– Что еще, помимо того, как связаться с нами на пристани, рассказал тебе о нас маг Инас Йорл?

– Ничего, – ответила Ситен. Немного поколебавшись, девушка продолжила. – Инас Йорл проклят. Мы оставили тело Бекин в прихожей одного дома, а когда вернулись, обнаружили подле тела свиток. Литанде сказал, что письмо незакончено, видимо проклятье начало действовать, когда он писал его. Мы прочли, что вы, Харка Бей, узнаете правду, а остальное понять было невозможно.

Последовал короткий обмен репликами и Призм снова обратилась к Ситен. – Меняющий обличья знаком нам, так же как знакомы ему и мы. Вы выдвинули перед нами серьезное обвинение. Эту женщину, твою сестру, мы не убивали. Ты, конечно, не настолько хорошо знакома с нами, чтобы знать, что мы говорим сейчас правду, но тебе придется поверить.

Ситен попыталась протестовать, но женщина знаком велела ей замолчать.

– Я не сомневаюсь, что твои слова правдивы, – отрезала Призм. – Не будь и ты настолько глупой, чтобы сомневаться в моих. Мы тщательно изучим дело, и убитая будет отомщена. О тебе будут помнить. А теперь, во имя Бей, Матери Всех Нас, уходи.

– Если это не вы, то кто же? – спросила Ситен, но женщины уже растворились в тенях. – Никто из местных не мог сделать такого. У нас нет яда и мы не знаем, кто такие Харка Бей…

Женщины исчезли так же безмолвно и загадочно, как появились. Призм исчезла последней, оставив Ситен в раздумьях, уж не померещилось ли ей все это.

В ужасе от пережитого, девушка с шумом вскарабкалась на стену. Лабиринт по-прежнему тонул в темноте, но сейчас, в этот краткий миг между окончанием ночи и началом нового дня, все звуки в местечке стихли. Плотно закутавшись в плащ, Ситен неслышными шагами пересекла Лабиринт и вышла на Улицу Красных Фонарей, где у дверей еще торчали завсегдатаи, прикрываясь руками от ее взгляда. Над дверью в «Дом Сладострастия» горели зеленые огни. Хотя Миртис и ее девушки не вставали раньше, чем солнце пройдет половину пути на небе, на кухне уже трудились невидимые ночью слуги. Взяв поспешно нацарапанное послание девушки, они пообещали, что вручат его, как только госпожа позавтракает. Усталая и сонная, Ситен потащилась обратно в гарнизонную казарму, где Уэлтрин, из уважения к ее полу, выделил ей отдельную, запирающуюся на засов, комнату.

Проспав до дневной стражи, Ситен появилась в столовой, когда та уже опустела. На холодные остатки завтрака не посягали даже насекомые. На вкус еда была еще более неприятной, чем на вид, но девушка давно уже не придавала значение вкусу пищи, поглощая все, что придется, когда была голодна.

Смерть Бекин оставалась необъяснимой и не отмщенной, и это угнетало Ситен сильнее, чем осклизлая каша. Все годы, оставшиеся в памяти, она гордилась лишь тем, что так или иначе могла заботиться о сестре. Теперь же чувство вины терзало девушку. Не будь этой встречи с Харка Бей, она по-прежнему винила бы их, но сейчас, несмотря на их чужестранную холодность, а, возможно, благодаря ей, Ситен им верила. Чуть не плача от горестных мыслей, она услышала как в караулке заскрипел стул. Поборов отчаяние, девушка пошла к Уэлтрину.

Светловолосый мужчина не слышал, как скрипнула дверь. Его внимание было приковано к лежащему перед ним свитку, на котором он чертил замысловатые фигуры. Стоя на пороге, Ситен колебалась. Она не любила Уэлтрина, его не любил никто, если не считать Трашера, который тоже был странным малым. Командир гарнизона сторонился преданности и дружбы, тщательно скрывая свои чувства. Тем не менее, Уэлгрин мог взять инициативу в свои руки, когда это требовалось, и в ее горестном прошлом подобных ему не было.

– Тебя не было на вечерней поверке, – вместо приветствия сказал девушке капитан, не отрывая взгляда от написанного. Его руки были перепачканы дешевыми чернилами, которые только и водились в Санктуарии. Свиток был испещрен цифрами, которые, как отметила Ситен, подходя ближе, были аккуратными и четкими. Уэлгрин читал и писал так же, как владел мечом. Его образование и опыт были вполне сопоставимы с ее, так что порой чувства девушки к нему принимали опасное направление, выходя за рамки уважения. Правда, одиночество всегда напоминало о себе и воспоминания, которые лучше забыть, охватывали ее с новой силой.

– Я оставила тебе записку, – заметила Ситен вместо извинений.

Уэлгрин пододвинул к ней стул. – Ты нашла то, что искала?

Девушка присела, качая головой. – Нет, я нашла лишь Харка Бей. На вид их не отличишь от тех бейсибок – из Дворца. – Ситен вновь покачала головой, припоминая странные лики двух женщин. – Они появились незаметно, так что я даже не поняла сколько их. Одна из женщин приблизилась ко мне, обнажив два меча с длинными рукоятками. Она вращала ими так быстро, что я не видела больше ничего. Сражаться с ними равносильно тому, что войти в пасть дракона.

– Но ты сражалась и выиграла? – легкая улыбка тронула губы Уэлтрина, и мужчина отложил свиток в сторону.

– Она сказала, что Харка Бей испытывали меня, но, я думаю, потому, что ей не удалось убить меня, как она задумала. Ее мечи не смогли остановить мой, хотя бейсибская сталь крепка и клинки не дрогнули. Мы обе были удивлены. Поэтому она решила, что лучше поговорить со мной и выслушать… Но она ни разу не моргнула, пока мы разговаривали, так что Харка Бей, кто бы они ни были, и впрямь из Дворца и находятся при Бейсе. Ведь так? Чем больше в них королевской крови, тем более рыбьи у них глаза. Представь, пока я разговаривала с ней, змея, одна из этих проклятых красномордых живоглотов, проползла у нее под одеждой и обвилась вокруг шеи, глядя на меня так, как будто ее мнение и правда все решало. А потом, после испытания, показалась вторая женщина, лицо которой светилось!

– Ее будет легко опознать, если только убийство твоей сестры и впрямь их рук дело.

Ситен замерла на стуле, лихорадочно припоминая события последних дней, пытаясь вспомнить, когда могла она сообщить Уэлтрину, кем на самом деле доводилась ей Бекин и что она ищет убийцу девушки с Улицы Красных Фонарей не только из ярости или простой преданности.

– Молин рассказал мне, – объяснил Уэлгрин. – Похоже, его тоже интересует это дело.

– Молин Факельщик? Именем сотни вонючих божков, почему жрец Вашанки собирает сведения обо мне и моей сестре? – Гнев взял верх над возбуждением и чувством вины, густой голос девушки наполнил комнату.

– Когда Миртис попросил Литанде, а тот Инаса Йорла и они вместе искали верного человека, чтобы сопроводить труп до гарнизона, именно тогда Молин Факельщик каким-то образом прослышал про это.

– А ты у него на побегушках? Он твой хозяин?

В ярости Ситен затронула больное место в отношениях Уэлтрина с Молином и, видя, как потемнело его лицо, пожалела об этом. В первые дни хаоса, когда из-за горизонта показалась флотилия бейсибцев, Факельщик был вездесущ. Этот типичнейший бюрократ держал свой храм открытым для всякого рода дел, давая советы Принцу, и привлек в конце концов Уэлтрина и его отряд на городскую службу. В свою очередь, Уэлтрин стал отдавать часть выделяемых на гарнизон денег на спекуляции Молина. Союз был неплох, ибо по роду службы Уэлтрин находился в курсе городской торговли, а Молин редко терял деньги. Однако для Ситен, чья семья, когда она у нее была, была богата землями, а не золотом, потребность иметь золота больше, чем требуется, свидетельствовала о деградации. И Ситен, хотя и не признавалась в этом, не хотела, чтобы Уэлтрин пал так низко.

– Молин сообщил мне, – сказал по-прежнему ровным голосом Уэлтрин, первым нарушив неловкое молчание, – что поскольку ты все еще состоишь в гарнизоне, он хочет знать, что заставило тебя действовать с такой поспешностью. Смерть Бекин не единственное, что держит нас в напряжении. С тех пор, как она умерла, каждую ночь на улицах находят по меньшей мере два искалеченных трупа бейсибцев, а высокородные мерзавцы подумывают о том, что им пора размять мышцы. Мы находимся под пристальным вниманием.

– Если он так переполошился по поводу того, почему я делаю все в такой спешке, почему же, во имя его мертвого бога, он не спас Бекин от такой скорой и неожиданной смерти?

– Ты слишком хорошо ее спрятала. Он не знал, где она, пока твоя сестра не умерла, Ситен. Ты купила молчание Миртис, которая одна была посвящена в тайну помимо тебя – хотя, возможно, еще Джабал мог знать об этом. Кстати, ты знала, что она обслуживала бейсибцев? – Уэлгрин выдержал паузу, давая Ситен возможность осмыслить это. – Ты знаешь, что большинство девушек отказались делать это и думаю, дело тут не только в том, что у них странные глаза. Бекин умерла от яда бейсибской змеи и это могло оказаться местью ревнивой жены. А теперь бейсибцев запросто убивают в таких количествах, что это не объяснишь простой их беспечностью – ты находишься на подозрении.

Гнев Ситен иссяк. Ей нечего было возразить, и тоска объяла все ее существо. – Уэлтрин, она была сумасшедшей. Все мужчины были для нее на одно лицо, будь то бейсибцы или Джабал. Она не жила здесь. Она не сделала ничего такого, за что ее могли убить. Проклятье! Если Молина волнуют те, кто обслуживает бейсибских жрецов, он мог бы позаботиться о ней. – По лицу потекли слезы, и девушка смущенно спрятала лицо в ладонях.

– Скажи ему это сама. Ты должна поговорить с ним. – Уэлгрин свернул пергамент и застегнул перевязь. – Пошли.

Слишком ошеломленная, чтобы протестовать, Ситен последовала за ним во Дворец. Мимо с громким хохотом проскакала группа напыщенной бейсибской молодежи. Сильные юноши и стройные высокие девушки гарцевали на лошадях. Из-под наброшенных плащей на солнце блестели открытые разрисованные женские груди. Уэлгрин намеренно отвернулся, поскольку ни один мужчина Санктуария не должен смотреть на них, если ему дорога жизнь. Бейсибцы очень ясно дали понять это во время первой и пока единственной массовой казни. Ситен уставилась на лица всадников и, проводив их взглядом, отвернулась, не в силах отыскать что-то особенное в лицах иноземцев. Призм могла проехать мимо девушки и та не узнала бы ее.

На дороге показался один из бейсибских лордов. Его широкие панталоны развевались по ветру, с бритой головы свисал напомаженный чуб, а позади хорошо отмытый беспризорник сражался с огромным шелковым зонтом. Ситен и Уэлгрин остановились и отдали ему честь. С тех пор, как город согласился на золото пришельцев, таков был порядок.

Попав в тень малого дворца, когда спутники подошли к значительно урезанному в размере обиталищу Кадакитиса и его сторонников, Ситен была рада услышать привычные возгласы слуг на ранканском языке, но ей уже совсем не хотелось встречаться со жрецом. Гнев прошел, и ей больше всего на свете хотелось вернуться к себе в каморку. Уэлгрин с такой силой ударил по тяжелой двери, что заставил ее раскрыться прежде, чем немой слуга отодвинул засов.

Молин поставил чашу и уставился на Ситен взглядом, в котором ясно читалось старомодное недоумение по поводу ее вида. Девушка поправила складки туники, прекрасно понимая, что форма гарнизонного солдата, какой бы чистой и ухоженной она не казалась, смотрится совершенно неуместно на женщине, особенно, если она из знатного рода. Раз уж он знает о Бекин, то вероятно, знает и все остальное. Ситен готова была бежать из палаты, но такой возможности не было, так что девушке ничего не оставалось, как пожать плечами и уставиться на жреца.

Молин был ранканцем по рождению, и даже здесь, в комнате с низкими потолками, куда доносились голоса прачек, полоскавших под окнами белье, сохранял внутреннюю силу и могущественность. Его одежда и обувь были оторочены золотом, на запястьях висели тяжелые браслеты. Черные, как смоль, волосы были уложены наподобие львиной гривы. Из-под густых бровей сверкали глаза, и пусть бог Факельщика исчез, как утверждали некоторые, пусть Принц превратился в марионетку в руках Бейсы, а будущее богатство и честь казались сомнительными, ни в поведении, ни во внешности жреца нельзя было прочесть ничего. Девушка первой отвела взгляд.