Текст книги "Душа города"

Автор книги: Роберт Линн Асприн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Мория, где запасная лестница, та, что ведет в кухню? Скорее.

***

В комнате горели свечи, Ишад лежала на кровати, утопая в шелках. Черные волосы непокорными прядями рассыпались по лицу и плечам. Закинув одну руку за голову, вторую она положила себе на грудь. Обе руки были испещрены свежими порезами от разбитого стекла из окна в кабинете Молина. Ведьма владела смертной магией, но не лечащей.

Правда, пока на свое измученное тело Ишад особого внимания не обращала. Если ее усилия увенчаются успехом, потом у нее будет достаточно времени на то, чтобы отдохнуть и восстановить силы. Ведьма продолжала манипулировать заклинаниями, фокусируя всю свою силу на былой собственности. Медленно двигаясь по границе, Ишад усиливала ее там, где магическое напряжение слабело, и старалась не чувствовать идущие от Стратона импульсы.

Она не любила действовать с рассчитанной точностью, но иного выхода не было. Балансируя над каждым способным удержать фокус объектом в доме Пелеса, она надеялась собрать воедино все силы, ударить со всех направлений и прорвать защиту, созданную Роксаной. Некромантка не приняла во внимание нить, протянутую к гнедой лошади, поскольку никогда не считала это существо своим. Это был подарок ее любовнику. Вот почему момент, когда жеребец почуял кровь Стратона, прошел для нее незамеченным, однако стоило тому рвануться сквозь магические сети, как это сразу отложилось в ее сознании.

Сперва она от души выругалась по поводу того, что кто-то мешает ее кропотливой, тщательной работе. Потом вновь прошлась по всем нитям и поняла, что в доме у нее есть союзник. Перебрав в уме тех немногих находившихся в ее фокусе живых и мертвых, она обнаружила Стилчо, который сейчас ни с кем не был связан. Хаут украл Стилчо, но судьба вернула ему свободу.

Ишад улыбнулась и направила импульс через соответствующую из нитей.

– Хаут, – зашептала она, вплетаясь в его сознание. – Вспомни своего отца, вспомни Стену Чародеев. Вспомни рабство, вспомни, что чувствовал ты, когда держал Сферу в руках, до того как она ее у тебя украла. Она не любит тебя, Хаут, не любит твое красивое нисийское лицо, поскольку сама ходит в ранканском обличье. Она не любит тебя потому, что ты талантлив, а она сама прикована к бездарному телу. Помни об этом, Хаут, помни – всякий раз, когда будешь смотреть на это лицо.

Амбициозный ум бывшего раба, танцора, помощника ведьмы вздрагивал всякий раз, когда Ишад касалась его. Глупый ребенок, он полагал, что она больше не станет искать его, и не предпринял ничего, чтобы убедиться, что она не способна на это. Свою гипнотическую хирургию Ишад завершила нежным прикосновением к кольцу на его пальце, которое он рассчитывал использовать против нее.

Закончив, Ишад отступила и укрылась за маленькими статуэтками, драгоценностями и шелками, разбросанными по всему дому. Ее внушение найдет отклик в предрасположенной к измене душе точно так же, как сущность гнедого жеребца уничтожит охранительный огонь. Требовалось только подождать.

***

– Тебе нужно поесть. Магия не может сделать все.

Рэндал согласно открыл рот и тут же получил огромную деревянную ложку свежеприготовленного ароматного варева Джихан. Глаза Рэндала чуть не выкатились из орбит, уши покраснели, ему ничего так сильно не хотелось, как выплюнуть эту отвратительную бурду на пол. Увы, Пенорожденная наблюдала за ним, и Рэндалу ничего не оставалось, как сделать усилие и проглотить варево. Руки мага были зафиксированы на специальных подлокотниках и опущены в ванночки с соляным раствором по рецепту Джихан. Его собственной волшебной силы не хватило бы даже на то, чтобы поднести ложку ко рту, появись у него такое желание.

Он побывал в Гильдии магов, но с ним там не слишком-то гостеприимно обошлись. Уничтожь Сферу, избавься от демона и ведьм, предложили ему его коллеги, и не возвращайся до тех пор, пока не выполнишь это. Из Гильдии Рэндал направился прямиком во дворец, чтобы пожаловаться Джихан на превратности судьбы и найти у нее сочувствие.

– Ты пытался, – успокоила его Джихан, отставив в сторону сосуд. – Ты старался изо всех сил.

– И проиграл. Я знал, что происходит, и позволил ей обмануть меня. Нико понял бы, я знаю, Нико понял бы, почему нам пришлось с ним так обойтись, но зачем я прислушался к ее словам. – Маг грустно покачал головой, не заметив, как на лицо упала прядь волос Джихан протянула руку, чтобы убрать ее, стараясь не задеть болезненные, хотя и не очень серьезные царапины на его лице и почти лысом черепе.

– Мы наделали ошибок гораздо больше допустимого, – заметил с порога Темпус. Расстегнув застежку плаща, он небрежно бросил его на пол и прошел в комнату. Несмотря на то что огонь здесь не разводили уже два дня, комната по-прежнему оставалась самой теплой во дворце. – Как он? – осведомился Темпус, остановившись у кровати Нико.

На теле юноши уже практически не осталось следов недавних мучений. Шрамы и ссадины исчезли все, а лицо во сне было спокойным и улыбчивым.

– Лучше, чем ему следовало бы быть, – грустно заметила Джихан, легонько коснувшись лба Нико. Улыбка исчезла, и одержимый адскими силами наемник вытянулся под кожаными ремнями, которыми был привязан к кушетке. – Демон полностью взял власть над его телом и лечит Нико так, как считает нужным, – признала она, отняла руку ото лба юноши, и его тело вновь успокоилось.

– Ты уверена?

Джихан пожала плечами, потянулась было снова к Нико, но подавила свое желание и взяла за руку Темпуса.

– Уверена. Во всем, что его касается.

– Риддлер? – Орехового цвета глаза открылись, но не сфокусировались, а голос, судя по тембру, принадлежал не Нико. – Риддлер, это ты?

– Господи, нет, – вскричал Темпус, сделал один шаг вперед и заколебался. – Джанни? – прошептал он.

Тело, внутри которого находились демон, Джанни и все, что осталось от Нико, дернулось и сложило губы в сардоническую усмешку.

– Сфера. Риддлер. Абарсис. Сфера, разбей Сферу!

Пальцы Нико загнулись назад так, будто были лишены костей, а голова моталась из стороны в сторону с такой силой, что заскрипел деревянный настил. Темпус поспешно возложил руки на светло-серые волосы Нико, смиряя собственной плотью пытку иного мира.

– Сделай что-нибудь для него! – простонал он. Тело Нико выгнула судорога, а из носа и из-под поджатых губ закапала кровь.

– Сделай что-нибудь для него!

Дьявольское насмешливое эхо вырвалось откуда-то из груди Нико. По ладони Темпуса рассыпались искры, парализовав маршала. Руки Нико перестали дрожать и вытянулись под кожаными ремнями.

– Оно готовится к переходу! – закричал Рэндал, поднимаясь со стула. Маг сделал пассы обожженными пальцами, которые вызвали огонь, но израненная плоть не смогла его поддержать, и Рэндал со стоном опустился на колени.

– Бедный маленький маг. – Знакомый голос из светящегося голубым шара ядовито и сладко рассмеялся. – Давай я помогу тебе. – Из пламени вырвался язык темно-синего цвета, и Рэндал, подобно Темпусу, застыл без движения.

Джихан набрала воздуха в грудь. Все находившиеся на расстоянии до полуметра от ванночки с морской водой замерзли. Она терпеливо привыкала к смертным, принимая их ограниченные возможности, их мудрость, даже когда она шла вразрез со всем тем, что требовали от нее инстинкты. Теперь, когда люди кругом оказались беспомощны, она собиралась вести себя так, как хотела.

Нико с молчаливым вопросом обратил бездонные, пустые глаза к голубой Сфере.

– Пена Буреносца, – прошипела Роксана со злобой и презрением, которые женщина приберегает для более слабой соперницы.

Холодный ветер наполнил еще совсем недавно теплую комнату. Никто, а уж тем более нисийская ведьма или безымянный демон не мог разговаривать так с Джихан и уйти безнаказанно. Пусть даже созданная Буреносцем из шторма арктического океана, Джихан чувствовала, когда ее унижают. Окружив Сферу мощной ледяной коркой, она возложила ладони на грудь Нико.

– Я здесь, – провозгласила она, посылая холодный воздух в место отдохновения Нико. – Я здесь, черт вас всех побери.

В ярости Джихан пронеслась по некогда прекрасному пейзажу исполненного маат сознания. Темный поток ручейка застыл, обугленные деревья рушились под тяжестью возникающего на их ветвях льда. И вот Джихан оказалась на лугу, где дух Джанни охранял Врата.

– Я иду, – послала она ему сообщение, хотя и не умела общаться с такими духами и не обладала способностью услышать ответ.

Тяжелая дверь с мощными стальными засовами распахнулась перед ней. Оставив на металле ледяные разводы, Джихан прошла через нее, чтобы вступить в схватку с вечностью, огромной и пустой, как глаза демона, в теле Нико.

– Трус! – воскликнула Пенорожденная, когда ничто, суть всякого из рода демонов, отбросило ее субстанцию прочь. Джихан снова рванулась вперед, глупо обнажив себя перед существом, чьим главным козырем было ничто. – Трус.

Холодный ветер понес ее обратно к заледеневшей двери, и она рухнула на луг, в равной степени теряя и ярость, и уверенность в собственных силах. Демонический смех ее собственного украденного голоса только завершил унижение. Обессилев, Джихан собрала куски льда и навесила их на ворота.

– Я вернусь, – бросила она, глядя, как тает ледяная корка ручья. – И тогда мы посмотрим.

Всхлипнув, Джихан мокрой рукой утерла слезы. Земля от тающего льда стала скользкой, и она несколько раз поскользнулась. Боль и холод стали частью ее смертного воплощения, пока она шла домой, так ни разу и не оглянувшись, чтобы увидеть, что луг стал ярче, а холодный ручей заметно чище и быстрее.

***

– Я думал, что мы ее потеряли, – признался Темпус, наблюдая, как Пенорожденная медленно спускается с холма.

– Нам не все равно? – опасно дружелюбным голосом осведомился Буреносец.

Темпус решил не оборачиваться. Он больше не станет поддаваться влиянию то одного, то другого бога, хватит.

– Я обязан ей, разве это не понятно? Она едва не погибла ради меня.

– Твоей заботы недостаточно. Теперь она стала смертной, и ей нужно нечто менее абстрактное. Если в любви ты бессилен, то, надеюсь, способен на изнасилование. – Отец погоды показался перед Темпусом в виде кроваво-красных глаз и мелких частиц, которые никак не могли слиться в единое целое.

Тот, чьим спутником некогда был Вашанка, пожал несуществующими плечами и критически оглядел бога.

– Такая способность у меня сохранилась, но я отказываюсь, – заявил он.

– Ты презренный человечишка – но ты мне нужен…

– Нет.

– Она богиня.

– Нет.

– Я буду присутствовать при этом событии.

– Ответ по-прежнему «нет».

– Моя дочь обратит свой взор на другого.

– Договорились.

***

Укутанные в бархатные покрывала, Дети Бури недвижно лежали в комнате с куполообразным потолком, которую все называли илсигской опочивальней. Перед альковом квартет музыкантов наигрывал столь любимые бейсибцами заунывные, тягучие мелодии, от которых у Малина временами волосы вставали дыбом. Взявшись пальцами за нос, Молин мучительно пытался сосредоточиться на какой-нибудь мысли, позволившей скрасить томительное ожидание

Находившаяся в занавешенном алькове напротив музыкантов Шупансея была не менее возбуждена, но не могла позволить себе роскошь уединения. Служанки скользили вокруг нее, поправляя волосы, драгоценности и роскошную коса. Сегодня вечером бейса предстанет перед алтарем, впервые с тех пор, как летом казнили ее кузена. Груди были щедро посыпаны пудрой и украшены серебром и золотом, а на стройных бедрах закрепили громоздкие украшенные бриллиантами поножи, в которых угнездились ее личные змеи. Достигавшие бедер длинные волосы были приподняты и закреплены заколками так, чтобы ниспадать вниз подобием плаща, из-за чего бейса не могла ни поднять, ни опустить голову, ни посмотреть вбок – только вперед. Такой костюм императрица привыкла носить с детства, но теперь, прожив год среди изысканно скромно одетой ранканской аристократии, она почувствовала себя неловко и опасалась за исход обрядов, которые собиралась выполнить.

– Ты не должна потеть, – подбодрила ее родная тетка и напомнила об умении владеть своим телом, которое требовалось от воплощенной Матери Бей.

Бейса сдержалась, и опасное возбуждение утихло.

Сзади кто-то прошел через крохотную дверку.

– Ты нервничаешь, – успокаивающе донесся знакомый голос. Принц взял ее за руку.

– Наши жрецы хотят заставить нас подождать, пока не приготовят пятое снадобье, но мы этого делать не будем, тем более после того, что случилось сегодня днем. Мы в первый раз пошли против мнения жрецов. Они взволнованы, но мы полагаем, что ожидание опасней успеха или неудачи.

– Тобой руководит Матерь Бей, – уверил ее Кадакитис, с нежностью касаясь пальцев бейсы. Шупансея чуть подняла руку.

– Она говорит только, что сегодня вечером я не должна оставаться одна.

Принц, который сумел наконец-то протиснуться сквозь толпу служанок и стать так, чтобы она могла его видеть, слабо улыбнулся.

– Ты никогда не бываешь одна, Шуей.

Она улыбнулась и взглянула на принца так, что тот сам теперь убедился: бейсибские глаза могут быть эротическими и рассеянными одновременно.

– Сегодня вечером я буду наедине… с тобой.

Музыка внезапно прервалась, и, прежде чем златокудрый принц успел выразить свое удивление или признательность, его вежливо, но твердо оттерли в сторону.

– Пора.

Бейса ступила на затканный золотом ковер, настеленный от алькова к алтарю. Первые ее шаги были неверными, и служанки слегка поддержали ее. В блестящих глазах не чувствовалось силы, но читался страх перед старым лысым жрецом, который поджидал ее, держа в одной руке фиал из тонкого стекла, а в другой – острый как бритва обсидиановый кинжал.

Почувствовав запах благовоний, ее бейнит показались из поножей и поползли вверх. Шупансея невольно вздрогнула, когда ее кожи коснулись холодные чешуйки. Три пары клыков глубоко впились в ее нежную кожу. Бейнит не понравилось ее волнение, и они пустили в ход яд, которого было достаточно, чтобы умертвить несколько десятков людей. Шупансея вздрогнула и расслабилась, когда Матерь Бей окружила ее невидимым покрывалом силы.

Она подняла руки, снимая коса с тела. Змеи немедленно подняли свои головы, обнажив влажные клыки. Теперь уже жрец заметно дрожал. Старик бейсибец подвел Молина к алтарю, где, не вдаваясь в объяснения, разложил ритуальные предметы и выбежал вон из комнаты.

Молин принял кинжал и фиал, чувствуя безотчетный ужас.

– Что мне теперь делать? – хрипло шепнул он.

– Закончить церемонию, – ответил ему устами Шупансеи голос, который он последний раз слышал в кружащейся вселенной Буреносца. – Будь осторожен.

Факельщик кивнул. В фиале были кровь Детей Бури, яд змеи, которую Нико убил оружием Ашкелона, и кровь гигантского змея Роксаны. Все это было перемешано и четыре раза пропущено через настой трав, который был известен бейсибским жрецам, но не носил никакого имени. Запах испарений мог убить человека, а каплей жидкости можно было отравить целую армию. Молину поневоле приходилось быть чрезвычайно осторожным.

– Сначала фиал, – велела ему бейса. – Возьми жидкость на кончик ножа и по очереди предложи детям. Молин застыл как вкопанный.

– Змеи, – прошептала Шупансея своим обычным голосом, но ранканский жрец точно не услышал ее. – Задержи дыхание, – добавила она после долгого молчания.

Молин как-то сказал Рэндалу, что выполнит то, что надлежит сделать, будь то необходимость сдвинуть Сферу или же встать под смертельный дождь из стекла. Задержав дыхание, Молин старался не обращать внимания на зеленый дымок и хлюпающий звук, с которым капельки упавшей жидкости разъедали ковер и гранитный пол. Обсидиановый клинок в его руке подрагивал, когда Молин вытянул его по направлению к самой меньшей змее, той, чья похожая на лист головка покоилась на правом бедре бейсы. Он был готов умереть в любую секунду и притом не самым приятным способом.

Бейнит не менее десяти раз показала язычок, прежде чем решила добавить каплю яда к сернокислому месиву на кончике ножа, но капля ее яда оказалась решающей. Легкие Молина едва не разорвались, взор затуманился, и черные частички замелькали в глазах. Молин снова взглянул на императрицу.

Шупансея держала руки ладонями вверх. Жрец глянул на них и увидел, что они испещрены бесчисленными шрамами от ударов кинжала. В юности, когда он был солдатом, Молину приходилось убивать столько раз, что он давным-давно потерял счет убитым, причем несколько раз ему пришлось убивать женщин, но сейчас он заколебался, впервые не решаясь совершить необходимое.

– Быстрее! – приказала Шупансея.

Молин не двинулся, и ей пришлось схватить нож и самой глубоко погрузить его в себя. Матерь! – молилась она, чувствуя, как кровь понесла к сердцу тяжелую ношу. Жрецы хотели подождать до готовности пятого лекарства и предпочли покинуть свои места у алтаря, чтобы их не обвинили в случае неудачи в ее гибели. Много раз раньше змеи кусали ее грудь, но этого могло оказаться недостаточным, и даже присутствия в ней самой Матери Бей может не хватить для того, чтобы нейтрализовать созданную Роксаной смесь из яда и ненависти. Сильнее нажав на нож, бейса услышала удар клинка о кость, но боли не почувствовала.

Сознание Шупансеи затуманилось, хотя тренированность и выдержка воплощения Матери Бей была такова, что она не упала на землю. Тем не менее она испытала настоящую агонию, когда убийственная смесь достигла ее сердца и остановила его.

Шупансея не слышала, как единый вздох пронесся над бейсибцами и ранканцами, когда глаза ее побелели, а змеи замерли, поднявшись на две трети длины над ее трепещущей грудью.

Она не почувствовала, как Молин вытащил нож и, не обращая внимания на шипящих гадюк, поддерживал бей-су, когда тело отказалось повиноваться ей.

Она не слышала, как Кадакитис с безумным криком, стуча по полу сандалиями, подбежал к ним, чтобы принять бейсу из рук жреца.

Она вообще ничего не чувствовала до тех пор, пока слезы принца не закапали ей на лицо. Шупансея моргнула и посмотрела на него.

– Мы сделали это, – объявила она и. слабо улыбаясь, выпустила из «украшенных» шрамами рук теперь уже ненужный кинжал.

Но это было еще не все. Шупансее едва хватило сил собрать капавшие из ее груди капли крови в фиал жреца и поднести его к губам Артона, а затем Гискураса. Глаза бейсы закрылись, а все собравшиеся молились о том, чтобы изменившаяся кровь пробудила детей. Молитвы продолжались до тех пор, пока мальчики не начали двигаться. По залу пронесся нестройный хор благодарности богам.

– Ей необходим отдых, – сообщил принц смотрящим женщинам. – Позовите стражу и отнесите ее в опочивальню.

– Она наедине с Единосущей Матерью, – объяснила старшая из женщин. – Мы не можем вмешиваться. Кадакитис недоверчиво оглядел их.

– Так что же, богиня сама понесет ее в спальню? – спросил он у стеклянноглазой безгласной толпы. – Ну и черт с вами – я ее отнесу.

На фоне здоровяков-солдат принц казался хрупким, но его с детства обучали всем мужским искусствам, так что он с легкостью поднял ее. Волочащаяся коса била его по ногам, и он едва не запутался, но сумел разорвать ногами ленты, которыми она была привязана. Бейнит, чей яд на время потерял силу, быстро уползли прочь с его дороги.

– Она останется со мной наедине, – сообщил принц женщинам и понес упокоившуюся в его объятиях бейсу прямиком в опочивальню.

Молин посмотрел, как принц переступил через порог, и подумал, что неплохо бы тоже направить свои стопы в собственную спальню. Жрец выдавил улыбку, увидев, что змеи обрели свое пристанище в юбках одной из женщин, поскольку далеко не все в зале чувствовали себя с ядовитой змеей так же непринужденно, как бейса.

Ничуть не смущенные церемонией, Дети Бури повели себя так, будто только что проснулись. Вдвоем они быстро содрали с алтаря бархатные покрывала, и Артон обмотал материю вокруг головы, невольно подражая головному убору, который носила его мать, полукровка С'данзо, а Гискурас тем временем нашел себе другое, не менее интересное занятие, пытаясь оторвать от ковра парочку золотых пластинок.

Верховный жрец повернулся к своему единственному послушнику, Изамбарду, который едва ли мог уследить сразу за двумя любопытными и предприимчивыми детишками.

– Изамбард, спустись вниз к инкубатору и напомни Джихан, что она сейчас как никто иной нужна детям. – Юноша поклонился, отступил на шаг и пулей вылетел из комнаты.

Отдав приказание, Молин повернулся к находящимся в зале бейсибцам. Жрец немедленно распустил музыкантов, наградив их самым непритязательным из комплиментов. Женщины посмотрели на него и, не слушая его, подняв с пола брошенную за ненадобностью коса, торжественно покинули покои. Молин остался с дюжиной уставившихся в пол жрецов, приданных ему Верховным жрецом Матери Бей.

Не обращая внимания на дыры, Молин принялся расхаживать взад и вперед по золотому ковру.

– Думаю, им надо восстановить силы. Что-нибудь легкое, моллюски, устрицы и фрукты на десерт. Да, вино лучше подать смешанным с водой. Это подогреет их аппетит. – Молин сделал паузу, ожидая, чья же лысая голова поднимется первой. – Этим займешься ты. – Молин ткнул пальцем в наиболее любопытного. В бесформенных туниках и шароварах, с лысыми черепами и выпученными глазами бейсибцы были для Молина на одно лицо. Он редко думал о них как об отдельных личностях.

Бейсибец, к которому обратился Молин, нервно прочистил горло, упал на колени и произнес:

– Жрецы Всевеликой Матери Бей служат только Ее небесным аспектам. Мы… то есть вы, Регум Бей, не служите Ее воплощению.

Молин подался вперед и снял пектораль с груди жреца. Быстро перевернул ее, и в руках у него оказалась золотая удавка.

– Бейса проголодается. Мой принц проголодается, – заметил он тихим, но сильным голосом, от которого горожане приходили в ужас.

– Так никогда не бывало, – запротестовал бейсибец. Его лицо потемнело от гнева, когда Факельщик поставил его на ноги.

– Сегодня все совершается впервые. Возможно, что ты в первый раз посетишь кухню или впервые умрешь… – Молин вновь развернул пектораль.

Не зря ходили слухи, что когда бейсибцы смотрят, то вокруг их глаз все становится белым. Жрец вздрогнул и обеими руками схватился за его запястье.

– Да, господин жрец.

***

Мозаичный пол инкубатора по колено покрывала ледяная вода. Перед тем как вступить в нее, Изамбард снял и перекинул через плечо свою единственную пару сандалий. Подняв над головой фонарь, он двигался с предельной осторожностью, зная, что некогда здесь жили змеи. Юноша не был уверен, что холодная вода способна их остановить.

– Многоуважаемая госпожа Джихан? – крикнул он в темноту, обратившись к ней так, как некогда титуловал супругу Молина.

В ответ не донеслось ни звука.

– Многоуважаемая госпожа? – повторил жрец и сделал еще несколько шагов вперед.

Джихан, Темпус и, возможно, Рэндал – в тусклом свете фонаря Изамбард не смог ясно рассмотреть его – сгрудились у ложа одержимого демоном наемника. Они были живы, как минимум один, поскольку хлюпал носом.

– Великий Вашанка, Дающий Победу, Собиратель Душ – пребудь со мной на Твоем поле боя.

Держа дрожащей рукой фонарь, послушник подошел поближе. Выйдя из-за огромной колонны, череда которых вела к Залу Правосудия, он заметил на воде слабый отблеск, слабый голубой отблеск, какого не мог отбросить его фонарь. Сердце жреца объяла паника, от страха все перевернулось внутри, и Изамбард повернулся в сторону света.

Между людьми и дальней стеной возвышался ледовый столп, внутри которого вращалась голубая Сфера размером с голову человека. С каждым оборотом Сферы на пол низвергались потоки воды, свет внезапно стал ярче, неодолимо маня юношу. Изамбард пошел навстречу Сфере, сделал шаг, другой, третий и вдруг наступил босой ногой прямо на острую застежку забытого на полу плаща Темпуса. Боль вернула его в чувство, разорвав заклинание.

Юный жрец пулей вылетел из комнаты.

***

Роксана находилась внутри Сферы Могущества дольше, нежели можно было сейчас, когда ее связь с жизнью поддерживалась через мертвое, уже тронутое тлением тело Тасфалена. Вновь заполучив Сферу в свои руки, нисийская ведьма обрела чрезвычайную мощь, но даже ей не под силу было одновременно следить за обстановкой во всем Санктуарии, теперь, когда за ней охотился демон вместе со всеми прочими врагами, которых Роксана нажила себе со времен первых битв у Стены Чародеев. Напряжение неустанной постоянной охоты за ней начало давать о себе знать. Роксана проявила невнимание, надолго покинув обретенное тело Тасфалена, даже не удостоверившись, сможет ли она в него вернуться.

Хаут, который часто бывал глуп, но никогда невнимателен, склонился над лежащим на кухонном столе бесчувственным телом Стратона. Допрос, который вел Хаут, пообещав информацию своей новой госпоже или господину, шел чрезвычайно медленно. В своем теперешнем состоянии Стратон не проводил грань между фантазиями и правдой, так что его блуждающее сознание дало Хауту лишь малопонятные намеки на Ишад и Темпуса, а вдобавок еще и наградило его головной болью.

Хаут умел лечить небольшие раны, подобные порезу Мории, и даже способен был, при сильном напряжении, заполучить власть над Стилчо, но ему не хватало магической осведомленности, чтобы справиться с инерцией мертвого или смертельно раненного тела. Ему не удалось гальванизировать тело Тасфалена, которое застыло и стало синюшно-бледным, так что, когда Роксана вернется, ей придется немало повозиться. Правда, Тасфален был первой его попыткой, и он кое-чему научился. Стратон же вовсе не был мертвым.

Начинающий чародей внимательно разглядывал серебристо-белые глаза Тасфалена. Достаточно было коснуться разок Сферы, и у него появилась бы сила так скрутить тело Страта, что он не смог бы больше уходить в свои грезы. Он размотал бы секреты его сознания, подобно кокону шелкопряда, и поделился бы частью их с госпожой.

Но только частью.

Хаут попытался нащупать Сферу Могущества, подобно тому, как мальчик, спустившись в погреб, ищет в кадке со льдом мороженое. Он заколебался на миг. Что-то творилось с идущими от Сферы нитями, они ослабели и стали исчезать. Пододвинувшись ближе, он вдруг увидел лошадиную морду, окруженную огнем, поглощающую его…

– Непослушная дрянь! Ледяная вода! Черт ее побери! А ты…

Голос принадлежал Тасфалену, но в нем отчетливо слышались злобные нисийские интонации. Ведьма занесла над ним руку с дубинкой и с силой ударила его, как тогда, на Стене Чародеев. Хаут отлетел, ударился спиной о стену и почувствовал, как из носа и рта потекла кровь.

Она не любит тебя, ожил в его памяти безымянный голос, вспомни своего отца. Напоенный ветром запах притираний, когда хозяева Стены Чародеев завершили над ним обряд. Хаут утер рукой кровь, а в это время ведьма с проклятиями поглотила Сферу.

Хаут направился к шкафу, где Ши прятал ножи. Бесшумно сунув один из них в рукав, он спрятал рукоять в ладони и послушно последовал за своим господином-госпожой в комнату.

Стилчо ползком забрался на темную площадку, где его поджидала Мория.

– Сейчас или никогда, – сообщил он молчаливой женщине, радуясь, что не видит ее лицо, взял ее за руку и повел вниз по ступеням.

В кухню дома Пелеса вели две лестницы. Одна из большого холла, выходившего в покои на первом этаже, а вторая из людской. Обе лестницы оказались заняты. Стилчо открыл дверь и нос к носу столкнулся с угрюмой физиономией Ши, господского повара. Он хорошо знал это лицо, оно было последним, что он видел потерянным ныне глазом, и на миг точно прирос к полу. Вся его решимость и храбрость испарились. Рука Мории выпала из его трясущихся пальцев.

– Мы отнесем Стратона в конюшню, – тихо, но твердо прошептала Мория, выступая из тени Стилчо. Она сама боялась этих слуг, которых привел ко двору Ишад повелитель нищих Морут, но уже давно научилась скрывать страх. – Ты и ты, – приказала она угрюмой парочке, – берите его за ноги. – Мория посмотрела на Стилчо.

Неотрывно наблюдая за одноруким поваром, ныне вновь живой Стилчо встал у плеча Стратона.

– Если сумеем, вынесем его из дома и будем ждать помощи, которая придет рано или поздно.

– А если нет? – осведомился Ши.

– Тогда придется поджечь конюшню.

Слуги заворчали, но они всегда слушались ее приказаний, так что особенно никто возражать не стал. Мория придержала для них дверь, а Ши в последний раз обшарил буфет.

– Он утащил мой любимый нож. – Мория быстро пробежала глазами по кухонной утвари и принялась засовывать ножи в кожаные кольца на поясе.

– Вот, госпожа. – Мория обернулась и увидела длинный нож для птицы, ощутив ладонью рукоять из железного дерева. – Плохим ножом убить трудно, – ухмыльнулся Ши.

***

Уэлгрин отставил котелок в сторону. Что бы там ни бросали в суп повара в казармах, но от обеденного горшка пахло хуже, чем гарью, которой он надышался за день, а вкус был просто отвратителен. Еще не менее десятка бойцов оставались на улицах, включая и Трашера, который пока не возвратился с задания. Похоже, во дворце нашли весьма серьезные доводы для того, чтобы приказать замазать граффити и разукрасить город чумными знаками. Население Санктуария отозвалось на такие новости весьма заметной паникой.

Он приказал бы сражаться и дальше, но солнце уже садилось. Ранканский корабль, на котором развевался уже позабытый многими штандарт Вашанки, бросил якорь на траверзе порта, а экипаж, пассажиры и груз проходили через воображаемый карантин. Пока еще никто не видел ни единого тронутого ужасной болезнью трупа, однако слухи от частых пересказов становились все более и более мрачными. Пока что Уэлгрин ничему не верил, хотя некоторые из его людей и высказывали сомнение по поводу столь странно начавшейся ночи.

Прежде чем он принял решение о том, как действовать дальше, на пороге появился один из тех ветеранов, кто уже многие годы сражался с ним.

– Траш и Ситен у Западных ворот. Они принесли чье-то тело, которое не желают отдавать могильщикам.

– Вот это да, – воскликнул капитан, хватая плащ. – Замп, пригляди за горшком, я еще вернусь.

Уэлгрин поспешно сбежал по ступеням. Он поверил Каме, поверил тем кружкам эля, которые она осушила вместе с ним и со Стратом всего неделю назад. Он верил в то, что она не стреляла в Страта и что окажется достаточно умной и увертливой, чтобы выйти живой из неприятной ситуации.

Временный дворцовый морг начинался как раз за городскими виселицами. В его окошке виднелся слабый свет. С тех пор как всюду развесили чумные знаки, могильщикам стало нечего делать, и они решили как следует обмыть нежданный «отпуск». Осторожно переступая через битые черепки, Уэлгрин услышал, как Траш ругается с могильщиками .

– Стойте как стояли, – приказал капитан, намеренно загородив от могильщиков тело. – В чем дело?