Текст книги "Дом Люцифера"

Автор книги: Роберт Ладлэм

Соавторы: Гейл Линдз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

И вот они поехали туда и лишь ненамного опередили машину «Скорой». Обитатели дома проснулись. Теперь проникнуть в дом, не вызвав подозрений, не удастся.

– Как бы там ни было, – заметил Билл Гриффин, – если она заговорит и расскажет Смиту больше, чем надо, босс будет не в восторге. Эй, вы только посмотрите!

Четыре врача выкатили из подъезда носилки. Джон Смит шел рядом и держал за руку лежавшую на них женщину. И, низко склоняясь, что-то говорил ей. Похоже, он ничего вокруг не видел и не замечал.

Аль-Хасан тихо выругался по-арабски.

– Нам следовало знать об этой квартирке!

Гриффин решил воспользоваться моментом и, рискуя вызвать еще большую ненависть араба, заметил:

– Однако мы не знали. И вот теперь они разговаривают. Значит, она жива. Вы провалили дело, аль-Хасан. И получите за это хорошую взбучку. Что теперь прикажете делать?

Тем самым он надеялся заставить араба совершить ошибку.

Надаль аль-Хасан ответил тихо и злобно:

– Поедем за ними до больницы. Попробуем устранить ее уже там, и чтоб наверняка. И его тоже. – Он обернулся и глянул Гриффину прямо в лицо.

Гриффин понимал, что араб ждет от него определенной реакции. Это проверка, злодей хочет увидеть, как претит ему, Гриффину, идея устранения Джона. Хочет увидеть на его лице хотя бы намек, гримасу отвращения, малейший признак негодования.

Но вместо всего этого Гриффин лишь указал кивком на машину «Скорой». И выражение его лица оставалось холодно-невозмутимым.

– Может, и всех этих тоже придется пришить. Ведь они могут услышать, что она ему говорила. Надеюсь, вы готовы пойти на это? И не станете вешать это на меня? Не проявите в очередной раз излишней мягкости?

– О врачах я не подумал, – злобно прошипел в ответ аль-Хасан.

– Да, конечно, при необходимости мы их всех устраним. – Он сузил глаза и после паузы продолжил: – Но вполне возможно, что Джон Смит беседует с трупом. Любовь способна превратить в полного идиота даже умного мужчину. Подождем, посмотрим – может, помрет и без нашей помощи. И тогда останется устранить лишь Смита. Что значительно облегчает задачу, верно?

Глава 8

5.52 утра
Фредерик, Мэриленд

Софи лежала в реанимационной палате за пластиковыми шторами и дышала хрипло и тяжко, несмотря на то, что была подключена к кислородной маске. Теперь она была в полной зависимости от всех этих машин и аппаратов, чудес современной медицины, которые ничуть не трогало, кто она такая и что с ней происходит. Рядом неотлучно находился Смит. Он сжимал ее горячую ладонь в своей, ему хотелось крикнуть всем этим машинам: «Это Софи Рассел! Мы говорили. Мы смеялись. Мы работали вместе. Мы занимались любовью. Мы жили! Мы собирались пожениться этой весной. Она должна поправиться, и мы обязательно поженимся через несколько месяцев. И будем жить долго и счастливо, пока не состаримся и не поседеем. Но даже тогда не перестанем любить друг друга!»

Он наклонился и произнес громко:

– Все будет хорошо, Софи, все будет просто чудесно, милая.

Примерно то же самое говорил он раненым солдатам на передовой, которых приносили к нему в полевой госпиталь. «Ты скоро поправишься. Начнешь вставать и ходить, будешь чувствовать себя гораздо лучше». Казалось, говорил он все это еще и для того, чтобы убедить самого себя. Всегда следовало поддерживать моральный дух солдата. Нельзя, чтоб человек впадал в отчаяние, надежда есть всегда. Но сейчас страдала Софи, и за ее жизнь он должен бороться еще яростнее, в надежде скрыть собственную боль.

– Держись, дорогая, пожалуйста, прошу тебя, только держись! – шептал он ей. – Держись!

Приходя в сознание, она пыталась улыбнуться ему, судорожно ловя ртом воздух. И слабо сжимала его руку. Лихорадка вконец обессилила ее.

Вот она снова попыталась выдавить улыбку.

– Где… где… ты… был?

Он нежно приложил палец к ее губам.

– Не надо разговаривать. Постарайся беречь силы, они тебе еще пригодятся. Поспи, милая. Отдохни, красавица моя.

Веки ее тут же опустились, как занавес на сцене. Временами казалось, она собирает в кулак все свои силы и всю волю, чтоб противостоять атакующей ее болезни. Он любовался ее прозрачной кожей, тонкими чертами лица, грациозным изгибом бровей. Ее лицо всегда казалось ему изысканно прекрасным, словно освещенным изнутри незаурядным интеллектом. Но сейчас, в лихорадке, она выглядела такой худенькой и хрупкой на белых больничных простынях! И кожа совсем прозрачная. А на щеках горит нездоровый румянец, и это его особенно пугало.

Из левой ноздри вытекла капелька крови.

Смит отер ее салфеткой и, встревоженный, вызвал медсестру.

– Надо остановить кровотечение.

Сестра достала коробочку ватных тампонов.

– Должно быть, у бедняжки лопнул капилляр.

Смит не ответил. И вышел из палаты в соседнее помещение, где собрались специалисты – доктор Джошуа Уитерс, специалист по легочным заболеваниям, доктор Эрик Мукогава из Форт-Детрика и капитан Дональд Герини, лучший вирусолог ВМИИЗа. Они совещались приглушенными голосами и, едва завидев Смита, тут же умолкли. Лица у них были встревоженные.

– Ну?

– Мы перепробовали все возможные антибиотики, – сказал доктор Уитерс. – Какой-то вирус, доктор Смит. И все наши усилия устранить или хотя бы облегчить симптомы не принесли результата. Она не реагирует на медикаменты.

Смит чертыхнулся.

– Надо что-то решать. По крайней мере хоть как-то стабилизировать ее состояние!

– Джон… – капитан Герини опустил ему руку на плечо. – Это очень похоже на тот вирус, что поступил к нам в лабораторию в этот уик-энд. Сейчас над ним работают все аналогичные лаборатории мира, и пока что еще не найден ключ к тому, что это такое и как лечить данное заболевание. Очень похож на гантавирус, но не является таковым, это уже доказано. По крайней мере, ни одним из известных нам гантавирусов. – Он печально покачал головой. – Должно быть, она каким-то образом заразилась и…

Смит не сводил глаз с Герини.

– Так ты хочешь сказать, работая с ним в лаборатории, она допустила какую-то ошибку? Или нет? Прекрасно знаешь, что нет! Она всегда была чертовски умна и осторожна!

– Мы делаем все возможное, подполковник, – спокойно заметил Эрик Мукогава.

– Так сделайте больше, сделайте невозможное! Найдите же что-нибудь, ради бога!

– Доктор! Подполковник! Сюда, скорей!

Медсестра склонилась над койкой, на которой в агонии тело Софи изогнулось дугой, словно в последней отчаянной попытке набрать в грудь воздуха.

Смит, опередив остальных, первым подбежал к ней:

– Софи!..

Она увидела его и попыталась улыбнуться. Он схватил ее за руку.

– Дорогая?..

Глаза Софи закрылись, рука безвольно обвисла в его ладони.

– Нет!.. – отчаянно крикнул он.

Но она недвижимо и уютно свернулась в постели, точно приготовилась к долгому путешествию. Грудь больше не вздымалась в попытке набрать воздуха. Палата больше не оглашалась слабыми хрипами и стонами, в ней стояла мертвая тишина. И вдруг из носа и рта у нее алым потоком хлынула кровь.

Отказываясь верить своим глазам, Смит развернулся и взглянул на экран монитора. Через него тянулась ровная зеленая линия. Совершенно ровная. Плоская, как сама смерть.

– Электроды! – заорал Смит.

Медсестра, всхлипнув, достала электроды для электрошока.

Он пытался побороть панику. Напомнил себе, что он прежде всего врач, что ему доводилось лечить тяжелораненых в самых сложных условиях, во многих «горячих точках» планеты. Он опытный терапевт. Он спасал многие жизни. Это его работа. Лучшее, что он умеет делать в этой жизни. Он спасет Софи, должен спасти. Может!

Он снова покосился на монитор и включил аппарат. Тело Софи изогнулось дугой и снова безвольно опало.

– Еще разряд!

Он повторял попытку пять раз, с каждым разом увеличивая напряжение. Дважды показалось, что ее удалось оживить. Нет, он был просто уверен, что минимум однажды она откликнулась. Она просто не могла умереть. Это невозможно.

Капитан Герини тронул его за руку:

– Джон!..

– Нет!

Он попробовал снова. Зеленая линия на мониторе оставалась все такой же безжизненно ровной. Нет, это какая-то ошибка! Ночной кошмар. Просто он спит и видит страшный сон. Софи была такая живая. Полна жизненных сил и энергии. Прекрасна, как летний день. И умница. Ему нравилось, как поддразнивает она его…

– Разряд! – рявкнул он.

Пульмонолог доктор Уитерс обнял Смита за плечи.

– Не надо, Джон. Пожалуйста, перестань.

Смит рассеянно взглянул на него:

– Что?

Однако выпустил из рук прибор, и Уитерс убрал его.

Доктор Мукогава откашлялся и заметил:

– Мне страшно жаль, Джон. Мы все очень сожалеем. Ужас какой-то. Просто не верится!.

Он сделал знак остальным.

– Мы уходим. Тебе надо побыть одному.

И все они вышли из палаты. Медсестра задернула занавески вокруг кровати, на которой лежала Софи, и сердце Смита пронзила острая боль. Он содрогнулся. Потом упал на колени и прижался лбом к вяло повисшей руке Софи. Она была теплой. Как же ему хотелось сказать себе, что она жива. Как хотелось, чтоб она вдруг села в постели, засмеялась и сказала ему, что это была всего лишь скверная шутка.

По щеке его скатилась слеза. Он сердито отер ее ладонью. Потом снял кислородную маску, чтоб лучше видеть ее. Она по-прежнему выглядит как живая, щеки розовые и слегка влажные. Он присел рядом на краешек кровати. Взял ее руки в свои. И стал целовать пальцы.

Помню, когда я увидел тебя в первый раз. О, ты была так красива! И на чем свет стоит бранила бедного лаборанта за то, что тот перепутал какие-то слайды. Ты была великим ученым, Софи. И лучшим моим другом. И единственной на свете женщиной, которую я любил…

Он выпрямился и произнес те же слова вслух. Он объяснялся ей в любви. Время от времени сжимал ее ладонь в своей, как делал, когда они ходили в кино. Потом вдруг увидел на простыне мокрое пятно – следы своих слез. Прошло немало времени прежде чем он наконец поднялся и сказал:

– Прощай, любовь моя!

Долгая мучительная ночь подходила к концу, но на улице еще не рассвело. Отупевший от горя Смит неподвижно сидел в кресле в приемной.

Впервые войдя в лабораторию ВМИИЗа, Софи заговорила прежде, чем он успел поднять глаза от микроскопа. «Рэнди вас терпеть не может, – сказала она. – Понять не могу, почему. Лично мне понравилось, что вы тогда взяли всю вину на себя, извинились и не стали ее корить. И было ясно, что говорите вы все это совершенно искренне, что вам действительно неловко и вы очень переживаете».

Только тут он оторвал взгляд от микроскопа, посмотрел на нее и понял, почему предпринял столько усилий, чтоб перетащить ее в Форт-Детрик. Впервые он увидел Софи в лаборатории Национального института здоровья, где она занималась какими-то маловразумительными исследованиями, а потом вдруг встретил в гостях у сестры. Но этих двух кратких встреч было достаточно, чтобы понять – он хочет видеть ее все время. И он сидел и под сердитым взглядом Рэнди открыто любовался Софи. У нее были длинные волосы цвета спелой пшеницы – она носила их собранными в конский хвост. И такая стройная, ладная и соблазнительная фигурка.

От внимания Софи не укрылось, какой интерес проявляет к ней Смит. И в первый свой день работы в лаборатории во ВМИИЗе она сказала ему:

– Посижу пока здесь, на скамеечке. Может, наконец вы перестанете глазеть на меня и я смогу приступить к работе. Все говорят, что вы очень крутой военный врач. Я это уважаю. Но зато я куда лучший ученый, чем вы, и вам придется с этим смириться.

– Что ж, буду иметь в виду.

Она смотрела ему прямо в глаза.

– И еще вам лучше придержать в штанах свою штуковину. По крайней мере, до тех пор, пока я не разрешу ее вынуть.

Смит кивнул, улыбнулся и сказал:

– Могу и подождать.

Эта полутемная больничная комната казалась сейчас островом вне времени и пространства. Мир отступил, находился где-то совсем в другом месте. Его преследовали безумные воспоминания. Он потерял над собой контроль. Не забыть позвонить и сказать, что свадьба отменяется. Все отменяется. Ресторан, лимузин, все…

Господи, о чем это он только думает?

Он бешено затряс головой. Пытался собраться. Где он?.. В больнице.

Розовые и желтые лучи восходящего солнца отсвечивали от здания, что напротив, через улицу.

Где она находилась последние несколько недель? Ему надо было быть с ней, не отходить ни на шаг. Зачем, зачем только он перетащил ее на работу во ВМИИЗ?..

Сколько народу приглашено к ним на свадьбу?.. Надо написать каждому. Лично. Сообщить, что ее больше нет… Нет.

Это он ее убил. Предложение работать в Детрике было столь выгодным и заманчивым, что ей ничего не оставалось, как принять его. И это ее убило. Он понял, что хочет ее, с того самого момента, когда впервые увидел, еще там, у Рэнди. Когда он начал говорить Рэнди, как страшно сожалеет о том, что ее жених умер, та вдруг разозлилась. А вот Софи поняла бы. Он видел это в ее глазах – этих чудесных черных глазах, таких внимательных, живых, прекрасных…

Да, он должен сообщить ее семье. Но у нее не было семьи. Только Рэнди. Значит, надо сообщить Рэнди.

Он поднялся и пошел искать телефон-автомат и тут вдруг почему-то вспомнил Сомали. Он был приписан к военному кораблю, отправленному поддерживать порядок и защищать граждан в этой стране, раздираемой на части жестокой междоусобной войной. Как-то его срочно вызвали в джунгли, лечить майора, заболевшего лихорадкой. Он добирался туда целые сутки, был вконец измучен и поставил майору диагноз – малярия. А позже вдруг выяснилось, что это куда более редкое и опасное заболевание – лихорадка Ласса. Майор умер еще до того, как был установлен точный диагноз и назначено правильное лечение.

В армии его обвинили в несоответствии служебному положению. Но то была весьма распространенная ошибка, ее допускали и еще неоднократно будут допускать и более опытные врачи, незнакомые с вирусологией. А лихорадка Ласса будет убивать людей, даже несмотря на более прогрессивное лечение. Точнее, вылечить ее было пока что невозможно. Но в ту пору он был слишком уверен в себе, полон самомнения и не призвал на помощь ни одного специалиста. А потом было уже слишком поздно. И он винил себя во всем. И настоял на том, чтобы его перевели из действующей армии на исследовательскую работу в Форт-Детрик, чтоб стать специалистом в вирусологии и микробиологии.

Много позже он понял, как редко, в сравнении с малярией, встречается это заболевание, лихорадка Ласса, понял, что даже самый опытный и знающий врач может ошибаться, особенно в сложных полевых условиях, в удаленных от благ цивилизации регионах. Но тот майор был женихом Рэнди Рассел, и Рэнди так никогда и не простила Смита. Не переставала винить его в этой смерти. А теперь ему придется сказать Рэнди, что он убил еще одного близкого и дорогого ей человека.

Он подошел к стоявшей в коридоре кушетке и улегся на нее.

Софи. Софи… Он ее убил. Свою милую Софи. Весной они должны были пожениться. А теперь ее нет. Не надо было приглашать ее в Детрик. Никогда!

– Подполковник Смит?

Смиту показалось, что этот голос доносится до него глухо, словно с тинистого дна лагуны. Затем он увидел очертания человеческой фигуры. Затем – лицо. И выплыл наконец на поверхность, мигая и жмурясь от яркого света.

– Смит? Вы в порядке? – перед ним стоял бригадный генерал Кильбургер.

Тут Смит с особой отчетливостью понял и весь похолодел от этой мысли: Софи умерла.

И поднялся из кресла.

– Мне надо быть там, на вскрытии. Если…

– Расслабьтесь. Они еще не начали.

Смит сверкнул глазами.

– Почему, черт возьми, мне ничего не сказали об этом новом вирусе? Вам же было известно, где я нахожусь!

– Не смейте говорить со мной таким тоном, подполковник! Сначала с вами не связались просто потому, что дело казалось не таким уж и срочным – один случай в Калифорнии. А ко времени, когда сообщили о двух других аналогичных смертях, вы уже должны были вернуться. И если б сделали это, как предписывал приказ, то вовремя узнали бы об этом вирусе. И тогда, возможно…

Внутри у Смита все сжалось, его, словно током, пронзила мысль: неужели тем самым Кильбургер хочет сказать, что он, Смит, мог бы спасти Софи, если б находился здесь? Но он, собрав всю волю в кулак, тут же отмахнулся от этой мысли. К чему приписывать генералу то, чем он сам занимался все это время? Снова и снова во всем винил себя, сидя здесь, в залитой утренним светом приемной.

Он резко поднялся.

– Мне надо позвонить.

Подошел к телефону возле лифтов и набрал номер Рэнди Рассел. Два гудка, затем включился автоответчик, и он услышал ее четкий деловой голос: «Рэнди Рассел. Не могу сейчас с вами говорить. Оставьте сообщение после гудка. Спасибо…»

Это финальное «спасибо» вышло каким-то ворчливым, точно внутренний голос подсказал ей, что не к лицу все время быть слишком деловой. Но такова уж была по природе своей Рэнди.

Он набрал номер ее рабочего телефона в Институте исследований внешней политики, эдаком международном мозговом центре. Запись на автоответчике еще более лаконичная: «Рассел, оставьте сообщение». И никаких там «спасибо» на сей раз.

И он с горечью подумал, что мог бы оставить сообщение в том же ключе, к примеру: «Смит. Плохие новости. Софи умерла. Извини».

Но он просто повесил трубку. Сообщение о смерти нельзя оставлять на автоответчике. Надо попытаться разыскать Рэнди. Если до завтра не получится, тогда он позвонит ее боссу, расскажет, что произошло, и попросит передать Рэнди, чтобы та ему перезвонила. А что еще остается делать?

Рэнди всегда была легка на подъем, часто отправлялась в долгие деловые поездки. Они с Софи виделись редко. Особенно после того, как начался ее со Смитом роман. Рэнди редко звонила и ни разу не приезжала в гости к сестре.

Вернувшись в приемную, он увидел Кильбургера. Тот нетерпеливо расхаживал взад-вперед в своей новенькой, тщательно отглаженной форме и начищенных до блеска ботинках.

Смит сел в кресло.

– Расскажите мне об этом вирусе. Где он впервые отмечен? Что за тип? Еще одна разновидность геморрагической лихорадки, наподобие Мачупо?

– И да, и в то же время нет, – ответил Кильбургер. – В пятницу вечером в Форт-Ирвине скоропостижно скончался майор Кейт Андерсон. Диагноз – острый респираторный синдром. Но не похоже ни на один из известных нам ОРС. Обильное легочное кровотечение, кровь в грудной полости. Нам позвонили из Пентагона, там подняли нешуточную тревогу. В субботу утром мы получили пробы крови и тканей. К этому времени были зафиксированы еще две смерти, в Атланте и Бостоне. Вас не было, поэтому работой пришлось руководить доктору Рассел, и ее команда трудилась сутки напролет. И вот наконец, когда удалось получить карту ДНК, выяснилось, что этот вирус не похож ни на один из известных. Он не реагировал ни на одну из проб с антителами, которые применялись у нас для других вирусов. И я принял решение задействовать все известные подразделения и лаборатории в мире, однако данные, поступившие от них, были негативными. Совершенно новая и смертельно опасная разновидность.

В коридоре появился доктор Латфалла, главный патологоанатом больницы. За ним санитары везли каталку с покрытым простынями телом. Врач кивнул Смиту.

– Я хотел бы, чтобы вы… – продолжал говорить генерал.

Но Смит не слышал его. То, что он должен сейчас сделать, куда как важнее всего того, что требует от него начальник. Он вскочил и последовал за врачом и санитарами в прозекторскую.

Больничный санитар Эмилиано Коронадо вышел в проулок у черного входа и закурил сигарету. Гордый своим благородным происхождением, он стоял прямо, расправив плечи, и в воображении своем видел бескрайние просторы Колорадо, куда более четырехсот лет тому назад явились в поисках золота его предки.

И вдруг по горлу резанула острая боль. Сигарета выпала изо рта, сладостные видения исчезли, в глазах потемнело, перед ним был узкий замусоренный проулок. Из тонкого пореза на шее, оставленного ножом, сочилась кровь. Лезвие ножа плотно прижималось к ране.

– Ни звука, – произнес чей-то голос за спиной.

Перепуганный насмерть Эмилиано лишь буркнул нечто нечленораздельное в знак согласия.

– А ну, расскажи-ка мне о докторе Рассел, – Надаль аль-Хасан еще крепче прижал нож к горлу несчастного. – Она жива или нет?

Коронадо судорожно сглотнул слюну.

– Она умерла.

– А что она говорила перед смертью?

– Ничего… ничего она никому не говорила.

Нож вонзился глубже.

– Ты уверен? Даже своему жениху, Смиту, ничего не сказала? Что-то мало похоже на правду.

Эмилиано был в отчаянии.

– Да она всю дорогу была без сознания. Разве может человек говорить, когда без сознания?

– Что ж, хорошо.

Нож сделал свое дело, и через секунду Эмилиано рухнул без сознания на землю. Из горла потоком хлестала кровь, образуя в проулке липкую темную лужу.

Аль-Хасан осторожно огляделся по сторонам. Выскользнул из проулка, обошел здание больницы и приблизился к тому месту, где ждал фургон.

– Ну? – спросил его Билл Гриффин.

– Если верить санитару, – ответил аль-Хасан, залезая в фургон, – она никому ничего не сказала.

– Тогда, возможно, Смит ничего не знает. И может, даже и к лучшему, что Мэддакс упустил его тогда в Вашингтоне. Сразу два убийства во ВМИИЗе – это вызвало бы подозрения.

– Лично я предпочел бы, чтобы Мэддакс его прикончил. Тогда не о чем было бы говорить и спорить.

– Но Мэддакс его не убил. И теперь убирать Смита необязательно.

– Да, но всего мы не знаем. Может, она все же успела сказать ему что-то в своей квартире.

– Не смогла, раз была без сознания.

– А как тогда она добралась до своего дома? – ехидно парировал аль-Хасан. – Тоже без сознания, что ли? И боссу вряд ли понравится, если она все же успела что-то нашептать о Перу.

– Повторяю, аль-Хасан, – продолжал стоять на своем Гриффин, – слишком много неожиданных смертей и убийств могут привлечь ненужное внимание. Особенно если Смит уже успел рассказать кому-то о том, что несколько раз подвергся нападению. Боссу это понравится еще меньше.

Аль-Хасан колебался. Он не доверял Гриффину, но в данном случае этот бывший сотрудник ФБР мог оказаться и прав. «Тогда пусть сам решает, что делать с этим типом дальше и что ему нравится меньше».

Билл Гриффин почувствовал, как с плеч свалилась неимоверная тяжесть. Но успокаиваться было рано – слишком уж хорошо он знал Смити. Если Джон заподозрит, что смерть Софи не была случайной, он уже не отступится. Однако Билл надеялся, что этот упрямец поверит в то, что его невеста допустила какую-то ошибку в лаборатории. И что все эти нападения на него самого никак не связаны с ее смертью. И если никто его больше не тронет, он в конце концов успокоится. Тогда его Смити будет вне опасности и волноваться о друге Биллу будет незачем.

В подвальном помещении прозекторской, блиставшей кафелем и нержавеющей сталью, Смит не сводил глаз с патологоанатома Латфалла. Вот тот отошел от стола, где производилось вскрытие. В холодном воздухе остро пахло формальдегидом. Мужчины были одеты в одинаковые зеленые комбинезоны.

Латфалла вздохнул.

– Это он, Джон. Вне всякого сомнения. Он умерла от сильнейшей вирусной инфекции, полностью разрушившей ее легкие.

– Что за вирус? – глухо спросил из-под маски Смит, хотя прекрасно знал, какой последует ответ.

Патологоанатом покачал головой:

– Вопрос не ко мне. Скорее, к вам и вашим Эйнштейнам в Детрике. От легких почти ничего не осталось… но это не пневмония. И не туберкулез. Я вообще никогда не видел ничего подобного. Быстрое разрушительное действие.

Смит кивнул. Затем гигантским усилием воли заставил себя не думать о том, кто лежит сейчас разрезанный на куски на холодном столе из нержавеющей стали со всеми этими желобками для сбора крови. И вместе с доктором Латфалла принялся собирать пробы крови и тканей.

Лишь много позже, когда они закончили вскрытие и Смит снял с себя зеленую шапочку, маску и перчатки, а также зеленый комбинезон и уселся в одиночестве на длинную скамью, что стояла у входа в прозекторскую, он смог снова дать волю своим чувствам. И стал думать о Софи.

Он слишком долго ждал. Слишком много и часто ездил по всему миру, слишком долгие устраивал перерывы. Он лгал себе, говоря, что рядом с Софи уже больше не является ковбоем. Все это вранье. Даже после того, как сделал ей предложение, тут же умчался в очередную из своих поездок. А теперь потерянного времени не вернуть.

Боль, которую он испытывал при мысли о том, что потерял ее навеки, казалась сильней и острей любой физической боли, что доводилось испытывать прежде. Невыносимо было смириться с мыслью, что они уже больше никогда не будут вместе. Он опустил голову, закрыл лицо руками. Он страшно тосковал по ней. Крупные слезы сочились сквозь пальцы. Сожаление. Чувство вины. Скорбь. Он весь содрогался от тихих рыданий. Ее больше нет, а ему так хочется снова обнять ее, прижать к себе крепко-крепко.