Текст книги "Ходячие мертвецы. Падение Губернатора. Часть вторая"

Автор книги: Роберт Киркман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава седьмая

Ровно в 21:09 по стандартному восточному времени тем вечером – вечером одиннадцатого мая – на второй год того, что некоторые религиозные жители Вудбери называли Веком великих мытарств, вспыхнул прожектор, возвышающийся у южной оконечности гоночного трека, осветив пыльную арену – а также стареющий, подверженный всем ветрам овал трассы – ярчайшим серебристым светом, из-за которого все вокруг стало казаться нереальным. Гул голосов, доносившихся с первых рядов центрального сектора трибун, тотчас стих и сменился приглушенными шепотками и тревожным бормотанием паствы, готовой начать молитву и внимать суровому клирику. Ни выкриков, ни визга, ни свиста – никаких привычных бесчинств, без которых не обходился ни один бой на арене Вудбери, – лишь низкое гудение тихих голосов зрителей.

Из-за проблем с генератором или из-за несовершенства ксеноновых ламп яркий луч света, освещавший арену, начал моргать. Вспыхнули другие прожекторы – но и они светили неровно. В результате создавался эффект странного, тревожного киносеанса. Прожекторы моргали, и ветер, словно в замедленной съемке, гонял по заброшенной арене и пустым позициям ходячих, небольшие пыльные вихри и мусор.

Вот-вот должно было произойти событие эпохального масштаба, и каждый из пятидесяти зрителей, составлявших около восьмидесяти процентов населения города – в Вудбери уже собралось почти шестьдесят душ, – нетерпеливо ерзал на сиденье в ожидании зрелища. Ходили слухи, что этим вечером в ходе представления давно не появлявшийся на публике Губернатор обратится к горожанам с важной речью, и никто не хотел пропустить ее. Кое-кто пришел на арену, надеясь получить пресловутую поддержку, порцию ободрения от человека, который не бросает слов на ветер, следит, чтобы все работало как часы, и прикрывает им спины. Но время шло, назначенный час приближался, и настроение омрачалось. Как будто всеобщий страх перед живыми во время Века великих мытарств стал болезнью, заразной, как туберкулез, передающейся воздушно-капельным путем – посредством робких взглядов запуганных людей.

Еще через несколько минут – на часах было уже 21:05 – громкоговорители с оглушительным треском ожили.

– ДОБРЫЕ ЛЮДИ ВУДБЕРИ, – эхом разнесся над амфитеатром пропитый голос Руди Уорбертона, славного малого из Саванны, который применил свои навыки каменщика на строительстве баррикад. В словах чувствовалась высокопарность заранее продуманной речи, которую кто-то – может, даже сам Губернатор – явно подготовил и вручил ему пару минут назад. – ДАВАЙТЕ ТЕПЛО ВСТРЕТИМ НАШЕГО ЛИДЕРА, НАШУ ПУТЕВОДНУЮ ЗВЕЗДУ… ГУБЕРНАТОРА!

Раздались прохладные аплодисменты, послышалось несколько нестройных выкриков, но в первое мгновение на арене ничего не изменилось.

Лилли Коул сидела сбоку на первом ряду, прямо за сетчатым ограждением, рядом с Остином и грызла ногти от волнения. Поверх джинсовой куртки она набросила на плечи одеяло и не сводила глаз с дальних ворот, из которых Губернатор предпочитал выходить на арену.

Повисла неловкая пауза, и зрители снова начали перешептываться. Лилли остервенело обгрызала кожу вокруг ногтей. Несколько недель назад ей удалось избавиться от этой вредной привычки – как ни странно, примерно тогда же девушка узнала, что беременна, – но теперь эта напасть вернулась с новой силой. Пальцы девушки выглядели ужасно – неаккуратные, покрытые заусенцами. Она сунула руки под попу и глубоко вдохнула, силясь справиться с очередным приступом тошноты. Прядь каштановых волос упала ей на глаза.

Остин повернулся к ней и откинул локон у нее со лба.

– Все хорошо? – спросил он.

– Просто прекрасно, – ответила она, невесело улыбнувшись.

Они много раз обсуждали утреннюю тошноту, невзгоды первого триместра, спазмы и болезненные ощущения, но теперь все их разговоры сводились к невысказанным страхам. Нормальны ли эти симптомы? Не грозит ли ей потеря ребенка? Как обеспечить ей необходимое питание и дородовой уход? Сможет ли Боб о ней позаботиться? И главное опасение – сможет ли старый санитар принять роды, когда наступит время?

– Я просто хочу, чтобы он уже вышел, – пробормотала Лилли, слегка кивнув в сторону темной арки в северной части арены. – Неизвестность всех убивает.

Как будто по команде, словно ее слова достигли Губернатора, толпа стихла – воцарилась тишина, столь же пугающая, как горящий бикфордов шнур. В воротах появилась высокая тень.

Все головы повернулись на север, все глаза обратились к человеку, который медленно приближался к центру поля. На нем был привычный охотничий жилет, камуфляжные штаны и сапоги, но двигался он осторожно, ступал неуверенно, шаг за шагом, как будто недавно перенес инсульт. Рядом с Губернатором шел Руди, объявивший выход. В руках у него была небольшая картонная коробка, заляпанная грязью, и беспроводной микрофон. Зрителей поразила не черная кожаная повязка на глазу Губернатора и не множество шрамов и затянувшихся ран на его теле, прекрасно различимых даже издалека. Всех поразило отсутствие руки.

Филип Блейк остановился перед трибунами, взял у Руди микрофон, включил его и обвел взглядом толпу. В неровном серебристом свете прожекторов его лицо казалось совсем бледным, словно фарфоровым, а мерцание придавало ему сходство со злодеем из ночных кошмаров – с героем забытого немого фильма, движения которого были неестественно резки.

Руди удалился с поля, и голос Губернатора зазвучал из всех динамиков:

– ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, ЧТО В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ МЕНЯ НЕ БЫЛО С ВАМИ, – он сделал паузу и оглядел лица присутствующих. – ЗНАЮ, ВОЗНИК РЯД ОБЩЕСТВЕННЫХ НУЖД, С КОТОРЫМИ Я НЕ СМОГ ВАМ ПОМОЧЬ… ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ И ЗА ЭТО.

Зрители никак не отреагировали на его заявление, лишь несколько человек прочистили горло. Сидя на первом ряду в северном углу трибун, Лилли чувствовала, как людей вокруг нее обуревает тревога. В этом жутком мигающем свете состояние Губернатора почему-то казалось более серьезным.

– СКОРО МЫ ВОЗОБНОВИМ НАШИ ИГРЫ, – продолжил он, нисколько не смутившись гробовой тишиной и напряжением, которое, казалось, спустилось на стадион, подобно туману. – КАК ВЫ, ДОЛЖНО БЫТЬ, ЗАМЕТИЛИ, В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ У МЕНЯ БЫЛИ ДЕЛА ПОВАЖНЕЕ.

Еще одна пауза – Губернатор снова обвел взглядом унылые лица горожан.

Лилли поежилась, хотя и было довольно тепло – влажный ночной воздух пах паленой резиной. Ее захлестнуло волной необъяснимого ужаса. «Надеюсь, он справится, ведь он нужен нам, нам нужен лидер, нам нужно, чтобы он снова был Губернатором», – думала она. Лилли подняла воротник. Внутри нее бушевали противоречивые чувства. Она сопереживала Губернатору, презирала и ненавидела чертовых ублюдков, которые сотворили с ним такое, но в глубине души непрерывно, неустанно сомневалась.

– КАК ВЫ ЗНАЕТЕ, В ГОРОД ДАВНО НЕ ПРИХОДИЛИ НОВЫЕ ЛЮДИ, – Губернатор глубоко вдохнул и сделал паузу, словно справляясь с приступом боли. – ПОЭТОМУ НЕДАВНО, КОГДА У ВОРОТ ОКАЗАЛАСЬ НЕБОЛЬШАЯ ГРУППА ВЫЖИВШИХ, Я ПРИШЕЛ В ТРЕПЕТ. Я РЕШИЛ, ЧТО ОНИ ТАКИЕ ЖЕ, КАК МЫ… ЧТО ОНИ БЛАГОДАРНЫ СУДЬБЕ ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ… ЧТО ОНИ РАДЫ ВСТРЕТИТЬ ДРУГИХ ВЫЖИВШИХ… НО ВСЕ БЫЛО ИНАЧЕ, – он немного помолчал, ожидая, пока затихнет эхо его слов. – МИР ПОЛОН ЗЛА… И ЭТО НЕ ТОЛЬКО ЖУТКИЕ МЕРТВЕЦЫ, ОСАЖДАЮЩИЕ ВСЕ ПОДСТУПЫ К ГОРОДУ.

Он бросил краткий взгляд на картонную коробку, стоящую у его ног. Лилли не могла понять, что внутри – может, какая-нибудь иллюстрация его слов? – и от этого ей было не по себе. Интересно, еще кого-то на трибунах пугала эта влажная, заплесневевшая, заляпанная кровью коробка? Еще хоть кто-нибудь понимал, что ее содержимое могло навсегда изменить жизнь горожан?

– СНАЧАЛА Я НЕ ПОНЯЛ, НА ЧТО ОНИ СПОСОБНЫ, – продолжил Филип Блейк, смотря на верхние ряды. – Я ПОВЕРИЛ ИМ – И ЭТО СТАЛО УЖАСНОЙ ОШИБКОЙ. ИМ НУЖНЫ БЫЛИ ПРОДУКТЫ, В КОТОРЫХ У НАС НЕТ НЕДОСТАТКА. ОНИ ЖИВУТ В ТЮРЬМЕ ПО СОСЕДСТВУ. ОНИ УВЕЛИ С СОБОЙ ГЛАВУ НАШЕЙ ОХРАНЫ – МАРТИНЕСА. ПОЛАГАЮ, ОНИ ХОТЕЛИ ОБЪЕДИНИТЬ ОБА ЛАГЕРЯ И ВЫБРАТЬ БОЛЕЕ БЕЗОПАСНОЕ ДЛЯ ЖИЗНИ МЕСТО ИЗ ДВУХ.

Он опустился на колени возле коробки, в голосе послышались нотки презрения. Микрофон улавливал каждый нюанс его речи, каждое причмокивание, каждый хрип, исходящий из его горла.

– НЕКОТОРЫЕ ОСТАЛИСЬ ЗДЕСЬ – И ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ, КОГДА Я ОТПУСТИЛ ОХРАНУ, ОНИ НАПАЛИ НА МЕНЯ. ОНИ ПЫТАЛИ МЕНЯ, ТЕРЗАЛИ МЕНЯ И В КОНЦЕ КОНЦОВ ОСТАВИЛИ МЕНЯ УМИРАТЬ.

Лилли внимательно слушала Губернатора. В этот момент внутри нее все похолодело – факты явно были приукрашены. «Они» напали на него? «Они» пытали его? Разве это была не женщина с катаной? К чему он клонил? В голове у Лилли начали зарождаться подозрения, а Губернатор продолжил свою жуткую пантомиму в лучах ослепительного света. Его голос с каждой секундой становился все ниже и тверже.

– ОНИ СБЕЖАЛИ, – продолжил он, стоя на коленях возле загадочной коробки, словно из нее вот-вот должен был выпрыгнуть бумажный клоун. – НО ВЫ ДОЛЖНЫ ЭТО ЗНАТЬ, – он осмотрел толпу, как будто оценивая каждого. – ПО ДОРОГЕ ОНИ УБИЛИ ДОКТОРА СТИВЕНСА. ЭТИ ЛЮДИ – ЖЕСТОКИЕ И БЕСЧЕЛОВЕЧНЫЕ ДИКАРИ.

Он снова сделал паузу, словно утомившись от этого всплеска ярости.

Лилли смотрела на то, как Губернатор стоял на коленях в море мерцающего серебристого света. Что-то было не так. Откуда он знал, что они убили доктора Стивенса? Он в тот момент лежал в коме, свидетелей не было. Откуда он знал, что Стивенс просто не наткнулся на группу кусачих? Лилли сжала кулаки.

– Я БОЯЛСЯ ЗА ЖИЗНЬ МАРТИНЕСА, – сказал Губернатор. – Я НЕ ЗНАЛ, ВЗЯЛИ ЛИ ОНИ ЕГО В ЗАЛОЖНИКИ ИЛИ СОТВОРИЛИ КОЕ-ЧТО ПОХУЖЕ. ПРЕЖДЕ ЧЕМ МЫ УСПЕЛИ СНАРЯДИТЬ ОТРЯД НА ИХ ПОИСКИ, ОНИ ПОДБРОСИЛИ КОЕ-ЧТО К ВОРОТАМ ПОД ПОКРОВОМ НОЧИ.

Он раскрыл коробку и вытащил оттуда темный, поблескивающий на свету предмет размером со сдутый баскетбольный мяч.

– ОНИ ПОДБРОСИЛИ ВОТ ЭТО!

Поднявшись на ноги, он выставил предмет на обозрение публики.

Зрители ахнули, трибуны пришли в движение. Послышались удивленные шепотки, некоторые присутствующие переглянулись между собой. Вид поднятой за волосы в воздух и слегка покачивающейся отрезанной головы запустил в людях естественную реакцию, обусловленную не только естественным отвращением, но и сотнями тысяч лет генетического программирования.

Сидя с краю, Лилли просто сложила руки на коленях, опустила глаза и покачала головой. Она ожидала чего-то подобного. И все же зрелище застало ее врасплох и вид обескровленной головы Цезаря Мартинеса вызвал большее отвращение, чем она рассчитывала. Она пару раз взглянула на нее в лесу во время поспешного отступления с поляны, но сейчас, в мерцающем свете прожекторов, в руке у Губернатора эта жуткая голова выглядела совершенно иначе. Человеческая голова, лишенная тела, сначала показалась ей ненастоящей, а затем до смешного зловещей – бледное лицо некогда красивого латиноса теперь было симулякром лица, правдоподобной хеллоуинской маской, в чертах которой застыл неутолимый голод.

В следующее мгновение на смену этим ощущениям пришло осознание истинного ужаса происходящего.

Некоторое время Губернатор молча держал голову на весу, чтобы каждый мог разглядеть ее. Она слегка покачивалась на волосах. Это движение казалось Лилли очень вялым, как будто призрачным. Из шеи, словно корни, торчали обрывки сосудов и жил. Из раскрытого рта сочилась черная жидкость. Пропитавшаяся кровью изорванная бандана сползла на самый затылок. Если бы не молочно-белая пленка, затянувшая глаза, невозможно было бы понять, успел ли Мартинес обратиться, до того как ему отрубили голову.

Сидевшие на задних рядах зрители, которые взирали на мерзкую картину с расстояния более чем в двадцать пять ярдов, не видели, что бледное лицо до сих пор подергивалось в беспорядочных судорогах, характерных для оживших мертвецов. Желваки то и дело напрягались, мелкие мышцы часто сокращались – конец этому можно было положить лишь путем сожжения головы или полного уничтожения мозга. Лилли прекрасно видела это со своего места. Она узнавала жуткие признаки вечных мук.

– Господи Иисусе, – прошептала она, не обращаясь ни к кому конкретному и едва чувствуя присутствие Остина и ободряющее прикосновение его руки.

Стоявший на залитой ярким светом арене Губернатор сказал:

– Я ЗНАЮ, НИКТО ИЗ ВАС НЕ ХОЧЕТ ЭТОГО ВИДЕТЬ. ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ ЗА ЭТОТ УЖАС. Я ПРОСТО ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ ПОНИМАЛИ: ЛЮДИ, С КОТОРЫМИ МЫ ИМЕЕМ ДЕЛО… – еще одна театральная пауза. – …НАСТОЯЩИЕ МОНСТРЫ!

Лилли было противно слышать это. Оглянувшись, она заметила, как толпа зашевелилась. Некоторые мужчины сжали кулаки, удивление на их лицах сменилось гневом, глаза сузились от ярости. Некоторые женщины крепче прижали к себе детей, заставив их отвернуться и не позволяя им смотреть на арену. Остальные сжали зубы в приливе ненависти и жажды крови. Лилли ужаснулась этому преображению – у нее на глазах проявлялось стадное чувство.

В динамиках снова раздался голос:

– ЭТИ ДИКАРИ ЗНАЮТ, ГДЕ МЫ ЖИВЕМ! ОНИ ЗНАЮТ, ЧТО У НАС ЕСТЬ! ОНИ ЗНАЮТ НАШИ СИЛЬНЫЕ И СЛАБЫЕ СТОРОНЫ! – Губернатор оглядел встревоженные лица. – НУЖНО УДАРИТЬ ПО НИМ, ПОКА ОНИ НЕ УСПЕЛИ НАПАСТЬ НА НАС!

Лилли вздрогнула – трибуны позади нее вдруг взорвались свистом и выкриками. Кричали не только мужчины. В единый хор слились голоса зрителей всех возрастов, полов и темпераментов – и в озаренное мерцающим серебристым светом небо взлетела мрачная аллилуйя воплей. Некоторые зрители вскинули в воздух кулаки. Другие закричали от ярости, и их крики были мало похожи на человеческие. Губернатор наслаждался этим. Все еще держа в руке голову, как безумный шекспировский герой на сцене театра, он медленно поворачивался в сюрреалистическом мерцании ламп. Наконец он снова заговорил:

– Я НЕ СОБИРАЮСЬ СИДЕТЬ СЛОЖА РУКИ, ПОЗВОЛЯЯ ИМ РУШИТЬ ЭТОТ ГОРОД. МЫ СЛИШКОМ МНОГОЕ ПОТЕРЯЛИ! МЫ СЛИШКОМ МНОГОЕ ПРИНЕСЛИ В ЖЕРТВУ!

Часть зрителей начала выкрикивать слова одобрения, словно в религиозном экстазе, и от этого Лилли снова поежилась. Остин держал ее за руку и шептал:

– Все хорошо… Все будет хорошо… Лилли, все хорошо…

Позади них какой-то мужчина воскликнул:

– ДА, МАТЬ ВАШУ!

Другой поддержал его:

– ДЕЛО ГОВОРИШЬ!

Голосов становилось все больше, но все они стихли, когда Губернатор снова проревел в микрофон:

– МЫ РАБОТАЛИ ИЗО ВСЕХ СИЛ, ЧТОБЫ ПОСТРОИТЬ ЭТО ОБЩЕСТВО! ДА БУДЬ Я ПРОКЛЯТ, ЕСЛИ ПОЗВОЛЮ КОМУ-НИБУДЬ ЗАБРАТЬ ВСЕ ЭТО У НАС!

Зрители возликовали. Лилли было достаточно. Она встала на ноги и многозначительно посмотрела на Остина. Кивнув, тот тоже поднялся и пошел за ней к выходу.

– Я РАД, ЧТО ВЫ СОЛИДАРНЫ СО МНОЙ, – говорил Губернатор. Его тон становился все спокойнее, в голосе появлялись почти гипнотические интонации. – СНАЧАЛА НАМ НУЖНО ВЫСЛЕДИТЬ ИХ. Я ЗНАЮ, БОЛЬШИНСТВО ЖИТЕЛЕЙ ЭТОЙ МЕСТНОСТИ УЕХАЛО В АТЛАНТУ, КОГДА ПРАВИТЕЛЬСТВО ВЕЛЕЛО ВСЕМ СОБРАТЬСЯ В ГОРОДАХ… НО СРЕДИ НАС ДОЛЖЕН НАЙТИСЬ ХОТЬ ОДИН ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕМНОГО ЗНАЕТ ОКРЕСТНОСТИ. ЕСЛИ ВАМ ЗНАКОМЫ ЭТИ МЕСТА, ДАЙТЕ МНЕ ЗНАТЬ.

Шагая в непроглядной темноте по забросанному мусором тоннелю прочь с арены, Лилли слышала многократно усиленный динамиками голос Губернатора, который призрачным эхом отражался от стен.

– ТЮРЬМА, В КОТОРОЙ ОНИ ЖИВУТ, МОЖЕТ НАХОДИТЬСЯ КАК В ПЯТИ МИЛЯХ ОТ НАС, ТАК И В ПЯТНАДЦАТИ… МЫ ДАЖЕ НЕ ЗНАЕМ, В КАКОЙ ОНА СТОРОНЕ. НАЙТИ ИХ БУДЕТ НЕПРОСТО.

Лилли и Остин вышли из тоннеля и покинули гоночный трек. Голос Губернатора постепенно угасал.

– НО МЫ СДЕЛАЕМ ЭТО. ОНИ БУДУТ НАКАЗАНЫ. НЕ СОМНЕВАЙТЕСЬ.

Той ночью Лилли почти не сомкнула глаз. Она ворочалась на кровати рядом с Остином, чувствуя тяжесть, сонливость и тошноту. Уже целую неделю она пила витамины для беременных и старалась пить как можно больше воды, мочевой пузырь едва справлялся с такой нагрузкой. Она вставала не меньше шести раз за ночь, чтобы сходить с туалет, и, сидя на унитазе, слышала жуткие, тревожные, далекие голоса мертвецов, доносящиеся с заросших полей, раскинувшихся к западу от города. Губернатор справедливо заметил, что в новом мире настоящую угрозу представляли не кусачие. С этим невозможно было поспорить, но Лилли раздирали противоречивые чувства и мучили сомнения. Ей хотелось верить в Губернатора – у нее не было иного выбора, – но она не могла не обращать внимания на нараставший внутри нее страх. По коже бегали мурашки. Лилли бродила по квартире, то ложась в постель, то снова вставая, и старалась не разбудить Остина.

Когда на горизонте забрезжили первые лучи солнца, прогнавшие мрак, она уже разработала план действий. Нужно было поговорить с Губернатором и воззвать к его разуму. Он мог прислушаться к ее словам, если подать мысль правильно. В конце концов, они хотели одного и того же – обезопасить Вудбери. Но так открыто пропагандировать войну и разжигать рознь было безумием. Лилли должна была образумить Губернатора. Он мог прислушаться к ней. Надо было попытаться.

Дождавшись утра и с трудом высидев напряженный завтрак с Остином, она отправилась на поиски Губернатора. Остин предложил пойти с ней, но по какой-то причине Лилли хотела сделать это в одиночку.

Сначала она постучалась в квартиру Губернатора, но не застала никого дома. Затем она заглянула в госпиталь и спросила Боба, не видел ли он Филипа, но тот не имел ни малейшего представления о его местонахождении. Некоторое время Лилли бродила по улицам, пока не услышала выстрелы, доносящиеся из-за гоночного трека. Она пошла на звук.

День был уже в разгаре. Влажный воздух прогрелся. Стоявшее высоко в небе солнце плавило асфальт на парковках. Пахло дегтем и навозом. Надетые на Лилли джинсовые шорты и безрукавка с логотипом Технологического института Джорджии уже пропитались потом. Аппетита не было, и девушка не могла сказать, что этому виной – беременность или страх.

У южной оконечности арены Лилли обнаружила Гейба и Брюса, которые курили возле ворот. Автоматы висели у них на плечах, как у членов военизированного формирования. Время от времени у них из-за спины, откуда-то из-за высокого сетчатого ограждения, отделяющего город от населенных ходячими окрестностей, доносились пистолетные выстрелы.

– Филип здесь? – спросила Лилли у Гейба, подойдя к телохранителям.

– А тебе зачем? – ответил Брюс вопросом на вопрос, не дав Гейбу шанс произнести ни слова. – Он сейчас занят.

– Эй, полегче, – сказал Гейб чернокожему здоровяку в пропитанной потом камуфляжной форме. – Она на нашей стороне, – Гейб повернулся к Лилли. – Он за стеной, стреляет по мишеням. Что тебе нужно, Лилли?

– Я просто хотела перекинуться с ним парой слов, – объяснила девушка. – Как продвигаются поиски тюрьмы?

Гейб пожал плечами.

– Ребята ищут повсюду, но пока никаких результатов. Я могу тебе чем-то помочь?

Лилли вздохнула.

– Да нет, мне просто хотелось кое-что обсудить с Губернатором… Мне в голову пришли кое-какие идеи.

Гейб и Брюс переглянулись.

– Не знаю. Он сказал, что не хочет, чтобы…

В этот момент из-за угла раздался громкий голос:

– Все в порядке, дайте ей пройти!

Телохранители пропустили Лилли, и она прошла за ворота и оказалась на узкой дорожке, ведущей мимо пустых парковочных мест для инвалидов. Сделав по ней несколько шагов, она увидела в отдалении, около проволочного заграждения однорукого Губернатора, одетого в оливковую армейскую куртку, которая была ему немного велика.

– Удивительная штука – человеческий мозг, – произнес он, не глядя на Лилли.

Он стоял рядом с тележкой, груженной огнестрельным оружием всех размеров и калибров. Лилли быстро заметила, что он стрелял в ходячих, сгрудившихся по другую сторону забора, словно забавляясь в чудовищном тире. На земле лежало уже около дюжины полуразложившихся тел, воздух посинел от порохового дыма.

– Он, как компьютер, способен к перезагрузке, – бормотал Филип, поднимая левой рукой небольшой девятимиллиметровый пистолет, взводя курок и прицеливаясь. – И все же он так чертовски хрупок… Может отказать в любую секунду.

Он выстрелил в скопление ходячих.

– ЧЕРТ!

Пуля лишь коснулась головы мертвой женщины в изорванном и залитом кровью сарафане. Женщина покачнулась, но не упала и продолжила биться о сетку. Губернатор сердито сплюнул.

– Дерьмово живется с одной левой рукой! – он выстрелил еще раз, и еще, пока четвертая пуля не расколола череп ходячей и та не залилась черной кровью, оседая на землю. – Приходится учиться всему заново. А это тяжело! – Филип взглянул на Лилли. – Пришла меня отшлепать?

Лилли удивленно посмотрела на него.

– Не поняла?

– Я заметил, что мое представление пришлось тебе не по нраву.

– Я не говорила…

– Да это у тебя на лице написано. Все эти жесты… Тебя не слишком впечатляют мои ораторские навыки.

Слово «ораторские» он произнес особенно выразительно, сделав характерный для Джорджии акцент на букве «р» – «ор-р-р-раторские», – и Лилли передернуло. Он что, играл с ней? Испытывал ее? Она облизала губы, подбирая слова.

– Ладно, смотрите… Не сомневаюсь, вы знаете, что делаете. Я не пытаюсь сказать вам, как управлять этим городом. Просто… На трибунах были дети.

– И ты полагаешь, что я перешел черту, показав им бренные останки Мартинеса.

Лилли глубоко вздохнула.

– Вообще-то да… Если уж честно. Думаю, это было чересчур.

Губернатор положил пистолет обратно на тележку и взял с нее серебристый револьвер триста пятьдесят седьмого калибра. Прокрутив цилиндр, он снова выстрелил.

– Лилли, надвигается война, – тихо сказал он, прицеливаясь в очередного ходячего, стоящего в тени древнего узловатого дуба. – И я могу с уверенностью сказать… – его левая рука была неподвижна, как стальная балка. – Если эти люди не готовы любой ценой защищать этот город, мы потеряем… все, – он положил указательный палец на спусковой крючок. – Все, что ты любишь… Все, что тебе дорого, Лилли. Ты – я гарантирую – потеряешь все.

Прицелившись, он выстрелил.

Лилли не вздрогнула от резкого хлопка – и даже не моргнула, несмотря на то что выстрел был оглушительным, – она просто стояла и смотрела на Губернатора, размышляя и чувствуя, как холодный страх перерастал внутри нее в уверенность. Филип был прав.

По другую сторону ограды крупный ходячий обрушился на землю, забрызгав все вокруг себя кровью и частицами мозгового вещества. Лилли прикусила губу. Она чувствовала, как разгорается внутри нее крошечная искра жизни, как маленький росток стремится к свету.

Наконец она очень тихо произнесла:

– Вы правы. Я с вами – как и все мы, – что бы ни произошло. Мы готовы. Как бы ни было сложно.

В тот день спазмы усилились, и в какой-то момент Лилли стало трудно стоять на ногах. Она свернулась в позу эмбриона на диване в спальне и завесила окна одеялами, чтобы закрыться от яркого света весеннего солнца. Температура немного поднялась – к обеду было уже тридцать восемь и три, – и перед глазами то и дело возникали яркие вспышки, сиявшие сильнее при каждом приступе режущей боли в животе и тупой пульсации в районе переносицы.

К шести часам ее начало знобить, и Лилли задрожала под старым термоодеялом, которое Остин притащил из своей квартиры. Ее тошнило, но рвота не приходила. Лилли чувствовала себя ужасно.

В конце концов она смогла вылезти из кровати и пойти в туалет. Спина болела. Лилли босиком прошла по деревянному полу, зашла в туалет и заперлась в вонючей комнате с растрескавшейся плиткой на стенах и старым линолеумом на полу. С трудом опустившись на унитаз, она попыталась пописать, но не смогла.

Остин заставлял ее пить, стараясь не допустить обезвоживания, но организм Лилли функционировал так плохо, что у нее не получалось выпить больше нескольких глотков воды зараз. Теперь она сидела в темноте туалета и пыталась дышать как можно ровнее, несмотря на спазмы, из-за которых вся нижняя часть живота словно была охвачена огнем. Лилли чувствовала слабость. Она была выжатой, как лимон. Все тело болело. Словно на него только что упал рояль. Неужели все это из-за стресса? Лилли опустила глаза и удивленно моргнула.

На болтавшихся возле лодыжек трусиках виднелась кровь, ярко-красная, как клубничное варенье. Лилли похолодела. Она регулярно проверяла, нет ли на трусиках следов выделений, и до этого момента все было чисто. Стараясь сохранять спокойствие, она глубоко задышала и попыталась осознать происходящее.

Громкий стук вывел ее из ступора.

– Лилли? – раздался из-за двери тревожный голос Остина. – Все в порядке?

Лилли подалась вперед и дотянулась до ручки, едва не упав с фарфорового сиденья. Открыв дверь, она взглянула в стеклянные, испуганные глаза Остина.

– Наверное, нам нужно обратиться к Бобу, – тихо произнесла она дрожащим от ужаса голосом.