Текст книги "Расчудесный Хуливуд"

Автор книги: Роберт Кемпбелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава тридцать четвертая

Му, жалкую и насмерть перепуганную, доставили к Хулигэну из больницы после медицинского осмотра. Эджи Ширра, сотрудница полиции, привезла с собой соответствующие бумаги.

– Уступи ей место, – сказал Хулигэн Котлете. Тот вскочил было на ноги, но Канаан, похлопав его по плечу, велел ему сидеть. Он уступил Му собственное кресло, а сам пристроился на краешке стола у Хулигэна.

– Ну-ка в сторонку, – сказал Хулигэн. – Мне не дотянуться до своих сигар.

– Плевал я на твои сигары, – ответил Канаан. Диппер, подавшись вперед, поцеловал руку Му.

Она, равно как и все остальные, не придала этому никакого значения.

– Ее хорошо осмотрели, Эджи? – спросил Хулигэн.

– Она с доктором разве что не подралась.

– Хочешь сказать, она не испытывает благодарности за все, что мы для нее сделали?

– Положите руку на бумажник, да там и оставьте, – посоветовала Эджи.

– Я не воровка, – вспыхнула Му.

– Ну, тогда положу руку на хер, – усмехнулся Хулигэн.

– Слышала, что он сказал? – закричала, обратившись к сотруднице полиции, Му. – Слышала, как он похабничает? А я не подозреваемая. Я потерпевшая.

– Ты не главная потерпевшая. Главной потерпевшей стала твоя подружка, – подчеркнул Хулигэн.

Лицо Му сморщилось. Она закусила губу, чтобы не сорваться.

– Если хочется поплакать, то валяй, – сказал Канаан.

– Не хочет она плакать. Она крутая, – издевнулся Хулигэн, после чего Му начала выглядеть еще более жалко.

– Ради Бога, Хулигэн. Она же еще ребенок, – сказала Эджи, заразившись сочувствием от Канаана.

– Она на сто лет старше тебя, – возразил Хулигэн. – Ладно, Эджи, всего хорошего. Ты славно поработала. – После ухода сотрудницы Хулигэн, сунув руку под брючный ремень, просмотрел полученные бумаги. Время от времени он бросал на Му красноречивые взгляды. – Как все это выглядело? – в конце концов спросил он.

Она недоумевающе посмотрела на него. Точный смысл вопроса от нее ускользнул.

– Где вы подцепили этого ублюдка?

– На бульваре.

– На каком именно? На Сансет? На Голливудском?

– На бульваре Санта-Моника.

– Господи, да вы уже по всему городу расползлись, – пробормотал Хулигэн.

– Нам с Мими захотелось пройтись.

– Просто пройтись?

– Да.

– Просто пройтись вдвоем по городу, верно? И в котором же часу это было?

– В час ночи.

– В час ночи, вдвоем, на пустынном бульваре.

– Почему пустынном. Там были машины. И прохожие тоже.

– Да уж. Готов об заклад побиться, что в час ночи на бульваре Санта-Моника полно народу. А где конкретно на бульваре?

– Между Западной авеню и кладбищем.

Как раз в это время он поднял голову и посмотрел на нее, и как раз в это время она тоже подняла голову и посмотрела на него, и впервые за все время допроса в их взаимоотношениях промелькнуло нечто человеческое.

– Кладбище, – пробормотал Хулигэн.

Он посмотрел на Канаана, но тот отвернулся. На голливудском кладбище нашли истерзанное тело семилетней племянницы Канаана.

– Хочешь попить? – спросил Канаан у Му.

– Нет, спасибо.

Вяло улыбнувшись ему, она сложила руки на коленях, словно была маленькой девочкой, приглашенной в гости и получившей от родителей наказ хорошо себя вести.

– Как он подошел к вам?

– Он спросил, что две такие милашки делают на бульваре в столь поздний час, а мы ответили, что возвращаемся домой с работы.

– Хочешь сказать, что вы, наоборот, вышли на промысел? – спросил Хулигэн.

– Мы ни к кому не приставали. Канаан подался вперед.

– Послушай-ка меня хорошенько, Му. Никто не собирается предъявить тебе никакого обвинения. Нам все равно, приставала ты к мужчинам или нет. Нам надо схватить человека, который убил твою подружку.

– Я скажу, что приставала, и вы меня в приют упрячете.

– Нам, Му, так или иначе придется задержать тебя. С одной стороны, ты малолетняя. С другой, ты свидетельница по делу об убийстве, и нам не известно, не захочется ли убийце от такой свидетельницы избавиться. Поэтому мы просто не имеем права позволить тебе вернуться на панель. Это тебе ясно?

– И вы обеспечите мою безопасность тем, что упрячете меня в приют? – с издевкой спросила она.

– Будешь сотрудничать с нами, и я посмотрю, что я смогу для тебя сделать. Может быть, это будет гостиница или что-нибудь в таком роде. И я поговорю с судьей в твою пользу.

Котлета хотел было подсказать Му, чтобы она, чего доброго, не клюнула на крючок сладкоголосого следователя, но ему было никак не встретиться с ней взглядами. Она глазела на Канаана с таким изумлением и почтением, словно это был ее родной дедушка. И вот-вот была готова плюхнуться к дедушке на колени.

– Ну, так что же сказал этот мужчина? – спросил Канаан.

– Начал обычный треп. Спросил, где мы работаем, а мы говорим: в коктейль-холле, спросил, что мы там делаем, а мы говорим: напитки подаем, сказал: как жаль, что он не любит коктейли, а пьет только пиво и, может, еще самую малость виски, когда ему грустно. И таблетки, когда совсем грустно. Он сказал: таблетки действуют быстрее, чем алкоголь.

– Он сказал слово «грустно» несколько нараспев, верно? Сказал: "Когда мне груустно", так? – спросил Канаан.

– Похоже.

– Выговор уроженца южных штатов. Техас или что-нибудь в этом роде?

– Может быть. Он говорил медленно. И говорил, все время улыбаясь, как будто одновременно что-то жевал. Понимаете?

– А когда вы отказались от игры в девочек из коктейль-холла, возвращающихся домой после работы? – спросил Хулигэн.

– Когда Мими решила, что он не из полиции нравов.

– И кто кому сделал предложение?

– Он сделал. Он спросил, не знаем ли мы, где чужак в этом городе может малость ухватить.

– Малость ухватить – что?

– Этого он не сказал. Просто: "малость".

– И вы сказали ему, что он обратился по верному адресу?

– Мы сказали ему, что если он пойдет с нами, то мы, может быть, приведем его туда, где он получит то, что ему нужно. Он сказал, что, на его вкус, ему как раз нас и нужно, а мы сказали: ладно, только мы этим в подъездах и на помойках не занимаемся. Вот он и пошел с нами.

– В дом, в котором вы устроили ночлежку?

– Да.

– А как он при этом – нервничал или нет? Он не оробел оттого, что две незнакомые девчушки заводят его в пустое здание?

– Он сказал, что все эти фокусы знает. Он сказал, что знает, как крутят динамо. Как девочки заманивают мужика в дом, а там поджидает котяра, и он уродует мужика и отбирает деньги.

– Так чего ради он решил заняться с вами втроем на крыше?

– Он сказал, что ему однажды попытались провернуть динамо в Вашингтоне, округ Колумбия. И он сломал коту обе ноги железной палкой, а девице размазал нос по лицу голыми руками.

– И это вас не насторожило?

– Да вы что, с Луны свалились? С тех пор как вы были молоды, все тут переменилось. Приходится идти на риск.

– А ты, потаскушка, не слышала, что все переменилось и с тех пор, как была молода ты? Не слышала, что от траханья теперь можно помереть?

Му посмотрела на Канаана, потом на Котлету, безмолвно прося их засвидетельствовать тот факт, что верзила-полицейский опять несет похабщину.

Котлета смотрел на нее разинув рот. Он просто не мог поверить, что глупая поблядушка, повсюду таскавшаяся за Мими, как собачонка, может выгородить себя с такой ловкостью и даже лихостью, причем на допросе у хитроумного ублюдка.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – сказал Хулигэн. – После того, как он вас снял и самую малость очаровательно поболтал с вами, вы повели его на крышу, чтобы получше познакомиться?

– Это правда.

– Мне говорили, что это крайне рискованный подъем. Все равно что пройти по канату.

– А мы этим все равно занимаемся. И бояться там нечего.

– Вам, может, и нечего, а кто-нибудь другой может и испугаться. Может, вы надеялись, что этот мудак грохнется и сломает шею. И тогда вам достанется его бумажник – и никаких проблем.

– Я не воровка, – повторила Му.

– Или, может быть, вы решили заманить его на крышу, чтобы там на него набросилась стая волчат, с которым вы живете в этом доме.

Она промолчала, просто пристально уставилась на Хулигэна, а затем, когда он отвел взгляд и принялся просматривать бумаги, отвернулась и сама.

– Когда этот мужчина дал вам наркотики?

– Какие еще наркотики?

– Желтые малышки. Колеса. Неважно, как вы их называете. Только не ври, что этого не было.

– Мы приняли парочку.

– И заторчали?

Ее лицо расплылось – то ли ей хотелось рассмеяться, то ли расплакаться.

– Кого первую трахнул этот мудак? – спросил Хулигэн.

На мгновение Котлете показалось, будто Му набросится сейчас на этого вшивого легавого и покажет ему, где раки зимуют. Но тут стало ясно, что дело не в оскорбительном вопросе, а в его смысле. Она этого просто-напросто не помнила.

– Он сперва занялся сексом с твоей подругой? – мягко спросил Канаан, подавшись вперед, словно она беседовала с ним и только с ним без каких бы то ни было посторонних.

– Нет, по-моему, со мной.

– А потом с твоей подругой?

Она сперва кивнула, а потом покачала головой.

– Так все-таки да или нет?

– Он попробовал с Мими, но у него ничего не вышло.

– Значит, во второй раз у него не получилось?

– Да, похоже, у него были какие-то трудности. А тут она сделала глупость.

– Ты хочешь сказать, большую глупость, чем всегда? – спросил Хулигэн.

– Она сказала ему что-то насчет его штуки, – объяснила Му Канаану, сознательно игнорируя Хулигана.

– Только без девичьей стыдливости. – Хулигану не понравилось, что он выпадает из допроса. -Что же она сказала ему про его член?

– Сказала, что он неважно работает.

– Вот так, значит, и сказала? Со всею вежливостью? Мистер, сказала, ваш хер, он, знаете ли, не работает?

Хулигэн, как ему представилось, удачно спародировал интонацию.

– Она сказала, что у него болт никуда не годится. Он перед этим хвастался, какая у него здоровенная штуковина. И говорил, что это мы должны ему заплатить, а не он – нам.

– Ага, сама несешь похабщину!

– Ничего подобного. Просто повторяю его слова. Именно так он и выразился.

– И тут Мими совершила ошибку. Она пошутила. Прошлась по тому поводу, что он не может сделать то, чем хвастается, – заметил Канаан. – И из-за этого он взбесился?

Внезапно она растерялась. Посмотрела на Котлету, словно ожидая от него подсказки. Ее рот обмяк. Она решительно покачала головой.

– Не знаю, – сказала она. – Не помню.

– Он ее ударил? – спросил Канаан.

– Кажется, да.

– Один раз или несколько?

– Кажется, несколько.

– Он начал ее кусать?

– Начал что?

– Искусал ей груди и бедра.

Канаан невольно заморгал, словно ему было неловко вдаваться в такие детали с девушкой, практически еще девочкой, которая по возрасту годилась ему во внучки – или, если угодно, в племянницы.

Она покачала головой. Потом пожала плечами.

– А откуда у него взялась бутылка? Он что, приволок ее с собой на крышу? Или она там валялась? Он сам разбил ее или она уже была разбита?

– Не помню.

– Какого это хера ты не помнишь? – внезапно взорвался Хулигэн. Лицо его побагровело сильнее всегдашнего. Он подался к Му так, словно готов был перегрызть ей горло.

Канаан, вскочив на ноги, встал между Хулиганом и девушкой. Он взял ее за руки и заставил поглядеть себе в глаза.

Она начала выворачиваться, норовя посмотреть через его плечо на Котлету, как будто тот был в силах помочь ей, ее хорошенькое личико исказилось, как у ребенка, который старается что-то вспомнить, не может вспомнить и боится, что его за это накажут. Или боится еще чего-нибудь.

– Эй, послушай, – сказал Канаан. – Ты ведь знала, что в доме находятся и другие ребята? Котлета, да и все остальные.

Она кивнула.

– Так почему же ты не позвала их на помощь, когда он принялся избивать твою подружку?

– Я так и сделала. Когда он взбесился и заорал на Мими, я спустилась по лестнице и начала искать Хогана, да и всех остальных.

– Хогана?

– Он самый большой. Он у нас как глава семейства.

Котлета нахмурился.

– Если бы я не пошла за помощью, может, он бы ничего и не сделал. Может, я сама помогла бы Мими от него отвязаться.

– И ты нашла Хогана?

– Нет, он как сквозь землю провалился. Там была пара девочек, но они не захотели пойти со мной на крышу.

– Ну, а Котлета?

– Его я тоже найти не могла. Я вернулась туда одна, но мужик уже ушел, а Мими…

Она заплакала, ее затрясло.

– Ты уверена, что все оно так и было? Уверена, что отправилась за подмогой? Я хочу сказать, ты ведь была под дозой. Ты уверена, что на самом деле спустилась по опасной лестнице с крыши, а потом самостоятельно поднялась обратно?

Она наклонила голову, уперлась в грудь подбородком.

– Посмотри на меня, детка, – ласково сказал Канаан – именно тем тоном, которым успокаивал некогда маленькую племянницу, если она пугалась своего дядюшки Айзека. – Я не собираюсь кричать на тебя. Никто не собирается кричать на тебя. Я хочу сказать, нам необходимо всего лишь разобраться. Что конкретно ты помнишь?

– Я ничего не помню, – пробормотала она.

– Ты уверена, что этот мужчина ушел, пока ты ходила привести кого-нибудь на помощь?

Канаан провел рукой возле самой ее щеки, словно собираясь погладить, но Хулигэн сгреб его за плечо и оттащил в сторону, чтобы самому подобраться поближе. Он разинул рот, готовясь заорать на нее, терпение у него лопнуло.

Канаан, в свою очередь, извернулся и оттолкнул Хулигэна.

– Отвали от нее. Ее нельзя было выпускать из больницы. Надо было продержать там, как минимум, до утра.

– Отвали, мудак, – сказал Хулигэн.

– Девочка в шоке, – ответил Канаан.

– Наплевать мне, в шоке она или нет.

Они стояли друг против друга, стояли вплотную.

– Она ничего не помнит.

– Она еще не оправилась от наркотика. Может быть, это был ЛСД. А может, и игла.

– Это не имеет значения. Ей надо отдохнуть. Хулигэн опустился в кресло, откинулся на спинку.

– Черт побери, Канаан, ты ведь даже не католик. Так какого хера ты разыгрываешь из себя святого?

Глава тридцать пятая

Кровотечение не останавливалось. Все знают, что рваная рана на лбу кровоточит сильнее и выглядит хуже, чем на самом деле оказывается опасна. Вот она и кровоточит. И, стоит ему убрать со лба носовой платок, кровь сразу же заливает глаза.

И болит она тоже сильно. Он ощупал карманы в поисках таблеток, которые подсунула ему дамочка на вечеринке у Хобби. Нет, ничего не осталось… Прошлой ночью он все роздал малолетним шлюшкам.

По Западной авеню – то есть по главной магистрали, на которой торгуют наркотиками, – ему в таком виде идти явно не следовало. С первой же патрульной машины заметят, что у него хлещет кровь, и заберут его в участок, потому что заняться им сейчас все равно нечем.

Конечно, все это останется позади, стоит ему найти травмопункт, который как он смутно припоминал, должен был быть где-то поблизости. Промоют рану, наложат пластырь, может быть, даже шов. Нельзя же разгуливать по городу, когда из головы у тебя хлещет кровь.

Он не услышал, как сзади к нему приблизилась, а затем и притормозила машина. Он понял, что что-то происходит, только услышав стук дверцы. Затем мимо него проехала патрульная машина и остановилась футах в двадцати спереди от него. Тогда он обернулся. Из той машины, что притормозила сзади, вылез водитель и тоже двинулся навстречу ему.

– Доброе утро, сэр. Вы, наверное, так порезались во время бритья?

– На меня напали в аллее.

– Вы гость города?

– С чего вы взяли?

– Мне показалось, у вас акцент. Вы, случаем, не из южных штатов?

– Из Кентукки.

– Что ж, нормально. И у нас проездом?

– Подумываю о том, не поселиться ли здесь.

– Надеюсь, этот прискорбный эпизод не отвратит вас от нашего чудесного города. Не будете ли так добры подойти к патрульной машине и положить руки на крышу?

– Не понимаю, чего ради. На человека напали, и вы его тут в Калифорнии так защищаете?

– Мы собираемся защитить вас, сэр. Так что не судите о нас неверно. А моя последняя просьба представляет собой элементарную предосторожность. И вы ведь сами это понимаете, не правда ли?

– Если я положу руки на крышу, мне все лицо зальет кровью.

– Запрокиньте голову, сэр, и мой напарник, офицер Шелли, позаботится о том, чтобы кровь не лилась, пока я проверю ваши документы.

Второй полицейский, опустив руку на плечо Нигеру, сказал:

– Пожалуйста, не пререкайтесь, сэр. Сделайте то, о чем вас попросил офицер Крамп. Это займет какую-то минуту, а потом мы отвезем вас куда-нибудь, где позаботятся о вашей травме.

Янгер подошел к патрульной машине и положил руки на крышу, запрокинув голову, чтобы кровь не хлынула ему в лицо. Второй полицейский достал чистый носовой платок из собственного кармана и приложил его ко лбу Янгера.

– А почему вы вообще остановились? – спросил Янгер. – Ведь сзади не видно, что я ранен.

– По вашей походке, сэр, было видно, что вы несколько не в себе.

– А это еще что такое, – воскликнул Крамп, извлекая из кармана у Янгера выщелкивающийся нож.

– Нож, – сказал Янгер.

– Сам вижу, что нож. Я спрошу иначе. А зачем он вам, собственно говоря?

– В моих родных местах все ходят с ножами.

– С какой стати?

– Веревку перерезать, шкурку с кролика спустить, свисток вырезать, ногти почистить. Мало ли что?

– И впрямь, мало ли что. Возможно, у вас там так действительно принято, но в нашем штате выщелкивающиеся ножи считаются запрещенным холодным оружием.

Янгер понимал, что их учтивость и изысканные выражения это всего лишь прикол. Никто так не предубежден против пришлых, как полицейские. И их можно понять: от чужаков, как правило, бывает больше неприятностей, чем от аборигенов. А поскольку Лос-Анджелес – это город иммигрантов, здешние полицейские ненавидят практически всех. В патрульной машине заговорило радио. Сухой, странно механический голос полицейского диспетчера сообщил о нападении с применением холодного оружия в пивной "У Вики". Крамп, ухмыльнувшись, снял с крючка микрофон.

– Триста двадцать первая мобильная группа. Офицер Крамп. Какого рода оружие?

– Бутылочная «розочка» и нож. Это вас интересует?

– Мне кажется, мы задержали преступника.

К радиоразговору подключилась еще одна патрульная машина. Мобильная группа заехала к "У Вики", сняла письменные показания и проверяет личности свидетеля и потерпевшей.

Офицер Крамп снял с пояса пару наручников.

– Хочешь надеть на него? – спросил Шелли.

– Согласно Уставу.

– Наденешь на него наручники, так он кровищей все зальет. А потом…

Шелли мог и не договаривать. Крамп и сам знал, что все задержанные тут же начинают жаловаться на бесцеремонное, а то и безжалостное обращение.

– Тогда тебе придется сесть с ним на заднее сиденье, – сказал Крамп.

– Не возражаете, сэр, если я посижу с вами на заднем сиденье? – спросил Шелли у Янгера.

– А пошел ты на хер, – угрюмо возразил Янгер, уже сообразивший, что влип.

– Разве не удивительно, с какой скоростью пришлый люд усваивает модные словечки, – сказал Шелли, ощупывая лоб Янгера, чтобы убедиться в том, что никаких других увечий у него на момент задержания нет.

Глава тридцать шестая

– Перерыв? – предложил Хулигэн.

Он поднялся с места и подошел к полке, на которой стояли кофейник и несколько разнокалиберных и немытых чашек. Канаан последовал за ним.

– Ну, как тебе кажется? – Хулигэн налил себе полчашки. – Вред эта сиповка или говорит правду?

– Не думаю, что она знает всю правду.

– То есть тебе кажется, что она нам лжет? Хулигэн отхлебнул кофе.

– Я этого не сказал.

– Вот блядство! Совершенно холодный.

– Я сказал, что она, возможно, не знает всей правды. Может быть, не может в точности вспомнить смысл или последовательность случившегося.

– Значит, ты не думаешь, что она лжет?

– Этого я тоже не сказал. Я сказал, что она, возможно, сама не знает, где правда, где ложь.

– Но не стала бы она врать, покрывая мерзавца, который подобным образом расправился с ее подругой?

Хулигэн отставил чашку.

– Может, ей проще повести себя так, чем нам довериться. Но, повторяю, возможно, она действительно ничего не помнит.

– Из-за наркотика?

– Или из-за наркотика или какой-нибудь другой блокировки памяти.

– Ты веришь в такую херню?

– Ты где учился? Никогда не слышал об избирательной амнезии? Или о шоке?

– Ну, так что же нам делать?

– Основательно допросим ее еще раз. Может, найдем какую-нибудь ниточку, а может, и нет. Если это не сработает, пригласим на беседу с нею полицейского психиатра.

Детективы посмотрели на Му, Котлету и Диппера.

Прибыли Крамп и Шелли, ведя Янгера, и вид у них был при этом как у охотников, завоевавших шикарный трофей. Лоб его был забинтован марлей; впрочем, челка, упавшая на лоб, практически закрывала повязку.

Они прошли мимо Му на расстоянии не более десяти футов. Она посмотрела на Янгера, однако сделала вид, будто видит этого раненого мужчину впервые.

Но Диппер тоже увидел Янгера. И Диппер, от которого этого менее всего ожидали, поднялся с места и указал на уже проведенного мимо него Янгера.

Хулигэн даже не понял, в чем дело.

– Опять приспичило? – резко спросил он.

Он был человеком грубым, да и денек у него выдался трудный.

– Это он трахал Му, – тихо и словно бы давясь слюной пробормотал Диппер.

– Что ты сказал? – изумился Хулигэн.

– Этот мужик убил Мими и трахнул Му, – сказал Диппер.

И тут же, перепуганный до полусмерти, сорвался с места и бросился бежать.

Канаан вскочил и устремился за Диппером, чтобы задержать его и заставить замолчать, прежде чем он успел сказать еще хоть что-нибудь.

– Эй, Крамп, погоди-ка минутку, – сказал Хулигэн. – Разверни-ка этого ублюдка к нам лицом.

– Господи, – выдохнул Канаан, который, отчаявшись догнать Диппера, посмотрел в спину Янгеру.

– Что такое? – сказал Крамп.

Он развернулся, не выпуская руку Янгера, так что Янгер и Шелли волей-неволей развернулись вместе с ним.

Хулигэн в упор смотрел на Му, а она, тоже поднявшись с места, глядела сейчас на Янгера, и на лице у нее был написан смертельный страх.

– Это он, да? Дебил не ошибся? Этот хуесос убил твою подружку?

Значение происходящего, а главное, намечающегося не осталось тайной для Элмора Бальфри, адвоката, который, потягивая лимонад и болтая с коллегой-адвокатом по имени Билл Джовинни, стоял тут же. Он явился в участок, представляя интересы Нырялы Бенни.

Если ты заканчиваешь самый ничтожный юридический колледж во всем городе и – по достигнутым в годы учения результатам – оказываешься в списке выпускников на предпоследнем месте, то тебе следует набрасываться на первую же подвернувшуюся добычу со сноровкой вырвавшейся из глубин ада летучей мыши. И это сравнение более чем уместно, потому что именно так – Летучей Мышью – и называли Элмора за глаза его коллеги. Когда ему поручали защиту неимущего, осуществляемую, естественно, за счет города, он неизменно радовался – но не потому, что получал возможность помочь обездоленному, а потому, что защита бедных и униженных представляет великолепную возможность привлечь к персоне адвоката внимание средств массовой информации.

Схватив Джовинни за локоть, чтобы удостовериться в том, что тот ни на что не отвлекся, Бальфри спросил:

– Все видел и все слышал?

– Что видел и что слышал?

– Хулигэн только что провернул незаконное опознание этого типа с перевязанной головой.

– А это перевязка? – удивился Ныряла Бенни. -А я решил, что он араб.

– Никакой он не араб, – сказал Бальфри. – А этому Хулигэну я сейчас яйца прищемлю. Ну что, Джовинни, ты видел, как он провел незаконное опознание? А ты, Бенни?

– Я видел то же, что и ты. Или, по-твоему, если я что-то увидел, мне это зачтется?

– Зачет, Бенни, не входит в компетенцию защиты, с чего ты взял? Об этом нужно договариваться с прокурором.

– Но нажать-то на него ты можешь.

– Я жму на педаль до упора, чтобы спасти тебя, Бенни, и уж сейчас-то это должно быть тебе ясно.

– Я хочу сказать: рука руку моет, верно.

– Что я, по-твоему, полный мудак? Думаешь, тебя вызовут в суд и предложат сотрудничество ради зачета и я разрешу тебе пойти на это, чтобы оказаться в глубокой жопе, так, что ли? Бенни, ничего не поняв, призадумался.

– Пойдешь на сделку с прокурором, – пояснил Бальфри, – и я прослежу, чтобы мои друзья переломали тебе на улице руки и ноги. Ну, и какой из тебя после этого получится свидетель?

– Я видел, как Хулигэн развернул этого араба и спросил у маленькой поблядушки, признает ли она в нем мудака, который пришил ее подружку.

– Ну и память у тебя, Бенни.

– Да уж, не жалуюсь.

– А ты что видел, Джовинни?

– То же самое.

– Ну, значит, у меня есть два свидетеля. Последи за моим мужичком, Джовинни, пока я схожу познакомлюсь с клиентом.

Он отошел, оставив Джовинни с разинутым ртом, потому что до того наконец доперло: шанс подвернулся им обоим одновременно, только Летучая Мышь сообразил воспользоваться им, а он, Джовинни, проморгал и теперь остался наедине с Нырялой Бенни.

Он подумал, долго ли Летучая Мышь будет кормить детективов их собственным дерьмом, прежде чем позволит им сбегать в уборную.

Городские репортеры уголовной хроники называли Бальфри Сутягой и Крючкотвором, но он с легкостью организовывал утечку информации, с готовностью шел на сотрудничество, ясно давая понять захудалым газетчикам, что звездный час пробьет позже – и тогда у них хватит материала на трехполосную, в семь колонок, передовицу в воскресном приложении.

Припав к ране, он норовил выпить из нее кровь до последней капли – и выпивал, если его не успевали оттащить от жертвы.

Он ринулся в общую суматоху: полицейские, задержанные на ночь и теперь подлежащие освобождению арестанты, бродяги, проститутки с вываливающейся из выреза платья грудью… Он рванулся мимо малолетней потаскушки и мимо Хулигэна, который все еще не отпустил человека с перевязанной головой, борясь за него с задержавшими его офицерами, как три собаки схватились бы из-за бараньей ноги. Он устремился прямо к своему трофею, к своему призу, к своей лестнице, ведущей на самый верх. И добрался до цели практически одновременно с капитаном Личем, который, подозванный Айзеком Канааном, втиснулся мясистой тушей между Бальфри и Дюймом Нигером, выставив одну руку, словно собрался вытолкнуть адвоката со спортивной площадки.

– Отвалите, мистер Бальфри, – сказал Лич.

Бальфри не удостоил его даже взглядом. Прошмыгнул под его рукой и вплотную притиснулся к перепуганному, осаждаемому со всех сторон Нигеру, который, должно быть, решил, что над ним прямо сейчас учинят суд Линча.

– Как вас зовут?

– Дюйм Янгер.

– Это ваше настоящее имя?

– Дэниэль Янгер.

– Мы с вами знакомы?

– Я вас вижу впервые в жизни.

– И я вас тоже, Янгер, но я вас знаю, потому что читаю газеты, и хотя фотография была нечеткой, я вас узнал. Вы Убийца из Лягушачьего Пруда, и вас только что выпустили на свободу.

Янгер нахмурился: вслед за словами Бальфри по толпе собравшихся прокатился шепоток, подобный легкой ряби на морской поверхности, но не долго оставалось ждать и океанских волн, которые накроют его с головой.

– Но мне на это наплевать, – сказал Бальфри. – Дэниэль Янгер, у вас есть постоянный адвокат?

– Нет, сэр.

– А вы можете нанять адвоката?

– Нет, сэр. Не могу.

– Хорошо, значит, вашим адвокатом стану я. Я общественный защитник. Мою работу оплачивают из муниципальной казны. – Он произнес это так, словно был единственным общественным защитником во всем Лос-Анджелесе, а вовсе не одним из многих представителей этой братии. – С этого мгновения я беру на себя ваше дело и предоставляю вам возможность пользоваться заступничеством и советами с моей стороны.

– Я ни в чем не виноват, – сказал Янгер.

– Это само собой разумеется. Но важно, что я смогу оказать вам юридическую помощь. Вы согласны принять мои услуги?

– Да, сэр.

– Отлично. Первым делом, сержант Хулигэн, руки прочь от моего клиента. Фоторепортеров здесь нет, так что вы зря стараетесь. Далее, капитан Лич, я бы попросил предоставить помещение, в котором я мог бы приватно поговорить со своим клиентом.

– Его имя еще даже не внесли в журнал.

– Так внесите в журнал, а после этого предоставьте нам с ним час на предварительные консультации.

– Проведите процедуру предварительного задержания мистера Янгера.

– А кто должен значиться в качестве произведшего задержание офицера? – спросил Крамп.

Он понял, что удача отвернулась от него и что в послужной список ему поимку этого особо опасного преступника не внесут.

– Вы с Шелли задержали его за подозрительное поведение, бродяжничество и нарушение пунктов условно-досрочного освобождения.

– Ну и аппетиты у вас, капитан, – сказал Бальфри.

– От него разит пивом, – сказал капитан Лич. – Так что, за дело, офицеры. – Он повернулся к Хулигэну. – А вы помогите молодой даме составить жалобу и не забудьте расписаться на этом документе. – Он повернулся к Бальфри. – Не угодно ли пройти в мой офис, адвокат?

Бальфри подбадривающе улыбнулся Янгеру и проследовал за капитаном.

Закрыв за собой дверь, Лич сказал:

– Если вы хотите взять на себя защиту мистера Янгера, мистер Бальфри, у меня нет на этот счет никаких возражений. Но мне нужно подтверждение из офиса общественной защиты. Если хотите воспользоваться моим телефоном, прошу вас.

– Мне кажется, капитан Лич, с этим можно и обождать, – с не меньшей учтивостью возразил адвокат. – Сейчас мне хотелось бы побыть с мистером Янгером во время регистрации. Просто чтобы убедиться, что все происходит по правилам. Если, конечно, вам не будет угодно провести со мной предварительное совещание с тем, чтобы мы подумали, какие обвинения могут быть предъявлены моему клиенту.

– Для решения этого вопроса я бы хотел сначала поговорить с окружным прокурором.

– Что ж, тогда до скорого, капитан Лич. А я прослежу за регистрацией моего клиента и немного поговорю с ним.

Лич, нависнув над письменным столом, пристально посмотрел на адвоката, словно мысленно прикидывая, что тот за птица.

– Вы его назвали, – сказал капитан. – Вы опознали его как условно-досрочно освобожденного убийцу. С тех пор не прошло и недели, а от него уже столько неприятностей.

– Его подозревают в неприятностях. Но это еще не означает, что он виновен.

– Нам всем будет лучше, если его снова упекут за решетку.

– Так дела на делаются, капитан.

– Я знаю, Бальфри, как делаются дела. Мне бы только хотелось, чтобы вы задумались над тем, что вы делаете и ради чего вы это делаете.

И через плечо адвоката капитан Лич посмотрел в общий зал, где сумятица за это время только усилилась.

Рабочий стол Хулигэна стал своего рода магнитом: сюда притянуло множество народу из общего зала, из всего полицейского участка, из городской штаб-квартиры полиции, из офисов общественного обвинения и общественной защиты, не говоря уж о газетчиках и о телевизионщиках.

Уже расползся слух о том, что одна из заблудших ночных бабочек, малолетняя потаскушка с голливудской панели, обездоленная жертва общества процветания, погибла от руки садиста и извращенца, дикаря-горца из Аппалачей, который сперва изнасиловал ее членом размером со сноп пшеницы, а потом проделал то же самое бутылочной «розочкой», вследствие чего она и погибла.