Текст книги "Ложа чернокнижников"

Автор книги: Роберт Ирвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

6 июня, вторник

Проснулся оттого, что замерз и все тело ломило. Решил провести большую часть дня в Лидсе, беседуя со своими коллегами и копаясь в фондах факультетской библиотеки. Лидс – холодный, хмурый город. Вернулся в Лондон поездом, было уже слишком поздно, и на ужин в Хораполло-хаус я уже не успел. Поэтому сразу без сил свалился в кровать. На этот раз один.

7 июня, среда

За завтраком искал глазами Лору, но ее не было. Будет ли у нас еще случай поиграть в девственницу и соблазнителя?

Сегодня утром я для сравнения отправился на другую игровую площадку. Коренастые агрессивные малыши, носившиеся по площадке, напомнили мне картину Брейгеля, изображающую карусель на какой-то сельской ярмарке. Поводы, по которым столетия назад проводились ярмарки, давно позабыты. Но сейчас перемена, и на полчаса мир переворачивается вверх тормашками. Не думаю, что мне хотелось бы оказаться в толпе этих зловредных маленьких монстров – низкорослых воплощений насилия и безумия. Я вижу, как маленькие задиры теснят в угол намеченную жертву, и слышу ритмичные издевательские крики: «Вот тебе, вот тебе, вот тебе», – и меня всего передергивает. Фелтон меня все спрашивает, почему я не могу найти площадку поближе к Швейцарскому Коттеджу. Думаю, это неплохая мысль, вот только у меня уже столько заметок по игровой площадке в школе Св. Иосифа.

На обратном пути в центр я видел заголовки газет о нападении Израиля на Египет и ближневосточном военном конфликте в целом. Я вспомнил, как Фелтон говорил, что, по предсказаниям пророков, Дамаск – место рождения Антихриста. Возможно, это начало Апокалипсиса. Мне нужно заехать на вторую примерку смокинга (на сей раз без Гренвилля). Маленький человечек так и сяк прикладывает к моему телу куски материи. Ненавижу эту черную хламиду, которую он для меня шьет. Я чувствую себя в ней как в саване. Возможно, мой смокинг будет как раз готов к концу света, тогда и надену. Безупречно одетый, с бокалом шампанского в руке, я буду смотреть, как с небес изливаются потоки огня. (Несколько месяцев назад мистер Козмик мне сказал, что, по его расчетам, конец света придется на среду. Я подумал над этим немного, а потом спросил его почему. Он ответил: потому что это разобьет неделю на середине.)

После примерки я решил, что на сегодня с меня хватит, и вернулся в Хораполло-хаус. Там было непривычно безлюдно. И я решил обследовать здание – не жилые комнаты, разумеется, ведь, в конце концов, я не шпион, а жилец. Поэтому я ограничил свое обследование местами общего пользования и теми участками дома, которые ни для чего определенного не предназначались. Попросту говоря, я решил осмотреться в своем новом доме. Несмотря на невинность моих намерений, я воображал себя дерзким учеником чародея, решившим воспользоваться отсутствием своего учителя. С широко раскрытыми глазами ученик на цыпочках пробирается из комнаты в комнату, распахивает двери и видит чудо за чудом, причем в каждой последующей комнате – чудеса еще чуднее прежних. Наконец он доходит до последней двери. Он знает, что ему не следует к ней приближаться, но дверь распахивается сама собой, и охваченный ужасом ученик видит комнату, полную обнаженных тел, свисающих с крюков для мясных тут. И только на одном крюке нет тела…

Разумеется, я не нашел никаких таких крюков и никаких скелетов в шкафах, однако я обнаружил нечто странное и почти столь же жуткое. Средняя часть дома и его восточное крыло находятся в хорошем состоянии, здесь недавно был ремонт. Я имею в виду все эти старинные ковры и люстры в холле, современную обстановку в двух аудиториях и так далее. Но в западном крыле все совсем по-другому. Едва я свернул в эту сторону, как обнаружил комнаты без электричества, с одной болтающейся проводкой, дырами в полу и сломанными оконными рамами, в одной из комнат, среди осколков разбитого стекла валялась мертвая птица, а другая комната хранила следы того, что здесь кто-то жил и этот кто-то пытался разложить костер прямо на полу. Мне кажется, когда-то это крыло принадлежало Ложе, потому что в коридоре второго этажа сохранились осыпающиеся телемские фрески: голый мужчина осеняет себя знамением Дьявола – «manu cornuta», черный зверь насилует белоснежную нимфу, кот, распятый на ясене. Казалось, коридору с фресками нет конца – возможно, он даже ведет в соседнее здание. Я повернул назад, вместо того чтобы продвигаться дальше, сквозь сумрак, до самого конца. Я вернулся в свою комнату в задумчивости. Это так странно – блестящая роскошь холла и запущенность в западном крыле, – как если бы Хораполло-хаус был старым театром с заброшенными кулисами.

Что случилось в западном крыле? Что могло случиться в западном крыле? Порывы ветра, налетающие с запада, бьются о стены и окна дома, требуя, чтобы их впустили. Отказать ветру нельзя. Он все равно найдет лазейку. Всегда находит. Разве дом – не символ человеческого сознания и его необходимости мечтать? Когда человек мечтает, он подобен человеку, который сидит скрючившись у себя в голове и вкушает мирских наслаждений, лелеет мечты о богатстве и власти и развлекает своих гостей в тепле и уюте. Он стоит у входа и приветствует своих друзей и знакомых в своих владениях. Он говорит, чтобы они чувствовали себя как дома, здесь они смогут найти убежище от сердито завывающего ветра. Стены дома очень крепки, но окна – его глаза – нельзя защитить, и когда Враг, оседлав ветер, стремительно приблизится к дому, то поднимет копье и нацелит его прямо в глаз. Никому не дано воспрепятствовать проникновению через глаза. В общем, представьте себе хозяина дома и честную компанию, веселящуюся за трапезой и не обращающую внимания на проникнувшего в дом Врага. А Враг, пробравшись внутрь, уединяется в одной из комнат верхнего этажа и тоже устраивает пир, он приглашает разделить свое застолье моль и червей, пожирающих ткани и дерево дома. Затем, пресытившись своими заплесневелыми яствами, ловкий Враг устраивает волчьи ямы в полу и на ночь расставляет свои силки. Разве это не точный образ стареющего ума?

Бред, да и только. Едва закончив писать этот абзац, я отбросил ручку и решил думать о Салли в надежде, что мысли о ней прогонят мысли о Враге, кто бы он ни был. Одновременно я поставил сингл Алана Прайса «Simon Smith and His Amazing Dancing Bear». За несколько раз повторяющейся фортепьянной фразой вступления следуют беззаботные, наивные слова. Обхватив голову руками, я слушаю и представляю себе, как призрак Салли материализовался под звуки музыки и сейчас она здесь, в моей комнате. «Ну? кто бы мог подумать, когда и где? Что мальчишке с медведем будут рады везде?» В прошлом году мы с Салли были на рождественской вечеринке, где эту вещь Алана Прайса гоняли раз сто и мы все время под нее танцевали. Нас словно обуял дух тарантеллы. Просто не могли устоять на месте. И вот я в сотый раз гоняю «Саймона Смита и его удивительного пляшущего медведя». Музыка – веселая, живая, и все же это веселье не для меня. Вспоминая, как Салли двигалась под музыку, я слышу ее последние слова, они так и вертятся в моей голове: «Ты – зло!» Порвать с Салли было тяжело. Тяжело? А что значит «тяжело»? О, это тяжесть, которая давит на грудь и высасывает из сердца жизненные соки. Это груз, которому стоит однажды лечь на сердце – и он остается там навсегда.

После этих слов я отшвырнул ручку. Я бросился в ванную – мне показалось, что меня вот-вот вырвет. Я склонился над унитазом и стал ждать, когда подступит рвота, но ничего не выходило. Я подумал, может, засунуть палец в горло, чтобы избавиться от этой тошнотной мути. Получается, что я записываю всю эту чушь в дневник, словно под диктовку кого-то, кто думает за меня. Если окажется, что это так, мне, возможно, придется отсечь себе правую руку, чтобы не быть рабом, стенографистом Незримого. От мыслей о рабском ремесле писца меня оторвал телефонный звонок.

Телефон звонил в пустом доме. Где Гривз? Я решил не подходить, но телефон все звонил и звонил. Он словно обвинял меня в чем-то. Меня не должно было здесь быть, и я не должен был его слышать. Я спустился в холл и снял трубку. Звонили мне. Это был папа, и я стал ему объяснять, что я надеюсь, что смогу приехать к ним в эти выходные.

Но он меня резко оборвал:

– Поздно. Она умерла.

Он ждал, что я что-нибудь отвечу, но я не мог. К горлу у меня подкатил комок. Папа тяжело вздохнул:

– Ладно, попробуй выбраться хотя бы на похороны. В понедельник в баптистской церкви – ты знаешь – в той самой, куда она начала ходить, как заболела. Если ты хочешь сопровождать гроб, тебе нужно приехать часа за полтора.

– Я приеду. Прости, папа.

Он ничего не ответил и повесил трубку.

Я вышел в сад подышать воздухом. Солнце стояло уже невысоко, но свет его был по-прежнему очень яркий, и кроме того, я не хотел, чтобы кто-нибудь видел мое лицо. Поэтому я надел солнцезащитные очки. Хотя в саду лето, молодому человеку прохладно в его темных очках. Его затемненное зрение различает в тени существа, которые прячутся от солнца и ждут. Он чувствует, что они, как и он сам, ожидают, когда на землю упадет Черный Свет и распахнется дверь в Вечность.

К чертям Вечность. Меня беспокоил Фелтон и его реакция на мои новости. Я думал, что он, вероятно, попытается запретить мне поехать на похороны. Но когда в конце концов, перед самым ужином, я его нашел, он был очень любезен и даже, казалось, доволен тем, что я испрашиваю его позволения присутствовать на похоронах своей матери. Возможно, его порадовало то, что я прошу его разрешения. Возможно, он был рад, что по воле судьбы препятствия на моем оккультном пути, каким была мама, больше нет. Возможно, он считает, что похороны благотворно влияют на человека. Не знаю. Он только спросил, на каком кладбище будет похоронена моя мать.

Перед тем как погасить свет, я заучил слова мессы Феникса. Хоть я и боялся, что не усну, но отключился почти мгновенно. Спал я недолго – меня разбудил поцелуй. Я еще толком не проснулся и чуть не подавился чьим-то языком. Это была Лора. Должно быть, я плакал во сне, в кромешной тьме я чувствовал, как ее руки касаются моих влажных щек. Мы молча занялись любовью.

– Лора?

– С тобой лежит не Лора, это твоя новая мать, госпожа Бабалон.

Когда я проснулся в следующий раз, Лоры рядом не было. По-прежнему стояла глубокая ночь, но где-то в доме раздавался ужасный шум. Я лежал неподвижно и пытался решить, что это за шум надо мной – это были какие-то вопли и грохот. Затем, поскольку уснуть не представлялось возможным, я решил пойти пописать. Поплелся по коридору в ванную. На обратном пути к себе в комнату я почувствовал, что шум стал намного громче и ближе. Я обернулся и увидел, как ко мне с грохотом приближается голый мужчина. Его вопящий кроваво-красный рот был разинут так широко, я такого никогда не видел. Я ловко увернулся, пропуская его вперед, и он тяжело процокал вниз по лестнице. Все это произошло очень быстро, но мне удалось мельком увидеть его ноги. Они были все в крови, и на них я разглядел конские подковы. Шум стих, я вернулся к себе, снова лег и в конце концов заснул.

8 июня, четверг

Сегодня поработать никак не получится. После завтрака позвонил мистеру Козмику. Он был какой-то смурной, и по всему чувствовалось, что я его разбудил, но все же мы договорились, что зайду к нему на обед. (Согласно кодексу чести, неформал, точно какой-нибудь арабский шейх, не может вам отказать в гостеприимстве. У неформала всегда можно попросить пластинки, он обязательно тебя накормит, если есть чем, и никогда не заныкает последний косяк. Если ты пожелаешь его подружку – всегда пожалуйста.)

Прямо с порога я сказал мистеру Козмику:

– У меня умерла мать.

Мистер Козмик даже глазом не моргнул. Как будто все знал заранее.

Он протянул мне косяк. Он уже приготовил шесть штук и выложил их рядком на деревянном алтаре у подножия своей пирамиды. Он подкинул мне огоньку и только потом заговорил:

– Ладно, не бери в голову. «Смерть» – это слово не из лексикона неформала. «Смерть» – это вроде итоговой черты внизу закрытого банковского счета, но человеческая жизнь это не банковский счет. В ней часто бывает превышен кредит, но она никогда не бывает закрыта. Все мы находимся в вечном движении.

Я затянулся и ответил:

– В понедельник ее тело предадут земле. Всего через несколько дней оно начнет разлагаться, превращаясь в жижу. У меня умерла мать.

Слова вылетали у меня изо рта вместе с дымом – совсем как в одной из сцен фильма «Голем».

Мистер Козмик покачал головой. Мои слова его потрясли.

– Ты не должен так говорить о ней. Вполне возможно, она сейчас слушает нас, витая в астрале. И ей вряд ли будет приятно услышать, как ты описываешь, что случится с ее телом. В ее теперешнем положении это не важно. Ты же слушал лекции. Душа странствует из тела в тело. Перед реинкарнацией твоя мать около шести недель проведет в астрале. Возможно, в следующий раз она решит стать мужчиной. Вспомни, что Алистера Кроули в предыдущем воплощении звали Айя и он был жрицей критского храма.

Я передаю мастырку мистеру Козмику, и он глубоко затягивается, словно ожидает, что после этого на него снизойдет вдохновение. Затем подползает к проигрывателю и ставит пластинку.

– Пройдет много лет, – продолжает он, – и ты встретишь на улице молодого человека, и он посмотрит на тебя так, будто ты показался ему странно знакомым, и ты, взглянув на него, подумаешь, что да, в нем есть что-то знакомое, хотя наверняка вы оба будете уверены, что никогда раньше не встречались. Ты спишешь все на deja-vu. Не станешь же ты спорить, что deja-vu не существует. Такое случалось со всеми, и это доказывает, что все мы прошли цепочку перевоплощений.

Это звучащее в полный голос провозглашение веры, как наполняющее комнату саркастическое сердитое рычание Дилана – «Highway 61 Revisited». В последний год мои знакомые хипари только и говорили о том, что Дилан – это «Бог-неудачник». После «Blowing in the Wind» и «Masters of War» он продался и отвернулся от подлинных корней фолк-рока. Нельзя песни протеста петь под электрогитару, получается неискренне. Разве такое возможно! Толпа на рыночной площади еще не знает, что Бог умер! Но после того, как в июле прошлого года Дилан разбился на мотоцикле, люди засомневались.

Салли, помешанная на Доноване, по-прежнему считает, что Дилан – это зло, падший ангел, наказанный за дерзость и избыток гениальности. Ходят слухи о том, что теперь он ужасно обезображен. Мистер Козмик трактует все по-своему. Он считает, что Дилан, следуя предуказанному пути, ушел в мистическое странствие. Вроде того как Один покидал Валгаллу и на девять дней и девять ночей давал себя повесить на дереве Иггдрасиль, чтобы познать мудрость Норн. Скоро, очень скоро Дилан объявится вновь – носителем новой, высшей истины.

Мы скурили косяк по самую пятку, и мистер Козмик выкатил обед, состоявший из коричневого риса, острых зеленых перцев чили и пары банок пива. Но сначала – артподготовка (уж если мистер Козмик угощает, так от всей души), и мы опрокидываем по целому пузырьку хлородина д-ра Дж. Коллиса Брауна. Вкус у этой густой коричневой жидкости отвратительный, немного напоминает остывший опиумный отвар (еще один напиток из коктейль-бара мистера Козмика), и острые перцы чили нужны были, чтобы заесть ужасный вкус хлородина. Вообще-то хлородин предназначен старым леди, страдающим ревматизмом, но, согласно этикетке, он содержит опиум плюс самые разнообразные интересные вещества. От него действительно хороший приход, особенно если сдобрить его марихуаной.

Мистер Козмик действительно не скупится на травку. Комната полна дыма, из которого я пытаюсь лепить в воздухе руками разные фигуры. Я слушаю Дилана, и до меня, словно вспышка озарения, доходит, какая же это прекрасная музыка. Это целое море звуков, увязанных вместе.

Каждый по отдельности они ничего бы не значили, но, увязанные вместе, и правда образуют красивейшие узоры. Как это здорово, что…

Мы завели разговор о моей игре на гитаре, по мнению мистера Козмика, я играю не ахти как. Он, конечно, дико извиняется, но до Дилана мне далеко. Я не возражаю. Говорю, что мне не хватает времени практиковаться.

– Практиковаться не обязательно, – возражает мистер Козмик, – Твоя беда в том, что тебе не удается найти общий язык со стихиями. Скажи, ты знаешь, как работает музыка? Можешь по-научному объяснить, что происходит, когда ты слушаешь музыку?

– Нет, мне незачем быть ученым, чтобы слушать музыку.

– Да, но чтобы играть правильно, ты должен научиться общаться со стихиями. Давай по порядку. Музыкальные инструменты сделаны из дерева и металла, и во всех этих природных материалах заключены духи стихий. Стихийные начала придают органическим веществам форму и магический смысл. Все это подробно описано в трудах по алхимии Парацельса. Итак, твоя гитара полна дриад – древесных духов, – которые могут вырваться из своего плена на крыльях мелодии и окончательно освобождаются, достигнув человеческого уха – уха человека, который слушает музыку. А тем временем музыка, носящаяся в воздухе, улавливает в свой плен, подобно пению сирен, другие стихийные начала и заключает их в музыкальном инструменте. Вспомни созидание, основанное на «Буре» Шекспира, про то, как ведьма Сикоракса уловила духа Ариэля в расщепленной сосне и как волшебник Просперо его освободил. Это аллегория пленения и раскрепощения музыки. Ты должен научиться выпускать на волю духов.

– Ты хочешь сказать, что когда я играю на гитаре, маленькие невидимые духи выпрыгивают из нее и запрыгивают обратно, как будто моя гитара – это что-то вроде звукового плавательного бассейна? Нет, ты морочишь мне голову. Значит, это, по-твоему, музыка?

– Это сказка, но эта сказка находит научное подтверждение. Мистики всегда это знали, потому что это часть древней бардовской традиции. Современные ученые просто открывают это заново и подтверждают древние музыкальные истины.

Подумав, я замечаю слабое место в его аргументации и делаю неотразимый выпад:

– Ладно, оставим в покое мою гитару. Но как насчет музыки из проигрывателя? Как ты объяснишь это?

Мы на самой вершине кайфа, и мы обсуждаем высокие материи. Мистер Козмик улыбается и почесывает нос. Мне не удается сфокусировать на нем взгляд, и оттого лицо его кажется мне желтоватой резиновой маской, которая растягивается, принимая странные формы, как будто он больше не может контролировать свой внешний облик. Лицо его одновременно выглядит и демоническим, и совершенно нормальным. Это звучит бессмысленно, но это что-то типа если без конца повторять слово «собака» – до тех пор, пока оно не утратит всякий смысл или не приобретет все смыслы разом. Кто знает?

Внезапно лицо мистера Козмика снова приобретает нормальную форму.

– У тебя есть лупа? – спрашивает он.

– Нет, – (У меня нет обыкновения брать с собой лупу, когда меня приглашают на обед.)

– Ничего, обойдемся невооруженным глазом. Посмотри внимательно на поверхность этой пластинки.

Он снимает с проигрывателя «Highway 61 Revisited» и вертит пластинку в руках так, чтобы она по-разному отражала свет.

– Гляди! Видишь эти мерцающие узорчики? Это и есть тени стихий. Разве они не прекрасны? Если сосредоточиться, то даже не нужно ставить пластинку, чтобы обойтись без лишнего шума. Это музыкальная запись, поэтому все они мертвы – безжизненные копии живых стихий. Они были рассеяны в воздухе, а потом застыли в виниле, как мушка в янтаре…

Мистер Козмик продолжает говорить, но я уже его не слышу, мой взгляд прикован к маслянистому блеску бороздок пластинки, и я думаю о том, что пережил Дилан, находясь между жизнью и смертью. Может быть, запись всех этих дисков привела его к слишком тесному контакту со стихией смерти? Может быть, Салли и права насчет него? Салли любила затягиваться, а потом выдувать гашишный дым мне в рот. Интересно, мистер Козмик уже встречался с Салли или нет? Неужели она и к нему станет приставать, чтобы он порвал с Ложей. Я уже собираюсь его об этом спросить, но потом понимаю, что на самом деле не хочу ничего знать. Было бы смешно, если бы Салли, порвав со мной из-за того, что я связан с Ложей, потом спуталась бы с мистером Козмиком. Ведь, в конце концов, он так же глубоко погружен в оккультные дела, как и я, и точно так же повинуется воле Магистра. И все же источник для беспокойства есть, потому что Салли с открытым ртом слушает все, что говорит ей мистер Козмик, а вот я не верю, что вся эта чушь насчет стихий действительно есть у Парацельса. Черт побери, во времена Парацельса не было никаких проигрывателей! Мистер Козмик просто выдумывает все на ходу!

Мистер Козмик выводит меня из моего мечтательного состояния. Он говорит что-то про то, что иметь коллекцию пластинок – это вроде как быть управляющим населенного духами кладбища. Мне хочется спать, я потерял нить беседы, но пытаюсь парировать его выпады.

– Так как же мы слышим эти стихии, если они мертвы? – спрашиваю я.

– Как ты обычно слышишь то, что записано на пластинке?

Он разговаривает со мной так, будто обращается к умственно отсталому.

– Ну, я ставлю ее на проигрыватель и включаю его. Выходит, электричество пробуждает стихии?

– Что за чушь! Будь это так, никто не смог бы слушать граммофоны и музыкальные автоматы. Эх ты, болван, яснее ясного, что музыку освобождает игла! У тебя ведь сапфировая игла, правда? А поскольку сапфир – это минерал, то в нем живут крохотные гномы. Именно гномы воскрешают мертвых сильфид, ундин и других стихий с пластинки. Если бы только ты мог, ты увидел бы, как они выплывают из громкоговорителей и кружат в воздухе, прежде чем их улавливает твой слух.

– Если бы я только мог…

Мистер Козмик прикуривает последний из шести косяков. Глядя, как вспыхивает кончик косяка, я испытываю внезапный укол – мир становится для меня прозрачен. Сделав глубокую затяжку, мистер Козмик протягивает косяк мне и смотрит, как я бережно его принимаю. Так, словно это священная чаша, которую мы передаем друг другу.

– Мы ведь друзья, правда?

Я вяло киваю. У меня плохое предчувствие.

– Ладно, объясни мне вот что. Ты и о музыке знаешь мало, и об остальном тоже. Ты медитируешь меньше, чем я, и все-таки ты ходишь в любимчиках у Фелтона. Не обижайся на то, что я сейчас несу. Ничего личного. Просто интересно. Я хочу понять. И не только у Фелтона. Похоже, Лора тоже к тебе неравнодушна. А теперь я слышу, что скоро они собираются сделать тебя зелатором.

Это для меня новость. Думаю, это все выдумки. Я умиротворенно улыбаюсь мистеру Козмику. И зря. Реакция у него неадекватная.

– Чего ты лыбишься? Ладно, молчи. Сам скажу. Ты считаешь меня тупицей, таким тупым, что я даже не догадываюсь, что ты считаешь меня тупицей. И Лора с Фелтоном тоже. Они не воспринимают меня всерьез, потому что я не их круга и не учился в университете.

Он встает и расставляет руки, как крылья летучей мыши. Он парит надо мной.

– Но знаешь, Питер, я хочу, чтобы ты записал это в своем дневнике – пусть Фелтон прочтет. Не такой уж я дурак, каким кажусь, и если я заподозрю, что кто-то не любит меня или даже пусть любит, но не воспринимает всерьез, то я могу обрушить на него мощные вибрации. У меня дар. Я могу проецировать вибрации вовне и наводить на людей порчу, стоит мне только о них плохо подумать. Поэтому я стараюсь ни о ком не думать плохо, потому что мои мысли могут нанести увечье и даже убить. Всякий, кто меня разозлит, плохо кончит.

Я падаю перед ним на колени, сотворяю знак «manu cornuta» и кричу:

– Люцифер, защити меня от Магистра Козмика! Клянусь Астартой и Асмодеем – я прошу убежища от злых вибраций у самого Сатаны.

Можно подумать, что я валяю дурака, но мистер Козмик меня, правда, завел, так что, хоть я и играю роль, это игра всерьез. Мистер Козмик криво ухмыляется и снова садится.

– Ладно, ты не воспринимаешь меня всерьез. Но я говорю тебе все как есть. Главная причина, почему я вступил в Ложу, в том, что я хочу научиться концентрировать и направлять силы, которые есть во мне. Мне нужно знание…

Отяжелев от пива, перцев и наркоты, я ненадолго отключаюсь. Потом, внезапно очнувшись, я вижу, что мистер Козмик стоит передо мной на коленях и смотрит на меня.

– Прости, дружище, – говорю я, – но я почти не спал прошлую ночь и мне нужно вздремнуть. Но в Ложе днем спать не разрешается.

– Да, потому что страшные демоны набросятся на тебя, если ты уснешь. Ничего, все путем. Можешь покемарить здесь. Через минутку мне нужно будет выйти кое-что прикупить, а ты спи, потом пойдешь себе, когда захочешь.

– Спасибо, дружище. Увидимся вечером.

– Да, и еще в воскресенье.

(Я и забыл, что на воскресенье намечен специальный обряд – Освящение Девственницы. Это будет закрытое собрание членов Ложи – серьезное мероприятие.)

Мистер Козмик ставит «Хэпшэш и Цветное Пальто» на полную громкость, чтобы помочь мне заснуть, что я и делаю почти моментально, погрузившись в водоворот странных полувосточных напевов.

Потом я просыпаюсь словно от толчка. Мистер Козмик еще не вернулся, но поначалу у меня такое чувство, будто в комнате кто-то есть. И только постепенно понимаю, что на самом деле я чувствую отсутствие. У меня умерла мать.

Меня слегка пошатывает после хлородина, поэтому я прохаживаюсь по комнате, чтобы очухаться. И тут замечаю на полу черную тетрадку, похожую на обычную школьную тетрадь. Я мгновенно понимаю, что это такое. Это дневник мистера Козмика. Открыть его – значит злоупотребить нашей дружбой. Но я делаю это не колеблясь, поскольку для чародея знание превыше дружбы. Я беру с пола тетрадку. На обложке серебряной краской нарисован талисман, а под ним каллиграфическим почерком выведено нечто вроде заклятия: «Мы, Арагрон, Бетор, Фалег, Ох, Хагит, Офиель и Фул, верховные духи над и под землею, истинные обладатели ее богатств, повелеваем всем: если они хотят избежать нашей немилости, ни в коем случае не пытаться проникнуть в тайны этой книги без добровольного на то согласия ее владельца. Всякий, кто преступит этот закон, да будет изгнан в царство Плутона».

К черту это. Не думаю, что мистер Козмик способен наделить это заклятие силой. Я открываю тетрадь, но после того, что я прочел на обложке, внутреннее содержание разочаровывает. Записей, прямо скажем, немного, и все они сделаны совсем не так, как учит меня вести дневник Фелтон. В основном описаны хлопоты, связанные с грузоперевозками, плюс присутствие на обрядах Ложи, но в личном плане нет никаких откровений. Хотя мистер Козмик – человек умный, пишет он безграмотно, и орфография у него ужасная. Но кое-что интересное все же есть. Мистер Козмик, который много слушает роллингов, терпеть не может Брайана Джонса, считает его слишком хлипким для настоящего роллинга. Поэтому он угробил массу свободного времени, насылая порчу на Брайана Джонса, и считает, что недавний арест Брайана – первый результат его козней. Оказывается, мистер Козмик повторил мою ошибку, стараясь быть вежливым с Элис. Его обычный вопрос: «Как дела?» – спровоцировал получасовую саркастическую отповедь Элис, направленную против людей, которые попусту отнимают у нее время, спрашивая, как у нее дела, хотя совершенно очевидно, что им это абсолютно безразлично; и еще о том, что мистеру Козмику следует перестать пытаться нравиться людям, тогда он быстрее раскроет свою подлинную природу. Это напрочь испортило мистеру Козмику вечер. Он знает, что не так уверен в себе, как Элис, и поэтому впал в настоящую депрессию, обдумывая ее слова. Еще пару дней назад мистер Козмик получил аудиенцию у Магистра. Однако он ничего не пишет о том, что между ними произошло. Еще он виделся с Салли. Насколько могу судить, она ему не дала. Мистер Козмик пишет, что «она серьезно расстроена, но дело тут не только в ссоре с Питером. Она чем-то озабочена, но я так и не въехал, чем именно. Она хочет, чтобы я был терпеливым». Дальше мистер Козмик продолжает размышлять о том, что Салли боится меня, гак же как и он. (Это здорово меня удивило, особенно учитывая, что Джулиан тоже меня боялся.)

Я положил дневник на место. Я испытываю некоторое беспокойство оттого, что заглянул в него. Не то чтобы я думал, что Аратрон, Бетор и компания станут приглядывать за растрепанной тетрадкой мистера Козмика, но мне кажется вполне возможным, что у него есть врожденные плохие вибрации, так же как у других от рождения плохо пахнет изо рта. Я поспешил убраться восвояси. Я и так уже опаздываю к д-ру Фелтону. К тому же я все еще немного под кайфом и не могу с этим ничего поделать.

Когда я стучал в дверь Фелтона, у меня были особенно нехорошие предчувствия. Я не могу сообразить, как далеко мы продвинулись с нашими омерзительными уроками поцелуев и далеко ли еще до того дня, когда он перейдет к Мерзостным поцелуям. Правда, я получу очередную сотню фунтов. Так, значит, – я просто продаю Фелтону свой дневник за эту цену?

Во время сегодняшней беседы с Фелтоном нам предстоит обсудить очень многое: созидание, основанное на папирусе Уэсткара, мой переезд в Хораполло-хаус, разрыв с Салли, мою работу с каталогами библиотеки, выходные дни, проведенные в загородном доме Джулиана, визит Лоры, мое выступление в университете Лидса, смерть моей матери, вопящего подкованного человека. Думаю, многие, увидев такое, окончательно бы свихнулись. Однако я верю, что этому есть рациональное объяснение. По сути, есть два разумных объяснения. Во-первых, общеизвестно, что когда принимаешь ЛСД, есть риск, что наркотический полет закончится не сразу. Отдельные осколки галлюцинаций могут неожиданно всплыть на поверхность годы спустя. Это одна из признанных опасностей наркотиков. Это круто. Во-вторых, вполне вероятно, что то, что я видел, никак не связано с наркотиками, а было неподдельным проявлением сверхъестественного – материализацией клиппот или, возможно, грешной душой, терзаемой загробными муками. Тогда, значит… в стенах Хораполло-хауса сбудется обещание и я окажусь в компании таких посланцев потустороннего мира, как чудища со слоновьими головами, штыками вместо рук и крабьими клешнями вместо ног. Вот это было бы здорово. Знать наверняка, что сверхъестественное и впрямь существует…

Но давайте по существу: Фелтон, как всегда, обходит стороной все важные вопросы последних дней, описанные в дневнике. Только ворчит и пофыркивает.

– Вижу, ты описываешь наш небольшой прием в прошлый четверг как «сатанистскую вечеринку с хересом». Хотя ты прекрасно понимаешь, что мы не сатанисты, равно как и то, что мы рассматриваем поклонение Сатане как детски незрелое и абсолютно бессмысленное – нечто существующее только в умах бульварных писак. Я знаю, что ты это знаешь, как и то, что ты пишешь все это, чтобы меня подразнить.