Текст книги "Р. Говард. Собрание сочинений в 8 томах - 3"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

– Вот что, Костиган, – вмешался в нашу беседу кочегар. – Неподалеку отсюда живет священник. Почему бы ему не поженить вас с Дианой до того, как подниметесь на борт? Тогда вы начнете свое путешествие молодоженами. Я слыхал, девушки не любят, когда роль священника играет капитан.

– Хорошая мысль! – согласился я. – Диана, ты слышишь? Идем сейчас же к священнику и…

Она опустила голову и залилась румянцем, и тут откуда-то появился стройный юноша, которого я прежде не видел. Подошел к Диане и положил ей руку на плечи. Я уже было собрался бросить его в залив, но она вдруг прижалась к нему и умоляюще посмотрела на меня.

– М-месье, – заикаясь пробормотала она. – Пожалуйста, не сердитесь на меня! Это… это мой муж Арман.

– Что?! – Я едва не рухнул с пристани.

– Вы должны нас простить! – робко настаивала она. – Я давно люблю Армана, с тех пор, как здесь очутилась, а он любит меня. Мой Арман храбр, как лев, он подрался бы ради меня с Акулой, но я ему не позволяла – он не противник этому верзиле! Акула всегда следил за мной и, поймав возле меня Армана, прогонял его пинками! Ну а я…

– Эх, знал бы я, что ты втрескалась в этого моллюска, – ошеломленно пробормотал Акула, – я бы его…

– Я поняла, что мне нужен сильный и храбрый человек, способный побить этого дикаря, – продолжала Диана как ни в чем не бывало. – Я узнала вашу репутацию, месье Костигане, и подумала, что вы заступитесь за несчастную девушку…

– Так, значит, ты притворялась и ухаживала за мной только ради того, чтобы я за тебя дрался? – с горечью пробормотал я. – И пообещала выйти за меня…

– Месье, – мягко произнесла она. – Я боялась, что иначе вы откажетесь драться и я не достанусь Арману! Я была просто в отчаянии, месье. Вы же джентльмен, вы понимаете, что слабой девушке простительны любые уловки. Я сожалею, что обидела вас, но что же мне оставалось? Пока вы выколачивали пыль из этой огромной скотины, мы с Арманом ускользнули к священнику и поженились. А потом Арман ждал вон за теми ящиками, победите ли вы, и отпустит ли нас Акула.

– Очень мило, – вздохнул я. – Но ты нарушила данное мне обещание…

– Месье, я глубоко раскаиваюсь! Вы были так добры к нам! Но я не обещала выйти за вас, я просто сказала, что буду самой счастливой девушкой на свете. Так и случилось, месье!

Печаль ушла из ее глаз, в них плясали звезды, и мне стало легче.

– Ну, тогда игра стоила свеч, – заключил я. – Я сам виноват – не разглядел подвох. Маленькие персики вроде тебя не влюбляются в мужланов вроде меня. Полезайте-ка оба в лодку, я сяду за весла и отвезу вас на судно.

– Месье, – протянул мне руку Арман. – Если позволите, я хотел бы пожать вам руку. Вы храбрец! Ну а ты… – он щелкнул пальцами в сторону завороженно глазеющего на нас Акулы, – тьфу! Невежда и дикарь! Ты прогонял меня пинками? Ха, когда-нибудь я вернусь и встречусь с тобой на дуэли!

– Садитесь в лодку, – повторил я. – Эй, лимончик, забей мне местечко для матроса первого класса. Я плыву с тобой, но сначала доставлю этих ребят на другое судно.

– Отлично! – обрадовался кочегар. – Я всегда говорил, что моряку не жить без моря!

– Но я составлю тебе компанию только до Таити, не дальше! Там есть одна девушка, она меня сроду не подводила.

– Девушка? Как ее зовут? – спросил он.

– «Морячка», – ответил я, помогая Диане сойти в лодку.

Я спустился за ними следом, и когда они уселись, приготовился оттолкнуть лохань, как вдруг Акула Муркен, казалось, стряхнул с себя чары, и смысл происходящего коснулся смешливой стороны его натуры. У него было грубейшее чувство юмора на свете.

– Ха-ха-ха! – заржал он, хлопая себя по ляжкам. – Подумать только, Костиган дерется со мной, чтобы завоевать невесту, а когда приходит за добычей, выясняется, что она готова удрать с жалким лягушатником! Ха-ха! А теперь Костиган нанялся в лакеи к счастливой парочке! Гляньте, как этот просоленный ветрами южных морей чурбан обслуживает девчонку и ее мужа! Ха, ха, ха!

Он подошел к краю причала и нагнулся над водой, лупя себя по ляжкам и хохоча во всю глотку. Теперь уже ржала вся шайка, и слышно ее было миль за десять.

Пристань в этом месте была низка, и до нависшей над водой головы Муркена можно было запросто дотянуться.

– Ах ты такой-этакий! – сказал я, сжимая весло. – Поглядим, как ты теперь посмеешься!

Расколотое о череп Акулы Муркена весло пришлось бросить. Ну да не беда, назовем его моим прощальным подарком острову Баррикуда.

РАЗБИТЫЕ КУЛАКИ (перевод с англ. А. Юрчука)

Не пристало моряку иметь дело с проклятущими аэропланами. Я понял это через несколько часов после того, как Джонни Планкетт уговорил меня составить ему компанию в беспосадочном перелете из Кито [17]17
  Кито – столица Эквадора.


[Закрыть]в Вальпараисо. Я бы не согласился, если бы, оказавшись на мели в Кито, не понадеялся перехватить мою шхуну «Морячку» в Вальпараисо. Я был единственным пассажиром аэроплана, не считая белого бульдога Майка.

Машина Джонни оказалась допотопной развалиной, он, верно, купил ее на распродаже хлама. Она была склеена, стянута проволокой и залатана в сотне мест, шумела громче борющегося с тайфуном кардифского танкера и вдобавок хлопала крыльями, воображая себя сарычем. При всем при этом первые часы мы летели с хорошей скоростью, как вдруг случилась беда.

Я как раз высунул голову, чтобы глянуть вниз и увидеть под нами городок с океаном по одну сторону и джунглями – по другую.

– Джонни, что это за порт? – прокричал я.

– Пуэрто-Гренада, – крикнул он в ответ. – Но мы здесь не сядем.

Трресь! – раздалось вдруг, и самолет, клюнув носом, завалился на крыло.

– Виноват, садимся здесь! – вмиг передумал Джонни.

Я не летчик, а потому не знаю, отчего сорвался с креплений чертов ящик. Парашютов у нас не было, поэтому пришлось снижаться, и, скажу я вам, это был кошмар наяву! Однажды в Китайском море задрипанная джонка угодила в тайфун вместе с пьяным малайцем, бесноватым китайцем и вашим покорным слугой, но то были просто цветочки по сравнению с посадкой аэроплана Джонни!

Проклятая машина возомнила себя сразу и необъезженным мустангом, и тонущим лайнером, дополнив все их трюки судорожными рывками и вращением, от которых у меня так закружилась голова и заболел живот, что мысли о неминуемой гибели перестали внушать ужас. Джонни все же ухитрился посадить аэроплан – не преувеличу, сказав, что для нас обоих это было приятным сюрпризом. Вначале я видел несущуюся на нас землю, затем прямо по курсу возникла постройка вроде большого загона с суматошно мечущимися людьми, и вдруг – тррах!

За несколько секунд все кругом превратилось в щепки и помятый металл, потом я вылез из обломков, ожидая увидеть в своей руке арфу. Но, к моему искреннему изумлению, я не умер, а еще поразительней было то, что руки и все остальное действовали ничуть не хуже прежнего.

Почти оглохший от свиста воздуха, я все же расслышал крики множества людей. Поведя вокруг диким взором, я пришел к выводу, что мы сподобились рухнуть прямо в середину большого, огороженного жердями корраля. За изгородью возбужденно подпрыгивали и вопили смуглокожие парни в сомбреро. Я помахал им рукой, давая понять, что со мной все в порядке, и повернулся к Джонни.

Услышав громкие жалобные стоны и увидев торчащие из-под обломков аэроплана ноги, я вцепился в них и вытащил его на свет Божий. Он был в сознании, но многочисленные ссадины здорово кровоточили. Поставив друга на ноги, я осведомился, сильно ли ему досталось. Джонни открыл было рот, чтобы ответить, и вдруг крикнул: «Стив, берегись!» В тот же миг я получил мощнейший удар в зад и птицей перелетел через груду того, что совсем недавно было аэропланом. «Помогите, помогите!» – вопил Джонни.

Выдернув сопелку из грязи, я стряхнул с глаз пыль и звезды, и сердито огляделся. Мой взгляд упал на мчавшегося сломя голову Джонни, он опережал на три корпуса самого огромного и свирепого на вид быка из всех, кого я видел. Мы попали в загон для крупного рогатого скота!

Джонни бегал не слабо, но бык нагонял, а зрители выли как волки. Гулко топоча, Джонни обогнул разбитый аэроплан, но рядом со мной споткнулся и зарылся носом в землю.

Я предпочитаю действовать не колеблясь. Под ногами лежал трехфутовый гаечный ключ Стилтона из набора инструментов Джонни. Я схватил его и, едва бычья голова опустилась, чтобы поддеть меня на рога, саданул изо всех сил. Ключ согнулся у меня в руках, зато бык рухнул, будто сраженный кувалдой, – что, по сути, и случилось. Чудище успело только вздрогнуть – я расколол ему череп.

– Спасибо, Стив!

Задыхаясь, Джонни кое-как поднялся и вытер с лица пыль и грязь. Его слова утонули в оглушительном реве по ту сторону ограды. Полагая, что даже пеонам по нраву настоящие богатыри, я повернулся, чтобы ответить на аплодисменты улыбками и поклонами. Но представьте мое изумление, когда я увидел море смуглых лиц, искаженных гримасой ярости, а над ними – лес угрожающе вскинутых грязных кулаков.

– Что за черт? – осведомился я у вселенной в целом, и Джонни смущенно предположил, что эти люди, кажется, чем-то сильно расстроены.

В эту минуту высокий стройный мужчина с усами и в мундире с золотым шитьем ворвался в ворота и подбежал ко мне.

– Свинья! – заревел он. – Собака-гринго! Убийство невинной скотины! – И не успел я понять, в чем дело, как он отвесил мне хлесткую пощечину, другой рукой выхватывая из ножен саблю. Но он так и не успел воспользоваться своей железкой. Пощечин я никому не прощаю, даже щеголям в золотых аксельбантах. Я познакомил его с моим хуком левой, после чего он ткнулся носом в грязь, а сабельные ножны встали торчком, словно хвост осерчавшего скунса.

Толпа заголосила, затем устремилась в загон с дубинками, мачете и револьверами, – не иначе, вообразила себя волчьей стаей, а меня безобидным ягненком. Я укладывал этих придурков рядами, как косарь – траву, их вопли были музыкой для моих ушей. Вскоре я, к своему стыду, обнаружил, что Джонни нашел убежище под обломками аэроплана. Его излишняя осторожность настолько обидела меня, что я удвоил усилия, и урон, нанесенный мною пылким аборигенам, выглядел поистине жутко.

Но в разгар бойни, когда люди падали как кегли, офицер с золотыми аксельбантами выдернул нос из грязи и кинулся вон из загона, увлеченно дуя в свисток. Тут же в ворота хлынул взвод солдат с отнюдь не игрушечными ружьями. При виде этой теплой компании гражданские отпрянули от меня – те, кто способен был отпрянуть. По приказу офицера солдаты в желтых мундирах образовали шеренгу и дружно взяли меня на мушку.

– Берегись, Стив! – завопил Джонни из-под развалин крылатой машины. – Они хотят тебя расстрелять!

– Ни с места! – рявкнул офицер на хорошем английском. – Ни с места, американская свинья! А теперь, пес, что ты нам скажешь перед залпом?

– Скажу, чтобы целились как следует! – заревел я, не остыв еще после яростной схватки. – Если промахнетесь, я усею этот бычий загон желтобрюхими трупами!

– Целься! – крикнул офицер по-испански, и я напряг мышцы ног, чтобы прыгнуть на солдат, но тут кто-то скомандовал: «Отставить!»

Все мы обернулись и увидели въезжающего в корраль на лошади толстого коротышку. Он щеголял большущими усами, шляпу со страусиными перьями носил набекрень, а мундир едва не трещал под тяжестью золотых шнуров, позументов и эполет. Все пеоны сняли шляпы и низко поклонились, а офицер отдал честь.

– Генерал Сальвадор, что здесь происходит? – осведомился толстяк, а потом завопил, будто его резали: – Каррамба! Кто убил быка? Что за злосчастный сын греха прикончил моего любимца?

– Это сделал проклятый гринго, дон Рафаэль, – наябедничал офицер и заорал мне: – Смирно, свинья, когда на тебя смотрит высшее должностное лицо в государстве! Перед тобой дон Рафаэль Фернандес Пизарро, диктатор республики Пуэрто-Гренада!

– И что с того? – хмыкнул я.

Дон Рафаэль застыл как громом пораженный.

– Бык! – сказал он. – Мы выписали этого быка из Мексики. Каррамба, черт побери, кого-то за это повесят!

– Это сделали они, – осуждающе наставил палец на меня и на Джонни генерал Сальвадор. – Намеренно разбили в коррале свой проклятый аэроплан, пытались задавить нашего прекрасного быка дьявольской машиной! Потом этот верзила хладнокровно взял инструмент гринго и убил беззащитное животное ударом по голове. И за что? Всего лишь за то, что бык собрался выпустить кишки его жалкому спутнику!

Дон Рафаэль покрутил усы и поскрипел зубами.

– Так-с, – прошипел он гремучей змеей. – Теперь бой быков не состоится. Разбойники! Убийцы! Захватчики мирной деревни! Подобное оскорбление можно смыть только кровью!

Тут Джонни выполз из-под аэроплана и сказал на испанском, в изучении которого преуспел гораздо больше меня:

– Послушайте, господа, это просто недоразумение. Мы не замышляли ничего плохого. Я – Джон Уиффертон Планкет, известный авиатор, а это Стив Костиган, матрос, увлекающийся боксом. Мы летели на Лиму и…

– Молчать! – проревел дон Рафаэль. – Вы нарушили законы Пуэрто-Гренады. Генерал Сальвадор, разве нет параграфа, который запрещает аэропланам падать на мирные селения?

– Говоря по правде, ваша светлость… – начал было Сальвадор, но дон Рафаэль отмахнулся.

– Хватит! Я собственноручно впишу этот закон в конституцию Пуэрто-Гренады. И доведу до сведения правительства Соединенных Штатов! И потребую возместить ущерб до последнего сантима! Мы никому не позволим топтать себя сапогами! Ты, авиатор, будешь моим пленным до тех пор, пока твое правительство не выплатит компенсацию в одну тысячу песо!

– О боги! – тоскливо простонал Джонни. – Похоже, я застряну здесь надолго.

– Что касается тебя, чудовищная горилла, – кровожадно продолжал дон Рафаэль, грозя мне пухлым кулаком, – твой грех непростителен. Знаешь, что ты наделал, душегуб? Убил быка, предназначенного для фиесты в мою честь! Вся Пуэрто-Гренада уже много недель живет предвкушением боя быков. Мы выписали из Мексики прекрасное животное и пригласили за огромные деньги великого тореро Диего по прозвищу Лев. А теперь праздник испорчен! Какую кару заслуживает скотина, совершившая столь ужасное преступление?

Он едва не пролил слезу, а генерал Сальвадор опять дал команду целиться, но тут дон Рафаэль поднял руку и лицо его просветлело. Он подкрутил усы, и по жирной смуглой роже скользнула улыбка.

– Нет! Меня посетило вдохновение! – промолвил он, озирая богатую россыпь стонущих и бесчувственных пеонов. – Оно пришло ко мне сейчас, когда я посмотрел на этих бедняг, напоровшихся на кулаки разбойника-американо. У нас все же будет коррида. А поскольку сеньор Костиган отнял у нас быка, именно он займет его место!

– Вы хотите сказать, что Диего убьет его шпагой? – с надеждой осведомился генерал Сальвадор.

– Нет-нет, – ответил диктатор. – Вы что, не знаете, что Диего прекрасный боксер? Да, на его родине, в Парагвае, он чемпион. Диего бывал и в Соединенных Штатах Америки, побеждал на ринге лучших из лучших, прежде чем снова вернулся к любимому занятию юности. А теперь молчите, все решено! На плазе мы оборудуем ринг, и поединок боксеров увенчает собою празднество, организованное мно… вернее, благодарными гражданами Пуэрто-Гренады в мою честь – в честь дона Рафаэля Фернандеса Пизарро, потомка величайшего конкистадора.

С этими словами он повернулся и выехал из корраля, раздувшись от гордости и самомнения.

Хмуро покосившись на нас, Сальвадор растер кровь под носом и рявкнул на солдат. Нас вытолкали прикладами из загона и повели по улице; босоногая толпа не отставала, осыпая «злодеев-гринго» проклятиями.

В захолустном городке Пуэрто-Гренада царила ужасная духота, но народу на улицах хватало, большей частью это были неотесанные пеоны в широкополых шляпах, вооруженные револьверами и ножами. Город пестрел флагами, цветами и прочими украшениями, на плазе играл оркестр, народ плясал, бузил и поглощал спиртное.

Плаза находилась неподалеку от гавани, но вблизи причала стоял на якоре один-единственный пароход. Нас привели в патио – открытый двор дома, выходящего окнами на плазу; Сальвадор приказал нам сесть и не шевелиться без приказа.

– Требую обеда! – воинственно молвил я. – Если мне предстоит бой, я должен быть накормлен. Не будет жратвы, не будет и представления, это я вам твердо обещаю! Лучше пристрелите меня, чем голодом морить.

– Вас накормят, – нахмурился Сальвадор. – Но не пытайтесь бежать. Мои люди получили приказ стрелять вам в спину при попытке к бегству.

– Эх ты, обезьяна позолоченная! Только и смелости, что в спину стрелять, – отбрил я, и он принялся угрюмо жевать усы, а Джонни сказал:

– Ради Бога, Стив, заткнись! Неужели хочешь, чтобы нас поставили к стенке?

– Я пойду пригляжу за строительством ринга, – пробурчал Сальвадор и, звеня шпорами, широко зашагал прочь, оставив нас под надзором четырех солдат самого дебильного вида. Вскоре толстая индианка принесла нам большое блюдо с мексиканскими тако [18]18
  Тако – начиненные мясом лепешки (прим. перев.).


[Закрыть]и тушеными бобами, и мы набросились на них, поскольку оба не ели с раннего утра. Пища была недурна, но так щедро сдобрена красным перцем, что едва не сожгла нам желудки.

Мы еще расправлялись с едой, когда по брусчатке площади загрохотали подкованные каблуки, и в патио вошел высокий худощавый белый. Наши охранники не пытались его остановить, хоть и вытаращились с подозрением и неприязнью.

– Привет! – ожил Джонни. – Ну и рады же мы вас видеть! Я уж было решил, что в этом вшивом городишке нет ни одного белого. Вы американский консул?

– Консул? – переспросил незнакомец. – В республике Пуэрто-Гренада нет консула. Она еще не признана нациями, и вряд ли это случится, пока в ней хозяйничает жирная свинья Пизарро. Нет, я капитан Старк, владелец парохода, что стоит в заливе. Дернула же меня нелегкая привезти быка этому прохвосту!

– А не опасно ли говорить такие вещи? – нервно спросил Джонни, поглядывая на четырех солдат, которые сейчас ничем не отличались от деревянных индейцев. [19]19
  Фигурки, выставлявшиеся у входа в табачные лавки (прим. перев.).


[Закрыть]

– Эти вчерашние пеоны по-английски ни бум-бум, – успокоил Старк, усаживаясь за наш стол и обмахиваясь фуражкой. – Я слыхал, вы, ребята, попали в серьезную переделку. Плохо дело. Пизарро вам не простит своего быка.

– Да кто он такой? – рассердился я. – Откуда он, вообще, взялся?

– Просто жирный мошенник, – ответил Старк. – Поднял восстание и отхватил себе клочок земли. Теперь называет себя диктатором. Что ж, он и впрямь большая шишка в Пуэрто-Гренаде и на примыкающих к ней сорока милях джунглей.

Меня он сцапал, когда я доставил быка. Требует, чтобы я продал ему мой пароход за смехотворную цену. Решил, видите ли, сделать из него канонерку! Когда я отказался, он приковал меня к этой забытой Богом помойке.

– Каким образом? – поинтересовался я.

– Упрятал в кутузку всю мою команду, – проворчал Старк. – Обвинил в нарушении общественного покоя, а закон, между прочим, состряпал тут же. Я не могу поднять якорь, пока он не выпустит ребят, а он не собирается отпустить команду, пока я не уступлю судно этак за четверть стоимости.

Тут мы услышали звяканье шпор и бряканье сабли о мостовую, и в патио вошел дон Рафаэль. Следом появился генерал Сальвадор.

– А, капитан Старк, – с усмешкой молвил дон Рафаэль. – Ну и как вам наш новый бычок?

– Думаю, он способен забодать любого в этой паршивой дыре, если дадите ему шанс, – проворчал Старк.

Дон Рафаэль чуточку нахмурился, затем усмехнулся и сказал:

– В этом я с вами согласен! Мне тоже сдается, что он уложит Диего.

– Позвольте усомниться, – возразил Сальвадор, почесывая нос. – Диего разорвет эту шавку на части.

– Ставлю десять тысяч песо на гринго! – воскликнул дон Рафаэль.

– Идет! – согласился Сальвадор, угостив меня убийственным взглядом.

– Погодите минутку, – вмешался я. – Разве здесь найдутся перчатки?

– У Диего найдутся, – ответил дон Рафаэль. – Он всегда возит с собой лишнюю пару. Итак, Сальвадор, вернемся к празднику. Пускай глашатаи повсюду объявят: мне угодно, чтобы весь народ Пуэрто-Гренады – солдаты и гражданское население – присутствовал на первом в республике состязании боксеров.

Когда они ушли, Старк возбужденно произнес:

– Нет, ребята, вы слыхали? Тут соберутся все солдаты. Тюрьма останется без охраны! На борту у меня есть динамит, в разгар матча я взорву кутузку, вызволю команду и ударюсь в бега!

– Жалко, что мы не сможем драпануть с вами, – посетовал Джонни. – Наверно, эти проклятые сторожа не слезут с наших шей.

– Я сообщу о вас ближайшему американскому консулу, – пообещал Старк, затем пожал нам руки и ушел в весьма приподнятом настроении.

Медленно тянулись часы. Мы слышали, как на плазе сколачивают ринг. Я без устали пил воду, тщась утолить жажду, вызванную густо наперченным обедом. Через пару часов Сальвадор вернулся со взводом солдат и вывел нас со двора. Посреди плазы стоял помост, а вокруг него, похоже, собрался весь город. Зажиточные горожане расселись на стульях вокруг ринга, а кто победнее – стояли и сидели на брусчатке. На заднем плане я заметил капитана Старка, он ответил на мой взгляд многозначительной улыбкой.

Дон Рафаэль расположился в золоченом резном кресле на платформе с балдахином, его окружала щеголяющая кружевами и аксельбантами челядь со своими женами. Диктатор ухмылялся, как мордастый кот.

Я влез на ринг, грубо сколоченный из неструганных досок и даже не прикрытый брезентом, толпа замахала кулаками и огласила небеса криками «Янь-ки!» или чем-то вроде этого. Джонни побледнел и высказался в том смысле, что мы, очевидно, здесь не слишком популярны. Затем на ринг вышел Диего, и публика разразилась приветственным ревом.

Он был примерно моего веса, коренаст, мускулист, смуглокож, низколоб и мрачен.

– Черт побери, а ведь я его видел! – сказал я. – Он выступал в Калифорнии меньше года назад. Тогда его звали Диего Зорилла, Тореадор.

– Какая у него техника? – озабоченно спросил Джонни.

– Хлесткий удар правой способен опрокинуть линейный корабль. Он нокаутировал в Штатах нескольких второразрядных боксеров, потом нарвался на старину Спайка Маккоя и послужил ему грушей. После этого Диего вроде бы оставил бокс и вернулся к рогатому скоту.

– На вид он в хорошей форме, – заметил Джонни. – Не рискуй, Стив. Дон Рафаэль ставит на тебя, он огорчится, если проиграешь.

– А уж я-то как огорчусь! – хмыкнул я. – Не дрейфь. Я не позволю себя уложить какому-то забойщику коров.

Диего был в боевом облачении, я за неимением оного сбросил рубаху и позволил зашнуровать на своих руках старые заскорузлые перчатки, которые почему-то возил с собой Диего. Ему прислуживала целая свора секундантов, а судьей выступил полковник, не смыслящий в боксе ни уха ни рыла.

Когда все было готово, дон Рафаэль встал и произнес торжественную речь, публика пожонглировала шляпами, тепло приветствуя Диего, затем оглушительными воплями выразила презрение «убийце-янки». Но дон Рафаэль во всеуслышание объявил, что ставит на меня десять тысяч песо, после чего толпа неохотно похлопала и мне.

Вскоре какой-то парень за неимением гонга ударил в невзрачный колокол, и началось!

Я помнил бои Диего, я предугадал каждый его удар, и, конечно, он оправдал мои ожидания. Вылетев из своего угла, он слабо обозначил финт левой и вложил все силы в размашистый удар правой. При других обстоятельствах я бы шагнул ему навстречу, снес башку хуком – ведь я не привык тянуть резину и всегда стараюсь побыстрее закончить бой. Но я побоялся, что толпе не понравится, если я убаюкаю Диего первым же ударом, – не ровен час, по мне откроют стрельбу. Публика была та, что жаждет крови, и побольше, – лишь бы кровь была чужая.

Поэтому я начал с того, что расквасил и так уже сплющенный нос Диего прямым левой. Кровь потекла струйкой, а после – ручьем, потому что при выходе из клинча я разбил ему губы хуком справа.

Диего оказался крепким парнем. Он бросился на меня, всхрапывая и вкладывая все, что имел за душой, в убойный удар правой. Он размахивал руками, как ветряк крыльями, месил воздух и зверел с каждой минутой. Но ему удалось лишь пробить несколько дыр в атмосфере. Не заблуждайтесь: я отнюдь не кудесник бокса и презираю подобные метафоры. Я «молотила» с железной челюстью и каменными кулаками, и этим горжусь. Чтобы справиться с Диего, незачем было творить чудеса. Я просто шатал Тореадора градом прямых ударов, так что его мощные свинги проходили мимо цели, либо теснил его в ближнем бою, барабаня по корпусу или по башке, в зависимости от настроения. Когда он норовил прижаться ко мне, я отшвыривал его удачно нацеленным хуком в голову.

Повторяю, я приберегал свой коронный для нокаута, но мои прямые в корпус уже утомили его, вдобавок перед самым гонгом он напоролся на хук правой под сердце и прилег на доски.

Публика выразила свое неудовольствие шумом и градом пустых пивных бутылок, но восседающий на своем помосте под балдахином дон Рафаэль довольно ухмылялся, покручивал усы и торжествующе поглядывал на мрачнеющего с каждой секундой Сальвадора. Топая в свой угол, я увидел, как Сальвадор наклонился и прошептал что-то хмырю в широкой потрепанной шляпе, тот кивнул в ответ и вскоре исчез в толпе. Я успел разглядеть только его поношенное сомбреро.

– Ты молодчина, Стив! – похвалил Джонни, стряхивая с меня пот ударами влажного полотенца и посматривая в противоположный угол, где нахохлился обескураженный Диего с мокрыми волосами.

Над тореро по прозвищу Лев хлопотали секунданты с примочками.

– Постарайся уложить его в этом раунде, – продолжал Джонни. – Все-таки у него правая как пушка, не стоит рисковать… Эй, что они там мудрят с его перчаткой? – С этими словами он в три скачка пересек ринг и вклинился в окружавшую Диего стайку.

Я присосался к бутыли, – проклятый перец, когда ж ты перестанешь меня мучить? Вода успела нагреться от солнца, поэтому я ее выплюнул и смачно выругался. Твердо решив покончить с Диего в этом раунде и вволю напиться, я вдруг услышал чей-то голос:

– Хотите освежиться, сеньор?

Опустив глаза, я увидел парня в большой потрепанной шляпе, он протягивал мне кувшин с холодным, аппетитным на вид напитком.

– Пальмовое вино, – пояснил он. – За мой счет. Ей-богу, очень холодное!

– Вино? – подозрительно переспросил я. – На ринге мне нельзя ни капли спиртного.

– Да что вы, сеньор, разве ж это спиртное? – уговаривал он. – Не крепче лимонада.

– Ладно, давай сюда! – согласился я и ополовинил кувшин единым духом. Пойло и впрямь оказалось хоть куда, правда, со странным привкусом. Я прямо-таки ощутил, как живительная прохлада растеклась по всему телу, и велел парню поставить кувшин в тень помоста.

Он с готовностью исполнил просьбу и затерялся в толпе, а я откинулся на своем табурете, ощущая себя в полной гармонии с окружающим миром, и решил, что позволю Диего продержаться еще раунд. Тут как раз вернулся Джонни и сообщил:

– Они пытались зарядить его перчатку железякой, но я не дал. Как самочувствие, Стив?

– Отлично! – весело отозвался я, и в ту же секунду ударил гонг.

Покинув свой угол, я направился к Диего и вдруг ощутил нечто странное. Будто во мне что-то размешивали поварешкой. Казалось, я даже слышу бульканье варева. С первых же шагов я заподозрил неладное. Не знаю, с чем это можно сравнить… Может, с сочетанием землетрясения, взрыва динамитного завода и удара оглоблей по кумполу?

Все вокруг заходило ходуном, а шум толпы почти растаял где-то вдали. Я смутно помню несущегося с отчаянным блеском в глазах Диего. Он махал руками на манер ветряной мельницы, я уклонился от летящего ко мне кулака… Но уклонился не в ту сторону!

Бац! На секунду я уставился на собственный позвоночник. Затем взмыл в воздух и удивился – когда это Джонни успел починить аэроплан? Хрясь! Лежа на досках, я услышал, как взвыл, перекрывая гомон толпы, Джонни.

Рефери считал быстро, как только мог. Я слишком плохо соображал, чтобы уследить за испанскими цифрами, а потому решил не залеживаться. Поднялся и обнаружил, к своему ужасу, что на меня устремились два Диего. Я продырявил кулаком одного, но другой попал мне в голову, и я упал спиной на канаты. Отброшенный назад, я в отчаянии развел руки и схватился с обоими противниками. Мы плясали по рингу втроем под крики осатаневшей толпы, пока нас не развела в стороны пара судей. Выплюнув большой сгусток крови, я в отчаянии потряс головой и угостил убойным левым хуком одного из маячивших передо мной Диего. Но я снова ошибся противником. Страшный кулак боксера Тореадора мелькнул в воздухе, и я растянулся на пыльных досках.

Но я встал. Это мне всегда удавалось. Подниматься с пола – мой коронный прием. Диего дрался как безумный, орудовал правой, будто мясник топором, с сообразным ущербом для моей физиономии. Я мазал, как слепой. Но всякий раз поднимался с досчатого настила и вскоре, в очередной попытке отбиться от Диего, услышал гонг.

Очнулся я на стуле в своем углу, где надо мной лихорадочно хлопотали Джонни и его брат-близнец.

– Что с тобой случилось? – проорали секунданты.

– Против меня выставили двух тореро, – ответил я и икнул. – Я могу отделать любого парня в Южной… ик! – Южной Америке, но двое – это нечестно!

– Ты пьян! – взвизгнул Джонни. – Только этого нам не хватало. Когда ты успел налакаться?

– Я не лакал ничего, кроме лимонада, – пробормотал я.

– Ты что, спятил?! Да от тебя несет, как от винокурни!

– Посмотри сам, – предложил я. – Кувшин там, под рингом.

Он нырнул вниз и простонал:

– Тупица! Знаешь, что это такое? «Гренадская молния», ее секрет знают только местные виноделы. Слона уложит! Мы пропали! Я брошу полотенце!

– Не вздумай!

– Но ты спас меня от быка, и я не допущу, чтобы тебя прикончили!

Толпа сходила с ума, и вдруг кто-то потянул меня за брючину. Это был дон Рафаэль с посиневшим лицом. Он трясся и скалился, как разъяренный котяра. Могу добавить, что мое зрение раздвоило и его.

– Вижу, ты вздумал проиграть! – завопил он. – Хочешь выставить благородного дона Рафаэля Фернандеса Пизарро на посмешище? Видишь вон тех ребят? – Он указал на стоящую неподалеку шеренгу солдат с ружьями у ног. – Если ляжешь, – прошипел диктатор, – они тебя поставят к стенке!

– К какой стенке? – ошалело осведомился я.

– Вон к той! – прорычал он и показал пальцем.

– Мне эта стенка не нравится, на нее солнце падает. Неужели нельзя расстрелять меня в тени?

– Р-рр, скотина-янки! – Он отвернулся и тяжело зашагал к своему креслу, подле которого сидел Сальвадор, ухмыляясь, как набивший брюхо канарейками кот.

– Что же делать? – простонал бледный, как устрица, Джонни.

– Подай мне кувшин, – пробормотал я.

– Но ты и без того уже пьян в стельку!

– Подай кувшин! – проревел я. – Сейчас будет гонг! – И, выхватив кувшин из неуступчивой руки, я опустошил его и запустил в генерала Сальвадора. Тот взвизгнул и опрокинулся назад вместе со стулом.