Текст книги "Кровь богов. Сага мертвых песков"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Роберт И. Говард
КРОВЬ БОГОВ
Сага мертвых песков

КРОВЬ БОГОВ

  Кровь Богов

1

Тонкие губы Хокстона кривились в злобной усмешке. Опасные огоньки, мелькавшие в глазах англичанина, вызвали у Дирдара страшное подозрение, превратившееся в уверенность, когда он перевел взгляд на лица других европейцев. Ненасытная алчность искажала черты белых мужчин.

Араб беспокойно оглядел грязные стены, кляня себя за то, что согласился прийти в этот заброшенный дом на окраине Аль-Азема. Стакан с бренди выпал у него из руки, смуглое лицо посерело.

– Лах! [1]1
  Лах – Аллах (арабск.).


[Закрыть]– вскричал он. – Вы обманули меня. Вы не друзья… вы привели меня сюда, чтобы убить…

Он попытался встать, но Хокстон, крепко схватив его за рубаху на груди, заставил снова сесть на стул. Араб отшатнулся, когда белый, резко наклонившись, приблизил к нему свое хищное лицо.

– Мы не причиним тебе вреда, Дирдар, – сказал англичанин, – если ты поделишься интересующими нас сведениями. Ты слышал мой вопрос. Где Аль-Вазир?

Араб взглянул на Хокстона снизу вверх маленькими блестящими глазками и вдруг с силой рванулся всем своим жилистым телом. Уперев ноги в пол, он откинулся назад, опрокинул стул и упал вместе с ним. Оставив лоскут, оторванный от рубахи в руке у Хокстона, Дирдар вскочил на ноги и бросился в открытую дверь. Он нырнул под руку огромного датчанина Ван Брока, но, споткнувшись о подножку, подставленную Ортелли, растянулся, затем перекатился на спину, выхватил из-за пояса кривой нож и ударил итальянца. Ортелли взвыл и отпрыгнул назад; кровь хлестала у него из раненой ноги. Но когда Дирдар снова вскочил, русский, Кракович, подбежал сзади и рукоятью револьвера сильно ударил беглеца по голове.

Оглушенный араб свалился на пол, а Хокстон вышиб нож из судорожно сжатой руки и схватил Дирдара за ворот шерстяной абы [2]2
  Аба – длинный плащ из верблюжьей шерсти с отверстиями для рук.


[Закрыть].

– Помоги мне поднять его, Ван Брок, – бросил он.

Дородный датчанин выполнил просьбу, и бесчувственного араба вновь водворили на стул. Его не стали связывать, но Кракович встал позади, приставив к затылку Дирдара дуло револьвера, а свободной рукой сжал плечо араба.

Хокстон наполнил стакан и поднес его к губам пленника. Дирдар машинально глотнул, взгляд его прояснился.

– Он пришел в себя, – сказал Хокстон. – Держи его хорошенько, Кракович. Заткнись, Ортелли! Завяжи ногу тряпкой и перестань ныть! Ну, Дирдар, ты в состоянии говорить?

Араб озирался, словно затравленное животное. Его худая грудь под разорванной рубахой тяжело вздымалась. По свирепому выражению лиц окружающих он понял, что пощады не будет.

– Давайте поджарим эту наглую тварь, – предложил Ортелли, накладывая себе повязку. Он злобно взглянул на араба. – Дайте мне приложить раскаленный шомпол к его свинячьей…

Дирдар вздрогнул и впился взглядом в лицо англичанина. Он знал, что Хокстон превосходит всех этих бесчестных людей не только умом, но и сокрушительной тяжестью кулаков.

Араб облизнул пересохшие губы:

– Видит Аллах, я не знаю, где Аль-Вазир!

– Лжешь, – проворчал англичанин. – Ведь ты был в отряде, сопровождавшем Аль-Вазира в пустыню. Нам известно, что ты знаешь место, где его оставили. Ну, ты собираешься говорить?

– Аль-Борак убьет меня, – пробормотал Дирдар.

– Кто это? – громко спросил Ван Брок.

– Американец, – раздраженно ответил Хокстон. – Авантюрист. Он вел караван, с которым Аль-Вазир отправился в пустыню. Дирдар, можешь не бояться Аль-Борака. Мы защитим тебя.

В уклончивом взгляде араба мелькнуло новое выражение. К страху теперь примешивалась жадность.

– Я знаю, зачем вам понадобился Аль-Вазир, – сказал он, хитро прищурившись. – Вы рассчитываете узнать о сокровищах, превосходящих ценностью все, что накоплено в Шахразаре. Хорошо, допустим, я проведу вас к Аль-Вазиру и вы защитите меня от Аль-Борака… Могу я рассчитывать на часть Крови Богов?

Хокстон нахмурился, а Ортелли выругался.

– Ничего не обещай этой собаке! Поджарь лучше ему пятки!

– Отстань, – огрызнулся Хокстон. – Эй, кто-нибудь выгляните на улицу. Посмотрите, нет ли там чего подозрительного. Я видел, как старый дьявол Селим еще до заката шатался по переулкам.

Никто из европейцев не пошевелился. Они не поверили своему главарю, а тот не повторил приказа. Хокстон повернулся к Дирдару. Глаза араба поблескивали жадностью.

– Как я узнаю, что ты правильно ведешь нас? Ведь каждый, кто был в караване, поклялся, что никогда никому не расскажет, где скрывается Аль-Вазир.

– Клятвы даются для того, чтобы их нарушать, – цинично ответил Дирдар. – Ради Крови Богов я отрекусь даже от Магомета. Предположим, вы найдете Аль-Вазира. Что дальше? Он не скажет, где сокровище.

– Известно немало способов, заставляющих человека говорить, – мрачно заверил его Хокстон. – Может быть, хочешь испробовать один из них на себе или все же скажешь, где Аль-Вазир? – Он раздраженно посмотрел на араба. – Ты получишь часть сокровища.

Хокстон, разумеется, не собирался держать свое слово.

– Машалла! [3]3
  Маршалла – прекрасно.


[Закрыть]– воскликнул араб. – Аль-Вазир живет один, но путь к нему далек и сложен. Когда я назову место, вы, эфенди [4]4
  Эфенди – господин (тюркск.).


[Закрыть]Хокстон, конечно же, сразу поймете, где это. Я же могу провести вас более короткой дорогой, короче на целых два дня. А день, выигранный в пустыне, часто спасает от смерти.

– Аль-Вазир живет в пещерах Аль-Хоур… А-а-ах! – Голос араба сорвался на визг. Оскалив зубы, он поднял руки в смертельном ужасе. Тотчас раздался выстрел, громкий звук которого разнесся по хижине, и Дирдар, схватившись за грудь, упал со стула. Хокстон, резко обернувшись, заметил в окне черный дымящийся ствол пистолета и мрачное бородатое лицо. Выстрелив в незнакомца, англичанин левой рукой сбил со стола подсвечник, и хижина погрузилась во мрак.

В то время как его компаньоны кричали и ругались, в поднявшейся суматохе натыкаясь друг на друга, Хокстон хладнокровно действовал. Он рванулся вперед, отшвырнув в сторону кого-то, попавшегося ему на пути, и распахнул дверь. Мелькнул силуэт мужчины, бегущего через дорогу под тень пальм на противоположной стороне. Англичанин поднял револьвер и выстрелил. Хокстон увидел, как человек пошатнулся и упал. Черная тень пальмы скрыла тело незнакомца.

Хокстон на мгновение притаился у двери, в одной руке держа наготове револьвер, а другой сдерживая рвущихся наружу людей.

– Назад, черт побери! Это старик Селим. Может быть, там, за деревьями, есть еще кто-нибудь.

Но ничего подозрительного не было видно; раздавались только стоны человека, бьющегося в агонии и катающегося по земле. Скоро и эти звуки смолкли, только шелест пальмовых листьев нарушал тишину. Хокстон осторожно вышел под свет звезд. Выстрелов не последовало. Он вернулся к товарищам, на ходу отдавая приказания:

– Ван Брок, Ортелли, ступайте и отыщите Селима. Я знаю, он ранен. Скорее всего, вы найдете его мертвым под пальмами. Если он еще жив, прикончите его. Он был слугой Аль-Вазира. Я не хочу, чтобы старик донес о наших планах Гордону.

Англичанин в сопровождении Краковича ощупью пробрался в темную хижину, высек огонь и поднес свечу к телу, распростертому на полу. Хокстон увидел серое лицо араба, остекленевшие глаза и голую грудь с зияющей круглой глубокой раной, из которой уже перестала сочиться кровь.

– Точно в сердце, – пробормотал Хокстон, сжав руку в кулак. – Селим, вероятно, видел араба с нами и следил за ним, догадываясь, что мы рано или поздно прижмем Дирдара к стенке. Старый дьявол убил его, опасаясь предательства, – но это уже неважно. Мне не нужен проводник, чтобы добраться до пещер Аль-Хоур.

В это время вошли итальянец и датчанин.

– Мы не нашли старого пса, – объявил Ван Брок. – На траве видны пятна крови. Он, наверное, тяжело ранен.

– Пусть уходит, – буркнул Хокстон. – Он уполз, чтобы где-нибудь сдохнуть. До ближайшего жилья около мили. Ему туда не дойти – старик не проживет так долго. Отправляемся! Люди и верблюды за пальмами к югу от дома. Все готово для похода, как я и планировал.

Вскоре в ночи послышались поскрипывание седел на верблюжьих горбах да звон колокольчиков. Строй молчаливых всадников, подобно темным призракам, двинулся на запад и растворился в пустыне. Оставив спать в звездном свете плоские крыши Аль-Азема, затененные пальмовыми листьями, колеблемыми легким бризом, дующим с Персидского залива.

2

Покачиваясь в седле и придерживая рукой висевший на поясе тяжелый револьвер, Гордон неторопливо ехал по пустынной дороге. Темное небо искрилось мириадами звезд, слабый свет которых едва освещал путь. Взгляд путника скользил по рядам пальм, тянувшихся по обеим сторонам дороги и томно колыхавших широкими перистыми листьями под дуновением легкого ветерка. Он знал, что ему не грозит нападение из засады: ни с кем из Аль-Азема у американца не было кровной вражды. А там впереди, совсем недалеко, виднеется дом его друга Ахмета ибн Миткаля, где Гордон жил в качестве почетного гостя. Но привычки очень живучи. В течение многих лет он имел обыкновение поступать так, как считал нужным, и если сотни людей в Аравии гордились дружбой Аль-Борака, то было и множество других, которые при одном упоминании этого имени скрежетали зубами.

Подъехав к воротам, Гордон позвал привратника. Когда створки ворот распахнулись, американец увидел крупную фигуру хозяина, спешившего навстречу.

– Аллах с вами, Аль-Борак! Я уже стал опасаться, что на вас напали. Всего в трех днях пути отсюда люди, жаждущие свести с вами счеты, а вы едете ночью один.

Гордон спрыгнул на землю и передал поводья конюху, вышедшему вслед за хозяином из большого, обнесенного стеной двора. Американец был невысок, но широк в плечах и жилист. Мощный торс угадывался под рубашкой цвета хаки, а хладнокровное выражение лица не оставляло сомнений: человек этот обладает стальными нервами, закаленными в борьбе за выживание на диких окраинах мира. Черные глаза его сверкали холодным блеском, таким же, как у любого из неукротимых сынов пустыни.

– Думаю, мои враги решили дать мне умереть в старости и покое, – ответил он.

– Что это? – Ахмет ибн Миткаль замер, чутко прислушиваясь. У него не было недостатка в собственных врагах. Через мгновение из-за угла послышались странные звуки. Они-то и заставили араба насторожиться.

Гордон, тоже услышавший эти звуки, обернулся с кошачьей стремительностью; револьвер, как по волшебству, мгновенно оказался в его руке. Он шагнул к стене… Из-за угла показался человек в разорванной, превратившейся в лохмотья одежде. Надсадно дыша, он медленно полз, и при каждом движении из его груди вырывались хриплые стоны. Он упал к ногам американца, повернув залитое кровью лицо к звездному небу.

– Селим! – тихо воскликнул Гордон.

Одним прыжком он оказался за углом и, держа револьвер наготове, огляделся, но не заметил ничего подозрительного. Только голая пустынная земля, на которой шевелились тени от покачивающихся пальмовых листьев, простиралась вокруг.

Он вернулся к лежащему на песке человеку, над которым склонился Ахмет.

– Эфенди! – простонал старик. – Аль-Борак! Гордон опустился рядом с ним на колени. Селим в отчаянии сжал его руку костлявыми пальцами.

– Халима [5]5
  Халим – лекарь, врач (арабск.).


[Закрыть], быстро! – крикнул Гордон.

– Нет, – выдохнул Селим, – я умираю…

– Кто в тебя стрелял, Селим? – спросил Гордон. Он уже понял, что смертельная рана старика, пропитавшая кровью всю его абу, была пулевой.

– Англичанин Хокстон, – с трудом произнес Селим. – Я видел, как он… и трое негодяев с ним… обманом завлекли этого дурака Дирдара в заброшенный дом возле Мекметского источника. Я пошел за ними, потому что знал… они задумали недоброе. Дирдар собака. Он пил спиртное, как неверный. Аль-Борак! Дирдар предал Аль-Вазира! Он нарушил клятву. Я застрелил его… через окно… но опоздал. Он не сможет их провести… но он успел сказать Хокстону… о пещерах Аль-Хоур. Я видел их караван… верблюды… семь слуг-арабов. Аль-Борак! Они отправились… к пещерам… к пещерам Аль-Хоур!

– Пусть это тебя не беспокоит, Селим, – сказал Гордон, отвечая на настойчивый взгляд тускнеющих глаз преданного слуги. – Они пальцем не тронут Аль-Вазира. Обещаю тебе.

– Аль хамуд Лиллах [6]6
  Аль хамуд Лиллах – слава Аллаху (арабск.).


[Закрыть], – едва слышно прошептал старый араб.

По его телу пробежала судорога, изо рта пошла кровавая пена. Суровое, изборожденное морщинами лицо застыло, и он умер прежде, чем Гордон опустил голову старика на землю.

Американец поднялся и посмотрел сверху вниз на неподвижное тело. Ахмет подошел к нему вплотную и, прикрыв рукавом рот, шепнул:

– Аль-Вазир! Валлах! [7]7
  Баллах! – Клянусь Аллахом! (арабск.)


[Закрыть]Я думал, все забыли об этом человеке. Прошло больше года, как он исчез.

– Европейцы не забывают… когда поблизости чуют добычу, – с насмешливой улыбкой ответил Гордон. – Люди на всем побережье ищут Кровь Богов… те чудесные отборные рубины, которые были особой гордостью Аль-Вазира. Камни исчезли вместе с ним, когда он оставил свет и удалился в пустыню, решив стать отшельником, в надежде медитациями и самоусовершенствованием открыть путь к истине.

Ахмет вздрогнул и посмотрел на запад за стволы пальм, где в смутной дали на огромное расстояние простиралась призрачная пустыня, сливаясь с дрожащим маревом звездной ночи.

– Тяжек путь к истине, – вздохнул Ахмет, который был любителем роскоши и удовольствий.

– Аль-Вазир – странный человек, – заметил Гордон, – но слуги ему преданы. Вот, например, старик Селим. Слава Богу, что Мекметский источник в миле отсюда. Селим полз… полз всю дорогу с простреленной грудью. Он знал, что Хокстон будет пытать Аль-Вазира… а может быть, и убьет. Ахмет, прикажи седлать моего верхового верблюда.

– Я поеду с вами! – вскричал Ахмет. – Сколько человек нам нужно? Вы слышали, что сказал Селим, – у Хокстона по меньшей мере одиннадцать человек.

– Мы не сможем его задержать в пути, – ответил Гордон. – Он сильно оторвался, у него отличные верблюды. Я собираюсь поехать к пещерам Аль-Хоур один!

– Но…

– Они поехали по караванной дороге, которая ведет к Рийядх. А я поеду к источнику Эмир-хана.

Ахмет побледнел.

– Источник Эмир-хана находится на земле Шалаана ибн Мансура, который ненавидит вас, как имам ненавидит шайтана!

– Может быть, у источника никого из его племени и не окажется, – возразил Гордон. – Я единственный белый человек, знающий туда дорогу. Даже если Дирдар рассказало ней Хокстону, англичанин не сможет найти оазис без проводника. Так мне удастся достичь пещеры на день раньше Хокстона. И я поеду один. Одинокому всаднику легче проскользнуть мимо стоянки бедуинов, чем целому отряду. Сражаться с Хокстоном – по крайней мере, сейчас – я не буду. Необходимо просто предупредить Аль-Вазира. Мы спрячемся с ним в пещерах, пока Хокстон не оставит эту затею и не вернется в Аль-Азем. А назад я отправлюсь по караванному пути.

Ахмет велел людям, столпившимся у ворот, седлать верблюда и готовить припасы в дорогу. Слуги бросились выполнять приказания.

– Вы, по крайней мере, переоденетесь? – спросил он.

– Нет, не стоит. В стране бедуинов мне все равно не придется чувствовать себя в безопасности, а потому переодевание бесполезно. Кочевники грабят и убивают чужеземцев, независимо от того, кто они, христиане или мусульмане.

Гордон проследил, как седлают и навьючивают его белого верблюда.

– Я поеду налегке, – сказал он. – Скорость – это все. Верблюду не потребуется вода до тех пор, пока не доберемся до источника. А оттуда переход до пещер недолог. Погрузите как можно меньше воды и провианта, лишь бы хватило до колодца.

Ни бурдюк с водой, ни мешок с провизией не оказались слишком тяжелы, когда хурджины перекинули на высокий горб верблюда. Это были припасы истинного сына пустыни. Коротко попрощавшись, Гордон уселся в седле, и под ударом бамбуковой палки животное встало на ноги. «Я-я-а-х!» – еще удар, и верблюд мерно двинулся к воротам. Слуги, широко раскрыв створки, встали по обе стороны ворот, провожая всадника удивленными взглядами. Глаза людей ярко блестели в свете факелов.

– Бисмиллах эль рахман эль раххим, [8]8
  Бисмиллах эль рахман эль раххим – во имя Аллаха милосердного (арабск).


[Закрыть]– смиренно сказал Ахмет, поднял руку в благословляющем жесте, когда всадник на верблюде скрылся в ночи.

– Он поехал навстречу смерти, – пробормотал стоявший рядом бородатый араб.

– Если бы это был другой человек, я бы с тобой согласился. Но поехал туда Аль-Борак. Даже Шалаан ибн Мансур, потеряв надежду справиться с Гордоном самостоятельно, готов дать табун кобылиц за его голову.

Солнце низко висело над пустыней. Золотисто-коричневое пространство каменистой земли и песка раскинулось до самого горизонта. Одинокий всадник был единственным видимым признаком жизни среди этой огромный равнины. Однако Гордон все равно был настороже. Позади остались дни и ночи тягостного пути. Сейчас он въезжал во владения рувайла, и каждый шаг увеличивал опасность. Бедуины племени рувайла, родственного, как знал Гордон, могущественному племени руалла из Аль-Хамада, слыли истинными сынами Исмаила – ястребы пустыни, считавшие любого человека не достойным жизни, если тот не был их соплеменником. Избегая встреч с воинственными бедуинами, караваны, идущие на запад, делали большой крюк, двигаясь в обход далеко на юг. Это была легкая дорога с колодцами, стоявшими на расстоянии дневного перехода друг от друга, и проходила она всего в дне пути от Аль-Хоур – катакомб, прорытых в горах, что отвесно поднимались над пустыней.

Немногие европейцы знали о существовании пещер, но Хокстону, очевидно, был известен этот старинный путь, ведущий к северу от источника Хосру на караванную дорогу. Однако Хокстон будет вынужден добираться к источнику Эмир-хана, местонахождение которого бедуины тщательно скрывали.

В этом оазисе не было постоянных жилищ. Лишь несколько пальм, питаемых маленьким ручейком, да небольшой колодец, но отряды бедуинов часто разбивали там свои шатры. Гордон надеялся, что кочевники повели стада верблюдов далеко на север, в сердце своей страны; впрочем, как настоящие хищники, рувайла бродили повсюду, нападая на караваны и отдаленные деревни.

Следы, оставляемые верблюдом Гордона, были так слабы, что их вряд ли кто-то мог заметить. Они слабой цепочкой тянулись за ним, пока американец не вышел на каменистую равнину, с одной стороны ограниченную песчаными дюнами, а с другой – грядой невысоких гор. Он взглянул на солнце и открыл флягу, висевшую у седла. Там еще оставалось немного воды, поскольку путник ограничивал себя на протяжении всего пути, как бедуин или волк. Но через несколько часов он будет у колодца Эмир-хана и пополнит свои запасы. Гордон вздрогнул при мысли о том, что может ждать его в оазисе.

Как только он об этом подумал, на ближайшей песчаной дюне что-то ярко сверкнуло на солнце. Он инстинктивно наклонил голову. Тут же раздался выстрел, и Гордон услышал глухой звук, с которым пуля вонзилась в тело верблюда. Пораженное в сердце животное свалилось замертво, вытянув шею вперед в последнем усилии. Гордон соскочил с верблюда, как только тот упал, и спрятался за тушей, глядя на гребень дюны поверх ствола своей винтовки. Резкий визг приветствовал падение верблюда. Прозвучал второй выстрел. Пуля врезалась в песок у груди Гордона. Он выстрелил в ответ. Фонтанчик песчинок поднялся в воздух совсем близко от дула, поблескивающего на вершине дюны, что вызвало залп мрачных проклятий, произнесенных сдавленным голосом. Дуло исчезло, и тотчас раздался приглушенный стук копыт. Гордон увидел белую каффию [9]9
  Каффия – тюрбан.


[Закрыть]ныряющую среди дюн, и догадался, что собирается сделать бедуин. Этот человек явно намеревался, обогнув позицию Гордона, пересечь тропу в нескольких сотнях ярдов к западу от него и занять возвышенность позади американца, что позволило бы бедуину стрелять поверх мертвого верблюда, – он, видимо, рассчитывал, что Гордон будет продолжать укрываться за тушей животного. Но американец приподнялся, держа на прицеле тропу – открытое место, которое араб должен был непременно пересечь, прежде чем достигнет холмов.

В четверти мили вверх по тропе находилась скала из песчаника, возвышаясь над линией горизонта. Любой, пересекающий тропу между Гордоном и этой скалой, будет виден на ее светлом фоне как на ладони. Американец переложил винтовку на окостеневшие передние ноги верблюда, сосредоточился и прицелился, надеясь, что бедуин окажется не слишком далеко от засады, когда начнет перебираться через тропу.

Одетая в белое фигура внезапно появилась между дюнами. Низко пригнувшись и нахлестывая коня, всадник стремительно пересекал открытое место. Бедуин двигался на расстоянии большем, чем рассчитывал Гордон, но нервы американца не дрогнули. В тот самый момент, когда кочевник показался на фоне скалы, Аль-Борак нажал на курок. В какой-то миг ему показалось, что он промазал, но вот всадник резко дернулся, вскинул руки, взметнулась ткань широких рукавов, и бедуин, как пьяный, повалился назад.

Перепуганный конь взвился на дыбы и сбросил седока. И вот уже вместо одной слитной фигуры – всадника на лошади – средь равнины оказались две отдельные: на земле неподвижно распростерся человек в белых одеждах, а конь в испуге помчался на юг.

Гордон, опасаясь обнаружить себя, некоторое время лежал неподвижно. Он знал, что араб мертв. Подобное падение с крупа лошади убило бы любого. Но могло статься, что преследователь не один и его люди затаились неподалеку в песках.

Солнце палило нещадно. В небе появились стервятники – черные точки, делающие большие круги и спускающиеся все ниже и ниже. Но среди дюн и холмов не было и намека на движение.

Гордон поднялся и посмотрел на мертвого верблюда. Он стиснул зубы – это конец. Опытный путешественник, он прекрасно осознавал, что смерть верблюда в данной ситуации могла означать и его собственный конец. Американец посмотрел на запад, где струились горячие волны знойного воздуха. Ему предстоял длинный, долгий путь по раскаленным пескам пустыни.

Отвязав бурдюк и переметную суму, Гордон взвалил поклажу себе на плечи. Держа винтовку наготове, он двинулся вверх по тропе мерным ритмичным шагом, позволяющим, не уставая, час за часом покрывать многие мили.

Подойдя к телу, недвижно застывшему на песке, Аль-Борак, опершись на приклад винтовки, постоял немного. Бедуин, которого он убил, оказался из племени рувайла – это было совершенно ясно. Перед американцем лежал высокий, жилистый грабитель пустыни, с хищным лицом и волчьим сердцем. Пуля попала ему в грудь. Этот человек ехал на ненавьюченной лошади, а не на верблюде, и это означало, что где-то поблизости находится отряд его соплеменников. Гордон пожал плечами и двинулся дальше по тропе, держа винтовку на сгибе руки. Кровавый счет между ним и Шалааном ибн Мансуром был открыт давно. Ну что ж, у источника Эмир-хана вражда их закончится раз и навсегда.

Размеренно шагая по тропе, он думал о человеке, которого собирался предупредить об опасности. Арабы называли его Аль-Вазиром, потому что когда-то он был султаном Омана. Однако на самом деле он был русским дворянином, скитавшимся по свету с какой-то таинственной целью, которую Гордон никак не мог уразуметь, хотя неуемная жажда приключений и его гоняла из страны в страну. Мечтательная душа славянина стремилась к чему-то большему, чем материальные блага. И положение, и богатство, и власть – все это как песок ушло сквозь пальцы у Аль-Вазира. А он глубоко погрузился в изучение древних религий и философских доктрин, ища ответ, который помог бы ему разгадать смысл человеческого существования. Аль-Вазира равно привлекали и мистицизм суфизма, и аскетические тайны индуизма, в то время как Гордона влекли к себе лишь опасность и риск.

Еще совсем недавно Аль-Вазир был правителем Омана, самым богатым и могущественным человеком на Жемчужном побережье. Год назад он внезапно оставил двор и пропал. Только несколько избранных знали, что, раздав свое огромное богатство бедным и отказавшись от власти, он, подобно древним пророкам, удалился в пустыню, надеясь в аскезе и в медитациях получить ответ на вечную загадку жизни.

Гордон возглавлял отряд, состоявший из горстки верных слуг, – среди них был и Селим, – которые знали о намерениях своего господина. Американец сопровождал Аль-Вазира в этом путешествии, ведь мечтательного философа и энергичного авантюриста связывали прочные узы дружбы.

Если бы не изменник и глупец Дирдар, никто бы не пронюхал, где находится Аль-Вазир. Гордон знал, что как только бывший правитель исчезнет, рыцари удачи всех мастей начнут разыскивать одинокого отшельника в надежде завладеть сокровищами, доставшимися этому русскому в дни его власти, – чудесной коллекцией отборных рубинов, известной под названием Кровь Богов, которая на протяжении пяти сотен лет оставляла зловещий след в истории Востока. Эти драгоценности не были розданы беднякам вместе с другими богатствами Аль-Вазира. Гордон и сам не знал, куда славянин подевал камни. Но для американца это не имело значения. Жадность не входила в число его слабостей. Аль-Вазир – его друг, и он сделает все возможное, чтобы предупредить мечтателя об опасности.

Горячее солнце катилось к горизонту. Белое пламя светила постепенно превращалось в расплавленную медь. Наконец красный диск коснулся края пустыни. На его фоне отчетливо выделялась медленно движущаяся черная маленькая фигурка. Гордон упорно шел вперед, безостановочно шагая в унылые просторы Руб-аль-Хали – великой Аравийской пустыни.

3

Четкие неподвижные силуэты показались там, где светлая полоса восхода возвестила о начале нового дня. Гордон увидел верхушки пальм, словно вырастающих из бледнеющей темноты ночи, – верную примету того, что вскоре он подойдет к источнику Эмир-хана.

Пройдя еще немного, он тихо выругался. Удача, ветреная баловница, изменила ему. Голубой дымок едва заметной лентой таял в бледнеющем небе. В оазисе находились люди.

Гордон облизнул сухие губы. Бурдюк, мотавшийся при каждом шаге за его спиной, был пуст. Расстояние, которое можно покрыть за считанные часы, следуя по пустыне на горбу не знающего усталости верблюда, ему пришлось преодолевать всю ночь напролет, хотя и пешком он двигался с такой скоростью, которая была под силу лишь немногим сынам пустыни. Даже для Гордона, несмотря на ночной холод, переход оказался крайне утомительным, хотя его железные мускулы переносили усталость с волчьей выносливостью.

Далеко на востоке виднелась голубая волнистая полоса. Это была гряда холмов, где находились пещеры Аль-Хоур. Он все же опередил Хокстона, который, вероятно, с трудом двигается по южному тракту. Однако англичанин с компаньонами нагоняет его с каждым шагом. Гордон мог пройти незамеченным мимо людей у источника и продолжить свой путь. Но идти пешком, неся за плечами пустой бурдюк? Это было бы самоубийством. Он никогда не доберется до пещер пешком и без воды. Его уже сейчас мучит дьявольская жажда.

В глазах американца полыхнуло красное пламя, его темное лицо приобрело жестокое выражение. Вода была жизнью в пустыне. Жизнью для него и Аль-Вазира. А там, в оазисе, была вода, верблюды, пища. Люди, его враги, имели и то и другое. Если они останутся жить, Гордону придется умереть. Таков закон волчьей стаи, закон пустыни. Он скинул пустые хурджины с плеч, взвел курок винтовки и пошел вперед, чтобы убить или быть убитым… не ради богатства, не ради женской любви, идеалов или грез, но ради воды… Воды в простом бурдюке из овечьей кожи.

Вади – лощина – открылась перед ним как на ладони. Своей излучиной она приближалась к оазису на расстоянии нескольких сот футов. Пользуясь малейшим прикрытием, Гордон пополз в его сторону. Когда он был в ста ярдах от источника, среди пальм показался человек на белом верблюде. В светлеющем воздухе рассвета он мгновенно обнаружил чужака. Араб вскрикнул и выстрелил. Пуля подняла облачко пыли в футе от колена американца, притаившегося на краю лощины. Гордон выстрелил в ответ. Араб заорал, выронил ружье, завалился набок и рухнул между пальм.

В тот же момент Гордон спрыгнул в лощину и осторожно двинулся вдоль нее к тому месту, где она проходила ближе всего от источника. Он заметил фигуры в белом, мечущиеся среди деревьев. Затем ожесточенно загрохотали выстрелы. Пули пели над лощиной. Люди стреляли поверх седел и тюков, нагроможденных в виде вала между стволов пальм. Оборону держали на восточном краю оазиса. На другой стороне Гордон заметил верблюдов, и если судить по их количеству, американец встретился с малочисленным отрядом кочевников.

Камень на краю лощины служил Аль-Бораку прикрытием. Американец положил ствол винтовки под выступ и стал наблюдать за движением среди пальм. Огонь усилился. Пули отскакивали от камня – зинг-зинг! Звуки выстрелов, теряя на расстоянии свою силу, были похожи на треск гремучей змеи. Когда Гордон стал стрелять, ориентируясь по дымкам над дулами, в ответ послышался визг и вой.

Глаза его потемнели – он понимал, что сражение могло затянуться надолго. А осады ему не выдержать: не было в запасе ни воды, ни времени. Караван Хокстона неумолимо двигался на запад, и каждый шаг приближал англичанина к пещерам Аль-Хоур, где Аль-Вазир, не подозревая о грозящей опасности, предавался своим мечтам.

В нескольких сотнях футов от Гордона была вода, дающая жизнь, и верблюды, которые быстро доставили бы его к месту назначения, но оскалившиеся волки пустыни стали преградой на пути к спасению. Град пуль заставил Гордона отступить, а громкие голоса обрушили на него бурю проклятий. По крикам бедуинов стало ясно, что они знают о том, что он один, пеший и, возможно, почти обезумел от жажды. Они выкрикивали насмешки и угрозы, но не обнаруживали себя. Кочевники самонадеянны, но осторожны, поскольку осмотрительность глубоко укоренилась в сознании арабов, благодаря суровой жизни в пустыне. Уверенные в победе, они не собирались рисковать.

Прошел час. Солнце взошло на востоке, и началась жара, сжигающая, ослепляющая жара южной пустыни. Уже с утра она была невыносима, а днем ничем не защищенная лощина станет сущим адом. Гордон облизнул пересохшие губы и решил поставить на карту свою жизнь и жизнь Аль-Вазира.

Сознавая, как отчаянно он рискует, американец, стреляя, приподнялся достаточно высоко над краем камня, так, что стали видны его голова и плечо. Прозвучали одновременно три выстрела. Пули прожужжали рядом с его головой, а одна чиркнула по предплечью.

Гордон громко закричал, как будто получил тяжелую рану, и поднял руки над краем вади в конвульсивном движении, притворяясь, что смертельно ранен. Он отшвырнул винтовку, и она упала в десяти футах от его укрытия на виду у арабов.

На мгновение наступила тишина, а потом жаждущие крови волки подхватили его крик. Гордон не осмеливался приподняться, чтобы выглянуть, но слышал шлепанье ног, обутых в сандалии, и хриплое дыхание людей, движимых ненавистью. Они клюнули на приманку. Почему бы и нет? Ловкий человек может притвориться раненым и упасть, но кто же умышленно откинет винтовку? Мысль о тяжелораненом американце, беспомощно лежащем на дне лощины, с беззащитным горлом, открытым для ножа, заставила бедуинов забыть об осторожности. Гордон крепко сжимал рукоять револьвера, пока противники не оказались в нескольких ярдах от него… и вдруг резко, как стальная пружина, выпрямился, держа в руке оружие.