Текст книги "Железный Грааль"

Автор книги: Роберт Холдсток

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
СВЕТ ПРОЗРЕНИЯ

Глава 13
ТАУРОВИНДА

Урта отбил издревле принадлежавшую его роду крепость Тауровинду, похищенную жестоким врагом несколько лет назад. При этом правитель проявил отвагу и изобретательность, выжав все возможное из скудного вооружения, немногочисленного войска и скромной магической поддержки. Почти сразу правитель признался мне, что его вдохновлял пыл и ярость маленького сына, Кимона. Если бы не он, Урта, возможно, промедлил бы, выбирая наилучшую стратегию для предприятия, которое, на его взгляд, никак не могло увенчаться успехом с первой попытки. Он готовился к долгой осаде, а одержал мгновенную блестящую победу, увлеченный мальчишеским безрассудством.

Воистину, Кимон, дух правителя, лихо пришпорил его. И только много позже мальчик признался мне, что, услышав мой рассказ о бесприютном духе Айламунды, бредущим за Быком в поисках счастья, он сам на миг увидел ее и загорелся столь безудержным гневом, что едва не бросился на штурм крепости в одиночку, нагой и безоружный. Мальчик увидел мать так же ясно, как я увидел женщину, которую любил горячо и страстно. Если Кимон и заподозрил, что это мгновенное прозрение было посеяно мною, он сам ни слова о том не сказал.

Любовь не исчезает со смертью тела. И Уланна, новая подруга предводителя, сама пережившая горькую разлуку, хорошо понимала природу раны, оставшейся в сердечной мышце Урты. Когда рядом с ним эта скифка, хвастал правитель, он готов сам в одиночку завоевать Царство Теней Героев.

Слова эти, сказанные мне еще в поту победы, были праздной шуткой, однако Урта не забыл, что пока не миновала угроза от Страны Призраков, Тауровинде не распахнуть ворота на равнину МэгКата.

Воистину, дел предстояло множество, и в день, наставший за ночью штурма, Урта и Арбам, так и не оправившийся от раны, попытались внести в хаос порцию порядка. Друиды, Глашатаи прошлого, правителя и земли, принялись обходить кругом крепость и рощу с тайными колодцами, через которые последние несколько веков доставляли в глубины земли приношения. К ним присоединились женщины-старейшины, хотя тех больше волновали источники и яблоневый сад, если можно назвать яблоками те мелкие кислые плоды, что так ценились этим народом.

Пара Волчьих Голов – отставных заклинателей, появившихся в лагере беглецов, когда Кимон собирал свое войско, – были по-прежнему грязными, серыми и одичавшими, все так же благоухали звериным салом их одеяния. Однако они оказались искусными резчиками и взяли на себя труд оживить обгорелые статуи в сердце крепостного леса, счистив с них уголь и заново раскрасив охрой.

Я ожидал увидеть Мунду за подобным священнодействием, однако девочка где-то скрывалась. Она явно нашла себе особое занятие.

Зато Кимон все время был на виду. Он ходил рядом с отцом, не говоря ни слова, но все замечая. Мальчик и выглядел и ощущал себя наследником, так что стыд и боль, оставленные неудачной попыткой отбить Тауровинду, быстро прошли. Потерпел неудачу, запомнил урок, и довольно об этом! Нечего оглядываться назад, надо смотреть вперед: защищать Тауровинду, будущее свое владение, от врага, более схожего с порывом ветра, нежели с обычными воинами, врага невидимого, необоримого, но опасного лишь для тех, кто не позаботился о надежном убежище.

Наемники, набранные из коритани, всадники и копьеносцы, воевавшие под началом вождя Вортингора, проявляли себя ловкими и расторопными строителями. Их маленькое войско досталось Урте от Вортингора в уплату давнего долга чести – еще тех времен, когда они вдвоем сражались с северными кланами. Бодрые, свежие, они живо снесли развалины сгоревших домов, вкопали опорные столбы для крыш и начали возводить у противоположных крепостных стен два больших дома – помещения для жилья и пиршественный зал, способные вместить все население крепости.

Домом правителя пока не занимались – на то был особый приказ Урты. Сам дом уцелел, но был разграблен, и в крыше зияла дыра. Однако жить в нем было можно, можно было и держать совет. Урта не собирался щеголять великодушием – тут был простой расчет. Важнее всего выстроить новые казармы для новой армии, хорошее жилье для уцелевших членов клана.

Между тем у колодца устроили четыре кузницы, и всем хватило работы; чинить оружие и доспехи, снабжать орудиями труда строителей.

За стенами, на равнине МэгКата, собирались на пир стервятники. Одни расклевывали глаза и глотки павшим бойцам Урты – останки еще нельзя было убрать с поля. Другие призрачные птицы, красноклювые, с белым оперением, со странно замедленными движениями, словно они летали и прыгали под водой, пировали на быстро разлагавшихся телах пришельцев из Страны Призраков. Серые лица, тела, одетые ржавым железом, воздетые в отчаянии руки приветствовали воронов, питавшихся дважды умершими.

Мрачное было зрелище. Нельзя было смотреть на него, не чувствуя уныния при виде выпущенных кишок, горбатых спин, черных от запекшейся крови ртов.

Стоя на стене рядом с Уртой, я расслышал обращенные к нему слова Уланны:

– Не понимаю. Зачем они покинули свой мир? Что надеялись обрести в этой унылой и жалкой стране? Они сполна прожили жизнь, они пали в битве, они получили новую жизнь в мире, который был добр к ним, где в должный срок встретились бы с сыновьями и дочерьми… Зачем возвращаться на эту забытую богами равнину?

Урта долго молчал, наконец отозвался:

– Зачем дикий конь бежит в колючие заросли?

Уланна нахмурилась:

– Ну, быть может, за ним гонятся? Гонятся люди. Или, может, волки. Он ищет спасения.

– А зачем ясноглазый телок идет в загон с плетеными стенами, где его поймают и заклеймят, уведут прочь, чтобы зарезать?

– Потому что его ведут. Ведут люди.

– Именно так. Гонят или ведут.

Уланна рассмеялась, прижалась к плечу вождя.

– Понимаю, к чему ведешь ты. Но кое-кто разбирается в этих делах лучше нас с тобой. – Она оглянулась на меня. – Что скажешь, Мерлин? Не видел ли ты чего для нас?

– Разве что мельком, – ответил я, и она чуть кивнула в ответ.

Я говорил уже Урте о том, что заподозрил: войско Теней Героев разделено надвое, однако хотя в их рядах явно есть наши союзники, но понадобится время, чтобы отделить друзей от врагов. Чего я не мог постигнуть, так это причин подобного разделения, однако и на этот счет у меня появились кое-какие подозрения. Мне следовало бы вернуться за реку, проникнуть в Страну Призраков глубже, за тот приют, где няньки давали пищу и кров детям, отбившимся от мира живущих.

Позади нас, на одной из открытых площадок, Кимон объезжал серого пони. Он все сужал круги, приучая лошадку к себе: к нажиму ступней, к перемещению веса, к особому движению поводьев. Очень уверенно и совсем по-взрослому, несмотря на малый рост. Покосившись на него, отец вдруг спросил:

– А где Мунда? Я ни разу не видел ее с прошлой ночи, когда мы вступили в крепость.

Они с Уланной оба взглянули на меня, словно я должен был знать, но я в последний раз видел девочку, когда она шла к дальнему склону холма, туда, где растаяло видение Донна и исчезли отчаянные кимбры.

Урта вдруг всполошился. Спрыгнул с подмостков, протянувшихся вдоль гребня стены, громко позвал дочь. Кимон остановил свое кружение, но в ответ на вопрос, не видал ли сестру, покачал головой.

Над отвоеванной твердыней пронесся порыв холодного страха. Затих звон железа из кузни, смех и перекликающиеся голоса сменились тяжким молчанием. Только голос Урты, кликавшего дочь, нарушал тишину.

Голос девочки отозвался, будто из сна, стал сильнее, резче и наконец явным, как и сама девочка.

Урта вздохнул с облегчением и не стал сердиться. Он провел сколько-то времени с нею. Потом, когда он вернулся к делам, Мунда отыскала меня. Я выцарапывал двойные спирали на камнях, чтобы уложить их, отмеченной стороной вниз, вокруг маленького ключа, бившего из стен Тауровинды. Глубоким колодцем за каменной стеной занимались только женщины. Девочка присела рядом со мной, провела бледным пальчиком по моей неглубокой резьбе: две спирали соединялись в середине и тянулись рядом друг с другом.

– Я знаю этот знак.

– Ты, как я замечаю, многое знаешь. Что говорит тебе эта спираль?

– Это Время. Оно начинается молодостью, вот здесь, в середине, потом вьется назад, к новой молодости.

Я был поражен. Девочка заметила мой изумленный взгляд, дернула плечом:

– Это просто. Когда мы идем вперед сквозь Время, в глубину его, то минуем самих себя, идущих назад. Время – как год от весны к весне – стареет и снова обновляется. Это просто. А ты видишь, что по ту сторону? Видишь самого себя на обратном пути?

– Где ты это узнала? – спросил я, не отвечая на дерзкий вопрос. Заглядывать в иное Время, туда, где мир движется к началу, – стоит дорого. Я ни разу не решался на это – не видел смысла.

– Мне снится хорошая наставница, – отвечала девочка. – Она мне нравится. Веселая. Во сне там всегда снег и мы катаемся по льду озер или едим жирную рыбу, жаренную над огнем. Она хорошая.

У меня от ее слов голова пошла кругом.

Если вы читали мою повесть о воскрешении Ясона в стране Похйолы, то поймете, отчего у меня в ту минуту кровь застыла в жилах. Наставница, снившаяся Мунде, была, конечно, Ниив, северная колдунья, дочь Госпожи Леса Миеликки, богини, покровительствовавшей теперь Арго.

– Как ее зовут? – осторожно спросил я.

И вздрогнул, когда услышал ответ девочки:

– Ниив. Она очень красивая и, бывает, ужасно злится…

Мне ли не помнить!

Ниив убивала себя, используя свой дар и забывая, что каждая трата сил отнимает у нее годы. В этом она напоминала Медею. Но если на минуту я испугался за юную северянку, то тут же почувствовал беспокойство за себя.

Да, я знал уже, что Ниив возвращается ко мне на Арго, дразня собой Ясона. Она являлась мне в долине изгнанников, чтобы и меня подразнить. Но слова Мунды доказывали, что я и не подозревал, как часто Ниив бывала рядом со мной.

Она посещала рощу у реки, нашептывая сновидения девочке. Быть может, побывала и за рекой, вошла в сознание Мунды еще до того, как та вернулась к прерванной жизни, быстро нагоняя на этом берегу пропущенное время.

Может быть, Ниив следила за мной еще в Греческой земле, откуда я отчалил на тени Арго? Решительно, она не желала убраться из моей жизни!

Я мягко спросил Мунду, когда с ней впервые заговорила ее красивая наставница.

– После того как мы вернулись. Когда ушла моя подружка Атанта.

– А не тогда, когда вы с Атантой играли за рекой?

– Нет. По-моему, нет. Когда Атанта пропала, мне было так грустно…

– Помню. Мне жаль, что ты грустила.

– Но пришла Ниив и сказала, что друзья рано или поздно обязательно найдут друг друга. Иногда их уводят разные дела, и, бывает, они даже забывают о тех, кому нужны. Но со временем все, чьи сердца связаны, встречаются для последнего объятия. Ты веришь этому, Мерлин?

– Я верю, что Ниив в это верит, – отвечал я, стараясь скрыть горечь.

– Но сам не веришь?

– Немножко верю. Верю, что вы с Атантой еще встретитесь.

Она мечтательно улыбнулась:

– А ты отыщешь лес, которым укроешься, как плащом. Хотела бы я посмотреть на тебя в этом лесном плаще!

Слова, полные скрытой магии, полные значений, полные запретов, скатились с ее губ легко и невинно, как зайчата выкатываются из брюха зайчихи.

Ее лицо на миг омрачилось, и она шепнула:

– Но я вижу серое, вижу бегство…

Больше она ничего не сказала о холодном видении.

День стал ярче, ветер дул сильный и свежий. В воздухе висел аромат углей из кузни и вянущих трав из сада, уже снова укрытого высоким плетнем. С той же стороны доносились пение и удары барабанов. Там копали колодезь, готовый принять ствол дерева и очищенные конские кости. В битве не взяли пленных, их тени растворились в ночи, а мертвые их были непригодны, если верить Катабаху, который понимал в этих делах, так что в жертву предназначалась лошадь. Белая в серых яблоках кобыла. Ее уже взнуздали, заплели хвост и гриву, и дети под пристальным присмотром двух матушек украшали ее цветами.

Забили еще несколько коней, переломавших ноги или получивших глубокие раны в ночном бою. Их мясо срезали в пищу.

У колодца женщины-старейшины умудрились вызвать нечто, имевшее смутное сходство с человеческой фигурой и колебавшееся на ветру. Они прилежно растирали между ладонями лепестки желтых луговых цветов и простирали руки к стихийному порождению земли. Испытывали действенность старых заклятий и надежность источника воды. Видимо, увиденное удовлетворило их. Явление Ноденса, бога-целителя, как потихоньку пояснил мне Манандун. Радостные голоса звенели в воздухе.

Жизнь в Тауровинде устраивалась.

Меня весь день тяготили откровения Мунды. Я задыхался в Тауровинде, запертый между высоких стен, в людской толчее, среди ревущей скотины и душных запахов. С западных башен мне видны были болота и леса, уходящие к отдаленным холмам на границе Царства Теней Героев, и от его долин тянуло прохладным ветерком.

Там ждал меня кто-то, с кем мне очень нужно было встретиться вновь, и тайна, которую следовало открыть, чтобы избавиться от уз, связавших меня теперь с Уртой.

Куда подевалась лодочка – дух Арго? Я позвал, и она откликнулась. Стояла в мелком ручье выше по течению. Скрытая высокими камышами и склонившимися ивами, она тихо спала, ожидая, пока Арго придет за ней или я отпущу, позволив ей отплыть с Альбы за серые моря и самой отыскать породивший ее корабль.

Вот она тихо раздвинула камыши, развернулась по течению (я успел увидеть это мысленным взором, прежде чем оборвать связь) и двинулась в сторону каменного святилища Нантосвельты, к нашему последнему лагерю. Вскоре она доберется туда.

В сумерках войско коритани уселось за длинные столы для трапезы и беседы. Яростное пламя двух костров взметнулось между скамьями. Урта пригласил выживших членов своего клана, вождей коритани и меня расположиться в доме правителя, поесть и послушать рассказы, по большей части о походе на Дельфы. Потом Глашатай Прошлого выступил вперед, чтобы заново освятить кров правителя – законного владельца.

Этот обряд тянулся до глубокой ночи. Дотошное изложение истории племени, перечисление войн между кланами, набегов за скотом, странных рождений, упавших звезд, диких воинов, хитроумных женщин, правивших встарь, и бестолковых мужчин, пустивших на ветер все нажитое отцами.

Я проникся почтением к необычайной памяти, выказанной пятидесятилетним человеком с коротко стриженными волосами и бородой. Взгляд его был неотрывно устремлен на лишенное ветвей дерево, стоявшее посреди дома, хотя он несколько раз обошел его вокруг, описывая подвиги былых поколений. Временами Глашатай ударял в ствол костяным клинком, а раз помочился на него под размеренные рукоплескания воинов. Как видно, и это действие входило в обряд обновления.

Затем Глашатай правителя перечислял предков Урты, от его деда Мордиерга до Дурандонда, основавшего на Альбе сию крепость.

В седьмом поколении прозвучало имя женщины: Маргомарнат – и дальше в прошлое шли женские имена, имена владычиц павшей твердыни за морем. Последнее имя относилось ко времени задолго до рождения Ясона в Греции. И каждый раз назывались поименно все дети правительницы, описывалось ее детство, первое деяние ее властвования, упоминался и служивший ей военный вождь. Казалось, конца не будет этой декламации, но слушатели не проявляли ни малейших признаков скуки.

Наконец и этот закончил свою речь, а огонь все еще горел ярко. Тогда сидевшие рядом со мной воины принялись бахвалиться подвигами, с хохотом переругиваясь и швыряя друг в друга крошки еды и землю в знак недоверия.

Такое я видел уже не раз, так что оставил их развлекаться, пожелал Урте доброй ночи и нашел себе место, где мог посидеть спокойно, размышляя и собираясь с силами.

Я намеревался уйти с первым светом, но друид, известный как Глашатай земли, начал взывать со стены над Бычьими воротами. Он размахивал посохом, свитым из прутьев орешины – колкраном, – и каркал по-вороньи в промежутках между выкриками на языке, который, как я заподозрил, являлся древним наречием племени Урты, забытым ныне всеми, кроме этих хранителей памяти.

Видимо, теперь приличествовало внести с поля тела и члены убитых в ночной схватке и при неудачном штурме, затеянном Кимоном. Ворота распахнулись, и два десятка всадников выехали на равнину. Урта позвал меня с собой. Мне вывели коня, я взобрался в грубое седло и поехал следом.

– Забираем все, что сумеем, – крикнул мне король. – Выдержишь?

Я невесело рассмеялся. После того как Медея на моих глазах разрубила на куски визжащего брата и побросала их в море, чтобы задержать разгневанного ее мнимым похищением отца… да, я выдержу.

Вороны уже слетелись снова. Большие псы Урты гоняли их, бросались на медлительных падальщиц, разбрасывая по полю их перья и жизни. Я собирал щиты и мечи, подобрал несколько обрубков тел. Урта взвалил на спину своего коня гниющее тело Мунремура и медленно, торжественно повез к неметону в сердце крепости. Друиды уже распахнули плетеные ворота, и тела вносили внутрь, укладывали на лавки.

Когда все убитые собрались в роще, плетеные ворота снова замкнули. Прежде чем закрыли и заперли ворота в крепостной стене, я выскользнул на равнину и по дороге шествий направился к реке. Я успел проститься с Арбамом, который меня понял. Но Урту мой уход привел в отчаяние, и он выехал из крепости, промчался вскачь напрямик, словно впервые попробовавший крови юнец. Я бежал впереди, все ускоряя шаг. Урта размахивал над головой коротким копьем. Не с ума ли он сошел?

Прорываюсь сквозь прибрежные заросли, поспешно высматриваю на воде свою лодочку. Урта обогнал меня: грудь обнажена, волосы свободно летят по ветру. Проскакал по отмели и свернул обратно в чащу. Копье вонзилось в ствол дерева рядом со мной, задрожало. Пучок серых перьев на древке словно испуганная птица.

– Ты был гостем в моем доме. И уходишь, не сказав мне?!

Я оскорбил его понятия об учтивости… Следовало догадаться!

– Мне нужно уйти. И я сказал Арбаму. Не ушел без прощания.

Он не унимался:

– Да, Арбам мне сказал. Но Кимон и Мунда привязались к тебе, особенно девочка. Что будет, когда они узнают? Ты должен был с ними поговорить.

– С Мундой я говорил вчера, – объяснил я ему. – Твоя дочь становится сильной. Она обладает Светом прозрения. Это началось в Стране Призраков, и я должен узнать, как и почему. Затем и ухожу.

Он, казалось, был искренне огорчен, и я пообещал, что мы еще увидимся.

– Да ведь я только что тебя нашел! – обиженно пожаловался правитель. Он сидел, уставившись на меня, и рука его лежала на рукояти меча. – Я тебе доверяю больше, чем всем этим служителям Дуба. Поверил тебе с первой минуты, как ты вошел в мой шатер тогда на севере. И что я скажу воинам-коритани? Они спешат вернуться к себе в крепость, опасаются, что духи теперь двинутся туда. Я их уверил, что ты самый могущественный жрец Дуба, какого я знаю, мудрейший Глашатай Будущего. Отчасти потому они и согласились помочь отбить Тауровинду.

– Значит, ты им солгал.

– Я думал, ты останешься!

– Я не служитель Дуба. Я – человек Тропы. Я успел забыть в тысячу раз больше, чем помнят твои друиды при всей их непревзойденной памяти.

– В Страну Призраков здесь нет дороги, – не сдавался Урта.

– У меня лодка. Она перевезет.

Он рассмеялся:

– Река течет к морю. Страна Призраков выше по течению. А ты, как мне помнится по Арго, не из лучших гребцов.

– Эта лодка сама о себе позаботится, – сказал я, и он нахмурился.

Урта сказал все, что хотел. Теперь он пожал плечами, ударил пяткой в бок боевого коня, проезжая мимо, протянул руку на прощание. Его взгляд снова посуровел.

– Что ж, береги там себя. Ручаюсь, они не оставят нас в покое. Это только начало.

– Верно. Будь начеку, – согласился я. Он, конечно, имел все основания опасаться духов.

– А копье – тебе. Перья с одного из стервятников, что клевали врагов. Сам сделал. На нем благословение правителя. Думаю, ты разберешься, на что оно годится – или не годится.

Я ждал ее до сумерек, но это можно было предвидеть. Она скользнула ко мне по воде, облитая лунным светом, покачиваясь, без усилия преодолевая течение. Река серебрилась, разбитая ее движением.

Я прошел к ней по воде и, перевалившись через борт, упал на меховую подстилку. Натянул мех на плечи. Сжимая в руке копье, я думал об Урте, гадая, не сумел ли он в самом деле наделить силой простое оружие, укрепив на нем перья создания Иного Мира.

Так я вошел в бессонную дремоту, необходимую Арго, как и этому малому его отпрыску, чтобы двигаться вопреки природе. Я знал звезды над собой и потратил некоторое время, примечая, как сдвинулись они за тысячелетия, что я провел, изучая их. Иные двигались быстрее, порой разгорались и меркли, подобно луне. Другие – их было больше – перемещались едва заметно, как валуны в потоке, и заметить их движение мог лишь тот, кто столетие за столетием наблюдал небо.

В этих огнях небес есть влекущее диво, но, думаю, даже ценой жизни я не сумел бы дотянуться до них. До луны – быть может, но с великой опасностью для себя. Кто знает, какие стихийные силы оберегают ее от любопытных пальцев человека, описывавшего ее путь и жившего, повинуясь ее капризам?

Лодка качнулась и замерла, коснувшись берега.

– Мы на месте, – шепнула она. – Я устала. Уйду с течением, отдохну, пока ты не позовешь. Здесь ты встречался с матерью. Брод Последнего Прощания. Здесь я перевозила твоих детей. Но боюсь, других уже нет. Я чувствую лишь пустоту и разрушение.

Я смотрел ей вслед. Прозрачный туман висел над рекой. На дальнем берегу паслись олени. Журавли пролетели над моей головой, словно не замечая, что из страны живущих попали в мир теней. Я отметил это про себя, повернулся и последовал за ней.