Текст книги "Дурная кровь"

Автор книги: Роберт Гэлбрейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Повисла пауза.

– Я тебя огорчил? – спросил Моррис.

– Нет, ты меня не огорчил, – ответила Робин; действительно, «огорчить» – это не то же самое, что «привести в бешенство».

– Я не хотел…

– Все нормально, Сол. Просто напоминаю тебе, какие решения были приняты на летучке.

– О’кей, – повторил он, – хорошо. Да, кстати… Знаешь, как директор увольнял секретаршу, когда для фирмы настали трудные времена?

– Нет, не знаю, – процедила сквозь зубы Робин.

– Он ей говорит: «Вынужден тебя уволить – ставку секретарши ликвидируем». А она такая: «Грузчиков сейчас вызывать?» – «Зачем грузчиков?» – «Чтобы диван вынесли».

– Ха-ха, – сказала Робин. – Спокойной ночи, Сол.

«К чему это „ха-ха“? – негодующе пытала себя Робин, опуская мобильный. – Почему было не сказать прямо: „Избавь меня от своих пошлостей“? А еще лучше – промолчать! И с какой стати я лепетала „Прошу тебя…“, когда требовала выполнять единогласно принятое решение? Почему я перед ним заискиваю?»

Ей вспомнилось, как она беспрестанно потакала Мэтью. Изображала оргазм, но это еще полбеды; все время делала вид, что считает его остроумным, интересным собеседником, хотя он раз за разом повторял анекдоты, услышанные в раздевалке от регбистов, а в компании не давал никому и рта раскрыть – все пыжился, чтобы только считаться самым умным и самым веселым. «Почему мы это позволяем? – спрашивала она себя, невольно беря в руки книгу „Демон Райского парка“. – Почему изо всех сил пытаемся их умаслить, лишь бы только сохранить мир?»

Да потому, Робин, отвечали ей призрачные черно-белые портреты, заслоняемые изображением Денниса Крида, что от них можно ждать любой мерзости. Тебе ли не знать, на что они способны? Посмотри на свою вспоротую шрамом руку, вспомни маску гориллы.

На самом-то деле она понимала, что егозит перед Моррисом по другой причине. Откажись она смеяться его тупым шуточкам, он все равно не пошел бы на оскорбления или насильственные действия. Она росла единственной девочкой в семье, где до и после нее рождались только мальчишки, и усвоила, что в семье конфликтовать нельзя, хотя мама всегда становилась на сторону женщин. Напрямую Робин этому не учили, но во время сеансов психотерапии, рекомендованных ей после нападения, оставившего у нее на руке шрам, она осознала, что в родительском доме ей отводилась роль «беспроблемного ребенка», который никогда не жалуется и готов помирить всех со всеми. Она появилась на свет за год до Мартина, ставшего в семье Эллакотт «проблемным ребенком»: несобранный, задиристый, он плохо учился и плохо себя вел; в свои двадцать восемь лет он, единственный, по-прежнему жил с родителями и практически ничем не походил на Робин. (Но на ее свадьбе не кто иной, как Мартин, расквасил нос Мэтью, а во время своего последнего приезда домой она невольно обняла брата, когда после ее рассказа о том, как Мэтью ведет себя в процессе развода, Мартин предложил повторить правый прямой.)

Оконное стекло над обеденным столом усеяли холодные дождевые капли. Вольфганг опять сладко спал. Робин, не в силах больше прочесывать социальные сети в поисках очередной полусотни тезок Аманды Уайт, потянулась к «Демону Райского парка», но засомневалась. Она взяла за правило (поскольку путь к ее нынешнему положению был долог и тернист, а лишаться душевного покоя ей совсем не хотелось) не читать эту книгу после наступления темноты и перед сном. В конце-то концов, все ее содержание в сжатом виде можно было найти на различных сайтах и тем самым избавить себя от знакомства с прямой речью Крида, от хладнокровных подробностей истязаний и убийств женщин.

И тем не менее она приготовила себе горячий шоколад, открыла книгу на странице, заложенной чеком за бензин, и начала читать с того места, где остановилась три дня назад.

Ни на миг не усомнившись, что Бамборо стала жертвой серийного убийцы, прозванного Эссекским Мясником, Тэлбот нажил себе врагов этой маниакальной зацикленностью на одной-единственной версии.

«Считалось, что он досрочно ушел на пенсию, – рассказывал его сослуживец, – но на самом деле его „ушли“. Говорили, что он зашорен и не желает слышать ни о чем другом, кроме Мясника, но вот пожалуйста: прошло девять лет, а лучшей версии до сих пор никто не выдвинул, правда ведь?»

Родственники Марго Бамборо не смогли идентифицировать ни одной ее вещи среди не опознанных другими семьями ювелирных изделий и предметов женского туалета, найденных в 1976 году, после ареста Крида, в его подвальном жилище, хотя муж Бамборо, доктор Рой Фиппс, счел, что потемневший серебряный медальон, искореженный, по всей видимости, с применением грубой силы, отдаленно напоминает украшение, которое было на шее у пропавшей женщины-врача в день ее исчезновения.

Однако в недавно опубликованной биографии «Что же случилось с Марго Бамборо?»^[4], написанной сыном ее близкой подруги, содержатся откровения о личной жизни Бамборо, способные обозначить новую линию расследования – и возможную связь с Кридом. Незадолго до своего исчезновения Марго Бамборо записалась в ислингтонский лечебно-реабилитационный центр на Брайд-стрит, частное медицинское учреждение, которое в 1974 году предлагало аборты с соблюдением конфиденциальности…

16

 
Взирай же, Бритомарт, и дай мне знать,
Встречался ли тебе, кто так пригож,
Как сэр Гийон, и в ком мужская стать,
Какой в других вовеки не найдешь…
 

Эдмунд Спенсер. Королева фей

Четыре дня спустя в пять пятнадцать утра на вокзал Паддингтон прибыл поезд «Ночная Ривьера». Страйк провел минувшую ночь беспокойно и подолгу лежал без сна, глядя в окно своего купе на призрачно-серое небо над так называемой Английской Ривьерой. Лежал он поверх одеяла, даже не сняв протеза, а утром отказался от завтрака в пластиковом контейнере и сошел на платформу одним из первых, с рюкзаком на плече.

Раннее утро выдалось морозным, у Страйка дыхание плыло по воздуху впереди него белыми облачками. Он шел по перрону; над головой ребрами синего кита изгибались стальные арки Брунеля; сквозь стеклянный потолок виднелось холодное темное небо. Небритый, ощущая некоторый дискомфорт из-за того, что культя совсем не отдохнула и не получила ежевечернюю порцию болеутоляющей мази, он повернул к скамейке, сел, зажег долгожданную сигарету, потом достал мобильный и набрал Робин.

Он знал, что она не спит, так как только что закончила ночное наблюдение за домом синоптика, но Открыточник себя не обнаружил. Пока Страйк находился в Корнуолле, они с Робин общались в основном при помощи SMS; он мотался между больницей в Труро и домом в Сент-Мозе, по очереди с Люси дежурил у постели Джоан – от химиотерапии у тетушки выпали волосы и, как выяснилось, произошел сбой иммунной системы – и поддерживал Теда, который почти перестал есть. Перед отъездом в Лондон Страйк приготовил большую порцию карри и положил в морозильник, рядом с пирожками, которые испекла Люси. Поднося к губам сигарету, он вдыхал оставшийся на пальцах запах куркумы, а когда сосредоточивался, вспоминал тяжелый дух больничного антисептика и мочи, вытеснявший запахи холодного железа, солярки и даже мимолетные нотки кофе из ближайшего «Старбакса».

– Привет, – сказала Робин, и при звуках ее голоса у Страйка – вполне ожидаемо – слегка отлегло от сердца. – Что стряслось?

– Ничего. – Он немного удивился, но тут же вспомнил, что сейчас полшестого утра. – Тьфу ты… да, извини, срочности никакой, просто я только что с поезда. Может, позавтракаем где-нибудь? А потом ты поедешь домой отсыпаться.

– Ой, замечательно, – ответила Робин с такой неподдельной радостью, что у Страйка даже прибавилось сил, – тем более что у меня есть кое-какие новости по Бамборо.

– Отлично, – сказал Страйк, – у меня тоже. Обменяемся.

– Как Джоан?

– Неважно. Вчера отпустили домой. Прикрепили к ней патронажную онкологическую сестру из «Макмиллана». Тед совсем сник. Люси у них еще побудет.

– Ты тоже мог остаться, – заметила Робин. – Мы тут справляемся.

– Да все нормально. – Страйк проводил глазами струйку сигаретного дыма; сквозь облака пробился зимний солнечный луч, осветивший залежи окурков на кафельном полу. – Я им сказал, что на Рождество опять приеду. Где встречаемся?

– Вообще-то, я собиралась первым делом забежать в Национальную галерею, а уж потом ехать домой, так что…

– Забежать куда? – изумился Страйк.

– В Национальную галерею. При встрече объясню. Не возражаешь, если мы встретимся где-нибудь в том районе?

– Да мне без разницы, – сказал Страйк. – Тут метро рядом. Поеду в ту сторону. Кто первым найдет кафе, пусть маякнет.

Через сорок пять минут Робин вошла в кафе «Ноутс» на Сент-Мартинс-лейн; там, несмотря на столь ранний час, уже была толчея. Деревянные столы – некоторые размером с огромный кухонный стол в йоркширском доме ее родителей – оккупировали молодые люди с ноутбуками и бизнесмены, заскочившие позавтракать перед работой. Очередь тянулась вдоль длинных стеллажей; Робин старательно отводила глаза от многообразия сдобы на нижних полках. На ночное дежурство у дома синоптика она брала сэндвичи и сейчас строго напомнила себе, что на текущие сутки этого достаточно.

Взяв капучино, она направилась в торец зала, где под большим кованым светильником-пауком сидел Страйк и читал «Таймс». За минувшие шесть дней она как будто подзабыла габариты своего делового партнера. Тот, склонившись над газетой и уминая ролл из чиабатты с яичницей и беконом, стал похож на черного медведя, тем более что щеки заросли густой черной щетиной; от одного этого зрелища Робин захлестнула теплая волна. Но быть может, подумалось ей, это была просто реакция на гладко выбритых, подтянутых и стандартно эффектных мужчин, которые, подобно духам с ароматом туберозы, хороши лишь при первом предъявлении, а при более длительном контакте не вызывают ничего, кроме отторжения.

– Привет. – Она скользнула на скамью напротив.

Страйк поднял взгляд, и ее длинные блестящие волосы вместе с общей аурой здоровья подействовали на него как антидот против удушливой больничной атмосферы последних пяти дней.

– По тебе не скажешь, что ты за эту ночь особо переутомилась.

– Надо понимать, это комплимент, а не упрек. – Робин вздернула брови. – Я действительно всю ночь не спала, но отправителя… или отправительницы… так и не дождалась, зато вчера пришла новая открытка – на адрес телестудии. В ней говорится, что Открыточник в восторге от улыбки синоптика, которой во вторник завершился прогноз погоды.

Страйк фыркнул.

Робин спросила:

– Ты хочешь первым изложить новости по Бамборо или предоставишь это мне?

– Предоставлю тебе, – ответил Страйк с набитым ртом. – Я хоть поем спокойно.

– Ладно, – согласилась Робин. – У меня есть одна хорошая новость и одна плохая. Плохая заключается в том, что почти все, кого я успела пробить, уже мертвы и оставшиеся, скорее всего, тоже.

Она перечислила ныне покойных Уилли Ломакса, Альберта Шиммингса, Вильму Бейлисс и Дороти Оукден, а также рассказала, какие шаги предприняла для установления контактов с их родственниками.

– Никто не откликнулся, кроме одного из сыновей Шиммингса: тот, похоже, заподозрил, что мы журналисты и намерены повесить на его папашу похищение Марго. Я по мейлу сделала попытку его разубедить. Надеюсь, сработает.

Страйк ненадолго прекратил методичное уничтожение ролла и, выпив залпом полкружки чая, сказал:

– У меня проблемы, по сути, те же. Убедиться в достоверности сцены «Драка двух женщин у таксофонных будок» не представляется возможным. Свидетельница Руби Эллиот и мать с дочерью Флери – вероятно, главные героини – тоже умерли. Но остались потомки – я им разослал сообщения. Ответ пока пришел ровно один: от внука Флери, который вообще не понял, о чем речь. У доктора Бреннера родных, похоже, не осталось вовсе. Он так и не женился, детей не завел, была одна сестра – и та умерла незамужней.

– А знаешь, сколько женщин носят имя Аманда Уайт? – вздохнула Робин.

– Могу себе представить. – Страйк откусил здоровенный кусок ролла. – Потому и поручил эту девушку тебе.

– Значит, ты?…

– Шутка, – перебил он, ухмыляясь от ее выражения лица. – А что там Пол Сетчуэлл и Глория Конти?

– Если их нет в живых, то умерли они за пределами Соединенного Королевства. Но вот какая странность: после семьдесят пятого года об этих двоих не нашлось никаких упоминаний.

– Совпадение, – изрек Страйк, поднимая брови. – Даутвейт, который страдал мигренями и довел до самоубийства любовницу, тоже испарился. Либо живет теперь за границей, либо сменил документы. После семьдесят шестого года – никаких адресов, но и свидетельства о смерти тоже нет. Я бы на его месте, думаю, тоже имя сменил. В газетах его ославили, помнишь? Работник хреновый, спал с женой сослуживца, посылал цветы женщине, которая вскоре исчезла…

– Мы не можем утверждать, что это были цветы, – буркнула Робин в свою кофейную чашку.

«Бывают ведь и другие подарки, Страйк».

– Ну, шоколадные конфеты. Один черт. А вот почему с горизонта исчезли Сетчуэлл и Конти – это объяснить труднее. – Страйк провел рукой по небритому подбородку. – Журналисты довольно быстро утратили к ним интерес. А Конти ты запросто нашла бы в интернете, если бы она просто взяла фамилию мужа. Не может быть, чтобы у Глории Конти тезок было столько же, как у Аманды Уайт.

– Мне тут подумалось: не переехала ли она в Италию? – сказала Робин. – Ее отец при крещении получил имя Рикардо. Там у нее могли остаться родственники. Я разослала через «Фейсбук» несколько запросов разным Конти, но из тех, кто ответил, ни у кого нет знакомой Глории. На всякий случай я прикрываюсь генеалогическими изысканиями: она может уйти в тень, если с места в карьер упомянуть Марго.

– Думаю, это правильно, – сказал Страйк, подсыпая себе в чай еще сахара. – А что, Италия – неплохая идея. Вполне возможно, что по молодости лет наша девушка захотела перемен. А вот исчезновение Сетчуэлла объяснить труднее. Судя по той фотографии, он не страдал излишней застенчивостью. Наверное, к этому времени где-нибудь да всплыл бы, рекламируя свои картины.

– Я пробила художественные выставки, аукционы, галереи. Он буквально растворился.

– А у меня кое-какие подвижки есть, – сказал Страйк, доедая ролл и вытаскивая из кармана блокнот. – Сидя днями напролет в больнице, можно, оказывается, горы своротить. Я нашел четверых свидетелей, и один уже дал по мейлу согласие на встречу: Грегори Тэлбот, сын того самого Билла Тэлбота, который слетел с катушек и стал прямо на протоколах рисовать пентаграммы. Когда я объяснил, чем занимаюсь и кто меня нанял, Грегори вполне доброжелательно согласился побеседовать. Поеду в нему в субботу, – может, и ты захочешь присоединиться.

– Я не смогу, – огорчилась Робин. – Моррис и Энди оба взяли отгулы по семейным обстоятельствам. На выходные остаемся только мы с Барклаем.

– Ну, жаль, – сказал Страйк. – Так, еще я вышел на двух женщин, которые работали вместе с Марго в амбулатории. – Страйк перелистнул страницу блокнота. – Дело облегчалось тем, что медсестра, Дженис, до сих пор носит фамилию первого мужа. Адрес, полученный от Гупты, устарел, но найти ее, отталкиваясь от этого места, было делом техники. Сейчас она проживает на Найтингейл-Гроув…

– Как по заказу… – отметила Робин[2]2
  Аллюзия на Флоренс Найтингейл (1820–1910), знаменитую сестру милосердия.


[Закрыть].

– …в районе Хизер-Грин. Что же касается Айрин Булл, она нынче миссис Айрин Хиксон, вдова владельца успешной строительной фирмы. Живет в Гринвиче, на Серкус-стрит.

– Ты с ними созвонился?

– Решил сначала написать, – ответил Страйк. – Обе уже немолоды, живут в одиночку… Я рассказал, кто мы такие и по чьему заказу работаем: пусть проверят, убедятся в нашей безупречной репутации, а возможно, даже свяжутся с Анной.

– Все предусмотрел, – сказала Робин.

– И собираюсь также подкатить к Уне Кеннеди, которая в тот вечер ожидала Марго в пабе; надо только удостовериться, что это она самая. Анна упоминала ее место жительства – Вулвергемптон, но та, которую я нашел, живет в Эйнсвике. Возраст подходящий, сейчас она не у дел, а раньше была, пардон, викарием.

Робин усмехнулась при виде его неприязненно-настороженного лица:

– Тебя чем-то не устраивают викарии?

– Нет-нет, – ответил Страйк и после паузы добавил: – В общем и целом. Викарий викарию рознь. Но Уна в семидесятых работала официанткой в клубе «Плейбой». Стоит рядом с Марго на одном из газетных снимков и в подписях названа по имени. Тебя не смущает столь резкий скачок: из полуголых зайчиков – да в викарии?

– Да, любопытная траектория жизни, – согласилась она, – но ведь и ты сейчас ведешь беседу с бывшей временной секретаршей, которая выбилась в сыщики. И кстати, об Уне. – Робин достала из сумки книгу «Демон Райского парка» и открыла на нужной странице. – Хотела тебе показать небольшой отрывок. Вот смотри. – Она протянула ему книгу. – Карандашом отчеркнуто.

– Я эту книгу прочел от корки до корки, – сказал Страйк. – Что еще за отрывок?…

– Сделай одолжение, – не отступалась Робин, – прочти то, что у меня отмечено.

Страйк вытер пальцы бумажной салфеткой, взял книгу и стал читать абзацы, обведенные жирной карандашной линией.

Незадолго до своего исчезновения Марго Бамборо записалась в ислингтонский лечебно-реабилитационный центр на Брайд-стрит, частное медицинское учреждение, которое в 1974 году предлагало аборты с соблюдением конфиденциальности.

Оно закрылось в 1978 году; архивы, которые могли бы показать, что Бамборо подверглась этой операции, утрачены. Однако автор книги «Что же случилось с Марго Бамборо?» высказывает предположение, что она позволила кому-нибудь из знакомых воспользоваться ее именем, и отмечает, что ирландка по происхождению и подруга по работе в клубе «Плейбой», та самая, которая в тот роковой вечер якобы должна была встретиться с Бамборо в пабе, имела веские основания поддерживать легенду о назначенной встрече даже после смерти Бамборо.

Медицинский центр находился в восьми минутах ходьбы от подвального жилища Денниса Крида на Ливерпуль-роуд. Логично предположить, что Марго Бамборо в тот день вообще не собиралась идти в паб: она могла солгать знакомым, чтобы выгородить себя или другую женщину, и была похищена не с тротуара в Кларкенуэлле, а ближе к съемному подвалу Крида у Парадиз-парка.

– Что за… – начал Страйк, словно пораженный молнией. – В моей книге такого нет. У тебя на три абзаца больше!

– Я сразу подумала, что ты этого не читал. – Робин осталась довольна. – У тебя наверняка более позднее издание. А у меня – самое первое. Убедись. – Не забирая книгу из рук Страйка, Робин открыла страницу в конце со списком литературы. – Видишь? «К. Б. Оукден. „Что же случилось с Марго Бамборо?“ Тысяча девятьсот восемьдесят пять». Однако в указанном году книга не вышла в свет, – продолжала она. – Тираж пошел под нож. Автору «Демона», по всей вероятности, достался сигнальный экземпляр. Я копнула поглубже. Эта история произошла, естественно, в доинтернетовскую эпоху, но я обнаружила пару ссылок на юридические статьи, где показано, как иск за клевету может предотвратить выход печатного издания. Если вкратце: Рой Фиппс и Уна Кеннеди подали совместный иск против Оукдена и выиграли дело. Тираж оукденовской книги уничтожили, после чего «Демона» спешно перепечатали без оскорбительного пассажа.

– К. Б. Оукден? – повторил Страйк. – Не он ли…

– Сын секретаря-машинистки Дороти. Он самый. Полное имя: Карл Брайс Оукден. Последний адрес, который я нашла, – в Уолтэмстоу, но оттуда он переехал, а куда – пока не выяснила.

Перечитав отрывок насчет абортария, Страйк заключил:

– Если Фиппс и Кеннеди добились запрета на выпуск этой книги, значит они сумели убедить судью, что данная информация частично или полностью недостоверна.

– Какая подлая ложь, да? – сказала Робин. – Скажи он, что Марго сделала аборт, – это само по себе было бы гнусно, а он еще намекает, что это была Уна и что она скрыла, где в тот вечер находилась Марго…

– Странно, что издательские юристы пропустили этот эпизод… – задумался Страйк.

– Оукден принес свою рукопись в небольшое издательство, – объяснила Робин. – Я проверяла. Вскоре после того, как его книга пошла под нож, оно закрылось. Скорее всего, там вообще юристов не спрашивали.

– И очень глупо, – сказал Страйк, – но если в издательстве сидят не отъявленные самоубийцы, вряд ли они станут публиковать совсем уж беспочвенный вымысел. Должна быть какая-то основа. А этот субъект, – Страйк поднял книгу над головой, – был асом журналистских расследований. Он не стал бы строить такие гипотезы на пустом месте.

– А мы можем его прощупать или он?…

– Умер, – сказал Страйк и, задумчиво помолчав, продолжил: – Запись в медицинский центр была, скорее всего, сделана от имени Марго. Остается вопрос: она старалась для себя или же кто-то другой без разрешения воспользовался ее именем? – Он еще раз перечитал самое начало. – И точная дата не указана: «Незадолго до своего исчезновения»… скользкая формулировка. Если прием был назначен на день исчезновения, автор мог прямо так и сказать. Вот это стало бы настоящим откровением, какие полиция не оставляет без внимания. А «незадолго до своего исчезновения» можно толковать сколь угодно широко.

– Но совпадение довольно странное, правда? – заметила Робин. – Почему она выбрала стационар, ближайший к дому Крида?

– Н-да… – сказал Страйк, но после недолгого размышления добавил: – Впрочем, не знаю. Это семьдесят четвертый год – много ли абортариев было тогда в Лондоне? – Вернув книгу Робин, он продолжал: – Возможно, этим и объясняется, почему Рой Фиппс так задергался, когда его дочь надумала поговорить с Уной Кеннеди. Он боялся, как бы девочка-подросток не узнала, что мать лишила ее брата или сестренки.

– Мне приходило в голову то же самое, – сказала Робин. – Услышать такое – это страшный удар. Особенно если учесть, что девочка всю сознательную жизнь пыталась выяснить, действительно ли мать ее бросила.

– Надо попытаться раздобыть еще один экземпляр этого издания, – сказал Страйк. – Коль скоро тираж успели отпечатать, вряд ли от него уцелела одна-единственная книжка. Автор мог знакомым раздарить. Послать рецензентам, да мало ли кому.

– Я уже над этим работаю, – сообщила Робин. – Оставила заказы у нескольких букинистов. – Она не в первый раз делала для агентства нечто такое, после чего хочется вымыть руки. – Когда пропала Марго, Карлу Оукдену было всего четырнадцать лет. Написать о ней целую книгу, вытянуть откуда-то связи, заявить, что Марго дружила с его матерью…

– Угу, прохвост еще тот, – согласился Страйк. – А когда он уехал из Уолтэмстоу?

– Пять лет назад.

– По социальным сетям его пробила?

– Да. Только ничего не нашла.

У Страйка в кармане завибрировал мобильный. Робин заметила, как по лицу ее напарника пробежала тень тревоги, и решила, что он подумал о Джоан.

– Что-то неладно?

При взгляде на дисплей он еще больше помрачнел.

Сообщение начиналось так:

Бро, можно с тобой потолковать с глазу на глаз? Рекламная кампания и новый альбом очень много значат для папы. Мы просим о сущей…

– Нет, все хорошо, – ответил он, не дочитав до конца и возвращая мобильный в карман. – Итак, ты хотела посетить…

На миг у него вылетело из головы непредсказуемое место, куда хотела направиться Робин, из-за чего, собственно, они и сидели сейчас в этом кафе.

– Национальную портретную галерею, – напомнила Робин. – Именно там, в сувенирном магазине, были куплены три открытки для синоптика.

– Три… прости… для кого?

Его сбило с мысли полученное сообщение. Он ясно дал понять, что не намерен присутствовать на тусовке по случаю выхода нового отцовского альбома и фотографироваться с единокровными братьями и сестрами, дабы преподнести отцу памятный подарок – групповой портрет.

– Для синоптика, которому не дает житья Открыточник, – уточнила она и пробормотала: – Ладно, не важно, просто возникла такая мысль.

– А конкретно?

– Понимаешь, предпоследняя из открыток была репродукцией портрета, который «постоянно напоминает» отправителю о нашем синоптике. Вот я и подумала: может, этот портрет висит где-нибудь на видном месте и мозолит глаза? Может, Открыточнику втайне хочется об этом сообщить, чтобы синоптик отправился на поиски?

Но, еще даже не договорив, она отбросила эту версию как неубедительную: истина заключалась в том, что у них не было ни малейшей зацепки по делу Открыточника. Они даже не выяснили, мужчина это или женщина. После установления слежки за домом синоптика Открыточник как в воду канул. Возможно, три открытки, приобретенные в одном и том же месте, что-нибудь да значили, но возможно, и ровным счетом ничего. А что еще у них на него есть?

В ответ Страйк что-то пробурчал себе под нос. Заподозрив, что за этим стоит отсутствие энтузиазма, Робин вернула свой экземпляр книги в сумку и спросила:

– Ты потом в контору?

– Ага. Обещал Барклаю в два часа подхватить за ним Балеруна. – Страйк зевнул. – А до этого хотелось бы часок придавить… – Оттолкнувшись руками от стола, он поднялся с места. – Я позвоню – сообщу, куда нас приведет Грегори Тэлбот. И спасибо, что в мое отсутствие держала оборону. Ценю, честное слово.

– Оставь, пожалуйста, – сказала Робин.

Взвалив на плечо рюкзак, Страйк похромал к выходу. С некоторым облегчением Робин наблюдала за ним через окно: помедлив, чтобы закурить, он двинулся дальше и скрылся из виду. Тогда она проверила время: до открытия Национальной портретной галереи нужно было как-то убить полтора часа.

Несомненно, существовали более приятные способы скоротать час с лишним, нежели гадать, от кого Страйк получил SMS – уж не от Шарлотты ли Кэмпбелл, но зато эта догадка на удивление долго владела ее мыслями.