Текст книги "Странная история мистера Джонатана Хога"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Хайнлайн Роберт
Странная история мистера Джонатана Хога

Роберт ХАЙНЛАЙН

СТРАННАЯ ИСТОРИЯ МИСТЕРА ДЖОНАТАНА ХОГА

Бесстрашно отгоните Надежд самообман, С достоинством примите Тот жребий, что нам дан: Отжив, смежим мы веки, Чтоб не восстать вовеки, Все, как ни вьются, реки Вольются в океан. А. И. Суинберн

– Это что, кровь? Джонатан Хог нервно облизнул пересохшие губы и подался вперед, пытаясь прочитать, что написано в лежащем перед врачом листке бумаги. Доктор Потбери пододвинул бумажку к себе и взглянул на Хога поверх очков. – А почему вы, собственно, думаете, что у вас под ногтями кровь? Есть какая-нибудь причина? – Нет. То есть... Ну, в общем, нет. Но ведь это все-таки кровь, так ведь? – Нет! – с каким-то нажимом сказал Потбери. – Нет, это не кровь. Хог знал, что должен почувствовать облегчение. Но облегчения не было. Было внезапное осознание: все это время он судорожно цеплялся за страшную догадку, считая коричневатую грязь под своими ногтями засохшей кровью, с единственной целью – не думать о чем-то другом, еще более невыносимом. Хога слегка затошнило. Но все равно он обязан узнать... – А что это, доктор? Скажите мне. Потбери медленно смерил его взглядом. – Вы пришли ко мне с вполне конкретным вопросом. Я на него ответил. Вы не спрашивали у меня, что это за субстанция, вы просили определить, кровь это или нет. Это не кровь. – Но... Вы издеваетесь надо мной. Покажите мне анализ. Приподнявшись со стула, Хог протянул руку к лежащей перед врачом бумаге. Потбери взял листок, аккуратно разорвал его пополам, сложил половинки и снова разорвал их. И снова. – Да какого черта! – Поищите себе другого врача, – сказал Потбери. – О гонораре можете не беспокоиться. Убирайтесь. И чтобы ноги вашей здесь больше не было. Оказавшись на улице, Хог направился к станции подземки. Грубость врача буквально потрясла его. Грубость пугала его – равно так же, как некоторых пугают змеи, высота или тесные помещения. Дурные манеры, даже не направленные на него лично, а только проявленные при нем, вызывали у Хога тошноту, чувство беспомощности и крайний стыд. А уж если мишенью грубости становился он сам, единственным спасением было бегство. Поставив ногу на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей к эстакаде, он замялся. Даже при самых лучших обстоятельствах поездка в надземке была суровым испытанием – толчея, давка, жуткая грязь и каждую секунду – шанс нарваться на чью-либо грубость, сейчас ему этого просто не выдержать. Хог подозревал, что, услышав, как вагоны визжат на повороте, он завизжит и сам. Он развернулся и тут же был вынужден остановиться, оказавшись нос к носу с каким-то человекам, направлявшимся к лестнице. – Поосторожней, приятель, – сказал человек, проходя мимо отпрыгнувшего в сторону Хога. – Извините, – пробормотал Хог, но человек был уже далеко. Фраза, произнесенная прохожим, звучала резковато, но отнюдь не грубо, так что этот случай не должен был обеспокоить Хога, однако обеспокоил. Его вывели из равновесия одежда, лицо, даже сам запах этого человека. Хог прекрасно понимал, что поношенный комбинезон и кожаная куртка – совсем не повод для упрека, равно как и слегка запачканное лицо с полосами засохшего трудового пота. Козырек фуражки встречного украшала овальная кокарда с номером и какими-то буквами. Хог решил, что этот человек – водитель грузовика или механик, или сборщик – словом представитель одной из тех квалифицированных профессий, благодаря которым бесперебойно крутятся колесики и шестеренки нашей цивилизации. Скорее всего – добропорядочный семьянин, любящий отец и хороший кормилец, а самые большие его отклонения от добродетели – лишняя кружка пива да склонность поднимать на гривенник, имея на руках две пары [Имеется в виду игра в покер]. А то, что Хог позволяет себе брезгливо относиться к такой внешности и предпочитает белую рубашку, приличное пальто и перчатки – это просто каприз, другого слова и не подберешь. И все же исходи от этого человека запах лосьона для бритья, а не пота, случайная встреча не оставила бы такого неприятного впечатления. Все это Хог сказал себе, а заодно назвал себя глупым и слабонервным. И все же – неужели такое грубое, зверское лицо может быть маской, за которой скрываются теплота и чувствительность? С этой-то бесформенней картошкой вместо носа, с этими свинячьими глазками? Ладно, все это ерунда, он поедет домой на такси и не будет ни на кого смотреть. Вот как раз и стоянка – чуть впереди, перед деликатесной лавкой. – Куда едем? Дверца такси была распахнута, в голосе шофера звучала безликая, безразличная настойчивость. Хог поймал его взгляд, чуть поколебался и передумал. Опять это скотство глаза, лишенные глубины, кожа, обезображенная черными головками угрей и крупными порами. – М-м-м... извините, пожалуйста. Я кое-что забыл. Хог отвернулся от машины и тут же снова был вынужден резко остановиться кто-то вцепился ему в талию, как оказалось – маленький мальчик на роликовых коньках. Восстановив равновесие, Хог придал своему лицу выражение отеческой доброты, которое использовал при общении с детьми. – Ну, ну, малыш. Взяв мальчика за плечо, он осторожно отодрал его от себя. – Морис! Голос прозвучал над самым ухом, визгливый и бессмысленный. Кричала женщина, высокая и пухлая, только что появившаяся в дверях деликатесной лавки. Схватив мальчика за другое плечо, она рванула его в сторону, одновременно замахиваясь другой рукой – с очевидной целью врезать ему по уху. Хог начал было защищать мальчика, но осекся, увидев, с каким выражением смотрит на него женщина. Почувствовав настроение матери, мальчишка пнул Хога ногой. Стальные ролики ободрали голень. Было очень больно. Хог пошел прочь, куда попало, лишь бы уйти. Слегка прихрамывая из-за пострадавшей ноги, он свернул в первый же переулок, уши и затылок Хога горели от стыда, словно он вправду обидел этого щенка, на чем и был постыдно пойман. Переулок оказался не лучше улицы. Его не окаймляли витрины магазинов, над ним не висел стальной желоб надземки, зато здесь сплошной стеной стояли жилые дома, четырехэтажные, перенаселенные чуть ли не как ночлежки. Поэты воспевают прекрасное и невинное детство. Только вряд ли их восторги относятся к обитателям такого вот переулка, да еще увиденного глазами Хога. Мальчишки напоминают ему крысят – злобные, пустые, не по годам ушлые. Девчонки ничем не лучше. У восьми-девятилетних, неоформившихся и костлявых, все ясно написано на сморщенных личиках – сплетницы, мелкие злобные душонки, рожденные для каверз и глупой болтовни. Их чуть более старшие сестрички, едва вышедшие из детского возраста, но уже насквозь пропитанные трущобным духом, заняты, похоже, единственной мыслью – как бы произвести впечатление своими столь недавно обретенными прелестями – объектом этих стараний являлся, естественно, не Хог, а прыщавые юнцы, околачивающиеся вокруг драгстора. Даже младенцы в колясках... Хог любил разыгрывать роль доброго дядюшки, считая, что ему нравятся маленькие дети. Только не эти. Обмотанные соплями, вонючие, жалкие, непрерывно визжащие... Маленькая гостиница напоминала тысячи ей подобных, явно третьеразрядная и без малейших претензий на что-либо большее. Неоновая вывеска "Отель Манчестер", а ниже, помельче: "Комнаты для постоянных и временных жильцов". Вестибюль шириной всего в половину здания, длинный, узкий и плохо освещенный. Такое заведение не замечаешь, если только не ищешь его специально. В таких местах останавливаются коммивояжеры, вынужденные экономить командировочные, а постоянно живут одинокие люди, которым не по карману что-либо лучшее. Единственный лифт представляет собой клетку из железных прутьев, кое-как заляпанную золотой краской. Пол вестибюля кафельный, по углам – латунные плевательницы. Конторка портье, две чахлые пальмы в бочках и восемь кожаных кресел. Одинокие, ничейные старики, у которых, кажется, даже и прошлого никогда не было, сидят в этих креслах, живут в номерах наверху. В этих номерах их и находят время от времени качающимися на люстре, в петле из собственного галстука. Хог не собирался заходить в "Манчестер", просто по тротуару неслась стайка детей, и ему пришлось попятиться, чтобы не быть сбитым с ног. Видимо какая-то игра, до ушей донесся конец пронзительна выкрикиваемой считалки: "...летела мина из Берлина, по-немецки говорила, пендель в жопу, в глаз кулак, кто последний, тот дурак". – Вы кого-нибудь ищете, сэр? Или желаете снять комнату? Хог удивленно повернулся. Комната? Больше всего ему хотелось оказаться в собственной, такой уютной квартире, но в данный момент комната, любая комната, лишь бы в ней можно было запереться, отгородиться дверью от внешнего мира, тоже казалась чуть ли не пределом мечтаний. – Да, мне нужна комната. Развернув регистрационную книгу, портье пододвинул ее к Хогу. – С ванной или без? С ванной – пять пятьдесят, без – три с полтиной. – С ванной. Портье смотрел, как Хог расписывается в книге и отсчитывает деньги, но потянулся за ключом, только получив пять долларов пятьдесят центов. – Рады иметь вас своим гостем. Билл! Проводи мистера Хога в четыреста двенадцатый. Единственный рассыльный, скучающий в вестибюле, сводил Хога в ту самую золоченую клетку и искоса окинул взглядом с головы до ног, не упустив из внимания дорогой плащ и полное отсутствие вещей. В номере он чуть-чуть приоткрыл окно, включил в ванной свет и в ожидании замер у двери. – Может, ищете кого-нибудь, – поинтересовался он. – Помощь нужна? Хог сунул ему чаевые. – Уматывай, – неожиданно грубо сказал он. Похабная улыбка исчезла с лица рассыльного. – Как знаете, – дожал он плечами. В комнате находилась двуспальная кровать, комод с зеркалом, стул и кресло. Над кроватью висела окантованная гравюра, изображавшая, если верить надписи, "Колизей в лунном свете". Но дверь запиралась не только на замок, но и на засов, а окно выходило не на улицу, а в узкий проулок. Хог опустился в кресло. Продавленное сиденье сейчас его не волновало. Он снял перчатки и посмотрел на свои ногти. Абсолютно чистые. А может, все это просто галлюцинация? Может, он и не ходил к доктору Потбери? Если у человека однажды была потеря памяти, она в любой момент может повториться, да и галлюцинации – тоже. Верно, но не могло же все это ему просто примерещиться, слишком уж яркие воспоминания. Или могло? Он начал перебирать события в памяти. Сегодня среда, у него был выходной, как и всегда по средам. Вчера он вернулся с работы обычным путем и в обычное время. Он начал одеваться к ужину – несколько рассеянно, так как одновременно решал, куда пойти. Попробовать этот новый итальянский ресторанчик, который так расхваливает чета Робертсонов? А может, надежнее будет положиться на неизменно аппетитный гуляш, приготовленный шеф-поваром "Будапешта"? Решение остановиться на последнем, более безопасном варианте было уже почти принято, когда зазвонил телефон. Хог чуть не прозевал этот звонок из-за воды, шумевшей в раковине. Услышав что-то вроде звонка, он закрыл кран. Ну так и есть – телефон. Звонила миссис Поумрой Джеймсон, одна из тех немногих, в гости к кому он любил ходить, очаровательная женщина, а заодно и обладательница повара, который умеет готовить прозрачные супы, не напоминающие по вкусу воду, оставшуюся после мытья посуды. И соусы. Так что проблема решалась сама собой. – Меня неожиданно подвели в самый последний момент, и мне просто необходим еще один мужчина за столом. Вы свободны? И вы согласитесь мне помочь? Согласны? Мистер Хог, вы просто душка. Хог очень обрадовался, нимало не обижаясь, что его позвали в последнюю секунду вместо кого-то другого, нельзя же в конце концов ожидать, что тебя будут приглашать на каждый маленький ужин. Он был в восторге от возможности оказать услугу Эдит Поумрой. Она подавала к рыбе незамысловатое, но вполне пристойное белое вино и никогда не опускалась до распространенного сейчас вульгарного обычая подавать шампанское когда попало. Прекрасная хозяйка, и Хогу льстило, что она так легко обратилась за помощью именно к нему. Значит, она чувствовала, что даже не запланированный заранее, он хорошо впишется в компанию гостей. Вот с такими мыслями в голове, вспоминал Хог, он и одевался. Наверное, за всеми этими волнениями, да еще с телефонным звонком, прервавшим привычные процедуры, он и забыл почистить ногти. Да, так оно, скорее всего, и произошло. Уж конечно ему негде было испачкать ногти – да еще таким жутким образом – по пути к Поумроям, к тому же он был в перчатках. И кто бы там увидел эти ногти, он бы и сам ничего не заметил, если бы не золовка миссис Поумрой – женщина, которой Хог всегда старался по возможности избегать. С не допускающей сомнения уверенностью, считающейся почему-то современной, она провозгласила, что род занятий человека оставляет на нем безошибочные следы. – Возьмите, например, моего мужа – ну кем он может быть, как не адвокатом? Иди вы, доктор Фитгс – всегда словно у постели больного. – Надеюсь, не тогда, когда я на званом ужине? – Но полностью от этого вам никогда не избавиться. – Пока что вы ничего нам не доказали. Вы же знаете, кто мы такие. После чего эта до крайности неприятная женщина окинула взглядом сидящих за столом и уставилась в конце концов на Хога. – Пусть меня проверит мистер Хог. Я не знаю, чем он занимается. Никто не знает. – Ну что ты придумываешь, Юлия. Увидев, что уговоры бесполезны, миссис Поумрой повернулась к своему соседу слева. – В этом году Юлия занялась психологией, – улыбнулась она. Левый ее сосед, Садкинс, или Снаггинс, или нет, Стаббинс, так вот, этот Стаббинс спросил: – А каков род занятий мистера Хога? – Это – маленькая тайна. Он никогда не разговаривает в обществе о работе. – Да нет, – вмешался Хог. – Я просто не считаю... – Только не говорите, – остановила его эта женщина. – Я сейчас определю сама. Какое-то из профессиональных занятий. Я так и вижу вас с портфелем. Он и не собирался ей ничего говорить. Некоторые предметы годятся для обсуждения за столом, некоторые – нет. Но она продолжала: – Возможно, вы занимаетесь финансами. А может, торгуете картинами или книгами. Похожи вы и на писателя. Покажите мне ваши руки. Несколько обескураженный такой просьбой, Хог положил, однако, руки на стол без малейших опасений. Женщина прямо бросилась на него. – Ну вот, все ясно. Вы химик. Все повернули головы. И все увидели темные каемки под его ногтями. Наступившую на мгновение тишину нарушил ее муж. – Что за ерунда, Юлия. Ногти можно испачкать десятками различных способов. Возможно, Хог балуется фотографией или гравирует по металлу. Твоя догадка не пройдет без доказательств ни в одном суде. – Вот полюбуйтесь, как рассуждают адвокаты! А я уверена, что не ошибаюсь. Ведь правда, мистер Хог? Все это время он неотрывно смотрел на свои ногти. Появиться на званом ужине с грязными ногтями – уже одного этого было достаточно для расстройства, даже если бы он понимал, как такое могло случиться. Но Хог не имел ни малейшего представления, где он мог испачкать ногти. На работе? Вероятно, да, но только чем он занимался на работе? Он не знал. – Так скажите, мистер Хог, ведь я права, верно ведь? С большим трудом отведя глаза от этих жутких каемок, Хог еле слышно пробормотал: "Прошу извинить меня" – и встал из-за стола. В ванной он, поборов беспричинное отвращение, вытащил перочинный нож и выскреб из-под ногтей липкую красновато-коричневую грязь. Непонятная субстанция пристала к лезвию, он вытер его бумажной салфеткой, чуть помедлил, сложил салфетку и сунул ее в жилетный карман. А затем взял щетку и несколько раз тщательно вымыл руки. Хог не мог уже вспомнить, в какой именно момент появилась у него уверенность, что это вещество – кровь, человеческая кровь. Он сумел найти котелок, плащ, перчатки и трость, не обращаясь за помощью к горничной, и, ни с кем не прощаясь, торопливо покинул дом гостеприимной хозяйки. Обдумывая это происшествие сейчас, в тишине убогого гостиничного номера, Хог вонял, что первый его страх был вызван инстинктивным отвращением при виде темно-красной грязи под ногтями. И лишь потом он осознал, что не понимает, где мог испачкать ногти, не понимает потому, что не помнит, где был сегодня. Или вчера. Или в любой из предыдущих дней. Он не знал, какая у него профессия. Это было нелепо, чудовищно – и очень пугало. Ужинать Хог не стал, чтобы не покидать жалкую, но спокойную комнатушку; около десяти часов он наполнил ванную довольно горячей – какая уж текла из крана – водой и лег в нее. Купание его немного успокоило, судорожно мелькавшие мысли пришли хоть в какой-то порядок. "Во всяком случае, – утешал себя Хог, – если я не способен вспомнить род своих занятий, то уж конечно не смогу к ним вернуться. И значит – не рискую снова обнаружить у себя под ногтями этот ужас." Хог вылез из ванной, вытерся, лег и, несмотря на незнакомую кровать, сумел в конце концов уснуть. Проснулся он от какого-то страшного сна, хотя не сразу это понял, настолько убогая безвкусица комнаты согласовывалась со сном. Когда он осознал, где и почему находится, даже кошмарный сон показался предпочтительнее реальности. Правда, вспомнить, что именно ему виделось, Хог уже не мог. На часах обычное время его утреннего подъема; позвонив коридорному, Хог заказал завтрак в номер. К тому времени как из расположенного за углом ресторанчика принесли завтрак, он уже оделся и был полон нетерпения отправиться домой. Выпив две чашки безвкусного кофе и поковыряв еду, Хог покинул гостиницу. Войдя в свою квартиру, он повесил плащ и шляпу, снял перчатки и привычно направился в ванную. Здесь он тщательно вычистил ногти левой руки и как раз взялся за правую, когда сообразил, чем занимается. Ногти левой его руки были белыми и чистыми, а правой – темными и грязными. Изо всех сил стараясь сдерживаться, Хог выпрямился, взял с туалетного столика свои часы, затем пошел в спальню и проверил их по висящим, там электрическим часам. И те и другие показывали десять минут седьмого обычное время, когда он возвращается домой вечером. Возможно, он забыл свою профессию, но вот она-то о нем не забыла. Ночной телефон фирмы "Рендалл и Крэг, Конфеденциальные расследования" располагался не в конторе, а на квартире – это было удобнее, так как Рэндалл женился на Крэг еще на заре их делового сотрудничества. Младший партнер только что положила грязные после ужина тарелки в раковину и теперь пыталась принять решение – нужна ли ей "книга месяца", рекомендованная клубом, когда раздался телефонный звонок, и пришлось брать трубку. – Да? – спросила она не очень довольным голосом и добавила через несколько секунд: – Да. Старший партнер приостановил свое занятие, это было весьма сложное научное исследование, связанное с оружием, баллистикой и некоторыми крайне эзотерическими аспектами аэродинамики, – говоря конкретно, он отрабатывал бросок дарта из-под руки, причем мишенью служило прикрепленное к доске для резки хлеба цветное изображение самой модной сейчас в обществе девицы. Один дарт воткнулся красотке прямо в левый глаз, теперь шли попытки придать лицу симметрию. – Да, – снова сказала Крэт, жена Рэндалла, – А ты попробуй сказать "нет", – посоветовал ей муж. – Заткнись и дай карандаш, – ответила она, прикрыв микрофон рукой, а затем перегнулась через столик и сняла с крючка висевший на стене блокнот. – Да, говорите. Получив от супруга карандаш, она изобразила на бумаге несколько крючков и загогулин, которыми пользуются стенографистки вместо нормальных человеческих букв. – Не думаю, – сказала она после некоторой паузы. – В такое время мистера Рэндалла обычно нет. Он предпочитает принимать клиентов в нормальные рабочие часы. Мистер Крэг? Нет, мистер Крэг не сможет вам помочь. Да, я уверена. Даже так? Подождите секунду, не вешайте трубку, я попробую узнать. Рэндалл совершил еще одно покушение на очаровательную девушку. Дарт воткнулся в ножку радиолы. – Так что там? – Звонит какой-то тип, которому просто не терпится увидеться с тобой, и прямо сегодня. По фамилии Хог, Джонатан Хог. Заявляет, что ему физически невозможно посетить тебя днем. Сперва не хотел говорить, что у него за дело, а когда попробовал, наплел нечто несусветное. – Джентльмен или жлоб? – Джентльмен. – С деньгами? – Похоже. Эта сторона его вроде не беспокоит. Возьми-ка ты это дело, Тедди. Пятнадцатое апреля на носу. – О'кей. Дай мне его. Отмахнувшись от мужа, она снова заговорила в трубку. – К счастью, я сумела все-таки найти мистера Рэндалла. Через несколько секунд он сможет с вами поговорить. Подождите, пожалуйста. Прервав разговор, она аккуратно отсчитала по часам тридцать секунд, а затем сказала; – Мистер Рэндалл на проводе. Говорите, мистер Хог, – и сунула трубку мужу. – Говорит Эдвард Рэндалл. В чем у вас дело, мистер Хог?.. Да нет, мистер Хог, думаю, вам все-таки лучше зайти сюда утром. В конце концов, мы ведь тоже люди и должны когда-то отдыхать, во всяком случае я должен... Хочу сразу предупредить вас, мистер Хог, когда солнце опускается, цены у меня поднимаются... Ну, дайте немного подумать. Я как раз собирался идти домой. По правде говоря, я только что позвонил своей жене, и она ждет меня, а вы же знаете, что такое женщины. Но если бы вы согласились зайти ко мне домой минут через двадцать, то есть в... э-э... восемь семнадцать, мы могли бы поговорить. Хорошо. У вас есть под рукой карандаш? Пишите адрес... Рэвдалл положил трубку на рычаг. – Ну и кем же буду я на этот раз? Женой, партнером, секретаршей? – А ты сама как думаешь? Ведь это ты с ним говорила. – Лучше, пожалуй, женой, а то голос у него малость чопорный. – Женой так женой. – И я переоденусь в платье. А ты, мозговой центр, убрал бы куда-нибудь эти свои цацки. – Может, не стоит? Хороший штрих, такая, знаешь ли, небольшая невинная эксцентричность. – Давай тогда выложим трубочный табак в ковровом шлепанце. Или сигареты "Реджи". Она выключила верхний свет, а затем поставила стол и торшеры таким образом, чтобы кресло, в которое сядет посетитель, было хорошо освещено. Не удостоив ответом гнусный выпад младшего партнера, старший партнер детективного агентства собрал дарты, взял хлебную доску, задержавшись на мгновение, чтобы послюнить палец и потереть им царапину на радиоле, закинул все это хозяйство на кухню и прикрыл дверь. В мягком, приглушенном свете комната, из которой больше не открывался вид на кухню, выглядела строго и почти богато. – Добрый вечер, сэр. Дорогая, это мистер Хог. Мистер Хог... миссис Рэндалл. – Добрый вечер, мадам. Рэндалл помог гостю снять плащ, попутно удостоверившись, что тот не вооружен, носит пистолет не под мышкой, не на бедре, а в каком-то более скрытном месте. Рэндалл не страдал болезненной подозрительностью, он просто был прагматичным пессимистом. – Садитесь, пожалуйста, мистер Хог. Сигарету? – Нет, спасибо. Рэндалл помолчал. Он сидел и разглядывал посетителя – не грубо, спокойно, но в то же время – внимательно. Костюм английский или от братьев Брукс. И уж во всяком случае – не дешевка от Харта, Шаффнера и Маркса. Галстук такого качества, что впору называть его краватом – и притом скромный, что твоя монашенка. Да, тут можно содрать гонорар и побольше. Этот коротышка нервничает, никак не может сесть в кресле свободно. Возможно, его сковывает присутствие Синти. Тем лучше, пусть немного дойдет на медленном огне, а потом отставим в сторону. – Вы только не стесняйтесь миссис Рэндалл, – сказал он в конце концов. Все, что можно доверить мне, можно доверить и ей. – О.. о, да. Да, конечно. Не поднимаясь с кресла, Хог наклонился всем корпусом, от талии. – Я счастлив, что в нашей беседе будет участвовать миссис Рэндалл. На этом он замолчал, не собираясь вроде говорить о своих проблемах. – Ну так что, мистер Хог, – сказал наконец Рэндалл, утомившись играть в молчанку. – Вы, кажется, хотели о чем-то со мной посоветоваться, я верно вас понял? – Н-ну, да. – Тогда, возможно, вы расскажете мне, что у вас за дело? – Да, конечно. Это... То есть... Понимаете, мистер Рэндалл, вся эта история просто нелепа. – Так обычно и бывает. Но вы продолжайте. Неприятности с женщиной? Или кто-нибудь вас шантажирует? – Нет, нет! Ровно ничего похожего, все гораздо сложнее. Но я боюсь. – Чего? – Я не знаю, – быстро ответил Хог и добавил, судорожно переведя дыхание: Мне нужно, чтобы вы это узнали. – Подождите немного, мистер Хог, – недоумевающе остановил его Рэндалл. – Я что-то ничего не понимаю. Вы говорите, что боитесь чего-то и хотите, чтобы я выяснил, чего вы боитесь. Но ведь я – не психоаналитик. Я детектив. Чем конкретно может помочь вам в вашем деле детектив? Хог молчал, вид у него был совершенно несчастный, – Я хочу, чтобы вы узнали, чем я занимаюсь днем, – выпалил он наконец. Рэндалл снова внимательно оглядел своего клиента. – Так, значит, вы хотите, чтобы я узнал, чем вы занимаетесь днем? – Да, да, именно так. – М-м-м. А не проще ли будет, если вы сами расскажете мне это? – О, но я не могу этого рассказать. – Почему? – Потому, что не знаю. Рэндалла начало охватывать раздражение. – Мистер Хог, – сказал он. – За игру в загадки я обычно беру по двойному тарифу. Если я сейчас не услышу, чем вы занимаетесь днем, это будет вполне определенно указывать на недостаток у вас ко мне доверия, а в таком случае мне будет крайне затруднительно оказать вам какую бы те ни было помощь. Давайте начистоту. Чем вы занимаетесь днем и как это связано с вашим делом. И вообще – в чем состоит ваше дело? Мистер Хог встал. – Мне надо было с самого начала понимать, что я не смогу ничего объяснить, – сказал он убитым голосом скорее самому себе, чем Рэндаллу. – Извините, пожалуйста, что я вас побеспокоил. Я... – Подождите, мистер Хог, – впервые вмешалась Синтия Крэг Рэндалл. – Мне кажется, вы двое просто не понимаете друг друга. Ведь вы имеете в виду, если я правильно понимаю, что самым буквальным образом: не знаете, чем именно занимаетесь в дневное время? – Да, – благодарно повернулся к ней Хог. – Да, именно так. – И вы хотите, чтобы мы это узнали? Проследили за вами, выяснили, куда вы ходите, а потом рассказали вам, что вы там делали? – Да, – энергично кивнул головой Хог. – Именно это я и пытался сказать. Рэндалл перевел взгляд с Хога на жену, а потом опять на Хога. – Давайте сформулируем все поточнее, – медленно сказал он. – Значит, вы действительно не знаете, чем занимаетесь в дневное время, и хотите, чтобы я это узнал. Сколько времени продолжается такая ситуация? – Я... я не знаю. – Хорошо, ну а что же вы знаете? С некоторыми понуканиями Хог сумел все-таки рассказать свою историю. Из своего прошлого он помнил только последние пять лет, начиная с Дюбюка, с санатория Святого Георгия. Необратимая амнезия. Но эта болезнь больше его не беспокоила, он считал себя полностью вылечившимся. При выписке они, то есть администрация санатория, подыскали ему работу. – Какую работу? Этого Хог не знал. По всей видимости, это была та же самая должность, которую он занимал и сейчас, теперешняя его работа. Выписывая Хога из санатория, врачи настоятельно рекомендовали ему никогда не беспокоиться о служебных делах, никогда не брать работу на дом – не только в буквальном смысле слова, но даже и в мыслях. – Видите ли, – объяснил Хог, – они исходят из теории, что амнезия вызывается беспокойством и переутомлением. Доктор Рено подчеркивал – мне это очень хорошо запомнилось – что я не должен в свободное время говорить о работе, не должен о ней даже думать. Возвращаясь вечером домой, я должен забывать о делах и думать о более приятных материях. Именно так я и старался поступать. – Хм-м-м. И, похоже, добились успеха, такого успеха, что даже с трудом верится. Послушайте, а не пользовались ли они при лечении гипнозом? – Не знаю, просто не знаю. – Наверное, пользовались. А как думаешь ты, Син? Ведь все согласуется. – Да, согласуется, – кивнула Синтия. – Постгипнотическое внушение. Пять лет такой жизни – и он просто не может после работы думать о ней, не может, как бы ни старался. Только странная какая-то это терапия. Рэндалл был вполне удовлетворен. Психология – это по его части. Строит ли Синтия свои заключения на основе науки (формальная подготовка у нее приличная) или берет готовыми откуда-то из подсознания – этого он не знал, да, собственно, и знать не хотел. Главное – она всегда права. – Но у меня есть еще один вопрос, – добавил он. – Целые пять лет вы живете себе, не имея представления, где ваша работа и что вы там делаете. Отчего же вдруг такой интерес и озабоченность? Хогу пришлось рассказать и про разговор за столом, странное вещество под ногтями и про непонятное поведение врача. – И я боюсь, – закончил он несчастным голосом. – Сперва я думал, это кровь. А теперь я знаю, что это – нечто худшее. – Почему? – недоуменно поглядел на него Рэндалл. Хог нервно облизал губы. – Потому, что... Он беспомощно смолк. – Но ведь вы поможете мне, правда? Рэндалл встал. – Это не по моей части, – сказал он. – Совершенно ясно, что вам действительно нужна помощь, но помощь психиатра, а не детектива. В амнезии я ничего не понимаю. – Но я хочу именно детектива. Я хочу, чтобы вы проследили за мной и выяснили, чем я занимаюсь. Рэндалл открыл было рот, чтобы отказаться, но его остановила Синтия. – Мы сумеем помочь вам, мистер Хог, я в этом уверена. Пожалуй, вам и вправду стоит обратиться к психиатру... – Нет, ни в коем случае! – ...но если вы хотите, чтобы за вами проследили, это можно организовать. – Не нравится мне это, – повернулся к жене Рэндалл. – Мы ему не нужны. – Я оплачу ваши хлопоты. Хог положил перчатки на столик, полез в карман пиджака и стал отсчитывать купюры. – У меня тут только пять сотен, – озабоченно посмотрел он на Рэндалла. Хватит этого? – Сойдет, – ответила вместо мужа Синтия. – В качестве задатка, – уточнил Рэндалл. Взяв деньги, он небрежно сунул их в карман. – Да, кстати, – добавил он, – если вы не знаете, чем занимаетесь на работе, и все ваше прошлое ограничивается больницей, откуда же у вас деньги? Вопрос был задан небрежно, словно между прочим. – О, мне платят каждое воскресенье. Двести долларов наличными. Когда Хог ушел, Рэндалл отдал деньги жене. – Какие красивые фантики, – сказала она, разгладив и аккуратно сложив купюры. – Тедди, а чего это ты прямо из кожи вон лезешь, чтобы испортить такую голевую ситуацию? – Я хотел испортить? Да ничего подобного, я просто вздувал цену. Старая методика "видеть-тебя-не-могу-обними-меня-покрепче", – Так я и думала. Только ты чуть не перестарался. – Ни в коем разе. Я знал, что всегда могу положиться на тебя. Что уж ты-то не выпустишь клиента из дома, пока тот не выложит все до последнего цента. Синтия весело улыбнулась. – Хороший ты все-таки человек, Тедди. И у нас с тобой очень много общего. Мы оба любим деньги. Ну и насколько ты поверил этой истории? – Ни на грош. – Вот и я тоже. Очень неприятный тип, плюгавый и какой-то жутковатый. Интересно, что это он такие задумал. – Не знаю, но намерен выяснить. – Ты что, собираешься сам за ним следить? – А почему бы и нет? Зачем платить десятку в день какому-нибудь отставному полицейскому, который обязательно сделает все сикось-накось? – Мне как-то все это не по душе, Тедди. С чего это он платит такую кучу денег? – Синтия махнула рукой в сторону аккуратно сложенных купюр. – За удовольствие поводить тебя за нос? – Вот это я и узнаю. – Только поосторожнее. Не забывай про "Союз рыжих". – Союз... а, опять Шерлок Холмс, Пора бы тебе и повзрослеть, Син. – А я взрослая. Чего и вам желаю. Этот коротышка вызывает у меня ужас. Синтия вышла, чтобы спрятать деньги. Вернувшись в комнату, она обнаружила своего мужа рядом с креслом, в котором только что сидел Хог. Стоя на коленях, Рэндалл сосредоточенно работал распылителем. Он ноднял на нее глаза. – Син... – Да, Мозговой Центр? – Ты не трогала это кресло? – Конечно, нет. Я только протерла его ручки перед приходом этого типа – все как обычно. – Я не про это, а про после его ухода. Ты не помнишь, он снимал перчатки? – Подожди-ка секунду. Да. Я уверена, что снимал. Я помню, что посмотрела на его ногти, когда он нам про них вешал лапшу на уши. – Вот и я тоже, просто хотелось проверить, не спятил ли я. Ты погляди на эту поверхность. Синтия осмотрела полированные подлокотники кресла, покрытые сейчас тонким слоем серого порошка. Девственно гладкая поверхность, ни одного отпечатка пальца. – Наверное, он до них не дотрагивался... Да нет же, дотрагивался. Я сама это видела. Сказав: "Но я боюсь", он прямо вцепился в ручки. Я помню, как побелели костяшки его пальцев. – Может, коллодий? – Не говори глупостей. Тут же вообще нет пятнышка. Ты пожимал ему руку. Так что, был у него коллодий на ладонях? – Не думаю. Я должен был бы заметить. Человек Без Отпечатков Пальцев. Давай, будем считать его призраком и забудем о нем. – Призраки не платят наличными за то, чтобы за ними пустили хвост. – Нет, не платят. По крайней мере я о таком не слыхал. Поднявшись на ноги, Рэндалл направился к телефону и набрал номер междугородной связи. – Мне нужна медицинская служба Дюбюка, ээ... Прикрыв микрофон ладонью он окликнул жену. – Слушай, лапа, а в каком штате этот чертов Дюбюк? По прошествии сорока пяти минут и нескольких телефонных разговоров трубка была с силой брошена ив рычаг. – Все один к одному, – объявил Рэндалл. – В Дюбюке нет санатория Святого Георгия. Нет, не было и скорее всего никогда не будет. Ну и доктора Рено, естественно, тоже нет. – Вон он. Синтия Крэг Рэндалл больно толкнула своего мужа локтем. Тот продолжал держать перед лицом "Трибюн", делая вид, что газета очень его заинтересовала. – Сам вижу, – тихо ответил он. – Держи себя в руках. Можно подумать, ты никогда раньше ни за кем не следила. Главное тут – не суетиться. – Тедди, я прошу тебя, будь осторожен. – Непременно. Глядя поверх газеты, он проследил, как Джонатан Хог спускается по ступенькам. Квартира коротышки располагалась в Готэм-билдинге, здании весьма фешенебельном. Выйдя из-под козырька переднего входа, загадочный клиент свернул налево. Было ровно без семи минут девять утра. Рэндалл встал, аккуратно, не спеша, свернул газету, положил ее на скамейку автобусной остановки – своего наблюдательного пункта, а затем повернулся к расположенному рядом драгстору и опустил монетку в щель автомата, торгующего жевательной резинкой. Зеркало, укрепленное на лицевой стороне автомата, давало ему прекрасный вид на Хога, неторопливо шествующего по противоположной стороне улицы. Столь же неторопливо Рэндалл двинулся следом, но – по своей стороне. Синтия продолжала сидеть на скамейке, и только тогда, когда муж удалился на полквартала, встала и пошла за ним. На следующем углу Хог вошел в автобус. Воспользовавшись задержкой автобуса у светофора, Рэндалл перебежал улицу на красный свет и успел к автобусу в тот самый момент, когда тот трогался с места. Хог поднялся на открытый второй этаж машины. Рэндалл уселся внизу. Синтия подбежала слишком поздно, однако успела разглядеть номер автобуса. Остановив первое же свободное такси, она сказала этот номер водителю, и они пустились в погоню. Увидеть автобус удалось только через двенадцать кварталов, а еще через три квартала красный светофор позволил шоферу такси встать рядом с автобусом. Синтия рассмотрела внутри своего мужа, больше ей ничего и не надо было. Остаток поездки она посвятила тому, чтобы все время иметь в кулаке точную сумму по счетчику плюс четвертак чаевых. Увидев, что Хог и Рэндалл выходят, она попросила шофера притормозить. Такси свернуло к бровке тротуара в нескольких ярдах от автобусной остановки. К несчастью Хог шел как раз в ее направлении, и Синтия не смогла выйти сразу. Она отсчитала шоферу точную сумму, одновременно краем глаза – того глаза, который у хорошего сыщика расположен на затылке – приглядывая за мужем и Хогом. Таксер начинал смотреть на свою пассажирку с явным любопытством. – А вы бегаете за бабами? Неожиданный вопрос немного ошарашил его. – Нет, мадам. Я человек семейный. – А вот мой муж – бегает, – бесстыдно соврала она полным горечи голосом. Возьмите. Тот самый четвертак перешел, наконец, в руки таксера. Теперь объекты ее внимания уже удалились на несколько ярдов. Выйдя из машины, Синтия пересекла тротуар, остановилась перед витриной какого-то магазина и стала ждать. К своему крайнему удивлению она увидела, что Хог обернулся и заговорил с Рэндаллом. Они были далеко, и слов она не слышала. Синтия замялась в нерешительности – подходить к ним или нет. Все шло не так, как намечалось, и это настораживало, но Рэндалл не выказывал никаких признаков озабоченности. Он спокойно выслушал Хога, после чего они вместе поднялись по ступенькам административного здания, перед которым и происходил их разговор. Теперь Синтия двигалась быстро. Как и должно быть в такое время, вестибюль кишел людьми. Шесть расположенных в ряд лифтов работали безостановочно. Перед самым ее носом захлопнулись двери лифта номер два, а третий как раз начал заполняться. В третьем их не было; Синтия встала рядом с табачным киоском и быстро огляделась. В вестибюле их не было. Не было их и, как она быстро в том убедилась, в парикмахерской, примыкавшей к вестибюлю. Скорее всего, они успели попасть во второй лифт. Синтия начала наблюдать за его указателем. Впрочем, толку от этого занятия было чуть – лифт останавливался почти на каждом этаже. Когда второй лифт снова открыл двери, она вошла в него, не первой, не последней, а в составе основной толпы. Этаж называть она не стала, а подождала, когда выйдет последний из пассажиров. Лифтер недоуменно поднял брови. – Этаж, пожалуйста. Синтия продемонстрировала ему долларовую бумажку. – Мне нужно с вами поговорить. Лифтер закрыл двери, обеспечив предполагаемому разговору подобающую конфиденциальность. – Только быстро, – сказал он, с тревогой глядя на истерически мигающие лампочки вызова. – В последний раз к вам вошли двое мужчин, вместе. Быстро и очень живо Синтия описала лифтеру своего мужа и Хога. – Я хочу знать, на каком этаже они вышли. – Не знаю, – покачал головой лифтер. – Сейчас ведь час пик, в таком сумасшедшем доме разве запомнишь. Синтия добавила к первой бумажке вторую. – Думайте. Скорее всего они вошли последними. Возможно, им приходилось выходить на остановках, чтобы выпустить других. А этаж, вероятно, называл тот, который пониже. Лифтер снова покачал головой. – Ничего я не вспомню, даже за пятерку. При такой толкучке тут хоть леди Годива со своей кобылой, я и их не замечу. Ну так что, выйдете здесь или везти вас вниз? – Вниз. – Синтия сунула ему одну из бумажек. – И на том спасибо. Лифтер взглянул на доллар, пожал плечами и сунул его в карман. Теперь оставалось только одно – занять позицию в вестибюле и ждать. Именно так и сделала кипящая негодованием Синтия. Это же надо, думала она, попалась, как маленькая, на самый старый из способов избавления от хвоста. Гордо именовать себя сыщиком и попасться на трюк с административным зданием! Их небось давно здесь нет, а Тедди ломает голову, куда могла подеваться его надежная напарница. Может быть, как раз сейчас ему нужна помощь. Ей бы лучше вязанием заняться. Или вышивать крестиком. Вот же черт. Синтия купила в табачном киоске бутылку пепси-колы и, все также стоя, неторопливо ее выпила. Она как раз думала, сможет ли – из соображений маскировки – поглотить еще одну бутылку этой бурды, когда появился Рэндалл. И только теперь, когда Синтию охватило огромное, всепоглощающее облегчение, она осознала, в каком страхе провела эти минуты. Однако выходить из роли она не стала и безразлично отвернулась, зная, что муж узнает ее по затылку не хуже, чем по лицу. Он не подошел к ней, не заговорил, поэтому Синтия продолжила наблюдение. Хога нигде не было видно. Прозевала она его, что ли? Выйдя из здания, Рэндалл дошел до угла, задумчиво посмотрел на стоянку такси, а затем вскочил в только что остановившийся автобус. Она вошла следом, но не сразу, а пропустив перед собой несколько человек. Автобус тронулся. Хог на этой остановке не садился, и Синтия решила, что нет никакого риска в нарушении условленной процедуры. Рэндалл поднял глаза на появившуюся рядом жену. – Син! Я уже решил, что потерял тебя. – Почти так оно и было, – призналась она. – Но ты расскажи, как там дела? – Подожди, в конторе все узнаешь. Ждать она не хотела, однако смирилась. Автобус подвез партнеров фирмы "Рэндалл и Крэг" прямо к зданию, в котором располагалась их контора, да и езды той было всего шесть остановок. Открыв дверь крошечного помещения, Рэндалл сразу направился к телефону. Аппарат, установленный в их конторе, был подключен к коммутатору круглосуточной секретной службы. – Были звонки? – спросил он и добавил, помедлив несколько секунд: – О'кей. Пришлите записи. Можете особенно не спешить. – Положив трубку, он повернулся к жене. – Ну что ж, крошка, это самые легкие пять сотен, какие мы когда-нибудь зашибали. – Ты выяснил, чем он там занимается? – Конечно. – Ну и чем же? – А ты угадай. Синтия смерила мужа взглядом. – А по соплям не хочешь? – Ладно, ладно, стихни. Тебе бы в жизни не угадать, хотя все это крайне просто. Он работает ювелиром – шлифует драгоценные камни. И ты знаешь, что это было у него под ногтями, из-за чего он так всполошился? – Ну? – Ровно ничего страшного, да и вообще интересного. Красная полировочная паста. А он со своим больным воображением решил, что это – засохшая кровь. Вот так мы и отхватили полкуска. – Мм-м-м. Похоже, так оно и есть. А работает он, как я понимаю, где-то в этом корпусе "Акме". – Комната тысяча триста десять. Или скорее – квартира тысяча триста десять. А ты почему отстала? Синтия немного замялась. Ей не хотелось сознаваться в своей неловкости, однако привычка – они с мужем всегда и все говорили друг другу прямо оказалась сильнее. – Я немного растерялась, когда Хог заговорил с тобой у входа в "Акме", и пропустила ваш лифт. – Ясненько. Ну что ж, я... Погоди! Что ты такое мелешь? Хог заговорил со мной? – Ну да. – Но он же со мной не говорил. Он меня даже не видел. О чем это ты? – О чем это я? О чем это ты! Буквально за минуту до того, как вы с ним вошли в здание, Хог остановился, обернулся и заговорил с тобой. Вы стояли там и трепались, что несколько сбило меня с толку. А затем вы с ним вошли в вестибюль, чуть ли не под ручку. Несколько секунд, показавшихся Синтии очень долгими, Рэндалл сидел, молчал и как-то странно смотрел на нее. В конце концов она не выдержала. – Ну что ты уставился на меня, словно недоумок какой. Что там случилось? – А теперь, Син, – медленно заговорил Рэндалл, -послушай, как все было. Я вышел из автобуса после Хога и проследовал за ним в вестибюль "Акме". В лифт я зашел по старой методике – дыша ему прямо в затылок, а затем, когда он повернулся к двери кабины, быстро передвинулся и снова встал у него за спиной. Когда Хог вышел, я немного задержался в дверях, то ли выходя, то ли нет и задавая лифтеру дурацкие вопросы. Хог тем временем отошел на приличное расстояние. Когда я свернул за угол коридора, он как раз исчезал в двери тысяча триста десять. Он ни разу не заговорил со мной, он даже ни разу не видел моего лица – я в этом абсолютно уверен. Синтия заметно побледнела, но сказала только: – Валяй дальше. – Когда туда входишь, там справа длинная такая стеклянная перегородка, а изнутри впритык к ней стоят верстаки, или рабочие столы, или как их еще там. Можешь смотреть через стекло и наблюдать за работой ювелиров – хорошо придумано, отличная реклама. Хог нырнул направо и к тому времени как я пошел по проходу, оказался уже по ту сторону стекла, без пиджака, в рабочем халате и с этой самой увеличительной хреновиной в глазу. Я прошел мимо – он так и не поднял глаза – к столу дежурного и попросил вызвать управляющего. Через какое-то время появился маленький тощий мужик, похожий на воробья, и я спросил, работает ли здесь человек по фамилии Джвнатан Хог. Управляющий сказал "да" и спросил, не хочу ли я с ним поговорить. Я ответил, что нет необходимости, я всего лишь следователь страховой компании. Он захотел узнать в чем дело, нет ли каких неприятностей, но я его успокоил, сказал, что Хог просто хочет застраховать свою жизнь, и нам надо знать, как долго он здесь работает. Пять лет, сказал управляющий и добавил, что Хог у них один из самых надежных и умелых работников. Я сказал, вот и прекрасно, и поинтересовался, потянет ли Хог страховой полис на десять тысяч. Он ответил "конечно" и сообщил, что они всегда рады, когда их работники вкладывают деньги в такое надежное дело, как страховой полис. Так я, собственно, и думал, когда вешал ему всю эту лапшу. По пути к двери я остановился напротив стола Хога и посмотрел на него через стекло. Через некоторое время он поднял голову, взглянул на меня и вернулся к своей работе. Я уверен, что он меня не узнал – на его лице ничего не отразилось. Клинический случай полной шазо, шизе... как это произносится? – Шизофрения. Полное расщепление личности. Но послушай, Тедди... – Да? – И все-таки ты говорил с ним. Я же видела собственнычк глазами. – Тише, киска, тише, не кипятись. Ты просто считаешь, что видела, а в действительности смотрела на каких-то других мужиков. А как далеко ты стояла? – Не настолько далеко. Я находилась перед обувным магазином Бичема, после него идет "Ches Louis", а там и вход в "Акме", я увидела его в профиль. На лице Рэндалла отразилось отчаяние. – Да не говорил я с ним. Я шел не вместе с ним, а сзади, незаметно. – Знаете, Эдвард Рэндалл, не надо мне рассказывать сказки. Верно, я потеряла вас с Хогом, но это еще не дает вам права измываться надо мной и выставлять меня дурочкой. Рэндалл был женат слишком давно и удачно, чтобы не обращать внимания на явные признаки опасности. Он встал, подошел к Синтии и обнял ее за плечи. – Слушай, маленькая. – Голос его звучал ласково и серьезно. – Я не устраиваю никаких шуток. Что-то у нас здесь перепуталось, но я рассказываю тебе все совершенно прямо, так, как я это помню. Синтия всмотрелась в глаза Рэндаллу, а затем неожиданно чмокнула его. – Ну ладно. Мы оба правы, хотя это и невозможно. Пошли. – "Пошли"? Куда? – На место преступления. Если не разобраться в этой истории, я, пожалуй, никогда больше не сумею заснуть. Здание "Акме" оказалось, слава тебе Господи, на том же месте, что и раньше. Равно как и обувной магазия, "Ches Louis" и газетный киоск. Рэндалл встал на место, где утром стояла его жена и согласился, что с такого расстояния ошибиться можно только в мертвецки пьяном виде. Однако он был по-прежнему уверен и в своей версии. – А ты не опрокинула, случаем, по дороге пару стопарей? – спросил он с надеждой в голосе. – Ни в коем разе. – Ну и что же будем теперь делать? – Не знаю. Да нет, слушай, я придумала. Ведь мы же покончили с Хогом, верно? Ты его выследил, а больше ничего не требовалось. – Ну да... а что? – Проводи меня туда, где он работает. Я хочу спросить у его дневной личности, говорил он с тобой, выйдя из автобуса, или нет. Рэндалл пожал плечами. – Хорошо, лапа. Делай, как знаешь. Зайдя в вестибюль, они направились к свободному лифту. Щелкнул стартер, лифтер захлопнул двери и провозгласил свое обычное: "Этажи, пожалуйста". Шестой, третий и девятый. Рэндалл подождал, пока обслужат других пассажиров, и только потом сказал: "Тринадцатый". Лифтер недоуменно обернулся. – Могу отвезти тебя, парень, на двенадцатый и на четырнадцатый, а пополам дели их сам. – Чего? – Нету у нас тринадцатого. А если бы был, никто не стал бы снимать там помещение. – Что-то ты ошибаешься. Я был на тринадцатом сегодня утром. По взгляду, которым лифтер одарил Рэндалла, было видно, что он с трудом сдерживается. – Смотрите сами. Секунда быстрого подъема, затем остановка. – Двенадцатый. Дальше кабина пошла медленнее. Число двенадцать уползло из поля зрения, а затем сменилось другим. – Четырнадцатый. Ну и какой выберете? – Извините, – несколько неуверенно выговорил Рэндалл. – Какая-то глупая ошибка. Я действительно был здесь утром и думал, что запомнил этаж. – А может, восемнадцатый, – попытался прийти ему на помощь лифтер. Восьмерку часто путают с тройкой. А кого вы ищете? – "Детеридж и компания", это ювелирная фирма. – Только не в нашем корпусе, – покачал головой лифтер. – Здесь нет никаких ювелиров и никаких Детериджей. – Вы уверены? Вместо ответа лифтер опустил кабину на десятый этаж. – Попробуйте узнать в десять-ноль-один. Там администрация корпуса. Нет, у них нет съемщиков по фамилии Детеридж. Нет, у них нет ни ювелиров, ни даже торговцев ювелирными изделиями. Возможно, джентльмен перепутал, и ему нужен корпус "Апекс", а не "Акме"? Рэндадл поблагодарил администратора и удалился, порядком ошарашенный. Все это время Синтия хранила полное молчание. Теперь она заговорила. – Слушай, Тедди... – Да? Что тебе? – Мы можем подняться на самый верх и обследовать все здание, этаж за этажом. – Чего ради? Будь здесь эта фирма, в конторе здания знали бы об этом. – А может, они знают, но не говорят. Во всей этой истории есть что-то очень сомнительное. В таком здании можно спрятать целый этаж, замаскировав его дверь под гладкую стену. – Да нет, глупости. Просто у меня поехала крыша, вот и все. Отвела бы ты меня к психиатру. – Никакие это не глупости, и головой ты пока не повредился. Чем отсчитывается высота в лифте? Этажи. Замаскируй этаж, чтобы его не было видно, и никто никогда не догадается, что он вообще существует. Возможно, мы вышли на что-то очень крупное. Синтия и сама не больно-то верила своим доводам, но ликовала, что ее мужу необходимо сейчас чем-нибудь заняться. Рэндалл начал было спорить, но затем сдержался. – А как же лестницы? Уж с лестницы-то этаж не пропустишь. – Не знаю, может, и с лестницами устроен какой-нибудь фокус. Вот мы и постараемся это выяснить. Пошли. Однако никаких фокусов не было и в помине. Между двенадцатым и четырнадцатым этажами они насчитали восемнадцать ступенек – ровно столько же, как и между любыми двумя соседними этажами. Они прошли все здание сверху донизу и прочитали надпись на матовом стекле каждой двери. На это потребовалось довольно много времени – Синтия наотрез отвергла предложенный мужем вариант – разделиться, и каждому осматривать по половине этажа. Она не хотела ни на секунду терять его из виду. И нигде ни тринадцатого этажа, ни двери с надписью "Детеридж и компания". И никаких ювелирных фирм, хотя бы и с другим названием. Даже простое чтение названий фирм на дверях требовало уйму времени; чтобы зайти под тем или иным предлогом в каждую фирму не хватило бы и суток. Рэндалл смотрел на дверь с надписью "Прайд, Гринвей, Гамильтон, Стейнболт, Картер и Гринвей, адвокаты". – За это время, – задумчиво сказал он, – надпись на двери могли и поменять. – Только уж не на этой, – указала на адвокатскую контору Синтия. – Да и вообще, если это было декорацией, они могли изменить все подчистую, до неузнаваемости. Однако несмотря на уверенный тон, она смотрела на невинно выглядевшую надпись с растущим волнением. При всей своей доступности административное здание – место удивительно скрытное. Звукоизолирующие стены, плотные жалюзи и ничего не говорящие названия фирм. В таком месте может произойти, что угодно, в самом буквальном смысле – что угодно. И никто не узнает. И никто не поинтересуется. Никто даже ничего и не заметит. Никаких полицейских, обходящих свой участок; соседи, расстояние до которых – толщина стенки, могли бы с тем же успехом находиться на Луне, даже уборщица не зайдет, если съемщик этого не хочет. Администрация заинтересуется арендатором в одном-единственном случае – если тот не внесет арендную плату в срок. Можете совершать преступления по своему вкусу и набивать шкафы широким ассортиментом трупов. Синтия зябко поежилась. – Пошли дальше, Тедди. Надо спешить. Осмотрев остаток здания быстро, как только могли, они вернулись в вестибюль. Вид человеческик лиц и солнечной свет несколько успокоили Синтию, хотя они и не нашли загадочную фирму. Остановившись на ступеньке, Рэндалл растерянно огляделся. – Как ты думаешь, а может, мы и вправду были в другом здании? – спросил он с сомнением в голосе. – Ни в коем разе. Видишь этот табачный киоск? Я знаю каждое мушиное пятнышко на его витрине. – Тогда где же решение? – Решением будет ленч. Пошли. – О'кей, только я, пожалуй, перейду на жидкую диету. Синтия кое-как заставила мужа закусить третью дозу виски тарелкой гуляша из говяжьей тушенки. Выпив в довершение две чашки кофе, он оказался трезвым, как стеклышко, и еще более несчастным, чем прежде. – Син... – Да, Тедди? – Так что же это со мной случилось? – Я думаю, – медленно ответила Синтия, – что мы стали жертвой великолепного, высокопрофессионального гипноза. – Вот и я так думаю – теперь. Или это, или у меня и вправду крыша поехала. Так что пусть будет гипноз. Хотелось бы только знать – для чего это все? Синтия рассеянно водила вилкой по тарелке. – А вот я не уверена, что мне хочется знать. Знаешь, Тедди, что мне хочется сделать? – Что? – Отослать мистеру Хогу эти пять сотен с запиской, что мы не можем ему помочь и поэтому возвращаем деньги. Рэндалл явно был поражен. – Вернуть деньги? Силы небесные! По лицу Синтии можно было подумать, что ее поймали на совершенно непристойном предложении, однако она не отступала. – Знаю, знаю. И все равно мне хотелось бы так сделать. Мы можем заработать на хлеб разводными делами и поисками беглых должников, так что совсем не обязательно связываться с сомнительными историями. – Ты рассуждаешь так, словно пять сотен – это ерунда, вроде чаевых официанту. – Нет, я так не рассуждаю. Просто мне кажется, что не стоит рисковать шеей – или здравым рассудком – даже ради такой суммы. Слушай, Тедди, кто-то изо всех сил старается загнать нас в угол. Прежде всего я хочу узнать, зачем ему это. – Вот и я хочу узнать – зачем. Именно поэтому мне и не хочется бросать это дело. Какого черта, я не привык, чтобы со мной играли такие шутки. Мне это не нравится. – Что ты скажешь мистеру Хогу? Рэндалл поворошил рукой волосы, такие, впрочем, взъерошенные, что это не имело особого значения. – Не знаю. Может, ты с ним поговоришь? Наплети там чего-нибудь. – Прекрасная мысль. Просто великолепная мысль. Я скажу, что ты сломал ногу, но к завтрашнему дню обязательно поправишься. – Не надо так, Синти. Я же знаю, что ты справишься. – Хорошо. Только ты обещай мне одну вещь. – Какую вещь? – Во время этого расследования мы все и всегда делаем вместе. – Так мы же всегда так. – Я имею в виду – буквально вместе. Я не хочу терять тебя из виду ни на секунду. – Послушай, Син, это может оказаться неудобным. – Обещай. – Хорошо, хорошо. Обещаю. – Вот так-то лучше. Теперь Синтия немного успокоилась и выглядела почти умиротворенной. – Не вернуться ли нам в контору? – Ну ее к черту. Пошли лучше в кино, на тройной сеанс. Фильмы не доставили Рэндаллу удовольствия, а ведь программа состояла из сплошных вестернов, предмета нежной его любви. Но сейчас отважный герой казался таким же бандитом, как и главный злодей, а таинственные всадники в масках не вызывали приступа энтузиазма, а просто пугали. Из головы не шел тринадцатый этаж здания "Акме", длинная стеклянная перегородка и согнувшиеся над своим трудом мастера, маленький иссохший управляющий "Детеридж и компании". Кой бес – неужели можно загипнотизировать человека так, что он во все поверит и будет вспоминать такие подробности? Синтия почти не смотрела на экран. Все ее внимание занимали окружавшие их люди. Она поймала себя на том, что осторожно изучает их лица каждый раз, когда в зале зажигается свет. Если даже развлекаясь, эти люди выглядят подобным образом, на что же они похожи в несчастье? В лучшем случае на лицах читалась героическая решимость ни на что не жаловаться, исключений почти не было. Неудовлетворенность, зловещие следы перенесенной физической боли, одиночество, разочарование, тупая озлобленность – всего этого было в достатке, и очень, очень редко мелькали веселые лица. Даже Тедди, одним из главных достоинств которого была неискоренимая жизнерадостность, выглядел крайне кисло и, надо признать, не без причин. Интересно, а какие причины сделали несчастными всех остальных? Синтия вспомнила картину – она где-то ее видела – называвшуюся "Подземка". Художник изобразил дверь вагона подземки и толпу, вываливающуюся на перрон. Одновременно другая толпа пыталась прорваться внутрь вагона. Было видно, что все они – и входящие и выходящие – очень спешат, но удовольствия от этого не получают. Красота отсутствовала в картине напрочь, было ясно, что единственная цель, двигавшая кистью художника, – едкая критика современного образа жизни. Синтия почувствовала большое облегчение, когда фильмы окончились и они с Рэндаллом сменили тесноту зала на относительную свободу улицы. Рэндалл остановил такси и дал шоферу свой адрес. – Тедди... – Да? – Ты не обратил внимания, какие лица были у людей, сидевших в кино? – Да нет, я как-то не смотрел. А что? – Ни про одного из этих людей не скажешь, что жизнь доставляет ему удовольствие. – А может, она и не доставляет ему удовольствия. – Но почему не доставляет? Слушай, ведь мы-то живем весело, правда? – Это уж точно. – Мы всегда жили весело. Даже когда у нас не было ни гроша, и мы только пытались организовать свое дело – даже и тогда нам было весело. Мы ложились в постель улыбаясь и вставали счастливыми. У нас с тобой и до сих пор так. В чем тут дело? Рэндалл улыбнулся, в первый раз после неудачных розысков тринадцатого этажа, и ущипнул жену. – А дело в том, лапа, что мне весело с тобой. – Благодарствую. И вам того же самого по тому же месту. Знаешь, когда я была маленькой, у меня появилась странная мысль. – Чего ты замолчала? Колись. – У меня самой было счастья – целый вагон. Но вот я стала подрастать и замечать, что у мамы его нет. И у папы тоже. Мои учителя, да и почти все окружающие взрослые – все они не были счастливыми. Вот мне и влезло в голову, что я тоже вырасту и узнаю что-то такое, после чего никогда больше не буду счастливой. Ты же знаешь, как принято говорить с детьми: "Ты еще маленькая и ничего не понимаешь" или "Вот подрастешь, тогда и поймешь". Я задавалась вопросом, что же это за секрет такой они от меня скрывают; иногда я подслушивала за дверью и пыталась это выяснить. – Прирожденный сыщик. – Чушь. Но я отлично видела – в чем бы там ни состоял этот секрет, он не дает взрослым счастья, наоборот, он делает их печальными. Вот я и стала молиться, чтобы никогда не узнать этого секрета. – Синтия слегка пожала плечами. – Наверное, я так его и не узнала. – И я тоже, – хмыкнул Рэндалл. – Я профессиональный Питер Пэн. И это ничуть не хуже, чем иметь здравый смысл. – А ты не смейся, Тедди. – Маленькая, обтянутая перчаткой рука легла на запястье Рэндалла. – И вот что пугает меня в истории с Хогом: я боюсь, что, продолжая ею заниматься, мы и вправду узнаем то, что знают взрослые. И навсегда перестанем смеяться. Рэндалл хотел рассмеяться, но затем повернулся к жене и пристально на нее посмотрел. – Ты это что, серьезно? – Кончиками пальцев он слегка приподнял ее подбородок. – Тебе все-таки нужно хоть чуть повзрослеть. А обоим нам нужен обед – и хорошая выпивка.