Текст книги "Восходящая тень (др. изд.)"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 76 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

– Галад? – недоверчиво переспросила Мин. – Пьет? По тавернам?

– Ну, пьет-то он немного, чашу-другую, в этом я уверен. Больше он не стал бы пить и на собственных именинах. – Гавин нахмурился, будто задумавшись, похвалой или порицанием Галаду прозвучали его слова. – Дело в том, что он все время проводит в разговорах с Белоплащниками. А теперь еще эта книга. Она надписана: «С верой в то, что ты найдешь истинный путь. Эамон Валда». Понимаешь, ее подарил ему сам Эамон Валда, тот самый, что командует теми Белоплащниками, за рекой. А неизвестность терзает Галада не меньше, чем меня. Вот еще наслушается Белоплащников… И если с сестрой или с Эгвейн что-то случится… – Гавин покачал головой. – Мин, ты знаешь, где они? А если бы знала, сказала бы мне? Почему ты молчишь?

– Потому что никак не могу выбрать между двумя поклонниками, которых свела с ума своей красотой, – язвительно промолвила девушка.

Гавин горестно вздохнул, но тут же заставил себя усмехнуться:

– Ладно, в это я, пожалуй, могу и поверить. – Он усмехнулся и легонько погладил ее по щеке:

– Ты ведь прехорошенькая барышня, прехорошенькая и умненькая, Элминдреда.

Мин сжала кулак и попыталась было засветить ему в глаз, но Гавин играючи увернулся, а она наступила на собственный подол и чуть не упала.

– Обормот несчастный! – вскричала она. – Дубина безмозглая!

– О, какое грациозное движение, госпожа Элминдреда, – рассмеялся Гавин, – а какой сладкий голосок. С ним не сравнятся ни трели соловья, ни воркование горлицы на закате. У какого мужчины не загорятся глаза при виде прекрасной Элминдреды. – Насмешливость пропала, и голос его зазвучал серьезно:

– Мин, если хоть что-нибудь узнаешь, скажи мне, прошу тебя. Умоляю тебя. Мин.

– Я скажу тебе, – пообещала она. Если это не повредит им. О Свет! До чего я ненавижу это проклятое место! Почему мне нельзя вернуться к Ранду?

Мин рассталась с Гавином и в Башню, как и следовало, вошла одна. Ей приходилось опасаться любознательности Айз Седай и Принятых, которые вполне могли поинтересоваться, с какой стати горожанка поднимается наверх без приглашения. Но новость о Логайне была слишком важна, чтобы отложить ее до якобы случайной встречи с Амерлин. Обычно такие встречи происходили ближе к вечеру. Во всяком случае. Мин уверяла себя, что дело не терпит отлагательства. Сама она чуть не лопалась от нетерпения.

Она увидела впереди нескольких Айз Седай, но те или сворачивали в боковые коридоры, или заходили в комнаты, так и не заметив девушку, что было ей на руку. Трудно было бы объяснить, почему она без вызова направляется в покои Амерлин. Правда, по дороге ей попалось несколько служанок, но те были заняты своей работой и, мельком глянув на нее, ограничились торопливыми реверансами.

Подходя к передней Амерлин, девушка уже имела наготове вполне правдоподобную историю на тот случай, если Лиане будет не одна и придется объяснять свое появление, но передняя оказалась пуста. Мин подбежала к внутренней двери, приоткрыла ее и просунула голову. Амерлин и Хранительница сидели друг против друга за столом, усыпанным ворохом бумаг. Обе подняли головы и сердито уставились на Мин.

– А ты что здесь делаешь? – возмутилась Амерлин. – Забыла, что выдаешь себя за легкомысленную красотку, а не за мою закадычную подругу? Все наши встречи должны выглядеть случайными, и если ты не в состоянии усвоить такие простые вещи, мне придется попросить Ларас приглядывать за тобой как за малым дитем. Ручаюсь, ей это придется по вкусу, а вот тебе – едва ли.

Представив такую перспективу. Мин поежилась. Ей вдруг подумалось, что она, наверное, зря запаниковала из-за этого Логайна. Маловероятно, чтобы он стяжал ожидающую его славу в ближайшие дни. На самом деле Логайн был только предлогом, но отступать уже поздно. Закрыв за собой дверь, она единым духом выпалила, что видела и что означало это видение, чувствуя неловкость из-за того, что делает это в присутствии Лиане.

Суан выслушала ее и устало покачала головой:

– Только этого не хватало, будто у нас и без того мало неприятностей. В Кайриэне голод. В Тарабоне бесследно пропала одна из сестер. В Порубежье участились набеги троллоков. Этот безумец, именующий себя Пророком, пытается сеять смуту в Гэалдане и утверждает, что Дракон уже возродился в образе шайнарского лорда. Куда ни глянь, всюду плохо: салдэйская торговля расстроилась из-за войны в Арад Домане, а в результате в Марадоне зреют голодные бунты и Тенобия может даже лишиться трона. Единственная добрая весть, что вроде бы почему-то отступило Запустение. Зелень появилась даже за две-три мили за линией пограничных камней. Вдоль всей границы – от Салдэйи до Шайнара – земля вновь становится плодородной. Такого на моей памяти еще не было. Однако на всякую добрую весть найдется и худая. Коли лодка качнулась в одну сторону, качнется и в другую. По мне, и то ничего, лишь бы дурные вести не перевесили, а то лодке и опрокинуться недолго. Лиане, прикажи усилить наблюдение за Логайном. Не представляю, каких неприятностей можно ожидать от него сейчас, но не хочу, чтобы они свалились на меня как снег на голову. Но все-таки чего ради ты влетела сюда точно перепуганная чайка? Логайн мог бы малость и подождать, сомневаюсь, чтобы он вернул себе могущество и славу до заката.

Амерлин словно читала ее мысли, и Мин смутилась под ее пронзительным взором.

– Я знаю, – промолвила она. Лиане предупреждающе приподняла брови, и Мин торопливо добавила уважительное:

– Мать. – Хранительница Летописей одобрительно кивнула.

– Так почему же ты тогда явилась, дитя? – спросила Суан.

Мин набралась решимости:

– Мать, за все то время, что я здесь, мне не удалось увидеть ничего заслуживающего интереса, и уж определенно ничего имеющего отношение к Черным Айя. – При упоминании о Черных сестрах у нее, как всегда, мурашки пробежали по коже. – Я рассказывала обо всем, что видела, но от всего этого не было никакого толку. – Поеживаясь под буравящим взглядом Амерлин, Мин сглотнула и набрала в легкие воздуху:

– Мать, мне нет никакого резона оставаться здесь, зато есть веские основания, чтобы уйти. Мой дар мог бы послужить Ранду ал'Тору. Если он и впрямь овладел Твердыней… Мать, он нуждается во мне, – закончила она с жаром. Или я нуждаюсь в нем, чтоб мне сгореть за дурость!

При упоминании о Ранде Хранительница содрогнулась, а Амерлин громко фыркнула.

– С чего это ты взяла, что твои видения бесполезны? – заявила она. – Сведения о Логайне очень важны. К тому же ты помогла разоблачить проворовавшегося конюха и благодаря этому оправдать невиновного, на которого пало подозрение. С твоей помощью мы узнали, что та рыжая послушница задумала завести ребенка… Шириам живо выбила из нее дурь – девушкам не положено думать о мужчинах, пока не закончат ученье. А если бы не ты, мы бы узнали об этом, лишь когда было бы слишком поздно. Нет, тебе никак нельзя уходить. Рано или поздно твои видения приведут меня к Черным Айя, а до той поры ты более чем оправдываешь расходы на твое пребывание в Башне.

Мин вздохнула, и не только потому, что Амерлин решила не отпускать ее. Последний раз, когда она видела ту рыжеволосую послушницу, та кралась в рощицу в компании здоровенного стражника. Мин точно знала, что эта парочка поженится еще до исхода лета, хотя послушницам – даже если они не проявляли способностей к дальнейшему обучению – не разрешалось выходить замуж без дозволения Башни. Мин знала, что в будущем они обзаведутся фермой и кучей ребятишек, но говорить об этом Амерлин было совершенно бесполезно.

– Но вы можете хотя бы успокоить Гавина и Галада, дать им знать, что с их сестрой все в порядке. – Мин злилась на себя из-за того, что приходится выступать в роли просительницы, и не сумела скрыть раздражения:

– Скажите им, по крайней мере, что-нибудь поубедительнее, чем та нелепая история про то, что они отбывают наказание в деревне.

– Я уже говорила, что это не твоя забота. Не заставляй меня повторять.

– Но они верят этому не больше, чем я, – запротестовала Мин, однако не сулившая ничего доброго улыбка Амерлин заставила ее умолкнуть.

– Итак, ты предлагаешь, чтобы я, распустив повсюду слух, что они отбывают наказание в деревне, принялась рассказывать что-нибудь другое? Ты не находишь, что это многих бы заставило удивиться и заинтересоваться. По-моему, это всякому понятно, кроме разве что этих мальчишек и тебя. Надо будет сказать Коулину Гайдину, чтобы он заставил их как следует попотеть на плацу. Тяжелая работа – лучший способ отвлечь мужчину от ненужных мыслей. Кстати, и женщину тоже. Могу и для тебя найти работенку на кухне, кастрюли чистить, – денька на два-три. Столько я без тебя обойдусь. Может, это отучит тебя совать нос не в свои дела.

– Но неужто вы даже не знаете, живы ли они? Или Морейн?

На самом деле Мин не собиралась спрашивать о Морейн.

– Девчонка, – возвысила голос Лиане, но Мин понесло, и она уже не могла остановиться:

– Почему о них ничего не слышно? Слухи из Тира дошли до Башни уже два дня назад. Целых два дня!

Неужели ни одна из этих бумаг, что лежат у вас на столе, не содержит послания от Морейн? Разве у нее нет голубей? Я-то думала, что у вас, Айз Седай, повсюду есть свои люди, которые держат почтовых голубей, а уж в Тире и подавно. Да за такое время и конный гонец успел бы доскакать до Тар Валона. Почему же…

Суан хлопнула рукой по столу, и Мин осеклась.

– Хорошо же ты повинуешься мне, дитя, – жестко промолвила Амерлин. – Считай, что с молодым человеком все в порядке, во всяком случае, пока не услышишь от меня противоположного. – Мин поежилась. – В Майене есть славная поговорка: не буди лиха, пока оно тихо. Запомни ее хорошенько.

Послышался робкий стук в дверь.

Амерлин и Хранительница Летописей переглянулись и уставились на Мин. Вот незадача – читалось в их взглядах – тебя-то куда девать? Спрятать девушку в комнате было невозможно, даже балкон полностью просматривался через застекленные балконные двери.

– Надо что-то придумать, – пробормотала Суан, – что-нибудь такое, что объяснит твое присутствие здесь и не наведет на мысль о том, что ты не просто глупая девчонка, за которую себя выдаешь. Лиане, встань у двери и будь наготове, а ты, девица, сядь на ее стул. – Хранительница двинулась к двери, а Амерлин встала и обошла вокруг стола. – Пошевеливайся, живее, живее. Ну-ка изобрази надутую физиономию. Да не сердитую, а надутую. Оттопырь нижнюю губу и смотри в пол. Вот-вот, это то, что надо. Лиане, давай… – Амерлин подбоченилась и возвысила голос:

– И если ты, дитя, еще раз заявишься сюда без приглашения, я…

Лиане открыла дверь, за которой стояла смуглая послушница. Та испуганно заморгала, услышав гневную тираду Суан, и присела в глубоком реверансе.

– Послание для Амерлин, Айз Седай, – пропищала девица и с удивлением воззрилась на Мин. Послушница была одной из тех, кто восхищался красотой Элминдреды. – Два голубя прилетели на голубятню.

– Это тебя не касается, дитя, – промолвила Лиане, забирая у послушницы два маленьких костяных цилиндрика. – Возвращайся на голубятню. – Не успела девушка выпрямиться, как Лиане захлопнула дверь и, опершись на нее, тяжело вздохнула:

– Я вздрагиваю от каждого звука с тех пор, как узнала, что… – Лиане вернулась к столу. – Еще два послания, Мать. Открыть?

– Открывай, – сказала Амерлин. – Не иначе, как Моргейз вознамерилась вторгнуться в Кайриэн. Или троллоки опять опустошили Порубежье. И вообще что угодно.

Мин не тронулась с места – она помнила об угрозах Суан.

Лиане проверила красную восковую печать на конце костяной трубочки не длиннее фаланги ее пальца, убедилась, что она не повреждена, и сломала ее ногтем. При помощи костяной булавки она извлекла из цилиндрика свернутую бумажку.

– Это почище троллоков, Мать, – промолвила она, пробежав глазами записку. – Мазрим Таим бежал.

– О Свет! – вскричала Суан. – Как это случилось?

– Здесь сказано лишь, что ночью его отбили. Две сестры погибли.

– Свет да осияет их души. Но у нас нет времени скорбеть о погибших, пока Таим жив и не укрощен. Где это произошло. Лиане?

– В Денгуире, Мать. Это селение на Марадонской дороге, к востоку от Черных Холмов, в верховьях рек Антео и Луана.

– Должно быть, это кто-то из его приверженцев. Дурачье. Никак не смирятся с тем, что они разбиты. Лиане, подбери дюжину надежных сестер… – Амерлин поморщилась. – Знать бы, на кого положиться, не ведала бы забот. А так все точно серебристые щуки. Сделай все, что возможно, Лиане. Пошли дюжину сестер и пять сотен солдат. Нет, тысячу.

– Мать, – обеспокоенно сказала Хранительница Летописей, – а Белоплащники?

– Нет, они не станут пересекать мосты, даже если я оставлю их без присмотра. Побоятся, что это ловушка. Кто знает, что там сейчас творится. Те, кто отправится туда, должны быть готовы ко всему. И вот еще что, Лиане… как только Мазрим Таим будет схвачен, его нужно усмирить.

– Мать… – Лиане была поражена. – Но закон…

– Я знаю закон не хуже тебя, но не могу рисковать – а вдруг его отобьют снова? Сейчас, когда у нас забот хоть отбавляй, нельзя допустить появления нового Гвайра Амаласана.

– Будет исполнено, Мать моя, – слабым голосом отозвалась Лиане.

Амерлин взяла второй костяной цилиндрик и с отчетливым щелчком разъяла его надвое – бумажка вылетела. Она прочла письмо, и на лице ее расцвела улыбка:

– Ну, наконец-то хорошие новости. «Удар достиг цели. Пастух овладел мечом».

– Ранд? – спросила Мин, и Суан кивнула:

– А кто же еще, девочка? Твердыня пала. Пастух Ранд ал'Тор овладел Калландором. Теперь, Лиане, я могу действовать. Пусть сегодня днем соберется Совет Башни. Нет, сегодня утром.

– Я не понимаю, – промолвила Мин, – слухи о Ранде доходили и раньше, и вы о них знали. Почему же вы собираете Совет только сейчас? Что вы можете сделать такого, чего не могли прежде? Суан рассмеялась, словно девчонка:

– Что я могу сделать? Теперь я могу объявить, что согласно донесению Айз Седай Твердыня пала и мужчина овладел Калландором. Пророчество исполнилось. И пока этого достаточно. Они, конечно, будут спорить, вилять, но никто не помешает мне объявить, что Дракон Возродился, никто не посмеет возразить, что Белая Башня должна руководить этим человеком. Наконец-то я смогу иметь с ним дело открыто.

– Правильно ли мы поступаем. Мать моя? – вдруг спросила Лиане. – Я понимаю… раз Калландор в его руках, он и впрямь Возрожденный Дракон. Но, Мать, он ведь способен направлять Силу. Мужчина, умеющий направлять Силу. Я видела его всего раз, но и тогда почувствовала нечто странное. Нечто большее, чем воздействие та'верена. Боюсь, когда дойдет до дела, окажется, что разница между ним и Мазримом Таимом не слишком велика.

– Разница в том, что Ранд – истинный Возрожденный Дракон, дочь моя, – спокойно ответила Амерлин. – Таим – волк, возможно, бешеный волк, а Ранд – волкодав. С его помощью мы низвергнем Тень. Но пока держи его имя при себе. Не следует открывать слишком много раньше времени.

– Как прикажешь. Мать, – промолвила Хранительница, но голос ее звучал неуверенно.

– А теперь ступай. Я хочу, чтобы Совет собрался не позднее чем через час. – Лиане направилась к выходу, и Суан задумчиво посмотрела ей вслед. – Возможно, – сказала она, когда за Лиане закрылась дверь, – сопротивление будет сильнее, чем мне бы хотелось.

Мин оторопело глянула на Амерлин:

– Но не хотите же вы сказать, что…

– Нет-нет, дитя, ничего серьезного. Во всяком случае, до тех пор, пока они не знают, как давно я ввязалась в историю с этим парнем, Рандом ал'Тором. – Амерлин вновь глянула на бумажную полоску и бросила ее на стол. – Жаль, что Морейн не сообщила мне больше.

– Так почему же она не сообщила больше? И почему так тянула с этим известием?

– Ты задаешь слишком много вопросов. Об этом лучше спросить Морейн. Она всегда поступает по-своему. Так что спроси Морейн.

* * *

Сахра Ковенри размахивала мотыгой, раздраженно поглядывая на сорняки – волокнолист и куриные лапки. пробивавшиеся между рядами капустной и свекольной рассады. Нельзя сказать, что госпожа Элвард слишком уж придирчива и сурова, – она ничуть не строже, чем ее матушка, и уж всяко мягче, чем Шириам, но Сахра не для того отправилась на ученье в Белую Башню, чтобы, как и дома, мотыжить грядки под палящим солнцем. Белое одеяние послушницы пришлось снять. Сейчас на ней было грубошерстное коричневое рубище вроде того, какое она носила в родной деревне. Юбку пришлось подоткнуть до колен, чтобы не измазаться в грязи. Радости мало. К тому же она не знала за собой никакой вины.

Упершись босыми ступнями в развороченную землю, она воззрилась на упрямый побег куриной лапки и направила Силу, желая сжечь его. Вокруг побега рассыпался сноп искр, и он поник. Девушка поспешно вырвала его и отбросила подальше от грядки и прочь из памяти. Если бы в мире существовала справедливость, подумалось ей, – лорд Галад непременно завернул бы на эту ферму во время охоты.

Опершись на мотыгу, девушка предалась мечтам: лорд Галад падает с лошади, ясное дело, не по своей вине, он ведь превосходный наездник, а она Исцеляет его раны. И тогда он сажает ее к себе в седло и клянется, что станет ее Стражем, а она, конечно, – Зеленой сестрой, ну а потом…

– Сахра Ковенри?

Заслышав резкий повелительный голос, девушка вздрогнула и обернулась. Но это была не госпожа Элвард. Сахра присела в реверансе, насколько это было возможно с подоткнутой юбкой:

– Приветствую вас, Айз Седай. Вы явились, чтобы забрать меня в Башню?

Айз Седай подошла ближе, нимало не беспокоясь о том, что подол ее волочится по грязи. Несмотря на жару, она была в плаще, и низко надвинутый капюшон затенял лицо.

– Перед тем как покинула Башню, ты отвела к Амерлин женщину, назвавшуюся Элминдредой.

– Да, Айз Седай, – с недоумением отвечала послушница. Ей не понравилось, как Айз Седай сказала «покинула Башню», – будто ей уже не суждено туда вернуться.

– Расскажи мне все, что ты видела и слышала с того момента, как повстречала эту женщину. Все, девица, до мельчайших подробностей.

– Но я ничего не слышала, Айз Седай. Хранительница отослала меня прочь, как только…

Острая боль пронзила все ее тело, длилась она лишь миг, но Сахре он показался вечностью. Придя в себя и пытаясь набрать воздуху, девушка поняла, что лежит на земле, дрожащими пальцами вцепившись в комья грязи. Но она не помнила, как упала. С удивлением девушка увидела, что у порога фермерского жилища валяется перевернутая бельевая корзина госпожи Элвард, а вокруг разбросано мокрое белье. Это было более чем странно – Мория Элвард отличалась исключительной аккуратностью.

– Говори. Все, что знаешь, – холодно повторила Айз Седай. Она смотрела на Сахру сверху вниз и отнюдь не собиралась помочь ей подняться, хотя, кажется, и перестаралась, желая припугнуть девушку. – С кем эта Элминдреда говорила, о чем – каждое слово, каждый жест – все.

– Она говорила с лордом Гавином, Айз Седай, – жалобно простонала Сахра, не отрывая лица от грядки, – больше я ничего не знаю. – Послушница разрыдалась, надеясь слезами убедить грозную Айз Седай, но понимала, что ее рыдания ничуть не тронут эту женщину. Подозрения девушки подтвердились. Плакала и кричала она еще долго. Когда Айз Седай ушла, живыми на ферме остались лишь кудахчущие куры.

Глава 18. В ПУТЯХ

Застегнув кафтан, Перрин задумчиво поглядел на топор, висевший на стене. Он висел там с тех пор, как юноша выдернул его из двери и намертво привязал ремнем к стенному крюку. Перрин не хотел брать с собой это оружие, но ремень отвязал и подпоясался им. Молот его был привязан к уже готовому вьюку. Юноша перекинул через плечо седельные сумы и свернутое одеяло и взял стоявшие в углу длинный лук и колчан со стрелами.

Восходящее солнце уже вовсю светило сквозь узкие окошки, и в комнате становилось все жарче. Сейчас только мятая постель напоминала о том, что здесь кто-то жил. Комната как будто уже распрощалась с ним, и хотя простыни еще сохраняли его запах, Перрину казалось, что от нее веет пустотой. Он никогда и нигде не задерживался достаточно долго, чтобы сродниться с этим местом, и куда бы его ни заносило, всегда был легок на подъем. Ну a сейчас я возвращаюсь домой. И повернувшись спиной к опустевшей комнате, вышел за порог. Навстречу ему легко поднялся Гаул, сидевший на корточках у стены, покрытой шпалерой с изображением конной охоты на львов. Кроме обычного вооружения айилец имел при себе две кожаные фляги с водой, свернутое одеяло и маленький котелок, прикрепленный к висевшему за спиной кожаному колчану. Он был один.

– Больше никого? – спросил Перрин, и Гаул покачал головой:

– Двуречье далековато от Трехкратной Земли, Перрин. Я тебя предупреждал. В твоих родных краях для нас уж больно сыро – там и дышишь, точно воду вдыхаешь. Да и народ у вас слишком кучно живет. Мои сородичи и без того по горло сыты чужбиной.

– Понятно, – кивнул Перрин. Ему стало ясно, что на помощь отряда айильцев в выдворении Белоплащников из Двуречья рассчитывать не приходится, но хотя и был разочарован, он постарался не подать виду. Конечно, жаль, что он не сможет избегнуть своей судьбы, но в конце концов, разве он не подготовил себя к худшему? Нечего браниться, ежели железо треснет, – раздувай горн да перековывай. – Удалось тебе сделать, что я просил? Трудности были?

– Никаких. Я поговорил с несколькими здешними жителями, с каждым один на один, и каждому велел доставить одну из тех вещиц, что тебе нужны, в конюшню у Драконовой Стены, и наказал, чтобы держали язык за зубами. В конюшне они, само собой, увидят друг друга, но решат, что все это снаряжение предназначается для меня, и будут помалкивать. Ворота Драконовой Стены. Можно подумать, что Хребет Мира не в сотне, а то и больше лиг отсюда, а до него рукой подать. – Айилец помедлил. – Перрин, эта девушка и огир не делают тайны из своих приготовлений. Она пыталась найти менестреля и на каждом углу трезвонила, что собралась путешествовать Путями.

Перрин поскреб бороду, тяжело вздохнул и сердито проворчал:

– Ну, если она наведет на мой след Морейн, ей не поздоровится. Так отшлепаю, что неделю сидеть не сможет.

– Она вроде неплохо обращается с ножами, – заметил Гаул.

– Это ей не поможет, если из-за нее мое дело сорвется. – Перрин призадумался. Айильской подмоги не предвидится, а стало быть, впереди маячит виселица. – Гаул, обещай, что, если со мной что-нибудь случится, ты заберешь Фэйли из Двуречья. Если она не захочет, утащи ее силой. Обещаешь?

– Я сделаю все, что смогу, Перрин. Сделаю, ибо обязан тебе долгом крови. – Голос айильца звучал не совсем уверенно, однако Перрин полагал, что ножи Фэйли не помешают Гаулу сдержать слово.

Стараясь оставаться незамеченными, они двигались по узким лестницам и дальним коридорам, предназначенным для доставки припасов. Жаль, что эти тайренцы не додумались завести в Твердыне отдельные коридоры для слуг, подумал Перрин. Впрочем, даже выйдя в широкий, освещенный высокими светильниками и увешанный шпалерами коридор, они повстречали очень мало народу, при этом ни один лорд им на глаза не попался.

– Куда они все подевались? – спросил Перрин.

– Ранд ал'Тор собрал всю знать в Сердце Твердыни, – пояснил Гаул.

Перрин удовлетворенно хмыкнул. Он надеялся, что Морейн присутствует на этом собрании. Уж не затеял ли это Ранд специально, чтобы помочь ему улизнуть от бдительной Айз Седай? Как бы то ни было, юноша был рад тому, что получил неожиданное преимущество.

Миновав последний пролет узенькой лестницы, они спустились на первый этаж Твердыни. Отсюда к наружным воротам вели широченные, словно улицы, коридоры. Здесь не было золоченых светильников и шпалер на стенах. Каменные тоннели освещались высоко подвешенными черными железными фонарями. Полы были вымощены грубыми каменными плитами, истертыми подкованными конскими копытами. Перрин ускорил шаг. Конюшня была уже на виду, в конце широкого тоннеля. Высоченные Ворота Драконовой Стены были широко распахнуты и охранялись лишь горсткой Защитников. Теперь уж Морейн их не перехватит, хоть бы ей помогал и сам Темный.

Перрин шагнул в высокие – пятнадцать шагов – ворота конюшни и замер.

В воздухе стоял тяжелый запах сена, соломы, овса, кожи и конского навоза. Вдоль стен тянулись стойла, в которых стояли несравненные тайренские скакуны. Десятки конюхов занимались своей работой: скребли и вычесывали коней, задавали корм, выгребали навоз и чинили сбрую. Время от времени то один, то другой бросал любопытный взгляд на Фэйли и Лойала, одетых и снаряженных для путешествия. А рядом с ними, как и Гаул, полностью вооруженные, с одеялами, котелками и флягами, стояли Байн и Чиад.

– Это из-за них ты сказал, что увезешь Фэйли, только если сможешь? – тихонько спросил Перрин. Гаул пожал плечами:

– Я сделаю все возможное, но они будут на ее стороне. А Чиад к тому же из клана Гошиен.

– Это имеет значение?

– Между ее кланом и моим – кровная вражда, а я ведь ей не сестра по копью. Но возможно, ее удержит водный обет. Я во всяком случае не стану танцевать с ней танец копий, пока она сама не предложит.

Перрин только покачал головой. Одно слово – чудной народ. Что еще за водный обет? Вслух он, однако же, сказал:

– А почему они пошли с ней?

– Байн говорит, что им захотелось повидать новые земли, но мне сдается, их раззадорил спор между тобой и Фэйли. Она им нравится, и когда они прослышали о путешествии, решили пойти с ней, назло тебе.

– Может, оно и к лучшему. С ними-то ей всяко безопасней.

Гаул откинул назад голову и расхохотался. Перрин с недоумением поскреб бороду.

К ним подошел хмурый, озабоченный Лойал. Карманы его кафтана, как всегда бывало, когда он собирался в дорогу, были набиты битком, и по очертаниям можно было догадаться, что набиты они преимущественно книгами. Перрин с удовлетворением отметил, что хромота огир заметно поуменьшилась.

– Перрин, Фэйли проявляет нетерпение. Того и гляди потребует, чтобы мы отправлялись. Пожалуйста, поспешите, ведь без меня вы даже и Путевые Врата не найдете. От ваших людских неурядиц у меня голова кругом идет. Поторопитесь, прошу вас.

– Я его не брошу, – вмешалась Фэйли, – несмотря на то что он настолько упрям, что не хочет просто попросить об одолжении. Раз уж на то пошло, пусть бежит за мной, как беспризорный щенок. Я за ним пригляжу, могу и за ушком почесать.

Айильские Девы покатились со смеху.

Вдруг Гаул высоко подпрыгнул, резко вскинув над полом и стремительно крутанув копьем.

– Мы будем следовать за вами, как крадущиеся горные коты, как охотящиеся волки! – выкрикнул он и с удивительной легкостью приземлился. Лойал изумленно уставился на него.

Байн небрежно пригладила пальцами короткие рыжие волосы и обронила словно невзначай, обращаясь к Чиад:

– У меня дома на постели лежит волчья шкура. Волков добывать – легче легкого…

Из горла Перрина вырвалось хриплое рычание. Обе Девы обернулись к нему. Байн, кажется, собиралась еще что-то сказать, но, взглянув в желтые глаза Перрина, оставила это намерение. Если она и не испугалась, то во всяком случае поутихла.

– Щенок еще нуждается в дрессировке, – доверительно сообщила Фэйли Девам.

Но Перрин даже не глянул на нее. Он направился в стойло, где его дожидался мышастый жеребец, не уступавший по стати тайренским коням, но более рослый, с высокой холкой и мощным крупом. Махнув рукой, юноша отпустил конюха, сам взнуздал Ходока и вывел его из стойла. Конечно, конюхи регулярно выгуливали коня, но Перрин полагал, что жеребец застоялся в стойле и, выйдя наружу, тут же примется пританцовывать, беспокойно переступать ногами. За эту манеру и за резвость Перрин и прозвал его Ходоком. Юноша успокоил коня с уверенностью человека, подковавшего в своей жизни немало лошадей, без труда оседлал его, приторочил седельные сумы и подвесил к высокой луке свернутое одеяло. Гаул наблюдал за его приготовлениями без всякого выражения. Сам айилец, как и любой из его соплеменников, решился бы сесть на лошадь разве что в случае крайней нужды. Перрин не знал, почему они не любят ездить верхом. Возможно, из-за того, что гордятся своей способностью пробегать огромные расстояния. Правда, сами айильцы делали вид, будто на то существует иная, более веская причина, но юноша подозревал, что никто из них не сумел бы объяснить, в чем она заключается.

Вьючная лошадь тоже была подготовлена быстро, поскольку все, что распорядился доставить в конюшню Гаул, было аккуратно сложено в углу. Запас провизии, мехи с водой, фураж для коней. В Путях ничего этого не раздобудешь. Ну и всякая мелочь – запасная сбруя, конские путы, деревянная шкатулка со снадобьями от коновала на случай, если лошади приболеют, и все такое.

Во вьючных корзинах большую часть места занимали бутыли, похожие на те, в которых айильцы хранили воду, но гораздо вместительнее. Они были наполнены ламповым маслом. Поверх всего остального были пристроены фонари на длинных шестах. Все было готово. Приладив лук без тетивы под подпругу, Перрин вскочил на коня. Теперь ему оставалось только с нетерпением ждать.

Лойал уже сидел верхом на огромной мохнатой лошади. Она была куда выше всех остальных в конюшне, но под сидевшим на ней огир казалась чуть ли не пони. Было время, когда огир, как и айильцы, недолюбливал верховую езду, зато теперь чувствовал себя на коне как дома. Между тем Фэйли тянула время, придирчиво осматривая лоснящуюся вороную кобылку, будто видела ее впервые в жизни, хотя Перрин знал, что она приобрела ее почти сразу по прибытии в Тир и при покупке тщательно осмотрела. Лошадка по кличке Ласточка была превосходным животным тайренской породы, со стройными ногами, выгнутой шеей и горделивой осанкой. Правда, на взгляд Перрина, кобылка была слишком легко подкована. Таких подков ненадолго хватит. Похоже, Фэйли выбрала эти подковы, чтобы лишний раз поставить его на место.

Наконец и Фэйли уселась в седло и, подъехав поближе к Перрину, мягко сказала:

– Перрин, может, все-таки попросишь? Ты должен, потому что пытался заставить меня свернуть с избранного мною пути. Просто попроси – неужто это так трудно?

Но тут Твердыня громыхнула, словно чудовищный колокол. Потолок задрожал, будто вот-вот рухнет. Ходок заметался и затряс головой. Перрин едва не свалился с седла. Толчок свалил большинство конюхов на пол, правда, они тут же повскакали и стремглав побежали к стойлам, чтобы успокоить бившихся и испуганно ржавших коней. Лойал, чтобы не упасть, ухватился за шею своей могучей лошади. Ласточка брыкалась и всхрапывала, но Фэйли уверенно держалась в седле.

Ранд. Перрин не сомневался, что это его рук дело. Он ощутил тяготение та'верена, словно взаимно переплетающиеся потоки притягивали его и Ранда друг к другу. Кашляя в облаках поднявшейся пыли, юноша замотал головой, изо всех сил стараясь не поддаться этому тяготению и не соскочить с коня и не побежать обратно, в Твердыню, к Ранду. Толчки продолжали сотрясать цитадель.