Текст книги "Возрожденный Дракон"
Автор книги: Роберт Джордан
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 57 страниц)
Глава 40
НОЧНОЙ ГЕРОЙ
Облокотившись на релинг, Мэт наблюдал за приближением стен и башен Арингилла, в то время как «Серая чайка», мерно взмахивая длинными веслами, двигалась к длинным причалам, деревянные балки которых были промазаны дегтем и смолой. И сама пристань, защищенная полукружиями вдающегося в реку высокого каменного мола, и пришвартованные к ней суда всевозможных размеров кишели людьми. Одни толкали перед собой тачки или тянули волокуши и тачки с высокими колесами, доверху груженные различной мебелью и сундуками, другие, их было большинство, носили грузы на спине. Однако суеты не наблюдалось. Кучка людей, мужчин и женщин, неуверенно топталась на месте, дети с плачем жались к ногам взрослых. Солдаты в красных мундирах и сверкающих кирасах пытались заставить их двигаться к городу, но люди продолжали испуганно толпиться, видимо, не решаясь тронуться с места.
Мэт отвернулся и из-под руки посмотрел на реку, которую они покидали. Здесь Эринин была оживленнее, чем к югу от Тар Валона. На всем видимом пространстве реки можно было заметить почти дюжину судов, от длинной остроносой лодочки, легко скользящей против течения под двумя треугольными парусами, до широкого тупорылого корабля с квадратными парусами, чьи очертания виднелись далеко к северу.
Но почти половина судов, попавших в поле зрения Мэта, пожалуй, не имела никакого отношения к речной торговле. Две широкие баржи, загромождавшие середину реки, двигались порожняком к небольшому городу на дальнем берегу, в то время как три другие, до отказа заполненные людьми, теснившимися на палубе, как сельди в ладных дубовых бочках, шли им навстречу в направлении Арингилла. Вечернее солнце потихоньку скатывалось к линии горизонта, постепенно удлиняя тень от знамени, развевающегося над дальним городом. Тот берег был кайриэнским, но Мэту не было нужды вглядываться в рисунок стяга, он и так знал, что это Белый Лев Андора. Об этом много говорили в тех андорских деревнях, где ненадолго останавливалась «Серая чайка».
Мэт покачал головой. Политика не очень-то интересовала его. Пока им не втемяшится в башку вновь убеждать меня в том, что я андорец, и все из-за какой-то карты. Чтоб мне сгореть, чего доброго, они попытаются заставить меня сражаться в их проклятой армии, если дела с Кайриэном затянутся. Приказам подчиняться! О Свет! Мэта передернуло, и он снова посмотрел в сторону Арингилла. Босые матросы «Серой чайки» уже готовились бросить швартовы на причал.
Капитан Маллия следил за Мэтом, стоя на корме возле румпеля. Он, очевидно, все не оставлял надежды снискать расположение своих загадочных пассажиров, все пытался выведать, в чем суть возложенной на них важной миссии. В конце концов Мэт показал ему запечатанное письмо и сообщил, что везет его от Дочери-Наследницы к Королеве. Всего лишь личное послание от дочери к матери, не более. Но Маллия, похоже, услышал только слова «Королева Моргейз».
Мэт усмехнулся про себя. Глубокий карман его куртки приятно отягощался двумя кошельками, вес которых значительно увеличился с тех пор, как он взошел на корабль, а монет у него хватило бы еще и на то, чтобы заполнить пару других кошелей. Везло ему все же меньше, чем в ту первую, невероятную ночь, когда и кости, и все вокруг будто с ума посходило, но удача не оставила юношу. На третье утро Маллия отказался от попыток сдружиться с этой парой необычных пассажиров, участвуя в игре, но его денежный сундучок к этому времени уже значительно облегчился. А после Арингилла он, по всей вероятности, и вовсе полегчает, так как у Маллии и провизии в кладовых изрядно поуменьшилось. А когда Мэт поглядел на людские толпы на причалах, то подумал, что тут у бедного капитана вряд ли будет много возможностей пополнить запасы.
Мысли Мэта вновь вернулись к письму, и усмешка на его лице сменилась задумчивостью. Несколько движений раскаленным в огне ножом – и печать с изображением золотой лилии аккуратно поддета. В письме не содержалось ничего интересного: Илэйн сообщала, что упорно занимается, делает успехи и горит желанием продолжать обучение. Она помнит свой дочерний долг и, поскольку, наказывая ее за побег, Престол Амерлин рекомендовала не вспоминать о случившемся, более не намерена касаться этой темы. Кроме того, Илэйн писала, что удостоена звания Принятой и что свершилось это замечательное событие скорее, нежели она могла предполагать, и теперь ей доверены дела куда более важные, чем раньше, и в связи с поручением самой Амерлин ей, наверно, придется покинуть Тар Валон, впрочем, лишь на короткий срок. Так что матери не следует беспокоиться.
Илэйн было легко призывать Моргейз не беспокоиться. Конечно, Илэйн ведь Мэта усадила на горячую сковородку. Скорей всего, это глупое письмо и было причиной слежки за ним, но даже Том ничего в этом письме не понял, не сумел выжать из него ничего вразумительного. Он только пожимал плечами да порой ворчал о тайнописи, шифрах, кодах и Игре Домов. Сейчас, когда печать была поставлена на место и само письмо находилось в полнейшей недосягаемости, зашитое в подкладку куртки, Мэт готов был биться об заклад, что о послании никто не знает. Если кому-то позарез понадобится письмо, настолько, что он решит из-за него убить Мэта, то пусть попробует! Раз уж я, Найнив, взялся отвезти это письмо, то будь все проклято, но я его доставлю, кто бы ни пытался меня остановить. Если же он снова встретит тех трех несносных женщин, они явно не обрадуются, услышав слова, что он им выскажет. Если я когда-нибудь их встречу... О Свет, о таком обороте дел я и не задумывался!
Когда швартовы были обмотаны вокруг кнехтов, на палубе появился Том с инструментами за спиной и узлом в руке. Невзирая на хромоту, он с гордым видом подошел к поручням, старательно следя за тем, чтобы ветер должным образом развевал полы его плаща, играя цветными лоскутами декоративных заплат, и с важным видом теребя свои длинные белые усы.
– Никто и не смотрит, Том, – произнес Мэт. – По-моему, они заметят менестреля, только если в руках у него будет окорок.
Том окинул пристань внимательным взглядом:
– О Свет! Я слышал, что дела тут плохи, но не ожидал, что настолько. Бедные простаки. Похоже, половина из них просто голодает. Так что если ты и дальше намерен жить в соответствии со своими запросами, то второй твой кошелек мы отдадим за еду. Первый пойдет в уплату за комнату. Смотрю на тебя, и мне скоро плохо станет. Если ты и здесь будешь налегать на еду, как взял ныне в привычку, то недолго ждать, что оголодавший люд за этакое тебе мозги вышибет.
В ответ Мэт лишь улыбнулся.
Тяжело ступая, мимо прошел Маллия, подергивая кончик своей бороды и отдавая последние указания, – «Серую чайку» подтягивали к пирсу. Матросы установили сходни, и Санор, скрестив на груди могучие руки, встал на страже возле них – на случай, если толпа на причале попытается проникнуть на судно. Но никто так и не попытался.
– Значит, здесь вы все же покидаете нас, – улыбнулся Маллия, но улыбка его была не столь радушной и предупредительной, какой могла бы быть. – Вы уверены, что я никак не могу помочь вам в дальнейшем? Сгори моя душа, никогда еще я не видел подобного столпотворения. Солдатам не мешало бы очистить пристань – если понадобится, то и мечом! Иначе приличному купцу на берег не сойти, не то что торговать. По-моему, лишь Санор сможет провести вас к гостинице через весь этот сброд.
Ну да, конечно, чтоб ты сразу узнал, где мы остановились?! Нет уж, дудки!
– Я хотел было подкрепиться перед тем, как сойти на берег, и, может быть, сыграть в кости, чтобы скоротать время... – Бедный Маллия побледнел как полотно. – Но, пожалуй, подобными делами удобнее заниматься там, где пол устойчив и не ходит под ногами, как желе на блюдце. Так что мы покидаем вас, капитан. И благодарим за восхитительное плавание.
На лице капитана отразилось явное облегчение. Мэт же поднял свои вещи, взял в руку боевой шест, используя его как дорожный посох, и вместе с Томом направился к сходням. Маллия дошел с ними до трапа, провожая бормотанием, в котором смешались и неподдельная досада, и неискреннее сожаление, – и все потому, что такие пассажиры покидают его судно. Но Мэт был уверен, что капитана сильно расстраивает упущенный шанс снискать расположение Благородного Лорда Самона путем передачи последнему подробностей соглашения между Андором и Тар Валоном.
Пока Мэт с менестрелем протискивался сквозь толпу, Том недовольно ворчал:
– Я понимаю, что Маллия отнюдь не симпатичен, но стоило ли постоянно поддразнивать его? Насмехаться над ним? Тебе мало того, что ты уничтожил едва ли не все запасы провизии? Он ведь рассчитывал, что ему их хватит до самого Тира.
– К твоему сведению, – проговорил Мэт, – я в последние два дня съедал не все. – К великому облегчению Мэта, однажды утром чувство голода совершенно пропало. Будто Тар Валон оборвал последнюю нить, которой удерживал его. – Большую часть еды я выбрасывал за борт, хотя улучить момент, чтобы никто этого не видел, было очень трудно.
Правда, теперь забавного в этом казалось мало – Мэта окружали измотанные, голодные лица, причем среди них было немало детских.
– Маллия заслужил подобное к себе отношение, – добавил он. – Вспомни хотя бы судно, которое мы встретили вчера! Оно село на мель или что-то вроде того, а он не то что не остановился помочь, даже близко не подошел, сколько ему ни кричали.
Навстречу друзьям попалась женщина с длинными темными волосами, она могла бы показаться хорошенькой, если бы не крайняя степень истощения. Женщина заглядывала в лицо каждому встречному, будто искала кого-то в толпе. Мальчик ростом чуть выше ее пояса и две девочки поменьше с плачем цеплялись за юбку женщины.
– А еще он тогда завел разговор о речных бандитах и ловушках. По-моему, тот корабль на ловушку совсем не походил, – продолжал объяснять Мэт.
Том с трудом увернулся от возка на высоких колесах, к которому поверх груды скарба, укрытой брезентом, была привязана клетка с двумя визжащими поросятами. При этом менестрель едва не перелетел через тележку, которую тянули мужчина и женщина.
– А ты готов свернуть со своего пути, чтобы прийти на помощь людям, да? Странно, как это я сразу не догадался.
– Я помогу любому, кто заплатит, – твердо сказал Мэт. – Только в сказках дураки что-то делают за просто так.
Две девочки горько рыдали в юбку матери, мальчик тоже едва сдерживал слезы. Глубоко запавшие глаза женщины ненадолго остановились на Мэте, изучая его лицо. Потом взгляд ее обратился на других. Женщина, казалось, тоже готова была разрыдаться. Под влиянием внезапного побуждения Мэт нашарил в кармане деньги и высыпал женщине в руку пригоршню монет, даже не заботясь об их достоинстве. Она вздрогнула, недоверчиво разглядывая золото и серебро, на лице ее застыло непонимание, которое, впрочем, быстро сменилось радостной улыбкой, и слезы благодарности засветились в ее глазах.
– Купи им что-нибудь поесть. – Мэт кивнул в сторону детей и поспешил удалиться, прежде чем женщина обретет дар речи. И тут он поймал на себе пристальный взгляд Тома. – Ну, что ты смотришь? Монеты приходят легко, пока есть кому играть со мной в кости.
Том медленно кивнул, но Мэт не был уверен, что менестрель понял его правильно. Проклятие, детский плач действовал мне на нервы, только и всего. А глупый менестрель, верно, думает, что я стану раздавать золото каждому нищему, который мне повстречается. Вот дурак! Тут Мэт совсем запутался, так как подозревал, что последнее слово относилось не к Тому, а к нему самому.
Взяв себя в руки, он решил не вглядываться в лица встречных, пока наконец не заметил в конце причала того, кто интересовал его в данный момент больше всего. Лицо это принадлежало солдату, который направлял людей в город. На нем были красный мундир и кираса, но шлема он не носил. У солдата был облик много повидавшего седого ветерана, который красноречиво свидетельствовал, что он – опытный рубака, младший командир, военачальник десятка подчиненных, вряд ли больше. Сей воин напомнил Мэту Уно, хотя у него оба глаза были на месте. Судя по его утомленному виду, воин устал не меньше тех, кого он понукал.
– Проходи! – кричал солдат хриплым голосом. – Проклятье! Здесь стоить не положено! Пошевеливайтесь! В город идите, кому говорю!
Мэт остановился прямо перед солдатом и надел на лицо вежливую улыбку:
– Прошу прощения, капитан, вы не укажете, где я могу найти приличную гостиницу? И конюшню, где можно купить лошадей получше? Завтра нам предстоит долгий путь.
Солдат осмотрел собеседника сверху донизу, оглядел Тома и его плащ менестреля, после чего вновь окинул тяжелым взглядом Мэта:
– Капитан, говоришь? Ну, парень, тебе повезет почище самого Темного, если ухитришься сыскать себе местечко на ночь. Где-нибудь в сарае. Большая часть этой толпы спит под забором. А если отыщешь лошадь, которую еще не забили и не съели, то тебе уж точно придется торговать ее с боем, потому что ни один хозяин не захочет продать свою клячу.
– Есть лошадей? – с отвращением пробормотал Том. – Неужто на этом берегу и впрямь так плохо дело? Королева что, не присылает еды?
– Совсем плохо дело, менестрель. – Солдату явно хотелось сплюнуть. – Беженцы пересекают реку быстрее, чем мельницы перемалывают зерно в муку, быстрее, чем фургоны подвозят продукты с ферм. Ладно, долго это не продлится. Все, пришел приказ. Завтра мы прекратим переправу. А тех, кто все равно попытается, отправим обратно.
Он снова напустился на людей, толпившихся на пристани, словно они и были виновниками всех проблем. Потом его тяжелый взгляд вновь остановился на Мэте.
– Ты занимаешь место, путник. Проходи. – Голос солдата сорвался в крик, предназначавшийся каждому, кто мог слышать. – Пошевеливайтесь! Проклятье! Здесь нельзя стоять! Двигайтесь! Давайте!
Мэт и Том присоединились к тонкому ручейку людей, телег и тачек, текущему к воротам в городской стене, в Арингилл.
Главные улицы города оказались запружены такими толпами, что под ногами невозможно было разглядеть плоские серые плиты, которыми были выложены мостовые. Казалось, людям некуда идти и они шагают в толчее безо всякой цели или удрученно стоят по обеим сторонам улицы. Немногие счастливчики, успевшие что-то сохранить от прежнего достатка, держали в опущенных руках нехитрые пожитки или отчаянно прижимали к груди самые дорогие сердцу вещи. На глаза Мэту попались трое мужчин, баюкающих в руках часы, и с дюжину или больше – с серебряными блюдами или кубками. Но женщины прижимали к груди детей. Стоголосый ропот наполнял воздух, создавая многозвучный тревожный фон заботы и беспокойства. Мэт проталкивался сквозь толпу, нахмурившись и выискивая по сторонам вывеску гостиницы или хотя бы намек на нее. Застройка города была беспорядочна – чередование дерева, камня, кирпича; бок о бок стояли дома, крытые черепицей, шифером, соломой.
– Это не похоже на Моргейз, – пробурчал Том себе под нос после долгого молчания, его кустистые брови устало опустились вниз, подобно белым стрелам, лохматыми остриями к носу.
– Что не похоже? – рассеянно спросил Мэт.
– Прекратить переправу. Отослать людей восвояси. Характер у нее, правда, резкий, как молния, но сердце мягкое и сочувствующее голодным и обездоленным, – отозвался Том, недоуменно качая головой.
И тут Мэт увидел вывеску, она гласила – «Речник», а под надписью был нарисован босой парень без рубашки, вытанцовывающий джигу. Туда-то Мэт и направился, наискось пересекая улицу и раздвигая толпу при помощи своего посоха.
– Ну а кому бы это быть, как не ей? Она, кто ж еще! Ладно, Том, забудь о Моргейз. До Кэймлина еще далеко. Давай-ка вначале посмотрим, сколько золота с нас запросят за кровать на одну ночь.
Большой зал «Речника» оказался так же забит людьми, как и улица. Услышав требования Мэта, хозяин гостиницы принялся хохотать так, что затряслись его многочисленные подбородки:
– Да мы всей семьей ютимся вчетвером на одной кровати. Если бы ко мне пришла родная мать, я и то не смог бы дать ей одеяло и место у огня.
– Как вы могли заметить, я – менестрель. – Голос Тома вызвал эхо даже в переполненном помещении. – Вне всяких сомнений, у вас найдется хотя бы пара соломенных тюфяков где-нибудь в углу в качестве платы за то, что я буду развлекать ваших постояльцев занимательными рассказами, фокусами, глотанием огня и жонглированием.
Хозяин расхохотался ему в лицо.
Когда Мэт выволакивал менестреля обратно на улицу, Том проворчал своим обычным тоном:
– Ты не дал мне даже заикнуться о конюшне. А я наверняка сумел бы выбить нам место хотя бы на сеновале.
– На сеновалах и в амбарах я уже наспался с тех пор, как покинул Эмондов Луг, – буркнул Мэт. – И под кустами, кстати, тоже. Я хочу ночевать в кровати.
Но в следующих четырех гостиницах, которые попались им на пути, хозяева отказывали так же, как и в первой. Из последних двух их едва не вытолкали взашей, когда Мэт предложил хозяевам сыграть в кости на постель. И когда хозяин пятой, между прочим, именуемой «Славная королева», заявил им, что не в состоянии дать соломенный тюфяк и самой королеве, Мэт вздохнул и спросил:
– А как насчет конюшни? Мы вполне могли бы устроиться на сеновале за ту же плату.
– Моя конюшня для лошадей, – ответил круглолицый хозяин. – А не для той прорвы народу, что шатается по городу.
До появления Мэта и Тома владелец гостиницы занимался тем, что заботливо протирал столовое серебро. Теперь он полюбовался только что отполированным серебряным кубком и, открыв дверцу, убрал его во чрево буфета рядом с другими, явно принадлежавшими разным сервизам. Верхняя часть буфета опиралась на широкую столешницу, и на ней, за буфетной дверцей, Мэт заметил стаканчик из тисненой кожи. Стаканчик для игры в кости.
– Я не пускаю ночевать в конюшню, чтобы лошади не пугались, – продолжал тем временем хозяин. – А то пустишь кого, а он, чего доброго, удерет вместе с ними. Проезжие хорошо платят мне за конюшню, рассчитывая на заботливое обращение с животными и их сохранность, к тому же у меня самого там в стойлах две кобылы. И в моей конюшне кроватей для вас нет.
Мэт же задумчиво глядел на стаканчик для костей. Потом достал из кармана золотую андорскую крону и положил ее на комод. Чуть погодя рядом легла серебряная марка Тар Валона, потом золотая, а замкнула ряд золотая тайренская крона. При виде монет хозяин гостиницы облизал внезапно пересохшие губы. Мэт добавил две иллианские серебряные марки, еще одну андорскую крону и посмотрел на трактирщика, на округлом лице которого отразилось мучительное колебание. Мэт потянулся сгрести деньги обратно в карман. Но ладонь хозяина дотянулась до монет первой.
– Пожалуй, вы двое не очень обеспокоите лошадей.
Мэт улыбнулся:
– Кстати, о лошадях. Сколько стоит пара ваших? Оседланных и с упряжью, конечно.
– Я не собираюсь продавать своих лошадей, – ответил хозяин, подхватывая монеты с комода.
Мэт взял стаканчик и выразительно потряс. Застучали кости.
– Ставлю вдвое больше против лошадей, седел и уздечек. – Теперь он слегка потряс карман, чтобы красноречивый звон монет убедил хозяина в платежеспособности постояльца и обеспеченности его ставки. – Один мой бросок против лучшего из двух ваших!
Он готов был рассмеяться, увидев алчный блеск в глазах хозяина.
Переступив порог конюшни, Мэт первым делом заглянул в полдюжину стойл с лошадьми и отыскал пару гнедых меринов. Были они не ахти, но главное их достоинство заключалось в том, что принадлежали они теперь Мэту. Нечищеные и неухоженные создания выглядели тем не менее неплохо, учитывая, что все конюхи, за исключением одного, от хозяина сбежали. Сам трактирщик о сбежавших отозвался с явным негодованием, как и об их необоснованных жалобах на то, что они-де не могут прожить на те деньги, что хозяин им платит. Ушат презрения достался и единственному оставшемуся конюху, этот бессовестный имел наглость заявить, что уходит домой спать, потому что он, видите ли, устал работать за троих.
– Пять шестерок! – пробормотал Том за спиной у Мэта.
Менестрель скептически оглядывал конюшню, видимо, сожалея, что мысль переночевать в обществе лошадей пришла на ум именно ему, и находя эту идею не столь привлекательной, как представлялось в первой гостинице. В лучах заходящего солнца, врывающихся в большие двери, кружились пылинки. Веревки, на которых поднимали кипы сена, сейчас свисали с блоков на балках, подобно увядшему плющу. Сеновал наверху заволокло сумраком.
– Когда он выбросил четыре шестерки и пятерку со второго броска, то посчитал, что ты наверняка проиграл. Точно так же, признаться, подумал и я, – продолжал Том. – Ведь в последнее время ты не на каждом броске выигрываешь!
– Я выигрываю достаточно.
Мэт как будто был даже доволен, что не каждый его бросок приносил выигрыш. Везение оно, конечно, везением, но при воспоминании о вечере по спине все еще пробегал мороз. В те минуты, когда он тряс стаканчик, Мэт отнюдь не был уверен, как лягут кости, сколько очков выпадет. Юноша забросил свой посох наверх, на сеновал, и тут ударил гром. Мэт вскарабкался на сеновал по шаткой лесенке и окликнул Тома:
– Это была хорошая мысль! Мне кажется, сегодня ночью лучше иметь крышу над головой, а не мокнуть под ливнем.
Большая часть сена была сложена кипами вдоль стен конюшни, но места вполне хватало для того, чтобы расстелить плащ. Пока Том влезал на сеновал, Мэт достал из торбы два каравая хлеба и треугольный кусок сыра с зелеными прожилками. Хозяин гостиницы, имя которого было Джерал Флорри, расстался с этим богатством, лишь получив столько денег, сколько во времена поспокойнее стоила бы одна из его лошадей. Когда Том с Мэтом приступили к трапезе, запивая еду водой из своих дорожных фляжек, – вина у Флорри не было ни за какие деньги, – по крыше забарабанил дождь. Покончив с ужином. Том достал трутницу, набил табаком трубку с длинным чубуком и со всеми удобствами расположился покурить.
Мэт лежал на спине, уставившись в сумрак под крышей и размышляя о том, кончится ли дождь к утру, – очень уж ему хотелось как можно скорей избавиться от письма. И вдруг в конюшне раздался резкий скрип несмазанного колеса. Мгновенно подкатившись к краю сеновала, Мэт посмотрел вниз. Сумерки хоть и сгустились, но в сумраке еще многое можно было разглядеть.
Стройная женщина, только что вошедшая из-под дождя в конюшню, опустила наземь оглобли своей тележки с большими колесами и устало разогнула спину. Снимая с плеч плащ и стряхивая с него капли дождя, она что-то бурчала себе под нос. Волосы ее были заплетены во множество тоненьких косичек, шелковое платье – Мэт почему-то решил, что оно бледно-зеленого цвета, – было на груди щедро украшено причудливой вышивкой. Когда-то это платье было великолепным, теперь же оно обтрепалось и запачкалось. Женщина потерла кулаками поясницу, снова произнеся что-то низким голосом, потом быстро подошла к дверям конюшни и пристально вгляделась в дождевую завесу. Так же поспешно она потянула створки на себя и плотно затворила двери, отчего все помещение погрузилось во мрак. В темноте послышались отчетливое шуршание, позвякивание, хлюпанье, и внезапно в фонаре, который женщина держала в руках, вспыхнул яркий язычок пламени. Она огляделась, заметила в стене крюк, повесила на него фонарь, а потом стала копаться под парусиной, покрывавшей тележку.
– Быстро она управилась, – тихо произнес Том, не разжимая зубов и не вынимая изо рта трубки. – В этакой темноте, высекая огонь кресалом, недолго и конюшню спалить.
Пришелица вновь появилась в круге света с краюхой хлеба, которая была, скорее всего, черствой, так как женщина ела медленно, несмотря на явный голод.
– У нас сыра не осталось? – прошептал Мэт.
Том в ответ лишь покачал головой.
Женщина вдруг начала принюхиваться, видимо, почувствовав запах табачного дыма. Мэт уже готов был встать и обнаружить себя, но тут одна из дверных створок вновь отворилась.
Женщина пригнулась, готовая бежать, но из-под дождя навстречу ей шагнули четверо мужчин, на ходу сбрасывая мокрые плащи. Под плащами оказались светлые куртки с широкими рукавами и вышивкой на груди, мешковатые штаны также были богато расшиты сверху донизу. Одежда могла бы показаться смешной, если бы не плотно сбитые фигуры и мрачные лица самих мужчин.
– Ну что, Алудра, – проговорил один, в желтой куртке, – похоже, бежала ты не так быстро, как тебе хотелось, а?
Мэт отметил про себя, что у незнакомца в желтом весьма необычный выговор.
– Таммуз, – женщина произнесла это имя так, будто оно было ругательством, – тебе что, мало? Ты добился, чтобы меня вышвырнули из гильдии, хотя именно из-за тебя все не ладилось! Хоть и вымахал с быка, а мозги куриные, вот и напортачил. А теперь еще меня преследуешь. – У нее был тот же чудной выговор, что и у мужчины. – Или ты думаешь, что я рада тебя видеть?
Тот, кого назвали Таммузом, засмеялся:
– Дура ты, Алудра, и я это всегда знал. Если бы ты просто исчезла, то могла бы еще долго прожить где-нибудь в глуши. Но ты ведь не могла позабыть наших секретов, а? Надеялась, что мы ничего не узнаем? Ты пыталась зарабатывать на жизнь тем, на что имеет право только гильдия, только она одна. – Внезапно в его руке сверкнул нож. – С каким же удовольствием я перережу тебе горло, Алудра!
Мэт понял, что делает, только в тот миг, когда, уже поднявшись с места, крепко ухватился за одну из свисающих с потолка двойных веревок и прыгнул с сеновала вниз. Чтоб мне сгореть, дураку распроклятому! – только и успело промелькнуть у него в голове.
В следующее мгновение он врезался в разодетую четверку, и мужчины попадали наземь, точно кегли после удачного броска увесистого шара. Веревка выскользнула из рук Мэта, и он покатился по устланному соломой полу, рассыпая вокруг монеты из карманов и под конец въехав в стенку стойла. Когда юноша поднялся, все четверо незнакомцев были уже на ногах. И в руках у всех четверых сверкали ножи. Вот же ослепленный Светом дурак! Чтоб мне сгореть! Нет, чтоб мне сгореть!
– Мэт!
Он поднял голову, и Том кинул ему посох. Мэт на лету поймал его, и вовремя – в следующий миг нож Таммуза отлетел в сторону, а сам он получил концом шеста в висок. Таммуз рухнул. Но остальные трое уже наседали на Мэта, и юноша вовсю завертел шестом, отбиваясь от хищной стали, рассыпая хлесткие удары по коленям, лодыжкам, ребрам и выбирая момент, чтобы довершить все ударом по голове. Все слилось в лихорадочно краткий миг. Когда последний из нападавших свалился наземь, Мэт застыл на пару секунд, потом поднял взгляд на женщину:
– Вы нарочно выбрали именно эту конюшню, чтобы вас тут убивали?
Она сунула кинжал с тонким лезвием обратно в ножны, висевшие у нее на поясе:
– Я хотела тебе помочь, но побоялась, что ты примешь меня в суматохе за одного из этих шутов-переростков, если я сделаю к тебе хоть шаг с клинком в руке. А выбрала я эту конюшню потому, что дождь, как известно, мокрый, как и я, а ее никто не сторожил.
Она была старше, чем показалось Мэту, лет на десять-пятнадцать старше его, но все равно хорошенькая, с большими темными глазами и маленьким ротиком, до того пухлым, будто его обладательница надула губки. Или изготовилась к поцелую. Мэт хохотнул и оперся на свой шест:
– Ну, что сделано, то сделано. Наверное, вы вовсе не пытались вывалить на наши головы мешок злосчастья.
С неловкостью, из-за больной ноги, по лестнице спустился Том, и Алудра смотрела теперь то на него, то на Мэта. Менестрель снова надел плащ, без которого он редко позволял любоваться собой, особенно при знакомстве.
– Как будто в сказаниях, – промолвила женщина. – Я спасена менестрелем и юным героем от этих... – Она нахмурилась и поглядела на громил, распростертых на земляном полу. – От этих ублюдков, чьи матери были свиньями!
– Почему они хотели убить вас? – спросил Мэт. – Он что-то о каких-то секретах говорил.
– Секреты, – в голосе Тома послышались раскатистые артистические нотки, как на представлении, – тайны об устройстве фейерверков, если я не ошибаюсь. Вы – Иллюминатор, верно? – Он галантно поклонился, церемонно взмахнув полами плаща. – Я – Том Меррилин, менестрель, как вы изволите видеть. – И, точно вспомнив что-то малозначительное, но все же достойное упоминания, Том добавил: – А этого молодого человека, обладающего дарованием находить на свою голову неприятности, зовут Мэт.
– Я была Иллюминатором, – холодно, с некоторым ожесточением, произнесла Алудра. – Но эта свинья Таммуз испортил представление для короля Кайриэна и к тому же чуть не разнес весь квартал гильдии, весь поселок нашего цеха! А поскольку тамошней старейшиной цеха была я, то именно меня гильдия и сочла виновной в происшествии. – В голосе ее послышались оборонительные нотки. – Что бы ни болтал Таммуз, секретов гильдии я не раскрываю. Но и голодать я не намерена, раз умею устраивать фейерверки. А поскольку из гильдии меня исключили, то ее законы на меня не распространяются.
– Галдриан, – произнес Том, и в тоне его было то же напряжение, что и в голосе Алудры. – Он теперь мертвый король и фейерверков никогда больше не увидит.
– Гильдия. – Женщина устало вздохнула. – Они все обвиняют меня, будто это из-за меня разгорелась война в Кайриэне, будто та бедственная ночь, только она одна привела к смерти Галдриана.
Том скривился, а Алудра продолжила:
– Наверное, мне здесь больше нельзя оставаться. Таммуз и остальные эти буйволы скоро очнутся. Скорее всего, на этот раз они заявят солдатам, что я украла то, что на самом деле изготовила сама.
Она испытующе посмотрела сперва на Тома, потом на Мэта, сдвинула брови и, видимо, приняв решение, произнесла:
– Я должна отблагодарить вас, но денег у меня нет. Однако у меня есть нечто не менее ценное, чем золото. Может быть, даже лучше золота. Посмотрим, что вы скажете.
И когда она принялась рыться под парусиной в тележке, Мэт переглянулся с Томом. Я помогу любому, кто заплатит. Ему показалось, что в голубых глазах Тома мелькнуло понимание.
Алудра выбрала из нескольких одинаковых узлов один – короткий рулон в плотной промасленной материи. Сверток был чуть больше фута в обхвате. Опустив его на солому, она развязала стягивающие сверток шнуры и раскатала рулон по полу. По всей длине тянулись четыре ряда карманов, верхние карманчики были маленькие, во втором ряду – побольше, а в четвертом – самые большие. Во всех лежали покрытые воском бумажные цилиндры. Над срезом кармана торчали их утолщенные концы, от которых тянулись темные шнуры.
– Фейерверки, – сказал Том. – Я так и знал. Алудра, мы не примем такого подарка! Вы можете продать только это, и вам хватит на десять дней проживания в хорошей гостинице, превосходно питаясь каждый день. Правда, не здесь, не в Арингилле.