Текст книги "Великая Охота"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

На мгновение затуманенность пропала из глаз Верин. На мгновение показалось, что взгляд Айз Седай, такой же острый, как у Амерлин, быстро вонзился в Найнив, вновь потом обратившись на Эгвейн.

– Твои врожденные способности, дитя, сильны, и они станут еще сильнее. Ты обязана научиться контролировать их до того, как повредишь себе, или кому-то другому, или очень многим людям. Вот чему пыталась научить тебя Морейн. Именно овладеть контролем я постараюсь помочь тебе сегодня вечером, и каждый вечер именно этому будут обучать тебя сестры, пока мы не препоручим тебя заботам Шириам. Она – Наставница Послушниц.

Эгвейн подумала, может ли Верин знать о Ранде? Это невозможно. Она никогда бы не выпустила его из Фал Дара, будь у нее даже малейшие подозрения. Но девушка была уверена: ей вовсе не привиделось то, чему она была свидетелем.

– Спасибо, Верин Седай. Я буду стараться.

Найнив спокойно поднялась на ноги:

– Пойду к костру, посижу там. Не буду мешать.

– Тебе лучше остаться, – заметила Верин. – Вреда не будет, только польза. Судя по словам Морейн, тебе требуется совсем небольшая подготовка, и ты поднимешься на ступень к Принятым.

Найнив мгновение нерешительно постояла, потом твердо мотнула головой:

– Благодарю вас за предложение, но я погожу, пока мы не достигнем Тар Валона. Эгвейн, если я тебе понадоблюсь, то я буду...

– По всем меркам, – прервала ее Верин, – ты, Найнив, – женщина взрослая. Обычно, чем моложе послушница, тем лучше у нее выходит. Послушница, и не в одной только учебе, обязана делать то, что ей сказано, – как только ей сказали и без вопросов. На самом деле это приносит пользу тогда, когда процесс подготовки достигает определенного этапа: промедление, или колебание, не там, где нужно, или сомнение в том, что велено сделать, порой могут иметь трагические последствия, – но лучше следовать этому правилу все время. От Принятых, с другой стороны, ожидают расспросов, когда им становится известно достаточно для понимания, какие вопросы задавать и когда. Что бы ты выбрала?

Пальцы Найнив сжали ткань юбки, и она вновь, нахмурясь, посмотрела на полог. Потом коротко кивнула и села обратно на пол.

– Думаю, я тоже тут побуду, – сказала она.

– Хорошо, – согласилась Верин. – Итак. Эту часть ты уже знаешь, Эгвейн, но ради Найнив я проведу тебя через этот этап шаг за шагом. Со временем это станет второй натурой, и ты станешь проделывать все быстрее, чем успеешь подумать. Но сейчас самое лучшее не торопиться. Закройте глаза, пожалуйста. Начинать лучше, если ничто не отвлекает.

Эгвейн закрыла глаза. Потом вышла заминка.

– Найнив, – сказала Верин, – пожалуйста, закрой глаза. Так и в самом деле пойдет лучше. – Опять пауза. – Спасибо, дитя. Теперь вы должны от всего отрешиться. Выбросить из головы все мысли. У вас в разуме лишь одно. Цветочный бутон. Только он. Один бутон, и все. Вы видите его во всех деталях. Вы ощущаете его аромат. Можете потрогать его. Пощупать его. Каждую прожилку каждого листка, каждый изгиб каждого лепестка. Можете почувствовать, как в нем пульсирует сок. Почувствуйте это. Узнайте его. Станьте им. Вы и бутон – одно и то же. Вы едины. Вы и есть бутон.

Монотонный голос Верин гипнотизировал, но Эгвейн его не слышала; она и прежде выполняла это упражнение с Морейн. Тогда все было медленно, но Морейн говорила, что побольше практики – и все будет получаться намного скорей. В самой себе она была бутоном розы, красные лепестки туго сложены. Но неожиданно там появилось еще что-то. Свет. Свет давил на лепестки. Медленно лепестки раскрылись, поворачиваясь к свету, впитывая свет. Роза и свет стали едины. Эгвейн и свет стали едины. Она чувствовала, как через нее просачиваются наичистейшие его струйки. Она напряглась еще, потянулась еще за большим.

И вмиг все пропало, и роза, и свет. Морейн говорила также, что нельзя пытаться насильно ускорить учебу. Вздохнув, девушка открыла глаза. И увидела на лице Найнив мрачное выражение. Верин была спокойна, как и прежде.

– Нельзя заставить это случиться, – говорила Айз Седай. – Ты должна позволить этому случиться. Прежде чем сможешь контролировать Силу, ты должна поддаться ей.

– Это совершенная глупость, – пробормотала Найнив. – Я не ощущаю себя цветком. Если уж об этом, то скорее терновым кустом. Нет, все-таки я, наверное, подожду у костра.

– Как хочешь, – сказала Верин. – Я не говорила, что послушницы обязаны работать по хозяйству? Моют посуду, подметают полы, стирают, прислуживают за столом и прочее. Лично я считаю, что слуги делают все намного лучше, но в общем считается, что подобная работа закаляет характер. О-о, ты остаешься? Замечательно. Ладно, дитя мое, помни, что и на кусте терновника иногда бывают цветки, великолепные белые цветы среди колючек. Попробуем-ка еще раз, поодиночке. Итак, сначала, Эгвейн. Закрой глаза.

Несколько раз до ухода Верин Эгвейн ощущала течение Силы через себя, но оно никогда не было очень сильным, и самое большее, чего она сумела с ним добиться, – ток воздуха, от которого шевельнулся полог палатки. Девушка была уверена, что от простого чиха толку было бы больше. С Морейн у нее получалось лучше, иногда во всяком случае. Ей захотелось, чтобы обучением занималась Морейн.

Найнив даже мерцания не чувствовала, или же она так утверждала. К концу урока в глазах читалась решимость, а губы сжаты так, что Эгвейн стала бояться, вдруг та вздумает выбранить Верин, словно Айз Седай – деревенская кумушка, нарушившая уединение Мудрой. Но Верин просто велела Найнив закрыть глаза еще раз, на сей раз без Эгвейн.

Эгвейн сидела, поглядывая на двух женщин, то и дело зевая. Было уже очень поздно, обычно в такой час она давно спала. Лицо у Найнив застыло смертной маской недельной давности, глаза зажмурены, словно она решила никогда их не открывать, руки лежали на коленях, кулаки сжаты, костяшки побелели. Эгвейн лишь надеялась, что теперь темперамент Найнив не вырвется на свободу – раз Мудрая так долго сдерживала себя.

– Почувствуй поток через себя, – говорила Верин. Голос ее ничуть не изменился, но глаза вдруг вспыхнули. – Почувствуй поток. Поток Силы. Поток, похожий на слабый ветерок, легкое шевеление в воздухе. – Эгвейн села прямо. Именно так Верин наставляла ее всякий раз, когда девушка на самом деле добивалась потока Силы через себя. – Тихий ветерок, легчайшее движение воздуха. Слабенькое.

Вдруг стопка одеял полыхнула, будто полено смоленки.

Найнив с воплем открыла глаза. Эгвейн не поняла, кричала ли она сама или нет. Эгвейн помнила лишь то, как она вскочила на ноги и пинком постаралась выбросить загоревшиеся одеяла наружу, пока от них не занялась палатка. Не успела девушка пнуть стопку второй раз, как пламя исчезло, оставив от себя клочья дыма от обуглившихся одеял и запах паленой шерсти.

– Хорошо, – заметила Верин. – Хорошо. Не ожидала, что мне придется тушить пожар. Дитя мое, не нужно на меня в обморок падать. Теперь все хорошо. Я все уладила.

– Я... Я рассердилась, – проговорила Найнив трясущимися губами – в лице ни кровинки. – Я слышала, как вы говорите о легком ветерке, указывая, что мне делать, и огонь просто вспыхнул у меня в голове. Я... я не хотела ничего поджигать. Это был просто маленький огонек, у меня... у меня в голове.

Ее передернуло.

– Да, наверное, огонь был маленький. – Верин хихикнула, но смех оборвался, едва она посмотрела на Найнив. – С тобой все в порядке, дитя мое? Если ты себя плохо чувствуешь, я могу... – Найнив замотала головой, и Верин кивнула. – Отдых – вот что тебе нужно. Вам обеим. Мы с вами чересчур много поработали. Вам надо отдохнуть. Амерлин поднимет всех и отправится в путь еще до света. – Встав, Айз Седай коснулась носком обуглившихся одеял. – Я позабочусь, чтобы вам принесли другие одеяла. Надеюсь, это показывает вам обеим, насколько важен контроль. Вы должны научиться делать то, что хотите сделать, и ничего большего. Не говоря о том, что можно повредить кому-то еще, но если вы зачерпнете больше Силы, чем способны без риска справиться, – пока же вы еще не справляетесь и с гораздо меньшим, но этот уровень будет расти, – но если вы зачерпнете слишком много, вы уничтожите себя. Вы можете умереть. Или выжечь себя, уничтожить те способности, которыми обладаете.

И, будто бы не заявив ученицам, что те идут по лезвию бритвы, Верин приветливо добавила: «Добрых снов» – и с этими словами ушла.

Эгвейн обняла Найнив и крепко прижала к себе.

– Все хорошо, Найнив. Незачем пугаться. Когда-нибудь ты научишься контролировать...

Найнив каркающе рассмеялась:

– Я не напугана. – Она покосилась на дымящиеся одеяла и торопливо отвела глаза. – Маленьким огоньком меня не напугать. – Но на одеяла она больше не смотрела, даже когда пришедший Страж забрал их и оставил новые.

Верин больше не приходила, как она и сказала. Вообще, пока кавалькада двигалась все дальше, на юг и запад, день за днем, так быстро, как могли идти пешие воины, Верин уделяла двум женщинам из Эмондова Луга не больше внимания, чем Морейн, чем любая из Айз Седай. Нельзя сказать, что они были совсем недружелюбными, но скорее холодно сдержанными и отчужденными, эти Айз Седай, словно бы всецело поглощенными своими думами. От их холодности смущение Эгвейн усугублялось, и вновь ей припоминались те предания, которые она слышала ребенком.

Мама всегда рассказывала ей об Айз Седай предания, которые были уймой всякого дурацкого вздора, но ни ее мать, ни любая другая женщина в Эмондовом Лугу не видели Айз Седай, пока туда не пришла Морейн. Сама девушка провела с Морейн не один день, и Морейн была для Эгвейн доказательством, что не все Айз Седай похожи на тех, из сказаний. На равнодушных манипуляторов и не ведающих жалости разрушителей. На Разламывателей Мира. Теперь она знала, что те, по крайней мере, – Разламыватели Мира, – были мужчинами Айз Седай, когда таковые еще существовали, в Эпоху Легенд, но легче от этого не становилось. Не все Айз Седай похожи на тех, что в сказаниях, но многие ли похожи и насколько?

Айз Седай, приходившие в палатку, оказались настолько пестрой компанией, что разобраться в своих мыслях, прояснить свои сомнения никак не удавалось. Алвиарин, холодная и деловитая, как купец, приехавший закупать шерсть и табак, и удивленная тем, что с Найнив тоже надо заниматься, но согласившаяся с этим, была резка в своих замечаниях, но всегда готова повторить урок заново. Аланна Мосвани смеялась и, занимаясь с двуреченками, много времени говорила об окружающем мире, о мужчинах. Хотя Аланна выказала, с точки зрения встревожившейся Эгвейн, слишком много интереса к Ранду, Перрину и Мэту. Особенно к Ранду. Хуже всех оказалась Лиандрин, единственная, кто носил шаль; остальные упаковали их еще перед отъездом из Фал Дара. Лиандрин сидела, перебирая пальцами красную бахрому, учила мало и вдобавок неохотно. Она расспрашивала Эгвейн и Найнив, расспрашивала таким тоном, будто обвиняла в преступлении, и все ее вопросы касались трех ребят. Она продолжала допытываться до тех пор, пока Найнив не выпроводила ее вон, – почему Мудрая так поступила, Эгвейн не вполне понимала, – и ушла Лиандрин, напоследок предупредив:

– Будьте осторожны, дочери мои. Больше вы не у себя в деревне. Теперь вы босиком шлепаете по воде, где есть создания, которые не прочь укусить вас.

И вот наконец колонна достигла деревни под названием Медо, раскинувшейся на берегах Моры, что текла вдоль границы между Шайнаром и Арафелом и дальше в реку Эринин.

Эгвейн была уверена, что расспросы Айз Седай о Ранде заставили ее увидеть его в снах, расспросы и беспокойство о нем, о том, не пришлось ли ему и другим в погоне за Рогом Валир углубиться в Запустение. Сны, всегда дурные, поначалу ничем не отличались от обычных кошмаров. Но к той ночи, когда кавалькада Престола Амерлин оказалась в Медо, сны изменились.

– Извините, Айз Седай, – робко спросила Эгвейн, – но не видели ли вы Морейн Седай?

Стройная Айз Седай отмахнулась от девушки и заторопилась дальше по запруженной людьми и освещенной факелами деревенской улице, окликая кого-то, чтобы были поосмотрительнее с ее лошадью. Женщина была из Желтой Айя, хотя и не носила сейчас шали; Эгвейн знала только это и не больше, даже имени ее не знала.

Медо был деревней маленькой – хотя Эгвейн поразилась, поняв, что считает «маленькой» деревню, не уступающую размерами Эмондову Лугу, – и чужаков в ней оказалось намного больше, чем самих жителей. Лошади и люди заполонили узкие улочки, гурьбой устремившись к пристаням мимо селян, которые бухались на колени, когда мимо них торопливо проходили не замечающие их Айз Седай. Режущий глаза свет факелов заливал деревню. Два причала каменными пальцами выдавались в реку Мора, и у каждого была пришвартована пара небольших двухмачтовых судов. Тут на борт принимали лошадей – с помощью гиков, канатов, парусиновых люлек, подведенных им под животы. Еще больше судов – с высокими бортами, с виду крепких и прочных, с фонарями на верхушках мачт, – теснились на глади реки, где пролегла лунная дорожка, уже загруженные или еще ждущие своей очереди. Гребные шлюпки перевозили лучников и пикейщиков, а от поднятых вверх пик лодки выглядели так, будто по реке плывут гигантские колюшки.

У левого причала Эгвейн отыскала Анайю, та следила за погрузкой и подгоняла тех, кто шевелился недостаточно резво. Хотя Анайя и двух слов зараз не говорила Эгвейн, она, казалось, отличалась от других Айз Седай, очень напоминая женщину из родных мест. Эгвейн вполне могла представить ее с тестом на кухне; но другие в эту картинку никак не вписывались.

– Анайя Седай, вы случайно не видели Морейн Седай? Мне нужно с ней поговорить.

Айз Седай оглянулась с хмурым отсутствующим видом:

– Что? А-а, это ты, дитя. Морейн нет. А твоя подружка Найнив уже на «Речной Королеве». Мне пришлось собственноручно затолкать ее в лодку, а она кричала, что никуда без тебя не пойдет. Свет, что за свалка! Тебе самой нужно на борт. Найди лодку, которая идет к «Речной Королеве». Вы обе будете плыть с Престолом Амерлин, поэтому веди себя как следует, когда окажешься на борту. Никаких скандалов, капризов и сцен.

– На каком корабле Морейн Седай?

– Морейн не на корабле, девочка. Она пропала, уже два дня как, и Амерлин из-за этого волнуется. – Анайя скривилась и покачала головой, хотя ее внимание по большей части занимали рабочие. – Вначале вместе с Ланом исчезла Морейн, за ними по пятам – Лиандрин, а потом пропала Верин, и никто из них и словом ни с кем не обмолвился. Верин даже своего Стража не взяла; Томас извелся весь, волнуется, ногти все сгрыз. – Айз Седай подняла взор к небу. Прибывающая луна, не скрадываемая облачной пеленой, ярко сияла. – Нам придется опять призвать ветер, еще и этим Амерлин будет недовольна. Она говорит, что хочет, чтобы мы отплыли в Тар Валон не позже чем через час, и задержек не потерпит. Не хотела бы я оказаться на месте Морейн, или Лиандрин, или Верин, когда она увидит их в следующий раз. Им захочется вновь стать послушницами. Кстати, дитя, что стряслось? Зачем ты ее ищешь?

Эгвейн сделала глубокий вздох. Морейн пропала? Она не могла! Мне нужно рассказать кому-нибудь, кому-нибудь, кто не станет надо мной смеяться. Она представила себе, как в Эмондовом Лугу Анайя слушает рассказ дочери о ее затруднениях; эта женщина ничем не портила такой картины.

– Анайя Седай, Ранд в беде.

Анайя окинула девушку задумчивым взглядом:

– Тот высокий юноша из твоей деревни? Уже заскучала по нему, да? Ну чего же мне удивляться, если он и в самом деле в беде. У молодых ребят его возраста вечно так. Правда, это у другого – у Мэта, да? – был плачевный вид. Ладно, дитя. Я вовсе не хочу насмехаться над тобой или относиться к твоим словам с пренебрежением. Что это за беда и как ты узнала? К этому времени он и Лорд Ингтар должны были вернуть Рог и возвратиться в Фал Дара. Или же они еще в Запустении, и тут уж ничего не поделать.

– Я... Я не думаю, что они в Запустении или вернулись в Фал Дара. У меня был сон. – Эгвейн произнесла эти слова отчасти с вызовом. Как ни глупо это звучало, но сон казался таким реальным. Это был кошмар, но от этого он не становился менее реальным. Вначале появился мужчина с маской на лице и огнем вместо глаз. Несмотря на эту маску, ей показалось, что мужчина удивился, увидев ее. Вид его был настолько пугающ и ужасен, что Эгвейн думала, будто ее кости вот-вот разломаются от сотрясавшей ее дрожи, но вдруг мужчина исчез и она увидела Ранда. Он спал на земле, завернувшись в плащ. Над Рандом, глядя на него, стояла женщина. Лицо ее скрывали тени, но глаза ее сияли как луна, и Эгвейн знала, что эта женщина – зло. Затем вспышка, и они пропали. Оба, и Ранд, и та женщина. И за всем, как нечто совсем иное, – ощущение опасности, как будто капкан начал захлопываться, грозя поймать в западню ни о чем не подозревающего ягненка, капкан со множеством захватов-челюстей. Время будто замедлило свой бег, и она видела, как смыкаются железные челюсти, все ближе и ближе. С пробуждением, как обычно происходит со сновидениями, сон не поблек, не изгладился. И опасность ощущалась столь сильно, что девушку все время подмывало оглядываться через плечо – только каким-то образом она понимала, что угроза направлена на Ранда, а не на нее.

Она подумала было, не Морейн ли та женщина, но тут же выбранила себя за такую мысль. Лиандрин подходила к этой роли куда лучше. Или, может, Аланна, она тоже интересовалась Рандом.

Девушка не сумела убедить себя рассказать все Анайе. Эгвейн просто сухо сказала:

– Анайя Седай, я знаю, это звучит глупо, но он – в опасности. В большой опасности. Я это знаю. Я почувствовала ее. Я и сейчас чувствую.

У Анайи был задумчивый вид.

– Ну что же, – тихо произнесла она, – есть возможность, которую, держу пари, никто и в расчет не берет. Ты можешь оказаться Сновидицей. Шанс мал, дитя, но... У нас таких не было за эти... э-э... четыре или пять столетий. А Сновидение тесно связано с Предсказанием. Если ты действительно способна к Сновидению, то тогда, может статься, ты сумеешь и Предсказывать. Вот это могло бы быть кукишем под нос Красным. Разумеется, это мог быть обыкновенный кошмар, вызванный поздней ночью, холодной едой, да и нашим энергичным путешествием, этим темпом, взятым после отъезда из Фал Дара. И ты скучаешь по своему парню. Гораздо более вероятно. Да-да, дитя, я знаю. Ты о нем тревожишься. В твоем сне был какой-нибудь намек, что это за опасность?

Эгвейн покачала головой:

– Он просто исчез, и я чувствовала опасность. И зло. Зло я чувствовала до его исчезновения. – Она задрожала и потерла руки. – Я по-прежнему его чувствую.

– Хорошо, мы поговорим об этом поподробнее на «Речной Королеве». Если ты и в самом деле Сновидица, я прослежу, чтобы ты прошла обучение, которое Морейн, будь она здесь... Эй ты, там! – неожиданно рявкнула Айз Седай, и Эгвейн вздрогнула. Высокий мужчина, который только что присел на бочонок вина, подпрыгнул. Несколько других работников убыстрили шаг. – Это надо на борт грузить, а не рассиживаться на нем! Мы поговорим на судне, дитя. Ну ты, дурень! Тебе одному не унести! Надорваться хочешь? – Анайя зашагала по пристани, демонстрируя незадачливым селянам куда менее изысканный и вежливый, но куда более грубый и резкий язык, чем от нее могла ожидать Эгвейн.

Эгвейн всмотрелась в мрак на юге. Он где-то там. Не в Фал Дара и не в Запустении. В этом девушка была уверена. Держись, шерстеголовый балбес. Если ты позволишь себя убить прежде, чем я выручу тебя, я с тебя шкуру живьем спущу! Ей в голову не пришло спросить себя, как она намерена выручить его из чего бы то ни было, направляясь в Тар Валон.

Поправив плащ, Эгвейн отправилась искать лодку, отплывающую на «Речную Королеву».

Глава 13
ОТ КАМНЯ К КАМНЮ

Ранда разбудил свет восходящего солнца, и он недоуменно подумал, уж не сон ли он видит. Озираясь, юноша медленно сел. Вокруг изменилось все, или почти все. Солнце и небо были такими, какие он и предполагал увидеть, если б последнее не стало теперь мертвенно-бледным и почти безоблачным. По бокам юноши по-прежнему спали, завернувшись в плащи, Лойал и Хурин, в шаге от них по-прежнему стояли стреноженные лошади, но все остальные пропали. Солдаты, лошади, его друзья – все пропали.

Да и сама лощина изменилась, и теперь они втроем находились в ее центре, а не с краю. Подле головы Ранда воздвигся серый каменный цилиндр, в точности трех спанов высотой и в полный шаг толщиной, испещренный сотнями, если не тысячами глубоко высеченных схем и значков, букв какого-то языка, которого он не понимал. Дно лощины было вымощено белым камнем, ровным как пол, отполированным чуть ли не до блеска. К краю лощины концентрическими кольцами поднимались широкие высокие ступени по-разному окрашенного камня. И у окоема деревья стояли почерневшие и перекрученные, словно там отбушевала огненная буря. Все вокруг казалось бледнее, чем следовало, так же как и солнце, – свет его был притушенным, будто пробивался сквозь дымку. Только вот ни дымки, ни тумана не было. Лишь они втроем и лошади казались тут неизменными, по-настоящему устойчивыми, твердыми. Но когда Ранд прикоснулся к камню под собой, то тот ощущался вполне твердым.

Протянув руки, юноша потряс за плечи Лойала и Хурина.

– Проснитесь! Проснитесь и скажите мне, что я сплю. Пожалуйста, проснитесь!

– Уже утро? – осведомился Лойал, садясь, потом челюсть у него отвисла, и без того большие круглые глаза раскрывались все шире и шире.

Вздрогнув, проснулся Хурин, затем вскочил на ноги и стал подпрыгивать, будто блоха на раскаленном камне, стараясь посмотреть то туда, то сюда.

– Где мы? Что случилось? Где все? Где мы, Лорд Ранд? – Он пал на колени, заламывая руки, но взгляд метался по сторонам. – Что случилось?

– Я не знаю, – медленно произнес Ранд. – Я надеялся, что это сон, но... Может, это и есть сон.

У него уже бывали сны, которые не были сном, ни вспоминать о них, ни повторения их ему не хотелось. Он с крайней осторожностью встал. Все оставалось каким и было.

– Я так не думаю, – сказал Лойал. Он рассматривал колонну и счастливым не выглядел. Его длинные брови обвисли по щекам, а уши с кисточками словно надломились. – По-моему, это тот же самый камень, у которого мы прошлым вечером ложились спать. По-моему, теперь-то я знаю, что это такое. – Впервые в его голосе слышалось сожаление о своей осведомленности.

– Это... – Нет. То, что этот камень тот же самый, не большее безумие, чем то, что он видит вокруг себя: Мэт и Перрин, шайнарцы пропали, все изменилось. Я думал, что спасся, а это началось вновь, и больше нет ничего безумного. Разве что только я. Ранд оглянулся на Лойала и Хурина. Судя по их поведению, они еще не обезумели; они тоже видели. Что-то в этих ступенях зацепило взор: различные цвета, семь, поднимаются вверх от голубого до красного.

– По одной для каждой Айя, – сказал Ранд.

– Нет, Лорд Ранд, – простонал Хурин. – Нет. Айз Седай не сделали бы нам ничего плохого. Они не могли! Я иду в Свете.

– Как и мы, Хурин, – одернул его Ранд. – Айз Седай нам не сделали бы ничего плохого. – Если только не встанешь у них на пути. Не Морейн ли как-нибудь сотворила такое? – Лойал, ты сказал, тебе известно, что это за камень. Ну и что же это такое?

– Я сказал, что, по-моему, знаю, Ранд. Был обрывок старой книги, всего пяток страниц, но на одной из них я видел рисунок этого камня, этого Камня, – слово это во второй раз огир произнес совсем по-иному, явно подчеркивая значимость сказанного, – или очень похожего. И под рисунком надпись: «От Камня к Камню бегут линии „если», между мирами, что могут быть».

– Что это значит, Лойал? Тут же нет никакого смысла.

Огир уныло покачал массивной головой:

– Было-то всего несколько страничек. Частью в них говорилось про Айз Седай в Эпоху Легенд, о тех немногих из них, кто мог Перемещаться. Так вот самые могущественные из них могли использовать эти Камни. Как, там не сказано, но из того, что я сумел разгадать и разобрать, вероятно, эти Айз Седай как-то использовали Камни для путешествий к тем мирам. – Он глянул на обожженные деревья и быстро опустил глаза, словно и задумываться не хотел о том, что лежит за границей ложбины. – Но даже если Айз Седай и умеют пользоваться ими или умели, с нами все равно нет Айз Седай, чтобы направлять Силу, так что мне непонятно, как эти Камни нам помогут.

У Ранда по спине забегали мурашки. Айз Седай их использовали. В Эпоху Легенд, когда были мужчины Айз Седай. Всплыло в памяти смутное воспоминание, как, пока он спал, пустота смыкалась вокруг него, наполняясь тем беспокойным свечением. И он вспомнил комнату в той деревне и свет, к которому потянулся в поисках спасения. А что, если свет тот – мужская половина Истинного Источника?.. Нет, не может быть. Но что, если так? О Свет, я гадаю, бежать мне или нет, а это все время со мной, у меня в голове. А вдруг это я перенес нас сюда? Дальше думать совсем не хотелось.

– Миры, что могут быть? Чего-то непонятно, Лойал.

Огир пожал плечами, тяжело и неловко:

– Мне тоже, Ранд. У большинства из тех страниц смысл очень схож. «Если женщина пойдет налево или направо, разделится ли поток Времени? Будет ли тогда Колесо плести два Узора? Тысячу – для каждого из ее поворотов? Столько, сколько звезд? Один подлинный, прочие – всего-навсего тени и отражения?» Вот видишь, Ранд, все очень неясно. В основном вопросы, большая часть которых противоречит один другому. И вообще говорилось там не очень многое. – Он опять подошел к колонне и принялся разглядывать ее, но вид у огир был такой, словно ему хотелось, чтоб столб куда-нибудь исчез. – Судя по этим страницам, должно существовать множество таких Камней, разбросанных по всему миру, или же так когда-то было, но я никогда не слышал, чтобы кто-то хоть один находил. Вообще я не слышал ни о ком, находившем нечто подобное.

– Милорд Ранд? – Теперь, стоя более-менее на месте, Хурин выглядел поспокойнее, но он нервно сжимал свою куртку у пояса руками, на лице – настойчивость. – Милорд Ранд, вы вернете нас обратно, правда? Обратно, в наш мир? У меня жена, милорд, детишки. Мелии моей и без того несладко придется, умри я, но если она даже моего тела не сможет предать материнскому объятию, то будет горевать до конца дней своих. Вы же понимаете, милорд! Мне нельзя, чтоб она не знала! Вы нас вернете. И если я умру, если вы не сможете передать ей мое тело, то расскажите ей все, пусть знает хоть об этом.

Под конец нюхач уже не спрашивал. В голосе его слышалась нотка уверенности.

Ранд собрался в который раз возразить, что никакой он не лорд, но, не произнеся ни слова, захлопнул рот. Теперь об этом говорить было совсем не важно. Ты его в это втянул. Ему хотелось откреститься от этого утверждения, но он-то знал, кто он такой, знал, что способен направлять, пусть даже это всегда происходит не по его воле, само собой. Лойал сказал: Айз Седай использовали Камни, что означает Единую Силу. Лойал всегда говорил только то, что знал, в этом можно быть уверенным – огир никогда не заявлял, будто что-то знает, если не знал, – и рядом нет больше никого, кто мог бы владеть Единой Силой. Ты его в это втянул, ты и должен его спасти. Должен постараться.

– Я сделаю что в моих силах, Хурин. – А поскольку Хурин был шайнарцем, то добавил: – Клянусь своим Родом и честью. Родом пастуха и честью пастуха, но для меня они такие же, как и у лорда.

Хурин перестал нервно теребить куртку. Теперь уверенность отразилась и в глазах. Он низко поклонился:

– Почту за честь служить вам, милорд.

Ранд вдруг почувствовал себя в чем-то виноватым. Теперь он думает, что ты обязательно доставишь его домой, потому что шайнарские лорды всегда держат свое слово. Ну и что ж ты намерен делать, ЛОРД Ранд?

– Ничего такого не надо, Хурин. Не надо больше кланяться. Я не... – Внезапно Ранд сообразил: у него теперь язык не повернется вновь сказать этому человеку, что он не лорд. Все, что поддерживало нюхача, – это его вера в лорда, и Ранд не вправе лишать Хурина этой веры, не сейчас. Не здесь. – Не нужно больше кланяться, – неловко договорил Ранд.

– Как скажете, Лорд Ранд. – Ухмылка Хурина была такой же широкой, как при первой встрече с ним Ранда.

Ранд прочистил горло:

– М-да. Хорошо, значит, так я и сказал.

Оба его спутника наблюдали за ним, Лойал с интересом, Хурин с верой, и оба ждали, что же он станет делать. Из-за меня они попали сюда. Должно быть, из-за меня. Поэтому я должен вывести их обратно. И это означает...

Глубоко вдохнув, Ранд пошел по белым камням, которыми была выложена лощина, к покрытому символами цилиндру. Маленькие строчки какого-то неведомого ему языка окружали каждый символ, необычные письмена, будто струящиеся изгибами и спиралями, неожиданно наламывались зазубринами крючков и углов, потом опять текли дальше. Ладно, хорошо, хоть не троллоковы закорючки. Без особого желания Ранд положил ладонь на колонну. На ощупь она походила на сухой, полированный камень, но была на удивление скользкой и гладкой, совсем как смазанный маслом металл.

Ранд закрыл глаза и вызвал перед мысленным взором пламя. Пустота приходила медленно, с заминками. Он понимал, его собственный страх сдерживает ее, страх перед тем, что он пытался сделать. Чем быстрее он отправлял страх в пламя, тем больше его появлялось. Мне нельзя этого делать. Направлять Силу. Я не хочу. Свет, должен же быть другой выход. С суровой мрачностью он утихомирил эти мысли, загнал их в неподвижную глубину. Он чувствовал на лице капельки пота. Решительно он продолжал, заталкивая свой страх во всепожирающее пламя, отчего оно росло и росло. И там была пустота.

Суть его самого плавала в ничто. Он видел свет – саидин – даже с закрытыми глазами, ощущал его теплоту, свет окружал его, окружал все, заливал все. Он колебался подобно пламени свечи, видимому через промасленную бумагу. Прогорклое масло. Дурно пахнущее масло.

Ранд потянулся к свечению – он не был уверен, как он потянулся, но это было что-то, какое-то движение, стремление к свету, к саидин – и ничего не ухватил, руки словно бы прошли сквозь воду. Ощущение было такое, будто погружаешь ладонь в илистый пруд, где на поверхности плавает пена, ниже – чистая вода, но не получалось зачерпнуть ни капли воды. Вновь и вновь она струйками сбегала меж пальцев, и даже капельки не оставалось, лишь склизкая пена, отчего кожу стянуло мурашками.

В полном отчаянии он постарался представить себе картину этой лощины, какой она была, – с Ингтаром и воинами, спящими у своих лошадей, с Мэтом и Перрином и лежащим Камнем, заросшим мхом так, что торчал лишь его кончик. За пределами пустоты сформировал Ранд эту картину, крепко цепляясь за скорлупку ничто, что окружало его. Он пытался соединить это изображение со светом, силился слить их воедино. Лощину, какой та была, и себя с Лойалом и Хурином – там, вместе. Голова заболела. Вместе с Мэтом, и Перрином, и с шайнарцами. Жжение в голове. Вместе!