Текст книги "Мари Галант. Книга 2"

Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Лефор снова встречается с Мари

Солдаты и матросы спешили исполнить приказания флибустьера. На самой середине двора разложили огромный костер из жмыха сахарного тростника, отчего ярко осветился весь двор, а на стенах заплясали расплывчатые тени. По углам были расставлены факелы и ветки смолистых лиан, выбрасывавшие снопы искр.

Лефор сел на лошадь, которую ему подвел стражник. Флибустьер в последний раз оглянулся. Он увидел, что тело Босолея уже успели вынуть из петли, а тяжелую внушительную виселицу оттащили к Сент-Барбу. Труп Сигали был завернут в старый парус и положен у лафета мортиры в ожидании, пока те, кому было поручено перенести его в карантинный пункт, закончат отмывать кровь, поливая из ведер то место, где Сигали упал.

Лефор пришпорил лошадь и, натянув повод, заставил его развернуться. Он направлялся к виселице и уже хотел было миновать пост, когда кто-то его окликнул. В ту же минуту он услыхал конский галоп. Лефор замедлил бег своего лошадь и обернулся в седле.

– Капитан! Неужто ваш старый приятель вам помешает, если поедет с вами в замок Монтань?

Лефор узнал Байярделя.

– Бог мой! Вы не только не помешаете, но, напротив, ваше присутствие в замке необходимо, – отвечал флибустьер. – И как я не подумал об этом раньше? Видите ли, дружище Байярдель, – продолжал он, понукая лошадь, так как капитан успел его нагнать, – с тех пор как я скрестил с вами шпагу, я стал рассеян. Вроде старика Сент-Андре, которого мы оба знавали в далекие времена! Помните Сент-Андре?

– Лефор! Если вы станете вспоминать прошлое, вас развезет, – предупредил Байярдель.

– Вы правы, друг мой. Я и впрямь чувствую, что таю… Ни за что не догадаетесь, о чем я сейчас думаю.

– Попробую угадать, – молвил Байярдель. – Погодите! Уж не о Мобре ли?

– Нет! О существе более нежном, более… – Женщина! Черт меня побери! Женщина!.. Так и есть! Жозефина Бабен…

– Пф!.. У нее были усы поболее, чем у мушкетера кардинала, а ее заду позавидовала бы лошадь генеральши! К тому же она имела дурацкую привычку палить из мушкета! Ничего себе нежное существо! Она же вкатила мне пулю двенадцатого калибра в грудную кость. Ну сказанули! Нет, мессир, не угадали. Я думаю о молоденькой девушке, служившей когда-то у ее превосходительства; звали ее Жюли, и она, как никто другой, разбиралась в спотыкающихся лошадях! Поскольку она была добра к лошадям, да к тому же нежна, как я вам сказал, она любила дать отдых своей лошадке. Итак, мы спешивались, спускались в придорожную канаву, а о дальнейшем я умолчу… Нежна!.. Ах, как она была нежна…

– Жюли! – догадался Байярдель. – Скоро вы с ней увидитесь… Однако… хм… хм… о ней ходили разные слухи… Например, что шевалье де Мобре и даже лакей Демаре знавали ее довольно близко.

– А я и не представлял себе, что у шотландца может быть хороший вкус. Значит, я ошибся. Что до Жюли, повторяю вам, она была так добра и нежна, что я не удивлюсь, если она проявила еще и уступчивость. Клянусь требником отца Фовеля, она из милости преодолела к ним свое отвращение, готов поклясться!

Байярдель с сомнением покачал головой, но, поскольку темнота сгустилась, собеседник этого не заметил. Довольно долго они ехали рядом, не произнося ни слова. Всадники очутились на таком участке пути, где зелень по обеим сторонам тропинки становилась все гуще. Здесь когда-то Бофор поджидал Лефора, чтобы расправиться с ним; здесь же Жюли подарила ему свою любовь. Однако в этот вечер флибустьер дал волю своим воспоминаниям, и если всего минутой раньше его мысли занимала только Жюли, то сейчас он думал совсем о другом.

– А шевалье де Мобре? – тем не менее спросил он вдруг. – Что с ним сталось?

– Я только что узнал, что у него не сложились отношения с населением Мартиники. Ее превосходительство назначила его советником – жители потребовали его отставки, в результате чего он купил небольшую плантацию вместе со свайной постройкой в Каз-Пилоте. Однажды бунтовщики вознамерились его схватить и сжечь вместе с хижиной. Но он дал им отпор и заставил отступить…

– Вот уж никогда бы не поверил, что он на такое способен!

– Он даже застрелил одного из нападавших из пистолета, грохнувшего, как мне рассказывали, под стать мортире, а голова у жертвы разлетелась, словно пороховой погреб.

– Ого!

– Наконец он вернулся в Каз-Пилот, в то время как генеральшу брали в плен. А он успел сесть на иностранное судно, которое зашло на Мартинику исключительно ради него…

Пришел черед флибустьера покачать головой:

– Я вот думаю, почему генеральша увлеклась таким котом! Я не раз ей говорил, что он предатель, что именно он передал эскадре коммодора Пенна планы защиты Сен-Пьера! Черт побери! Она ни за что не хотела меня слушать!

– Всему виной этот человек!

* * *

Мари вытянулась на банкетке, подложив под голову диванную подушку. Капитан Лагарен, устроившийся напротив в низком кресле, внимательно ее разглядывал и видел, что она побледнела, исхудала. Из-за недавних слез, слез радости, вокруг ее прекрасных светлых глаз появились красные круги. Дыхание у Мари было сбивчивое, но капитан с удовлетворением про себя отметил, что она постепенно приходит в себя.

На втором этаже отворилась дверь, и Мари обернулась.

– Думаю, малыш Жак наконец лег. Ах, капитан! В последнее время на мою долю выпало немало волнений, как вы, вероятно, догадываетесь, но самой большой заботой был для меня сын. Только в разлуке я по-настоящему осознала, насколько мне дорог этот мальчик! Как я могла пренебрегать им самим, помышляя лишь о его будущем! Как я забыла о материнском долге!

– Мадам! – отозвался Лагарен. – Вы на себя наговариваете… Заботясь о будущем Жака д'Энамбюка, блюдя его права, вы тем самым исполняли свой материнский долг. Именно поэтому вы много страдали, а когда мальчик вырастет, надеюсь, он оценит вашу самоотверженность.

Мари улыбнулась капитану и заметила:

– Вы очень добры, Лагарен! Я многим вам обязана! Мне, между прочим, известно, что вы хотели бы присутствовать при въезде Лефора в Сен-Пьер, однако согласились остаться со мной, потому что я боялась одиночества… Спасибо. Сефиза и Клематита скоро приготовят поесть, мы отужинаем вместе. Может быть, капитан Лефор нас навестит?.. Моя кузина Луиза, – помолчав, продолжала она, – тоже выказала мне свою преданность в эти трудные для меня времена. Она занималась детьми, она даже сумела дать отпор негодяям, вознамерившимся выгнать ее из замка! Бог мой! Что бы с ними со всеми сталось, и с ней и с детьми, если бы их отсюда выгнали?

Она почувствовала, как к глазам снова подступают слезы. Однако ее отвлекло внезапное появление Жюли.

– Мадам чувствует себя лучше? – любезно улыбаясь, спросила субретка.

– Да, милочка, спасибо. Кажется, ты тоже рада меня видеть?..

– О да, мадам… Осмелюсь спросить: капитан Лефор заедет в замок?

Мари не заметила, как внезапно вспыхнула молодая женщина при упоминании этого имени.

– Не знаю, но мы на это надеемся, – молвила генеральша.

Жюли удалилась, чтобы снять нагар со свечей. В эту минуту по плитам террасы зацокали конские копыта. Затем кони остановились и два мужских голоса обменялись репликами. Видимо, всадники шутили: раздался громкий смех.

– Посмотрите, Жюли, кто там! – попросила госпожа Дюпарке.

Жюли, не дожидаясь приказа, распахнула дверь и замерла на пороге, в одной руке держа подсвечник, а другой защищая колышущееся пламя от ветра.

Генеральша и Лагарен увидели, как она бегом возвращается. Ее лицо сияло.

– Лефор! Капитан Лефор! – доложила она.

Затем камеристка развернулась, да так стремительно, что две свечи погасли. Жюли в возбуждении помчалась к двери и, словно одержимая, закричала:

– Лефор! Ив! Ив Лефор!

Мари встрепенулась и встала, ее примеру последовал Лагарен. Оба услыхали мощный голос флибустьера, обращавшегося к камеристке:

– Здравствуй, милашка! Здравствуй! Надо же! Совсем не изменилась!

Толстые подошвы сапог громко топали по двору.

Снова донесся голос Лефора:

– Вы скоро, Байярдель?

– Иду!

В ту же минуту огромная фигура искателя приключений возникла в дверном проеме. Держась одной рукой за эфес шпаги, другой он еще потрепал Жюли за подбородок. Та была до такой степени взволнована, что едва удерживала дрожавший в руках подсвечник.

Лефор и Мари обменялись взглядом. Она, растерявшись, не могла поверить в реальность происходящего; флибустьер смотрел пристально, без улыбки. Он боялся, что за время их разлуки Мари сильно изменилась, что морщины успели избороздить ее лицо, и заранее приготовился к тому, что его ждет разочарование. Однако Мари была по-прежнему молода, хотя казалась бледнее обычного и немного осунулась. Вдруг лицо Лефора расплылось в улыбке.

Мари словно пригвоздило к земле. Она во все глаза смотрела на внушительного вида флибустьера. От него исходила такая сила, такая уверенность, что у нее сейчас же стало тепло на душе; она думала: «Рядом с этим человеком мне нечего бояться!»

Искатель приключений отпустил от себя Жюли и поднес руку к шляпе. Взглядам присутствовавших открылся его белоснежный парик, сиявший в свете свечей. Лефор поклонился и широко взмахнул шляпой, коснувшись перьями пола.

– Ваше высокопревосходительство! – сказал он. – Позвольте приветствовать вас и выразить глубочайшую почтительность! Примите уверения в моей преданности.

Он выпрямился. Мари пронзительно вскрикнула:

– Лефор!

Она на мгновение замешкалась, будто внезапно обессилев. Потом устремилась было навстречу ему, но запуталась в длинном платье. Лефор распахнул объятия.

– Спасибо! Спасибо! – со слезами в голосе пролепетала она. – Спасибо, дорогой друг! Я недостойна вашей любви! Простите меня, капитан, простите… Я не знала! Меня обманывали…

Она плакала. Лефор прижимал ее к груди, и казалось, его сердце бьется так громко, что заглушает голос Мари. Он видел, как ее слезы капали ему на штаны, на кожаную перевязь, мешаясь с бриллиантами, сверкавшими среди золотых брелков, на медаль с профилем короля Людовика. Лефора распирало от гордости. У него защипало глаза, и он подумал: если он немедленно не возьмет себя в руки, он предстанет перед Байярделем и Лагареном не великаном, а слабым мальчишкой.

– Мадам! Вы ничего мне не должны. Это я вам обязан всем. Если бы не генерал Дюпарке, не вы, я так навсегда и остался бы морским разбойником, пиратом, нечестивцем. Только ваша доброта открыла мне путь к величию. Пока в моих жилах останется хоть одна капля крови, я готов сражаться с вашими врагами, защищая ваших близких. Клянусь в этом перед Богом, который нас слышит и видит…

Отстранившись от него, она протянула ему руку, к которой он страстно припал губами. Подняв голову, он сказал:

– Ваше высокопревосходительство! Я привез с собой человека, который предан вам так же, как я, потому что он мне как брат: это капитан Байярдель.

– Капитан Байярдель! – вскричала Мари, устремившись к капитану. – Простите ли и вы меня когда-нибудь?

– Ваше высокопревосходительство! Я всегда ваш верный слуга. Моя шпага, так же как клинок капитана Лефора, всегда будет охранять вас от недругов!

Ему она тоже протянула руку со словами:

– Я чувствую себя очень виноватой перед вами обоими! Как я была несправедлива! Как глубоко заблуждалась!

Подошел Лагарен, не менее взволнованный, чем остальные участники этой сцены. Мари заметила это и произнесла:

– Вот еще один храбрый солдат, господа. Этот человек хранил любовь к вам и лучше меня сумел вас оценить! Больше всего я сожалею о том, что его не слушала…

– Черт возьми! – вскрикнул Лефор, дружески обнимая Лагарена. – Это самый счастливый день моей жизни! А мне есть с чем сравнить: ведь я был принят его величеством и его высокопреосвященством! Если угодно, этот день мы отметим послезавтра, двадцать пятого августа, в день святого Людовика, в знак уважения к нашему доброму и славному монарху!

На губах Лефора мелькнула таинственная улыбка.

– Обещаю, что если эта дата останется в моей памяти, то и вы не скоро забудете этот день!.. Я задумал небольшой праздник, – прибавил он, потирая руки, – но больше пока ничего не скажу!

Мари забросала его вопросами, но Лефор отказался отвечать. В это время негритянки доложили, что ужин готов.

– Полагаю, вы еще не ужинали, – сказала Мари, – и не откажетесь разделить с нами трапезу!

– Разумеется! – кивнул Лефор. – А потом, мадам, я попрошу вашего внимания.

* * *

Лефору пришлось поведать о своем пребывании в Париже, о приеме при дворе и у кардинала. Он показал королевские грамоты, подаренную шпагу. Рассказывал он так, словно все это произошло с кем-то другим; ему и самому до сих пор не верилось, что случай сослужил ему такую службу.

Но вот ужин подошел к концу, сотрапезники вышли из-за стола и расселись в большой гостиной, Мари – на банкетке, а Лефор, Байярдель и Лагарен – вокруг нее, в креслах.

Флибустьер вынул трубку, размял табак, пригласил товарищей последовать его примеру и прикурил от свечи.

– Ваше высокопревосходительство! – вдруг объявил он совсем другим тоном. – Имею честь вам сообщить, что отец Фейе прибудет на днях с посланием короля, утверждающим вас в должности генерал-губернатора Мартиники вплоть до прибытия вашего деверя Водрока, который будет править островом до достижения юным Жаком совершеннолетия. Однако я не думаю, что следует непременно дожидаться прибытия святого отца, чтобы наказать предателей, виновных в бунте. Каждый должен получить по заслугам. Вы знаете виновных лучше меня. Скажите, как с ними поступить.

– Капитан! Вчера я подписала письмо, в котором обещала испросить у его величества прощение для всех преступников, – призналась Мари. – Хотя предатели и клятвопреступники принесли мне немало страданий, я не хочу нарушать данного слова.

– Как?! – растерялся флибустьер. – Вы намерены помиловать виновных?

– Я обещала! И сделаю, как сказала, а король пусть судит и выносит решение.

Лефор изобразил изумление и обернулся к Байярделю, призывая его в свидетели:

– Знаете, дружище, я ни о чем не жалею. Один мой друг говаривал: дохлый кот не мяукает… Я вот знаю двух негодяев, которым его величество уже не поможет.

– Что вы хотите этим сказать? – вскинулась Мари, не смея верить своей догадке.

– Я знаю, что было бы лучше спросить вашего мнения, прежде чем действовать, – скромно промолвил искатель приключений, – однако случается порой так, что гнев берет верх над моей волей. Весьма сожалею, но час назад я приказал повесить сеньора Босолея, а сеньору Сигали прострелил башку.

Мари ужаснулась тому, что Лефор говорит об этом невозмутимо и ничуть не смущаясь. Уж не ослышалась ли она? Мари уточнила:

– Вы хотите сказать, что убили их обоих?

– Да, мадам, я же торопился! Будь у меня больше времени, я разделался бы и с Мерри Рулзом, но подумал: «Трое этих мерзавцев знают, где прячется Пленвиль, но не хотят признаться. Если я повешу двоих, третий испугается и все скажет». Только по этой причине я и пощадил майора.

Она была настолько подавлена, что не могла вымолвить ни слова. Скорая расправа Лефора ее пугала и напоминала резню в форте Сен-Пьер, происходившую несколькими годами раньше.

– Однако теперь я жалею, черт побери, – продолжал Лефор, – что не задержался. Зря я помиловал Мерри Рулза. Я уверен, что вы меня попросите оставить его в живых.

Мари посмотрела Лефору в глаза и сказала спокойно и твердо:

– Да!

Флибустьер так и взвился. Он не ожидал такого человеколюбия от женщины, много страдавшей по вине этого человека. Он лишь покачал головой с расстроенным видом.

– Послушайте, капитан! Вы должны меня понять, – продолжала Мари. – Майор очень виноват передо мной. Он признал свои ошибки. И попросил прощения. И сделал это в то время, когда повсюду на этом острове были готовы вспыхнуть костры, на которых многие хотели бы видеть меня… Для всех колонистов я была самой презренной женщиной. А Мерри Рулз пришел в тюрьму и предложил дать мне свое имя, чтобы меня обелить, вернуть мне честь. Разумеется, он рисковал при этом не только честным именем, но и жизнью: ведь Пленвиль никогда бы ему этого не простил… Рулз единственный человек, проявивший по отношению ко мне милосердие: в тюрьму в Ле-Прешере он принес еду, одежду, так как с меня все сорвали, когда вели по форту. Он позаботился о тысяче мелочей, цену которым знает только женщина…

Она на мгновение остановилась, собираясь с мыслями, словно вновь переживала страшные минуты. Наконец продолжала:

– Что вы с ним сделали, капитан?

Лефор опустил голову:

– Приказал заковать в кандалы и запереть в темнице, где сидел капитан Байярдель.

– Сила и право – на вашей стороне, капитан, но, если вы в самом деле мне преданны, освободите его как можно раньше.

– Мне в голову не придет оспаривать хоть одно ваше желание, мадам, и даже помедлить с его исполнением. Но позволю вам заметить: «Будьте осторожны! Этот человек – хуже змеи!»

На ее губах расцвела добрая улыбка:

– Вам этого не понять, дорогой Лефор. Нет, не понять! Если бы вы поняли – простили бы… Я-то знаю, почему Мерри Рулз меня предал, почему стал моим врагом. С тех пор у него были все основания в этом раскаяться. Этого человека ослепляла безумная страсть… Больше я ничего не могу вам сказать.

– Так вы его любите? – глухо спросил Лефор.

Мари заколебалась.

– Нет… Нет, я его не люблю… Возможно, это придет потом. Я тоже многому научилась за последнее время. И уверена, теперь этот человек будет мне верен до самой смерти.

Лефор вздохнул, взглянул на Байярделя с таким видом, словно последняя его надежда таяла, и устало сказал:

– А я-то поклялся отрезать ему уши!

Он почувствовал, как Мари ласково положила руку ему на плечо.

– Я хочу еще кое о чем вас попросить, – пробормотала она. – Пожалуйста, прикажите расковать майора. Оставьте его в темнице, я сама его освобожу.

– Слушаюсь, мадам. Завтра же будет исполнено. У меня еще одно дело: надо найти Пленвиля!

Мари вполголоса прибавила:

– Только не уродуйте его еще больше. Оставьте ему уши!

Немного печальная улыбка блуждала на лице Лефора. Спустя мгновение он хлопнул себя по ляжкам:

– Прикажите подать нам рому, мадам.

Мари вернулась к себе в комнату, обессиленная после всех волнений. Три капитана встретились во дворе и стали искать лошадей, те гуляли на воле, пощипывая в темноте траву.

Первым свою лошадь узнал Лагарен. Он сунул ногу в стремя и вскочил в седло.

В эту минуту Лефора окликнул нежный голосок. Он обернулся: голос доносился со стороны дома.

– Минутку! – бросил он спутникам.

Широко шагая, Лефор вернулся назад. Он заметил, что дверь приоткрыта, а за ней стоит женщина со свечой в руке.

– Капитан Лефор! – повторил приятный женский голос.

Ив сейчас же узнал Жюли. Он вдруг осознал, что ни разу не вспомнил о ней за весь вечер. Но, видя ее сейчас перед собой, почувствовал сильное волнение.

– Жюли! – приглушенно воскликнул он. – Жюли!..

– Тсс, капитан. В замке все уже спят… Мне нужно сообщить вам что-то важное. Можете уделить мне минутку?

Бледный свет свечи бросал золотистый отблеск на шею молодой женщины и открытую грудь, выглядывавшую из широкого выреза ночной сорочки.

– Хм… Кажется, лапушка, мне тоже необходимо доверить вам одну тайну… Подождите, я сейчас!

Он вернулся во двор и сказал ожидавшим его друзьям:

– Возвращайтесь в форт без меня. Я вас догоню…

– Еще одно поручение короля? – насмешливо заметил Байярдель.

– Завтра узнаете!..

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Душа Жюли

Лефор оставил друзей, лошадь и снова пошел к дому. Ожидавшая его Жюли распахнула дверь настежь. Ее тело прикрывала тонкая ткань, которая в неясном свете свечи казалась белой. Одной рукой Жюли прикрывала свечу от ветра.

– Входите! – выдохнула она. – Не шумите! Лефор переступил порог и закрыл за собой дверь. Он увидел, как молодая женщина засеменила голыми ногами по каменным плитам, направляясь к своей комнате. Лефор последовал за ней, стараясь не скрипеть сапогами и не звенеть шпорами.

Жюли первой вошла к себе и поставила подсвечник на стол в дальнем углу комнаты. Постель была разобрана, так как субретке пришлось лечь, ожидая, когда гости разойдутся, а потом она торопливо отбросила одеяло и побежала за капитаном.

Лефор вошел следом за ней. Она встала так, что свеча оказалась у нее за спиной, и от взгляда Лефора не укрылись ее формы, просвечивающие сквозь тонкую рубашку. Под муслином они казались подвижными тенями. Флибустьер залюбовался грациозным изгибом бедер, полными ножками и про себя подумал, что со времени их разлуки Жюли ничуть не изменилась.

Молодая женщина подошла к нему на цыпочках и мило улыбнулась.

– Ив! – только и пролепетала она. Флибустьер сорвал с головы шляпу и бросил ее в изножие кровати. Он распахнул объятия и привлек Жюли к себе. Она казалась хрупкой, крошечной, словно птичка, на его могучей груди. Он пробормотал одно-единственное слово:

– Жюли!

Она покачала головой, прижавшись к его плечу, будто баюкая себя. Золотая медаль приятно холодила ей щеку, а его кожаная перевязь и бриллианты волнующе давили на грудь. Однако она отстранилась и сказала:

– Садитесь, капитан. Я хочу доверить вам одну тайну…

У Лефора от изумления округлились глаза. Он-то вообразил, что со стороны Жюли это был лишь предлог завлечь его к себе. Значит, она в самом деле хотела сообщить ему нечто важное?

– Слушаю вас, – молвил он.

Она окинула его долгим взглядом, словно желая придать больше веса своим словам, и наконец продолжала:

– Вы разыскиваете этого мерзавца Пленвиля, не так ли?

– Да. С завтрашнего дня я объявляю на него охоту. Если понадобится, прикажу перерыть весь остров и даже исследовать кратер Лысой горы. Клянусь, он от меня не уйдет!

– Кажется, я знаю, где он скрывается!

Лефор вздрогнул и вопросительно на нее взглянул, желая убедиться, что она не лжет. Жюли потупилась.

– Ив, – прошептала она. – Я рядом с вами девчонка. Я вами восхищаюсь. Мне кажется, я полюбила вас с первого взгляда… Помните, когда мы впервые встретились? Вы просили у госпожи Дюпарке аудиенции, а она никого не желала принимать. Это я тогда настояла!

– Да… Да, припоминаю…

– И если бы я могла помочь вам сегодня…

– Вы можете оказать мне огромную помощь, – подтвердил Ив. – Мне не будет покоя, пока я не изловлю Пленвиля. Если вы знаете, где он, или хотя бы подадите намек, который поможет мне найти негодяя, клянусь, я буду вам глубоко признателен!

– Тогда слушайте… Некоторое время тому назад у нас служил лакей. Звали его Демаре. Это неотесанный деревенщина, ничтожный прохвост, всегда ненавидевший госпожу. В конце концов этот Демаре связался с Пленвилем и его шайкой. Я знаю, потому что он сам мне рассказывал. Да, он совершил эту неосторожность, когда ее высокопревосходительство была арестована, он тогда предложил мне с ним уехать…

Она помолчала, потом с задумчивым видом продолжала:

– Он предлагал мне выйти за него…

– А вы его любили? – как бы между прочим уточнил Ив.

– Ну уж нет! – с чувством возразила она. – Я могла проявить слабость разок-другой, но и только!.. Лицемер, врун, дурак! Короче говоря, капитан, чтобы меня умаслить, он сказал, что Пленвиль обещал подарить ему огромные владения в Стране Варваров, в только что отвоеванной у индейцев местности. Он собирался обрабатывать там земли и надеялся разбогатеть. Если бы я за него вышла, то через год у нас уже были бы свои рабы, карета, дети, разодетые, как принцы крови… Я спросила, с какой стати Пленвиль к нему так щедр. Он объяснил, что оказал тому немало услуг. Если генеральша в тюрьме, то и по его, Демаре, милости: он на нее доносил, позволил перехватить у себя письмо, якобы написанное госпожой, а на самом деле сочиненное Пленвилем!

– Хм! А я и не думал, что он такой негодяй! Запомню его имя!

– Слушайте дальше, капитан… Я указала ему на дверь, а он стал угрожать и мне. Сказал, что я была любовницей шевалье де Мобре, которого колонисты считают предателем и повесят, если только тот не сбежит. Демаре обещал, что я разделю судьбу госпожи и что он сам отведет меня в темницу!

– И что же?

– А то, капитан, что ее высокопревосходительство находилась тогда в заточении. Здесь остались только мадемуазель де Франсийон и дети. Мадемуазель де Франсийон день и ночь оплакивала разлуку с шевалье де Мобре, она страстно его любила и состояла с ним в связи. Только мне разрешали свободно передвигаться вокруг замка. Я этим воспользовалась и решила выследить Демаре. Он меня не видел, так как не знал, что кто-то может за ним шпионить.

– Что же вы узнали?

– Я кралась за ним до Морн-Фюме. Там я увидела небольшую плантацию и хижину. Плантация эта заброшена, она принадлежала когда-то колонисту Жерару, но он умер около года назад, а его вдова работать не в силах. Я заметила, что в хижине у вдовы Жерар живут и Пленвиль, и Демаре. Но ее самой там не было… Понимаете?

Лефор почесал в затылке и улыбнулся.

– Думаю, что понимаю. По той или иной причине Пленвиль купил у этой вдовы хижину, будущее убежище, на тот случай, если вдруг дела пойдут не так, как он задумал.

– Совершенно верно! – подтвердила Жюли. – Кому придет в голову искать такого богача и всесильного человека, как Пленвиль, в убогой хижине, пропахшей грязью и дымом?

– Если я правильно понял, в этом гнездышке мы накроем не одного, а двух негодяев?

– Да! – кивнула Жюли.

Теперь они смотрели друг на друга, не находя слов для дальнейшего разговора. Лефор был рад полученным сведениям, но сожалел, что Жюли больше нечего ему сообщить. Он надеялся на нечто иное. Это был человек, молниеносно принимавший решения, однако теперь его пыл несколько угас.

– О чем задумались, капитан? – в упор спросила Жюли.

– О Демаре, – ответил он.

И Лефор не лгал. Она переспросила:

– О Демаре?

– Да. Он был вашим любовником, верно?

– Очень недолго.

– Возможно! Шевалье де Мобре тоже был вашим любовником, Жюли…

– Едва ли дольше, чем Демаре, капитан… По правде сказать, так мало, что уже час спустя я и думать о них забыла, как и обо всех других, кроме одного!

Он кашлянул и продолжал:

– Кроме одного!

Ей показалось, что он самодовольно ухмыляется. Жюли прильнула к нему, положив руки на его мускулистое бедро.

– Если бы вы знали, Ив, как много я думала о вас! Ходили слухи, что вы погибли… Когда я это услышала, я убежала и разревелась.

– Жюли, я тоже частенько о вас вспоминал. Вообразите: когда я был в Лувре, когда меня вот-вот должен был принять кардинал, у меня перед глазами стояло только одно лицо: ваше!

– Мое! Все мужчины коварные обманщики!

– Да лопни мои глаза, если я вру! – крикнул он. – И зачем, интересно, мне вас обманывать? Чтобы за вами приударить? А зачем мне за вами ухаживать, Жюли, если я и так могу вас взять?..

Он обхватил ее руками.

– Вот так обнять…

Он сжал ее в объятиях так крепко, что у нее перехватило дыхание.

– …и поцеловать!..

Она задыхалась, чувствуя, что слабеет, падает в бездну. Она размякла, стала податливой. Казалось, она тает, чтобы воссоединиться, слиться всем существом с флибустьером.

Он чуть ослабил объятия и бросил взгляд в окно.

– Через два часа рассветет, – сообщил он. – Итак, Жюли, у нас в распоряжении два часа. Потом я посажу вас на круп своей лошади и мы отправимся за Пленвилем!

Она выдохнула в ответ всего два слова:

– Душа моя!

* * *

Ив изо всех сил понукал и пришпоривал коня. Иногда та ржала от боли и пыталась подняться на дыбы, но флибустьер был таким же хорошим наездником, как моряком и любовником. Он удерживал коня твердой рукой, и животному приходилось при каждом ударе раскрывать пасть: удила безжалостно впивались в губы.

При каждом подскоке лошади Жюли с большим трудом удерживалась верхом на крупе, судорожно вцепившись в Лефора. Вершина холма скрывалась среди плывущих облаков, легких и послушных ветру. Становилось все жарче.

– Далеко еще до убежища этих прохвостов? – спросил Ив.

– Скоро приедем! – отозвалась Жюли.

– Как хорошо, что мы выехали пораньше. Наверняка днем они отправятся на разведку. А я хочу захватить их в гнездышке…

Тропинка круто свернула в сторону, и пейзаж резко изменился. Теперь стало светлее, а солнце, появившееся на горизонте и открывшееся им с высоты холма, когда они оказались лицом к морю, позолотило обвисшие листья кокосовых пальм. Лефору показалось, что банановые деревья ожили и тянут к солнцу огромные ручищи. Он почувствовал, как Жюли одной рукой сжала ему плечо. Он стал ждать, когда она раскроет рот, и вскоре она в самом деле сказала:

– Остановите, Ив.

Он дал лошади ступить еще три шага и натянул поводья, когда она вышла на небольшую ровную площадку.

– Вон там, – продолжала Жюли, – видите хижину, вверху, прямо перед вами?

Он поискал взглядом там, куда она указывала, и уточнил:

– Выше поля сахарного тростника?

– Да, – кивнула она, – похоже, у входа еще дымит костер из жмыха.

– Черт побери! У вас глаз моряка! Я в самом деле вижу костер. Будь здесь Шерпре, он бы вам позавидовал, лапочка!

– Кто такой Шерпре? – полюбопытствовала она; признавшись Лефору в своей любви, она хотела знать все о его жизни.

– Большой чурбан, который иногда даже открывает рот, правда, не всегда удачно, зато видит за двоих, – пояснил он.

Ив болтал, не вдумываясь в свои слова, так как мысленно высчитывал расстояние, отделявшее их от хижины. Наконец он обернулся и одной рукой обхватил Жюли за талию.

– Слезайте! – приказал он.

Она не стала возражать, так как приняла решение с восторгом относиться ко всему, что исходило от Ива. Вместо того чтобы опустить Жюли на землю, Лефор все так же одной рукой приподнял ее, и их губы встретились! Он крепко поцеловал Жюли.

– Вот так! – удовлетворенно крякнул он, осторожно спуская возлюбленную вдоль бока лошади.

Затем Ив спрыгнул сам. Он с минуту разглядывал хижину, будто решая, с чего начать. Потом обернулся к Жюли.

– Деточка! – не спеша выговорил он, желая придать вес своим словам. – Будь здесь отец Фовель, он не преминул бы вам сказать, что капитан Лефор – создание не из самых нежных. Дитя мое! Лефор таков, каков он есть. Да, – повторил он самодовольно, – каков есть! Именно поэтому наверх я вас с собой не возьму. Оставляю на ваше попечение лошадь. В седельных чехлах найдете пару заряженных пистолетов, они принадлежат офицеру Летибудуа де Лавале. Надеюсь, вы сумеете ими воспользоваться в случае необходимости?

Жюли кивнула.

– Итак, лапушка, вы останетесь здесь с пистолетами и клячей. Я же поднимусь наверх. Хотел бы я знать, что там произойдет… В каком-то смысле лучше, чтобы я этого не знал. Мне больше удаются дела, когда я импровизирую!

Он улыбался во весь рот, передние зубы у него были крупные, наподобие листьев сисаля.

– Вот так! – сказал он в заключение. Затем, подумав, спросил:

– Вы хорошо поняли, что вам надлежит сделать?

– Да, душа моя! Да! Жду вас здесь, охраняя клячу и пистолеты.

– Именно так, – насмешливо бросил он. – Если Пленвиль от меня ускользнет, отдадите ему все: и лошадь, и оружие!