Текст книги "Мари Галант. Книга 2"

Автор книги: Робер Гайяр (Гайар)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ
Мерри Рулз де Гурсела одерживает победу

Мерри Рулз въехал через главные ворота во двор замка Монтань. Он увидел негров, вырубавших кустарник и лианы, чтобы те не заполонили двор и хозяйственные постройки. Утро было в самом разгаре, становилось жарко.

Майор спрыгнул с лошади, хлопнул в ладоши, подзывая раба, чтобы тот отвел лошадь в конюшню. Он удивился, увидев, что вместо негра к нему подбежал Демаре, и, не говоря ни слова, принял у Мерри Рулза повод.

– Осторожнее! – шепнул ему майор. – Осторожнее, какого черта! Вы совершаете большую ошибку, друг мой! Или вам нужно сообщить мне нечто чрезвычайно важное? Это обязанность негров. Если кто-нибудь увидит, как вы бросаетесь мне навстречу, могут заподозрить неладное.

– Мобре уехал, – сказал Демаре, не обращая внимания на предостережение и не глядя на майора.

Он делал вид, что распутывает узел на сбруе.

– Уехал? – вздрогнул от неожиданности Мерри Рулз. – Куда?

– В Каз-Пилот. По совету Мари Дюпарке купил там небольшое владение. Скоро станет плантатором.

Майор в задумчивости потер подбородок. Он забыл об осторожности и не следил больше за своими жестами.

Услышанная новость чрезвычайно его заинтересовала; он пытался разгадать, что кроется за новой выдумкой шотландца. Какой удар тот замышляет в Каз-Пилоте?

– Ладно, Демаре, – бросил он наконец. – Продолжайте поддерживать отношения с Пленвилем, и вам не придется жалеть.

Майор круто развернулся и направился к дому. Подойдя ко входной двери, он столкнулся с Мари и почтительно ей поклонился.

– Здравствуйте, мадам, – произнес он. – Примите мои уверения в глубочайшем почтении.

– Здравствуйте, майор. Спасибо, что приехали, – отвечала она. – В такую жару мне самой было бы нелегко явиться в форт.

– Для меня настоящее удовольствие, ваше превосходительство, бывать в вашем замке.

– Входите, – пригласила она, настежь распахнув дверь.

Мари прошла вперед, и майор не сводил глаз с ее элегантной фигуры, округлых соблазнительных форм, подчеркнутых плотно облегающим, приталенным камзолом. Он подумал, что Мари держится все более величаво и надменно. Он не мог понять, как ей удалось забыть о своем происхождении и так скоро, особенно в условиях колониальной жизни, научиться себя держать с таким достоинством!

– Садитесь, майор! – пригласила Мари. – Жюли сейчас подаст прохладительные напитки. Впрочем, уже поздно. Вы не откажетесь со мной пообедать?

– Я бы не хотел вам докучать, – промолвил Рулз.

– Я одна, – пояснила Мари. – На сегодня одна, а детьми занимаются негритянки. Моя кузина Луиза отправилась в Каз-Пилот.

Она повела головой, и на ее губах мелькнула горькая усмешка.

– Луиза уехала засветло, – продолжала Мари, словно разговаривая сама с собой, – не думаю, что она вернется до темноты.

Майор бросил на нее взгляд украдкой. Кажется, он начинал догадываться.

– А шевалье де Мобре? – безразличным тоном спросил он.

– Шевалье купил небольшую плантацию в Каз-Пилоте и как раз переезжает в собственный дом. Луиза поехала ему помочь: ведь у нее отменный вкус.

Вошла Жюли, неся поднос с кубками. Она приблизилась к Рулзу, тот принял кубок и отпил из него.

– Для меня большая честь обедать с вами, – заявил он.

Он разволновался, будто неожиданно открыл для себя неслыханное удовольствие находиться наедине с Мари.

– Нам многое нужно сказать друг другу, – продолжал он, – и времени у нас будет предостаточно.

Мари кивнула и спросила:

– Полагаю, вас привело ко мне неотложное дело?

– Так точно, дорогая госпожа Дюпарке, – подтвердил майор.

Однако он не торопился изложить причину своего появления, поэтому не спеша взялся за кубок и снова пригубил напиток. Мари ждала. Она знала, что всегда должна держаться настороже с таким человеком, как майор. Ей также было известно: опаснее всего он бывал именно тогда, когда держался ласково, а говорил вкрадчиво.

Наконец майор отставил кубок и заговорил:

– Как вы знаете, наши суда береговой охраны находятся в плачевном состоянии. Один из них серьезно пострадал в столкновении с пиратским судном у берегов Мари-Галанта. Но ремонта требуют все три судна. И плотники закончат работу не завтра. А стоит это недешево.

– Однако вы сами, кажется, мне доказывали, – возразила Мари, – что эти суда очень крепки и способны оказать сопротивление флибустьерским судам?

Мерри Рулз прочистил горло и откинулся на стуле.

– Я, может быть, это и утверждал, – заявил он. – Но давайте договоримся. Мы не должны списывать кровавое поражение наших кораблей у берегов Мари-Галанта на их плохую оснастку. Я имел в виду, что наши корабли находились в отличном состоянии по сравнению с дырявыми посудинами, на которых плавают морские разбойники. Как вам известно, чаще всего в их распоряжении старые лодки, готовые вот-вот дать течь. Что, само собой разумеется, пиратам вовсе не с руки, поэтому при первой же возможности они стараются захватить большее судно, лучше вооруженное и более быстроходное.

Он чуть помолчал и продолжил:

– Нет, дорогая госпожа Дюпарке! Единственный виновник нашего поражения, из-за которого страдает наша с вами репутация, это начальник экспедиции капитан Байярдель…

Мари оборвала майора, что, разумеется, ему совсем не понравилось, особенно потому, что она переменила тему разговора:

– Кстати, что сталось с капитаном?

Она не посмела назвать Байярделя по имени, потому что в глубине души, даже несмотря на свое согласие с предложением Мобре, не забыла, чем была обязана храброму офицеру.

– Хм! Как и было решено, он заключен в тюрьму.

– И с тех пор прошло уже два месяца…

– Да, мадам, два месяца.

Она надолго задумалась, потом продолжала дрогнувшим голосом:

– И что, по вашему мнению, с ним будет дальше?

Рулз замялся, и Мари продолжала:

– Я хочу знать, майор, какое решение вы приняли на его счет и в каком он сейчас состоянии? Как переносит неволю?

Майор уклончиво махнул рукой:

– Какова его дальнейшая судьба, мадам? Это зависит от вас и Высшего Совета. В каком состоянии находится капитан Байярдель? Как он переносит свой плен? Признаюсь, я не хотел бы быть его тюремщиком!.. Знаете, мадам, другой на его месте давно бы умер. Кто-то попытался бы покончить с собой, спасаясь от бесчестия. Признаюсь также, что хорошие советчики, даже друзья капитана Байярделя были направлены к нему, дабы он избежал мучительного процесса, в ходе которого он рискует лишиться своей чести… Но нет! Этот человек точь-в-точь такой же, как люди, с которыми он вступил в сговор, предавая Мартинику. У него больше нет ни малейшего представления о чести; он забыл, что это такое. Ему предлагали оружие, чтобы он мог покончить с собой. Знаете, что он ответил? «Дайте мне лучше шпагу, и я разделаюсь с негодяями, населяющими этот форт!» Капитан Байярдель не смирился, мадам, напротив: он только и думает о мести. Должен ли я вам сообщать, что вы не исключение и вам он тоже намерен отомстить? Он поет, мадам! Он ест и пьет за десятерых! Да, ест и пьет, так как находятся еще люди, преданные ему душой и телом, например Лагарен: он посылает ему деньги, чтобы тот мог себе позволить послабления… Как видите, жалеть его не приходится.

Мерри Рулз замолчал и бросил на Мари вопросительный взгляд. Он увидел, что ее превосходительство нахмурилась, побледнела и закусила губу.

– Конечно, такие новости вряд ли вас обрадуют, – заметил майор. – Думаю, будет лучше, если капитан так или иначе избежит суда. Было бы также хорошо, чтобы он не включал вас в число своих врагов…

– Суд?! – переспросила Мари. – Как вы себе это представляете? Что вы намерены говорить на суде и что делать?

Мерри Рулз лукаво усмехнулся.

– Прошу меня простить, – сказал он, – однако, дорогая госпожа Дюпарке, вопреки тому, что вы могли подумать, я всегда стоял на страже ваших интересов. Я неизменно стремился охранить вашу честь и ваши права. Поверьте: арестовав, не посоветовавшись с вами, капитана Байярделя, я избежал многих столкновений, в результате которых остров мог быть залит кровью. Надеюсь, вы признаете вместе со мной, что толпе нужен виновный; а нам даже не надо искать его: вот он, настоящий виновник, у нас под рукой – он сам подставил свою голову. Конечно, будет непросто переложить всю вину на него одного, то есть он может найти защитника, способного заставить усомниться в обвинениях, которые мы выдвинем против Байярделя. Со времени своего заключения капитан Байярдель между обедом, ужином и несколькими кружками вина не переставая кричит о том, что ничего не боится и что его дружок капитан Лефор, как он его называет, вызволит его из неволи. А если тот не успеет прибыть вовремя, то отомстит за его смерть. Разве одного этого – а эти угрозы слышали все, у меня сто свидетелей – не хватит для доказательства того, что он находится в сговоре с этими пиратами? Мари все больше хмурилась.

– Майор! – отрывисто бросила она. – Я бы хотела знать, чем именно угрожал капитан, упоминая о Лефоре?

– Неужели не понимаете? – вскипел Рулз. – Это же так просто: Байярдель надеется, что Лефор прибудет на своем судне вместе с командой, устроит осаду Сен-Пьера и будет угрожать до тех пор, пока ему не выдадут Байярделя. Можете поверить, что пират и наш пленник успели обо всем договориться. Похоже, их объединяет одно желание: захватить остров… По-видимому, в ущерб вам…

Мари нервно сцепила руки и вскричала:

– Возможно ли, чтобы эти люди меня предали? Возможно ли?! Я им полностью доверяла! Я все была готова им отдать! А они вон что задумали…

Мари порывисто встала и заходила по комнате, понурив голову. Наконец она остановилась и спросила:

– Как вы поступили бы на моем месте?

– Надеюсь, вы не собираетесь уступать, дорогая госпожа Дюпарке?

– Уступать?! Никогда! Да и что вы подразумеваете под словом «уступать»?

– Я хочу сказать, что вам не следует позволять Байярделю ждать помощи от своего соучастника Лефора.

– Что же делать?

Мерри Рулз заерзал в кресле, сел поудобнее и сказал:

– Если Байярдель исчезнет, у Лефора, по-моему, не будет причины появляться на Мартинике. То, что он хочет вызволить друга из тюрьмы – вполне нормально. Но если Байярделя здесь не будет, Лефор скоро забудет свою угрозу. Месть, дружба… эти понятия мало что значат для разбойников…

Он тоже поднялся и подошел к Мари в надежде таким образом придать своим словам больший вес.

– Мадам, поверьте мне: если мы вздернем капитана Байярделя, это заставит притихнуть многих на нашем острове. Кроме того, у Лефора не будет причины воевать с Сен-Пьером. Он тихо будет сидеть на Сент-Кристофере…

– Повесить Байярделя, – раздумчиво произнесла она. – А почему не выслать его во Францию, не отправить в изгнание?

– Во Франции он способен причинить нам немало хлопот. Станет на вас клеветать, распускать гнуснейшие слухи, а потом исхитрится и вернется на Антильские острова, поселится на Сент-Кристофере, откуда постарается отомстить вам, мадам…

– Что в настоящее время известно о Лефоре? – спросила она.

– Говоря вам, что я нисколько не верю в преданность этих разбойников, я был прав! С тех пор как Байярдель в тюрьме, о Лефоре и не слыхать. Он исчез. Как в воду канул. Бог знает, жив ли он еще или утонул во время одного из своих набегов. Словом, о нем ничего не известно.

В эту минуту Жюли прошла мимо, и Мари подала ей знак.

– Жюли! – приказала она. – Поставь прибор для майора, он останется обедать у нас.

– Слушаюсь, мадам, – отозвалась служанка. Едва она вышла, как Рулз заметил:

– Вам не кажется, дорогая госпожа Дюпарке, что вы окружены шпионами? У меня смутное ощущение, что субретка за вами следит. Вы не обратили внимания, как она насторожилась, когда мы заговорили о Лефоре?

Мари пожала плечами:

– Нет! Не надо подозревать всех, майор, не то я подумаю, будто вас обуяла мания преследования, и не поверю ни слову из того, что вы говорили о Лефоре и Байярделе. Чтобы Жюли шпионила? Жюли связана с Лефором? Да вы смеетесь!

Рулз пожал плечами и произнес:

– В конечном счете вы ее знаете лучше, чем я. Но в нашем положении лучше проявить чрезмерную осмотрительность.

– Ну хорошо, – произнесла Мари, снова меняя тему разговора, – если Байярдель в самом деле предатель – я подчеркиваю: «в самом деле», – его необходимо предать смерти. Однако у нас должно быть неопровержимое доказательство. Если у вас такое доказательство будет, действуйте со всей беспощадностью. Пусть Байярделя повесят! Мы не можем рисковать жизнью колонистов. Вы не хуже меня знаете, что многие из них покидают Мартинику, верно?

– Целыми толпами, мадам! А почему? Да потому, что Лефор нагнал на них страху. Они боятся Лефора, потому что на маленьком острове, где все друг друга знают, до колонистов мгновенно дошли слухи об угрозах Байярделя.

– В таком случае передаю капитана Байярделя в ваше распоряжение.

– Мадам! Его будет судить Высший Совет.

– Когда?

Мерри Рулз со слащавым видом потер руки и елейным тоном пропел:

– Не думаю, что с этим делом стоит торопиться. Иначе кое-кому может показаться, что мы действуем необдуманно, я хочу сказать – не объективно, как того заслуживал бы данный вопрос.

– Когда, по вашему мнению, мы могли бы покончить с этим делом?

– О, Высший Совет уже составил себе о нем мнение. В руках членов Совета имеются рапорты капитанов Эстефа, Шансене и Байярделя. Как только этот вопрос встанет на Совете, он будет решен немедленно. Вот почему не мешало бы выждать месяц-другой.

– Сегодня – восемнадцатое мая.

– Если угодно, мадам, пятнадцатого июня все будет кончено.

– Очень хорошо, – кивнула Мари.

Она увидела, что Жюли закончила сервировку стола, и, повернувшись к майору, взмахнула рукой, словно отгоняя невеселые мысли:

– Идемте обедать! Прошу прощения, что отвлекла вас. Вы прибыли, чтобы обсудить со мной серьезный вопрос, а я перевела разговор на другую тему.

– Мадам! – произнес он, вставая и беря Мари за руку, чтобы вести ее к столу. – Мы с вами довольно скоро и успешно разрешили вопрос, который, между нами говоря, не стоил того, чтобы мы на него тратили ни много времени, ни сил, хотя из-за него у нас уже было немало пустых препирательств.

– Вы, разумеется, правы. Не будем больше об этом говорить.

Они разошлись по разным концам стола; Мари заняла свое место, Мерри Рулз сел напротив.

– Итак, суда береговой охраны находятся в плачевном состоянии? – спросила она.

Рулз взялся за бутылку с сиропом из сахарного тростника, потом с ромом и сделал себе смесь.

– Нужны деньги… Много денег! – объявил он, прежде чем выпить.

– Ну и что?

– А вы знаете, где их взять? Казна почти пуста. Колонисты бунтуют. Они уже оплатили однажды эти корабли, которые теперь пришли в негодное состояние. Колонисты не чувствуют себя в безопасности, вопреки тому, что уже внесли огромные суммы. Значит, на заем надеяться не приходится.

– Вы придумали, что можно предпринять? Мерри Рулз пристально посмотрел на Мари.

Он никак не мог опомниться. Почему она вдруг стала такой сговорчивой? Неужели из-за отсутствия Мобре? Значит, она наконец освободилась из-под опасного влияния шотландца? Майор вздохнул с облегчением.

– Не знаю, – обронил он, – помните ли вы один ордонанс, изданный вашим супругом. Этот ордонанс был подтвержден Советом еще при жизни генерала; он касается более строгого контроля за оплатой прав на табак. Эта мера, почти забытая с тех пор, как умер генерал, позволила бы без труда покрыть дефицит нашего бюджета и оплатить ремонт наших судов.

– Чего же нам еще? – спросила Мари. – Раз генерал добился согласия Высшего Совета, мы вправе прибегнуть к этой мере. Странно, что до сих пор этот ордонанс не вступил в силу.

– Я придерживаюсь того же мнения. Правда, это вызовет неудовольствие поселенцев, но что мы можем еще предпринять?

– Майор! Введите этот указ в действие! На вашей стороне сила. Совершенно недопустимо, чтобы король терпел убытки, а те, кто могут и должны платить, уклонялись от налога.

– Вы мне предоставляете свободу действий?

– Да, – подтвердила Мари.

– Я весьма тронут, – признался Мерри Рулз. – Позвольте, мадам, еще раз выразить вам свою глубочайшую преданность. Ваше доверие – огромная честь для меня, и я клянусь, что мы одержим верх над всеми врагами, стремящимися подорвать вашу власть и ваши права.

Казалось, он очень взволнован. Мари, в свою очередь, почувствовала симпатию к человеку, которого она так часто обижала, и произнесла:

– Порой стоит лучше узнать друг друга в интересах взаимопонимания, не так ли?

– Ах, мадам, вы сейчас высказали мысль, к которой я вас подводил, ведь именно эти слова просились у меня с языка. Раз вы меня понимаете, вы не найдете более верного слуги, чем я…

Майор увидел, как дрогнули веки Мари, да и сам он не скрывал охватившего его волнения. Он вспомнил об отсутствовавшем шотландце и решил, что, по-видимому, его слова о Мобре, высказанные генеральше, принесли свои плоды. Он не знал, что произошло в замке, но предполагал: Мари упрекала шевалье в его связи с Луизой и Жюли. С Луизой! Почему же тогда она позволила кузине навестить шевалье? Уж не согласилась ли она на омерзительный торг, разделив Режиналя с Луизой? Разве она не могла поступить иначе? Вынуждена ли она уступить мадемуазель Франсийон? В его душе снова зародилась надежда. Он пил восхитительный ром, производившийся на островах; и под его воздействием воображение майора разгулялось. Он говорил себе: если шевалье исчез, уехав так далеко – в Каз-Пилот, – у него, майора, появилась возможность проявить себя, очутившись наедине с Мари.

Он вдруг довольно вызывающе спросил:

– А что шевалье де Мобре?

– Я же вам сказала: он в Каз-Пилоте.

– Разумеется. Но теперь он советник. Как вы полагаете: он отдаст нам свой голос?

– А разве может быть иначе?

– Боюсь, этот человек меня недолюбливает. Как бы он не начал вставлять мне палки в колеса.

– Возможно, шевалье и не питает к вам особой симпатии, но он человек очень порядочный. Хотя, конечно, не без странностей, зато в политическом смысле я могу полностью на него положиться…

Мерри Рулз поднял глаза на генеральшу. Про себя он повторил: «в политическом смысле». Но он не верил, чтобы она в то же время подумала: «и в душевном». Неужели теперь дорога к ее сердцу открыта?

Мерри Рулз немного захмелел. От вина, от любви, от желания.

– Мари! – прошептал он. – Мари, вы даже представить себе не можете… Вы не знаете, на что я ради вас готов!..

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Мерри Рулз теряет всякую надежду

Видя, как блеснули ее глаза, Рулз был немало удивлен. Хотя майор был самодоволен, он не мог взять в толк, почему вдруг Мари стала на него смотреть иными глазами, хотя прежде его отвергала. Неужели между ею и шевалье произошла ссора? Вернее, полюбовное расставание, ведь она до сих пор отзывается о нем с нескрываемой симпатией.

– Я был бы счастлив, если бы сумел вам объяснить, как еще могу быть вам полезен, согласись вы принять от меня помощь. Никто никогда не был вам предан, как я. Да! Я всегда пытался быть вам полезен, даже когда сам того не желал, вызывал вашу антипатию… Мари! Вы только задумайтесь, какую уверенность придает мужчине убеждение в том, что его усилия будут оценены! Какую силу он черпает в любви женщины, которой предан телом и душой! Ничто не может его остановить, никто не устоит перед его напором!..

– Позвольте в этом усомниться… – едва слышно произнесла она.

– Мари! – возвысил голос майор. – Уверяю вас: вам предстоит нелегкая игра. Да и мне, кстати, тоже. Очевидно, что на юге и на севере Мартиники зреют заговоры. От Макубы до Сент-Люсии существуют завистники и честолюбцы, которым не по душе видеть женщину во главе колонии, подвергающейся разного рода опасностям; эти люди полагают, что только мужчина способен выиграть в этой борьбе, и имеют в виду самих себя. До сих пор у вас были хорошие советчики, а ко мне, кажется, генерал относился с уважением, потому что я, очевидно, не лишен некоторых положительных качеств. Во всяком случае, я лучше других знаю обо всем, что касается острова. Вдвоем, повторяю, мы не только сумеем навести порядок в делах этой страны, но и будем способствовать его небывалому процветанию.

– Вы не представляете себе, Мерри Рулз, как мне приятно это слышать, – призналась Мари. – Я хочу одного – процветания поселенцев. По моему мнению, счастье зависит не только от богатства, однако наши жители думают именно так, и в этом я бессильна. Если они будут обогащаться и все пойдет хорошо в их владениях, они будут счастливы. Это факт неоспоримый. И когда я вижу, что вы живете с этой верой в будущее Мартиники, уверяю вас, эти слова не могут оставить меня равнодушной…

С этими словами она наполнила его кубок. Он поблагодарил и выпил. Затем, поставив кубок на стол, он отодвинулся вместе со стулом и закинул ногу на ногу. Обернувшись, он приметил банкетку, на которую частенько садился поболтать с Мари, увидел окно, через которое в один теперь уже далекий день услыхал ее разговор с лейтенантом Пьерьером. Он заметил следы ремонта, новую каменную кладку после частичного разрушения замка в результате землетрясения, обвел взглядом круглые столики, безделушки. Для него все здесь было хорошо знакомо, привычно, много раз видено. Однако воображение его работало с лихорадочной силой.

Режиналь де Мобре жил в этом замке, как у себя дома. Почему бы и ему не почувствовать себя здесь так же свободно, пользуясь в свое удовольствие и мебелью, и женщиной? Ведь обладать этой женщиной значило обладать всем. Даже властью!

– Знаете, Мари, мы видимся слишком редко, – заметил он. – У вас в Сен-Пьере собственный дом, но, как я понимаю, вам не было нужды приезжать туда каждый день. Тем не менее нам не мешало бы обсудить многие серьезные вопросы. До сих пор я не смел являться в замок Монтань. Как вы могли заметить, только дела чрезвычайной важности заставляли меня нанести вам визит.

– Вы были неправы, – возразила она. – Мне необходимо все знать…

– Конечно! – с притворным смущением подхватил он. – Однако я всегда испытывал некоторую неловкость, являясь к вам. Прежде всего, я знал, что вы не одна…

– Всякий раз, как вы приезжали, мы говорили без свидетелей, разве не так?

– Да-да, разумеется…

Он с шумом выдохнул воздух, потер руки и продолжал:

– Я бы хотел, чтобы вы меня правильно поняли. Я в душе, быть может, робок. Но когда я сюда ехал, я всегда боялся встречи с шевалье де Мобре: ведь он не питал ко мне горячей любви. Он смотрел на меня, как на предателя, на своего личного врага, на помеху. Однако разве я возражал, когда вы предложили назначить его советником? Я никогда не мог понять, за что меня ненавидит этот человек…

– Вы преувеличиваете, говоря о чувствах Режиналя де Мобре. Во всяком случае, отныне можете здесь бывать, когда и сколько пожелаете. Если шевалье и производил на вас это неприятное впечатление, – с улыбкой прибавила она, – то теперь вы вряд ли будете встречать его здесь часто!

«Они расстались!» Мерри Рулзу почудилось, что его внутренний голос сказал это. Майора охватила радость. Итак, он впервые в жизни очутился у Мари в ту самую минуту, когда она могла в нем нуждаться, оказавшись в подходящем расположении духа, чтобы принять его, Рулза, ухаживания. Он знал, какая Мари страстная женщина, и полагал, что она не способна долгое время обходиться без мужчины. Не по этой ли причине она в свое время стала изменять мужу? Наконец-то случай, сами обстоятельства оказались благоприятными для Рулза!

Мари не упускала майора из виду. Она еще не догадывалась, куда он клонит, каковы его затаенные мысли, планы.

Если Рулз полагал, что сумел объяснить свои цели и не был отвергнут, то Мари имела все основания считать, что майор раз и навсегда определился в своих намерениях. Она не скрывала от него, что никогда не сможет испытывать те чувства, какие ему хотелось бы; задумавшись об этом своеобразном подчинении, навязываемом ей Рулзом, она решила, что ее заместитель раскаивается, поняв в конце концов, что в его интересах принять ее сторону.

Это недоразумение было полной неожиданностью для них обоих.

Но поскольку каждый из них думал о своем, значит, и цели были разные; Мари поднялась со словами:

– Не желаете ли, майор, чтобы мы перешли в соседнюю комнату? Должно быть, вам еще многое нужно мне сказать?

Эта фраза снова сбила его с толку. Он решил, что Мари поощряет его ухаживания.

– Разумеется! – воодушевился он, поспешно вскакивая с кресла и устремляясь навстречу Мари с намерением взять ее за руку.

Она позволила ему сделать это. В жесте майора она не нашла ничего особенного: Рулз поклялся ей в верности и готовности отстоять ее интересы.

Однако майор крепко сжал ей локоть и увлек к двери, за которой открывались терраса и склон холма, скатывавшийся с этой стороны к замку. Майор остановился, залюбовавшись окрестностями, залитыми ярким солнечным светом.

– Прекрасные земли! – пробормотал Рулз.

Он протянул свободную руку, указывая Мари на поля сахарного тростника, апельсиновые деревья, чьи плоды в окружении зелени были похожи на золотые шары, и розовато-желтые цветы табака. Кое-где цинны и бализии покачивались вдоль склона в тени огромных листьев банановых пальм. Кокосовые пальмы с лохматыми верхушками, королевские пальмы – прямые, мощные – росли, как известно, в тех местах, где вода находилась неглубоко от поверхности, и свидетельствовали о том, что эта земля может быть еще богаче, настолько она плодородна.

– Конечно, – подтвердила Мари, – но сколько еще работы! Сколько усилий и к каким разочарованиям нам еще следует готовиться!

Она высвободила свой локоть из руки майора и продолжала:

– Не желаете ли сигару? Голландцы большие мастера в этом деле.

Ему хотелось сказать: «Не покидайте меня». Он повернулся к Мари и посмотрел на нее в упор. В лучах тропического солнца особенно блеснули его глаза, светлые, орехового оттенка с золотыми искорками. Он опустил взгляд и посмотрел на ее пышную грудь, соблазнительно вздымавшуюся в весьма откровенном вырезе.

Майора бросило в жар, он опьянел от любви, почувствовал себя ошеломленным. Внезапно он схватил Мари за плечи и глухо проговорил:

– Мари! Наконец-то! Вы меня поняли!

Она открыла было рот, чтобы выразить свое изумление, но майор поднес палец ей к губам, вынуждая молчать.

– Ничего не говорите, Мари, ни слова больше!

– Ни слова больше? – удивленно переспросила она.

– Нет! Позвольте мне насладиться этой изумительной минутой. Дайте посмаковать мою радость, мое счастье! Уверяю вас, дорогая, что вам ни о чем не придется жалеть и позднее, говоря о прошлом, мы лишь улыбнемся… Мы посмеемся над тем, что мог думать каждый из нас о последствиях, если бы наши сердца не встретили друг друга…

– Но… – пролепетала Мари.

Она не смогла продолжать. Майор вдруг привлек ее к себе и прильнул к ее губам своими толстыми вялыми губами. Мари была настолько потрясена, что не нашла в себе сил к сопротивлению. Как?! И это все, что Мерри Рулз вынес из их разговора? Мари растерялась. Какие ее слова толкнули майора на крайность? Она стала перебирать в памяти его последние реплики. Ей почудилась в них угроза, если бы все не вышло так, как этого хотелось майору.

Мари не сопротивлялась. Мыслями она была далеко… Ей хотелось смеяться от презрения к Мерри Рулзу, смеяться над собственным положением и в то же время кричать от отвращения, от омерзения к человеку, так глупо потерявшему голову из-за собственной похоти!

Когда Рулз выпустил Мари из объятий, он отступил на шаг, любуясь ею. Он окинул ее любящим взглядом. Никогда еще она не казалась ему столь прекрасной. Ему почудилось, что он произвел на нее глубокое впечатление, потому что на лице Мари застыло несвойственное ей выражение. Он и помыслить не мог, до какой степени женщина подавлена, потрясена, изумлена. По-видимому, в понимании майора свою любовь к нему Мари и была должна выражать смирением, растерянностью, даже нежностью, как знать?

Сам он выглядел настолько очарованным, возбужденным, радостным, что у нее опять не хватило духу разрушить его иллюзии.

Она опустила голову и сказала:

– Давайте будем серьезнее, майор! Обсудим важные вопросы: время идет…

– Увы, да, – согласился он. – Время идет. Если бы вы знали, как мучительно долго оно тянулось для меня до сих пор! Зато отныне, я знаю, оно полетит с головокружительной быстротой. Теперь, когда у меня есть вы, Мари, дни замелькают подобно мгновениям.

– Замолчите! Нас может услыхать Жюли.

Он хотел подойти ближе, снова прижать Мари к себе. Она предупредила его жест и направилась к банкетке. Майор последовал за ней.

Когда они сели рядом, он взял ее руки в свои. Она не сопротивлялась, только поморщилась, испытывая к майору то же отвращение, что к Кинке.

Может быть, в эту минуту она отдалась бы без сопротивления любому мужчине, но не майору! Только не ему!

Она и сама теперь задавалась вопросом, который то и дело повторял майор: почему? почему?

Ей приходил в голову только один ответ, ничуть ее, впрочем, не удовлетворявший. «Потому что я его не люблю», – думала она.

А любила ли она Лефора? Или д'Отремона? А Кинку, перед которым она не устояла? Какие чувства питала она к нему в ту минуту, как, на краю гибели, он исполнил ее желание?

– Мари! Мы должны устроить свою жизнь, – вдруг выпалил майор. – Я буду приезжать к вам ежедневно. Мы станем встречаться тайно. Никто ни о чем не узнает…

Она в одно мгновение сообразила, какой груз взвалит на себя, если немедленно не выведет майора из заблуждения. Завтра, послезавтра, каждый день этот краснолицый толстяк будет являться в замок Монтань! Станет брать ее за руки, целовать… О нет!

– Майор! – строго молвила она, отчего Мерри Рулз застыл на месте. – Между нами произошло досадное недоразумение. Не знаю, что вы нашли в моих словах и как вы истолковали мое приглашение пообедать вместе, но уверяю вас, я стремлюсь только к искреннему, честному, даже дружескому сотрудничеству…

Она замолчала. Он смертельно побледнел. Ей на мгновение почудилось, будто его вот-вот хватит апоплексический удар. Но ее это ничуть не тронуло.

– Значит, вам вздумалось играть комедию! – дрогнувшим голосом произнес он.

– Я не ломала комедию. Разве вы забыли, о чем я не раз вам повторяла? Я вас не люблю и не полюблю никогда, майор. И комедия здесь ни при чем. Сожалею, что вынуждена говорить с вами так, но вы вообразили невесть что.

– Вы меня одурачили, – устало проговорил он глухим голосом.

– Да нет же, я не обманывала вас! Вот вы какой! Стоило мне отнестись к вам с симпатией, дружески, и вы вообразили, что я в вас влюблена! Интересно, за кого вы меня принимаете…

Он выпрямился и отступил назад:

– Я считаю вас не самой безупречной женщиной, судя по тому, какая у вас душа и какой характер.

– Майор! – сердито вскричала она. – Вы меня оскорбляете! Если вы обманулись в своих надеждах, то полагаете, что можете позволить себе грубость?! Не забывайте, кто вы и кто я!