Текст книги "Чемпион браконьеров"

Автор книги: Роальд Даль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Даль Роальд
Чемпион браконьеров

Неудивительно, пожалуй, что и англоязычные и советские источники часто ошибочно называют Роулда Дала американским писателем. Первые литературные произведения были созданы им во время пребывания в Соединенных Штатах. И все же Роулд Дал – англичанин, хотя и норвежского происхождения. Он родился 13 сентября 1916 г. в Лландаффе близ Кардиффа (Южный Уэльс), окончил частную школу Рептон-скул и до поступления на службу в «Шелл Ойл Компани» успел побывать в исследовательской экспедиции на Ньюфаундленде. Вскоре после начала второй мировой войны Р. Дал вступает в Королевские ВВС и становится летчиком-истребителем. Однако вследствие тяжелого ранения его переводят на дипломатическую работу и в 1942 г. в качестве помощника военно-воздушного атташе направляют в Вашингтон.

Именно в этот период начинается писательская деятельность Роулда Дала. Его первые рассказы из жизни военных летчиков, опубликованные в американской периодике и восторженно встреченные читателями, позднее вышли отдельным изданием. Успешными оказались и первая детская сказочная повесть "Гремлины", и снятый на ее основе Уолтом Диснеем мультипликационный фильм. Сборники рассказов, выпущенные Р. Далом в 50-е годы, закрепили за ним славу новеллиста.

Роальд Даль

Чемпион браконьеров

Перевод с английского А. Левенко

Весь день между заправками мы возились с изюминами. От воды они набухли, стали круглыми и совсем мягкими. Надрежешь кожицу лезвием – и желеобразная масса без труда выдавливается наружу. Однако изюмин было ровно сто девяносто шесть, и мы управились только к вечеру.

– Смотри, как здорово получилось! – воскликнул Клод, довольно потирая руки. – Который час. Гордон?

– Начало шестого. Ладно, закрываем.

– Сними желтый свитер.

– Зачем еще?

– Ты в нем ночью, как фонарь, будешь.

– Да ладно тебе.

– Нет, не ладно. Я прошу тебя, Гордон, сними. Я тоже пойду переоденусь, – сказал он и скрылся за углом, где стоял его фургон. Я же направился к себе и сменил желтый свитер на синий.

Когда мы вновь встретились на улице, на нем были черные брюки и темно-зеленая водолазка, на голове – коричневая матерчатая кепка с низко надвинутым на глаза козырьком. В общем, вылитый киношный бандит из ночного бара.

– Что у тебя там? – поинтересовался я, показывая на живот, заметно выросший за то время, пока Клод переодевался.

Клод приподнял свитер и показал два тонких белых мешка, плотно обернутых вокруг талии.

– Для добычи, – таинственно заключил он.

– Понятно.

– Ну, пошли.

– Может быть, все-таки лучше на машине?

– Нет, рискованно. Могут найти.

– Но ведь это же больше чем в трех милях от дороги.

– Верно. А ты знаешь, что нам будет, если попадемся? Месяцев по шесть схлопочем, не меньше.

– Ты мне ничего об этом не говорил.

– Разве?

– Тогда я остаюсь, – сказал я. – Это дело не по мне.

– Пойдем, пойдем. Гордон. Прогулка тебе не повредит.

Вечер был тихий и солнечный. Где-то высоко над землей зависли нежные перышки ослепительно белых облаков. Долина встретила нас прохладой и глубокой тишиной. Мы вышли на дорогу в Оксфорд и зашагали по ее травянистой обочине.

– Изюм взял? – спросил Клод.

– В кармане.

– Отлично. Молодец!

Через десять минут мы свернули с большой дороги влево и стали подниматься по узкой тропинке, с обеих сторон заросшей густым высоким кустарником.

– Сколько там лесников?

– Трое, – не докурив, Клод выбросил сигарету, а через минуту зажег новую. – Вообще-то я люблю работать по старинке, – заметил он. – Во всяком случае, в таком деле.

– Конечно.

– Но это, Гордон, не тот случай.

– Думаешь?

– Уверен на все сто.

– Ну-ну.

– Нет, ведь это же новое слово... настоящее открытие, – воскликнул Клод. – Но смотри, ни одна душа не должна знать, как нам это удалось. Сам понимаешь, если об этом пронюхают, и каждый дурак примется делать то же самое, нам с тобой не останется ни единого фазана.

– Уже молчу.

– Можешь собой гордиться, – не унимался он. – Умнейшие люди веками ломали голову над этой проблемой, но никто из них и близко не подошел к такому искусному решению, как твое. Что же ты раньше мне ничего об этом не говорил?

– Как-то случая не было, – ответил я.

И действительно. Вплоть до вчерашнего дня Клод ни словом не обмолвился со мной о своем таинственном увлечении. Летними вечерами после работы он часто украдкой выходил из фургона и направлялся к лесу. Наблюдая за ним из окна бензоколонки, я тщетно пытался представить себе, что он замышляет и чем именно там занимается. Возвращался он почти всегда за полночь и никогда ничего с собой не приносил. Зато на следующий день – и это тоже оставалось для меня неразрешимой загадкой – в гараже позади бензоколонки неизменно оказывались то фазан, то заяц, а то и пара куропаток.

Этим летом его деятельность особенно оживилась. А последнее время дело дошло до того, что он пропадал в лесу по четыре и даже по пять вечеров в неделю. Но и это еще не все. Мне показалось, что с недавних пор его отношение к этим ночным походам вошло в какую-то новую, непонятную для меня фазу. Он стал молчаливее, решительнее и осторожнее, чем прежде. Словно вся эта затея перестала быть для Клода просто игрой, а превратилась в беспощадную войну, которую он в одиночку вел против незримого ненавистного врага.

Но против кого? Знать наверняка я не мог, однако подозревал, что это не кто иной, как сам Виктор Хейзел, владелец близлежащих лесов и, разумеется, обитавших там фазанов. Местный пивовар мистер Хейзел, человек чрезвычайно надменный, был также безмерно богат – его имение протянулось на многие мили по обеим сторонам долины. Своим успехом обязанный лишь самому себе, он не стремился быть ни привлекательным, ни добродетельным. Он отнюдь не мог похвастаться знатным происхождением, но глубоко презирал бывших собратьев по классу и лез из кожи вон, чтобы угодить тем, кого считал нужными людьми. Он часто устраивал охоту в своих владениях, сам любил охотиться с собаками, экстравагантно одевался и даже в рабочие дни разъезжал в огромном черном "роллс-ройсе".

И вот вчера вечером ни с того ни с сего Клод неожиданно предложил:

– Ночью я иду в лес к Хейзелу. Пойдешь со мной?

– Кто, я?

– Думаю, в этом году другого случая не будет, – пояснил он. – В субботу открывается охотничий сезон, и фазаны разлетятся по всей округе, если, конечно, от них вообще что-нибудь останется.

– Неожиданное предложение, – заметил я подозрительно. – А это не опасно?

Клод не ответил.

– Ну, у тебя там, наверное, и ружье спрятано или еще что-нибудь?

– Ты что! – возмущенно воскликнул он. – Да в этом лесу и из детского пистолетика не выстрелишь – тут же сбегутся лесники.

– Так как же тебе удается?..

– А-а, – протянул он и заговорщицки подмигнул.

После долгой паузы Клод спросил:

– Обещаешь молчать, если я тебе кое-что расскажу?

– Конечно.

– Знай, Гордон, об этом я еще никогда никому не говорил.

– Весьма польщен, Клод. Ты можешь во всем на меня положиться.

Он обернулся и пристально посмотрел на меня. Его глаза, большие и влажные, как у теленка, были так близко, что в каждом из них я видел свое собственное отражение.

– Я открою тебе три лучших, хотя и запрещенных, способа охоты на фазанов. И, как новичок, ты выберешь, каким из них мы воспользуемся сегодня. Ну как, согласен?

– Тут какой-то подвох.

– Абсолютно никакого. Клянусь, Гордон.

– Хорошо, продолжай.

– Итак, начнем, – сказал Клод. – Секрет первый, – он замолчал и глубоко затянулся. – Фазаны безумно любят изюм, – чуть слышно прошептал он.

– Изюм?

– Самый обыкновенный изюм. Вот любят, понимаешь, и все тут. Еще лет сорок назад это установил мой папаша, который также изобрел те три способа охоты, что я тебе сейчас расскажу.

– Кажется, ты говорил, что твой папаша был алкоголиком.

– Да, алкоголиком, но, кроме того, он был еще и опытным браконьером. Возможно, величайшим браконьером в истории Англии. У папаши был к этому научный подход.

– Да ты что?

– Точно. Не веришь?

– Почему? Верю.

– Знаешь, папаша даже петухов держал специально для своих опытов.

– Петухов?

– Именно. Как только придумает какую-нибудь новую штуку для фазанов, всегда проверял ее сначала на петухах. Так он и про изюм узнал, и про конский волос.

Клод опять замолчал и обернулся назад словно для того, чтобы еще раз убедиться, не подслушивают ли нас.

– Делается это так: берешь несколько изюмин и замачиваешь на ночь в воде; они становятся такими пухлыми, сочными – пальчики оближешь. Потом берешь конский волос пожестче и режешь его на части по полдюйма. Затем нанизываешь каждую изюминку на такой кусочек конского волоса, чтобы он чуть-чуть торчал из изюмины с каждой стороны. Следишь за моей мыслью?

– Да-да.

– И вот ты сидишь за деревом и ждешь: прилетает фазанчик и клюет твой изюм. Правильно? А дальше?

– Надо думать, он подавится.

– Это само собой. Но дальше происходит совершенно удивительная я вещь. Явление это и открыл мой папаша. Как только изюмина застревает у фазана в глотке, он словно врастает лапами в землю. Только дергает своей глупой башкой вверх-вниз, вверх-вниз – знаешь, как поршень в насосе, – но с места уже не сдвинется: выходи потихоньку из укрытия и бери его голыми руками.

– Не может такого быть.

– Клянусь, – настаивал Клод. – Подавись он конским волосом, хоть из пушки потом пали – не шелохнется. Вот какая необъяснимая штука! Но додуматься до такого – надо быть гением, – при воспоминании о великом открытии отца глаза его засверкали от гордости.

– Это был способ номер один, а теперь, – продолжал он, – способ номер два. Он еще проще, но только нужна леска. Насаживаешь изюмину на крючок, а дальше все, как на рыбалке, правда, леска должна быть ярдов пятьдесят. Сам ложишься где-нибудь в кустах и ждешь пока фазан не клюнет.

– Ты уверен, что этот способ изобрел твой отец?

– Так обычно охотятся рыболовы, – не обращая на мои слова никакого внимания, пояснил Клод. – И особенно те рыболовы, которым нечасто удается выбраться к воде. Тащит такой рыбачок за леску фазана, а воображает, будто на крючке у него крупная рыбина. Единственная загвоздка – шуму при этом столько, что мертвого разбудишь. В общем, встречи с лесником не миновать.

– Ну а способ номер три? – полюбопытствовал я.

– Номер три – просто прелесть, – отозвался Клод. – Последнее, что он изобрел, перед тем как отдал богу душу.

– В своем роде лебединая песня?

– Вот-вот. Как сейчас помню тот день. Однажды воскресным утром папаша приволок на кухню здоровенного петуха и усадил его на самую середину стола, а сам так хитро улыбается, глаза горят. "Ну все, – говорит. – Теперь, кажется, придумал". "Что ты еще придумал? – возмутилась мать. – Хорас, убери со стола эту гадость". А отец словно не слышит, показывает на маленький бумажный колпачок, надетый петуху на голову. Знаешь, как стаканчик для мороженого, только вверх тормашками. "Вот погладь его, – говорит. Погладь-погладь. Он и не пошевельнется". Петух тем временем принялся царапать колпачок лапой, но все напрасно – колпачок прочно сидел на голове. "Если закроешь птице глаза, она уже никуда от тебя не денется", – заключил папаша и давай тыкать петуха пальцем в бок, а тот послушно передвигался по столу. "Ну ладно, – обратился папаша к матери. – Этого можешь сварить должны же мы отметить мое новое открытие". Потом папаша взял меня за руку и повел в большой лес, что на другой стороне Хадденема, этот лес принадлежал тогда герцогу Букингемскому. И там меньше чем за два часа мы с ним поймали пять отличных жирных фазанов, и это доставило ничуть не больше хлопот, как если бы покупать их пришлось в магазине.

Клод так разгорячился от своих детских воспоминаний, что для продолжения рассказа ему пришлось остановиться и перевести дух.

– Одного только не пойму, – воспользовался я заминкой. – Как это он умудрялся в лесу надевать фазанам на головы бумажные колпачки?

– Ни за что не догадаешься.

– Куда уж мне.

– А делается это так. Роешь в земле маленькую ямку. Берешь листок бумаги и сворачиваешь его стаканчиком, а потом вставляешь в ямку острием вниз. Внутреннюю поверхность стаканчика смазываешь птичьим клеем и бросаешь в него несколько изюмин. Ну и вокруг ямки нужно изюму разбросать, чтобы фазана навести. И вот появляется фазан. Идет и клюет твой изюм, доходит до ямки, клюет изюм из стаканчика, поднимает голову и!.. Стаканчик уже прочно приклеился, и фазан ничего не видит. Ведь это ж додуматься надо, а, Гордон? Как считаешь?

– А твой папаша и впрямь был гением.

– Ладно-ладно. Ну, слово за тобой. Как будем ловить сегодня птичек?

– Послушай, а тебе не кажется, что это довольно грубая работа?

– Что?! Грубая?! – мои слова глубоко возмутили Клода. – Ну ты даешь! А кто, интересно, вот уже целых полгода почти каждый день лопает жареных фазанов, причем совершенно бесплатно? – он развернулся и решительно направился к двери.

– Подожди, – остановил я его.

– Так ты идешь или нет?

– Да, но прежде выслушай меня. Есть одна идейка.

– Оставь ее при себе, – огрызнулся Клод. – Все равно ты в этом ничего не понимаешь.

– Ты помнишь снотворное, которое мне выписал врач в прошлый раз, когда я мучался со своей спиной?

– И что из этого?

– А почему бы нам не испробовать его на фазанах?

Клод закрыл глаза и безнадежно покачал головой.

– Послушай!

– И слушать нечего, – отозвался он. – Ты больше ничего не мог придумать? Станут они клевать твои дурацкие капсулы!

– А изюм? – не унимался я. – Ты забыл про изюм. Вот послушай. Берем изюм и замачиваем его в воде до набухания. Потом лезвием делаем надрез, осторожно удаляем содержимое и засыпаем туда порошок из капсулы, а затем также осторожно зашиваем надрез обычной ниткой.

– Итак,... – про себя я отметил, что нижняя челюсть у Клода стала потихоньку опускаться. – Итак, – я торжествовал, – у нас получилась аппетитная изюмина, начиненная секоналом. Поверь мне, двух с половиной гранов вполне достаточно, чтобы свалить с ног взрослого человека, а не то что птицу. – Выждав, пока мой план окончательно дойдет до него, я позволил себе продолжить: – И это еще не все. Ты только подумай, как мы сможем с тобой развернуться! Представь: готовим изюму сколько захотим, хоть штук двадцать, и на закате разбрасываем его вблизи кормовых площадок, а сами уходим. Возвращаемся через полчаса – к тому времени лекарство уже начнет действовать. И очень скоро те фазаны, которые, прежде чем устроиться на ночлег, проглотили хотя бы по одной из наших изюмин, станут падать с деревьев, как переспелые яблоки, а нам лишь останется их подобрать.

– Боже мой, вот это да, – чуть слышно произнес Клод, глядя на меня с восхищением.

– Да и бояться нам будет нечего. Что из того, если мы, гуляя по лесу, бросим несколько изюмин? Пусть хоть следят за нами!

– Гордон, – ответил он, положив мне на колено руку и уставившись своими огромными и сверкающими, как две звезды, глазами. – Если все пройдет удачно, это будет настоящий переворот в браконьерстве.

– Вот видишь!

– Сколько порошков у тебя осталось? – спросил он.

– Сорок девять. Их было пятьдесят, я принял только один.

– Сорок девять – это мало. Нам нужно по крайней мере двести.

– Ты с ума сошел! – удивился я. Клод отвернулся от меня, медленно подошел к двери и пристально посмотрел на небо.

– Двести как минимум, – тихо сказал он. – А то и возиться не стоит.

"Что это с ним? – подумал я. – Что он замышляет?"

– Это последняя возможность перед открытием сезона, – пояснил он.

– Но где же я тебе возьму еще?

– Ты хочешь, чтобы мы вернулись с пустыми руками?

– Зачем нам так много? Клод обернулся и взглянул на меня широко открытыми и по-детски наивными глазами.

– А что? – переспросил он. – Ты против?

"М-да. А ведь этот безумец и впрямь сорвет Хейзелу открытие охоты", решил про себя я.

– Ты должен достать двести порошков, – твердо сказал Клод.

– Не могу.

– Во всяком случае попробуй. Ежегодно охотничий сезон в лесу у Хейзела открывался первого октября. В этот знаменательный день к нему со всей округи и даже издалека съезжались важные господа – кто познатнее, а кто просто богач – на вид, конечно, весьма тщедушные, но обязательно одетые в твид, при оруженосцах, собаках и с женами. И тогда с утра до позднего вечера в долине не смолкали выстрелы. Фазанов хватало на всех, потому что ежегодно их численность пополнялась за счет новых птиц, хотя и обходилось это Хейзелу невероятно дорого. Насколько я знаю, затраты на одного фазана до того момента, когда его можно отстреливать, превышали пять фунтов (что примерно соответствовало стоимости двухсот буханок хлеба!). Однако Хейзел считал, что расходы окупаются. Пусть всего на несколько часов, но он все же становился центром этого мирка, и даже сам лорд-наместник, прощаясь и по-приятельски похлопывая Хейзела по спине, пытался вспомнить его имя.

– А что, если уменьшить дозу? – спросил Клод. – Давай попробуем делить одну капсулу на четыре изюмины?

– Давай попробуем.

– А не мало получится для одной птицы?

Его спокойствием можно было только восхищаться. Перед охотничьим сезоном тюрьма грозила и за одного фазана, а Клод собирался разделаться чуть ли не со всеми.

– Четверти капсулы будет вполне достаточно,– ответил я.

– Ты уверен?

– Сам подумай. Доза снотворного рассчитывается в соответствии с весом тела. Даже если засыпать в изюмину четверть капсулы, все равно получается в двадцать раз больше, чем это нужно для птицы.

– Хорошо, так и сделаем, – сказал он, потирая руки. – Итак, всего у нас получится сто девяносто шесть

изюмин.

– А ты знаешь, сколько нам потребуется времени, чтобы их приготовить?

– Ну и что! – воскликнул он. – Отложим наш поход. Сегодня замочим изюм, а завтра к вечеру управимся.

Именно так мы и сделали. И вот теперь, сутки спустя, мы приступили к осуществлению нашего плана. Уже минут сорок мы продвигались к тому месту, где тропинка сворачивала вправо и дальше вдоль гребня холма вела прямо к большому лесу, в котором обитали фазаны. Идти оставалось еще около мили.

– А лесники здесь не вооружены? – спросил я Клода.

– Все лесники вооружены. Этого-то я и боялся.

– Ружья у них в основном для отстрела хищников, – добавил он.

– А-а.

– Хотя, конечно, и по браконьеру могут пальнуть, если надо.

– Ты все шутишь?

– Вовсе нет. Только по браконьерам они бьют всегда сзади, когда убегаешь. Как шарахнет по ногам мелкой дробью ярдов с пятидесяти.

– Да ты что! – возмутился я. – Это же преступление!

– А браконьерство, по-твоему, что?

Мы пошли молча. Солнце скрылось за кустами справа от нас, и на тропинке стемнело.

– Не унывай. Лет тридцать назад было и того хуже, – продолжил Клод. Тогда стреляли без предупреждения.

– Да будет тебе.

– Не веришь – не надо! – обиделся он. – Я тогда совсем мальчонкой был. Сколько раз – придешь домой и видишь – папаша без штанов лежит на пузе на кухонном столе, а мать выковыривает из него дробинки овощным ножом. Знаешь, какие шрамы после этого оставались?! У нас во всей деревне, пожалуй, ни одного мужика без них не было. Ну а папаша был, конечно, в этом деле чемпион.

– Везло же ему!

– А вообще-то жаль, что он сейчас не с нами, – грустно заметил Клод. Чем бы он только не пожертвовал ради такого дела!

– Охотно уступил бы ему свое место, – не выдержал я.

– Наконец мы вышли на гребень и увидели перед собой лес, казавшийся в тот момент особенно большим и темным. Сквозь чащу золотом пробивалось заходящее солнце.

– Давай изюм, – распорядился Клод.

Я протянул ему пакет, а он осторожно спрятал его в кармане брюк.

– Как войдем в лес, ни слова, – предупредил он. – Иди за мной и о старайся не трещать ветками.

Через пять минут мы были на месте. Теперь от леса нас отделяла лишь узкая полоска кустов. Клод пригнулся и ринулся сквозь нее. Я последовал его примеру.

В лесу было прохладно и темно – солнце окончательно скрылось.

– Страшно, – заметил я.

– Ш-ш-ш!

Клод шел впереди. Он был чрезвычайно осторожен – высоко поднимал ноги и неслышно ступал по влажной земле, то и дело оглядываясь по сторонам: нет ли опасности? Я попытался делать то же, но, когда за каждым деревом мне стали мерещиться лесники, перестал.

Когда впереди меж верхушек показалось небо, я догадался, что мы вышли к поляне. Именно здесь, по словам Клода, каждый год в начале июля выпускали в лес молодняк, именно здесь птиц кормили, поили и охраняли лесники, именно здесь большинство фазанов и оставалось в силу привычки до самого начала охотничьего сезона.

– Их всегда на поляне тьма-тьмущая, – рассказывал он мне.

– И лесников, надо думать, тоже.

– Конечно, но там кругом густой кустарник, и это нам на руку.

Короткими перебежками от дерева к дереву, пригибаясь к земле, останавливаясь и прислушиваясь, мы наконец достигли края поляны и притаились на четвереньках за большим кустом черной ольхи. Клод, радостно улыбаясь, ткнул меня в бок и указал рукой на поляну.

Фазанов там и впрямь было видимо-невидимо, ну уж не меньше двухсот, точно. И все они разгуливали по поляне вокруг пней с самым что ни на есть надменным видом.

– Ты понял? – прошептал Клод. Это было удивительное зрелище, мечта браконьера, да и только. И еще так близко! До иных птиц – не больше десятка шагов! Неуклюжие бурого цвета курочки были настолько жирными, что их перья на груди едва не доставали до земли. Петухи, наоборот, – стройные, с ярким оперением и длинными хвостами, вокруг глаз – ярко-красные пятна, как очки. Я взглянул на Клода. Он, словно зачарованный, смотрел на фазанов – рот чуть приоткрыт, глаза остекленелые.

Наверное, в такие минуты все браконьеры похожи. Они ведут себя, как женщины, которые рассматривают громадный изумруд в витрине ювелирного магазина, с той лишь, может быть, разницей, что женщины гораздо менее щепетильны в выборе средств для достижения цели. И шрамы от дроби – это ничто по сравнению с теми жертвами, на которые готова пойти женщина.

– Ага, – медленно Клод. – А вот и лесник.

– Где?

– На другой стороне под большим деревом. Вон, смотри!

– Черт!

– Ничего. Нас-то он не видит. Мы припали к земле, наблюдая за лесником. Это был невысокого роста человек в кепке и с ружьем под мышкой. Он стоял под деревом, не двигаясь.

– Пошли, – шепнул я Клоду. Лицо лесника было скрыто тенью от козырька кепки, но мне казалось, что он смотрит прямо на нас.

– Тихо ты, – отозвался Клод.

Медленно, не отрывая глаз от лесника, он засунул руку в карман и достал оттуда одну изюмину. Клод аккуратно уложил ее на правую ладонь и коротким быстрым движением подбросил высоко в воздух. Описав дугу над кустами, изюмина упала рядом с двумя курочками, которые тут же обернулись. Одна из них незамедлительно прыгнула к тому месту, где упала изюмина, и ткнула клювом в землю.

Я посмотрел на лесника. Он по-прежнему стоял неподвижно.

Клод бросил на поляну вторую изюмину, потом третью, четвертую, пятую...

В этот момент я заметил, что лесник отвернулся и осматривает лес позади себя.

В мгновение ока Клод выхватил из кармана пакет и высыпал его содержимое на правую ладонь.

– Стой, – только и успел сказать я.

Он широко размахнулся и с силой швырнул всю пригоршню на поляну.

Изюмины опустились на землю с легким шорохом, как капли дождя на сухую листву. Среди фазанов поднялась суматоха – все до одного, то ли увидев, то ли услышав, как падают изюмины, устремились на поиски лакомства.

Реакция лесника тоже была молниеносной: резким движением он обернулся назад, на поляну. Фазаны с бешеной скоростью клевали изюм. Лесник направился было вперед, и я даже испугался, не начнет ли он выяснять, в чем дело. Однако он остановился, поднял глаза и стал рассматривать край поляны.

– За мной, – шепнул Клод. – Только нагнись, нагнись.

Он развернулся, встал на четвереньки и с проворством обезьяны ринулся в лес. Я – за ним.

Так мы пробирались ярдов сто. Потом он скомандовал:

– Теперь бежим!

Мы поднялись на ноги и рванули что было духу, а через несколько минут, успешно миновав полосу кустарника, вновь оказались на тропинке.

– Отлично сработано, – тяжело дыша, сказал Клод. – Нет, ты видел, а?

– А по-моему, ты все испортил.

– Что?! – возмутился он.

– Конечно, испортил! Как мы теперь туда вернемся? Ведь лесник наверняка понял, что возле поляны кто-то был.

– Ничего он не понял, – успокаивал меня Клод. – Через пять минут в лесу стемнеет, хоть глаз выколи, и он слиняет домой ужинать.

– Я бы с радостью к нему присоединился.

– Да, с тобой каши не сваришь, – устало заметил Клод и, опустившись на кочку под кустом, закурил.

Небо над нами было еще дымчато-голубым, а в том месте горизонта, где недавно скрылось солнце, – даже чуть желтоватым. В лесу и правда быстро темнело, тени и пространство между деревьями, еще минуту назад светло-серые, чернели на глазах.

– Как быстро действует снотворное? – спросил Клод.

– Смотри, кто-то идет, – ярдах в тридцати я неожиданно увидел в темноте человека, молча направлявшегося в нашу сторону.

– Еще один лесник, – ответил мой приятель.

Мы ждали, пока лесник подойдет поближе. Под мышкой у него было ружье, а позади семенил черный лабрадор. За несколько шагов лесник остановился. Собака тоже встала и принялась разглядывать нас из-за хозяина.

– Добрый вечер, – приветливо, по-дружески поздоровался Клод.

– Э-э, да я вас знаю, – вместо приветствия произнес лесник, подходя поближе. Перед нами был высокий сухощавый человек лет сорока с пронзительным взглядом, скуластым лицом и, что придавало его внешности особенно грозный вид, массивными кулаками. – Я обоих вас знаю.

Клод не ответил.

– Вы ведь с бензоколонки, а? Губы у него были тонкие и сухие, с каким-то коричневатым налетом.

– А ну-ка убирайтесь отсюда, – сказал он. – Чтоб духу вашего здесь не было.

Когда он говорил, верхняя губа у него приподнималась и обнажала неровный ряд мелких зубов, один из них совсем черный, остальные желтые.

– Я вам что сказал, – повторил он. – Убирайтесь отсюда вон!

– Здесь, слава богу, не частные владения, – отозвался наконец Клод, так что оставьте, пожалуйста, нас в покое.

Лесник взял ружье в правую руку.

– Нечего здесь слоняться. Знаю я, что у вас на уме. А за тобой и я давно наблюдаю, – сказал он, глядя на Клода.

Разговор с лесником у нас явно не клеился, и я предложил:

– Уже поздно. Может, и правда пойдем?

Клод выбросил окурок и поднялся.

– Ладно, – согласился он. – Пойдем.

Мы побрели по той самой тропинке, по которой пришли сюда, а лесник так и остался стоять возле леса. Вскоре его .фигура растворилась в полумраке за нашими спинами.

– Это их старший лесник, – объяснил мне Клод, – Реббеттс.

– Да черт с ним. Сматываемся, пока не поздно, – отмахнулся я.

– Куда сматываемся? Иди сюда!

Слева от нас оказалась калитка, ведущая в поле. Мы перелезли через нее и притаились за кустами.

– Мистер Реббеттс тоже сейчас отправится на ужин, – шепнул Клод. – Нам его бояться нечего.

На небе показались звезды, на востоке из-за холмов выплыла яркая луна, а мы с Клодом все сидели и ждали, когда лесник уйдет домой.

– Вот он. Сиди тихо, – предупредил Клод.

Через минуту я увидел, как мимо нас по тропинке прыгающей походкой прошел лесник, следом, быстро и бесшумно перебирая лапами, бежала собака.

– Сегодня он не вернется, – уверенно сказал Клод.

– Откуда ты знаешь?

– Если лесник знает, где ты живешь, он не станет искать тебя в лесу. Он пойдет к твоему дому, спрячется где-нибудь поблизости и будет ждать твоего возвращения.

– Тем хуже для нас.

– Конечно, если мы потащим добычу прямо домой. А вот если мы ее припрячем где-нибудь, он не посмеет нас тронуть.

– Ну а тот, другой, на поляне?

– Он уже дома.

– Ты уверен?

– Поверь, Гордон, я наблюдал за этими гадами не один месяц и знаю все их привычки. Бояться больше нечего.

Нехотя я побрел за ним назад к лесу. Теперь там было совсем темно и очень тихо. И хотя мы старались двигаться осторожно, наши шаги отдавались эхом так же гулко, как если бы мы шли по пустому собору.

– Вот наше место, – сказал Клод.

Я раздвинул кусты. Потянувшуюся легким туманом поляну освещала луна.

– Ты уверен, что лесник ушел?

– Я знаю, что он ушел.

– А где фазаны?

– Здесь.

– Где здесь?

– Вокруг на деревьях. Они далеко не улетают.

– Ну и что дальше?

– Теперь будем ждать. Кстати, я захватил для тебя фонарик, – добавил Клод, протягивая мне миниатюрный карманный фонарь размером чуть больше обычной авторучки. – Он тебе пригодится.

Я почувствовал себя увереннее.

– Может быть, попробуем поискать, где они сидят? – предложил я.

– Нет.

– Мне бы очень хотелось посмотреть, как это они спят на деревьях.

– Это тебе не урок природоведения, – отрезал Клод. – Ради бога, угомонись.

Мы долго стояли в ожидании, что будет дальше.

– Послушай, а вдруг фазаны не будут падать, – сказал я. – Ведь спят же они обычно на деревьях, так с чего бы им, падать от снотворного?

Клод окинул меня недоверчивым взглядом.

– В конце концов они же не мертвые, – попытался объяснить я. – Они просто спят.

– А снотворное? – спросил он.

– Что снотворное? От него сон просто крепче, только и всего. Почему они должны падать, если спят крепче, чем обычно?

Клод угрюмо молчал.

– Да, нужно было все проверить на курах, – наконец произнес он. Папаша так бы и сделал.

– Твой папаша был гением. В эту минуту в лесу позади нас что-то мягко упало на землю.

– Эй!

– Ш-ш!

Мы прислушались. Шлеп!

– Еще один!

Приглушенный звук, который привлек наше внимание, походил на падение мешка с песком с высоты человеческого роста. Шлеп!

– Это же фазаны! – воскликнул я.

– Тихо ты!

– Да, точно, фазаны!

Шлеп! Шлеп!

– Кажется, правда фазаны!

Мы бросились в лес.

– Где же они?

– Да здесь!

– А мне показалось там.

– Ищи-ищи! – закричал Клод.

– Они должны быть где-то рядом!

С минуту мы внимательно осматривали землю.

– Ага, вот он!– сказал наконец Клод.

Когда я подошел, в руках у него уже был необычайной красоты петух. Мы осмотрели его при свете фонарей.

– Ты посмотри, спит мертвецким сном, – заметил Клод. – А ведь живой, зараза. Чувствуешь, как сердце бьется?

Шлеп!

– Еще один!

Шлеп! Шлеп!

– Два!

Шлеп! Шлеп! Шлеп!

– Господи, помилуй!

Шлеп! Шлеп! Шлеп! Шлеп!

Фазаны посыпались с деревьев как град. Мы бешено носились по темному лесу, освещая землю фонарями.

Шлеп! Шлеп! Шлеп! Один из фазанов чуть было не угодил мне прямо по голове. Я как раз стоял под деревом, а они свалились сразу втроем – два петуха и курочка. Собирать их было одно удовольствие: сами мягкие и теплые, а какие нежные перья!

– Куда их девать? – крикнул я Клоду, держа всех троих за ноги.

– Клади их сюда, Гордон! Сложим пока, где посветлее.

Весь залитый лунным светом, Клод стоял на самом краю поляны – в каждой руке по несколько фазанов. Его лицо, его глаза светились радостью и счастьем. Он озирался по сторонам, словно ребенок, только что узнавший, что все в мире сделано из шоколада.