Текст книги "Бывший муж, предатель и отец (СИ)"
Автор книги: Рита Нестерова
Соавторы: Кара Райр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Рита Нестерова, Алена Московская
Бывший муж, предатель и отец
Глава 1 Папа – это когда держит за руку
Таисия
Я снова опаздывала.
Эти вечные полтора часа между закрытием смены и детским садом – как гонка без финиша.
Всё время казалось, что я успею: отвечу на последний звонок, проверю расписание на завтра, протру стойку ресепшена…
А потом – бегом, по жаркому асфальту, через пробки, с набатным стуком сердца в груди.
Сумка врезалась в плечо, туфли натёрли пятку, а волосы, собранные с утра в идеальный пучок, начали распадаться.
Я задыхалась от духоты и спешки, но всё равно бежала к дочери.
Во дворе детского сада было шумно.
Дети кричали, кто-то запускал мыльные пузыри, бабушка с козырьком на голове пыталась перекричать группу мальчишек.
Я замедлила шаг – среди сотни детских голосов всегда находила один-единственный.
Свой.
Самый родной.
Соня стояла возле клумбы, держа в руках камешек.
Рядом – её подружка Лена и высокий мужчина в красной футболке, с черной спортивной сумкой на плече.
Он что-то рассказывал, показывая руками, а девочки хихикали. Лицо у него было серьёзное, но глаза добрые. Такой – надёжный. Тот, кто приходит за ребёнком вовремя.
– Соня! – позвала я, подойдя ближе.
Доча обернулась.
– Мама! А ты знаешь, что у Лены мамы нет?
Я кивнула и тяжело выдохнула.
Ой… господи, девочка моя, вещи такие не говорят.
– Знаю, котёнок.
– Но у неё есть папа! Он такой классный. Он умеет делать из листьев лодочку! Правда, дядя Витя?
Мужчина усмехнулся, слегка смутившись, и кивнул.
– Спасибо, что присмотрели, – сказала я и вытянула руку к Соне. – Пора домой.
– Не за что. Девчонки славно играли, – отозвался вдруг он. – Я – Виктор, кстати. Папа Лены.
– Таисия, – сказала я автоматически и легонько потянула Соню за руку.
Она оглянулась, как будто не хотела уходить.
А я не хотела смотреть на него. Неудобно, до ужаса, напоминать ему, что от него ушла жена, как говорили другие мамочки, не самое тактичное, что могло произойти.
Мы пошли к выходу.
Вечер – медленно проваливался в закат.
А я держала в ладони детскую руку и чувствовала, как в груди снова разрастается старая боль.
Дочка только поникла, молчала, глядя в землю, волоча за собой рюкзак с пайетками.
Я уже собиралась завести разговор о чём-то лёгком – например, о том, что будем ужинать, – когда она вдруг остановилась.
– Мам…
Я обернулась.
Она стояла нахмуренная, и это выражение лица всегда предвещало что-то важное.
– Ну ты же знаешь, – проговорила она с выдохом, – Я хочу найти папу.
Сердце сжалось.
Я кивнула.
Не потому что была готова, а потому что это был единственный ответ, который не ломал её ожидания.
– Я хочу на первое сентября идти в красивой ленте… – она подняла голову, мечтательно смотря куда-то вверх, – …и чтобы он меня за руку вёл. Как у всех детей. Как у нас всех будет в первом классе, я ведь скоро в школу пойду, мам.
Я знала, что она давно про это мечтает.
Знала – и надеялась, что пройдёт.
Пройдёт, как простуда. Но это не проходило.
Наоборот – крепло, росло, собиралось в слова и желания.
– Доченька…
– А давай скачаем тебе приложение для знакомств? – выпалила она вдруг, как будто это гениальное решение.
Я моргнула.
– Что?
– Ну, я слышала, там можно построить отношения. У Леркиной мамы получилось! Она сказала, что её папу она скачала.
Я прикусила губу, чтобы не расхохотаться – не от смеха, а от безысходности.
– Тебе шесть, Сонь. Шесть. Приложение, блин…
Слишком быстрое поколение, слишком умные дети.
Она пожала плечами, как будто это было чисто техническим моментом, который взрослые почему-то не могут нормально решить.
Ой, да уж.
Каждый раз одни и те же идеи, то притащит за руку на заправке мужчину, то в торговом центре охранника, понимаю, что ей хочется отца рядом и его любви, но как же это все-таки сложно.
Я остановилась, присела перед ней, чтобы оказаться с ней на одном уровне, поправила резинку на одном из её хвостиков, затем – на втором.
Слишком туго – она поморщилась, и я ослабила.
– Послушай… Я поведу тебя за руку. В ленте, в белых гольфах, с букетом. Я.
Она глянула на меня снизу вверх.
– А я хочу, чтобы папа.
Эти слова упали между нами как камень.
Я выпрямилась, снова взяла её за руку и пошла дальше.
Медленно.
В груди всё жгло.
Я уже не видела дороги, не слышала машин.
Только Соню рядом.
Только её мечту – простую и невозможную.
А впереди – сентябрь.
И я… Я всё ещё не знала, как быть.
Мы шли вдоль забора сада, когда я вдруг остановилась.
Словно наткнулась на стену, которую никто не видит.
Соня потянула меня за руку:
– Мам? Чего ты?
Я не ответила.
Просто смотрела.
Там, в толпе родителей, у поворота, где всегда припаркованы машины, кто-то стоял спиной.
Высокий. Прямая осанка, чуть напряженная.
Зеленая рубашка, рука в кармане, привычный разворот плеча… до боли знакомый.
Не может быть.
Кровь ударила в виски.
Дыхание перехватило.
Мужчина повернулся.
И время остановилось.
Владислав.
Мой бывший муж и родной отец Сони…
Смотрел прямо на меня.
Глава 2 Дядя тебя знает?
Таисия
Это он. Он. Точно он.
Смотрел прямо на меня.
Не в лицо.
В самое сердце.
Как тогда.
Как перед тем, как всё разбилось.
Я не успела вдохнуть. Только замерла.
И боль – резкая, слепящая, мгновенная – прожгла грудную клетку, как будто семь лет назад были вчера.
– Тая! Тая!!!
Его голос ударил в спину, как плеть.
Я не обернулась.
Только сжала руку Сони крепче и ускорила шаг.
Ноги запутывались в пробоине на асфальте, в тенях, в воспоминаниях.
Сердце словно стучало в горле.
Становилось трудно дышать – от страха, от боли, от одной только возможности снова взглянуть в его глаза.
– Мама?.. – растерянно спросила доченька, запинаясь.
– Быстрее, – только и выдохнула я. – Быстрее, зайка.
Автобусная остановка маячила впереди, как спасение.
Как укрытие.
Впервые за много лет я ощущала себя снова бегущей.
Не идущей, не живущей.
А именно бегущей.
Как тогда.
Только тогда я была одна.
А теперь – с ней.
Соня ничего не понимала, только послушно бежала рядом, захлебываясь жарким воздухом в темпе и недосказанности.
И тут я бросила взгляд назад.
Он стоял.
Уже не звал.
Просто смотрел.
И этого было достаточно, чтобы внутри всё сжалось до боли.
Мамочки…
Хоть бы он не понял…
Хоть бы не догадался…
Не сейчас. Не так.
Мне не хватило бы сил. Ни для объяснений. Ни для лжи. Ни для правды.
Остановиться – означало бы сломаться.
Поэтому мы добежали до остановки, и я спряталась за спинами чужих людей, будто за крепостью.
Потом схватилась за поручень, дыша рвано, как после марафона, и прижала Соню к себе, как броню. Как последнюю границу.
Он остался там, у ворот.
А я снова – здесь. По другую сторону.
Только на этот раз… мне не девятнадцать.
Я больше не могу бежать всю жизнь.
Поэтому сейчас просто еду домой.
– Мама, дядя тебя знает? почему ты не ответила?
– Да это просто одноклассник, в школе виделись, может обознался.
Я придумывала оправдание на ходу. Первое, что в голову взбрело.
Как в тумане и самом страшном фильме ужасов добрели до дома.
Мы поднялись по лестнице на четвёртый этаж, как будто не по ступеням, а просто по прямой.
Каждый пролёт будто говорил: он видел, он узнал, он всё понял.
Соня пела что-то себе под нос, беззаботно подпрыгивая, а я шла, как во сне – тяжёлая, заторможенная, чужая самой себе.
Как будто всё моё тело вдруг вспомнило, что значит быть испуганной женщиной, которая уже раз бежала.
И теперь бежит снова – только медленно, с ребёнком за руку, без сил, без воздуха.
Ключи дрожали в пальцах.
Замочная скважина не слушалась.
Когда дверь всё-таки поддалась, я шагнула в нашу крошечную прихожую, словно в спасательный круг – но он оказался надут лишь наполовину.
Воздуха не хватало.
Соня, как ураган, скинула обувь, бросила рюкзак, прошмыгнула в комнату.
Всё как обычно. Как будто ничего не произошло.
Как будто сердце её матери не билось сейчас где-то в горле, отчаянно пытаясь выплюнуть воспоминания, запахи, голоса из прошлого.
– Сейчас, мам, подожди! – крикнула она из комнаты, хлопнув дверью шкафа.
Я медленно опустилась на пуфик в коридоре, прислонилась к стене затылком.
Закрыла глаза.
В ушах ещё стояло это «Тая! Тая!»
Имя, которое я не слышала семь лет.
Имя, от которого отказывалась.
Имя, которое он выдохнул с такой силой, как будто пытался вернуть что-то, давно потерянное.
Я стянула куртку, медленно, будто сдирала с себя не одежду, а слой кожи.
Руки дрожали.
Тошнило.
Фуф.
– Всё! – вдруг прозвучал из комнаты весёлый голос дочки. – Сейчас будем искать твоего одноклассника!
Я заморгала.
– Что? – только и смогла выговорить.
Она же уже сидела на полу, по-турецки, склонившись над телефоном. Лицо такое надутое и сосредоточеное, будто перед ней стояла миссия государственного значения.
– Доченька… – начала я, но она не услышала.
– Мама, всё, я ищу! – гордо объявила она. – Он красивый. У него зелёная рубашка, как трава. Я видела.
Мне стало дурно.
Как будто воздух в комнате вдруг выкачали, и осталась только тишина, гудящая в ушах.
Я сделала шаг вперёд, потом еще один и мы перебрались в зал.
Села на край дивана, как в воду опустилась.
Она ищет папу.
Она ищет его.
Того, от кого я сбежала.
Того, кто смотрел на нас сегодня, как будто в жизни не видел ничего роднее.
И – Господи – ведь видел. Он просто не знал.
Я уставилась в пустоту, не слыша больше ни Сони, ни её восторженного лепета, ни скрипа клавиш на экране.
Мир сузился до одного чувства – беззащитного ужаса.
Он обжигал, как кипяток, как предательство, как память о том дне, когда я, держась за живот, выбежала из квартиры, не оборачиваясь.
– Доченька… – прошептала я, сжав руки в кулаки. – Ты даже не знаешь его, зачем тебе это надо?
Она не ответила.
Только что-то снова напевала себе под нос.
А у меня дрожали губы.
Я сглотнула слёзы – те, что не касаются глаз, а живут глубоко в горле, под языком, между слов.
Мне стало совсем дурно.
– Может не надо? – все-таки пыталась переубедить.
– Нет, надо, мама. Хватит бегать от мужчин.
Глава 3 Поиски до добра не доводят
Таисия
Еле ее уложила, пришлось соврать, что даже не помню его фамилии. Ложь.. да уж, снова ложь.
Ночь легла на город тяжело, как чужое пальто.
Душная, без ветра, без движения.
Комната была погружена в полумрак, только у окна бледно светился ночник.
Соня спала, свернувшись в клубочек, прижав кулачок к щеке.
Я сидела на полу в коридоре, у шкафа, где хранила всё то, что не имело права жить на виду.
Пыльная коробка, завёрнутая в платок.
Её я не открывала больше шести лет.
Даже не дотрагивалась.
Но сейчас – как будто чья-то рука изнутри подтолкнула меня к ней. Осторожно, как будто боялась разбудить прошлое.
Хотя… оно вообще спит?
Я развязала платок. Открыла крышку.
Старые письма. Записки.
Билеты в кино, в поезд, на концерт, который мы так и не попали.
И – фотографии.
Распечатанные, как раньше, с белыми полями по краям. От них пахло временем. И пылью.
Вот он – Влад.
Усмехается, стоит в любимой майке.
Рядом – я, с чуть прищуренными глазами, и он целует меня в висок.
Мы тогда только съехались, я помню.
Это был июль. Он делал мне завтрак, и всё сгорело, и мы ели подгорелые тосты прямо с доски, ржали, как дети.
Любили, как будто в первый раз в жизни.
А это был первый раз. И в моем случае, пока что, точно последний.
Я провела пальцем по его лицу на фотографии.
– За что ты меня так?
Дальше пошли фотографии без меня.
Где он на вечеринке у друзей.
Где с кем-то на фоне заката – та самая поездка, куда он, как говорил, не поехал.
Где руки не мои.
И взгляд уже не тот.
Я вспоминала. Как я стояла в коридоре.
Живот тянуло тяжестью – уже почти три месяца.
Я пришла пораньше, хотела сделать сюрприз.
Помню, держала в руках коробку с пирогом, испечённым ночью и с тестом на беременность.
И ключи в другой руке дрожали.
Я открыла тихо, на цыпочках…
И услышала. Смех. И вздохи. И её голос.
Как она говорила его имя. Моё имя.
Я застыла. Оцепенела. Как камень. Как животное, которому выстрелили в спину, но оно ещё не упало.
А потом я ушла. Просто. Без скандала, без слов.
Ушла с пирогом в руках, с сердцем – как стекло, и с ребёнком, о котором он даже не знал.
Слёзы текли по щекам, тёплые, тяжёлые.
Я не вытирала их. Пусть текут.
Пусть, наконец, выйдут из меня эти семь лет – молчания, боли, одиночества.
Пусть унесут всё, что я так долго хранила внутри.
Я взяла фото, то самое, где он целует меня.
Поднесла к губам, и вдруг захотелось закричать – от боли, от любви, от невозможности простить.
– Почему, Влад? Почему? За что?
Ответа не было.
Только ночь.
И щекотание штор у окна из-за ветра.
Я свернулась у коробки, прижавшись щекой к полу, как будто он мог меня услышать, как будто это хоть что-то могло вернуть.
Не знаю после как сложила все обратно.
Снова как в тумане и уснула, перед этим постоянно переворачивая мокрую от слез подушку.
Утро было блеклым. Серым.
Таким, когда свет – вроде бы есть, но не греет.
Я проснулась раньше Сони. Казалось, и вовсе не спала.
Лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к её дыханию.
Она сопела тихо, прижавшись к подушке, сжав кулачок, как всегда. Моя девочка. Моя радость. Мое счастье и сокровище.
Я села на край кровати, завернулась в плед и смотрела на неё.
Она была похожа на него. Точная маленькая копия.
Эти глаза.
Глубокие, чуть прищуренные, с таким внимательным, взрослым взглядом.
Брови – точь-в-точь его форма.
И даже родинка на левой щеке – та же самая, что была у Влада.
Когда Соня спит, в ней особенно сильно проступает это сходство. Словно кто-то нарочно подрисовал мне напоминание.
Не забывай. Это его дочь.
Я погладила её по волосам, осторожно, чтобы не разбудить.
Иногда я думаю: А как бы всё сложилось, если бы тогда... если бы он не... если бы я не...
Если бы не та женщина. Если бы я успела сказать. Если бы у нас была та жизнь, которую мы мечтали вместе.
Если бы он встретил свою дочь не через семь лет молчания и лжи, а в роддоме – с цветами, с сияющими глазами.
Если бы он держал её на руках, когда она впервые плакала, впервые заснула, впервые сказала: мама, папа.
Если бы…
Но не было «если».
Было только то, что было. Был выбор. Его. Мой.
Наши слабости, страхи, ошибки.
И вот теперь я здесь.
А он – там. Где-то.
И ничего не знает.
Соня шевельнулась во сне.
Я прокручивала в голове, как она вчера активно искала отца в мужчине в зелёной рубашке.
Очень старательно и очень по-взрослому, маленький хакер.
Она ищет.
Потому что чувствует.
Потому что ей нужна та безусловная, безоговорочная любовь. Отцовская. Та, которую я не смогла ей дать.
Я её понимаю.
У меня ведь тоже не было отца. Только мама.
Строгая, вечно уставшая, с тяжёлым взглядом и руками, пахнущими уксусом и хлоркой.
Отец был кем-то из старых фотографий, смазанных, выцветших. Неизвестный, чужой.
Не герой. Даже не космонафт.
Просто – пустое блеклое место. И не единого слова.
Я не знала, что значит – чувствовать себя в безопасности рядом с мужчиной.
Не знала, как выбирать.
Не знала, какой он должен быть – настоящий отец.
И, может быть, именно поэтому выбрала Влада. Вспыльчивого, красивого, с глазами, в которых можно было утонуть.
Я в них и утонула.
А выплыла уже с дочерью внутри.
Я понимаю Соню.
Понимаю до боли.
Но всё равно думаю: лучше без отца, чем с отцом, который предал.
Лучше пусть она чувствует пустоту – чем видит ложь.
Лучше я дам ей всё, что смогу – пусть не идеальное, пусть женское, но настоящее, честное, тёплое.
Я буду и мама, и папа. И рука, и плечо. И щит.
Но разве этого хватит?
Я посмотрела на неё снова – и вдруг поняла: не хватит.
Потому что внутри неё уже живёт этот вопрос.
Уже зреет пустота. И если я не заполню её правдой… она вырастет вместе с ней.
Сделает её сильной. Или сломанной.
И это – будет моя вина.
Глава 4 Прятки
Таисия
Утро началось с варки овсянки, промокших подоконников и попыток причесать Соню, которая никак не хотела сидеть спокойно.
– Мам, а если я сегодня опять увижу того дядю? – спросила она между ложками каши, аккуратно облизывая каждый край.
Я замерла с чашкой в руке.
– Какого дядю?
– Ну того. Из садика. С зелёной рубашкой. Он хороший. Я подойду к нему и спрошу, не учился ли он с тобой в школе. Ладно?
– Соня, – устало выдохнула я, – Ну сколько можно-то, а?
– Я просто хочу знать. Ну вдруг это он?
Я сжала зубы.
Девочка моя. Моя фантазёрка, моя надежда в косичках, моя боль.
– Соня, папу искать не надо, – сказала я уже жёстче, чем хотела. – Он… он нас найдёт сам. Если захочет. Полюбит. Поймёт. Любовь так не ищут, понимаешь?
Она отложила ложку.
– А если он не ищет?
Я вдохнула, медленно, чтобы не сорваться.
Уже сил моих не хватает. И что делать сейчас?
– Значит, и не найдёт. Значит, так лучше. Значит, нам с тобой и вдвоем хорошо.
Соня смотрела на меня нахмурившись.
Без слёз. Без детской обиды.
Просто как взрослая, которая поняла что-то очень важное.
– Ты её вообще никак не ищешь, мама, любовь свою не ищешь, только бежишь от нее.
И встала.
Пошла в коридор, натянула рюкзак. Туго застегнула.
– Пойдем.
Ну мы и пошли. Молчали только всю дорогу.
Я сжала ручку двери, как спасательный круг.
Коридор садика был шумный, пах пластилином, мокрыми варежками и чуть-чуть – какао.
Я уже собиралась выйти, когда услышала знакомый голос.
Слова были чужие, но тембр…
Этот тембр я бы узнала даже сквозь скрежет стекла.
Низкий, чуть хрипловатый, с мягкой паузой между словами.
Я обернулась – и сердце сделало сальто.
Влад.
Стоял в паре шагов от меня, ведя за руку мальчика лет пяти или шести.
Мальчик… темные волосы, аккуратная стрижка, голубые глаза – такие же, как у него.
Такие же, как у той женщины.
И я вдруг увидела перед собой не этого ребёнка – а её.
Её лицо, её волосы, её губы, как она гладит Влада по щеке, смеётся.
Его любовницу.
Сжалось всё.
Горло, грудная клетка, колени. К
ак будто кто-то внутри меня дернул невидимую нить внутри. Дрожь прошлась по каждому позвонку.
– Привет, – он заговорил первым,– Ты чего вчера убежала?
Потому что у меня не было сил дышать, блин.
Но я тяжело выдохнула и выдавила из себя:
– Извини. Пора было.
Он кивнул, немного наклонив голову, как будто не поверил, но принял.
– Ты как тут? Дочку отводила?
Я кивнула снова, чувствуя, как вспыхивают щеки.
Не надо, Тая, не наааадо. Держи себя уже в руках.
– Да. У нас первый класс скоро. Суета.
Он усмехнулся уголком губ.
Мальчик рядом с ним смотрел на меня изучающее, прижимаясь к его бедру.
Влад же автоматически провёл рукой по его волосам – ласково, привычно.
И в этот момент стало совсем… грустно.
Он стал отцом. Кому-то. Не Соне. Не мне. А ей. Той самой. С ней у него получилось.
– Извини, уже пора, – произнесла я, и голос сорвался на последних словах.
Он хотел что-то сказать.
Я это почувствовала. По движению плеч, по взгляду, по сжатию пальцев мальчика в его руке.
Но я уже делала шаг назад.
Развернулась, будто во мне включился автопилот.
Туфли стучали по линолеуму, сдавленно, будто сердце подгоняло меня.
Шла быстро, глядя в пол, не оглядываясь.
Только уже у двери, когда нажимала на ручку, поняла – слёзы стоят в глазах.
Горячие, как стыд.
Как обида.
Как то, что не высказано.
Ой… этого вообще много.
Соня была права.
Я не ищу любовь.
Я прячу её. Как и правду.
И, может быть, именно в этом – моя главная слабость.
Глава 5 Чужое счастье
Таисия
Мне казалось, что я иду – будто сквозь воду.
Густую, вязкую, как в кошмаре.
Ой мамочки, как в самом сомнительном кошмаре.
Воздуха не хватало. Словно в груди стоял комок, комище, огромный такой. Он не давал дышать, не давал говорить, не давал думать.
Автобус я дождалась, даже не помня, как дошла до остановки.
Потом сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрела, как мимо проплывают дома, вывески, пешеходы.
Все куда-то спешили, несли кофе в пластиковых стаканах, переговаривались в наушниках.
А я была как пустая ваза с пустой головой.
Перед глазами всё время стоял Влад с этим мальчиком.
Его рука, касающаяся чужой головы.
Его глаза и полное непонимание. Без меня. Без нас.
И не важно, чей этот ребёнок. Важно, что он – не Соня.
Что её он никогда так не гладил по голове... Не держал за щёку. Не целовал в макушку.
А кого-то другого – да.
Почему кому-то он стал отцом? А мне – нет…
Я виновата…
Вышла у своей остановки и медленно пошла к клинике.
Бессильно. Тело будто подчинялось автоматически, а душа – где-то отстала, всё ещё у ворот садика, всё ещё смотрела вслед.
Ему в спину.
На ресепшене было тихо.
Раннее утро. Я включила компьютер, достала блокнот, стала вбивать заявки на процедуры. Всё в порядке. Привычное клацание клавиш клавиатуры.
Сейчас приду в норму. Сейчас отпустит.
Сейчас…
Сейчас, еще совсем чуть-чуть.
Дверь открылась резко – и в клинику влетела Алена Аркадьевна, моя начальница.
Её каблуки застучали по плитке. Улыбка до ушей и все та же объемная укладка с начесом направо.
– Доброе! – улыбнулась она, будто включила свет. – Я сегодня даже пораньше! Представляешь? Удивительно, но я выспалась. Новый ритм жизни!
Я натянуто улыбнулась.
Ого, в таком настроении ее вижу редко, это предвещает хороший день.
– Доброе, Алёна Аркадьевна.
Она сняла ветровку, повесила ее на вешалку, зацокала в сторону кофемашины и через пару минут, подпевая под песню на радио, повернулась ко мне с чашкой напитка в руках:
– Представляешь, Тая, мой стал отводить Лёшку в садик. Сам. Говорит – "Ты отдыхай, я справлюсь". И ведь справляется! Он всё помнит, даже про сменку. Это так… так приятно. Когда мужчина готов взять на себя ответственность. Не просто быть – а участвовать.
Я улыбнулась снова. На этот раз губами. Только губами.
Она пару раз рассказывала девочкам про своего “очередного”, но этот кажется, какой-то особенный.
– Да, – выдохнула я. – Приятно, еще бы. У вас уже все серьезно?
Мне не то, чтобы было очень интересно, но это наши “местные” сплетни. Без внимания упускать нельзя, обидится.
– Надеюсь да, он душка и не против ребенка. Ну я пойду, на обеде расскажу еще кое что.
Она подмигнула и направилась в кабинет, продолжая подпевать “Максим” себе под нос.
А я осталась наедине с документами, с клавишами.
Молодец. Она нашла себе достойного спутника… может быть и у меня когда-то бы вышло.
Но…
Всё казалось каким-то ненастоящим.
Как будто чужая жизнь, чужая любовь, чужие заботливые руки вдруг оказались слишком близко.
Слишком громко.
Я перебирала папки.
Искала фамилии в реестре.
И вдруг поняла, что уже несколько минут смотрю в один и тот же лист, не читая ни слова.
Было так грустно, что даже боль отступила. Осталась пустота. Как после шторма. Как после прощания.
Может быть, я просто не создана для счастья. А может, просто… боюсь его, как моя малютка и думает?
Но подумаю потом, пока что нужно работать. Новая кукла сама себя не купит и коммуналка не оплатится.
Работа шла как обычно. Пациенты приходили – кто с тусклой кожей, кто с усталым взглядом, кто с вопросами, в которых давно не было надежды.
Они садились на мягкие диваны, листали журналы, заполняли анкеты.
Я вбивала их данные, распечатывала карты, приглашала специалистов.
Всё – как по маслу. Вроде бы.
Но внутри всё стучало не в такт.
Каждая минута была как в вязком сиропе.
Всё тянулось. Слова – будто сквозь вату.
Голоса клиентов – фоном, не доходящим до мозга.
Я разговаривала, отвечала, улыбалась – но будто из-под стекла. Как будто надела чью-то маску. Чужую форму жизни.
Одна женщина спросила, можно ли перенести чистку на понедельник.
Я не сразу поняла, что она обращается ко мне.
– Конечно, – произнесла я, вдруг поднимания голову, – когда вам удобно?
Час за часом. Минуты сливались.
Сумка стояла под стойкой, телефон лежал рядом.
Я время от времени на него поглядывала.
То ли ждала чего-то, то ли боялась, что что-то случится.
Именно тогда всё и случилось.
Он зазвонил резко, как выстрел в тишине.
– Таисия, здравствуйте, – начала медсестра из детского сада. Тон только какой-то у нее был напряженный, тревожный, как у человека, который боится сказать больше, чем должен,– Срочно приезжайте, пожалуйста.
Я встала.
Так.
Так…
– Что случилось?
– Ваша дочь… Соня подралась с мальчиком. Мы вызвали скорую. У него разбита губа, у неё ссадина на лбу, и на коленях. Она никак не придет в себя, никак не может успокоиться. Нам… нужна вы.
Мир, который и так шатался у меня под ногами с самого утра, вдруг резко остановился.
– Я выезжаю. Скоро буду. – резко отчеканила я.
И уже почти бежала в гардероб за уличной обувью, едва не выронив телефон
