Текст книги "Дети города"
Автор книги: Рита Харьковская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Валерчик
Совсем тихо, где-то в другой половине квартиры, совершено не огромной, а даже наоборот: крохотной хрущевки-распашонки, там, где расположена кухня, пела утренний гимн радиоточка.
Валерчик, услышав до боли знакомые слова про союз нерушимый, улыбнулся сквозь сон, подумав, что только по этим звукам он в детстве всегда определял, что сейчас именно те недолгие дни, когда папа, придя из многомесячного рейса, отдыхает дома.
Мама, которая всегда вставала рано, что называется «с петухами», старалась вести себя потише, чтобы дать возможность любимому сыну поспать подольше и не разбудить его звуками гимна. Но в Город приходил май, а вместе с ним приходила на ремонт огромная китобаза, на которой трудился отец Валерчика, и утро начиналось с того, к чему привык Виктор за годы работы на флоте, с гимна великой стране, лившемся песней из радиоточки в каждой каюте. И каждый член экипажа китобазы, слушая этот гимн, ощущал свою сопричастность. Ощущал своё единение со всем и со всеми. Гимн – это как утреннее похлопывание по плечу заскорузлой отеческой ладони: вставай, просыпайся, сынок! Страна ждет от тебя очередного трудового подвига.
Виктор, проработавший на китобазе всю жизнь, настолько привык к тому, что утро должно начинаться именно так, что если бы кто– то решил выключить радиоточку, то, наверное, чувствовал бы себя крайне неуютно, как если бы проснулся в непонятное время суток, не имея понятия о том, который теперь час. Но подобное никому не приходило в голову, разве что сделать громкость радиоприемника потише, чтобы не будить громким пением Валерчика. Виктора в семье не только любили, а, можно сказать, боготворили. Его обожала Анечка, жена и мать двоих его детей, которая, на сегодняшний день, добилась в жизни немалого. А, можно сказать, что и большего. Его авторитет, который всегда поддерживала и подчеркивала жена, был непререкаем для детей, так же, как и мама, обожавших своего папочку.
Уже три года, как Анну утвердили в должности главного бухгалтера Пароходства. Должности немалой, полной огромной ответственности и необходимости искать компромиссы во многих вопросах. Но Ане никогда и в голову не пришло бы хоть в чем-то нарушить привычный темп жизни своего мужа, не говоря уже о том, чтобы поставить под сомнение его привычки.
Валерчик тоже привык слышать по утрам знакомую песню, и, как правило, только улыбался сквозь сон, когда кто-то начинал тихим голосом прославлять союз нерушимый.
Ну привык папа, чтобы день начинался с гимна, так что теперь? Пусть себе. Тем боле, что все равно нужно вставать. Началась летняя сессия, нужно хотя бы полистать конспекты, вникнуть в суть того, о чем, совсем скоро, придется рассказывать педагогу на экзамене. А «вникать» Валерчику предстояла во многое. За последние полгода он конкретно подзапустил учёбу, проводя все вечера, а иногда, и ночи со Стеллой.
Отношения с девушкой перешли в какую-то иную фазу, обозначить название которой Валерчик не решался даже сам себе. Днем, на парах, юноша не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме Стеллы, прокручивая в голове их предыдущее свидание и мечтая о новом. Какая уж тут учёба? Но сессию никто не отменял, завалить её Валерчик не считал возможным уже хотя бы потому, что ему будет стыдно смотреть в глаза маме и папе.
Валерчик вышел в кухню, где уже завтракали Анна и Виктор:
– Привет, пап, – кивок отцу, – Доброе утро, мама, – поцелуй в щеку для Анны.
– Что ты встал так рано? – Анна с улыбкой смотрела на сына, – поспал бы еще немного.
– Не, – Валерчик помотал головой, – нужно еще кучу конспектов пролопатить. Сессия скоро.
Родители закивали дружно головами, соглашаясь с тем, что сессия – это да, это на первом месте, и радуясь такой тяге к знаниям у своего сына.
– Мне путёвки в Болгарию предложили, – Виктор отодвинул от себя чашку, – поедешь с нами после сдачи? – посмотрел на сына.
– Нет. В Городе останусь. А вы с мамой поезжайте. И тебе отдохнуть не помешает после нервотрёпки последнего рейса, и маме отдых на пользу пойдет, – Валерчик допил чай, поднялся из-за стола, – ну все. Я пошел грызть гранит науки.
Анна, вымыв чашки и тарелки, тоже стала собираться на работу. Вытирая руки, накладывая на них крем, думала: «Работа-работой, а домашних обязанностей никто не отменял». Ей и в голову не пришло бы переложить на Виктора мытье посуды, уже хотя бы потому, что проработавший на флоте всю сознательную жизнь мужчина привык к тому, что у всех в этом мире свои обязанности. И главное, чтобы в исполнении этих обязанностей не возникало путаницы, когда один начинает выполнять работу другого. Это «понимание жизни» переносилось и на семью. А потому то, что спешащая на работу жена моет тарелки после завтрака, не вызывало в Викторе не то что протеста, но и желания предложить свою помощь, вымыть посуду самому. Так должно быть. И это нормально.
Через час за Анной захлопнулась дверь квартиры. У подъезда женщину уже ждал автомобиль, предоставленный пароходством год тому, а заставлять водителя скучать во дворе дома, было как-то неудобно, а потому, обязательная, внимательная ко всем, старающаяся никого не обидеть, не ущемить, Анечка, выходила из подъезда своего дома ровно в половине девятого.
Водитель, выскочив из машины, распахнул перед нею дверцу. Анна, все еще не привыкшая к подобным проявлениям внимания и субординации, как всегда, смутившись, кивнула ему:
– Доброе утро.
– Доброе утро, Анна Федоровна! Денек сегодня распрекрасный!
Автомобиль, заурчав мотором, отъехал от дома.
Анна смотрела в окно, любуясь проплывающими мимо улицами любимого Города, чуть заметно улыбалась своим мыслям, думая о том, что вот и снова пришло лето, а вместе с летом вернулся из рейса любимый муж. О том, что через месяц у неё отпуск, и она вместе с мужем поедет отдохнуть за границу! В «саму» Болгарию! Жаль только, что Валерчик с ними ехать не хочет, решил остаться в Городе. Наверное, чтобы побыть со своей девушкой, со Стеллой. При воспоминании о Стелле, Анна, едва заметно, вздохнула.
С родителями Стеллы они когда-то жили в одном доме, но дружны и близки с семьей генерала, деда Стеллы, никогда не были. Разные были у них на тот момент интересы, да и положение в обществе тоже было разным. Никак не пересекалась семья механика китобазы, живущая в огромной коммуналке на третьем этаже второго подъезда с семьей заместителя начальника Артучилища, живущего в первом подъезде в пятикомнатных генеральских апартаментах.
Уже придя на работу в Пароходство, Анна увидела в коридоре Стаса, сына генерала, спешащего куда-то по своим делам. Улыбнулась ему. Поздоровалась. Стас, в начале, её даже не узнал. Анна напомнила, что года-то они жили в одном доме. Стас вспомнил. Или сделал вид, что вспомнил. Дальше этого их знакомство не пошло. До того дня, когда Анна, в комнате которой в той же коммуналке, жили бабушка с внучкой, в судьбах которых женщина решила принять участие, не решила попросить о помощи Стаса. Девочке, хорошей и правильной девочке, отказали в открытии визы, и Анна подумала, что Стас сможет поспособствовать тому, что в Особом Отделе изменят решение по её вопросу.
Стас, что называется, «на пальцах», объяснил Ане всю бесперспективность этой затеи. Идти в Особый Отдел и хлопотать за незнакомую девчонку просто-напросто отказался. Зато, предложил для Анечкиной протеже другой вариант с трудоустройством. В общем, проблема разрешилась. Сердиться и обижаться на Стаса, у Анны не было ни малейшего повода, и после этого случая, они не только здоровались, встречаясь в коридорах Пароходства, но и, иногда, вместе обедали, разговаривали о своих семьях.
Так Анна узнала, что в прошлом году умерла мама Стаса, оставив всю генеральскую семью жить и выживать, как получится. Узнала о том, что его дочь совершенно «отбилась от рук». Может послать куда подальше и его, папочку, и мамочку, и самого генерала.
Вздохнула с облегчением, когда Стас сказал, что, слава Богу, Стелла поступила в прошлом году в педин, хотя, какой из неё получится учитель – ему совершено не понятно. Но, хорошо уже то, что учится, а там – посмотрим.
Рассказала, что её дочь, Тоня, вышла замуж и уехала в один из гарнизонов на краю огромной страны, куда распределили её мужа, молодого лейтенанта-артилериста.
О том, что Валерчик тоже поступил в прошлом году в мореходку, и, как и Стелла, окончил первый курс.
В общем, бывшие соседи стали если и не друзьями, то хорошими приятелями.
С дочерью Стаса Анна познакомилась, когда Валерчик учился в десятом классе. После смерти бабушки Стелла, которая чувствовала себя потерянной и всеми брошенной, стала частенько захаживать в гости к сыну Анны. Молодые люди, закрыв дверь в комнату, слушали музыку, о чем-то говорили, смеялись. Анна звала их на кухню, предлагала выпить чаю. Стелла смущалась, на контакт не шла, чем очень огорчала Анну, которая хотела бы если и не утешить девушку, то хотя бы разговорить, узнать, чем живет и интересуется подружка её сына. В том, что дальше дружбы у молодых людей дело не зашло – Анна не сомневалась.
Но ближе к школьным выпускным экзаменам эта дружба прервалась так же внезапно, как и началась. Стелла приходить в гости к Валерчику перестала, сын был полностью погружен в сдачу выпускных школьных, а затем и вступительных экзаменов. Затем начались занятия в мореходке. У Валерчика появились новые друзья и новая девушка, с которой он, правда, провстречался совсем недолго. В общем, что там со Стелой, почему её сын с девушкой «раздружился», Анна так и не узнала.
Так было до зимы этого года.
Валерчик уже учился на втором курсе. Совсем скоро мальчику исполнится двадцать лет, а потому противиться тому, что сын решил встречать новый год в компании сверстников, Анна не стала. Сама она уехала отмечать праздник к Надежде, бывшей соседке по коммуналке и хорошей подруге, которая когда-то поддержала юную Анечку.
Именно после этих новогодних праздников, Стелла снова стала частой гостьей в доме Анны.
Когда Анна вечером возвращалась с работы, молодые люди, наскоро поздоровавшись и быстро попрощавшись, куда-то убегали. Все чаще случалось так, что Валерчик приходил домой утром, переодевался, хватал портфель с конспектами и убегал в училище.
Сказать, что подобный режим сына Анну радовал – было бы не верно. Однажды, она полюбопытствовала, где сын проводит ночи. О том, с кем – спрашивать было глупо. Анна и без того понимала – со Стеллой. Валерчик, покраснев, как мальчишка, ответил, что был у Стеллы дома и там же заночевал. На вопрос: как к подобному относится семья девушки, Валерчик отмахнулся:
– Не парься, мам, им пофиг.
Анна растерялась: что значит пофиг?! Нет, она не собиралась осуждать ни сына, ни его избранницу, очень хорошо помня историю своей любви с Виктором, но, годы, прожитые в Городе у Моря, приучили к тому, что необходимо соблюдать некоторые условности и правила поведения.
Анна решила, что вот придет из рейса отец, она расскажет ему обо всем, что случилось в семье за время его отсутствия, и тогда пусть уж Виктор поговорит с мальчиком. Да и лучше будет, если подобный разговор произойдет между мужчинами.
Но с момента прихода в родной порт китобазы уже прошел почти месяц, а разговор с мужем так и не состоялся. У Валерчика сессия, и нечего отвлекать сына от учёбы разговорами о личной жизни. Еще усеется. Вот поедут с мужем в Болгарию, там Анна и расскажет обо всем. Что может измениться за какой-то месяц с небольшим?
Автомобиль въехал в ворота Пароходства. Водитель снова распахнул дверцу машины, и Анна направилась к двери, обитой медными заклёпками, ведущей в здание.
Начался новый рабочий день.
Стелла
«Союз нерушимый…»! – взвыла радиоточка в соседней комнате.
Стелла совсем уж было открыла рот, чтобы заорать, по-привычке, «здороваясь» с дедом, живущим в соседней комнате и обменяться с ним «утренним приветствием» с обязательным указанием маршрута, по которому следует отправиться старому хрычу, любителю ранней побудки.
Но свежий июньский ветерок раздувал тонкую занавеску на окне, старый платан во дворе, успокаивающе помахал девушке ветвями, прошелестел листвой, словно приглашая полюбоваться чудесным днем, который принесет сегодня столько замечательных и радостных событий.
«Да ну его»! – подумала Стелла, улыбнулась, представив удивление деда, вызванное её непривычным молчанием.
Старый генерал не заставил ждать проявления своего удивления и грохнул в стену кулаком:
– Ты там что? Сдохла от передоза? Или вусметь заебли хахали?
Стелла вздохнула. Сразу помрачнев, села в кровати и громко, чтобы у любимого и любящего дедушки не осталось и тени сомнения в том, что внученька, таки да, живёхонька, заорала что есть мочи:
– Не дождешься, старый поц! Тебя-то уж точно переживу!
«Начинаем урок утреней гимнастики»! – радиоточка призвала генерала к следующему этапу утреннего пробуждения, и тот, успокоившись и убедившись, что внучка никуда не делась и находится в своем уме и добром здравии, начал разводить руки в стороны и приседать, как и велел мудрый радиоприемник.
Начался новый день.
Стелла, не утруждая себя одеванием, как и была, в тонюсенькой пижамке, состоящей из шортиков, выставляющих напоказ больше, чем прикрывающих, и топа на тонких бретельках, заканчивающегося чуть ниже груди, босиком пошлёпала в кухню.
Огромная кухня, вполне пригодная по метражу для того, чтобы в ней смогла жить небольшая семья, встретила девушку немытыми тарелками в мойке, которые, похоже, скопились за пару дней, крошками на полу, сразу же впившимися в ступни босых ног, и затхлым запахом.
За обеденным овальным столом уже сидела её мамочка. Такая же растрепанная и неумытая, как и дочь.
Ираида прихлёбывала утренний кофе, не обращая внимания на бардак и грязь, царившие вокруг.
– Что за срачь ты развела! – рявкнула Стелла, «забыв» поздороваться.
– Сегодня Маша придёт, уберется, – виновато улыбнулась Ираида, – ты же знаешь, что мне некогда заниматься подобными мелочами.
Хорошее настроение, не испорченное утренней пикировкой с дедом, не предполагало скандала, а потому, сварив кофе для себя, перелив напиток в тонкую фарфоровую чашку, из которой когда-то пила чай бабушка, Стелла, буркнув в ответ:
– Интересно, чем же таким ты занята? – удалилась в свою комнату, оставив маму одну.
Ираида была просто счастлива, что сегодняшнее утро обошлось без скандала, которым её не обделяли свёкор и дочь. Любимый муж, Стасик, вчера снова не пришел ночевать, так что с этой стороны неприятностей ждать не стоило. Взглянув на часы, отбивающие ход времени, висящие на стене кухни, Ираида поняла, что утренняя гимнастика отставного генерала вот-вот закончится, и он припрет в кухню чаёвничать, схватила чашку с недопитым кофе и, вслед за дочерью, быстро юркнула в свою комнату.
Едва за Ираидой успела захлопнуться дверь, как по квартире прокатился голос генерал:
– Что, бляди, попрятались? Живете в моём доме и брезгуете даже поздороваться, доброго утра пожелать?!
Стелла ухмыльнулась: « Добрым для меня будет то утро, когда ты издохнешь, старый мудило»!
Ираида вздохнула: «Хорошо, что успела смыться вовремя».
Генерал ни от кого прятаться не собирался. Он сел за столом так, чтобы ему был хорошо виден коридор. Рано или поздно, не одна, так другая, соберется выходить из дома, и уж тогда им точно не пройти мимо всевидящего ока и черного рта скучающего дедушки. Правда, засиживаться долго генерал сегодня не собирался. Не так давно он примкнул к сообществу таких же, как он сам, пенсионеров, организовавших клуб любителей скандинавской ходьбы, и собирающихся каждое утро в Аркадии.
Сообщество, состоявшее, в основном, из женщин, приняло его с радостью. В свои шестьдесят семь лет, худощавый, жилистый, подтянутый генерал выглядел, чуть ли не юношей в сравнении с еще тремя мужчинами, примерно его возраста, но утратившие и стройность фигуры и уверенность в том, что мир крутится только вокруг их персоны.
А узнав о том, что генерал вдовец, дамы, подозрительно поглядывая друг на друга, изо всех сил старались очаровать «завидного жениха», приглашая его то на обед, то на ужин, то в театр или галерею. От двух последних предложений генерал, как правило, отказывался, а вот «пожрать домашнего» всегда был не прочь. И ходил в гости то к одной, то к другой «потенциальной невесте». Открывать свой черный рот и демонстрировать всем, кто он есть на самом деле – генерал не спешил, так что репутация у него в клубе любителей скандинавской ходьбы была прекрасная.
Генерал взглянул на часы: «Ого! Замечтался я, однако. Уже почти восемь, пора умываться-бриться, наряжаться в адидасовский костюм, недавно купленный Стасиком, узнавшим о новом хобби папочки и обрадовавшемуся, что теперь папе будет чем заняться, брать эти чертовы палки и отправляться на рандеву».
Генерал оглядывал себя в зеркале, довольно хмыкая: «А еще очень даже ого-го! вот подождите, сучки, – думал генерал, имея виду невестку и внучку, – приведу в дом молодую жену, она вам покажет»!
О том, что «показательных выступлений» женщинам вполне хватает от него самого, генерал как-то не задумывался.
Щедро облив себя одеколоном Консул, тоже подаренным сыном, генерал молодеческим шагом промаршировал по коридору и громко хлопнул дверью, оповещая всех домашних, что дедушка изволил отбыть.
Почти сразу, вслед за свекром, простучала каблучками по коридору Ираида. Ей было пора спешить в детский садик и барабанить на пианино песенки деткам.
Работу свою Ираида не то, чтобы не любила. На такие тонкости в её душе места не оставалось, но, если бы ей предложили ничего не делать, но, получать хотя бы те крохотные копейки, именуемые зарплатой, которые давали женщине хоть какую-то иллюзию свободы – она согласилась бы с радостью. Но подобного Ираиде никто не предлагал, а потому, ровно в девять утра, она переступала порог детского сада, шла в игровую комнату, садилась к инструменту, даже не собираясь смотреть в сторону детишек, которые, взявшись за руки, водили хороводы и пели песенки под руководством воспитателей.
В час у малышей начинался обед, а за ним – дневной сон. Теоретически, после часа дня, Ираида была свободна. Но это в теории. На практике же, восьмичасовой рабочий день, предусмотренный КЗоТом, обязывал её изнывать от безделья до шести вечера. Занятые малышами воспитатели, нянечки, повара посматривали на Ираиду с явным неудовольствием, а потому она старалась забиться в уголок с новой книжкой, чтобы попадать кому-то на глаза как можно реже.
Но, любишь ты работу или нет, идти на неё нужно. А потому, тщательно одевшись и причесавшись, наложив лёгкий, почти незаметный постороннему взгляду, макияж, положив за уши по капельке духов, Ираида, как несколько минут тому назад её свекор, тоже закрыла за собою дверь квартиры. Правда, обошлась без демонстративного грохота.
«Фууууф. Разбрелась семейка», – подумала Стелла, вытягиваясь на кровати во весь рост.
Девушка любила валяться на полу, на толстом резном вьетнамском ковре, купленном дедом в гарнизонном магазине много лет тому. Ковёр был нежного салатового цвета, с каймой диковинных цветов по краю, одновременно очень плотный и очень мягкий. Лежать на таком было одно удовольствие. Конечно, когда ковёр чистый.
Домработница приходила убирать два раза в неделю. В понедельник и четверг. И если за два дня, которые проходили от понедельника до четверга, «засраться» генеральское семейство как-то не успевало, то в понельничный визит у Маши, домработницы генерала, создавалось впечатление, что грязь в квартиру носили совком прямо с улицы и равномерно распределяли по всему дому. Вонь от немытых чашек и тарелок, запах нечищеных пепельниц, расставленных по всему дому и забитых окурками, не могли перебить даже парфюмы, которыми щедро орошало себя все семейство.
Маша настаивала на том, чтобы в то время, когда она занимается уборкой, в квартире никого не было, чтобы не мешали и не путались под ногами». Выполнить это требование семье не составляло никакого труда, а потому, даже генерал, побухтев в начале для острастки, согласился «гулять» вне дома, те четыре часа, пока домработница убирает срачь, разведенный семейством.
До прихода домработницы оставалось чуть больше получаса, а потому Стелла, устав пялиться в потолок и думать, чем же себя занять до вечера, начала собираться на пляж.
Ну а что? Денек сегодня неплохой, можно пойти искупаться, посидеть в шезлонге, наблюдая за отдыхающей публикой, познакомиться с каким-то заезжим дуриком, который будет развлекать её до полудня, когда эта чертова Машка наконец-то выключит этот грёбаный Томас, воющий на весь дом, и уберется вон.
Через полчаса, услышав в коридоре шаги пришедшей домработницы, Стелла, вслед за родственниками, покинула квартиру, не посчитав за нужное даже поздороваться с Машей, которая доставала из ниши в кухне новомодный моющий пылесос Томас.