Текст книги "То день, то вечер"

Автор книги: Ришат Садиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– А п-патаму, чьто ми дети епохи за-стоя! – гордо сказал подошедший Асан, в эту мрра-ачную епоху, в эту злуденую зимнюю пору, когда в заблатованных столичных н-ститутах валили ВСЕХ пр-равинциалов только за то, чьто они пр-равинциалы! – с пафосом и рожью в голосе продолжал Женька, – три бедных казанских придурка тоже стали жертвами этой хорошо отлаженной и стрра-ашной машины, которая выкинула их из большог омира в дыру-у! и они пустили! спустили! ууу!!! свою бьющ-чую! ключом! по голове! энергию-у! на прожигание жизни, голый секс и интриги! Ваа! Вээ! Спились! Искурились! Искололись! Скоро заСПИДуем! какая страшная судьба-а! Ууу! ЭЭЭ!!! Ваа!!! – кончил Женик с интонацией волка из детской передачи.

Мы выпали в осадок. Асан скроил президентскую улыбку и запустил руку в Мухину хиппозную гриву:

– А вот если б нас всех тогда приняли, мы бы ща такие лапаньки были, правда, Шурик?

– Уйти! – сказал Муха, пытаясь разозлиться, но давясь от хохота.

– Нар-род! – голосом отца-демократа гаркнул я, – а двинем в Козу на скиверодку! старую шарагу соберем.. Гитариста.. Ришата.. нам ведь нечего делить, правда?

– Нечего делить, говоришь? – грустно выдавил Мохов, – чтоб такими словами кидаться, знаешь, сколько за душой иметь надо?

...смеешься что ли? может, мы все Нобелевские лауреаты? или по разу в космос слетали? или каждый по горящему реактору затушил?.. ничего путного в жизни не сделали. вот и нечего нам делить.. потому что пусто.. делиться нечем..

Я не торопился сдавать Казань без боя:

– Есть самолет из Киева через Казань в Нижневартовск. Возит нефтяные вахты, поэтому почти всегда пустой..

– Да не полечу я через Киев! – взорвался Мохов, – дозиметром ышо не разжился!

– У меня такое чувство, – сказал Асан, – что я здесь пришел навеки поселиться, и мы отсюда в трубу вылетим, а не самолетом. Что будем делать, господа? куда ехать?

– В город, – вздохнула Ленка, – добивать отпуск... с этими друзьями, пожалуй, полетаешь..

– А зачем нам куда-то лететь? – съязвила Маринка, окидывая аэропорт долгим прощальным взором, – нас и здесь неплохо кормят!

– Меня пока что кормят философскими исканьями, – мрачно сказал Асан, отчего я скоро дойду до язвы. Кто там надысь говорил, что делиться нам нечем?

– Ну я, – повинился Шура.

– Я прошу тебе все грязные выпады, Шура, – заключил Женик, – если ты отвезешь нас к Машке и поделишься своим поздним завтраком.

– У меня шведский вариант, – сказала Машка, – кто что найдет, тот то и съест... или выпьет..

– Это шведский стол, – фыркнул Рахимыч, – а шведский вариант будет позже.. чтобы понимали.. э-эх.. студ-денты... Кажется, всех поздравляю – десятая сковородка состоялась.

МЫ СПАЛИ В АВТОБУСЕ СТОЯ.

– Вы что, еще не очухались от ночи? Я говорю, десятая сковородка состоялась! – орал Женик.

Мы спали в автобусе стоя. Передо мной плыли образы белой ночи. Мальчик скалился голливудским оскалом, пьяный матрос-неформал с октябрятским значком на кепке что-то кричал в мегафон. Потом таллинская официантка выговаривала лично мне за всех русских, что их взбитые сливки накрыл наш Чернобыль. Мохов спал на рояле. Не спасенный нами Визбор пел у костра, утопая в удочках микрофонов, и звал Кузю. Грохотали безразмерные цеха КамАЗа с непременнейшим транспарантом "Проезд автомобилей КамАЗ воспрещен", и я плакал, что все вот это так, как было уже однажды в моей жизни – больше никогда ко мне не вернется. Слушая старые пленки Гребня и Макара, я буду чувствовать себя эмигрантом.

Жаркий летний вечер у Мухи, распахнутые окна и чай с вишнями на кухне.. давили вишни с сахаром., а потом заливали кипятком и заваркой.. вишни можно купить на рынке, сахар – по талонам.. и снова раздавить, но того вечера, как последнего в жизни ощущения кайфа – больше не будет.. только ностальгия.. от нее задохнемся.. и ничего не будет там.. дальше.. кроме ностальгии.. задохнемся..

– Но он же задохнулся.. он же все-таки задохнулся.. – шепчет мне Мохов, когда Асан и наши женщины уходят на кухню.

– И что? – говорю я.

– Если покушение на самоубийство, вина будет наша.

– Отец, – говорю я, – а ты смотрел "Амадеус"? Ты помнишь. как Сальери всю жизнь приписывал себе убийство Моцарта сам... хоть как-то возвысить свою серость.. а ты хочешь возвысить нашу.. дешево.. ну согласись.. дешево.. кто знает подробности..?

– Панкрат, – говорит Мохов.

– Опять он, – говорю я. – тоже мне Гдлян-Иванов.. и что?

– Алексей заявился на Кировский слет КСП.. тоже мне бард.. чтоб намозолитьо глаза.. казанцы ведь туда ездят от случая к случаю.. напоролся на Панкрата.. а у Панкрата, как ты знаешь, с голосом всегда было в порядке.. дергнул прямо со слета в областную клинику. в реанимации проверил журнал, поговорил.. он умеет говорить.. все сошлось – доставлен из района, с пожара, ожогов нет..

– А самоубийство в диагнозе есть?

– Даже консультации психиатра нет. Нет в диагнозе суицида.

– Любимый город может спать спокойно. Он не слушал телефоны.

– А почему тогда съехал из Казани? И еще на слете сказал Дюше "Передай друзьям. что последний алкаш в нашей деревне порядочней вашей казансекой элиты." А это почему?

– Чудом выжил и узнал, как его предали. После реанимации приехал в Казань и узнал. Я бы вот чудом выжил и узнал. что меня предали – я б не в Вятку. на Колыму урыл. И еще учти: осмотр психиатра назначают при малейшем подозрении..

– А здесь была минутная вспышка.. предали.. полезу в огонь.. все одно почетней. чем в петлю. и героем еще считать будут.. а пока довезли из района.. не мне тебе объяснять, как у нас это делается.. все.. психика в норме.. адекватен.. какой осмотр психиатра? когда медаль впору давать?!

– А кто вам с Дюшей звонил. что он умер? Они хоть знают, что он делал на пожаре?

– Звонили нам то ли мужики с "Компрессора". то ли манекенщики. Все теперь открещиваются – говорят. им не так передали.. из Кирова звонили и все переврали.. Так что одному богу известно, смерть искали на этом пожаре или что другое..

– И еще Лехе, – говорю я, – можно восстановить дипотношения.. и через наводящие вопросы.. напрямую.. докопаться..

– Как свиньи натасканные до трюфелей докапываются. – огрызается Муха, – этол будет свинство.. он гниль. но далеко не болван. он поймет. что не истину ищем. а вымаливаем у него невиновность.. не надо вымаливать.. лучше будем виноваты.. лучше пусть будем виноваты. Понимаешь, мы можем быть виноваты.

– И тебе не хочется ничего переиграть? – говорю я, – сколько можно быть виноватыми? .. вечный комплекс вины российского слюнтяя.. в кои-то веки.. один разок.. взяли то. что причиталось – и то. оказывается. нельзя было.. ну не хочешь вымалвать – так тогда по-мужски. в открытую.. съездить.. найти его.. прощения попросить.. за подлянку.. за интрижки.. ЭТО надо переиграть.. я не хочу с ЭТИМ жить!

– Переиграть?! – ахает Мохов, – да я уже который год не могу заснуть в ночь выпускного и по улицам ходить не могу в день последнего звонка!.. господи!.. как увижу этих гимназисточек в белых платьицах – реву. как портянка, и в свой выпускной хочу вернуться.. вот оттуда все переигрывать надо.. с того дня.. а может, и раньше.. оттуда надо переигрывать.. да только кто ж нас вернет.. глупо.. и бесполезно.

– Прекрати актерствовать, – обрываю я, – дешево.. все дешево..

Мохов замолкает, потом говорит, очень тихо:

– Понимаешь, я не знаю ...

МЫ МОЛЧИМ

– Я НЕ ХОЧУ С ЭТИМ ЖИТЬ, – зацикленно повторяю я.

– Слушай, – говорит Мохов, – а я, кажется, нашел тебе утешение: мы просто стали другими.. все ништяк.. это просто мы не те.. голову на отсечение даю лет десять назад мы б себя так не казнили..

– Дальше, – выдавливаю я.

– Ты не поверишь.. или будешь меня презирать, – говорит Мохов, – но я оплакиваю дни застоя..

..у меня нет сил презирать.. уважат ь.. и я бормочу Мухе что-то давно отработанное о том, как дорогни каждому светлые дни юности, даже если там был фашизм, сталинизм, маразм.. но Мухов машет рукой.

– ..не то.. понимаешь.. все так. но не то.. главное – тогда было проще считать себя порядочными за сам факт презрения существующего маразма. Презираешь – значит, порядочный, значит уже есть охранная грамота делать все, что угодно или ничего не делать.. потому что все равно порядочный, если только презираешь. А презирали почти все, наши по крайней мере все, ты вспомнию

...Да. Можно было ужираться. трахаться, рисовать бабам детей и делать ноги.. но мы все равно были лучше тех, кто заслал парней в Афган, сделал Высоцкому инфаркт и вытряхнул Сахарова в закрытый город Горький. Чтобы стать хуже их, надо было оказаться на их месте.. а мы были на Мухиной кухне, слушали контру, анекдотили Леню и знали, что тем самым наш гражданский долг исполнен.. и ставя дрожащими руками запрещенных "Киссов" на битые мафоны. мы тем самым боролись.. хотя диссидентов считали немножечко не в себе.. непрактичными.. они лезли на рожон, а бороться надо было без шума.

Как мы.

Эти застои, перестройки, перестрелки, вместившиеся в десять наших сковородок, были противны, как шлюхи, как групповые драки в Казани; и потому просвистели мимо, за кадром; внутрь, в себя мы никого и ничего из них не впустили.

Каждый год, когда школьный дирик на встречах выпускников помпезно объявлял свежепоступивших в Москву и Питер. мы трое всегда в знак протеста. хлопнув дверью, уходили из зала. Но куда нам было уйти, когда покойные Генсеки на нас трубили охоту, и на наши длжинсы со звуездно-полосатым уськали афганцев, пролет ариев и препов..?

Да и некогда нам было.. то ли диски искали для хаты. то ли презервативы для дачи – без них мы больше не жили: мы же поумнели. МЫ ЖЕ СТРАШНО ПОУМНЕЛИ.

– Вруби "Киссов", Шурыч, – говорит Асанов, – гляди, Самосвал, жива еще кассета! а помнишь. как нас за нее..

..Этой жизни больше не будет?! В известном смысле БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ НИКАКОЙ ???!

.. Как сладко.. как невыносимо жалко себя...

– Нет. срываюсь в истерику – Муха! Нет! мы не эмигранты, Муха! И даже не лица без гражданства! Из эмиграции возвращаются. а гражданство возвращают.. мы.. мы люди, которым разгромили страну.. нам некуда возвращаться.. этого Советского Союза, где можно было на Высоцкого сходить на Таганку.. и на Визбора в МЦ.. нет его больше.. нам разгромили страну.. мы выросли и жили совсем в другой, Муха!

– Ну вот.. еще один совинист, – отрезвляет меня Асан.

– Ну ты чего? – гладит меня Муха, – перестань, чудак.. скоро осень.. и суки на юг полетят.. и всем нам будет хорошо.. и ты успокоишься.. и брюзжать перестанешь.. осень скоро.. и суки..

– А зачем нам куда-то лететь? – гладит меня Маринка, – мы уж и так на юге.. значится, мы и есть суки.. прилетели...

...И я понимаю, что был неправ – осень скоро...

... Скоро осень, картошка, студенты. Справки об освобождении с немыслимыми диагнозами – непонятно, как обладатели справок еще живы. Осенью похолдает рано, а в домах затопят поздно. Об этом напишут в казанской вечерке, но в домах уже будут мерзнуть. Когда включат батареи – придет зима, кто-то встретит Новый год в одиночку, потому что не секутся параллельные прямыеи не ходят здесь чужие.. и пусть, сирый и убогий. не переоценивает обаяние свое да не мнит себя. а в сессию, не дай бог, у этого плебея еще конспекты клянчить.. "Как живешь, студент?!" – бодро-рвотным заголовком спросит вечерка казанская – "Р-регулярно!" – гавкнут студенты – "Верр-нно!" – скажет вечерка.. а в апреле жара свалится нежданная.. в аккурат как каждый год, а батареи не вырубят. по нормативам невозможно.. издохнут в квартирах – да ни строчки вечерка не чиркнет – не глобально. А уж потом и черемуховые холлода пойдут, вот тут-то и отрубят батареи.. вымерзнут в фатерах, да в вечерке ни зги. А уж после звоночки последние школьные. а уж там и балы выпускные – да некому на всем свете написать будет, как люди добрые медали себе покупают. А уж пляжи, пляжи-то не ближе. чем с вертолета заснимут, чтобы сирот казанских крупные планы не совращали.. а там уж и абитуры косяком пойдут.

У абитуров возьмут интервью и фото, да пожелают удачи.

Я-то знаю, что у кого-то из них выбор профессии станет первой в жизни той маленькой сделкой с совестью, с которой начнется большая пожизненная сделка, и они поступят, и у них будет картошка и справки об освобождении.

О сделке с совестью газеты не напишут.

И больше ничего не стрясется? И больше никто не позвонит и не крикнет в трубку: "Чо ж ты дома сидишь, лопух, беги на скиверодку, наши все уже здесь!!!"?

– Понимаешь, я не знаю, – опять почему-то говорит Мохов.

"..То день, то вечер и опять – то день, то вечер..."

Старый Арбат – Казань, 1987 -1991.