Текст книги "Господство Короля (ЛП)"

Автор книги: Рина Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 31

Аврора

Последняя неделя была... другой.

С тех пор как я придумала план, который косвенно подтолкнул Джонатана, он сбросил часть своего фасада.

Не весь. Он по-прежнему тщательно наказывает меня за каждую ночь, проведенную в его постели, но это уже начало.

Кроме того, действительно ли это наказание, если я получаю от этого удовольствие? В этом вопросе присяжные еще не определились.

Я знаю только, что с каждой ночью, проведенной на его кровати, я становлюсь все ближе к человеку, с которым все боятся разговаривать, не говоря уже о том, чтобы приближаться к нему.

Я не перестаю думать о словах, которые он сказал мне на днях. О том, что я первая, кто делит с ним постель.

Конечно, Алисия тоже так делала? Но, опять же, у них были отдельные комнаты. Как и у нас с ним в те первые пару месяцев.

Может быть, Алисия вообще никогда не требовала входить в его комнату?

Такой человек, как Джонатан, не уступит, если его не принудить к чему-то или, по крайней мере, если дать ему все основания для этого.

Поэтому сегодня я решила пойти на шаг дальше. Утром он положил меня на свои бедра и отшлепал по заднице докрасна за то, что я его попросила. Моя спина до сих пор горит и на ней остался отпечаток его руки, но оно того стоило.

Я потребовала, чтобы мы ели вне дома. Не в замкнутом пространстве дома, где он усаживает меня к себе на колени.

И место выбираю я, так что никаких шикарных ресторанов. Это его игровая площадка, а не моя, и мне нужна вся сила, которую я могу получить сегодня вечером.

– Сходить на шашлык – твой грандиозный план? – он смотрит на это место с раздражающим самодовольством.

– Эй! Это место всемирно известно. Туристы приезжают сюда ради шашлыка родителей Лейлы. Тебе повезло, что я замолвила за нас словечко.

– Увлекательно.

Это его снобистское «увлекательно». Иногда он может быть самым раздражающим снобом.

В своем черном костюме и с резкими чертами лица он выглядит так, будто ему место на обложке журнала GQ, а не в ресторане для простолюдинов.

На мне простое голубое платье длиной чуть выше колен. Лейла купила его для меня без причины в прошлом месяце, сказав, что оно подчеркивает мой цвет глаз, но до сегодняшнего дня у меня не было возможности надеть его.

Мои волосы спадают на спину, и я накрасила губы красной помадой. То, что заставило Джонатана уставиться на мои губы, когда я спускалась по лестнице.

Я считаю это хорошо выполненной работой.

Я хватаю его за рукав пиджака и тяну его за угол, чтобы мы не загораживали вход.

– Послушай, семья Лейлы – единственная семья, которая у меня есть. Я не прощу тебе, если ты хоть как-то их обидишь.

– Если ты хочешь, чтобы я что-то сделал, попроси вежливо.

– Пожалуйста.

Его губы растянулись в небольшой улыбке.

– Хорошая девочка.

Я пытаюсь игнорировать румянец, который покрывает мою кожу под платьем, и прочищаю горло.

– Это значит «Да»?

– Я подумаю над этим.

– Наконец-то! – Лейла выглядывает из входа, фартук обернут вокруг ее талии. Должно быть, они очень заняты, если она помогает. – Почему вы, ребята, притаились в углу? Мне пришлось выгнать Сэма из соседней комнаты, чтобы защитить ваш стол.

– Извини, Лей, – я выпрямляюсь.

– Черный пояс, – глухо приветствует Джонатан.

– Джонни, – подражает она его тону.

– Владелец бизнеса, боец карате, а теперь еще и официантка. Есть ли что-нибудь, что ты не можешь сделать?

– Душить миллиардеров. Но я подумываю о том, чтобы добавить это в свое резюме.

Я разражаюсь смехом, и она тоже. Джонатан лишь сужает глаза, пока мы следуем за ней.

За те годы, что я знаю Лейлу, ресторан Хуссейни сильно обновился. Это традиционный ресторан, где подают блюда североафриканской и пакистанской кухни. Их фирменное блюдо – кебаб и кускус, который я люблю до смерти и всегда уламываю Кензу дать мне его на вынос, хотя она говорит, что его нужно «украсить» как следует.

В ресторане царит домашняя атмосфера и уютный декор с марокканскими подушками и традиционными красочными тунисскими коврами. Каждый стол наполовину отгорожен от другого тонкими занавесками. Есть места, где можно сидеть на полу, а вокруг других стоят столы с подушками вместо стульев. Мягкий белый свет добавляет определенную атмосферу, умиротворяющую.

Слово «Халяль» написано на английском и арабском языках в верхней части приемной.

Я опускаю голову, чтобы не зацепиться за шторы, тогда как Джонатан просто отодвигает их со своего пути. Он такой тиран, который не ценит красоту.

– Аврора, – нас останавливает голос Малика, брата-адвоката Лейлы и единственного брата Хуссейни, живущего сейчас в Англии.

Он намного выше своей сестры, у него смуглая кожа, как у его отца, и он унаследовал поразительный лесной цвет глаз своей матери. У него подтянутое и мускулистое тело, и я всегда считала его сексуальным, как грех.

Но только издалека. Потому что он брат моей лучшей подруги, а я не хотела потерять ее, что и произошло бы, если бы ее брат узнал, какая я непутевая.

Поэтому я обычно просто довольствуюсь безобидным флиртом.

– Малик, как дела? – я улыбаюсь.

– Великолепно. А у тебя?

– Отлично. Мне кажется, или ты набрал немного мышц?

– Да, приятельница, – говорит Лейла от его имени. – Он вкалывал в спортзале.

– Перестань говорить как гангстер, Лейла, – говорит он ей.

Она корчит ему рожицу, но он не обращает на нее внимания и снова обращает внимание на меня.

– Как ты, Аврора? Ты давно не появлялась.

– Я была немного занята.

– Чем?

– Мною, – Джонатан обхватывает меня за талию, притягивая к себе в крепком захвате, не оставляющем места для движения. Затем он протягивает руку Малику. – Джонатан Кинг.

– Малик Хуссейни, – он пожимает руку Джонатана с той же твердостью.

Меня поражает, что он не струсил перед богоподобным присутствием Джонатана. Он должен знать, кто он такой – все в этой стране знают – но он не запуган им. Боже, я знала, что есть причина, по которой я люблю Лейлу и ее семью.

– Не будь чужой, Аврора, – говорит Малик, отпуская руку Джонатана и улыбаясь мне.

Я киваю в ответ.

Лейла ведет нас к столику в задней части зала. Слава Богу, один из тех, где есть стулья. Я не могу представить Джонатана сидящим со скрещенными ногами на полу. Скорее всего, он уйдет раньше.

Она дает нам меню.

– Я зайду через несколько минут. И еще, Джонни. Мама и папа благодарят тебя за пожертвование, которое ты сделал на днях.

Он едва кивает в ее сторону, сосредоточившись на меню. Его лицо пустое, совершенно нечитаемое.

Хотя со стороны это может показаться хорошим, на самом деле это не так.

Джонатан из тех, кто становится жутко молчаливым, когда он либо расчетлив, либо зол, а и то, и другое – плохая новость.

– Запомни, – говорю я. – Никакого алкоголя или свинины. Этого здесь не подают.

– У меня есть мусульманские соратники. Я знаю их диетические законы.

– Я просто говорю на случай, если ты не знал.

– Похоже, ты хорошо разбираешься в этом ресторане, – обращается он ко мне, но его внимание все еще приковано к меню.

– Да, я постоянно сюда хожу.

Черт, до того, как я его узнала, все мои ужины и выходные проходили здесь.

Его пронзительный взгляд пригвоздил меня к месту.

– Чтобы не быть чужой.

О. Боже. Это из-за Малика.

Теперь моя очередь сосредоточиться на меню.

– Типа того.

– Ты также пользуешься красной помадой, когда приходишь сюда?

– Большую часть времени.

Никогда. Я начала пользоваться ею регулярно только после того, как заметила интерес Джонатана – или, скорее, одержимость – к ней.

– Ты прекратишь это делать. Немедленно.

– Что делать?

– Красную помаду. Приходить сюда все время. Замечать, что у него выросли мышцы. Все это. Быть чужой.

Он ревнует.

Ха. Джонатан Кинг ревнует. Я не думала, что когда-нибудь стану свидетелем этого в этой жизни.

Я знаю, что он собственник и без колебаний напоминает мне, что я принадлежу ему, но, судя по отвращению в его тоне, он также ревнует.

Поскольку это такая же редкость, как пролетающий мимо единорог, я должна использовать это в свою пользу.

Сохраняя невозмутимость, я говорю:

– Нет.

Он сужает один глаз.

– Что значит нет? Это часть сделки.

– В договоре было сказано, что никаких других людей. В нем ничего не говорилось о том, чтобы пойти в семейный ресторан моей лучшей подруги и потусоваться с ее братьями. Другие скоро вернутся, ты знаешь. Я так долго ждала возможности воссоединиться с ними снова.

– Аврора, – предупреждает он. – Ты уже должна знать, что я не из тех, кого можно спровоцировать. Если ты это сделаешь, будь готова к последствиям.

– Что ты имеешь в виду?

– Не испытывай меня, или я разрушу все их карьеры. Ты хочешь жить с таким чувством вины до конца своих дней?

Вот мудак. Я должна была догадаться, что он будет им угрожать.

– Причинишь им вред, и все это закончится, Джонатан. Я потеряла слишком много людей, которых называла семьей, и я не позволю тебе отнять у меня и это.

– Тогда делай, как я сказал.

– Ты делаешь то, что я говорю.

– Что?

– Сделка, о которой мы говорили на днях, тоже работает в обе стороны. Если ты хочешь, чтобы я сделала что-то, на что я обычно не соглашаюсь, ты сделаешь что-то для меня.

Он выпускает меню, позволяя ему упасть на стол с неодобрением, написанным на его лице.

– Дай угадаю, еще одна ночь в моей постели без части наказания.

– Нет. Что-нибудь перед тем, как мы вернемся.

Он подносит обе руки к подбородку, образуя шпиль.

– Говори.

– Не здесь. Я скажу тебе, когда мы уедем.

– И ты сделаешь то, что тебе скажут?

– Давай сделаем заказ.

– Это «Да», Аврора?

– Это «Да» до дальнейших распоряжений.

Губы Джонатана дергаются в улыбке от того, как я повторяю его слова. Затем он бормочет:

– Чертово поведение.

Мы заказываем кускус и кебаб, после того как я говорю Джонатану, что это мое любимое блюдо. Кенза добавляет свой особый вид тунисского салата на гарнир. Это слишком острое блюдо, и мои щеки накаляются до такой степени, что чуть не взрываются, но я не могу перестать есть. Даже когда на висках выступает пот.

Джонатан качает головой и подвигает колу ко мне, когда я допиваю свою.

Когда Кенза и ее муж, Хамза, приходят поблагодарить Джонатана за благотворительный взнос, я ожидаю, что он будет вести себя, как обычно, как сноб. К моему удивлению, он хвалит их еду, говоря, что она отличается от всех элитных ресторанов, которые он посещал в Северной Африке и на Ближнем Востоке.

Мы с Лейлой обмениваемся ошеломленными взглядами за их спинами. Она произносит:

– Папочка, и у меня возникает искушение ударить ее ложкой.

Она убегает первой.

Остаток ужина проходит очень приятно. Мы с Джонатаном говорим о еде, о культуре, он рассказывает мне о своих поездках в страны Северной Африки и Ближнего Востока.

– Тебе так повезло, – я глотнула воды. – Я не покидала Великобританию.

– Даже ни разу?

– Нет. Я была в Скотланде, потом приехала в Лондон. Годы в Скотланде прошли как в тумане, я даже не успела насладиться ею.

– Потому что ты убегала? – он кладет вилку на стол и ставит локти на поверхность, все его внимание сосредоточено на мне.

– Да. Я не могла перестать думать, что меня найдут. Вот почему я никогда не задерживался надолго в одном месте.

– Кто найдёт? Максим?

– Нет, не совсем он. Семьи жертв, – дрожь проходит по моему позвоночнику. – Они несколько раз нападали на меня во время суда, и я всегда думала, что они пришли убить меня.

– Что за чушь? – его голос приобретает резкость. – Ты свидетельствовала против собственного отца.

– Они так не считают. Некоторые из них до сих пор считают меня сообщником и... и... некоторые полицейские разделяют их мысли, – я трясу головой, чтобы не дать волю слезам и избавиться от боли, которую я чувствовала, лежа в собственной крови вокруг меня.

Я даже не знаю, почему я рассказываю все это Джонатану.

– Вот почему ты отказалась от участия в программе защиты свидетелей. Ты не доверяла им.

– Откуда... откуда ты это знаешь?

– Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь.

– Правда? Например?

– Я знаю, что ты защищаешь Лейлу и ее семью, держа ее в неведении о своем прошлом, так что даже если это всплывет, все, что им нужно будет сказать, это правду, а именно, что они не знали. Я также знаю, что Максим хочет, чтобы ты вытащила его из тюрьмы, отозвав свои показания, и что его адвокат беспокоит тебя. О чем, кстати, мы позаботимся. Он больше никогда не появится поблизости от тебя.

Мой рот открывается. Боже. Он такой дотошный. Только за то, что помог мне держать Стефана подальше, я пробормотала:

– Спасибо.

– Максим будет гнить в своей камере до самой смерти. Я позабочусь об этом.

Меня охватывает желание обнять его, и мне нужно все силы, чтобы не сделать этого. Поэтому я улыбаюсь и снова благодарю его.

Через некоторое время мы выходим из ресторана. Я говорю Джонатану, что хочу пройтись пешком, а не идти сразу к машине.

Он не кажется счастливым, но идет рядом со мной, пока мы направляемся в парк.

Мы останавливаемся под деревом, где нет людей. В небе полно звезд, что так редко можно увидеть в городе.

– Так красиво, – выдыхаю я, откидывая голову назад, чтобы насладиться видом.

– Действительно.

Мой взгляд возвращается к Джонатану, чтобы увидеть, что все его внимание приковано ко мне, а не к небу. На меня. Мои щеки пылают, будто я подросток, в которого влюбились. Боже.

– Каково твоё требование? – спрашивает он.

– Требование?

– Ты сказала, что расскажешь мне, когда мы выйдем из ресторана.

Я зажимаю уголок нижней губы под зубами, затем отпускаю его.

– В любой день, Аврора.

– Подожди, дай мне подумать об этом.

– Если тебе нужно об этом подумать, то, возможно, ты этого не хочешь.

– Перестань затыкать мне рот словами, как тиран.

– Если ты чего-то хочешь, озвучь это. Иначе этого никогда не произойдет.

– Поцелуй меня.

Он делает паузу, кажется, ошеломленный просьбой, но выражение его лица возвращается к нормальному.

– Зачем?

– Не нужно спрашивать зачем. Разве я спрашиваю тебя зачем, когда ты сажаешь меня к себе на колени или шлепаешь?

– Тебе это нравится.

– Неважно. Это все равно имеет значение.

Я знаю, почему с его точки зрения это кажется странной просьбой, но с моей, я делаю шаг вперед. Это сила, за которую я так дорого заплатила. Это еще один способ не дать Джонатану быть далеким и отстраненным.

– Сделай это уже. Это всего лишь поцелуй...

Рука Джонатана обхватывает мой затылок и приникает к моим губам. Мягкость моих изгибов подстраивается под твердые рельефы его тела, когда его рот полностью овладевает моим.

Его поцелуй доминирующий и интенсивный, как и весь он. Я превращаюсь в тряпичную куклу в его руках, мое дыхание и рассудок похищены его кожей, его прикосновениями и просто силой.

Его тело становится единым целым с моим телом, а его сильная рука обхватывает мой затылок.

Я погибла.

Полностью и окончательно.

Он наклоняет мою голову назад и целует меня с растущей интенсивностью и потребностью. Почти как будто он не может остановиться. Почти как будто он будет продолжать целовать меня вечно.

Но он останавливается. Остановился.

Отстранившись, он проверяет мое равновесие, когда мои неустойчивые ноги подвели меня, он схватил меня за талию, чтобы удержать на ногах.

Его серые глаза сталкиваются с моими в войне ураганов и штормов, и тогда я понимаю, насколько я действительно охренела от этого человека.

Я была неправа. Это был не просто поцелуй.

Глава 32

Джонатан

Странно, что перемены происходят так быстро, но при этом кажутся такими медленными.

Перемены – это одна из тех вещей, которые я контролирую железным кулаком. Ничему не позволено вырваться из моей хватки, каким бы маленьким или незначительным оно ни было.

Так я поддерживаю порядок в своей жизни и в своем королевстве. Некоторым людям нужно указывать, что делать, чтобы они оставались рациональными, и я с радостью играю роль кнута, которым их подгоняют.

Аврора называет меня тираном. Контролирующим уродцем.

Сначала она бормотала это под нос, но постепенно она стала произносить эти слова вслух.

Я стою над кроватью, где она лежит на боку – моя кровать. Она не покидала ее с того дня, как две недели назад манипулировала ею.

Считается ли это манипуляцией, если я уже знал о ее плане и все равно согласился?

Наверное, нет. Но именно так перемены входят в вашу жизнь. Сначала это кажется незаметным, как ее зубная щетка рядом с моей или бутылочка яблочного шампуня на полке в ванной.

Это так же мало, как ее запах на моей одежде и тот факт, что я чувствую ее на себе, даже когда нахожусь на работе. Что отвлекает, как блядь, учитывая кровь, которая приливает к моему члену всякий раз, когда я думаю о ней.

Когда ты не контролируешь эти изменения и даешь им волю, они становятся такими же серьезными, как ожидание возвращения домой, вплоть до прерывания встреч. Это также может стать таким мелочным делом, как дергать за ниточки на заднем плане, чтобы мой коллега предложил этому парню Малику работу в крупной юридической фирме в США, сделав его малодоступным для ее ближайшего окружения.

Черный Пояс – единственная, кого я с неохотой одобряю.

Даже Харрис получит предупреждение прекратить шутить, спорить или что там эти двое делают, когда находятся в одной комнате. Мне не нравится, что она легко теряется в споре с ним, но заставляет свой мозг работать на полную катушку, когда дело касается меня.

Аврора всегда думает о том, как перехитрить меня и получить то, что она хочет. Я потакаю ей и даже иногда позволяю ей победить.

Я знаю. Я, Джонатан Кинг, который стремится сокрушить любого, кто идет против него, позволяю кому-то победить.

Для этого есть веская причина. Ее выражение лица загорается всякий раз, когда она получает что-то от меня, думая, что выхватила это. Ее дыхание сбивается, когда она просит меня поцеловать ее или обнять в качестве части ее требований.

То, как она пробирается в мою постель и полусонно бормочет, что я могу наказать ее за это утром.

Эти мелочи: улыбка на ее лице, трепет в ее грозовых глазах и то, как она наблюдает за мной.

То, как она делает вид, что я ее достаю, но потом умоляет меня трахнуть ее, пока она не выкрикивает мое имя.

Как она говорит, что я скучный, но при этом врывается в мой кабинет и отталкивает Харриса, чтобы я научил ее шахматам.

– Должно быть, это скучная игра, – сказала она, пока Харрис ворчал на заднем плане, прежде чем уйти.

– Почему ты так думаешь? – спросил я.

– Потому что тебе это нравится.

– Что ты сделаешь для меня, если я передумаю?

Она сглотнула, а затем вскинула руки вверх, делая вид, что увлечена доской.

Я действительно передумал, и она поплатилась за это грубым трахом на ковре с моей рукой вокруг ее горла.

Иногда я говорю, что буду с ней помягче. Что сегодня я не буду ее шлепать или грубить, но всякий раз, когда она оказывается в поле зрения, вся моя решимость рассеивается в воздухе. Она пробуждает во мне интенсивность и заставляет меня хотеть поднять ее на невообразимую высоту.

Не помогает и то, что она кричит о большем, и то, что ее тело разворачивается вокруг меня, как будто она всегда должна была быть моей.

Она была.

Она и есть.

Я глажу пальцем прядь ее волос, отбрасывая ее с глаз. Она обнимает одеяло, как будто это моя грудь.

На линии ее мягких изгибов остался отпечаток руки, когда я обхватил ее прошлой ночью и трахал ее в грубом виде. Ее задница полностью помечена мной, а на сиськах есть несколько засосов. Мне нравится оставлять свои следы на ее коже, когда я могу. Видеть, что она вся моя. Знать, что она выбрала это добровольно.

Ее губы раздвигаются, и из них вырывается тихий стон, когда она склоняется к моим прикосновениям.

Чёрт возьми.

Эта женщина способна свести меня с ума, даже когда она спит.

Я не должен чувствовать гордость, когда она говорит, что я неудержим, или что я не похож ни на что, что она испытывала раньше. Но это так.

Однако она не сказала мне об этом своими словами. Аврора никогда бы не призналась в этом при мне.

Я подслушал ее разговор с Черным Поясом, когда они на днях отдыхали у бассейна.

Это напомнило мне, что я не должен подслушивать разговоры, не предназначенные для моих ушей. Но когда дело касается ее, я все равно это делаю.

Аврора вошла в мою жизнь, как шарик, и нет способа остановить перемены, которые она несет.

Я мог бы освободить ее, вернуть ей акции и вернуться к своей уравновешенной жизни.

Но дикая часть меня восстает против этой мысли. Это иронично, учитывая, что я никогда не был бунтарем.

Мои родители были консервативными, утонченными людьми. Моя мать участвовала в миллионе ассоциаций, а отец был бизнесменом. Меня и моего старшего брата воспитывали как лидеров. Только мы шли к этому разными путями.

Джеймс был бунтарем – черной овцой, которая больше заботилась о спорте, вечеринках и наркотиках.

Я же заботился о достижениях. Я прожил всю свою жизнь, стремясь к большему, но никогда не получал достаточно. Возможно, это потому, что я видел, как мой отец опустился на самое дно после того, как кто-то покусился на семейный бизнес.

Возможно, потому, что я также наблюдал, как Джеймс вышел из-под контроля после травмы головы, пока в конце концов не проскользнул между моих пальцев.

Став свидетелем их ранних смертей, я решил, что больше никогда не позволю ничему выскользнуть из-под моего контроля.

Так какого хрена я позволяю Авроре спать в моей постели каждую ночь?

Ее глаза открываются, и она несколько раз моргает, прежде чем ее взгляд останавливается на моем лице. На секунду она улыбается, глаза ослабевают, а нос подергивается. Так же быстро она качает головой, словно понимая, что не должна этого делать.

– Джонатан? – кричит она. – Который час?

– Поздно.

– Что?

– Ты опаздываешь. Твой будильник сработал пятнадцать минут назад.

Она смотрит на часы на прикроватной тумбочке и стонет, садясь. Ее сиськи отвлекают, когда она меняет положение.

– Боже мой! – её глаза расширяются и становятся чертовски голубыми.

Голубой, который я хочу конфисковать и превратить в свой индивидуальный бренд.

– Почему ты не разбудил меня?

Я мог бы, но тогда я не смог бы смотреть, как она спит, или наблюдать за ее нынешними бешеными движениями.

Моя голова наклоняется в сторону, когда она отказывается от простыней и стоит в полной наготе.

Это один из самых ярких моментов моего дня.

– Джонатан! – ругается она, хотя ее щеки окрашиваются в красный цвет.

– Да?

– Ты сделал это специально?

– Что натолкнуло тебя на эту мысль?

– То, как ты смотришь на меня, – она складывает руки на груди, сузив глаза.

– Это бесполезно, когда ты полностью обнажена, дикарка. Или ты, возможно, искушаешь меня?

– Конечно, нет.

– Ну, я искушаю. В конце концов, ты должна мне наказание.

– Нет, не должна. Я заплатила за вчерашнюю ночь.

– Как?

– Ты... знаешь.

– Скажи слова, Аврора.

Красные пятна покрывают все ее тело, а соски, выглядывающие из-под пальцев, твердеют, когда она бормочет:

– Ты трахал мой рот.

Не совсем так. На самом деле я дал ей свободу действий, и она отсосала мне, как хорошая девочка. Со временем она привыкла к моему темпу, компенсируя недостаток навыков своей решительностью. Она единственная, кому удается смотреть на меня с вызовом, даже когда я наматываю ее волосы на кулак, бью членом в горло и размазываю красную помаду по ее рту.

Учитывая ее оговорки в самом начале, становится ясно, что она не часто делала это раньше – минет, то есть. У меня возникает желание убить любого ублюдка, который прикоснулся к ней до меня.

– Но ты не заплатила за поцелуй в моем кабинете, – говорю я ей, все еще наслаждаясь ее наготой.

По правде говоря, мне нравится целовать Аврору. Она разрывается, когда я впиваюсь в ее губы. Она прижимается ко мне и позволяет мне делать все, что я захочу.

Есть что-то эйфорическое в том, чтобы обладать таким огненным шаром, как она, и заставлять ее приходить ко мне, как будто это то, что ей всегда было нужно.

Это одна из тех странных вещей, которые связаны только с ней. Раньше поцелуи никогда не имели для меня значения, до такой степени, что я никогда не делал этого.

Но с ней я не могу насытиться этим.

Я говорю ей об этом не для того, чтобы она возвращалась ко мне за добавкой.

– Позже, – бормочет она. – Я хочу поужинать сегодня вечером. Свидание.

Свидание. Я даже не знаю, как проходит свидание, но обычно оно включает в себя то, что Аврора раскрепощается и говорит о своем прошлом. Только по этой причине я принимаю ее предложения, когда она просит.

– Это два наказания.

– Меня это устраивает.

– Первое сейчас?

– Нет. Я опаздываю.

– Вот как это будет происходить. Я досчитаю до трех, и если ты не пойдешь в уборную, тебе, возможно, придется позвонить и сказать что заболела.

Ее глаза расширяются, и прежде чем я начинаю считать, она трусцой бежит в уборную. Моя ухмылка расширяется, когда я беру телефон и ухожу.

Мои ноги медленно останавливаются перед комнатой Алисии, и моя улыбка исчезает.

Я кладу руку на дверь, как я часто делаю.

Алисия – это напоминание о том, как я потерял контроль над собой. Я должен убедиться, что этого не произойдет с Авророй.

Она уже делится своей внешностью, она не хочет делиться своей судьбой.