Текст книги "Женька - раз, Женька - два..."

Автор книги: Римма Кошурникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Женька-раз стоял, ничего не понимая. Такой он никогда её не видел. Девочка плакала и наскакивала на него и даже топала ногами. Потом вдруг затихла, лицо её сморщилось, и она сказала почти своим обычным голосом:

– Я все знаю. Мы с тобой родные брат и сестра. И папа у нас один, только мамы разные. И не ври, что ничего не знаешь! У тебя фотография есть… Это вы все меня обманывали, а сами знали…

Женька села на траву и уткнулась лицом в колени.

– Я люблю папу, и всегда была с ним! А ты не жил с нами ни разу!

Мальчик стоял бледный, испуганный. Что это она городит? Почему это папа у них один?.. Что ли, Евгений Иванович – его папа?.. А кто же тогда посылает подарки из тайги? Белка, например, и сейчас живет себе, поживает…

Женька-два внезапно поднялась и тонким срывающимся голосом крикнула ему в лицо:

– Мать твоя плохая! Она виновата, что папа с вами не захотел! Хороших не бросают! – повторила она слова Людмилы Петровны.

Мальчик вздрогнул, как от удара.

– Не смей! Не смей так говорить про мою маму! – в его лице было столько решительности, что она испугалась, но не отступила.

– Ударь! Ударь!

– Я женщин не бью, – вскинувшиеся, было, кулаки опустились. – Но если ты еще раз посмеешь…

– А папу ты все равно не получишь, понял? Не нужны вы ему!

Женька-раз закусил губу, повернулся и медленно пошел прочь. А вслед ему неслось победно и зло: «Не нужны! Не нужны! Так и знайте!»

7.

Над обрывом росли два огромных кедра. Земля с краю осыпалась, и могучие корни великанов нависли просторным карнизом. Вокруг пышно разрослась акация, совершенно скрывая его от посторонних глаз. Женька-раз открыл это место случайно, когда в лагере играли в «Зарницу», и он был разведчиком «зеленых». С тех пор он часто приходил сюда, особенно когда хотел побыть один.

Карниз тогда превращался то в капитанский мостик пиратского фрегата, то в площадку подъемника, возносившего космонавта Сергеева к люку межзвездного корабля, то в прочный и легкий плот, на котором великий мореплаватель Ж. Сергеев пересекал океан.

Но сегодня играть не хотелось. Ни во что…

«Может, она все перепутала?.. Зачем она сказала про фотографию?.. И зовут нас почему-то одинаково, даже отчество у меня такое же – Евгеньевич…» – мысли носились, как испуганные мыши в поисках выхода, в панике натыкаясь на углы и стены.

Мальчик вспомнил, когда ему исполнилось семь лет, мама сказала: «Ну вот, Евгений Евгеньевич, ты стал совсем взрослым, теперь тебе придется ходить в школу», – и подарила настоящий, на ремнях, ранец с пеналом и книжками.

Женька сидел на упругом ковре из коричневых иголок, осыпавшихся с веток. Иголки кололи голые ноги, мальчик попытался их разгрести, но – тщетно: сухо потрескивая, они царапали ладони и упрямо засыпали только что расчищенное место.

Какой-то глупый мурашек зацепился за Женькин палец, и, не зная, как спуститься на землю, бегал по нему взад – вперед. Мальчик опустил руку, и мураш мгновенно зарылся в иголки – спрятался.

«Что же было еще?» – Женька наморщил лоб. Вспоминать «нарочно» было трудно и непривычно. Когда же они с мамой первый раз говорили об отце?.. Кажется, в детском саду. Ну, да. Потому что детсадники спросили. Ирка Радунская все докапывалась. Рыжая такая, даже на руках – конопушки, и нос – пуговкой, и на нем тоже рыжие пятнышки. Все рыжие противные. Это она первая тогда налетела: «А у Сергеева отца нету! Не-е-ту!» – и язык еще показала!

Женька ясно увидел себя, окруженного ребятами, которые с любопытством ждали, что он ответит. И он тогда понял, что надо, обязательно нужно что-то сказать. Непременно сейчас! Иначе задразнят, иначе он будет не такой, как все.

– Есть! А вот есть! – выпалил Женька.

– А почему же он никогда не приходит? – хитро наклонила голову Ирка. – Почему?

– Потому, что кончается на «у», – тянул время мальчик. Щеки пылали и почему-то стало трудно дышать. – Папа – летчик! – неожиданно для самого себя крикнул он. – И летает все время, поняла?

Казалось, сердце вот-вот разорвет рубашку и выпрыгнет. Он никогда не обманывал, и ему стало очень страшно.

Женька едва дождался прихода мамы. Она сразу догадалась, что у него что-то случилось. Она присела на корточки и стала разглаживать ему бровки. Это всегда помогало Женьке успокоиться.

– Что, сына? Ты хочешь меня о чем-то спросить?

– У меня есть папа? – они всегда так говорили с мамой – прямо.

– Есть, – она немного побледнела и посмотрела сыну в глаза.

– А где он? Почему он к нам не приезжает?

– Твой папа – летчик… – начала мама и замолчала, как будто ей стало трудно говорить.

– Летчик! Летчик! – засмеялся Женька. – Мама, правда?!

– Правда…

Женька запрыгал, захлопал в ладоши и повис у матери на шее.

– Ты чему так радуешься? – осторожно разнимая его руки, спросила она.

– Как ты не понимаешь? – Женька удивленно посмотрел на маму. – Он —летчик, значит, летает на самолетах. Поэтому ему некогда. Вот он и не приходит.

– Твой папа очень хороший человек, – тихо произнесла мама и обняла Женьку.

– Ну да, хороший, – мальчик снова удивился: странная какая-то сегодня мама – простых вещей не понимает.

С тех пор они почти не разговаривали об отце так, как в тот раз. Но Женька все равно знал про него все.

Он представлял отца на быстром самолете, как тот летит над холодным морем и сбрасывает прямо на рыбацкий корабль письма и сети, и удочки, и другие нужные вещи. А полярникам, которые жили на льдине с флагом, отец привез один раз огромную живую елку, зеленую, с блестящими разноцветными шарами, почти такую же, как стояла в Новый год у Женьки дома.

Больше детсадники не приставали к нему с дурацкими вопросами. Они завидовали Женьке: не у каждого отец – летчик!

Тут он вспомнил один случай, после которого стал самым важным человеком в детском саду. Ребятишки из малышовой группы ходили тогда за ним толпой. А из других – подлизывались: кто жвачку принесет, кто шоколадку. А Ирка Радунская даже апельсин большущий отдала, которым её бабушка угостила. Женька вздохнул: сколько он тогда сладостей перепробовал! И все из-за Снежка, из-за лайки. Мама её из тайги привезла. Он сам ошалел от радости. Бегал вокруг собачки и поминутно спрашивал:

– Она настоящая?

Мама смеялась:

– Конечно. Видишь, вон уж и лужа под ней.

– От снега? – понял Женька.

Он улыбнулся воспоминаниям: какой же он был дурачок!

Лайку поэтому и назвали «Снежком». Щенка устроили на ночь в коробке из-под торта. Он немного повозился, повизгивая, но вскоре привалился к стенке коробки, откинул в сторону толстые лапы и засопел.

А когда они с мамой прощались перед сном, Женька, накручивая на палец шелковистую мамину прядку, попросил:

– Ты напиши папе «спасибо», ладно?.. За Снежка. Его ведь папа подарил?

Мама поцеловала его и сказала:

– Ты угадал. Вернее, мы вместе: папа и я.

Женька вздохнул. Неужели Евгений Иванович и есть его настоящий папа?! В носу защипало. Хорошо девчонкам: реви, сколько хочешь…

Солнце торопливо спускалось в тайгу. И темнота, которая до этого пряталась на дне оврага, начала взбираться вверх по склонам, проглатывая кусты и деревья. Она уже тянулась к Женькиным ногам, обдавая их сырым и холодным дыханием.

Заиграл горн: «На линейку пора! На линейку пора!»

Нужно было возвращаться…

Женька пришел, когда все уже построились возле флага правильным четырехугольником. Светка Малышкина, их командир отряда, накинулась на него:

– Ты что, Сергеев, выделываешься?! Тут рапорт сдавать надо, а он гуляет! Мы с ног сбились – тебя искали! Думали, что ты из лагеря сбежал. Говори, где был!

Строй рассыпался, и Женька увидел вокруг множество глаз, устремленных на него. Сгорая от любопытства, таращились малыши. Издали поглядывали воспитатели и вожатые.

«Все знают!» – пронеслось в голове. Женьке захотелось немедленно уйти, убежать из этой живой «клетки».

– Пустите!

Ребята неохотно расступились, и он прямо перед собой увидел Людмилу Петровну. Женька совсем не ожидал этого и окончательно смутился, растерялся. Людмила Петровна подошла к нему, положила на плечо руку и начала что-то говорить. Он плохо слышал и все старался отодвинуться от её руки, но это ему никак не удавалось.

Все смотрели на них. А Женька вдруг вспомнил, что у него сзади на рубашке дырка, прожженная угольком от костра, а голубая пилотка совсем побелела от солнца.

– Иди сюда, Евгения! – откуда-то из-за спины Людмила Петровна вытянула дочь. – Сейчас же извинись за свое свинство!

Но девчонка упиралась, выдергивала руку и смотрела на Женьку-раз прямо, не мигая.

– Я пойду, можно?.. – сказал Женька-раз и, спрятав руки в карманы поношенных шортов, ссутулившись сильнее обычного, побрел к даче.

– Мы приедем завтра! – услышал он. – Евгений Иванович тоже приедет! – но мальчик не обернулся. Только быстрее зашлепали тапочки и выше вскинулись худые плечи…

8.

В палате Женька достал из тумбочки заветную фотографию и принялся внимательно, словно впервые, разглядывать её.

Конечно, это был Евгений Иванович, только молодой, в летном шлеме. Он сидел на крыле самолета и улыбался, а внизу стояла мама и махала рукой. А на обороте круглым и красивым маминым почерком было написано: «Ни пуха, ни пера!» И другим, бегущим – наискось – «К черту!»

Эту фотографию Женька получил в больнице, когда заболел воспалением легких. Он лишь помнил, что в больницу его привезла «Скорая помощь», которая ужасно противно и громко визжала, а потом он долго, очень долго лежал на длинной узкой и жесткой кровати.

…Ему трудно поворачивать голову, и поэтому все кругом – и стены, и простыни, и тумбочка у кровати, и луна в окне – все сливается в бесконечное слепящее снежное поле. А он один. И хочется пить. Но снег – нельзя! Женька знает это. Он облизывает жаркие, в трещинках, губы и просит: «Пить… Пить…» И вдруг, закрывая белую, в пол-окна луну, летит красный самолет! Он садится прямо возле кровати, а из самолета выходит папа в шлеме со звездой и протягивает Женьке стакан с водой. А вода плещется, пузырьки поднимаются и лопаются на стенках – «буль-буль-буль!» Папа приподнимает Женькину голову и говорит ласково: «Пей сын! Пей, мой мальчик!» и улыбается. Женька тоже улыбается: «Ты пришел!.. Я ждал тебя…» – и никак не может разглядеть его лицо. Из-за Луны. Она очень ярко светит, прямо в глаза! «Прогони Луну, – просит он. – Я не вижу тебя…».

«Тебе нельзя говорить. Тихо, Женя. Лежи, лопушок!» – это уже мамин голос. Женька послушно опускается на подушку и шепчет: «Ты еще придешь?» И папа кивает. Женька успокаивается и закрывает глаза…

А утром, когда проснулся, увидел маму. Она сидела на белом табурете в белом халате и такой же косынке. Косынка туго стягивала лоб, закрывая темные мамины кудри. Но все равно, даже без кудрей мама была красивая, самая красивая!

Женька сказал:

– А ко мне приходил папа. Ты знаешь?

Мама ласково погладила его руку, почти не сминающую одеяло, и ничего не ответила.

– Только я не разглядел его, – продолжал он. – Луна мешала. Покажи мне папу, ладно?

Мама кивнула, а вечером принесла эту самую фотографию. С тех пор он и не расстается с ней.

Потом, конечно, Женька догадался, что все ему привиделось. Температура, как сказала мама, была очень высокая: почти сорок. Но Женька все равно немного обиделся на папу. Мог же он прилететь хоть на минуточку! Ведь Женька так болел и так ждал его…

Тонко и назойливо пищали комары, в палате стало совсем темно. Сейчас прибегут ребята с вечерней линейки. Будут шумно укладываться, кидаться подушками, раскачиваться на кроватях и прыгать, стараясь достать лампочку, которая висела на длинном шнуре посреди комнаты.

Женька быстро расстелил постель и с головой залез под одеяло. Он не любил эти «спортивные» упражнения. Из-за очков: еще разобьешь нечаянно!

А сегодня он просто спрятался: придут, полезут с расспросами. Женька слышал, как ребята дергали его одеяло, как приходила воспитательница и тихо звала: «Сергеев!». Но Женька притворился спящим, не отозвался, и его оставили в покое.

Ребята уснули быстро. Только он один долго лежал с открытыми глазами и думал о том, что завтра приедет Евгений Иванович и все объяснится, и они помирятся с Женькой-два. Не может быть, чтобы не помирились. Женька ведь хорошая, настоящая! А когда вернется мама, будет и вовсе здорово! Они заживут все вместе: папа, мама, Людмила Петровна и они с Женькой. Даже в гости ходить не придется…

Мальчик улыбнулся в темноте. Хорошо все-таки, что Евгений Иванович обнаружился, то есть, папа. И мама очень обрадуется. Завтра нужно послать ей телеграмму: «Нашелся папа. Привет. Женька». Она, может, даже приедет раньше из своей экспедиции.

Темнота сгустилась, и открытые Женькины глаза ничего уже не различали. Засыпая, он успел еще подумать о том, что завтра они вместе с Евгением Ивановичем, то есть, с папой, испытают планер, и что нужно будет обязательно показать ему марки. Особенно ту, в серебряном пакетике, индийскую, где слон и змеи…

9.

Наступило утро. Ясное, умытое, росистое – обычное нынешним жарким летом. Обычное для всех, но не для Женьки. Начался день самый замечательный в его жизни: сегодня к нему приезжает отец!

Он сойдет с автобуса и пойдет через поле, а Женька побежит ему навстречу. И папа, то есть, Евгений Иванович поймает его налету и подкинет! Высоко–высоко! И Женька уже не испугается, как тогда на реке.

А потом они поздороваются, как мужчины, за руку, и пойдут рядом. И все увидят, какой у него отец – большой, сильный…

Это такое странное чувство – знать, что к тебе приезжает отец! У тебя есть отец! У тебя!

Ощущение было настолько необычным, острым и тревожным, что Женька ни о чем другом думать не мог. Целый день он кружил возле автобусной остановки. «Приедет или нет?» – страх подбирался незаметно и заставлял торопиться сердце, а лоб становился сразу влажным и холодным.

Женька так устал от ожидания, что временами ему хотелось, чтобы ничего не было, чтобы никто не приезжал…

Но вот, наконец, пришел голубой автобус, постоянно ходивший к ним в лагерь, а из него вышел, вернее, выпрыгнул он, папа… Но Женька не побежал, как думалось ему, а почему-то остался стоять на месте. А побежал, наоборот, Евгений Иванович. Он бежал немного грузно и устало, как бегают все взрослые.

Он остановился в нескольких шагах. А Женька молча смотрел и никак не мог связать две простые мысли: Евгений Иванович – его отец?!

Сейчас, сейчас он скажет Женьке что-то очень важное. Самое важное! Для них обоих. И все станет просто и хорошо!

И вдруг рядом с Евгением Ивановичем возникло другое, бледное и напряженное лицо. Женька едва узнал его. Женька-два стояла чуть сзади и крепко держалась за отца. А еще дальше замерла Людмила Петровна, словно не решаясь подойти ближе. Обе они настороженно смотрели на Женьку.

«Все пропало! – с отчаянием подумал он. – Все пропало!»

Евгений Иванович словно угадал его мысли.

– Иди к матери, – приказал он дочери. – Подождите меня там, – он кивнул в сторону автобусной остановки. Но Женька-два только ближе придвинулась к отцу.

– Кому говорю! – повысил голос Евгений Иванович.

Девчонка как будто не слышала.

– Людмила, возьми её! – крикнул Евгений Иванович. – Безобразие!

Людмила Петровна подошла и что-то зашептала на ухо дочери. Но та лишь мотала головой, не спуская глаз с мальчугана.

Евгений Иванович раздраженно махнул рукой и отвернулся от них:

– Женя, вот я… Мы… приехали к тебе. Ты ждал?

Женька кивнул. «Зачем он привез их?! Зачем?»… Он понял, что не покажет этому человеку индийскую марку в серебряном пакетике. И планер будет испытывать один. И вообще он сейчас уйдет. Уйдет!

– Женя, пойдем куда-нибудь. Нам поговорить нужно с тобой, – слова у Евгения Ивановича складывались трудно, будто лепил он их неумело, кое-как, и они падали и рассыпались.

Женька-раз молча повернулся и повел всех на открытую эстраду. Там стояли скамейки, и днем всегда было безлюдно.

Они сели. Евгений Иванович с Женькой и Людмилой Петровной, а он – один – напротив.

– Ты знаешь, наверное, зачем мы приехали?

Женька снова кивнул. Разговор не получался.

– Кажется, твой отец нашелся, – Евгений Иванович некрасиво, вбок, улыбнулся. – Как ты смотришь на это дело?

– Никак, – Женька пожал плечами. Он чувствовал, что сейчас расплачется.

– Да, конечно, никак… – Евгений Иванович помолчал. – Женя, надо вызвать твою маму. Дай мне адрес, – как можно мягче попросил он. – Ты знаешь, куда писать?

– Нет.

– Это необходимо… нужно выяснить, поговорить… Ты еще мал, – добавил Евгений Иванович. – Ты ничего не понимаешь. Ну, как, дашь?

– Нет!

– Почему ты так разговариваешь? – вмешалась Людмила Петровна. – Мы чем-то тебя обидели?

Женька молчал, он не смотрел на неё. Людмила Петровна продолжала с раздражением:

– Необходимо вызвать твою маму. Надо выяснить кое-какие подробности, чтобы решить, являешься ли ты сыном Евгения Ивановича. Понимаешь?

«Зачем, зачем она так говорит? Почему он разрешает?! – и Женька почувствовал, как тогда, в детском саду, что нужно, необходимо что-то сказать, немедленно, непременно сейчас. И он сказал:

– Не надо мне ничего! Мне и так хорошо! Без вас! С мамой. И папа у меня есть. Другой, настоящий! Он на красных самолетах летает. И мишку привезет зимой. Вот!

И опять, как тогда, сердце подпрыгнуло до горла, и Женька закашлялся и отвернулся. Он соскочил со скамейки и, теряя тапочки, побежал от этих чужих людей.

– Евгений, – подтолкнула мужа Людмила Петровна, – верни его! Какой своевольный мальчик, – добавила она. – Надо же выяснить, в конце концов!

– Не надо… И так уже выяснили… все…

10.

«Здравствуй, мама!

Скоро кончится лето. Я сильно вырос, так говорит наша воспитательница. Может, ты даже не узнаешь меня. Я собрал гербарий для школы. Из листьев, здесь много есть разных. И скажи папе, чтобы не ловил мишку. Все равно держать негде.

Я люблю тебя. И всегда буду.

Твой сын ЖЕНЬКА»