Текст книги "Гробница тирана"

Автор книги: Рик Риордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Рик Риордан
Гробница тирана

Памяти Дианы Мартинес,

которая изменила к лучшему жизнь многих людей

Темное пророчество

 
Сгорят слова, что память подарила,
Едва луна над Дьяволом уснет.
Пусть оборотень собирает силы,
Иначе Тибр кровью изойдет.
 
 
На юг пусть солнце устремит свой ход
Сквозь путаницу к смерти и огню,
Владельца белого коня найдет —
Загадка волю обретет свою.
 
 
Смелее, Лестер, в западный дворец;
Деметры чадо корни обретет.
Укажет козлоногий удалец
Тот путь, где вражья обувь лишь пройдет.
 
 
Известны три – и Тибр перед тобой:
Тогда лишь, Аполлон, танцуй и пой.
 

1

Нет здесь еды

«Шведские рыбки» слопала Мэг

Слезай с катафалка

Я считаю, что тела нужно возвращать.

Тут дело просто в уважении, верно? Если воин пал, нужно приложить все усилия, чтобы вернуть тело его народу для свершения погребального обряда. Может быть, я старомоден – мне ведь больше четырех тысяч лет. Но я считаю, что не хоронить мертвых должным образом – это недостойно.

Взять хоть Ахиллеса и то, что он устроил во время Троянской войны. Повел себя как свинья. Привязал труп защитника Трои Гектора к колеснице и несколько дней таскал его по земле у городских стен. В конце концов Зевс внял моим увещеваниям и заставил этого громилу вернуть тело Гектора родителям, чтобы они нормально его похоронили. Нет, ну правда. Нужно же иметь хоть немного уважения к тем, кого ты убил.

А труп Оливера Кромвеля? Я и сам не сказать чтоб обожал его, но всему есть предел. Сначала англичане с почестями его хоронят. Затем они вдруг решают, что ненавидят Кромвеля, выкапывают из могилы и «казнят» его тело. Потом его голова падает с пики, на которой красовалась десятилетиями, и в течение трех веков переходит от одного коллекционера к другому словно какой-нибудь снежный шар – омерзительная безделушка на память. Наконец в 1960 году я шепнул кое-каким влиятельным людям: «Хватит уже. Я бог Аполлон, и я приказываю вам похоронить эти останки. Вы ведете себя отвратительно».

Когда дело коснулось Джейсона Грейса, моего павшего друга и единокровного брата, я не стал полагаться на случай и решил лично доставить гроб с его телом в Лагерь Юпитера, чтобы проводить его со всеми почестями.

И это было правильное решение. Например, потому, что по пути на нас напали гули.

Когда закат превратил залив Сан-Франциско в котел расплавленной меди, наш частный самолет приземлился в аэропорту Окленда. Я сказал «наш», хотя на самом деле заказной рейс был прощальным подарком от нашей подруги Пайпер Маклин и ее отца-кинозвезды. (У всех должен быть хотя бы один друг с родителем-кинозвездой.)

У взлетно-посадочной полосы нас ждал еще один сюрприз, тоже, надо полагать, от Маклинов, – блестящий черный катафалк.

Мы с Мэг Маккаффри разминали ноги на площадке у «Сессны», пока наземный персонал с мрачным видом доставал гроб Джейсона из багажного отделения. В вечернем свете казалось, что гроб из полированного красного дерева светится. На латунных ручках сверкнули красные отблески, и я ужаснулся – так это было красиво. Смерть не должна быть красивой.

Работники загрузили гроб в катафалк, а затем перенесли наш багаж из самолета на заднее сиденье автомобиля. Вещей у нас было мало: рюкзак Мэг да мой (любезно предоставленные «Военным безумием Марко»), мои лук с колчаном и укулеле, пара блокнотов с эскизами и макет Джейсона.

Я подписал бумаги, выслушал соболезнования экипажа, пожал руку славному сотруднику похоронного бюро, который вручил мне ключи, и направился к машине.

Посмотрев на ключи, я перевел взгляд на Мэг Маккаффри, отгрызающую голову «шведской рыбке». В самолете оказалось полдюжины банок с этими красными жевательными конфетами. Теперь их запасы поиссякли. Мэг в одиночку позаботилась о том, чтобы популяция «шведских рыбок» на борту оказалась на грани вымирания.

– Мне садиться за руль? – спросил я. – Они арендовали этот катафалк?

Мэг пожала плечами. Весь полет она провела развалившись на сиденье, и теперь ее прическа «под пажа» с одного бока была примята. Уголок очков-«кошечек», украшенный стразом, выглядывал у нее из волос как акулий плавник.

Впрочем, весь ее наряд был сомнительным: стоптанные красные кеды, потрепанные желтые легинсы и ее любимое зеленное платье до колен – подарок от матери Перси Джексона. Любимое – потому что оно побывало в стольких битвах и столько раз было постирано и зашито, что стало похоже скорее не на платье, а на сдувшийся воздушный шар. Вишенкой на торте был пояс с кучей сумочек, какие носят садовники: ведь дитя Деметры никогда без такой штуки из дома не выйдет.

– У меня же нет прав, – напомнила она, как будто я мог забыть, что теперь моей жизнью распоряжается двенадцатилетка. – Забиваю переднее сиденье.

«Забивать» сиденье в катафалке казалось мне не очень-то правильным. Но Мэг оббежала автомобиль и забралась на пассажирское кресло. Я сел за руль. Вскоре мы покинули аэропорт и покатили в арендованном черном скорбьмобиле по шоссе I-880.

Ах, залив Сан-Франциско… Я бывал здесь счастлив. Вокруг этой бесформенной впадины было полным-полно интересных людей и мест. Мне нравились зелено-золотые холмы, туманное побережье, светящиеся кружева мостов и сумасшедшие зигзаги кварталов, напирающих друг на друга будто пассажиры метро в час пик.

В 1950 годы я играл с Диззи Гиллеспи[1]1
  Диззи Гиллеспи – джазовый музыкант, импровизатор. (Здесь и далее прим. перевод.)


[Закрыть] в клубе «Боп сити» на улице Филлмор. Во время Лета любви я устроил в Парке Золотые ворота джем-сейшн[2]2
  Джейм-сейшн – импровизационное выступление музыкантов.


[Закрыть] с группой «Грейтфул дэд»[3]3
  «Грейтфул дэд» (Grateful Dead) – американская рок-группа.


[Закрыть]. (Отличные ребята, но неужели без соло на пятнадцать минут никак?) В 1980-х я зависал в Окленде со Стэном Бёрелом, также известным как Эм Си Хаммер[4]4
  MC Hammer – американский рэп-исполнитель, самой известной песней которого является хит «U Can’t Touch This».


[Закрыть] – когда он открывал миру поп-рэп. Конечно, музыка Стэна – его заслуга, но я дал ему пару модных советов. Помните его широченные штаны из золотистой ткани ламе? Моя была идея. Да, модники, можете не благодарить.

По большей части залив Сан-Франциско навевал хорошие воспоминания. Но чем дальше я ехал, тем чаще поглядывал на северо-запад, в сторону округа Марин и темной вершины горы Тамалпаис. Мы, боги, называем ее горой Отрис, обителью титанов. И хотя наши древние враги повержены, а их дворец разрушен, я чувствовал исходящее оттуда недоброе притяжение, словно какой-то магнит желал извлечь железо из моей ныне смертной крови.

Я постарался избавиться от этого ощущения. У нас и так полно проблем. И потом: мы направлялись в Лагерь Юпитера, который был дружеской территорией по эту сторону залива. Со мной была Мэг. Я вел катафалк. Ну что могло пойти не так?

Автострада Нимиц вилась по равнинам восточного побережья, мимо мелькали склады, доки, торговые центры и ветхие бунгало. Справа возвышался центр Окленда: небольшое скопление высоток храбро смотрело в сторону более крутого соседа – города Сан-Франциско, расположившегося по ту сторону залива. Они будто заявляли: «Мы Окленд! Мы тоже существуем!»

Мэг развалилась на сиденье, закинула ноги в красных высоких кедах на приборную панель и приоткрыла окно.

– Мне тут нравится, – заявила она.

– Но мы только приехали, – возразил я. – И что же тебе нравится? Заброшенные склады? Вывеска «Вафли и курочка от Бо»?

– Природа.

– С каких это пор бетон стал природой?

– Тут есть деревья. Растения цветут. Воздух влажный. Вкусно пахнет эвкалиптом. Здесь не так, как…

Я понимал, о чем она говорит. В Южной Калифорнии мы застали палящую жару, жуткую засуху и безумные пожары – и все из-за магического Горящего Лабиринта, которым управляли Калигула и его подружка – свихнувшаяся от ненависти колдунья Медея. Рядом с заливом подобных ужасов не было. По крайней мере пока.

Мы убили Медею. Уничтожили Горящий Лабиринт. Освободили Эритрейскую Сивиллу и помогли смертным и увядающим духам природы Южной Калифорнии.

Но Калигула по-прежнему жив. Он и его дружки, садисты-императоры из Триумвирата, все еще планируют взять под контроль оракулы, захватить власть над миром и построить будущее по своему образу и подобию. Прямо сейчас дьявольский флот Калигулы, состоящий из роскошных яхт, мчится к Сан-Франциско, чтобы нанести удар по Лагерю Юпитера. Трудно и представить, какие руины останутся от Окленда и «Вафель и курочки от Бо» после его нападения.

Но даже если нам удастся победить Триумвират, величайший оракул – Дельфы – по-прежнему захвачен моим заклятым врагом Пифоном. Я понятия не имею, как мне одолеть его в нынешнем состоянии, когда я стал шестнадцатилетним хиляком.

Ну и что с того? В остальном ведь все хорошо. Эвкалипты вот вкусно пахнут.

На пересечении с шоссе Интерстейт-580 движение стало плотнее. Похоже, у калифорнийских водителей было не принято из уважения пропускать вперед катафалки. А может, они поняли, что минимум один из пассажиров в нашей машине уже мертв, поэтому торопиться нам некуда. Мэг развлекалась тем, что поднимала и опускала стекло, нажимая на кнопку. Ииии. Иииии. Иииии.

– Ты знаешь, как добраться до Лагеря Юпитера? – спросила она.

– Конечно.

– Ты то же самое говорил и про Лагерь полукровок.

– Ну ведь мы туда добрались! В конце концов.

– Замерзшие и полумертвые.

– Слушай, вход в лагерь вон там. – Я неопределенно махнул в сторону Окленд-Хиллз. – В туннеле Калдекотт вроде есть секретный проход.

– Вроде?

– Понимаешь, я никогда не приезжал в Лагерь Юпитера, – признался я. – Обычно я нисхожу с небес в великолепной солнечной колеснице. Но мне известно, что главный вход расположен в туннеле Калдекотт. Наверняка там будет указатель. Вроде знака «Дорога только для полубогов».

Мэг посмотрела на меня поверх очков:

– Ты самый тупой бог на свете. – Она подняла окно, и оно закрылось со звуками «Иииии ХЛОП!», весьма неприятными и напомнившими о гильотине.

Мы повернули на запад, на Двадцать четвертое шоссе. Ближе к холмам дорога стала свободней. Эстакады парили над жилыми районами, изрезанными петляющими улочками, высокими хвойными деревьями, белыми оштукатуреными домами, прилепившимися к травянистым склонам ущелий.

Промелькнул дорожный знак «ВЪЕЗД В ТУННЕЛЬ КАЛДЕКОТТ, 2 МИЛИ». Это должно было меня успокоить. Скоро мы пересечем границу Лагеря Юпитера и окажемся под надежной охраной в сокрытой магией долине, где настоящий римский легион сможет оградить меня от проблем, хотя бы ненадолго.

Но почему же тогда волосы у меня на затылке шевелились, как морские черви?!

Что-то было не так. И тут до меня дошло, что, возможно, причиной беспокойства, которое я ощущал с тех пор, как мы приземлились, была не далекая угроза, исходящая от Калигулы, не древнее обиталище титанов на горе Тамалпаис, а что-то гораздо более ощутимое… что-то недоброе, и оно становилось все ближе.

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Сквозь тонкую штору на заднем окне были видны только другие автомобили. Но вдруг в глянцевой крышке гроба, где покоилось тело Джейсона, я заметил отражение темной фигуры, словно нечто размером с человека пролетело мимо катафалка.

– Слушай, Мэг, – как можно спокойнее проговорил я. – Там, сзади, нет ничего странного?

– В каком смысле странного?

БУХ.

Катафалк дернулся, будто нас прицепили к фургону, наполненному металлоломом. У меня над головой на обитом материей потолке возникли два отпечатка ног.

– Кто-то запрыгнул к нам на крышу, – заключила Мэг.

– Спасибо, Шерлок Маккаффри! Можешь его спихнуть?

– Я?! Как?!

К моей досаде, вопрос был весьма справедливым. У Мэг на средних пальцах были кольца, которые она умела превращать в смертоносные золотые мечи, но если она вооружится ими в тесном салоне катафалка, она а) не сумеет хорошенько замахнуться и б) вполне вероятно проткнет ими меня и/или себя.

СКРИП. СКРИП. Отпечатки ног стали глубже: существо старалось удержаться на крыше, ловя равновесие, как сёрфингист на доске. И судя по тому, какими глубокими были эти отпечатки, весило оно очень много.

У меня к горлу подступили всхлипы. Руки на руле затряслись. Мне хотелось схватить лук и колчан, лежащие на заднем сиденье, но сейчас пользы от них не было никакой. Детишки, никогда не пробуйте СКВМ – стрелять, когда ведешь машину.

– Может, откроешь окно, – предложил я Мэг, – высунешься и прогонишь его?

– Хм, нет. – Боги, какая же она упрямая! – Может, лучше ты попробуешь его стряхнуть?

Не успел я объяснить, что, учитывая нашу скорость пятьдесят миль в час, это ужасная идея, как услышал звук открывающейся алюминиевой банки – громкое шипение, с которым воздух прорывается сквозь металл. В потолок воткнулся грязный белый коготь размером со сверло. Затем еще один. И еще. И еще, пока обивку не пронзили десять острых белых шипов – как раз столько, сколько должно быть когтей на двух здоровенных ручищах.

– Мэг?! – взвизгнул я. – Ты можешь…

Не знаю, как бы я закончил эту фразу – «…защитить меня?», «…убить эту тварь?», «…посмотреть, не захватил ли я чистые трусы?». Меня грубо прервал некто, распоровший крышу катафалка, словно это была коробка, а мы – рождественский подарок в ней.

Сквозь неровную дыру на меня уставилось бледное человекоподобное существо жуткого вида: его иссиня-черная шкура поблескивала как тельце домашней мухи, белые глаза были затянуты пеленой, а с оскаленных зубов капала слюна. Одето существо было в растрепанную набедренную повязку из грязных черных перьев, а воняло от него похуже, чем от мусорного бака – поверьте, я знаю, о чем говорю, ведь мне доводилось в такие падать.

– ЕДА! – провыло существо.

– Убей его! – крикнул я Мэг.

– Сворачивай! – взвизгнула она.

Кроме того, что я оказался заключен в жалком теле смертного, было еще одно гадкое обстоятельство: я был слугой Мэг Маккаффри. И был обязан подчиняться ее приказам. Поэтому когда она завопила: «Сворачивай!» – я резко крутанул руль вправо. Катафалк послушно поддался. Перелетев через три ряда машин, он протаранил дорожное ограждение и рухнул в каньон.

2

Это не круто, чувак

Чувак моего чувака чуть не съел

Мертвый чувак мой, чувак

Я люблю летающие машины. Только вот предпочитаю, чтобы это были машины, предназначенные для полета.

Когда катафалк оказался в невесомости, у меня было несколько секунд, чтобы оценить пейзаж внизу: чудесное озерцо, вокруг которого росли эвкалиптовые деревья и вились пешеходные тропинки, на противоположном берегу виднелся небольшой пляж, где на покрывалах наслаждались вечерним пикником туристы.

«Отлично! – обрадовалась часть моего сознания. – Если повезет, упадем в воду».

А потом мы полетели вниз – но не в озеро, а к деревьям.

У меня из горла вырвался звук вроде верхнего до, которое Лучано Паваротти брал в «Дон Жуане». Руки намертво прилипли к рулю.

Когда мы рухнули в эвкалипты, гуль исчез с крыши: деревья будто специально смахнули его ветками. Другие ветки обхватывали катафалк, замедляя наше падение, и мы перелетали с одной ветви, листья которой пахли леденцами от кашля, на другую, пока с глухим ударом не грохнулись на землю, встав на все четыре колеса. Тут же запоздало раскрылись подушки безопасности, вжав наши головы в спинки кресел.

У меня в глазах плясали желтые амебы. Горло обжег привкус крови. Я вцепился в ручку двери, протиснулся между подушкой и сиденьем и вывалился на расстилающуюся под нами мягким ковром прохладную траву.

– Беее, – простонал я.

И услышал, как Мэг тошнило где-то неподалеку. Во всяком случае, она была жива. В десяти футах от меня волны набегали на берег озера. Над головой, почти на самой верхушке здоровенного эвкалипта, рычал и корчился в клетке из ветвей наш иссиня-черный знакомец гуль.

Я попытался сесть. В носу пульсировало: в пазухи будто ментола напихали.

– Мэг?

Она, ковыляя, вышла из-за капота катафалка. Вокруг глаз у нее наливались круглые синяки: за них, конечно, нужно благодарить подушку безопасности. Очки сидели на ней косо, но уцелели.

– Фигово ты умеешь поворачивать.

– О боги! – возмутился я. – Ты приказала мне… – Тут я сбился. – Постой. Как мы выжили? Это ты, что ли, управляла ветками?

– Ну так. – Она взмахнула руками, вооружившись золотыми мечами-сиками. Мэг оперлась на них как на лыжные палки. – Только монстра они надолго не удержат. Приготовься.

– Что? – заскулил я. – Стой. Нет. Я не готов!

Схватившись за водительскую дверь, я подтянулся и встал на ноги.

На том берегу озера туристы повскакивали с покрывал. Уж наверняка свалившийся с неба катафалк привлек их внимание. В глазах у меня по-прежнему все расплывалось, но эта компания выглядела странно… Неужто кто-то из них в доспехах? А у другого козлиные ноги?

Но даже если это наши союзники, на их помощь рассчитывать не стоит – они слишком далеко.

Хромая, я подошел к катафалку и рванул на себя заднюю дверь. Гроб Джейсона был в целости и сохранности. Я схватил лук и колчан. Укулеле исчезло под надувшимися подушками безопасности. Придется обойтись без него.

Чудовище выло и бесновалось в ловушке.

Мэг споткнулась. У нее на лбу блестели капельки пота. Внезапно гуль вырвался на свободу и, рухнув вниз, приземлился в нескольких ярдах от нас. Я надеялся, что при этом он переломал себе ноги – но не тут-то было. Монстр сделал несколько шагов, оставляя в траве мокрые вмятины, выпрямился и зарычал, обнажив острые белые зубы, напоминающие перевернутый частокол.

– УБИТЬ И СЪЕСТЬ! – заорал он.

Какой дивный голос! Этот гуль мог бы стать фронтменом парочки норвежских групп, играющих в стиле дэт-метал[5]5
  Музыканты, исполняющие дэт-метал, стараются сделать все, чтобы их музыка звучала как можно громче и агрессивнее.


[Закрыть].

– Погоди-ка! – Мой голос срывался на визг. – Я… я тебя знаю. – Я погрозил ему пальцем, словно это могло подстегнуть мою память. Лук, зажатый в другой руке, дрожал. Стрелы в колчане стучали. – П-постой, я сейчас вспомню!

Гуль замешкался. Я всегда полагал, что большинству разумных существ нравится, когда их узнают. Боги, люди, слюнявые гули в набедренных повязках из стервятничьих перьев – все мы хотим, чтобы другие знали, кто мы такие, называли нас по имени и знали о нашем существовании.

Конечно, я просто тянул время. И надеялся, что Мэг сумеет наконец отдышаться, бросится в атаку и нарежет монстра на тухлые паппарделле[6]6
  Паппарделле – вид яичной лапши.


[Закрыть]. Но, похоже, сейчас она способна использовать мечи только как подпорки. Наверняка управлять гигантскими деревьями очень утомительно, но честное слово – неужели было так трудно сначала выбить дух из Пернатого Памперса, и уже потом лишиться сил?!

Подождите. Пернатый Памперс… Я снова посмотрел на гуля: странная рябая шкура иссиня-черного цвета, мутные глаза, огромный рот и крохотные узкие ноздри. Разило от него протухшим мясом, а вместо одежды на монстре были перья падальщика…

– Я и правда тебя знаю, – понял я. – Ты эврином.

Попробуйте-ка сказать «ты эврином», когда язык во рту не ворочается, вас колотит от ужаса и к тому же вам только что съездила по лицу подушка безопасности в катафалке!

Гуль скривил губы в усмешке. Слюна серебристыми струйками стекала по его подбородку.

– ДА! ЕДА НАЗВАЛА МОЕ ИМЯ!

– Н-но ты же ешь трупы! – возразил я. – Ты должен быть в Подземном мире и служить Аиду!

Гуль наклонил голову набок, словно припоминая, что такое Подземный мир и Аид. Но, похоже, эти слова нравились ему куда меньше, чем «убить» и «съесть».

– АИД ДАВАЛ МНЕ СТАРЫХ МЕРТВЕЦОВ! – рявкнул он. – ХОЗЯИН ДАЕТ МНЕ СВЕЖИХ!

– Хозяин?

– ХОЗЯИН!

Вот бы еще Пернатый Памперс перестал орать. Правда, я не заметил у него ушей, так что, может быть, он не понимает, насколько громко кричит. А может, ему просто хочется разбрызгать свою мерзкую слюну как можно дальше.

– Если ты о Калигуле, – осмелел я, – то уверяю: что бы он тебе ни наобещал, Калигула не…

– ХА! ГЛУПАЯ ЕДА! КАЛИГУЛА НЕ ХОЗЯИН!

– Не хозяин?

– НЕ ХОЗЯИН!

– МЭГ! – завопил я. Уф! Ну вот теперь и я стал орать.

– Что? – прохрипела Мэг. Со свирепым воинственным видом она приблизилась ко мне старушечьей походкой, опираясь на мечи-костыли. – Сейчас. Минутку.

Стало ясно, что в этом бою она не сможет взять на себя инициативу. Если Пернатый Памперс доберется до нее, то убьет, а для меня такой расклад на 95 процентов неприемлем.

– Так, эврином, – сказал я, – кем бы ни был твой хозяин, сегодня ты никого убивать и есть не будешь!

Я выхватил из колчана стрелу, наложил ее на тетиву и прицелился. Я проделывал подобное, без преувеличения, уже миллион раз, но сейчас, учитывая дрожащие руки и подгибающиеся коленки, вид у меня был не очень впечатляющий.

Почему вообще смертные трясутся, когда им страшно? Это совершенно нерационально! Если бы я создавал людей, то сделал бы так, чтобы в ужасающих ситуациях в них просыпалась непоколебимая решимость и нечеловеческая сила.

Гуль зашипел, разбрызгивая слюну:

– СКОРО АРМИИ ХОЗЯИНА СНОВА ВОССТАНУТ! МЫ ЗАКОНЧИМ НАЧАТОЕ! Я ОБДЕРУ ЕДУ ДО КОСТЕЙ, И ЕДА ПРИСОЕДИНИТСЯ К НАМ!

Еда присоединится к нам? У меня в желудке произошла разгерметизация. Я вспомнил, почему Аид так любил эвриномов. Если их когти хотя бы чуть-чуть ранят смертного, он будет обречен страдать от жуткой болезни. А когда зараженные умирают, они восстают, превращаясь в существа, которых греки называли вриколакасами, или зомби, если говорить языком телевидения.

И это еще не самое жуткое. Если эврином поглотит плоть трупа, обглодает его до костей, то скелет оживет и станет невероятно свирепым воином – такую нежить победить очень трудно. Подобные скелеты служили в элитной дворцовой страже Аида, и лично я не хотел бы попасть на такую службу.

– Мэг? – Я целился гулю в грудь. – Назад. Не дай этой твари тебя оцарапать.

– Но…

– Прошу! – взмолился я. – Поверь мне хоть раз!

Пернатый Памперс зарычал:

– ЕДА СЛИШКОМ МНОГО БОЛТАЕТ! ХОЧУ ЕСТЬ! – И бросился на меня.

Я выстрелил.

Стрела попала в цель – прямо в грудь гулю, – но отскочила от нее как резиновая киянка от металла. Наконечник из небесной бронзы должен был его хотя бы ранить. Гуль остановился: в груди у него зияла дымящаяся сморщенная рана. Но монстр был еще жив. Может, если мне удастся всадить двадцать или тридцать стрел в то же самое место, получится навредить ему по-настоящему.

Дрожащими руками я наложил на тетиву вторую стрелу.

– Э-это было предупреждение! – соврал я. – Следующий выстрел будет смертельным!

У Пернатого Памперса заклокотало в горле. Я надеялся, что это запоздалый предсмертный хрип, но потом сообразил, что монстр смеется:

– ХОТИТЕ, ЧТОБЫ Я СНАЧАЛА СЪЕЛ ДРУГУЮ ЕДУ? ОСТАВИТЬ ВАС НА ДЕСЕРТ? – Он разжал когти, указав на катафалк.

Я не понял. Я отказывался понимать. Что он там хотел сожрать – подушки безопасности? Обивку?

До Мэг дошло раньше, чем до меня, и она в бешенстве закричала.

Тварь питалась мертвецами. Мы ехали на катафалке.

– НЕТ! – крикнула Мэг. – Не трогай его! – Она поковыляла вперед, занося мечи, но у нее не было сил сражаться с гулем.

Оттолкнув ее плечом, я встал между ней и монстром и начал одну за другой выпускать в него стрелы. Они с искрами ударялись об иссиня-черную шкуру твари, оставляя дымящиеся и, к моей досаде, не смертельные раны. Пернатый Памперс, рыча от боли и извиваясь при каждом ударе, пошатываясь, двинулся ко мне.

Вот он в пяти футах от меня.

Вот уже в двух: выпустил когти и готов вцепиться мне в лицо.

Вдруг позади меня раздался громкий женский голос:

– ЭЙ!

Услышав это, Пернатый Памперс отвлекся, и я, воспользовавшись моментом, отважно плюхнулся на зад и пополз подальше от его когтей.

Пернатый Памперс моргнул, удивленный появлением новых зрителей. В футах десяти от нас стояла разношерстная компания фавнов и дриад, их было около дюжины и все они старались спрятаться за спиной долговязой девушки с розовыми волосами, облаченной в доспехи римского легионера.

Девушка пыталась справиться с каким-то метательным оружием. О боги. Манубаллиста. Тяжелый римский арбалет. Это кошмарные штуки. Медленные. Мощные. Печально известные своей ненадежностью. Она наложила болт. Взвела рычаг – руки у девушки при этом дрожали так же, как и у меня.

В это время слева от меня в траве стонала, пытаясь встать на ноги, Мэг.

– Ты толкнул меня! – возмущалась она, явно желая сказать этим «Благодарю тебя, Аполлон, за то, что спас мне жизнь».

Девушка с розовыми волосами подняла манубаллисту. Длинными подкашивающимися ногами она напоминала мне детеныша жирафа.

– П-пошел прочь от них! – приказала она гулю.

Пернатый Памперс одарил ее порцией фирменного шипения и плевков:

– ЕЩЕ ЕДА! ВЫ ВСЕ ПРИСОЕДИНТЕСЬ К ЦАРСКИМ МЕРТВЕЦАМ!

– Чувак, – один из фавнов нервно почесал живот под футболкой с надписью «НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА БЕРКЛИ», – это не круто.

– Не круто, – эхом отозвались несколько его приятелей.

– ТЕБЕ МЕНЯ НЕ ОДОЛЕТЬ, РИМЛЯНКА! – зарычал гуль. – Я ИЗВЕДАЛ ПЛОТЬ ТВОИХ СОБРАТЬЕВ! ПОД КРОВАВОЙ ЛУНОЙ ВЫ ПРИСОЕДИНИТЕСЬ К НИМ…

ХЛОП!

В грудь Пернатому Памперсу воткнулся арбалетный болт из имперского золота. Мутные глаза гуля округлились от изумления. Римская легионерша, казалось, тоже была ошарашена.

– Чувиха, ты попала, – заметил один из фавнов так, словно этим она задела его нежные чувства.

От гуля остался лишь прах да перья. Болт с глухим звуком ударился о землю.

Мэг, хромая, подошла ко мне:

– Видел? Вот как нужно было его убить.

– Ой, замолчи! – буркнул я.

Мы повернулись к нашей неожиданной спасительнице.

Девушка с розовыми волосами задумчиво рассматривала кучку праха, подбородок у нее дрожал, будто она вот-вот расплачется.

– Ненавижу этих тварей, – пробормотала она.

– Тебе уже приходилось с ними сражаться? – спросил я.

Она посмотрела на меня так, словно я задал оскорбительно глупый вопрос.

Один из фавнов легонько толкнул ее локтем:

– Лавиния, чувиха, спроси, кто эти ребята.

– Э, точно. – Лавиния прокашлялась. – Вы кто?

Я с трудом встал и попытался собраться:

– Я Аполлон. Это Мэг. Спасибо, что спасли нас.

Лавиния вытаращила глаза:

– Аполлон, в смысле…

– Это долгая история. Мы везем тело нашего друга, Джейсона Грейса, в Лагерь Юпитера для погребения. Вы нам поможете?

У Лавинии отвисла челюсть:

– Джейсон Грейс… мертв?!

Не успел я ответить, как со стороны Двадцать четвертого шоссе раздался полный ярости и боли вопль.

– Хм, слушайте, – сказал один из фавнов, – эти гули вроде как охотятся парами, да?

Лавиния сглотнула:

– Да. Пошли ребята, мы проводим вас в лагерь. А там уж поговорим, – она встревоженно указала на катафалк, – о том, кто умер и почему.