Текст книги "В зловещей тиши Сгамора"

Автор книги: Ричард Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Старк Ричард (Уэстлейк Дональд)
В зловещей тиши Сгамора

Ричард Старк

В зловещей тиши Сгамора

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Когда Паркер переставал следить за собой, он начинал непроизвольно ощупывать собственное лицо, которым очень гордился после пластической операции. Вот и сейчас, внимательно просматривая местную, линбрукскую, газету, он легонько водил указательным пальцем по всем выпуклостям и впадинам своего нового лица. Он уже дошел до особенно зловеще-неприятного ему раздела "Некрологи", когда в дверь его номера постучали. Паркер опустил газету и бегло оглядел комнату. Выглядела она вполне пристойно: нигде не валялось, не стояло и не лежало ничего высыпающего и предосудительного. Он с легкостью, неожиданной при столь массивном телосложении, подошел к двери и быстро распахнул ее.

За дверью оказался невысокий мужчина, одетый совершенно по-идиотски: изумрудно-зеленые брюки, апельсинового цвета рубашка, чернильного цвета галстук и комбинированные, белые с черным, туфли... Клоунский наряд почему-то завершала спортивная твидовая куртка, в нагрудном кармане которой, для пущей пикантности, виднелся уголок лилового платка; на локтях модники были нашиты овальные заплаты из черной кожи. Левая рука вольно засунута в карман штанов, правая напряженно держалась под расстегнутой полой куртки, смешно копируя бессмертный жест Наполеона. Возраст незваного гостя, если судить по коричневому лицу, отмеченному печатью почти всех известных Паркеру пороков, колебался от сорока до семидесяти лет; все существо его, казалось, излучало дешевый и плоский лоск ипподромного "жучка" и человека, регулярно напивающегося до мертвецкого состояния...

Он обнажил прокуренные зубы:

– Ну ты воче, Паркер!.. И всегда-то не блистал красотой, а уж. теперь на рыло без слез не взглянешь... С чем тебя и поздравляю!

Этого типа звали Тифтус, личность он был ничтожная, пижон провинциального пошиба и весьма ненадежный партнер; себя называл туманно – "мастер запорных устройств"... Паркер никогда не работал с ним.

Тифтус, кажется, решил показать ему все свои неприглядные зубы:

– Может, хоть войти дашь?.. У меня к тебе разговор...

"Ну, начинается", – подумал Паркер. Для него было ясно, что разговор пойдет о Джо Шире. Для проформы он все-таки процедил:

– О чем мне с тобой говорить?..

– Ну уж конечно, в коридоре-то не о чем! Где ж твое замечательное воспитание?..

– Иди на фиг, – сказал Паркер.

Тифтус улыбался все более натянуто и напряженно. Наклонив голову, он слегка выдвинул из-под полы свою правую руку, совсем немного, совсем чуть-чуть, но так, чтобы Паркер разглядел темный, с маслянистым блеском ствол автоматического пистолета двадцать пятого калибра...

– Эй, мистер зомби, нельзя ли понежней? – все так же улыбаясь, но уже с угрозой проговорил Тифтус. – Посидим поговорим о прошлых днях, о старых друзьях...

Да, безусловно, он притащился сюда из-за Джо! Паркер отступил, приглашающе кивнул Тифтусу. Едва тот ступил за порог, как хозяин комнаты, сделав выпад правой, послал молниеносный и убийственно-точный удар каменным ребром своей тяжкой ладони прямо по печени. Дурацкая павлинья важность сошла с потрепанного лица Тифтуса, теперь оно напоминало сплошь изрезанную морщинами серую шкуру издохшего от старости в саванне слона.

Паркер подхватил своего назойливого посетителя под мышки и одновременно пинком ноги захлопнул дверь, втаскивая Тифтуса в комнату.

Откуда-то из глубины Тифтуса раздавался сиплый, прерывистый звук, словно заунывно сигналила далекая пожарная машина. Паркер дотащил гостя до кресла, вынул у него пистолет и, подойдя к окну, зорко оглядел улицу. Прямо перед отелем, словно гигантский черный лакированный жук, стоял "форд", на капот его, изнывая от бездействия, облокотился толстый капитан Янгер в уже запыленной ковбойской шляпе. Соломенный свет сентябрьского солнца озарял весь этот бесконечно скучный, сонный, заштатный городишко, где пыль на улицах стояла, как в дикой прерии, а жителей было раз-два и обчелся. Золотился прямо напротив отеля вокзал железнодорожной станции Сагамор, штат Небраска. Подняв клубы пыли, по широкой, совсем деревенской улице, как рыдван, прогрохотала машина. И вновь все стихло, ни единой живой души, кроме растолстевшего на приволье капитана, больше не было в утреннем мире. Сообщники, коль они есть у Тифтуса, либо ждут в вестибюле, либо спрятались на этаже.

Паркер убрал в стол некрупный автоматический пистолет, вытащенный из-за пазухи посетителя, и без всякого интереса посмотрел на Тифтуса. Тот осел в кресло, как манекен из витрины деревенского магазина, – его вытащили, чтобы переодеть, продавщицы, да так и оставили, приткнув куда придется с безвольными, висящими, как плети, руками. Из недр Тифтуса все еще сигналила отдаленная пожарная машина.

У Паркера, по его разумению, было еще достаточно времени, чтобы найти интересующую его информацию. Он безмятежно устроился в кресле, бестрепетно пробегая рядок фамилий в траурных рамках, и вскорости наткнулся на ту, что искал: ШАРДИН Джозеф Т. Живущих родственников не имеет. Похороны в среду, в десять часов утра. Отпевание у Бернарда Глиффа. Погребение на кладбище Гринлон.

Стало быть, в среду, в десять утра. Паркер отогнул манжету и посмотрел на часы. Большая стрелка подходила к одиннадцати. Наверное, там все уже закончилось, раз ни одна живая душа не пришла проводить старика Шира...

Паркер свернул газету и вновь стал внимательно просматривать границу за страницей, изучая все ее заголовки. Он рассчитывал получить хоть какую-то дополнительную информацию о смерти Джо, но имя его упоминалось один-единственный раз ( в некрологе.

Зато на седьмой странице Паркер обнаружил фотографию: толстый капитан Эбнер Л. Янгер что-то назидательно вдувает в уши трем деревенским амбалам. Подпись гласила: "Совещание по безопасности движения"... Паркер даже наклонил от себя газетную полосу, чтобы заглянуть капитану Янгеру в глаза, но и на снимке две трети лица было скрыто полями ковбойской шляпы и глубокой тенью от них.

Свернув газету, Паркер обернулся к Тифтусу, чье дыхание практически выровнялось, а лицо вновь поменяло цвет: оно стало цинково-белым, с коричневыми кругами у глаз и нездоровыми розовыми пятнами по центру отвислых щек. Теперь физиономия Тифтуса как никогда напоминала маску клоуна; боль исходила из приоткрывшихся щелочек глаз, он некрасиво дышал ртом, а яркий, кричащий наряд выглядел еще нелепее.

Паркер нехотя пробормотал:

– Нечего тут отдыхать... Пришел говорить – говори...

Тифтус пошевелил губами, словно глухонемой; голос не слушался его; закрыв свой запекшийся рот, он громко сглотнул слюну и, наконец, проскрежетал:

– Не надо было так... – И с неожиданной детской обидой добавил: – Меня просто ужасно тошнило!..

– Послушай, мальчик, сколько тебе, интересно, лет? Пора бы знать, как обходиться с любимой игрушкой! Никогда не суй пистолет под нос тому человеку, которого убивать не думаешь. Ты болван, и еще раз болван, а теперь выкладывай, что тебе надо...

– Отвали от меня, ублюдок!.. – Тифтус лелеял и нянчил великую свою обиду.

– Как Шир отдал концы?

Тифтус вздрогнул, как от удара, и моментально забыл все свои обиды. Он ошарашенно уставился на Паркера:

– Ешь твой клёш! Ну ты крутой!.. Откуда ж мне знать?

– Тебя тут не было, что ли?

– Меня?!!

Паркеру надоел этот бессмысленный разговор. Наклонившись к Тифтусу, он постучал согнутым пальцем в его костлявую грудь. Тифтус поежился, а Паркер постучал сильней.

– Слушай, фрей, не задавай лишних вопросов... Спрашиваю я, а ты отвечаешь! Но – не наоборот!.. Начнем сначала?

– Ох, Паркер... Ты себя ведешь как хунвейбин! Зачем-то ввел мне наркоз, а ведь я пришел вместе воздух понюхать...

– Ну, Тифтус, ты меня достал! Ты можешь хотя бы здесь, в приличном месте, в отеле, оставить свой тюремный жаргон?.. Стало быть, пришел ко мне поговорить с пистолетом?

– Ну все, все! Замнем для ясности! Прошу пардону... – Он несколько оправился после удара, и вновь напоминал смехотворного и жалкого боевого петушка. – Мне, конечно, не надо было брать с собой хлопушку!..

– Ты не даешь мне новой информации. Расскажи о том, чего не знаю...

Тифтус поднял над собой свои хилые кисти; указательный и средний пальцы на правой руке были желты от никотина.

– Паркер, нам нечего делить, Паркер, – убедительно проговорил он. – Мы с тобой не мокрушники, никто из нас не собирается другого заделать, фиг ли нам враждовать?

– Да я вообще к тебе ничего не имею. Когда ты явился в эту дыру?

– А вот только что... Даже чемоданы так и кинул в номере. Слез с поезда, улицу перешел, увидел тебя, заходящего в отель, ну и вперед... Узнал внизу у портье, какой у тебя номер... Мне дали комнату этажом выше. Бросил чемоданы и к тебе... Почему мы должны собачиться?

– Мы, вроде, никогда с тобой и не были особенно близки, во всяком случае, на пару не работали... Тифтус становился все увереннее:

– Отчего бы нам не попробовать? Тем более, что цель у нас одна...

– Да? Вот новости! И какая же, если не секрет?..

– Ты ведь, в натуре, знаешь об этом деле не больше меня... Но все время вынюхиваешь: вдруг мне что-то известно!

Паркеру и впрямь хотелось разведать, что, в представлении Тифтуса, он, Паркер, знает. Однако выяснить это надлежало аккуратно, чтобы незваный гость не понял того, что нелюбезный хозяин обладает сам нулевой информацией... Паркеру ничего не осталось, как затаиться и ждать, пока балаболка Тифтус нечаянно проговориться. Он молвил небрежно:

– Плевать мне на то, что ты где-то нащупал... И вообще, с какой стати ты взял, что я стану с тобой работать? Ты мне не напарник. Заметь себе это, пожалуйста! Репутация у тебя еще та...

– Что ты, что ты!.. – горячо и возбужденно залопотал Тифтус. – В этот раз все будет железно! Что один надыбает, сразу скажет другому... Ты тоже поимей в виду, что я из этой пыльной дыры рвать когти раньше времени не намерен... И ты тут, и я тут... Оба здесь будем болтаться. Учти, народу в Сагаморе немного... подозрительно, если кой-кто начнет кой-кого хватать за жабры! Нам просто судьба работать на пару...

Паркер не стал упоминать о капитане Янгере, которому он явно показался подозрительным, и лишь сдержанно поинтересовался:

– А если я и в самом деле не знаю, о чем ты?.. Тифтус весело рассмеялся, показывая все свои малопривлекательные зубы:

– Ой, да кончай ты, Паркер, травить!.. Сам-то зачем сюда примчался, газеты, что ли, читать в отеле, или хоронить старикашку Джо?

Паркер взвесил все "за" и "против": разумеется, Тифтус глуп как пробка, но своего не упустит. Вытянуть что-то из него вряд ли удастся. А настаивать на расспросах никак нельзя – заподозрит, что у Паркера и взаправду информации голый ноль...

Паркер интимно склонился к Тифтусу, облокотясь левой рукой на спинку кресла за его головой, и негромко сказал:

– Годится, Тифтус... Так и быть, придется выложить тебе всю правду, зачем я тут.

Тифтус даже подался ближе к его лицу, чтобы лучше расслышать шепот...

Удар, посланный прямо в челюсть, был страшен: мотнувшись назад, голова Тифтуса безжизненно пала на грудь, он стал сползать с кресла, но Паркер коленом подтолкнул его обратно.

Паркер мгновенно обследовал Тифтусовы карманы. В твидовой куртке, кроме надушенного какими-то пошлыми духами лилового платка, не было ничего; в нагрудном кармане апельсиновой рубашки он обнаружил запечатанную пачку тонких сигарок с отвратительными фильтрами из пластика; в одном кармане изумрудных штанов сиротливо лежала плоская зажигалка, выгравированные на ней инициалы одаряемого и дарителя – "С. Ф. от Д. В." к нынешнему владельцу зажигалки никак не подходили; в другом кармане, не иначе, как на счастье, обреталась кроличья лапка, а с нею – ключ от номера и мелочью – пятьдесят семь центов; бумажник был утоплен глубоко в заднем кармане этой замечательной по яркости одежды.

Паркер перебрал содержимое бумажника, обнаружив следующее: выданную Адольфу Тифтусу карту социального страхования; полученные им же в Неваде потрепанные водительские права; снимки четырех, вероятно, самых любимых Тифтусом, лошадей; моментальную фотографию самого Тифтуса, которую выплюнул ему фотоавтомат; в банкнотах – шестьдесят четыре доллара; истертую на сгибах вырезку из "Дейли телеграф", где упоминался Тифтус на открытии ипподрома во Фригольде еще до войны; дырявую змейку перфоленты с двумя какими-то телефонами, записанными впопыхах; приторно-слащавую цветную фотографию двух субтильных китаянок, снятых в неприличных позах. Паркеру китаянки не понравились.

Вся эта дребедень не пролила ни лучика света на вопрос: почему в Сагаморе объявился незадачливый Тифтус... Телефоны начинались совсем с другого кода цифр, нежели в Сагаморе, об ипподроме здесь иные обыватели и слыхом не слыхивали, да старик Джо Шир и появлялся-то на бегах несколько раз в своей жизни – только когда с изумительной дерзостью брал ипподромные кассы... "Джо, слава Богу, был не игрок, потому и сохранял в наших кругах реноме человека, которому верили", – со вздохом подумал Паркер, и тут же засмеялся парадоксальности своей мысли.

Разложив все находки, кроме ключа от номера, вновь по карманам злополучного щеголя, Паркер аккуратно перекинул Тифтуса, словно жрец жертвенного козла, через плечо, вынес его в холл на этаже и примостил в ближайшее кресло.

Холл, как, впрочем, и весь этаж, был абсолютно безлюден. Подумав, Паркер вернулся в свой номер, взял из стола Тифтусов пистолет, сунул его в карман, вышел, закрыл свою дверь на ключ, вновь взвалил на плечо Тифтуса, жутковато смотревшегося в этом крашенном масляной краской холле, и, мерно ступая, прошествовал мимо красной лампочки у выхода на лестницу.

Тифтус был легкий, как мумия. Паркер без труда поднялся с ним на его пятый этаж, прошел по пустому холлу к номеру Тифтуса, и вставил ключ в замочную скважину.

В номере Тифтуса все было именно так, как он и рассказывал. Нераспакованный чемодан брошен на кровать. В кресло швырнули верблюжье пальто с замахрившимся воротником и манжетами... Тифтус не лгал, – он и впрямь, все кинув как попало, бросился к Паркеру...

Подойдя к застеленной голубым покрывалом кровати, Паркер опустил Тифтуса возле чемодана, потеснив последний. В то же мгновение дверь ванной рывком распахнулась, и резко обернувшийся Паркер увидел бронзовую от загара женщину, с белым махровым полотенцем через плечо явившуюся в дверях. Весь ее наряд состоял из розовых мягких туфель без задников, на каблучках. При виде незнакомца она не смутилась, а, непринужденно покачавшись на каблучках, отставила поэффектнее ногу, подражая кому-то. Пшеничная копна волос, черный треугольник внизу живота, два ослепительно белых треугольника – на груди и на бедрах...

Плотная и крепкая, как смуглое ядрышко ореха, она вовсе не была толста; высокие скулы, зоркие, чуть раскосые глаза, чувственный рот... "Глаза карманницы, а рот проститутки", – деловито отметил для себя Паркер. Низким, хрипловатым голосом она спросила:

– Интересно, какого шута вам здесь нужно?

Стало быть, Тифтус оставил в своем номере не только чемодан и пальто, а еще и девицу. Та, сообразуясь со своим новым положением дамы, обитающей в отеле, тут же поди достала бездну разноцветных нарядных флаконов и флакончиков и вальяжно принялась плескаться в ванной... Паркер внушительно сказал:

– Скройся с глаз и закрой рот!..

– Еще чего... Что ты сделал с моим дружком?!

– С кем, с кем? – фыркнул Паркер.

– А что особенного? Он хоть и небольшой, но неутомимый...

"Да, – иронически подумал Паркер, – и, вдобавок раза в два старше тебя, детка, если ты и в самом деле тянешь на свои тридцать лет..." Вслух он сказал с максимальной свирепостью:

– А ну двигай отсюда! Мы с ним на пару работаем...

После некоторых раздумий девица все-таки задрапировалась полотенцем. Она напоминала теперь фотомодель с низкопробного настенного календаря, висящего где-нибудь в пожарной части. Девица неуступчиво ответила:

– И не подумаю! Я должна знать, что такое стряслось с моим бедным Адольфом...

– Споткнулся о непомерное самомнение...

– Над шуткой смеяться или пока обождать?..

Подойдя к ней, он положил свою тяжелую ладонь примерно посередине белого махрового полотенца и молча оттеснил девицу в ванную. Паркер закрыл дверь на защелку и посмотрел на неподвижно лежащего Тифтуса. Девица несколько раз требовательно постучала, но, послушав в ответ тишину, решила не тратить усилий даром.

В том, что она не станет звать полицию, – Паркер не сомневался. У подобных особ своя нелегкая выучка, и не исключено, что Тифтус приоткрыл перед ней хотя бы часть своего плана, – следовательно, подружка его будет спокойно сидеть и ждать, когда ее вызволит горничная либо дежурная по этажу.

Освободив чемодан из-под ноги Тифтуса, Паркер устроил его на туалетный столик и, открыв, принялся бегло просматривать содержимое, отбрасывая от себя вещи.

За пару минут он был окружен целой кучей разнообразно-унылого барахла: попугайские веши Тифтуса, мятная зубная паста, мазь от геморроя, цинковая мазь, патроны для Тифтусова пистолета, масло для роста волос, три астрологических календаря, и все те же несексапильные, жалко-субтильные, пресные китаянки печально смотрели на Паркера с фотографии. И ни малейшего намека на то, зачем пожаловал в Сагамор потрепанный Тифтус...

Допросить с пристрастием девицу? Ну нет, каким бы остолопом ни был Тифтус, он вряд ли с нею говорил о чем-то серьезном. Он прихватил сюда подружку развлечься между дел, и не более того. Сам Паркер был консервативен в этом вопросе: женщины порой нужны после выполненной работы, но вовсе не во время оной...

Разумеется, можно подождать, когда очнется замечательный попугай Тифтус, и открыто спросить его о начатой игре... Паркер даже замотал головой – так претило ему это ожидание, вилянье из стороны в сторону, зависимость от какого-то жалкого типа... "Уходит время, японская мануфактура, – думал Паркер, – а спрашивать Тифтуса – окончательно засветить свою нуль-информацию..."

Он кинул ключ от номера в пустой теперь чемодан, хозяин которого, говоря на тюремном жаргоне, все еще отдыхал от введенного наркоза... В ванной шумела вода.

Справа от номера Тифтуса располагалась лестница, далее – кабина лифта, но Паркеру отнюдь не улыбалось мелькать в вестибюле... Свернув влево, он сразу за углом обнаружил то, что искал: обшарпанную дверь с надписью "Пожарный выход".

Дверь пошла тяжело, – она разбухла от испарений ванных комнат; последний раз ее открывали не иначе, как под Новый год. Паркер с трудом пролез в образовавшийся проем на площадку за дверью, и оказался на старой широченной провинциальной лестнице, спускающейся вплотную к стене отеля несколькими маршами прямо на уличный асфальт. Ступени лестницы разноголосо скрипели, краска на перилах облупилась и пожухла. Миновав крошечный тамбур, в котором противно пахли мусорные бачки, мельком отметив выходящие сюда двери рабочих подсобок, Паркер вышел на улицу.

В этом сонном Сагаморе солнце уже вошло в свою полуденную силу. Свет был ярок и радостен; из кухни маленького ресторанчика при отеле упоительно пахло шкворчашими на огне свиными отбивными, жареным луком, подрумянивающимся в кипящем масле картофелем... Волна превосходного кофейного аромата дошла до ноздрей Паркера и заставила их вздрогнуть. Здесь, в провинциальной глуши, в ресторанчиках еще кормили с восхитительной сельской добросовестностью. Ах, не прав ли был старый Джо Шир, окончательно кинув здесь якорь, обзаведясь уютным игрушечным домом, пестуя цветники и деревья в саду, вдыхая зимой морозный воздух диких прерий, а летом стряхивая со шляпы шоколадную пыль, приносимую ветром с великих просторов Америки?..

Перед тем, как ступить на открытую всем взорам мостовую, Паркер некоторое время поизучал ее из-за угла. Нет, слежки за ним не было; куда-то испарился капитан Янгер; никто в штатском не болтался с видом бесприютного дурачка у единственной в городке афишной тумбы, – все было чисто, и путь, несомненно, свободен.

Паркер дошел до полуоткрытого здания аптеки на углу: здесь он узнает, как добраться в похоронное бюро, упомянутое в некрологе линбрукской газеты.

Глава 2

В пустом зале одуряюще пахли увядшие белью розы. Полумрак скрадывал размеры помещения. Шафрановый свет исходил от ламп в форме перевернутых чашечек цветов и едва достигал тисненых коричневых обоев ближайшей стены. Темно-шоколадный, пушистый ковер под ногами заглушал шаги; плотные, из ворсистой материи шторы драпировали окна и двери. Шафрановый свет пропадал, терялся в этих густых, поглощающих его красках, которые так любили старинные живописцы. В центре, вокруг пустого наклонного подиума в плетеных ивовых корзинах теряли сознание розы. Белые лепестки осыпали зловещую и невыразимо-печальную поверхность подиума, на котором совсем недавно стоял катафалк; нежная шелковистая плоть цветов на глазах старела, словно бы подсыхала, сворачиваясь в дряблые старческие кулачки...

После яркого, ослепительного солнечного дня там, на улице, Паркер на мгновение помедчил у дверей, давая привыкнуть глазам к полумраку. Зал был безнадежно опустелый. Ни единой живой души не было, да и не могло, казалось, быть час назад у дверей, или рядом с катафалком, ни единый человек не присаживался в эти роскошные бархатные темно-шоколадные кресла.

Паркер для чего-то проверил, плотно ли закрыл за собой уличную дверь, покосился на свои пыльные башмаки, пригладил волосы и; бесшумно ступая по толстому ворсу, направился через комнату.

Откинув плотные шторы, драпирующие дверь, и ступив в соседнее помещение, Паркер перевел дыхание. У него было такое ощущение, словно его переместили во времени. Из бархатной мглы эпохи королевы Виктории он оказался в пластиковом веке ЭВМ. Стены комнаты покрывал слой светло-серого пластика, весьма приблизительно "работающего" под штукатурку, потолок был отделан несерьезными, на взгляд Паркера, белыми звукоизолирующими плитками какой-то прессованной дряни, сплошь усеянной рядами черных, совершенно безуютных отверстий. Пол покрывал черный, мягко пружинящий под ногами линолеум. Внимательно оглядевшись, Паркер сообразил, что он находится в приемной похоронного бюро: две двери, одна против другой, расходились из нее; Паркер выбрал ту, что помассивнее. Закрыв ее за собой, он ступил в небольшую комнату, сработанную все в том же компьютерном стиле, и лишь старинный застекленный двустворчатый шкаф с темными кожаными переплетами в глубине его, – несколько оживлял обстановку... В бюро не раздавалось ни единого голоса, но массивная серая электрическая пишущая машинка была включена, и еле слышно стрекотала. В каретке ее торчал листок с каким-то текстом. Однако на письменном чистом столе ровным счетом ничего не лежало; никакой одежды не висело и на вешалке. Паркер поежился и, пожав плечами, направился было в холл, как вдруг, словно бы неизвестно откуда взявшийся, смурной тяжеловесный малый образовался возле него. Он был в каком-то слишком тесном костюме, чрезмерно облегающем его полноватое тело, в шоферской кепке и грязно-серых нитяных перчатках.

Малый недружелюбно посмотрел на Паркера из-под густых бровей:

– Вы что тут делаете?

– Я Глиффа ищу...

– А? Кого?

– Я ищу Бернарда Глиффа, владельца вашей конторы. Это ведь твой босс, не так ли?..

– Я и сам знаю, кто такой Глифф, – сумрачно и обиженно ответил малый, горестно уставясь на башмаки Паркера.

– Ну-ну... Может, ты знаешь, как его найти?

Смурной малый в нитяных перчатках казался чрезвычайно обиженным, однако, как понял Паркер, не его скромная особа была тому причиной. У малого просто было такое лицо... Какая-то жестокая обида была ему нанесена, быть может, в детстве или отрочестве, но и теперь, за давностью лет та крошечная ранка в душе не заживает, все саднит, все ноет, и бедняга никак не может расправить брови и радостно и вольно вздохнуть... И, наверное, до самой смерти будет смотреть на белый свет исподлобья. Хмурясь еще пуще, малый все же уронил:

– Ну да, я знаю...

–Где?

– Они наверху отдыхают...

– Как то есть отдыхает?!

– Ну, если утром мы провожаем клиента, то потом мистер Глифф спит... Он, что ли, вам сильно нужен?

– Я хотел узнать о Джозефе Шардине, честно говоря...

– О ком, о ком?..

– Ну, клиент с гринлонского кладбища, утром вы его хоронили, – нетерпеливо пояснил Паркер.

– Ай, да ну их, – зевнул малый, – я их не запоминаю... Вот если кузен или деверь – тогда еще помню...

– Господи, да ты разбудишь наконец Глиффа?

– А то!.. Только вам тут быть нельзя, в смотровую идите! ( Паркер отправился, по своему разумению, в темно-шоколадную комнату с цветами, осыпающимися на отшлифованный подиум. Пока он слонялся минут семь по густому ковру, он передумал все свои неотложные мысли: очнулся ли Тифтус, засек ли капитан Янгер его, Паркера, отлучку из отеля? Знать бы наверняка, сколько ему на все про все отпущено времени!..

Как ни прислушивался Паркер, Глифф материализовался из-за шторы пугающе неслышно. Высокий плотный человек шагал к нему, почему-то сутулясь, как полицейский. Владельцу похоронного бюро было где-то около пятидесяти лет; белое, тестообразное лицо обрамляли темные волосы, поседевшие на висках; плоский, словно у индейца, нос, обвисающие, рыхлые щеки; размыто-голубые, слегка навыкате, глаза... Глифф усердно таращил их, крутя головой, чтобы стряхнуть остатки сна, и выглядел потешно и чуть виновато.

– Бернард Глифф, – предупредительно улыбнулся он и вложил в мощную пятерню Паркера свою пухлую, сложенную лодочкой, ладонь.

Паркера неоднократно выручал весьма идущий ему образ состоятельного бизнесмена, разъезжающего по своим надобностям, вот и теперь, небрежно наклонив голову, он веско сказал:

– Чарльз Виллис.

В прежние свои приезды в Сагамор Паркер пользовался этим вымышленным именем, и не видел причин придумывать в этот раз иное...

Выглядел он действительно внушительно и несколько даже импозантно: недюжинный, хваткий и, вероятно, безжалостный к слабым конкурентам господин, торгующий игральными автоматами или, может, вышедшими из моды автомобилями...

– Бенни успел доложить, что вы были близки бедному, бедному мистеру Шардину, – заученно слезливо-слащаво проговорил Глифф.

Цепкие зрачки Паркера успели запечатлеть ту долю секунды, когда при упоминании имени Шардина в холодных рыбьих глазах Глиффа вспыхнул и погас огонь. Буквально долю секунды...

– О да, потому я и здесь...

– Прошу вас в контору, там можно спокойно поговорить... Обиженного на весь свет малого по имени Бенни, как выяснилось, глиффовского шофера, не было видно нигде. Вслед за владельцем похоронного бюро Паркер вошел в контору и устроился на стуле для посетителей, Глифф плавно осел в свое глубокое кресло, как взятый на прикол серебристо-белый дирижабль.

– Весьма грустно, что умер мистер Шардин... Весьма грустно, – почему-то дважды произнес Глифф приличествующее моменту трафаретное сожаление.

– Газеты ничего не пишут, почему он умер...

– О, насколько помню, сердечная недостаточность... Вы ведь знали близко мистера Шардина? – В рыбьих глазах снова вспыхнул мгновенный жутковатый огонь.

– Более-менее, пока он еще был у дел...

– Ясненько, – кивнул Глифф, опуская глаза и домиком составляя ладони. – Я сам-то, знаете ли, не имел чести быть знакомым с мистером Шардиным, да и поселился он у нас недавно, – дружески доверительно поведал он.

Паркеру вовсе ни к чему была его не нужная никому доверительность, он жаждал информации...

– И вы никогда не встречались с ним? – подыграл он светски-любезной, ничего не значащей беседе двух чужих, случайных людей.

– К моему большому сожалению, – нет, хотя, по свидетельству тех, кто с ним знаком, это был весьма приятный и уступчивый человек...

"Уступчивый", – написал Паркер у себя в голове высокими огненными буквами и невинно осведомился:

– Отчего, в таком случае, его хоронили вы? Глифф был несколько шокирован и даже чуть-чуть обиделся, но с достоинством произнес:

– Так принято, когда нет никаких родственников. Похороны берет на себя муниципалитет. Я получил заказ... – Глифф пожал плечами, словно говоря: да, смерть чудовищна, но деться некуда, ему приходится прислуживать ей, справляя погребальные обряды... Сделав приличествующую моменту паузу, он гораздо жизнерадостнее подошел к интересующему его вопросу:

– Вы ведь приехали из родных мест мистера Шардина?

– Нет, просто вместе работали... Кто уполномочен заниматься наследством?

– Вроде бы" городской банк. Да, вспомнил, именно он. Мистер Шардин там открыл счет, но умер, не оставив завещания, так что суд поручил банку всем распоряжаться... Стало быть, вы работали вместе? – спросил он с таким видом, точно впервые задавал вопрос.

– Да, совсем немного, – подтвердил Паркер.

Глифф совершенно определенно имел в этом деле свой интерес. Паркер все время был начеку, лихорадочно соображая о подоплеке происходящего, но отвечал так, будто чем-то озабочен и опечален.

Он рассеянно и словно бы между прочим спросил:

– Интересно, а кто был его лечащим врачом?

– Врачом? – удивился Глифф. – По-моему, доктор Рейборн. А почему вы задали этот вопрос?

– Не исключено, что я повидаюсь с доктором... Хоть мы и расстались с Джо довольно давно, хотелось бы просто чисто по-человечески выяснить, что с ним сталось...

– Ну, что там могло с ним статься... Все мы болеем, старимся, наконец, умираем, обычная история... По документам, кажется, мистеру Шардину шел семьдесят первый год? Нечего Бога гневить, он прожил долгую жизнь и, я надеюсь, – тут Глифф испытующе уставился на собеседника, несколько даже игриво наклонив голову, – счастливую? Да вы-то ведь знаете лучше меня...

– Ну, конечно, – вяло кивнул Паркер, – жизнь он прожил интересную... Скажите, как мне отыскать мистера Рейборна?

– Это буквально в квартале отсюда, Лейн-авеню; но, честно говоря, мистер Виллис, я бы на вашем месте не стал встречаться с врачом, лишний раз травить себе душу... Кто умер, того не воскресить, а живым – жить дальше...

– Я, собственно, воскрешать его не собираюсь, – сухо заметил Паркер, – а вот узнать обстоятельства смерти – хочу!

– Послушайте, но вы ведь, надеюсь, далеки от мысли, что ваш приятель умер, кхм, как бы это поделикатнее выразиться, – с чьей-то помощью?

– Да нет, конечно, у него и прежде сердце пошаливало, – удрученно солгал Паркер. – Оттого-то и выбрал, наверное, ваш городок, уютную, милую гавань... И кому, собственно, нужен был тихий старик, мирно живущий на пенсию в своем домике?

– Вот-вот, – живо согласился Глифф, улыбаясь каким-то своим мыслям. Золотое времечко, сам сплю и вижу, когда выйду на пенсию, буду предоставлен самому себе... Ох, простите, я как-то заболтался и прослушал, чем же, собственно, занимался-то мистер Шардин?