Текст книги "В зловещей тиши Сагамора"

Автор книги: Ричард Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

“Внимание, – сказал себе Паркер, – вот главное, что мучает этого хмыря”.

– Да ничем особым не занимался, просто жил, как многие, в свое удовольствие, – глазом не моргнув, отрезал Паркер и, предвосхищая очередной вопрос, решительно встал. – Не смею больше отнимать у вас время...

– О, вы меня вовсе ни от чего не отвлекаете! – На Глиффа было жалко смотреть. Если бы мог, он, верно, схватил бы Паркера за руку и не отпустил до тех пор, пока все не выпытал... Но он все же овладел собой и, фальшиво улыбаясь, поднялся из своего глубокого кресла.

Старательно улыбаясь, собеседники обменялись прощальным рукопожатием, причем Глифф и тут был однообразен.

– Бесконечно рад познакомиться с приятелем мистера Шардина; как жаль, что вы так мало поведали об этом, несомненно, замечательном человеке!.. Хотелось бы знать о нем больше: как и чем он жил, с кем дружил, что думал о жизни...

– Для него уж все кончено, – не в тон ему брякнул Паркер.

– Да, все кончено, – эхом ответил Глифф, удивительно быстро переходя с элегически приподнятого тона к тону оскорбительно-раздраженному…

Глава 3

На зеленом газоне, в аккурат под вывеской “Похоронное бюро” в позе терпеливого ожидания сидел Тифтус. Как только Паркер миновал темно-сиреневую тень здания и, щурясь, ступил под солнце, Тифтус подошел, смущенно улыбаясь.

– Ну, варит мой котелок?! – без всякого перехода горделиво спросил он, постучав костяшками пальцев по темени.

– Что такое?

– У тебя в номере почему-то валялась местная газета. Я и спросил себя: на фиг, в натуре, Паркеру задрипанные здешние новости? Ясно дело, – чтобы найти гробовщика по некрологу. Ну так варит?

Паркер смотрел на него тяжелым взглядом сверху вниз:

– Я влепил тебе нынче дважды. Первый раз – под дых, второй раз был чистый нокаут. Но ты, видно, ждешь не дождешься третьего раза... И котелок у тебя варит только в этом направлении...

– Зря ты так, Паркер. Я ж тебе сказал, что сильно изменился... Ты мог бы, не пижоня, на меня положиться. Хочешь, будем работать на пару?.. Ну, а не хочешь – твое дело, я и к этому готов. В общем, решай! – Тифтус улыбался вполне нахально и независимо, но что-то новое, не свойственное ему появилось в улыбке...

– Всего хорошего, – сказал Паркер и зашагал прочь. Но Тифтус был не из тех, кто принимает в расчет словесные увещевания. Он тут же засеменил следом, несмело посмеиваясь, все норовя подравняться и ступать с Паркером нога в ногу.

– Ты, воче, напугал Ронду до потери пульса, – с некоторым даже восхищением вспомнил он вдруг, точно Паркер сыграл с ней ужасно забавную, хоть и нелепую шутку.

Стало быть, Ронда... Имя, наверное, выбрала, полагая, что оно безумно идет к загару...

– Запомни, Паркер, – после непродолжительного молчания возобновил атаку Тифтус, – в этом деле и ты и я, – как лошади на ипподроме, идем по кругу на равных основаниях... Я лично отступать не собираюсь.

Паркер шагал, не обращая на него внимания. Тифтус, задыхаясь, уже почти бежал за Паркером, словно некрупная собака.

– Куда ты, в натуре, так чешешь-то, Паркер?.. Ты, что ли, знаешь, где дом Джо?..

Паркер непроницаемо молчал. Тифтус, обливаясь потом, еще и задавал на бегу вопросы:

– Ты, значит, у него и раньше бывал?.. Вы ведь были кореши, да, Паркер?..

Его спутник по-прежнему не считал нужным ему отвечать.

– Ох, я ведь все знаю, Паркер, все знаю! Ты к нему даже и в гости ездил. Мне говорили... Ну постой хоть минутку, дай отдышаться... Все-таки ты очень самоуверенный фраер... Думаешь, надыбал об этом деле больше меня?.. Фу, не могу больше... Ты ж меня знаешь, Паркер, я мужик веселый, легкий, не жадный. Всегда шиковал, когда мог... Давай договоримся, а?..

Рассчитывая, что Тифтус в конце концов вольно или невольно проболтается, Паркер, не сбавляя шагу, бросил:

– О чем, собственно, договоримся?

– Да о дележке, – упоенно завопил Тифтус, точно это слово было для него магическим, и повторил: – Всего-навсего о дележке... Ведь я, в натуре, не прошу у тебя половину, – с потешным самодовольством, крайне гордый своей широтой и щедростью, проговорил он. – Ясное дело, Джо был тебе ближе, у тебя и прав на его бабки больше... Я понимаю... но я, Паркер, тоже здесь, и ты меня не можешь просто так, за здорово живешь, отстегнуть... У меня есть свой, хоть и небольшой, интерес. Мою долю все же надо по совести обговорить...

– Сколько?..

– Да уж как скажешь...

Идиотский Тифтус! Тараторил он без устали, вел себя так, словно на руках у него – карты-козыри, но при этом исходил от него все тот же ноль информации. Треп, треп, и ничего существенного... Ясно лишь одно: он примчался в Сагамор, учуяв запах денег, и денег немалых, уповая на заначку старого Джо Шира. Пребывание Паркера в городке Тифтус расценил соответственно... Но вот нет ли связи между нынешней прытью Тифтуса и предсмертными, судя по всему, просто чудовищными неприятностями Джо Шира? А может быть, и самой смертью старика? Да и капитан Янгер в своей дурацкой ковбойской шляпе все торчит у отеля, караулит кого-то... Чересчур много вопросов, практически нет ответов и катастрофически мало времени...

Грустно, что сюда заявился именно Тифтус – хронический неудачник, очень плохой партнер, редкостный промах и ляп расточительной матушки-природы. Был бы вместо него другой, с которым можно хоть нормально работать, – Сале или, скажем, Генди Мак-Кей, – Паркер уж давно бы имел информацию и стал хозяином положения... С любым другим напарником – пожалуйста, но только не с Тифтусом!..

Никогда в жизни Паркер не станет с таким иметь дело! Эта вечная пошлость, дурной пошиб, вульгарные ходы и поступки! Надо же было додуматься привезти с собою на дело девицу! Натурально, у Паркера имелась женщина, но она осталась там, где ей и положено, – в Майами. Он же не “радостный” – как говорят в тюрьме о психах, – чтобы везти ее с собой-. Если кто-то, взять хоть их волчью породу, карабкается к добыче, но не в силах бросить на время изящную жизнь, – пиши пропало!..

Тифтус дышал ему в плечо:

– Скажи свое слово, Паркер!..

Да, иного выхода нет, от него так просто не отделаться: липуч, как пластырь. Паркер внезапно стал, повернулся к жалкому своему преследователю и захватил в кулак его апельсиновую рубашку.

– Ну, держись. Это будет в третий раз, как обещано...

– Не бей меня, – затравленно дернулся Тифтус.

Паркер ударил, но так, чтобы Тифтус, получая свое, честно им заработанное, не потерял сознания.

Тифтус от удара осел, да так и остался сидеть, потерянно глядя перед собой, – старообразный, нелепый в своей разноцветной одежде.

Паркер склонился к нему, остывая от гнева:

– Не рекомендую больше привязываться ко мне, следующий раз для тебя будет последним... Надеюсь, ты успел изучить меня за это время: если я сказал – сделаю...

Тифтус безмолвствовал. Он просто понуро сидел на газоне, не смел двинуться с места.

Паркер осмотрелся. Обычная захолустная улица, тихая, широкая, превосходно заасфальтированная, с жилыми коттеджами типовой постройки, с цветниками, множеством деревьев, малахитовыми газонами. Несколько автомобилей проехало мимо них, они притормаживали, видимо, в машинах с интересом наблюдали своеобразное общение двух незнакомцев. Впрочем, ни один из водителей не решился остановиться. Праздных горожан, гуляющих перед обедом, не было видно.

– Пока, Тифтус, – бросил, уходя, Паркер. Тифтус все так же безучастно и неподвижно глядел перед собой. Местные автомобилисты, проезжающие по своим надобностям, некоторое время пялились на безвкусно одетого небольшого незнакомого человека, почему-то облюбовавшего их сагаморский ухоженный малахитовый газон. Наконец Тифтус неуверенно поднялся и тронулся своим путем в сторону, противоположную той, куда уходил от него Паркер.

Глава 4

За увитой плющом чугунной оградой возвышался двухэтажный коттедж с двумя флигелями, каждый из которых имел самостоятельный вход. Медная табличка у парадной двери отсвечивала на солнце. Лишь подойдя вплотную, Паркер смог прочесть: “Доктор А. Д. Рейборн”.

Паркер ступил на просторную террасу, у дверей которой была табличка с надписью: “Приемная”. Он понюхал воздух – того противного медицинского запаха, которым пахнут даже волосы медсестер, не говоря уж о их руках, халатах, сумках и чулках, – того мерзкого запаха слышно пока не было... От руки нарисованная на картоне стрелка показывала направо. Паркер двинулся в соответствии с обозначением по дощатым половицам, краска с которых была стерта подошвами многочисленных посетителей доктора. Стены и оконные переплеты застекленной террасы недавно покрасили сияющей голубой масляной краской, мебель отсюда вынесли, эхо шагов Паркера гулко отдавалось в пустом, словно бы нежилом, помещении. Терраса примыкала к внутренней комнате, над дверью которой красовалась табличка: “Позвонив, пожалуйста, входите!” Паркер поступил, как ему предлагали, но войти не смог – дверь оказалась заперта. Паркер уже с некоторым раздражением позвонил вновь – длительно и настойчиво.

Он уже собирался отправляться ко входу в коттедж, на поиски хоть какой-то живой души, но ручка повернулась, дверь отворилась, и разгневанная женщина в белом, видимо, медсестра, и абсолютно не в его вкусе, встала на пороге, загораживая вход:

– Мы принимаем лишь с двух часов! Паркер сурово объяснил:

– Мне по личному делу. Я не пациент.

– Очень жаль, но мы принимаем с двух.

– Тогда я сам его поищу! – Паркер спокойно повернулся и направился к выходу на пахнущую краской террасу.

– Да не примет он вас, – как заведенная крикнула зануда-медсестра вдогонку. – Мы с двух работаем...

Паркер проследовал по все тем же сбитым ногами половицам к еще одной двери, выходящей в эту застекленную, наполненную сентябрьским солнцем террасу и вновь позвонил. Из глубины дома послышались тяжелые шаги, и грузный человек в заляпанных краской рабочих брюках и нечистой футболке вышел к нему.

– Слушаю. Что вам угодно?

– Я хотел бы видеть доктора Рейборна.

– А это я, как ни странно, – доверительно глянул на него грузный мужчина, почесывая на груди седые волосы, приоткрытые вырезом футболки. Иронически указывая на испачканные краской брюки, он сообщил: – Решил вот собственноручно сделать кой-какой ремонт...

Было ему где-то под пятьдесят. Иронически-доверительная, профессиональная манера общения казалась даже симпатичной.

– Коли вы пациент – я обычно веду прием от двух до пяти... Конечно, когда случай не из ряда вон выходящий, – сказал он весьма хладнокровно.

И Паркер мгновенно представил себе эти экстраординарные случаи: какого-нибудь малыша, проглотившего пуговицу и захлебывающегося от рева на руках у помертвелой от ужаса мамаши, или обильную телом городскую матрону, решившую родить “птенчика” на радость себе и мужу, и чуть не падающую в обморок от внезапно открывшегося кровотечения... Паркер сумрачно проговорил:

– Я не лечиться пришел. Мне надо узнать о Джо Шардине...

– Джозеф Шардин!.. – доктор вскричал это таким тоном, словно большей радости Паркер просто не мог ему доставить. – Так вы его знали, голубчик?

– Мы старые приятели, – все так же сумрачно сказал “голубчик” и представился: – Чарльз Виллис.

– О, милости прошу, проходите!.. С громадным удовольствием поговорю с вами. – Рейборн радушно похлопал Паркера по предплечью и, закрывая дверь, выходящую на террасу, пригласил, мотнув головой в сторону расположенных в глубине дома апартаментов:

– Пожалуйста сюда, в гостиную...

Грузный доктор двигался впереди. Они оказались в просторной комнате с высокими потолками, заполненной антикварной мебелью; в окна лился роскошный солнечный свет; боковая стена была расписана по штукатурке изысканным растительным узором, глаз выхватил темно-зеленые стебли, лимонные пятна, белые лилии...

Рейборн возбужденно говорил:

– Джозеф Шардин был превосходнейшим человеком. Такое существо горько и больно терять, вы меня понимаете... Прошу садиться.

Паркер не исключал, что Глифф уже позвонил Рейборну о своем посетителе. В тихих провинциальных городках, где все знают друг друга с лицо, и из поколения в поколение дружат семьями, владелец похоронного бюро в любом случае позвонил бы доктору, лечившего умершего пациента, узнав, что кто-то интересуется последним... Стало быть, доктор весьма артистично играет в свою неосведомленность, и ему для чего-то нужно казаться таким радушным и общительным говоруном...

Усевшись в полотняный шезлонг, явно принесенный с террасы (доктор не хотел рабочей одеждой пачкать свою драгоценную мебель), Рейборн увлеченно продолжал:

– Так вы, по всей видимости, были другом Джозефа Шардина?

– Мы вместе работали, – уклончиво ответил Паркер, глядя на парусину шезлонга, провисшую под тяжестью доктора почти до самого паркета. – И это было много лет назад...

Паркер не то чтобы уходил от расспросов о Джо Шире, он просто не знал толком, какую легенду тот выбрал для себя, обретаясь в Сагаморе, и от каких, соответственно ей, дел, ушел на покой; Паркер элементарно боялся попасть впросак.

– Давно ли, по вашим сведениям, Джозеф Шардин оставил работу? – любезно спросил доктор, все более в своем парусиновом кресле приближаясь к наборному паркету.

– Как вам сказать... Лет пять-шесть назад...

– Когда он здесь объявился, – доктор значительно кивнул, словно только что заключил с Паркером весьма важное соглашение, – ходили какие-то разговоры о его родственниках, кажется, живущих в тридцати пяти милях отсюда, в Омахе... Послушайте, а может, я все напутал? Или у другого моего пациента родственники в Омахе? Ах, память, память... С другой стороны: передо мной проходит такая уйма разного народу... Так что же родственники? На похоронах никого не было...

Ситуация становилась критической, и Паркер лихорадочно соображал, как ему поступить. Джо, поселившись в Сагаморе, периодически навещал Омаху, и вот там-то, в своей квартире, в недрах многолюдного города, словно зверь в родном убежище глухого и темного леса, жил в свое удовольствие. Иногда встречался с друзьями, изредка консультировал разработчиков какого-нибудь крупного дела... А вот здесь, в Сагаморе, это был ничем не примечательный пожилой господин, страстный рыболов, любящий, к тому же, сыграть с каким-нибудь соседом в шахматы, поговорить на вечерней заре на крылечке, покуривая трубочку... И ежели свои отъезды в Омаху он объяснял, рассказывая тут сказки о родственниках, – после его смерти эти сказки развеялись как дым, потому что ни одна живая душа не приехала из Омахи на похороны старика и никто не предъявлял прав на его наследство...

Лучше всего, безусловно, притвориться незнающим.

– Я, честно говоря, не имел особых сведений о его родственниках... – неопределенно прищурился на дымчатую люстру Паркер.

– Он не был одинок, – высокопарно проговорил доктор, – хоть и любил одиночество... Мне, во всяком случае, не верилось, что он заброшен, как многие старики, сохнет от тоски, стоит в могиле одной ногой... Все это вздор, он был подтянут и бодр, он жадно любил жизнь... или я не прав?..

– Долго вы наблюдали его как пациента?

– Три последних года, – мгновенно ответил Рейборн и поощрительно кивнул сам себе.

– А давно ли?.. – начал Паркер, но вопрос задать не удалось – в соседней комнате прозвучала резкая трель телефонного звонка. Предостерегающе подняв руку, доктор чутко вслушивался в плохо различимый тихий женский голос, отвечающий на звонок.

Паркер слушал вместе с доктором, храня полное молчание; он вглядывался в Рейборна – тот напоминал охотничью собаку – весь напружинившийся, устремленный вдаль, только что не дрожали крупные ноздри носа...

Послышались шаги в коридоре, и давешняя медсестра-зануда вошла в комнату. Она значительно взглянула на доктора, предварительно смерив негодующим взором Паркера, который все же пробрался в комнаты, и кротко сказала:

– Доктор, вас!..

– Благодарю, я поговорю из этой комнаты... – Медсестра-зануда удалилась, а Рейборн с усилием выбрался из шезлонга.

– Прошу извинить, я быстро...

– Ну разумеется...

Доктор прошел к высокому и узкому окну, перегородив своей грузной фигурой поток меловых солнечных лучей, и устроился из весьма неудобным для сидения, на взгляд Паркера, резном антикварном стуле, стоящем у пестрого инкрустированного столика. Телефон на нем не был виден Паркеру то ли из-за лакированного разноцветного дерева, то ли из-за сложного сплетения растительных узоров на занавесях, на фоне которых он стоял.

Взяв трубку, доктор приглушенно сказал:

– Рейборн у телефона.

На фоне ослепительного светового потока он был вполоборота повернут к Паркеру, и тому, не видящему выражения лица доктора, оставалось только гадать о сути телефонного разговора по интонации да обмолвкам.

Доктор, между тем, ворковал в трубку:

– ...То, о чем мы говорили? Да, он звонил мне! – Рейборн чуть повернулся к Паркеру и покивал головой, давая понять, что вот-вот завершит разговор; затем продолжил: – Да, это именно он. Разумеется, нет. – Доктор некоторое время выслушивал какой-то треск в трубке, потом безрадостно сказал: – Постараюсь, но обещать не могу. – Ему вновь что-то протрещали, на что он с неудовольствием повысил голос: – Знаешь что, сам занимайся!.. Привет... – На этом доктор аккуратно опустил трубку.

Из всего услышанного нельзя было заключить доподлинно, что разговор велся о нем, Паркере, но если предположить, что это так, то восстановить таинственный диалог труда не составляло. В случае, если Глифф, Рейборн и Янгер связаны между собой, Глифф не только позвонит доктору, но поставит в известность и капитана полиции... Чтобы найти капитана Янгера, вероятно, понадобилось время: не исключено, что он, разинув рот, долго торчал перед отелем, наконец какой-нибудь нарочный из полицейских доложил ему о звонке Глиффа, Янгер обследовал номер Паркера, понял, что он пуст, и вот теперь позвонил Рейборну.

Итак, Паркер мысленно прокрутил весь разговор сначала. Когда Рейборн отвечал: “Да, он звонил мне”, – он имел в виду Глиффа. Когда повернулся, покивал Паркеру, зорко оглядев его залитое светом из окна лицо и подтвердил: “Да, это именно он”, – сие означало, что доктору сказали приметы именно его, Паркера, и Паркер собственной персоной эти приметы продемонстрировал. Когда он уверил кого-то: “Разумеется, нет”, – надо было понимать, что он ничего не сказал своему незваному гостю. Когда же безрадостно промолвил: “Постараюсь, но обещать не могу”, – стало быть, подтверждал, что постарается задержать Паркера до появления Янгера. Такой расклад реален, если верно, что речь шла о Паркере, а Янгер, Глифф и Рейборн орудуют вместе.

Между тем, Рейборн вернулся в свой отвисший до пола шезлонг.

– Пациент звонил, – искательно улыбаясь Паркеру и пожимая плечами, заметил он. – У врачей это вечная история... Так на чем нас прервали, простите?

– Года три, если не больше, я не имел известий от Джо, – солгал Паркер. – Когда у него стало болеть сердце?

– Последние года два началась аритмия, – в свою очередь солгал доктор. – Но поначалу его беспокоило только высокое давление...

Сердце у Джо Шира забарахлило лишь месяца за три до смерти, и Паркер на все сто процентов уверен в этом... Он прекрасно был осведомлен, что в Омахе Джо Шир посещал своего лечащего врача, но по другим поводам. Стало быть, шквальная, кинжальная боль сердечного приступа настигла старика внезапно, без всяких предупредительных звонков, если он доверился здешнему эскулапу, а не своему высокооплачиваемому медицинскому светилу в Омахе... Итак, это объяснение, и объяснение единственно верное, так же как очевидно, что доктор городит явную ерунду, в то время, как полицейский капитан Янгер находится на пути сюда.

Что ж, Паркер и сам не прочь поговорить с капитаном, выяснить и явные, и потенциальные его возможности, но время тому пока не пришло. Ему, Паркеру, предстояло еще наработать материал для этой встречи.

Он легко поднялся.

– Не смею больше занимать ваше время... Я и так его отнял у вас предостаточно...

– Что вы, ради Бога... – Доктор с трудом выбрался из своего обвислого шезлонга и, стремясь замаскировать некоторую свою нервозность, стал говорить, что придет в голову: – У нас еще есть время... Я принимаю с двух...

– Мне нужно в отель, – твердо сказал Паркер.

Рейборн растерянно следовал за ним, продолжая уговаривать:

– Я и кофе не успел вам предложить, старый я болтун... А может, хотите чего покрепче? Господи, ну десять-то минут роли не играют... Я бы с такой отрадой поговорил с вами об этом достойнейшем человеке, так рано покинувшем нас... Чудный, редкий господин... Куда вы так бежите, вы ведь только зашли... Давайте по рюмочке, а?..

Паркер открыл дверь и, стоя на пороге, окинул доктора серьезным, внимательным взглядом. Тот заморгал совсем испуганно, куда девалась его профессиональная ироническая невозмутимость.

– Не исключаю, что я загляну, когда будет время, – пообещал Паркер и, выйдя на крыльцо, закрыл за собой дверь.

Он почти прошел квартал, когда, оглянувшись, увидел, что возле увитой плющом ограды остановился черный, похожий на лакированного гигантского жука “форд”.

Не убыстряя шаг, Паркер свернул за угол, предоставив событиям в коттедже доктора развиваться своим чередом.