Текст книги "Ограбление «Зеленого Орла»"

Автор книги: Ричард Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Часть третья

Глава 1

Зазвонил телефон. Мгновенно проснувшись, Паркер поднял трубку и услышал голос дежурного:

– Одиннадцать часов, мистер Линч.

– Спасибо.

Была среда, день «Икс».

Паркер встал и голым прошел в ванную. Он принял душ, побрился, надел черные на каучуковой подошве оксфордки, черные брюки, белую рубашку с открытым воротом. Запер комнату, вышел из отеля и пересек шоссе, направившись в столовую, где каждый день завтракал и знал, какая еда там вкусная, а какая нет.

Официантка уже привыкла к нему. Когда он сел, она, улыбаясь, подошла к нему:

– Доброе утро, мистер Линч. Что-то вы сегодня припозднились.

– Уезжаю, – ответил он. Он предпочел бы официантку, которая занималась бы только своим делом, ну да ничего не поделаешь. Он перекинулся с ней несколькими словами; пусть запомнит его не как мрачного, угрюмого джентльмена, а как обычного торговца, остановившегося в мотеле проездом на пару недель. Тогда его облик запечатлеется в ее памяти неопределенно, смутно, и, если полицейские через день-два начнут задавать вопросы, она не сможет вспомнить ничего заслуживающего внимания.

– Жаль, – сказала она. – Что вам подать?

Заказав яичницу, бекон, апельсиновый сок и черный кофе, он сидел, глядя в окно на проезжавшие по шоссе грузовики. Поев, оставил обычные чаевые, оплатил в расположенной у двери кассе стоимость завтрака и, перейдя шоссе, вошел в мотель.

Дежурная за стойкой регистратуры вопросительно взглянула на него.

– Да, сэр?

– Я хочу рассчитаться.

– Хорошо, сэр. Номер вашей комнаты?

– Одиннадцать.

– Ключ у вас с собой?

– Мои вещи пока в номере.

– Хорошо.

Она выдвинула регистрационный ящик и вытащила его счет.

Что-нибудь заказывали сегодня утром? По телефону не говорили?

– Нет.

– Пожалуйста. – Она протянула ему счет. Сто сорок долларов. Паркер вытащил бумажник и выложил на стойку нужную сумму из денег, что получил от Нормана Берриджа.

– Деньгами? – удивилась она. Это был опасный момент, он предвидел его, но не мог избежать. Уехать, не заплатив по счету, значило бы пустить копов по своему следу на день раньше. Стали бы разыскивать «понтиак», который примелькался здесь за эти три недели. Кредитные карточки или чековая книжка не годились, а подделать чек накануне ограбления было бы верхом неосторожности. Единственное, что оставалось, это оплатить счет наличными.

Поэтому на удивленный вопрос дежурной он только пожал плечами:

– Так велела бухгалтерия компании. Это как-то связано с налогами. Мне и самому прежний способ нравился больше. Предъявишь карточку «Америкэн экспресс» – и все дела.

– Квитанция вам нужна?

– Да, по ней мне возместят расходы. Поставив печать на квитанции, она протянула ее ему со словами:

– Спасибо, сэр, что остановились у нас. Приезжайте снова.

Паркер вышел на улицу. Был погожий, солнечный день, хотя и прохладный. Пройдя мимо строя домиков, он остановился у своего и отпер дверь. Тележка горничной стояла у соседней двери. Он оставил дверь своей комнаты открытой, уложил вещи в чемодан, кроме черного свитера с длинными рукавами и высоким воротником, темно-серой спортивной куртки и спокойной расцветки (голубой с черным) галстука, который сунул в боковой карман куртки. Поставил чемодан на пол, лег на кровать и закрыл глаза.

В комнате чуть потемнело, и он понял, что кто-то стоит у двери. Открыв глаза, он увидел горничную.

– Я уйду минут через двадцать-тридцать, – сказал он, и она ушла.

В четверть первого он услышал шуршание гравия под колесами машины. Он сел и, увидев «понтиак», остановившийся под окном, встал с кровати.

Воспользовавшись дневным перерывом, приехал Деверс. Как только в дверях, освещенных ярким солнцем, появился Паркер, неся в правой руке чемодан, а в левой спортивную куртку и свитер, он выскочил ему навстречу.

– Может быть, вы поведете машину?

– Почему не вы?

Засмеявшись, Деверс покачал головой.

– По правде говоря, я немного волнуюсь. С самого утра.

Паркер кивнул:

– Ладно.

Бросив вещи на заднее сиденье, он сел за руль; Деверс, обойдя машину, занял место рядом с ним.

Деверс не выключал двигатель. Паркер подал назад, повернул, направил машину вперед и влился в жидкий поток машин, идущих по автостраде в западном направлении.

– Через какое-то время, наверное, привыкаешь? – спросил Деверс.

– Да, – ответил Паркер. – Правда, есть такие, которые всегда волнуются до. А есть такие, которые начинают волноваться после.

– А вы?

– Я вообще не волнуюсь.

Он не хвастал, это было правдой. В подобной ситуации, которая им предстояла сегодня, он становился еще более невозмутимым и уверенным. Он организовал, знал, каким образом будет шаг за шагом развиваться разработанный им сценарий, и чувствовал себя хладнокровным режиссером назначенной на вечер премьеры; все должно произойти так, как намечено. Причин для волнения не было. Он понимал, что актеры дрожат, но ему, постановщику, это ни к чему.

А если что-то пойдет не так, он будет тут же, готовый ко всяким неожиданностям. Он мигом найдет выход из непредвиденных ситуаций, чтобы благополучно уйти с добычей, несмотря ни на что. Поэтому он не мог позволить себе волноваться ни до, ни во время операции, ну а после нее вообще глупо волноваться. Поэтому он никогда и не волновался.

Деверс обтер рот тыльной стороной руки.

– Я просто не понимаю, – сказал он. – Просто не представляю себе, как можно привыкнуть к таким вещам.

– Это получается потом само собой, – сказал ему Паркер.

– Да, наверное.

Перед Норт-Бангором они увидели белый деревянный дом, рядом с которым на дереве была прикреплена доска с надписью: «Туристы». За домом было пять-шесть небольших коттеджей, похожих на миниатюрные копии главного. Перед одним из коттеджей стоял черный микроавтобус марки «Бьюик».

Когда они проезжали мимо. Деверс, показав на него пальцем, сказал:

– Еще не уехали.

– Успеют, – ответил Паркер.

Речь шла о Джеке Кенгле, Филли Уэббе и Билле Стоктоне, которые приехали в понедельник, выслушали план и согласились в нем участвовать. Микроавтобус принадлежал Уэббу, и постоянной в нем была только фабричная марка – он никогда не переставал оставаться «бьюиком». Но черным он стал всего лишь неделю или две назад, и в конце этой недели снова приобретет другой цвет. Сейчас на нем был номер штата Мэриленд; но сколько их было до этого и сколько их еще будет! Уэбб громко похвалялся, что его машину невозможно выследить; Паркер понимал, что Уэбб относится к ней, как к любимой игрушке.

Не доезжая до Монеквуа, Паркер свернул направо и поехал по дороге, огибающей город и ведущей непосредственно к воздушной базе. Он остановился перед главными воротами. Деверс вышел.

– До вечера, – сказал он...

– До вечера, – отозвался Паркер.

Паркер поехал в город.

В час дня он был у дома Фуско, перед которым и оставил машину. Становилось теплее, однако температура сегодня вряд ли намного превысит семьдесят градусов, через два-три часа она начнет спадать.

Паркер зашел в дом. Фуско сидел в кухне и ел кукурузные хлопья с молоком.

– Я сегодня в няньках. Элен отправилась к своему психиатру. Сказала, что придет после двух, – крикнул он.

Паркеру было все равно, где она и когда вернется. Он спросил только:

– Вы достали костюмы?

– Они в спальне, в шкафу.

– Хорошо.

По небольшому коридору он прошел в спальню, как и все в доме, вылизанную, чисто функциональную, безликую. Это была комната Элен, но ей удалось сделать ее такой, что невозможно было определить, кто там живет. Пустой туалетный столик, стул, на котором нет никакой одежды, тумбочка с обычной настольной лампой и пустыми чистыми пепельницами, опрятно застеленная кровать, которая ничего не говорила о том, кто в ней спит.

Два стенных шкафа. Паркер открыл один из них. Он был заполнен аккуратно развешанной строгого покроя женской одеждой. В другом шкафу находились вещи Деверса, и, хотя все они висели на вешалках, там совсем не было такого порядка, как в первом шкафу. Обувь внизу не была расставлена по парам, на полке валялись какие-то случайные предметы.

То, что искал Паркер, находилось в этом шкафу. Это были надевающиеся через голову туники, напоминающие белые балахоны, что носят иногда парикмахеры и зубные врачи. Но эти были не белые, они отливали металлическим блеском, ярким, как золотая фольга, в которую оборачивают шоколадные конфеты; казалось, весь шкаф был пронизан им. У них были длинные, собранные на запястьях рукава и твердые высокие воротники. В таких костюмах по телевизору показывают казаков и их акробатические танцы.

Паркер вынул одну тунику, осмотрел ее на свету, удовлетворенно кивнул и положил обратно. Да, Фуско не зря съездил в Нью-Йорк, где взял напрокат эти вещи. Это было то, что надо.

Он вернулся в гостиную. Фуско мыл тарелку.

Паркер крикнул ему:

– Ничего, хорошо смотрятся. Фуско закрыл кран.

– Нравятся? Мне пришлось заглянуть в три места. – Вытерев руки посудным полотенцем, он вошел в гостиную. – Вы бы видели, что только они не пытались мне всучить.

Паркер сел на софу.

– Вы увезли отсюда все свои вещи?

– Конечно, – ответил Фуско. – Да у меня их немного. Получилось одно место, я отправил его сегодня утром по «Рейлвей экспресс». – С отелем он рассчитался еще в воскресенье утром и после этого ночевал здесь, лишь последнюю ночь провел в нью-йоркской гостинице.

– На какой адрес?

– Манхэттен, до востребования.

– Правильно.

– Хотите кофе? Что-нибудь выпить?

– Ничего не надо.

Паркер закрыл глаза. Он знал, что большинство людей нервничает перед делом, а нервничающие люди любят поговорить. Он не хотел разговаривать, и самый простой способ избежать этого – закрыть глаза. Когда у вас закрыты глаза, люди не решаются вас тревожить, даже если знают, что вы не спите.

Так он сидел, не думая ни о чем определенном; бессвязные мысли относились главным образом к Пуэрто-Рико и Клер. Он ждал.

Наконец Фуско сказал:

– Вот и мальчики.

Тогда он открыл глаза и встал.

У дома остановился микроавтобус. Из него вышли трое. Впереди шел Джек Кенгл, за ним следовал Билл Стоктон, высокий, тощий парень с черными волосами и разболтанной походкой. Замыкал шествие Филли Уэбб, владелец микроавтобуса; ему предстояло сегодня вечером сидеть за рулем. Он был маленького роста, коренастый, смуглый, с подбородком и руками штангиста, что делало его похожим на обезьяну.

Фуско открыл им дверь; все они были одеты, как Паркер, – белые рубашки, черные брюки, бесшумные мягкие подошвы.

– Это время я всегда ненавидел, – сказал Кенгл. – Перед делом, понимаете? Когда нужно только ждать.

– Наверное, здесь найдется колода карт, – сказал Уэбб.

– Конечно, – отозвался Фуско. – Мы можем играть на кухне. Я сейчас посмотрю.

Четверо уселись, чтобы убить время, играть в покер. Ставки делали небольшие; считалось, что игра на деньги, которые еще не украдены, может принести неудачу.

Паркер не играл. Он предпочел сидеть в гостиной, ничего не делая, снова и снова прокручивая в голове каждую деталь будущей операции, проверяя, не упустил ли он что-нибудь важное.

Элен вернулась домой в двадцать минут третьего.

Бросив взгляд на мужчин, играющих в карты за столом в кухне, она спросила Паркера:

– Долго вы еще намерены пробыть здесь?

– Уже недолго, – ответил он.

У Элен был вид человека, пришибленного горем. Молча походив по гостиной, она ушла в спальню. Паркер, нахмурившись, наблюдал за ней. Его тревожило ее поведение, не нравились внезапные и частые перемены в настроении.

Все началось со странного предложения, высказанного безразличным, без капли чувственности тоном. Тем не менее это было сексуальное предложение, но сделала она его словно против своей воли, подчиняясь импульсу, которого не понимала и сама.

Он ни на минуту не усомнился в характере ее предложения. До этого она два дня то смотрела на него кротко и покорно, то пыталась устраивать сцены, словом, вела себя так, как если бы считала, что он жаждет уложить ее в постель.

Потом это внезапно кончилось, и наступила новая фаза. От нее стала исходить ненависть, холодная, молчаливая, смертельная. Она была всегда рядом и бросала на него такие злобные и враждебные взгляды, что, казалось, ищет только предлога, чтобы броситься на него с ножом.

Но и это кончилось. Ему показалось, что изменения в ее настроении каким-то образом связаны с сеансами психотерапии: уходя в одном настроении, она приходила в другом. Фазу ненависти сменила фаза равнодушия; Элен стала полностью его игнорировать, будто его не существовало вовсе. Это было не высокомерие монаршей особы, когда игнорирование нижестоящего все же не означало неведения о его существовании. Нет, Паркер просто перестал существовать для нее, как если бы в ее глазах образовалось слепое пятно, в центр которого неизменно попадал он.

Такое ее поведение устраивало его более всего, но потом снова все изменилось – в последнее время в ее глазах появился панический страх разоблачения, который заставлял его нервничать в ее присутствии почти так же, как нервничала она сама. Паркер пытался выяснить у Деверса и Фуско, что бы это могло значить, но оба уверили его, что Элен не способна совершить ничего такого, что могло бы привести ее в такое состояние. Например, позвонить в полицию.

– Знаете, иногда на нее что-то находит, – сказал Деверс, а Фуско прибавил:

– Элен не станет стучать, это у нее просто месячные.

Паркеру пришлось поверить им на слово, но все это ему совсем не нравилось, и, когда она вертелась около него, он с трудом сдерживал раздражение.

Как бы там ни было, скоро все кончится. Сегодня вечером он уйдет из этого дома навсегда, и пусть Элен Фуско продолжает озадачивать окружающих, его уже это не будет касаться.

Но он не предвидел, что ему предстоит еще одна, последняя беседа с ней. Сразу же после трех она вошла в гостиную и села на противоположный от него конец софы. Она курила, время от времени нервно постукивая сигаретой по пепельнице.

По-видимому, она хотела что-то сказать, но никак не могла решиться. Паркер молча ждал.

Наконец, не глядя на него, Элен спросила:

– Что будет, если что-нибудь пойдет не так?

Он посмотрел на нее. Элен не спускала глаз со стоящей на кофейном столике пепельницы, нервно стряхивая в нее воображаемый пепел.

– Что именно? – спросил Паркер. Она конвульсивно передернула плечами.

– Не знаю. Всякое может случиться. Например, раньше времени поднимется тревога. Кто-нибудь начнет проверять документы. Или еще что-нибудь.

– Мы постарались все это учесть.

– Но ведь может произойти что-то непредвиденное!

– Не исключено.

– По-моему, за это не стоит браться. Паркер смотрел на Элен и ждал, что она скажет дальше. Она сидела съежившись, нервно постукивая сигаретой по пепельнице, крепко сжимая правой рукой левое плечо как бы в попытке унять дрожь; и, хотя она, по-видимому, сейчас не испытывала перед ним такого страха, как раньше, нервничала она сильнее прежнего. Элен напоминала старую машину с испорченным двигателем: капот вибрирует, а машина ни с места.

Так как он продолжал молчать, оставив ее последние слова без ответа, она, бросив на него быстрый взгляд – глаза ее были большие, круглые и полные отчаяния – и, сразу же отведя их, вновь обратив на пепельницу, сказала:

– Возможно, это к вам не относится. По-видимому, вам нравятся такие вещи. Но Стену они не подходят. И Марти тоже. А Стену уж точно!

– Он сам решал, – ответил Паркер.

– Я не хочу, чтобы вы его в это вовлекли.

– Поговорите с ним.

– Я говорила. Давно. Дело в том... – Она замолчала, покачала головой и, нахмурившись, уставилась на сигарету, не зная, что сказать дальше. Наконец продолжила: – Ведь что будет со Стеном, если что-нибудь не заладится? Он не профессионал, вдруг он не сумеет убежать. А для него это важно, разве вы не понимаете? Марти уже побывал в тюрьме, ему это не впервые. Джек Кенгл тоже сидел. Но Стен – другое дело. Попасть в тюрьму было бы для него ужасным потрясением.

Паркер подумал, неужели она действительно верит, что есть люди, для которых тюрьма – пустой звук. Но вслух сказал:

– Наверное, Стен уверен, что не попадет в тюрьму.

– Знаю. Он считает, что стоит рискнуть, вы все уверены, что такие деньги оправдывают всякий риск.

– Может быть, так и есть.

– Почему вы?.. – начала она и снова осеклась, отчаянно покачала головой, затянулась и выпустила изо рта облачко дыма.

– Что почему?

– Ничего, – сказала она, отвернувшись.

– Почему мы не отменим все это? Покачав головой, она вышла из гостиной. Он не сомневался, что она хотела сказать это, но, начав говорить, поняла бессмысленность своих уговоров: ведь в шкафу уже лежат костюмы, в комнате дочки – автоматы, у дома стоит автобус, партнеры играют в покер в кухне, – поэтому и прервала себя на полуслове. Но было совершенно очевидно, чего больше всего на свете ей хочется: чтобы ничего не было ни сегодня, ни когда-либо потом.

Паркер не встречал еще женщин, у которых настроение менялось бы так часто; по-видимому, вскоре и это состояние крайнего возбуждения сменит какое-нибудь другое. Как хорошо, что у него есть такая женщина, как Клер, надежная, сильная и достаточно умная, чтобы держаться в стороне от его дел. С какой радостью он вернется в Сан-Хуан, снова увидит ее, будет проводить с ней время на пляже, ходить в казино.

Паркер ходил в казино ради Клер. Играла там она, если, конечно, это можно назвать игрой.

В казино в Сан-Хуане не было атмосферы алчной одержимости, безрассудной погони за выигрышем, какой отличались казино Лас-Вегаса, где играли в залах без часов и окон, чтобы ничто не напоминало о времени.

В Сан-Хуане казино играли роль увеселительного компонента индустрии туризма наряду с пляжами, ночными клубами, ресторанами и поездками на лодках в Сент-Томас за беспошлинным ликером. В отелях казино были открыты каждый день с восьми вечера до четырех утра, и тому, кто хотел таким образом провести свой досуг, предоставлялась возможность выбора между рулеткой, черным валетом и крепсами.

Клер специализировалась на крепсах. Она покупала пятьдесят однодолларовых фишек и шла к столику, где было поменьше людей. Она пускала в ход сразу все пятьдесят фишек, играя только на групповых пари, всегда пасовала, выигрывая примерно один раз из трех. Она была самым пассивным игроком, но ее возбуждал сам процесс игры, и, когда кучка ее фишек постепенно таяла, ее глаза начинали блестеть, движения становились все более порывистыми, выражение лица – все более взволнованным. Потеряв последнюю фишку, она отходила от стола такой радостной и упоенной, точно сорвала банк. Игра действовала на нее так, как на других действует хороший алкогольный напиток; она давала ей возможность сильнее ощутить наслаждение от жизни и от самой себя. После казино они всегда отправлялись прямо в свой номер и в постель, и в любви она была нетерпеливее и изобретательнее обычного.

Да. Хорошо бы вернуться поскорее в Сан-Хуан, к Клер.

Паркера даже несколько удивило, что его мысли приняли сексуальный характер. Это была еще одна перемена, которой он обязан Клер. Прежде он нуждался в сексе сразу же после операции, он отдавался ему со всей страстью, на какую только был способен, но постепенно потребность в сексе ослабевала, и в конце концов любовные утехи совершенно перестали занимать его – это означало, что он готов для следующей работы. С появлением Клер все стало иначе. Вот и сейчас, в день, когда намечено ограбление, его мысли заняты Клер; он видит, как она лежит на белых простынях полутемной, прохладной комнаты отеля Сан-Хуана, на улице яркий солнечный день, туристы и местные жители торопятся кто куда, а ее руки сжимают его в объятиях.

Он по-прежнему сидел в гостиной, пустив свои мысли блуждать, где им заблагорассудится, пока, посмотрев на часы, не увидел, что уже четыре.

Тогда он встал и, зайдя на кухню, сказал:

– Пора.

– Хорошо, – откликнулся Уэбб. Он уже отыграл, поэтому сразу же встал, сгреб выигранные деньги, засунул их в карман, зевнул и потянулся, разведя в стороны непомерно длинные для такого короткого туловища руки.

Остальные трое открыли свои карты: выиграл Кенгл.

Сгребая деньги, он с улыбкой произнес:

– Кажется, мне изменила удача. Самое время кончать.

– Надеюсь, сегодня ночью мне повезет больше, – сказал Стоктон.

– Сколько выиграл? – спросил Кенгла Фуско.

– Восемнадцать.

– Я на три больше, – сказал Уэбб.

– А я продулся. – Стоктон встал из-за стола.

– Паркер, я сейчас приду. Только с Элен попрощаюсь, – сказал Фуско.

– Заодно захватите костюмы.

– Хорошо.

– Где оружие? – спросил Стоктон.

– Там.

Стоктон и Кенгл вслед за Паркером прошли в детскую комнату. Пема, как обычно, спала после полудня, укрывшись грязноватым шерстяным одеялом, которое она повсюду таскала с собой. Паркер открыл стенной шкаф, вытащил оттуда коробки и передал их Стоктону и Кенглу, которые на Цыпочках вышли из комнаты.

Фуско все еще был у Элен. Кенгл, стоя посреди комнаты с тяжелыми коробками, на которых были нарисованы детские гоночные машины, кивнул в сторону спальни:

– Марти, похоже, никак не может расстаться со своей бывшей женой?

– Просто, как воспитанный гость, он благодарит ее за все приготовленные для него завтраки, – ответил Паркер.

Кенгл сделал гримасу и кивнул.

– Точно. Видели бы вы его в тюряге! Уж такой был вежливый.

Уэбб, взявшись за дверную ручку, сказал:

– Увидимся позже, Паркер.

–Да!

Все трое вышли, впереди Уэбб, за ним Стоктон и Кенгл с коробками в руках, которые они сложили к задней стенке микроавтобуса. Через минуту они двинулись в путь.

Паркер, стоя у открытой двери, ждал Фуско. Через три-четыре минуты он вышел из спальни с туниками, которые нес на плечиках. Вид у него был встревоженный.

– Паркер, – сказал он, – она страшно нервничает. Прямо истерика.

– Пройдет, – ответил Паркер. – Костюмы нужно уложить в сумку. Не надо, чтобы нас видели с ними.

– Здесь на нас никто не смотрит. Мы выходим и заходим в любое время.

– Потому что все думают, что знают, зачем мы тут. Элен в разводе, ходят мужчины. Но эти золотые штучки могут запомниться. Завтра, чего доброго, полицейские начнут расспрашивать Элен, куда делись парни с золотыми балахонами.

– И с золотом. Вы правы. Минуточку. Фуско принес из кухни хозяйственный пакет, снял туники с плечиков, сложил их и сунул в пакет. Потом они пошли к «понтиаку». На заднем его сиденье по-прежнему лежали чемодан Паркера, его свитер и спортивная куртка. Теперь прибавился еще и пакет с туниками. За руль сел Паркер.

Они поехали на восток, но, миновав воздушную базу, свернули влево, к Хилкер-роуд. Проехав мимо южных ворот, сделали еще четыре мили в северном направлении и свернули на проселочную дорогу. Паркер вел машину медленно. Путь был крутой, с множеством резких виражей. Кругом ничего не было видно, все застилала пыль: дорогу эту проложил когда-то бульдозер, прорыв ее в горном склоне. Складывалось впечатление, что по ней никто не ездил несколько лет. Дождевые потоки, стекающие со склонов в долину, образовали глубокие извилистые рытвины; здесь и там над дорогой нависали ветви деревьев, царапающие крышу машины, а в двух местах дорогу перегородили толстые ветви, которые Паркер, Деверс и Фуско убрали, когда проезжали здесь первый раз.

Через три мили, поднимаясь почти все время вверх, они наконец добрались до сгоревшего охотничьего дома. Когда-то это было большое двухэтажное строение из камня и бревен, но огонь его почти полностью уничтожил. Позади дома располагался просторный s гараж на десяток машин; он тоже почти весь сгорел, целым остался только один угол, и там сейчас можно было поставить не больше трех машин. Другую постройку, высокий ангар, огонь не затронул вовсе.

От основного здания остались каменные стены, высота которых в разных местах составляла от трех до семи футов. Внутри этих стен – черное переплетение обугленных балок и бревен. Три лета и три зимы лишили пожарище всяких следов человеческого присутствия. Здесь и там росла трава – зеленые островки посреди угля и копоти.

На деревьях и остатках каменных стен можно было увидеть прикрепленные знаки «Проезд запрещен», но никаких признаков того, что кто-нибудь побывал здесь в последние годы и проверил выполнение этих предписаний, не было. В гараже и ангаре царило полное запустение. Ясно, что восстанавливать «сторожку Эндрю» никто не торопился. Наоборот, возникало подозрение, что поджог был намеренным, ради страховки, а когда заведение приносит постоянную прибыль, такого не происходит. По-видимому, владельцы «сторожки Эндрю» несли убытки из-за канадских охотничьих угодий, расположенных по соседству и внушавших охотникам надежду на лучшие трофеи, чем здешние места с уже распуганной дичью.

Микроавтобуса не было видно, но, огибая на «понтиаке» основное здание, они заметили у сохранившейся части гаража Стоктона, который, стоя у открытой двери, сделал им знак заезжать внутрь.

Паркер завел машину в гараж и выключил двигатель, а Стоктон прикрыл обе створки двери. Выходя из «понтиака», Паркер забрал с заднего сиденья спортивную куртку и свитер.

Гаражные отсеки не разделялись стенами, «понтиак» стоял ближе к сгоревшей части гаража, возле микроавтобуса, на котором приехали ребята. Еще дальше, у самой стенки, стоял другой автобус. Сейчас он уже совсем не походил на автобусы небольших частных школ, на которых возят детей. Когда Паркер впервые увидел его у мусорной свалки в Балтиморе, автобус был желтый, но с тех пор он претерпел много метаморфоз. Голубовато-синего, «королевского» цвета, внутри гаража он казался темным, но на свету он будет ослепительно ярким, как бассейн, искрящийся под лучами солнца. На него поставили новый двигатель, гораздо более мощный. Фальшивые номера штата Мэриленд, с которыми он приехал сюда, Уэбб заменял сейчас нью-йоркскими, такими же фальшивыми, но на них имелись регистрационные бумаги, правда тоже поддельные. Кенгл прикреплял к левому борту автобуса один из двух изготовленных ими белых матерчатых плакатов, на которых большими красными буквами было написано:

«ЭРНИ СЕДЬМОЙ И ВОСЕМЬДЕСЯТ»

На автобус и музыкальные инструменты, которые были положены в салоне так, чтобы их легко можно было увидеть в окна, ушла большая часть денег Нормана Берриджа. Паркер, обойдя «бьюик», задержался перед плакатом.

Усмехнувшись, Кенгл сказал:

– Неплохо получилось, а?

– Здорово, – сказал Паркер.

– Да, не придерешься. Совсем как настоящий.

Паркер согласно кивнул. Автобус, который так бросается в глаза, вряд ли вызовет подозрения.

Спортивную куртку и свитер Паркер бросил на заднее сиденье автобуса. Фуско вошел в автобус вслед за ним, вынул золотые туники из коричневого бумажного пакета, встряхнул их и, кое-как разгладив складки, развесил по спинкам кресел. Паркер, обойдя Фуско, вышел из автобуса. Кенгл закреплял второй плакат на другом борту автобуса. Третий, поменьше, но такой же яркий, Стоктон повесил на заднее стекло. Уэбб, уже заменивший номера, возвращал инструменты в сумку, лежавшую в задней части микроавтобуса.

Без десяти пять они были полностью готовы. Все, кроме Стоктона, открывавшего двери гаража, сели в автобус. Двери гаража, когда Паркер и Фуско приезжали сюда в первый раз, были заперты на висячие замки, и, чтобы открыть гараж, их пришлось подпилить, но Паркер и Фуско сделали так, что замки, навешанные снова, выглядели целыми и невредимыми.

Мужчины натянули на себя туники и разместились впереди. Уэбб сел за руль, завел двигатель, который зашумел не громче, чем прежний, и выехал на освещенную солнцем поляну с редкими деревьями. Стоктон закрыл двери гаража, навесил замки, и, когда Уэбб развернул автобус, влез в него, но тунику пока не надел.

Автобус медленно спускался по пыльной дороге, Уэбб старался не особенно трясти то, что там лежало. Коробки для игрушек скромно лежали на полу рядом с последним сиденьем, заваленные музыкальными инструментами: малыми барабанами, электрической гитарой с усилителем, саксофоном и тремя-четырьмя другими.

Перед самой Хилкер-роуд Уэбб остановился, Стоктон вылез и дальше пошел пешком. Он отошел на довольно большое расстояние, и, когда остановился, его уже с трудом можно было разглядеть; они ждали от него сигнала, что ни в одном направлении не видно ни одной машины.

Минуты через две он подал такой сигнал, и Уэбб, не нажимая на тормоза, пулей спустился вниз и вывел машину на асфальтированную дорогу. Стоктон вскочил в открытую дверь автобуса, когда тот поравнялся с ним.

Уэбб нажал на акселератор, и они рванули, вперед, на юг.

Через пять минут они были уже у южных ворот. По дороге Кенгл, Стоктон и Фуско о чем-то разговаривали, но, когда Уэбб повернул к воротам, разговор сразу затих, и в автобусе воцарилась тягостная тишина. Было десять минут шестого.

Уэбб, остановившись у ворот, опустил стекло и крикнул полицейскому:

– Как проехать к офицерскому клубу?

Тот что-то ответил.

Уэбб, прикидываясь недоумком, произнес:

–А?

Полицейский, по-видимому, повторил сказанное.

Уэбб произнес:

– Минутку, – и, обернувшись, крикнул Паркеру так, чтобы полицейский слышал: – Он говорит, что ему надо посмотреть сопроводиловку.

Паркер вынул бумагу из внутреннего кармана лежавшей на соседнем сиденье спортивной куртки, прошел вперед, передал ее Уэббу, а тот в свою очередь вручил ее полицейскому со словами:

– Это что ли вам?

Бумага, конечно, была так себе. Она была написана на бланке офицерского клуба, который Деверс украл в прошлую пятницу. Адресована концертному агентству «Шинан и Уилкокс» в Нью-Йорке (адрес его взяли из телефонной книги) и подписана майором Алексом Картрайтом – так действительно звали начальника офицерского клуба военно-воздушной базы Монеквуа; в письме содержалась заявка на концерт группы «Эрни Седьмой и Восемьдесят» на предварительно, путем переписки, согласованных условиях, в среду тридцатого сентября в офицерском клубе Монеквуа. «Это письмо, – писалось в конце, – служит основанием для выдачи одноразового пропуска на территорию базы. Группа должна прибыть не позже пяти часов вечера».

Паркер наблюдал за происходящим через окно, и в ту секунду, когда, по его расчету, полицейский должен был закончить чтение письма, он выглянул из автобуса и крикнул:

– Приятель, мы опаздываем. Можно? Это был решающий момент. Если их сразу же пропустят, прекрасно! Но если для верности полицейский захочет позвонить майору Картрайту, им не останется ничего иного, как развернуться и умчаться.

Вся проблема заключалась в автобусе. На нем они должны были увезти добычу; если бы они решили воспользоваться «понтиаком» Деверса, то их легко могли бы выследить. У дежурных охранников нетрудно было узнать, какие машины покинули базу сразу после ограбления. Если же украсть машину из гаража базы, пришлось бы с ходу пробиваться через ворота, а этого им хотелось избежать. В любом случае им требовалось по меньшей мере полчаса, чтобы навести полицию на ложный след, а самим залечь на дно. Поэтому нужна была машина с соответствующими документами, пусть даже фальшивыми.