Текст книги "Афера с редкими монетами"

Автор книги: Ричард Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 2

Лемке стоял в кухне дома Билли Лабатарда и смотрел на воду, которая все никак не хотела закипать. Вообще-то он сейчас с большим удовольствием выпил бы виски со льдом, тем более что и бутылка с выпивкой, и кубики льда были здесь же под рукой, но за многие годы – за несколько десятков лет – он уяснил одно простое правило: не пей в тот вечер, когда собираешься отправиться на дело. Не пей, если не хочешь угодить за решетку и растерять здоровье. Вот когда все будет кончено, можно будет напиться основательно, и уж тогда он обязательно напьется, но пока придется ограничиться чаем, если вода наконец закипит.

Дверь в кухню приоткрылась, и из-за нее показалась голова Билли Лабатарда.

– Паркер спрашивает, куда ты подевался, – объявил он.

– Сейчас приду, – ответил Лемке. Поздний субботний вечер, часы в кухне показывают одиннадцать тридцать семь, им пора бы уже готовиться. Но Лемке не покидало неприятное ощущение пустоты в желудке. Он собирался сначала заполнить чем-нибудь эту пустоту, а уж потом выйти в гостиную, сесть за стол и в последний раз обсудить то, что каждый будет делать этой ночью.

– Скажи ему, что я приду через минуту. Сейчас приду, – повторил он, с нетерпением глядя на чайник с водой, стоявший на плите.

– Ладно, – неохотно согласился Билли, но никуда не ушел. Вместо этого просунул голову еще дальше в кухню и прошептал: – Ты ведь не расскажешь ему, правда?

– Я уже обещал тебе, что не расскажу, – усмехнулся Лемке.

– Мне бы не хотелось, чтобы... – Билли сконфужено замолчал и сделал неопределенный жест рукой.

– Я знаю, чего тебе хочется, – съязвил Лемке.

Билли, испуганно вздрогнул. У него на лице появилось страдальческое выражение. Не произнеся больше ни, слова, он скрылся за дверью. Лемке был уже готов пожалеть, что потерял самообладание и обидел и без того несчастного парня, но уж так получилось, и ничего тут уже не поделаешь. Кроме того, вода в чайнике наконец закипела. Он тут же налил кипяток в чашку, куда был предварительно положен пакетик с заваркой. Подождал, пока чай заварится.

В конце концов, Билли сам во всем виноват, и нечего переживать по его поводу. Не надо было суетиться, как он это сделал прошлой ночью, когда на лестнице в отеле вдруг объявился кто-то из знакомых торговцев. Нечего надоедать ему, Лемке, сейчас, вновь и вновь упрашивая не рассказывать Паркеру об этом. Мысленно Лемке оправдывал себя: он уже не так молод, нервы уже не те, вот и сорвался. Для Билли же – молодого и довольно неглупого – никакого оправдания не было. Лемке привязался к этому парню с первой их встречи и ни за что не хотел признаться себе в том, что Билли был обыкновенным трусом. Он чувствовал себя отцом, отягощенным заботами о неблагополучном сыне.

Своих детей у Августа Лемке не было, хотя он был два раза женат. В первый раз он женился, когда ему было двадцать три года, через семь лет после своего первого удачного ограбления. В те времена у него был дом в Атлантик-Сити. Он частенько появлялся на пляже и там встретил свою Марджи. Они полюбили друг друга, поженились, но спустя семь месяцев совместной жизни он совершил ошибку, рассказав ей, откуда у него деньги. После этого разговора она отправилась прямиком в полицию, и он в момент лишился всего. Она не стала тратить время на бракоразводные процессы, а просто добилась, чтобы их брак был объявлен недействительным. Последующие двадцать два года он прожил холостяцкой жизнью, пока двенадцать лет назад не женился на Кейти Расселл, вдове Кэма Расселла, одного из известнейших в свое время «медвежатников» и горького пьяницы, который, однако, разбирался в банковских сейфах получше любого банкира. Он был застрелен молокососом-полицейским в Уилмингтоне, штат Делавэр, когда взялся за безнадежное дело. Лемке и Кейти прожили вместе шесть счастливых лет, пока Лемке сам не завалился во время ограбления на Род-Айленде. Кейти умерла от сердечного приступа, когда он был в тюрьме. Несколько месяцев назад он наконец освободился, но за воротами тюрьмы его никто не ждал, и в кармане у него не лежал сложенный листочек бумаги с адресом, куда бы он мог отправиться. Он был вором, и в жизни не знал никакого другого занятия. У него не было знакомых, кроме подельщиков, с кем ему прежде приходилось вместе работать. Он был подавлен и одинок, и именно поэтому ему очень нужны были деньги. К тому же он уже стар и считался вышедшим в тираж. Лемке вполне отдавал себе отчет в том, что никто не станет связываться ним и рисковать, приглашая в дело. Поэтому на сей раз он решил, что инициатива должна исходить от него самого.

Тогда он принялся самостоятельно зондировать почву среди своих знакомых, пока наконец один из коллег по имени Байнум – никогда не блиставший особым умом – не порекомендовал ему Билли Лабатарда. Сам Байнум однажды уже ограбил по наводке Лабатарда одного торговца монетами, правда не получив с этого особой прибыли. Но зато для Лемке это было реальным шансом заиметь хоть что-то про запас. Поэтому Лемке нанес визит к Билли, который жил один в доме покойных родителей. Он оказался большим ребенком, которому уже так и не суждено повзрослеть, а Лемке к тому времени был уже вполне готов по-отечески позаботиться о нем.

Идея о том, чтобы обчистить съезд нумизматов, исходила от самого Билли или, может быть, от Клер, к которой Лемке с самого начала относился с определенной опаской.

Когда в общих чертах все было более или менее продумано, Лемке связался с Джеком-Французом и Паркером, и вот в мгновение ока дело оказывается перехваченным у него Паркером. Тем самым Паркером, который с неизменным хладнокровием воплощал в жизнь самые дерзкие ограбления. Паркер был невозмутим и спокоен, и Лемке знал, что именно это и удерживает их всех вместе. Билли хотелось все бросить и выйти из игры, и это было похоже на то, как терзаемый пытками мученик начинает желать смерти. Сам Лемке чувствовал себя теперь по-стариковски слабым, его то и дело одолевали сомнения. Отто Майнзер, этот сумасброд, готовый крушить все на своем пути, тоже сдерживал себя, памятуя об авторитете Паркера.

Все, что теперь ему остается, мысленно убеждал себя Лемке, это продержаться еще совсем немного. Паркер сам заправляет всем, и у него это неплохо получается, а он, Лемке, должен лишь подчиняться его приказам. Действовать так, как того требуют его собственный опыт и интуиция. Тогда все будет нормально.

– Лемке.

Вздрогнув, он обернулся. На пороге стоял Паркер.

– Да, да, – сказал Лемке. – Сейчас иду.

Паркер вышел из кухни, а Лемке торопливо вытащил из чашки пакетик с заваркой и, бросив его в мусорное ведро, взял свой чай и поспешил в столовую.

Все остальные уже собрались вокруг стола, во главе которого сидел Паркер. Билли присел напротив него. Отто Майнзер и Майк Карлоу расположились по одну сторону, а с другой стороны сидела Клер, и был оставлен свободный стул для Лемке. Он занял свое место и поставил перед собой чашку с чаем.

– Лемке, – заговорил Паркер, – вчера вечером ты был на месте и огляделся. Расскажи теперь нам что к чему.

– Конечно, – сказал Лемке. Он взял в руки чашку и отпил небольшой глоток, но чай был еще слишком горячий. Тогда он снова поставил чашку на стол и продолжил: – Расклад неплохой.

– Мы все-все проверили, – услужливо поддакнул Билли.

– Заткнись, Билли, – бросил ему Лемке. Он знал свое дело, у него появилась возможность вновь почувствовать себя профессионалом, и поэтому именно сейчас Билли как никогда выводил его из себя.

Он вновь заговорил спокойно, обращаясь ко всем собравшимся за столом:

– После того как закрывается танцевальный зал, пять охранников остаются нести службу. Один из них находится все время в самом зале, другой – в хранилище. При этом двери танцевального зала и хранилища заперты на замок. Наконец, еще один остается за запертой дверью в главном выставочном зале. Четвертый сидит за столом в холле, где расположены лифты и лестницы, а последний, пятый, должен совершать обход. Раз в час он проверяет тех троих, что сидят под замком. Ночная смена заступает на службу в десять, когда закрывается танцевальный зал, а утренняя приходит в шесть утра. Но сегодня что-нибудь может измениться, потому что зал был закрыт в восемь.

– Как происходит контроль во время обхода?

– Производящий обход стучит в дверь, тот, кто находится внутри, отпирает ему, и они обмениваются несколькими репликами. Похоже, что никаких паролей или условных сигналов у них нет, но мы не смогли подойти ближе, чтобы удостовериться в этом. В два часа охранник, производящий обход разнес тем, кто сидел за закрытыми дверями, бутерброды и кофе. Еду туда доставили из круглосуточной забегаловки напротив отеля.

Протянув руку, Лемке взял прозрачную папку, которую до этого Билли положил перед собой.

– Я сделал несколько снимков. И еще несколько набросков. Для наглядности.

Фотографии и эскизы пошли по кругу, а затем Паркер спросил:

– Вот это фото из вестибюля, где видны двери танцевального зала. Откуда ты это снимал?

– Зеленый диван рядом с цветочным киоском.

– Значит, оттуда тебе было видно, как охранник совершает обход?

– Да.

– А как насчет сообщения между хранилищем и залом?

– Мы смотрели в бинокль с уровня тротуара на противоположной стороне улицы, – ответил Лемке. – Ракурс не слишком удачный, но я почти уверен, что внутренняя дверь была открыта. В конце концов, это логично: двое охранников могли бы переговариваться между собой.

– Будем считать, что дверь открыта, – сказал Паркер. – И тогда лучше всего начать в два часа, когда им принесут кофе и еду. Они наверняка устроят совместную трапезу. Скажи, Лемке, а человека, сидящего на том зеленом диване, можно увидеть с улицы?

– Конечно. Через двери вестибюля.

– Это хорошо. Клер, без четверти два ты сядешь на это место в вестибюле. И как только охране принесут еду, ты дашь нам об этом знать.

– Но как? – спросила Клер.

– Будешь сидеть, закинув нога на ногу. А потом просто поменяешь ноги – это и будет сигналом.

Клер улыбнулась и согласно кивнула.

– Проще простого.

– Посидишь так еще минут десять или около того, – продолжал Паркер. – А потом присоединишься к нам.

– Ладно.

Лемке попивал чаек, который как раз остыл до нужной температуры. Чай согревал желудок, а непоколебимая беспристрастность Паркера вселяла в его душу мужество. Лемке чувствовал, как охватившая его нервная дрожь утихает, и к нему наконец начинает возвращаться былое спокойствие. Он не чувствовал уверенности в собственных силах с тех пор, как у него за спиной захлопнулась дверь камеры род-айлендской тюрьмы, и теперь он как будто заново обретал самого себя.

Лемке задумчиво улыбнулся. Все у него будет в порядке.

Паркер тем временем уже говорил, обращаясь к Карлоу:

– Ты пригонишь грузовик на место без десяти два. Вместе с Отто вы стойте там, где я вам показал, а потом перейдите на ту позицию, откуда вам с улицы было бы хорошо видно Клер. Я в это время буду стоять у окна в офисе туристической фирмы. Когда она подаст знак, ты закуришь и отойдешь обратно к машине. А ты, Отто, поднимешься наверх вместе с остальными. Нужно будет заняться дверью.

– Приду обязательно, – усмехнулся Майнзер.

– В нашем распоряжении будет пятьдесят минут, – сказал Паркер. – Все, что не успеем взять за это время, придется оставить. Билли у тебя готова схема?

– Да, конечно же, – воскликнул Билли, вскакивая со стула. – Она у меня, она... она у Лемке. Вот в этой папке.

– Расслабься, Билли, – посоветовал ему Лемке, вытаскивая план из папки. Схема была вычерчена по линейке на белом листе бумаге.

Билли принялся объяснять детали, но Лемке слушал вполуха, потому что Билли все рассказал ему раньше, да и схема оказалась предельно ясна сама по себе. Это был план танцевального зала, на котором обозначалось расположение столов, каждый из которых имел свой номер. Некоторые номера были обведены красными кружками – так обозначались именно те столы, на которые надлежало обратить особое внимание. Всего из ста трех столов красным были помечены тридцать семь.

Когда Билли закончил с объяснениями, Паркер обвел всех присутствующих суровым взглядом.

– Можно было бы обойтись и меньшими силами, – сказал он. – В таком случае мы просто унесли бы меньше товара. Единственный незаменимый здесь Лабатард. Может быть, кто-нибудь желает, пока еще не поздно, выйти из игры?

В столовой воцарилось напряженное молчание, и вскоре Лемке почувствовал на себе взгляд Паркера. Он пребывал в таком прекрасном настроении на протяжении последних нескольких минут, что до него даже не сразу дошел смысл слов Паркера. Говоря о том, что «пока еще не поздно», он обращался по большей части к нему. Но теперь, все поняв, Лемке широко улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Это не ко мне, Паркер. Я не собираюсь сходить с дистанции.

Паркер пристально смотрел на него, и Лемке выдержал его взгляд. В себе он был уверен, а до остальных ему не было дела.

И Паркер тоже видел это. Наконец выражение его лица изменилось, стало менее натянутым, и он сказал:

– О`кей, Лемке.

Глава 3

Ночные дежурства всегда считались самыми нудными.

Фред Хофман, пятидесятичетырехлетний охранник, состоял на этой службе с окончания Второй мировой войны, когда он с почестями был уволен из армии, где служил в военной полиции. За все эти годы ему даже не пришлось ни разу выстрелить из своего пистолета, если не считать, конечно, тренировок в тире, и, в общем-то, кроме как в тире, он стрельбы и не слышал. И, откровенно говоря, совсем не сожалел об этом. Ему вовсе не хотелось во что бы то ни стало попасть в какую-нибудь переделку. Миролюбивый Фред считал, что, надевая синюю форму охранника, он ни в коем случае никому не бросает вызова, а просто способствует тому, чтобы возможный преступник отказался от своих намерений. Если же разного рода осложнения все же возникнут, то это будет означать, что он не справился со своей задачей, и тогда ему бы пришлось приступить к выполнению другой возложенной на него миссии и постараться уладить все мирным путем. Но до сих пор ему еще ни разу не приходилось сдавать позиций, а он провел на этой службе больше двадцати мирных лет.

Все это было хорошо и прекрасно, в конце концов, именно за это ему и платили. Но иногда, особенно во время ночных дежурств, он чувствовал, что прямо-таки изнывает от безделья. Тогда ему хотелось, чтобы этой всеобщей умиротворенности пришел конец и чтобы хоть что-нибудь случилось.

Но все оставалось по-старому, ничего не происходило. И в эту ночь все будет так же, как и обычно. Хофман расхаживал по проходу между столами, накрытыми белой тканью, под которой были разложены монеты на сотни тысяч, а может быть, на миллионы долларов. Ничего не происходило, кроме того, что время от времени Джордж Долник выходил к нему из смежной комнаты, в которой помещалось хранилище, и тогда с ним можно было поболтать о какой-нибудь чепухе. Да еще каждый час Пат Шуйлер стучал в дверь, и, когда Хофман открывал ему, они обменивались несколькими фразами, означавшими, что все – решительно все! – в порядке.

А еще Хофман очень любил стоять у окна и смотреть на поток машин под окнами. С приближением ночи машин на улице становилось все меньше, и к часу ночи, когда во время очередного обхода Пат Шуйлер постучал к нему, улица уже совсем обезлюдела. И все же было намного приятнее глядеть на опустевшую улицу за окном, чем на длинные ряды столов, застеленных белыми простынями. Ну в точности как в морге, разве что на столах лежат не трупы.

Часы показывали без десяти два ночи. Хофман не отрывал глаз от окна, когда к отелю подъехал грузовичок городской электрической компании. Хофман без интереса следил за тем, как из кабины вышли двое рабочих в комбинезонах, которые тут же расставили ограждения вокруг одного из люков, после чего сняли с него крышку. На эти нехитрые действия у них ушло около пяти минут, но вслед за этим никакого продолжения не последовало. Один из рабочих, тот, что был повыше ростом, пошел вдоль по улице направо и исчез из поля зрения Хофмана. Другой отправился налево и остановился на тротуаре под козырьком над входом в отель, как будто ему больше нечего было делать.

Хофман подумал, что это, скорее всего, кто-то из профсоюза, и понимающе покачал головой. О них в последнее время часто пишут в газетах. Эти ребята из профсоюза постоянно устраивают забастовки, требуя увеличения зарплаты или сокращения рабочего дня, но никогда не утруждают себя проверками, чем все-таки занимаются сотрудники в рабочее время и как отрабатывают свое жалованье.

Хофман продолжал смотреть на улицу, раздумывая над тем, как долго еще эти двое собираются сшиваться здесь без дела. Получают-то они небось по полторы ставки за работу в ночное время... В два часа раздался условный стук в дверь. Рабочий, стоявший под козырьком входа, так и не двинулся с места, и тот второй тоже не возвращался.

Хофман открыл дверь, за которой стоял Пат Шуйлер, державший в руке небольшой пакет из коричневой оберточной бумаги. Они поприветствовали друг друга, после чего Шуйлер протянул ему сверток, сказав при этом:

– А у нас внизу сидит шикарная кошечка.

– Правда, что ли?

– Можешь сам убедиться.

Хофман глянул вниз через перила в сторону вестибюля и согласно кивнул.

– Вон там, – сказал он. – Как ты думаешь, кого она там дожидается?

– Ну уж точно не таких старых козлов, вроде нас с тобой, – сказал Шуйлер. – Уж это точно.

– Ты говори за себя, – усмехнулся Хофман и закрыл дверь.

Когда шаги за дверью затихли, Джордж Долник вышел из хранилища, держа в руке свой бумажный пакет с едой.

– Что, Фред, еще одна незабываемая ночка? А? – сказал он.

– С ума можно сойти, – отозвался Хофман.

Они расположились за небольшим столиком у окна и были готовы приступить к трапезе, когда чей-то резкий голос произнес:

– Не двигаться!

Хофман обернулся и увидел, как через стену в зал входят какие-то люди в масках.

Глава 4

Отто Майнзер чувствовал себя превосходно. Он казался себе высоким, сильным, умным и непобедимым. «Магнум-357» в его правой руке выглядел крошечным игрушечным пистолетом. Он решительно последовал за Паркером, прошел через дыру в стене, раздвинул тяжелые портьеры и сделал шаг влево, в то время как Паркер шагнул вправо. Отто Майнзер боковым зрением увидел, как, продвигаясь вдоль стены вслед за Паркером, из дыры появился Лемке.

Два частных охранника сидели за столом у окна. Рты их были набиты едой. Услышав отданный Паркером приказ, они обернулись и тут же покорно замерли.

Маска несколько ограничивала Майнзеру обзор, поэтому ему приходилось передвигаться медленно. Вытянув левую руку, он нащупывал столы и другие возможные препятствия. Пока Паркер и Лемке пробирались вдоль портьер к передней стене, Майнзер круто повернул налево, прошел по проходу между столиками и направился к охранникам.

Теперь они с Паркером оказались на двух углах воображаемого треугольника, в то время как охранники были на его вершине. Это позволило Лемке беспрепятственно подойти и разоружить охранников, самому не оказавшись при этом на линии огня. Майнзер улыбался под маской, наблюдая за тем, как Лемке освободил охрану от оружия, выложил пистолеты на стол рядом с недоеденными бутербродами.

Затем Лемке попятился в сторону открытой двери хранилища, жестом приказывая безоружным охранникам следовать за ним. Те сочли за благо повиноваться, больше всего на свете желая в этот момент провалиться сквозь землю от стыда. Майнзер вошел в хранилище вслед за ними, а Паркер остался в танцевальном зале.

Веревка и пластырь были у Лемке. Пока Майнзер стоял, направив на пленников дуло своего револьвера, Лемке уложил обоих полицейских на пол, связал их и заклеил им рты пластырем. После этого они снова вышли в зал, и тогда Лемке снял с себя маску.

– Ну и жарища здесь! – Паркер был уже без маски.

– Приведи Билли, – сказал он.

– Сейчас. – Лемке заторопился, направляясь к дальней стене.

Майнзер не спешил снять маску. Ему нравилось ощущение закрытого лица.

– В соседней комнате осталась пара чемоданов, – сказал он.

– Нужно спросить Билли. Только ты уж потрудись снять маску, прежде чем выйдешь на улицу.

Майнзер смутился, ощутил приступ внезапного раздражения, как если бы его вдруг застигли за каким-то неблаговидным занятием. Он чувствовал, что краснеет, а значит, снимать маску еще не время.

– Ладно, – натянуто сказал он, стараясь ничем не выдать своего смущения. – Обо мне не беспокойся.

Лемке вышел обратно из дыры в стене, ведя за собой Билли, который то и дело спотыкался о собственные ноги. Несчастный нумизмат высунул голову из-за портьер и испуганно озирался по сторонам.

– Где они? – еле слышно прошептал он.

– А мы их разрубили на куски и разложили по чемоданам, – язвительно ответил Майнзер. Этот слабак не вызывал у него никаких других эмоций, кроме презрения.

Тут вмешался Паркер.

– Давайте начинать, – сказал он. – Билли, где план?

Билли принялся шарить по всем карманам. Наконец схема была извлечена на свет, и они принялись за работу. Билли и Лемке укладывали монеты, а Паркер переносил заполненные «дипломаты» сквозь брешь в стене в помещение офиса туристической фирмы, откуда Майнзер переправлял их вниз, где Карлоу укладывал добычу в кузов грузовичка.

Майнзер не снял маски до тех пор, пока не вышел из танцевального зала, перед самым первым выходом на улицу. Оставшись один в темноте разгромленного офиса, он стащил ее с головы и тут же засунул в карман. Он надеялся, что в темноте никто не заметил, как у него пылают щеки.

Он продолжал думать о том, что бы ему следовало тогда ответить Паркеру. Во время каждой очередной ходки вниз и вверх по лестнице у него в голове рождались все новые и новые колкости, едкие и смелые замечания. Майнзер бормотал их себе под нос, с каждой минутой распаляясь все больше. Каждый раз, сталкиваясь с Паркером в офисе туристической фирмы, когда оба они одновременно входили в него – Паркер с очередными кейсами, набитыми монетами, а Майнзер налегке, – он был готов высказать ему все, что о нем думает. Но он решил, что сейчас лучше не начинать. Надо было действовать быстро, не отвлекаясь на не относящиеся к делу разговоры. Отношения можно будет выяснить и позже, наедине.

Еще большие трение возникли между Майнзером и Карлоу. По негласной договоренности между непримиримыми сторонами поддерживалось положение вооруженного нейтралитета. Майнзер и Карлоу разговаривали между собой лишь в случае крайней необходимости, стараясь обходиться при этом по возможности односложными репликами. За всю дорогу до центра города, сидя рядом в кабине грузовика, они не перебросились ни единым словом, прекрасно зная, что каждый из них только и ждет скорейшего завершения операции, чтобы можно было наконец разобраться друг с другом.

Ни тот, ни другой, определенно, не смог бы вразумительно объяснить, в чем, собственно, кроется причина подобной неприязни. Они просто не поладили между собой, первоначальный конфликт разросся до открытой вражды, и теперь они дожидались того момента, когда выполнение совместной задачи будет наконец завершено и у них появится реальная возможность вцепиться друг другу в глотку. До всего остального им не было никакого дела.

Майнзер, однако, не мог совладать с собой и шел на любые уловки ради того, чтобы только хорошенько позлить Карлоу. Взять хотя бы кейсы, набитые монетами. Для него же самого было бы намного проще ставить их сразу в кузов, но вместо этого Майнзер нарочно оставлял свою ношу на дороге позади грузовика, предоставляя худощавому Карлоу самому поднимать кейсы и забрасывать в машину. Первые три ходки он действовал исключительно таким образом, но во время четвертого захода Карлоу был уже в кузове, и когда Майнзер поставил кейсы на асфальт, Карлоу не без сарказма окликнул его:

– Забрасывай сюда, Тарзан. Майнзер натянуто улыбнулся в ответ:

– Как скажешь, приятель. – С этими словами он поднял с земли один из кейсов, положил его плашмя на пол кузова грузовика и что есть силы толкнул в сторону Карлоу, пытаясь сбить того с ног. Карлоу успел отскочить в сторону, а кейс с налету врезался в те, что были уже уложены у дальней стенки кузова. Карлоу многозначительно сунул руку в карман комбинезона:

– Давай второй.

– Как угодно, – ответил Майнзер, но на этот раз он подтолкнул кейс не так сильно. После этой ходки он перестал ставить их на дорогу.

Возвращаясь после пятого захода, Майнзер нагнал подружку Паркера, которая тоже, очевидно, направлялась наверх. Он вспомнил, что ее вроде бы звали Клер. Еще он подумал о том, что с виду она как будто ничего, симпатичная. Хотя, возможно, и фригидная.

Образованные особи женского пола, имеющие привычку напускать на себя серьезный вид и одеваться по самой последней моде, в девяти случаях из десяти на поверку оказываются фригидными. Те же, кто не прочь заняться любовью, – сплошь глупые толстухи, а к ним Майнзер никогда не испытывал влечения. Именно поэтому у него крайне редко складывались какие бы то ни было отношения с женщинами. Все его немногочисленные романы длились недолго, так как в конце концов выяснялось, что его избранница либо до крайности глупа, либо фригидна. Сам Майнзер не понимал, почему так происходит, и не имел ни малейшего представления о том, как другим мужчинам удается решать для себя эту дилемму. Честно говоря, ему было наплевать. Он стоял на том, что мужскому телу можно найти куда более удачное применение, чем просто залезть на какую-нибудь шлюху. Все самые важнейшие события в его жизни происходили преимущественно по ночам, но вот только местом действия для этого никогда не бывала постель.

Теперь, например, ему выпала возможность поиздеваться над Карлоу, и он ни за что не собирался упускать подобного случая. А там есть еще и Паркер... Вообще-то больше всего на свете ему сейчас хотелось сыграть какую-нибудь злую шутку именно с Паркером, потому что этим он превзошел бы самого себя по части изобретательности.

Короче говоря, Майнзера никак нельзя было назвать дамским угодником. И все же он считал необходимым для себя «произвести впечатление». Именно поэтому вместо приветствия при первой же встрече Клер услышала от него недвусмысленно высказанное неприличное предложение. Вот почему теперь, встретив ее на пороге подъезда, куда выходили двери офисов, он сказал:

– Ну как, дорогая, ты еще не передумала? В ответ она одарила его взглядом, полным холодного презрения, что было расценено им как высшая степень притворства. Клер первой проследовала внутрь здания. Он поднимался вслед за ней по лестнице, любуясь тем, как покачиваются ее бедра. Майнзер силился придумать, что бы еще сказать девке Паркера. В его голове промелькнула шальная мысль: схватить недотрогу в охапку и здесь же, в коридоре, наскоро проучить, чтобы в следующий раз не слишком-то заносилась, но только от этой идеи пришлось тут же отказаться. Как-то раз он уже пробовал воплотить в жизнь нечто подобное. Было это давным-давно, когда по неопытности ему казалось, что все женщины тайно только и мечтают о том, чтобы ими обладали. Казалось, стоит ему только обнаружить свои намерения, как они тут же завздыхают: «О да, я хочу, хочу!» И тут же сами с готовностью полезут к нему в штаны. Сам он был немало удивлен, когда вопреки всем радужным ожиданиям оказавшаяся у него в объятиях девица вдруг непостижимым образом превратилась в разъяренную тигрицу. Та маленькая дрянь оказалась самой беспощадной, коварной и неистовой драчуньей из всех, с кем ему когда-либо приходилось сталкиваться. Она вырывалась, кусалась, отбивалась, пускала в ход кулаки, колени, локти, царапалась с таким остервенением, как будто хотела содрать с него шкуру. В конце концов ему пришлось-таки отправить ее в нокаут, что было сделано, разумеется, исключительно в целях самообороны. Он так и не стащил с нее трусы, хотя, признаться, глядя на девку, распластавшуюся без сознания на полу, стал подумывать, что неплохо было бы снова приступить к делу и довести задуманное до конца. Но мысль о том, что она может очнуться раньше, чем все закончится, подействовала отрезвляюще.

С тех пор воспоминание о том печальном опыте удерживало его от опрометчивых поступков в аналогичных обстоятельствах. В том числе и сейчас. Вслед за Клер он вошел в помещение офиса туристической фирмы, и когда она нагнулась, чтобы пролезть через провал в стене, единственным его желанием в отношении нее было поддать ей покрепче ногой под зад. Но он сдержался.

До прихода Клер дела у Майнзера продвигались медленно, и ему приходилось неизменно делать перерывы между ходками, дожидаясь, пока будут вынесены очередные два кейса, готовые к погрузке. Но теперь, когда Клер стала помогать укладывать монеты, Майнзеру уже приходилось непрерывно курсировать между офисом и грузовиком. Он знал, что в танцевальном зале Лемке, Клер и Билли упаковывают товар, а Паркер тоже временами собирает монеты, то и дело прерывая это занятие для того, чтобы вынести в офис заполненные кейсы.

Майнзер занялся подсчетом. К трем часам им было сделано двадцать семь заходов. Каждый раз он забирал по два кейса, и выходило, что пятьдесят четыре кейса с товаром уже погружены в машину. Входя в здание в двадцать восьмой раз и направившись было к лестнице, Майнзер вдруг различил звук шагов в темноте у себя за спиной. Он обернулся. Мощный удар обломком трубы, задевший по касательной висок, пришелся по плечу. Майнзер вскрикнул от неожиданности. Покачнувшись, осел на пол, и тогда незнакомец, чей силуэт был едва различим в темноте, замахнулся и ударил снова. На этот раз Майнзер успел увидеть буквально в какой-то доле дюйма у себя перед глазами обрушивающийся на него обломок трубы...