Текст книги "Танец с мертвецом"

Автор книги: Ричард Скотт Пратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 5

К семи часам вечера я обегал немало мест, но не продвинулся в поисках моей девушки.

В международном аэропорту Лос-Анджелеса не оказалось никого, кто помнил бы Уэбли Олдена и его жену. Мне удалось поговорить со стюардессой рейса, которым они прилетели из Гонолулу в Лос-Анджелес; она смутно помнила Уэбба, летевшего вместе с какой-то женщиной. Однако женщину она практически не помнила и не могла описать ее внешность. С удовлетворением я установил, что в окрестные морги и больницы не поступал труп молодой девушки. Вернувшись домой, я снова попытался связаться по телефону с девушками из «В-а-а-у!».

Лишь одна из двенадцати жила на Гавайях, поэтому первой, кому я позвонил, была Лоана Калеоха, живущая в Гонолулу. Мне по ее номеру никто не ответил, но до некоторых девушек мне удалось дозвониться. Одна из них, Эвелина Йене, уже два года была замужем, что позволяло ее исключить из списка. Я еще кое-что проверил и точно установил, что последние полтора месяца она не выезжала из Мичигана. Она определенно не была на Гавайях и не выходила замуж за Уэбба, поэтому в своем списке я зачеркнул имя Ева – Ноябрь.

Кэндис Смолл, она же Мисс Июнь, работала манекенщицей в большом магазине дамской одежды на Голливудском бульваре и последние три недели ежедневно была на работе, так что я ее тоже вычеркнул.

Сью Мэйфэйр, Мисс Сентябрь, жила в Голливуде. Я позвонил ей, и она оказалась дома. Голос ее звучал очень приятно, она сказала, что имя Сью ей не нравится, и попросила называть ее Блэкки. Я не спорил, но и не сказал, почему я ей звоню. Сказал, что просто хотел бы поговорить с ней. Она пригласила меня зайти к ней часов в восемь.

– Отлично, – сказал я, – в восемь.

Я уже знал, что мисс Октябрь, Жанетта Дюре, сегодня начинает выступать в ночном клубе «Паризьенн» – небольшом интимном заведении со стриптизом, которое находилось всего в миле от того места, где жила Блэкки. Первое шоу начиналось в девять вечера, так что я мог зайти к Блэкки и после этого успеть на выступление Жанетты.

Мало-помалу, думал я, я до нее доберусь; нужно только открывать один краник за другим и работать, работать, без устали работать.

Я позвонил Мисс Июль, Пэйджин Пэйдж, в казино «Алжир» и попросил к телефону "девушку из «В-а-а-у!» – этим титулом они награждались на тот месяц, что жили и выступали в казино. Через пару минут мягкий голос произнес:

– Хэлло?

– Мисс Пэйдж?

– Нет, это Чарли. А кто это говорит?

– Шелл Скотт. Но... Чарли?

– Это уменьшительное имя, а полное – Чарлина, Чарлина Лэйвел.

– Но, насколько мне известно, в этом месяце в «Алжире» выступает Пэйджин Пэйдж?

– Да, но мне пришлось ее заменить. Я нахмурился:

– А что с ней случилось?

– Я знаю только, что должна была начать свои выступления в сентябре, но Эд позвонил мне и попросил приступить на две недели раньше.

– Эд Грей?

– Да, босс.

– Я его знаю. Когда это было, Чарли?

– Вчера.

Меня словно током ударило.

– Вчера, а? Где же Пэйджин теперь?

– Не знаю. Мне никто ничего не говорил, только то, что я должна приступить к работе.

Это было очень странно. Каждая девушка, было мне известно, за свои выступления получала пять грандов[5]5
  Гранд – тысяча долларов (англ.).


[Закрыть] – не семечки. Что же случилось с Пэйджин, почему она внезапно прекратила выступления? Я сказал Чарли:

– Скоро, возможно завтра вечером, я буду в Лас-Вегасе. Если вы что-нибудь узнаете о Пэйджин, не откажите в любезности сообщить мне.

– Может быть, что-нибудь и услышу, а может – нет. Поспрашивать у девушек?

– Нет! Ни в коем случае не высовывайтесь. Это может быть – и тут я вполне серьезен – очень опасным. Как только я туда приеду, я поговорю с вами. О'кей?

– Хорошо. Ну, пока.

Я положил трубку и стал думать об Эде Грее. Он, разумеется, был гангстер. Но в настоящее время стал уважаемым гражданином; дни, когда он лично лупцевал своих сограждан, ушли в прошлое. Сегодня он – улыбающийся, богатый, носящий смокинг. Он был владельцем – по крайней мере, на бумаге – казино «Алжир» и, как я знал, превратил его в маленький монетный двор, ковал деньги. И еще я вспомнил, что на Гавайях был принадлежащий ему ночной клуб.

Я решил подумать над всем этим попозже и стал готовиться к визиту к Сью Мэйфэйр – Блэкки. Прежде чем выйти из квартиры, я бросил взгляд на фото Блэкки в сентябрьских номерах журнала. Я сказал «номерах», так оно и было: в первом и последнем номерах «В-а-а-у!». В первом номере она была снята на зеленой, поросшей кустарником поляне, глядя на маленький серебряный ручеек, журчащий по склону. Одну ногу она вытянула, как будто пробуя пальцами казавшуюся холодной воду в ручье. Она немного наклонилась в одну сторону, чтобы сохранить равновесие.

Год спустя она позировала на фото у того же самого ручейка в той же самой позе, только снимок был сделан с другой стороны, она была лицом к камере. Вида спереди мисс Блэкки Мэйфэйр было вполне достаточно, чтобы за конфискацию этого номера высказались все – от местных полицейских до сенаторов в Вашингтоне Остановили карательные действия крайне хитро помещенные на фото несколько зеленых листьев.

Блэкки конечно же была красоткой. Роскошная фигура, но с лицом парижского гамена, всегда готового весело улыбнуться, и пушистые коричневые волосы Она казалась свежей и здоровой, счастливой и свободной, словно была частью этой поляны с зелеными листьями и серебряным ручейком.

Я взглянул на часы, положил в карман пиджака цветную фотографию, сделанную Уэббом, и пошел на выход из отеля. Пока я шел к машине, я внимательно смотрел по сторонам, но на этот раз в меня никто не стрелял. Я нажал на газ и направился к Блэкки.

Она жила в большом доме на бульваре Сансет. На лифте я поднялся на нужный этаж и позвонил. Было ровно восемь.

Она открыла дверь и улыбнулась:

– Привет Вы, наверное, Скотт.

– Точно. Очень признателен вам за приглашение.

– Это для меня удовольствие. Ну ты и бугай, а? – Она смерила меня взглядом с ног до головы и сказала:

– Входи, Шелл.

Блэкки была ниже ростом, чем я себе представлял, но выглядела она и двигалась удивительно эротично. На ней были выцветшие голубые джинсы и старый шерстяной свитер толстой вязки, который от неоднократной стирки здорово сел и туго обтягивал ее высокую грудь и стройную талию. Она выглядела свежей и чистенькой, как после стирки, но у нее ничего не село. Волосы у нее были черные, а не коричневые, как на фотографиях, которые я видел, довольно коротко остриженные, по-прежнему слегка вьющиеся. Это было приятное лукавое лицо, с пухлыми губами и яркими голубыми глазами.

Я вошел. Негромкая танцевальная музыка лилась из невидимого проигрывателя, в воздухе чувствовался легкий запах духов. Не приторный, а тонкий и приятный. Комната, в которую мы вошли, также была не кричащей и очень женственной. Удобный голубой диван с толстыми подушками, стулья с мягкими сиденьями и толстый бледно-голубой ковер. На двух стенах висели рисунки, сделанные пастелью. Перед диваном стоял длинный и низкий кофейный столик орехового дерева.

Мы присели на диван и несколько минут болтали ни о чем, так, для знакомства. Она рассказала мне, что работает манекенщицей, чаще всего демонстрирует платья, часто позирует фотографам, иногда делает кое-что на телевидении. Она ждала своего шанса, такой работы, которая позволила бы ей сделать карьеру. Говорить с ней было легко и удобно, как носить джинсы и старый свитер.

–  – А как тебе понравился месяц в Лас-Вегасе? – спросил я.

– В «Алжире»? О, это было грандиозно. Я была в восторге. – В ярких голубых глазах заиграли чертики. – Я после этого получила множество предложений. Может получиться хорошая работа на ТВ. Ты когда-нибудь видел шоу в «Алжире»?

– Как ни странно, нет. Пока нет.

– Каждая из девушек «В-а-а-у!» в течение вечера выходит трижды. Во время одного из моих выходов я была на сцене в прекрасном вечернем платье. Просто невероятное платье! Только это платье состояло из одной передней части, а сзади... И когда я повернулась и стала уходить со сцены – некоторые из публики просто завизжали.

Ее энтузиазм начал заражать меня. Я подхватил в тон:

– Держу пари, что они завизжали. – Но потом я взял себя в руки и продолжал:

– Кстати, Блэкки, я ведь пришел сюда по поводу Уэбли Олдена.

– А при чем тут Олден?

– Пару дней назад ты, случайно, не вышла за него замуж?

– Замуж за него? – Она расхохоталась. – Пару дней назад я ни за кого замуж не выходила. А в чем дело?

– Дело в том, что вчера кто-то пустил ему две пули в спину.

Я специально обрушил на нее эту весть. Но, насколько я мог судить, ее шок был вполне искренним. Она не читала газет и ничего об этом не слышала.

– Надо же, Уэбб, – сказала она наконец. – Он был такой милый.

– Да, он был хороший парень. Она покрутила головой:

– Я просто обязана выпить после такой новости. А как ты, Шелл?

Я тоже хотел выпить. Она смешала мне виски с водой, а себе джин с тоником. Потом она снова села рядом со мной на диван и сказала:

– Я видела его всего два раза, когда он снимал меня для журнала. Но он мне определенно понравился.

– Последний раз ты видела его, когда он делал снимок для сентябрьского номера журнала?

– Ага. – Она улыбнулась. – Ты его видел?

– Да. Твое первое фото было причиной того, что я стал подписчиком журнала.

– Как мило с твоей стороны. С этой девушкой трудно было вести разговор на логической основе, но я спросил:

– Когда Уэбб делал этот последний снимок?

– Два или три месяца назад. Примерно так.

– Ты уверена, что не видела его с тех пор?

– Конечно, я уверена. А какое это имеет значение?

– Скажу тебе откровенно, Блэкки. Я хочу точно знать, была ли у тебя возможность встретить Уэбба на Гавайях на прошлой неделе, выйти за него замуж, позавчера вместе с ним вернуться сюда и вчера вечером быть у него дома. – Звучало это несколько странно, но я знал, что так оно и было. – Кто-то встретил его, они поженились и вместе вернулись в Калифорнию. Блэкки взглянула на меня:

– Ты спятил, что ли?

– Нет.

– Шутишь?

– Не-а...

Она рассказала мне, что могла. Но итогом было то, что она ничего не может доказать. Глупость какая-то, вот и все. Нет, последние две недели она не работала, просто отдыхала, допоздна валялась в постели, читала и ждала предложений.

– Скучища была ужасная, я прямо как мертвая была. – Потом она улыбнулась. – Вот почему я охотно пригласила тебя, когда ты позвонил. И я рада, что я это сделала.

– Я тоже, – улыбнулся я.

Потом я достал сделанный Уэббом снимок и положив его на столик перед ней:

– Незадолго до того, как Уэбб был убит, Блэкки, он сделал этот снимок. И эта девушка была там, когда это случилось. Тот, кто убил Уэбба, потом пытался и в меня всадить несколько пуль, так что ты понимаешь, как важно для меня отыскать эту девушку. – Я показал на фото.

– Тебя пытались убить?

– Да.

После длинной паузы она взяла в руки снимок и посмотрела на него:

– Кто это?

– Именно это я и пытаюсь выяснить. Но я точно знаю, что это – одна из двенадцати девушек «В-а-а-у!».

– Уверена, что я ее не знаю. – Через секунду она сказала:

– А ведь она красотка, а?

Потом она рассмеялась, я тоже. Я указал ей на веснушки, она не знала никого с веснушками. Она покачала головой, протянула снимок мне, и я вновь положил его в карман.

Мы допили наши бокалы, и она, ничего не говоря, снова наполнила их. Вдруг она нахмурилась:

– Шелл, эти... ну, веснушки. Я знаю, как ты их можешь найти.

– Знаешь?

– Да. В следующую субботу, как ты знаешь, должен состояться банкет по случаю годовщины журнала.

– Так.

– Одна из причин, по которой устраивается это торжество, это то, чтобы все двенадцать девушек собрались вместе. И предполагается сделать для журнала один большой общий снимок. А гостями будут всякие типы.

– Кто, например?

– Ну, мы – девушки. Мистер Уиттейкер – он владелец почти всех акций журнала, и банкет будет у него в доме. Естественно, Орландо Десмонд. Несколько репортеров, сотрудники журнала. И мистер Грей со своими помощниками из «Алжира».

– А почему Грей?

– Потому что именно в его казино девушки выступают после того, как журнал публикует их фото, ты же знаешь. И кроме того, он хочет там быть.

– Угу, понятно. Кто еще?

– Ты.

– Я?

– Конечно. Именно там ты обнаружишь свои веснушки.

– Повтори-ка.

– Ну, этот групповой снимок. – Она ухмыльнулась. – Ты же знаешь, чем знаменит «В-а-а-у!».

– Да уж.

– В субботу все двенадцать натурщиц должны собраться и позировать для этого невероятного снимка.

Мы все выстраиваемся в ряд и слегка наклоняемся вперед, чуть-чуть, понимаешь. Спиной к камере. Можешь себе представить?

– Я прямо-таки вижу это.

– Да, чуть не забыла. На каждой из нас будет блузка с глубоким вырезом и туфли на высоком каблуке.

– А это – самое важное. – Я моргнул. – Постой, повтори это еще.

– Мы, все двенадцать, будем в блузках с глубоким вырезом и в туфлях на высоком каблуке. Больше ничего. И так мы будем позировать для снимка.

– Вы... Этот снимок никогда не опубликуют.

– А может быть, и опубликуют. Так или иначе, снимок будет интересным.

У Блэкки просто талант был недооценивать себя. Помаленьку и до меня стало доходить. Я снова и снова перебирал в уме сказанное ею. Когда картинка выкристаллизовалась в моей дурацкой башке, у меня в глазах помутилось. Скажу честно. Я просто видел их всех в сиянии розового света. Все двенадцать красоток закружились в моем сознании, словно огни игрального автомата, обозначающие, что ты проиграл. Но ни одна из них не была проигрышем, а все вместе они составляли джек-пот – главный выигрыш, бесконечную перспективу, заполненную прелестными (ну, вы помните чем)... Я тряхнул головой, и видение исчезло. Я еще раз тряхнул головой, но оно не вернулось.

– Блэкки... – сказал я. – Блэкки...

– Да?

– Блэкки...

– Что такое, Шелл?

– Блэкки...

– Наверное, тебе надо выпить.

– Именно. Господи, как мне надо выпить. Она принесла мне виски, в котором было очень мало воды, и я снова сказал:

– Блэкки... Неужели это действительно может произойти? Я имею в виду – ну, ты понимаешь... все это...

– Да. Мой костюм уже готов.

– Уже готов?

– Да, он в спальне.

Мне показалось, что в голосе ее прозвучала лукавая нотка. Я посмотрел на Блэкки. Она сморщила носик; и держу пари, что больше нигде у нее не было ни морщинки. Блэкки озорно улыбнулась. Значит, мне не показалось.

– Ну, – сказал я, – это отлично. Да, это... прекрасно.

– Не знаю, – сказала она. – Я имею в виду, что я обещала позировать в таком костюме – и все девушки тоже – наш любимый «В-а-а-у!», патриотизм и все такое... Мы не можем подвести наш журнал.

– Конечно, вы не подведете.

– Но, понимаешь, когда я сейчас об этом думаю... Позировать перед камерой – это просто работа. Но позировать, когда кругом будут все эти люди... Иногда я думаю, что откусила больше, чем могу проглотить.

– О, я не вполне... что?

– Ко всему надо привыкать постепенно. Поэтому я уже пару раз примеряла этот костюм и ходила в нем по комнате, чтобы лучше его почувствовать.

Я глотнул виски, но ощущение было такое, словно я глотнул чистой воды.

– Ты имеешь в виду блузку с большим вырезом и туфли?

– Ага. Я подумала, что постепенно привыкну к этому костюму и в субботу не буду смущаться.

– В этом что-то есть. Сначала привыкнуть самой, да?

– Именно. Потом можно попробовать в присутствии кого-нибудь одного. Потом, может быть, если мне удастся их найти, двоих.

– О, за этим дело не станет!

– И так я подготовлюсь к выступлению.

– Очень интересная мысль, Блэкки. Это вроде того, как постепенно входишь в холодную воду, а не бросаться очертя голову. Можно предотвратить судороги, от которых часто тонут...

– Именно так я и думала. Я уже ходила в этом костюме в одиночестве, а теперь готова попробовать это в чьем-нибудь присутствии.

– Блэкки...

– Ты не возражаешь против этого?

– Возражаешь?

– Так ты поможешь мне. Мне просто необходимо что-то предпринять, чтобы пересилить свою застенчивость. Подготовиться к празднику в субботу.

– Я сделаю все, что ты захочешь, дорогая. Ты можешь готовиться вместе со мной, если хочешь. Уж я-то знаю, что значит быть застенчивым... Я так думаю. Это как дети в школе сначала стесняются, а потом им может даже и понравиться...

Я был вынужден остановиться, колесики в голове еле крутились. Я совсем не понимал, что несу.

– О, спасибо, Шелл, – сказала Блэкки. – Ты настоящий друг.

С этими словами она спрыгнула с дивана и простучала каблучками к двери в спальню.

Прежде чем я допил свой бокал, а времени на это мне много не потребовалось, она вернулась. Я слышал, как хлопнула дверка гардероба, шуршание одежды, а затем она высунула голову из-за двери и уставилась на меня. Я уставился на нее.

– Закрой, пожалуйста, глаза, – попросила она.

– Закрыть глаза? Но это же все испортит.

– Только для начала. Чтобы я могла войти, ну, в роль...

– 0-о-х, – вздохнул я и перевел дыхание.

– Обещаешь?

– Хорошо, обещаю.

И я закрыл глаза. Всегда, думал я, что-нибудь да испортит дело. Я слышал, как она прохаживалась по комнате, но я не подсматривал. Я дал слово. Но я очень хотел бы получить его назад.

После паузы, которая мне показалась очень, очень, очень длинной, а команды открыть Глаза все не было, я сказал:

– Черт возьми, ты хотя бы описала мне, что происходит.

– Все так, как я и говорила, Шелл. Я надела блузку с большим вырезом – она, кстати, голубая.

– Голубая...

– Ага. И туфли на высоком каблуке. Они тоже голубые. Больше ничего. Знаешь, Шелл, ощущение довольно приятное. Чувствуешь, как воздух овевает тело.

– Держу пари, что овевает... Она вздохнула:

– Пожалуй, я готова.

– Я тоже готов.

– Можешь открыть глаза.

Мои веки уже проделали полпути вверх, а тут они чуть ли не со щелчком преодолели оставшуюся половину, словно неисправные оконные жалюзи. Блэкки как раз проходила передо мной справа налево. Она пересекла комнату, описывая бедрами грациозные синусоиды – движение столь же старое, как женский род, и столь же юное, как я, каким я себя в тот момент чувствовал.

Она начала поворачиваться. Блэкки даже в выцветших голубых джинсах в обтяжку и старом свитере производила сокрушительное впечатление своей роскошной фигурой, а сейчас, в ее «костюме» – это был чистый адреналин и сердечный спазм. Я смотрел, как она снова пересекает комнату, грациозно покачивая бедрами, высокая грудь трепещет под блузкой.

Она дважды проделала это, а потом я не выдержал:

– Блэкки, я должен тебе что-то сказать.

Она повернулась спиной к стене, улыбаясь.

– Ничего не надо говорить, дурачок.

И она пошла прямо на меня.

Глава 6

В клуб «Паризьенн» я успел только на второе шоу.

После того как я расстался с Блэкки, я хотел послать этот клуб к дьяволу. По крайней мере, до завтрашнего вечера. Но время было дорого. Когда в тебя начинают палить нехорошие мальчики, подбираются к тебе все ближе, ждать до будущей субботы, чтобы на празднике сделать главное открытие всего дела, было невозможно. В данном случае пренебрегать работой нельзя.

Нет, я должен был двигаться вперед и работать, работать, работать. Ах, жизнь частного детектива – штука тяжелая и опасная. Но в конце концов, все мы когда-нибудь уйдем в другой мир, а смерть в бою – это прекрасно! И еще, черт побери, – это прекрасная жизнь!

Но немного я все-таки беспокоился. Блэкки теперь была жирно зачеркнута в моем списке подозреваемых. Но если я буду вычеркивать из моего списка этих красоток таким именно способом, они вычеркнут меня из списка живых. Эти философские мысли роились в моем мозгу, пока я парковал свой «кадиллак» за полквартала до клуба «Паризьенн», куда я направил свои стопы. И я был погружен в эти мысли несколько глубже, чем обычно.

Я уже почти совсем забыл, как сегодня днем рядом с моей головой просвистела пуля. Я даже не думал о крутых парнях с пистолетами. Поэтому я прямо на них и напоролся. Позднее я все буду недоумевать, почему они оказались в аллее у клуба «Паризьенн». Позднее – в тот момент было не до размышлений.

Первым я увидел прислонившегося к кирпичной стене дома парня. Но это могло и ничего не значить. Просто парень.

Я шел по тротуару, до клуба еще оставалось метров десять – пятнадцать. Громкая ритмичная музыка гремела в клубе, даже на улице было слышно. Яркая неоновая вывеска над входом бросала неяркие цветные блики на тротуар, на парня у стены дома. Я как раз пересекал начало аллеи, в глубине ее был виден какой-то человек с торчащей во рту сигаретой. Справа от меня тьма в аллее будто сгустилась.

Вдруг чей-то хриплый голос из глубины аллеи окликнул:

– Скотт! Шелл Скотт!

Я повернулся, вглядываясь в темноту, и скорее почувствовал, чем услышал, как слева от меня двинулся парень, который раньше стоял у стены.

Я в этих делах не новичок. На меня нападали не раз и не два, и, если можно так говорить о себе, я кое-чему научился. Не скрою, учение было жестоким, но я научился. Кроме знания самбо и дзюдо, кроме кровавых приемов, усвоенных мной во время службы в морской пехоте, мне приходилось неоднократно сталкиваться с профессиональными бойцами и панками-хулиганами, у которых я научился некоторым нетрадиционным трюкам. Но сейчас я, совершенно как новичок, был не готов. Мысли мои все еще витали в тех заоблачных краях, где лотос купается в благоуханных водах. Ну, может быть, не так далеко, но достаточно далеко от темной аллеи и взвившейся в воздух дубинки.

Я глянул в аллею. Слева от меня двигался мужчина. Я слышал его, слабо-слабо. Я слишком долго всматривался – почти. Дубинка опускалась и уже почти коснулась моей головы, когда я очнулся. Я торопливо рванулся вниз и в сторону, согнув ноги и напрягая мышцы ног для прыжка. Это помогло, но не настолько, чтобы я совсем не пострадал.

Дубинка стукнула меня по голове сбоку. То, что я двигался, не позволило удару быть плотным и сильным. Били меня вдогонку и вырубить не сумели. Но зацепить зацепили. Мышцы ног вдруг отказались меня слушаться.

Я почувствовал, что ударился коленом об асфальт. Не помню, чтобы я падал, просто вдруг почувствовал резкую боль в колене. Секунду я не двигался. Кто-то обшарил карманы моего пиджака.

– Есть, – тихо сказал он. Я его не видел, но знал, что он снова подымает дубинку, и слышал, как он Что-то проворчал. И еще я слышал, как торопливо шаркали чьи-то ноги в аллее.

Внезапная тревога послала в меня заряд энергии. Теперь я знал, что быстрая бесшумная атака из засады, отработанные движения и быстрота этих шагов – все это говорило о том, что меня собирались не просто отлупить и ограбить. Эти подонки хотели убить меня.

Эта мысль придала мне сил – я упал на асфальт и покатился в сторону. Опять бесшумно опустилась дубинка, но она лишь зацепила меня по спине. Я покатился дальше – в аллею. И когда встал на колени, то уткнулся в чьи-то ноги. Я уперся одной рукой в асфальт, а другую сжал в кулак и ударил этого мужика в промежность.

Он издал какой-то хрюкающий звук, а я покатился дальше. Потом я вскочил на ноги. Что-то блеснуло в неярком свете, это что-то было направлено мне в лицо. Я вздернул голову, отпрянул, и что-то оцарапало мне подбородок. Я видел кого-то прямо перед собой, не очень ясно, но видел. Этого было достаточно. Я отбил его руку, и она высоко поднялась.

Какую-то долю секунды он был совершенно открыт, но мне и этого хватило. Я сделал шаг к нему и правой рукой ударил его напряженными пальцами в мягкое и незащищенное место, маленькую, но жизненно важную точку, туда, где сходятся ребра, – в солнечное сплетение. Мои пальцы были тверды как железо.

Он только тихо пискнул и рухнул. Тот парень, которого я уже успел двинуть кулаком, согнувшись пополам, полушел-полуполз по тротуару. Я увидел его, когда он уже исчезал из виду. Да я особенно его и не разглядывал, потому что слева и близко от меня оказался третий. Дубинки я не видел, но она, очевидно, все еще была у него в руке. Его опущенное плечо и движение корпуса говорили о том, что он собирается меня снова ударить.

Я отклонился назад и лягнул его в коленную чашечку. Он ударил меня по другой ноге. Я отскочил, нащупывая рукоятку револьвера под пиджаком. Когда он опустился на одно колено, я выхватил оружие из кобуры. Он снова двинулся на меня, но я выставил вперед правую ногу для устойчивости, нацелился ему в грудь и спустил курок.

Револьвер прогрохотал, но пуля его миновала: выдвигая ногу, я зацепился за того, кто уже валялся на асфальте, и сбил прицел. Я промахнулся, но ему и этого было достаточно – он повернулся и побежал. Я было бросился за ним, но он уже влез в машину, стоявшую недалеко от клуба. Как только он прыгнул на сиденье, взвыл мотор и машина поехала прочь. Я прицелился, но в это время из клуба вышли, покачиваясь, двое пьяненьких. Машина умчалась.

Я отступил в проход между домами и прислонился к кирпичной стене. Итак, их было трое. И они ждали меня. Кроме меня, никто не стрелял. Никто ничего не слышал, музыка из клуба заглушала все. Троица эта, видимо, хотела все сделать тихо, не привлекая излишнего внимания. И это могло им удаться. Если бы первый удар был хорошим, второй, третий и четвертый удары дубинкой или рукояткой пистолета разбрызгали бы мои мозги по асфальту.

А почему? Кроме звуков ударов, топота ног и рычания, никаких других звуков не было. Ну еще вопль того, которого я уложил. Потом я припомнил, что тот, кто обшаривал мои карманы, сказал:

– Есть!

Я опустил руку в карман: пять на четыре дюйма фото, сделанное Олденом, исчезло. Я чего-то не понимал. Неужели меня именно за это фото хотели хладнокровно и профессионально убить? Может быть. Но за этим было что-то, чего я и предположить не мог.

Мельком я видел лицо того типа, который пытался меня оглушить дубинкой, того, по которому я промахнулся, стреляя. Глупая морда, губастый. Здоровый лоб. Где-то я его раньше видел, и через некоторое время я вспомнил, кто это был. Звали его Слобберс О'Брайен. Это был подонок. Я не знал, на кого он работал, но я знал, какого именно рода работу он делал. Совершенно точно я знал это теперь.

Двое, вышедшие из клуба, шли в метре от меня. Один из них остановился, сунул себе в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. Слабый огонек осветил начало аллеи. Я посмотрел на того, кто лежал у моих ног на асфальте. Он не шевелился. Вероятно, он был мертв. Он сильно ударился об асфальт лицом, изо рта у него текла кровь, образовавшая уже блестящую черную лужицу. Крови снаружи будет немного, это внутреннее кровоизлияние – результат разрыва аорты. Зажигалка погасла, и двое прошли мимо меня.

Я опустился на колени и пощупал у лежащего пульс. Нет, он был мертв. Я схватил его за руки, оттащил поглубже в проход и устроил за мусорным баком. Потом при свете моей зажигалки посмотрел ему в лицо. Что-то всколыхнулось у меня в памяти. Эту рожу я тоже видел, но не помню, где именно. Обшарив его карманы, я обнаружил пачку банкнотов, схваченных металлическим зажимом. Больше ничего, что могло бы помочь его идентифицировать. Я оставил его за баком, а сам пошел к входу в клуб. В ярком свете у подъезда я осмотрел свой костюм – пятен крови и следов ножа не было. В голове тупо пульсировала боль.

В самом клубе уже началось шоу: конферансье писклявым голосом, полным счастья, что-то верещал. Потом грянула музыка. Раздался свист. Медленная, с тяжелым ритмом музыка – это как бы фирменный знак для определенного рода танцев.

Справа от меня висела реклама, объясняющая, какие волнующие вещи можно увидеть внутри, а слева – одна из этих вещей. Это была сделанная в полный рост и в натуральную величину фотография красивой девушки, на которой из одежды, насколько я мог судить, была только песцовая меховая накидка. Она покрывала ровно столько, сколько нужно было, а еще кое-что оставалось неприкрытым. Фото пересекала надпись: «Жанетта Дюре». Жанетта. Октябрь.

И в моем сознании – бэнг! – лежащая на боку (спиной к камере, разумеется) длинноногая, гибкая и очаровательная красотка. Она лежала, освещаемая колеблющимися красными языками пламени в открытом камине. Все было красным: огонь, его отблески в ее каштановых волосах, ее блестящая кожа, даже темные углы комнаты были красноватого оттенка. Это была штучка, которую дьявол наверняка держит в отдельной комнате, но смежной со своей резиденцией.

Я закурил и вошел в клуб.

Клуб «Паризьенн» похож на Париж столько же, сколько я на вашу тетю.

Думаю, он относился к тому типу заведений, которые меняют хозяев, но не меняют из соображений экономии вывески. Хотя раньше я здесь не бывал, о клубе «Паризьенн» я кое-что слышал. Поэтому-то и не бывал.

Это-заведение было как бы последним прибежищем для девиц, занимающихся стриптизом, которые раздевались, раздевались, раздевались и дораздевались до того, что дальнейшее снимание с себя одежды им уже просто не было нужным; тогда они забирали свой чулок с деньгами и воспоминания, уходя на покой где-нибудь на ферме. Предполагалось, что пришли они работать в клуб с фермы. Дело доходило до того, что порой, когда такая девушка выходила исполнять танец с раздеванием, посетители вместо того чтобы орать «Сними это!», орали «Не снимай!».

И так было, пока три месяца назад не начались перемены. Владельцы клуба стали проводить другую политику: они решили платить хорошие деньги хотя бы одной девице из всего шоу, но с тем, чтобы у нее был такой номер, который заставит посетителей поднять глаза, оторвавшись от созерцания кусочков льда в собственном бокале. Почему они на это пошли? Да потому, что в «Паризьенн» публика почти перестала ходить. Отсюда – новшества. Больше ничего не изменилось: обычные девицы оттопывали и открикивали свои номера, но теперь в шоу был номер, который можно было не только слушать, но и смотреть.

Три месяца назад я услышал: хорошо! Два месяца назад – великолепно, а месяц назад – потрясающе. И вот сегодня: Жанетта Дюре – звезда шоу, вершина вершин. Жанетта Дюре – Октябрь.

В этом клубе девицы отплясывали на стойке бара. Вернее, все номера шоу девицы исполняли на стойке бара. Потолок здесь был низкий, и, если девица теряла равновесие, она могла поднять руки и упереться в потолок. Сами понимаете, это была довольно широкая стойка бара. Она была изогнута в виде буквы U и довольно длинная. Но – ни одного свободного места. А чтобы увидеть то, что я хотел увидеть, я должен был сидеть как можно ближе к стойке, а не за дальним столиком. Я разыскал администратора.

Да, я хотел бы сидеть у стойки; нет, я не хотел бы, чтобы выгнали кого-либо из любителей танцевального искусства со своего места; да, я располагаю десятью долларами. Прекрасно, еще один стул, втиснутый к стойке, – это будет просто прекрасно.

Словом, я сел к бару между двумя парнями, которые, похоже, и не заметили, что я между ними втиснулся, и заказал выпивку. Два парня рядом со мной смотрели не на танцующую девицу, а на выход, через который – их алчущие взоры говорили, что скоро – выплывет, слегка покачивая бедрами, Жанетта.