Текст книги "Дело об исчезнувшей красотке"

Автор книги: Ричард Скотт Пратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Ты только взгляни. Как я его обожаю! – Он смачно приложился губами к усам взирающего с хрустящего банкнота президента Гранта. – Так бы и чмокал его! Слушай, Скотт, надеюсь, ты не собираешься лишить меня такого дохода?

– Кто знает. Если повезет, то так оно и будет. Но необходима твоя помощь. Все, что ты знаешь о Нарде и его помощниках. Напрягись.

Он немного помолчал:

– Еще раз повторяю: я знаю очень мало.

– Ну а что ты имел в виду, когда сказал, что все оговорено? Время, когда ты к нему приходишь, назначается заранее или может меняться?

– Как правило, они мне звонят и говорят, что нужна очередная проповедь. Назначают дату и точное время. Как, например, сегодня вечером в одиннадцать.

– А почему именно это время, можешь как-нибудь объяснить?

– Я так понимаю, что главное – это не нарушать их ритуала. Обращение, или как он там называется. В общем, каждый раз время моего прихода туда строго оговаривается.

– А кто тебе звонит?

– Обычно сам Нарда, хотя несколько раз это делала его куколка.

– Какая куколка?

– Да есть там у него одна с томными глазами. Так и оглаживает его сладкими взглядами.

– По-моему, я знаю, про кого ты говоришь. Ее зовут Лорен.

– Вот-вот, она самая. Знать я, конечно, про них ничего не знаю, но пару раз я видел их вместе, и они так призывно друг на дружку смотрели, как будто обоим уже невтерпеж. Хотя сами и пальцем друг до друга не дотронулись. Во всяком случае, пока я там был.

– Не могли дождаться, пока тебя спровадят, так?

Джордан сделал большой глоток, прищелкнул от удовольствия языком и продолжал:

– Я думал об этом, Скотт. Что-то здесь не так. Вроде бы и вздохи, и долгие влюбленные взгляды, но то, как они ведут себя, – неестественно все это. Готов поставить последний доллар – он к ней и не прикасался. Это называется платонические отношения.

– Платонические, говоришь?

– Да. Я всегда обращаю внимание на поведение людей в той или иной ситуации. Это моя работа. Так же, как и твоя, мне кажется, только вот на людей мы смотрим под разным углом.

– О'кей. А как тебе подвалила эта работенка? Нарда нанял или как? И вообще, кто он такой?

– Кто он такой – не знаю. И похоже, никто не знает. Просто есть такой парень – Нарда, и этим все сказано. А на работу я наткнулся очень интересно. Целая история. Начну с того, что я перестал получать деньги. Раз в два или три месяца – все равно что ничего. Я был серьезно на мели. И вот однажды мне попадает в руки заказ на рекламу одного маленького ночного клуба. Я, конечно, постарался. Хозяйке так понравилось, что через месяц она сама меня разыскала, предложила писать эту ересь и дала адрес Нарды.

– Хозяйка? – переспросил я, как будто не имел ни малейшего понятия, про кого он говорит. – Какая хозяйка?

– Имени не помню, но на вид это такая жирная уродина, каких я в жизни не видывал.

Я мысленно повторил его слова: «Жирная уродина, каких я в жизни не видывал». Это могла быть только миссис Маргарет Риморс. И снова появляется Мэгги.

– Ты упомянул ночной клуб. Это случайно не притон «Эль Кучильо», вход сразу с тротуара? Джордан щелкнул пальцами:

– В точку попал! А я уже и забыл, как он называется. Но откуда тебе известно?

Ничего не объясняя, я задал следующий вопрос:

– Как давно это было? Я имею в виду, когда ты начал писать для Нарды?

– Так-так, дай припомнить… почти год уже. Да, на днях будет ровно год.

– И ты до сих пор ничего о нем не знаешь? Не знаешь, кто он такой?

– Ровным счетом ничего. Я тогда сразу пошел и встретился с ним. Он был в этом своем черном платье, тюрбан на голове; то ли он серьезно, то ли просто дурит людей – непонятно, но всегда изображает из себя этакого султана Мы немного поболтали. Он сказал, ему нужны речи. Сказал о чем и когда и сколько будет платить. Все произошло так быстро, что я не успел и глазом моргнуть. Пятьдесят долларов! И практически ни за что!

– Ну и как часто ты для него сочиняешь?

– О, сейчас стало реже. А вначале я из этого дела не вылазил, писал и писал. Накатал штук тридцать. На полторы тысячи, не меньше, те деньги у меня и сейчас еще не кончились. Но, увы, в последнее время он меня приглашает раз, от силы два в месяц. Это ж такая вещь, что одно и то же можно использовать по несколько раз. И те, кто слушает, ничего не заметят. Проглотят как конфетку. Ну а кроме того, контингент регулярно обновляется. Новый, как он называет, класс набирается каждый месяц. Сначала они все послушники и послушницы, потом организуется что-то вроде выпуска. В общем, система работает.

Одно для меня все еще оставалось загадкой.

– А как он с них деньги собирает? Никаких подносов или ящичков я не видел.

– По-моему, то, что ты видел, – это только посвящение для новичков. Их первое собрание. Оно обычно по воскресеньям бывает. Каждое четвертое воскресенье, если не ошибаюсь. Я ему сочинил и на этот случай. Специальная проповедь. Я бывал на его представлениях не раз и не два и уверяю тебя, что тарелочки для деньжат появляются достаточно скоро. Но народ к тому времени уже как рыба на крючке. Нарда свое дело хорошо знает.

– С этим я согласен.

Мне все равно еще не все было ясно, я чувствовал, что некоторые недостающие звенья цепи только предстоит еще найти, но, размышляя о Нарде, я не забывал о виски, поэтому мой стакан скоро опустел, и Брент предложил налить по новой порции – Давай, – согласился я, – только наведи послабее. Тем временем я попытался обобщить все, что узнал.

И хотя появились первые проблески, целостной картины происходящего пока не складывалось.

Я как раз прикидывал в уме очередную идею, когда снова увидел перед собой протянутый Брентом стакан.

– Это, я так понимаю, все, что ты можешь сказать?

– Да, больше вроде бы нечего. Приезжаю, хватаю деньги, уезжаю…

– О'кей, – я сделал небольшой глоток, – ты мне можешь помочь, если хочешь. Есть предложение. Решай.

Примерно с минуту он думал:

– Ладно, я согласен. Хотя это все равно что рубить сук, на котором сидишь. Убийство – дело серьезное. Я играю. Если ты не шутишь, конечно – Насчет убийства я и не думал шутить.

– Идет. А кого убили?

– Имя тебе ничего не скажет – это раз. А во-вторых, меньше знать – в твоих же интересах. Давай-ка лучше вернемся к процедуре передачи информации. Есть ли у тебя телефон Нарды, по которому в случае чего ты бы мог позвонить? И запомнил ли ты расположение комнат?

– Телефон есть А вот насчет расположения комнат – вопрос посложнее. Иногда я прохожу через переднюю дверь, за ней идет сразу большая комната, задрапированная черным, и жду Нарду там, а иногда Нарда ведет меня в свою комнату, как сегодня вечером. Тогда я захожу сбоку, – ну, ты видел.

– Кого ты там встречал, кроме Нарды?

– Только эту куколку Лорен. Бывает, что кто-то за дверью или за стеной разговаривает, но они никогда при мне не заходят.

– А где телефон в доме?

– Никогда не видел. Хотя иногда слышал, как он звонит. Где-то на выходе из большой передней комнаты. Я попробовал уложить это в голове:

– Ты сказал, что номер он тебе дал. Кто обычно берет трубку?

– Когда Нарда, а когда и одна из женщин, по-разному.

– О'кей, если хочешь помочь, сделай вот что. – Я посмотрел на часы: полпервого без одной или двух минут. – Позвони ему ровно в час. Ровно. И послушай, кто ответит. Если Нарда – отлично, если нет, то пусть позовут. Скажи, нужно лично переговорить. И потом постарайся держать его на проводе как можно дольше. Говори о чем хочешь. Но чтобы он не заподозрил. Сможешь?

– Да смогу, чего не смочь. – Джордан нахмурился. – А зачем это все?

– Меньше знаешь – крепче спишь. И еще одно. Если вдруг он почему-то повесит трубку, позвони еще. Сразу же. Подожди два или три гудка, пусть кто-нибудь ответит, а затем, ничего не говоря, повесь трубку сам. И после этого – обо всем забудь. Понял?

– Понял. Звоню, зову Нарду, заговариваю ему зубы. Если он плюет на меня, звоню по новой и потом плюю на него сам. Ты тут ничего не перемудрил, а? И вообще, как тебе виски?

– С виски у меня всегда нормальные отношения. Только не забудь: ровно в час. Сейчас у нас сколько?

Он подошел к тумбочке и взял часы:

– Та-ак, когда проникает, будет ровно полчаса… О, запикало.

Стрелки моих часов показывали то же самое.

– Хорошо, я верю тебе, Брент. Но если ты только водишь меня за нос, вернусь сюда и подвешу к люстре.

Он ухмыльнулся!

– На тебя похоже. Но я и не думал водить тебя за нос. Надеюсь, потом расскажешь.

– Расскажу. Виски ничего. Должен признать. Как-нибудь приглашу к себе, тогда попробуешь моего. Ничем не отличается.

Я встал, чтобы уйти. Он протянул руку:

– Я позвоню, не беспокойся.

Я крепко сжал его пальцы, и он снова, очень характерно для него – как-то на одну сторону – усмехнулся.

– Ступай, брат. И да хранит тебя Всевышний.

Глава 11

Сколько же времени я там провел, в этих кустах, пропади они пропадом! Пахло чем-то сырым и затхлым, но я набрался терпения и, прикрывая сигарету ладонями, ждал точно до двенадцати пятидесяти девяти. Потом загасил сигарету, проверил, на месте ли пистолет, и быстрым шагом направился к дому. Гравий тихо шуршал под ногами. У двери Нарды, из-под которой пробивался свет, я остановился. В комнате кто-то непрестанно ходил. Должно быть, задачка была не из легких, если Нарда так долго не ложился.

Я поднес циферблат к самому носу, и в это время внутри зазвонил телефон. Брент не подвел.

Телефон все звонил и звонил и наконец смолк; секунд через тридцать я услышал, как к Нарде постучали в дверь с внутренней стороны помещения.

Шаги в комнате замерли.

– Да? Кто там?

Я узнал слащавый голос, так хорошо запомнившийся мне с воскресного утра.

– Это я, милый, Лорен.

– Лорен? Что случилось? – Пауза, потом опять то же самое. – Что случилось, Лорен? – Несколько грубовато на этот раз.

– Мистер Брент звонит. Хочет поговорить.

– А до утра он не может подождать? Вот тоже приспичило идиоту! Сколько времени?

– Час ночи. Открой же.

Снова пауза. И опять Лорен:

– Так ты идешь или нет?

– Иду. Сейчас выйду. Извини, Лорен, я не хотел тебе нагрубить, так получилось. Я уже дремал.

– Ничего, все нормально.

Слышно было, как Нарда собирается. Минуты через две он вышел и плотно закрыл за собой дверь. Тогда я вытащил из кармана заготовленные заранее ключи и, затаив дыхание, принялся за дело. На прошло и полминуты, как я уже был внутри. Пусто. Никого. Кровать смята, и свет не выключен. Нельзя было терять ни секунды.

Прежде всего я внимательно огляделся. Кровать, стул, тумбочка, платяной шкаф и незакрытая, дверь в ванную.

Сначала – платяной шкаф. Кроме черных просторных накидок и тюрбанов, там я ничего не обнаружил. Может, у него и были костюмы, но хранил он их в другом месте. Я очень торопился и поэтому сразу перешел к тумбочке. Набор для бритья, носовые платки, нижнее белье – тоже ничего интересного. Я осмотрелся еще раз. И тут мне на глаза попалось что-то торчавшее из-под подушек на смятой кровати. Я смекнул, что если Нарда прячет что-то себе под голову, то это именно то, что мне надо. Так и есть. Два журнала для записей. Где-то я их уже встречал. Я открыл один и стал листать. Те же столбики имен и подписей, что я видел на утренней мессе. Пролистав до конца, до последних записей, я без труда нашел свое имя. Фрэнсис Джойн – третье снизу. Все остальные имена ни о чем не говорили. Я наугад раскрыл второй журнал – снова одни неразборчивые подписи.

Во внутренней части дома раздался телефонный звонок. Дьявол! Этот Нарда повесил трубку. Очевидно, он уже подходил к двери, а у меня все еще ничего не было. Довольствуясь хотя бы журналами, я сунул их под мышку и юркнул в ванную. Там я первым делом нашарил выключатель и включил свет. На умывальной полочке стоял стакан. Я взял его пальцами изнутри, посмотрел на свет, снова щелкнул выключателем и одним махом очутился у двери, ведущей из спальни на улицу.

Телефон тем временем перестал трезвонить – значит, трубку опять сняли, в холле внутри загремели шаги. Я опрометью вылетел наружу. Успел едва-едва. Нарда вернулся к себе как раз в тот момент, когда дверь за мной захлопнулась. Похоже, он ничего не заметил. Я на всякий случай остановился и прислушался – было тихо – и только тогда решил сматываться.

Как угорелый я ворвался в городскую ратушу и, не замечая стоящего, вернее сидящего у входа и облаченного в казенную форму служащего, направился к лифтам. Постовой, однако, не дремал.

– Эй, вы! Ну-ка обратно. Сначала распишитесь в книге.

Я вернулся туда, где посетители расписываются:

– Бомб не имею. В заговорах не участвую.

– Распишитесь.

– Имя подлинное или?..

Только не подумайте, что я решил повыпендриваться. Просто захотелось немного повеселиться.

– Имя и подпись!

Я указал, кто я есть, и расписался. Никакого чувства юмора у этих привратников. Впрочем, и у меня бы оно, наверное, пропало, посади меня в большом вестибюле в такой форме. Уж я бы сделал вид что надо. Особенно когда врываются всякие идиоты и забывают зарегистрироваться. Стыдно, но что поделаешь?

Итак, я вызвал лифт и поднялся к Сэму. Он, как всегда, жевал длинную черную сигару.

– А я уж думал, ты не появишься. – Он говорил в сигару, как в микрофон. – Куда ты подевался? Еще немного в том же духе, и развод мне обеспечен.

– Если она с тобой разведется, то правильно сделает, – ответил я и рассказал, что произошло с тех пор, как я в последний раз звонил от Корнелла Мартина. – Кое-кто от моих действий на ушах будет стоять. Не все, правда, гладко. Можешь мне навесить проникновение в чужое жилище со взломом.

Сэм вытянул из кармана большую кухонную спичку, внимательно посмотрел на нее, положил на стол, после чего вынул изо рта сигару.

– Проникновение в чужое жилище со взломом, – зарычал он, выпятив вперед массивный подбородок, – и небось еще кого-нибудь прикончил, а? И что это за дурацкий стакан ты мне приволок?

Я держал стакан пальцами изнутри, донышком вверх. Сэм решительно протянул к нему руку.

– Э-э, поосторожней, дружище, – предупредил я его. – Зря, что ли, я дверь взламывал? Там отпечатки.

– Отпечатки? Какие отпечатки?

– Этот стакан стоял у Нарды в ванной. Логично предположить, что отпечатки пальцев принадлежат ему, нет?

– Да. Что это еще за «нет» ты стал говорить?

– Так. Связался с компанией и нахватался. Ведь говорили уже – про Нарду никто ничего не знает, более того, есть сильное подозрение, что он негодяй, а так как сейчас мы имеем его пальчики, то, может быть, выясним наконец и его личность.

– Согласен с тобой.

– То-то же. Если сможете снять, сколько уйдет времени, чтобы их идентифицировать?

– Сначала снимем или сфотографируем, посмотрим, как получится, – может, ты их все смазал, – и сверим с картотекой. Если в нашей не окажется, запросим дальше. Пошлем запросы в Сан-Диего, в Вашингтон. Можно сделать срочно, тогда ответ из ФБР в Вашингтоне придет уже через несколько часов. Буквально перед этим у нас такая же процедура заняла два часа.

– Неплохо работаете.

– Здорово, не то что неплохо. Уж не веришь ли ты той чепухе, что пишут в газетах? Мы чертовски здорово работаем! – Сэм ехидно скривил свои большие губы. – Нет?

– Да! Ну а что насчет Сипелей?

– Ты слишком долго, Шелл, собирался это спросить! Позвонить мне ты тоже собирался слишком долго. Результат – у нас только один из Сипелей. Другой пошел прогуляться. Куда – неизвестно.

– Отлично. Это я виноват, Сэм. Слишком увлекся девицей.

– Бывает. Я послал туда своего человека. К сожалению, ты слишком спешил, Ромео. Даже ручку ей не пожал.

Сэм на меня всегда очень хорошо действует. Я от него заряжаюсь. Временами, правда, он груб и достает как никто, но полицейский он что надо. И все его шуточки я воспринимаю нормально. Как и эту, про Ромео. Я знаю, случись что, он сам вместо меня вперед полезет. Впрочем, я тоже, если он попросит, не задумываясь дам руку отрубить. Но ведь он не попросит. Такой уж он парень, Сэм.

– А ты мой револьвер там не видел? – спросил я.

– Нет. Никаких револьверов. А ты что, свои где попало разбрасываешь?

– Угу. Времени не было вернуться. И еще, Сэм, хочу знать твое мнение.

– О чем?

Я достал из внутреннего кармана странного вида и странного запаха сигаретку, прихваченную в «Эль Кучильо» у Мэгги со стола. Я не забыл переложить ее, когда менял костюмы.

– Вчера подобрал, – пояснил я Сэму, – перед тем как идти к Нарде. Я даже успел несколько раз затянуться, но почувствовал, что что-то в ней есть. Может, туда чего намешано?

Сэм взял сигарету, надорвал ее с конца, посмотрел на табак и закурил:

– Ты думал, марихуана? Нет, только не это. Сигарета как сигарета. Не поймешь, чьего производства, но что-то здесь нацарапано, посмотри. Название похоже на мексиканское.

Я взял у Сэма сигаретку, набрал полные легкие дыма и закатил глаза к потолку:

– Да, похоже на Мексику. Скорей всего, так и есть.

– А зачем ты мне ее подсунул, Шелл? Твоя новая подколка?

– Нет, Сэм. Это меня накололи. Но ничего, я смеюсь. Ха-ха-ха. Не забудь про пальчики, о'кей?

– Пальчики проверим. О'кей. Та машина, которую ты угнал, зарегистрирована на Пола Сипеля. Это тот, который мертв.

– Мертвый – это Пол? Значит, Питер сейчас ищет меня?

– Думаю, что да.

Я встал. Я так Сэму ничего и не сказал о похищенных у Нарды журналах для записи посетителей. Не то чтобы специально, просто решил сам сначала кое-что проверить.

– Передай привет супруге, – бросил я, уже уходя, – она у тебя отважная женщина.

Глава 12

Все гуппи сбились в стайку в передней части аквариума и, завидев меня, отчаянно заметались. Я с ними поступил как последний подлец – не кормил с самой субботы. Хотя им это иногда даже полезно. Торопясь побыстрее загладить свою вину, я насыпал корма в кольцо, и маленькие рыбки, отталкивая друг дружку, суматошно устремились к нему. Я проверил температуру воды и только после этого прошел к столу.

Если кто впервые увидит мой рабочий стол, то может подумать, что я огребаю штук сто в год. Как бы не так. Но стол у меня солидный. Здоровенная громадина из красного дерева. Я приобрел его после одного удачно распутанного дельца, и он придает офису действительно деловой вид. Хотя, если признаться честно, я захожу сюда, только чтобы забрать почту и покормить рыб. Ну и когда нет работы. Сижу там и жду, не объявится ли клиент.

Кроме стола есть еще один крутящийся стул, это для себя, и два обычных, обтянутых кожей, – для посетителей. А еще этажерка для папок с бумагами и книжный шкаф. В нем «Британская энциклопедия», сборники «Кто есть кто» и другие книжки, включая три тома собрания Фрэнка Харриса о его жизни, женах и любовницах. Сверху на шкафу – аквариум с десятью галлонами воды и дюжиной гуппи, на стене – темно-синий ковер, вот, пожалуй, и вся обстановка.

Два журнала для регистрации верующих я принес с собой, потому что какое-то шестое чувство мне подсказывало, что эти списки не так безобидны, как кажутся, и будет лучше, если их спрятать. Не долго думая, я взял два толстых старых номера «Тру», вырезал острым ножом внутренности – да-да, издевательство, согласен, – и спрятал в каждый по журналу. Подошли тютелька в тютельку. Начиненное таким образом старье я оставил на столе на самом видном месте. Не очень оригинально, зато надежно.

Затем я плюхнулся на вращающийся стул, закинул ноги на край стола и углубился в созерцание носков кордовских ботинок. Последний раз я был в офисе с Джорджией, Джорджией Мартин. С нее все и началось. Боже, как давно это было, как будто месяц или два назад! А на самом-то деле всего только тридцать шесть часов прошло. С двух в дождливую субботу после обеда и до двух ночи в понедельник. Унылый и мрачный понедельник. И тем не менее в это время сумели вместиться и насильственная смерть, и убийство, и мягкие нежные губы, и сеанс гипноза, и горячее дыхание пороха.

В усталом мозгу одна за другой проносились картины случившегося. Лина в черных шортах и алом болеро, вот она кричит и пытается увернуться от летящего ножа; пристальный тяжелый взгляд из-под белого тюрбана; кровь, толчками выбрасываемая из простреленного горла умирающего; застенчивая зеленоглазая красавица в разорванном белье; внушительная фигура человека с воздетыми к небу руками на фоне неясного светящегося портрета; толстая жирная баба, хлопающая себя по животу; безвольно повисшая рука Джорджии, упавшая на пол автомобиля…

Я выпрямился и убрал ноги со стола. Полтретьего. Чуть было не заснул. Потянувшись, достал из плаща пистолет. Калибр 32-й. Я вынул обойму – оставалось два патрона. Без тридцать восьмого под мышкой я чувствовал себя безоружным. «Интересно, где же мой кольт сейчас? – подумал я. – В последний раз его забрал Пол Сипель. Там, у Нарды». У меня вообще-то всего одна пушка. Ни о каком арсенале и речи быть не может. И знаете почему? Ну прежде всего потому, что мне этого вполне хватает. А вот один пистолет в деле просто необходим. Хотя применяешь его, как правило, в одном случае из десяти. В девяти случаях можно обойтись. Но на десятый… Если его не будет, то одиннадцатый уже не возникнет. А еще в моем деле так: если у тебя пистолет забирают, то ты его либо возвращаешь, либо им больше не пользуешься. Ни своим и никаким другим. Но мне повезло, поэтому у меня оказался другой. Уйма патронов для тридцать восьмого и тридцать второй в кармане.

Итак, понедельник, полтретьего утра. И конца пока не видно. Ну и что, что схема начала проясняться? От этой ясности только голова раскалывается. И чем яснее становится, тем противнее. Ничего более паршивого я не встречал. Я выключил свет – сначала над аквариумом, потом верхний у входа – и вышел на улицу. Мной овладело горячее желание снова лицезреть гороподобную мадам Риморс.

Поздно, конечно, но шанс был. Попробовать застать Мэгги в «Эль Кучильо». Я выехал на Бродвей. Влажный тяжелый воздух приятно холодил лицо. Фактов у меня достаточно. Хватит, чтобы задать несколько имеющих отношение к делу вопросов. От некоторых из них она, возможно, закрутится как змея. Хоть отведать ее укусов, честно говоря, не хотелось бы.

Лос-Анджелес между двумя и тремя ночи ничем не отличается от любого другого города Штатов. Бары давно закрылись, машин мало, людей почти не видно. Разве что встретишь изредка компашку юнцов с девицами. Таблетки и травка кончились, вот они и набиваются как селедки в бочку в один из папашиных лимузинов и рыскают всю ночь. Таких уже не уложишь, пока не нарвутся на что-нибудь.

Я поначалу даже внимания не обратил, когда в зеркале увидел сзади чьи-то фары. Но, проехав Сансет и двигаясь вверх по Северному Бродвею, я автоматически следил, не вынырнет ли за мной кто-нибудь из-за угла. Фары не отставали, как оказалось. Четко держались на полквартала сзади. Я попробовал ехать со скоростью тридцать километров в час, затем резко ускорил до пятидесяти, снова сбросил газ – фары были там же, где я их заметил. Что ж, поиграем в кошки-мышки. Кто меня преследовал, я уже почти понял. А к тому моменту, когда фары свернули за мной и на Колледж-стрит, рассеялись и последние сомнения.

Особой радости от этого я не испытал. Только неприятный озноб по коже. Я мог и ошибаться, конечно, но на сей раз ошибка почти исключалась. В душе, однако, я все еще надеялся.

Когда это идет одно за одним, то от смертей и насилия начинает тошнить. На твоих глазах истекают кровью, затыкают рану руками, умирают, а тебе сначала вроде бы даже и интересно, и дух захватывает, и все такое. Но когда это снова и снова, и ты все время в этом замешан, то события теряют свою естественность. Можно, правда, заранее подготовиться и представить, как на тебя замахиваются ножом, как здоровенный амбал дробит тебе челюсть, как в тебя стреляют или ты сам стреляешь, физически ощущаешь, что ломаешь кому-то нос и делаешь какого-нибудь подонка уродом на всю жизнь, а то и трупом, но вот это все начинает происходить на самом деле и быстрее, чем можно себе представить. И что получается? Адреналин выбрасывается в кровь в небывалых количествах, сердце вот-вот разорвется, дыхания не хватает, организм требует все больше и больше кислорода, органы и железы работают на износ – а как иначе, ведь им дано задание спасти тебя и сохранить, и вот в эти-то мгновения все и меняется. Ты уже не тот, что был раньше. Ты думаешь по-другому. Все, что происходит вокруг, прыгает и сливается в одно целое. А ты об этом даже не думаешь, работают одни рефлексы. И если рефлексы в порядке – тебе, парень, повезло. Ты напуган, как заяц, но ты о'кей. И все ерунда, и все кончено.

А вот когда все кончено, есть время подумать. Начинаешь вспоминать, и тебя аж выворачивает. Живо вспоминаются самые мелкие и незначительные детали, которым и значения-то не придавал. Думал, что не заметил. Например, как именно дернулось тело, когда пуля пробила тонкую кожу и, пройдя мясо, ударила в кость. И как оно дергалось потом, перед тем как перестало быть телом человека, а стало тем, что в морге называют «покойником» или «усопшим». Потом тебе в голову приходят даже мысли типа: а что он был за человек, где родился, что любил на завтрак и прочие глупости, и тебе интересно знать, что заставило его взять пистолет и почему он так любил, когда он у него в руке. Может быть, ты даже представляешь себе, что же это в конце концов такое, что выходит из тела человека, когда девять граммов свинца вонзаются ему в мозг или в сердце. Тебя тошнит, ты идешь в ванную и блюешь, и вот тогда-то все действительно заканчивается и ты забываешь об этом. Почти забываешь.

Но к черту такие рассуждения.

Я зарулил на стоянку, выключил фары и заглушил двигатель, после чего вышел из машины, но дверцу до конца не закрыл. Затем я обошел клуб «Эль Кучильо» со двора и остановился у ведущей вовнутрь задней двери.

За ней горел свет. Значит, кто-то там еще не спал. Я подумал, что в такой поздний час они вряд ли ожидали чьего-нибудь визита. Вытащив пистолет из кармана, я держал его наготове, на уровне пояса в правой руке. У главного входа с улицы хлопнула дверца автомобиля. Он тоже возвращался.

Живот у меня стянуло в один тугой узел, все мышцы напряглись, и я вдруг обнаружил, что дышу широко открытым ртом, как будто иначе может воздуха не хватить. Конечно, мне было страшно, да и любому на моем месте… все мы люди.

Я перехватил пистолет в левую руку и держал за ствол, пока вытирал о брюки вспотевшую ладонь правой. Потом снова взял его поудобнее за короткую рукоятку и прижал к бедру. Теперь я слышал, как он приближается. Мягко ступая по земле, он крался вдоль здания.

Представьте себе, что «Эль Кучильо» – это квадратная коробка, стоящая на земле. Тогда со стороны фасада будет улица, а с правой стороны – стоянка. Я стоял с задней стороны, в полной темноте, повернувшись лицом к стоянке. Скрыться от нападавшего можно было только через заднюю дверь клуба.

Он подходил все ближе и ближе. Ох уж эти ночные клубы!

Он знал, что я сзади. Видел, как я подъехал. И наверное, догадывался, что я его жду. Но ему, по-моему, все было уже до лампочки. Он перестал быть холодным и расчетливым убийцей. Он превратился в комок нервов. Только ярость и ненависть.

Я сразу увидел его. Темный, отделившийся от стены силуэт. Вышел из-за угла и остановился. Я ощущал его сдавленное дыхание, явственно представлял раздувающиеся ноздри. Он вынюхивал меня, как зверь. И в руке у него был такой же, как у меня, пистолет.

– Сипель, – сказал я, – стой, где стоишь. Не двигайся.

Но ему это было все равно что об стенку горох. У него работала только одна извилина. Возможно, единственная. И в ней горело одно-единственное желание. Он себя запрограммировал.

Сипель сделал шаг в мою сторону. Спокойно. Только не торопиться. Времени более чем достаточно.

– Сипель, – повторил я, – ближе не подходи. Слышишь, идиот? Я тебя убью, Сипель!

Но он не слушал. Он продолжал приближаться. Между нами оставалось футов пятнадцать, когда я увидел пламя и услышал выстрел. Пуля просвистела мимо. Теперь ему пришел конец. Точно конец.

Я поднял руку с пистолетом и дважды нажал на спуск. Без всякой суеты, целясь влево от вспышки, в середину чернеющей двигающейся массы. Я немного дрожал.

Все было как во сне. Черный силуэт сник и осел на землю. Еще одна полоска огня метнулась под углом в небо, и пуля попала в навес крыши. Стрелял он уже почти с асфальта.

Я подошел к нему и наклонился посмотреть, все ли кончено. И хотя его левая рука еще сжимала оружие, поднять его он был уже не в силах. В горле у него булькала кровь, но и этот звук быстро прекратился. Итак, убиты оба брата. Ирония судьбы – Питер получил пулю из собственного пистолета. На своем можно сделать еще одну засечку. Я испытал что-то похожее на гордость.

Левой рукой я забрал у Сипеля тридцать восьмой и сунул в карман. Его даже не тронул. Он так и остался лежать лицом в грязь.

Теперь я попробовал открыть дверь заднего хода. Она оказалась незапертой, и я вошел внутрь. Это была кухня. Сильно пахло перцем и специями. Всю дальнюю стену и весь угол занимали полки и полочки, заставленные жестяными банками с приправами, разного рода «чили» и соусами. На правой стене от пола и до потолка висели связки красных и зеленых стручков. И ни души. Дверь слева была открыта.

Я уже сделал к ней шаг и приготовился стрелять, но вспомнил, что только что израсходовал последние два патрона. Рука автоматически потянулась к карману за тридцать восьмым. Я уже почти достал его, но именно в этот момент в дверном проеме появился Мигель Меркадо.

Он смотрел на меня, а прижатой к бедру левой рукой держал за лезвие – большим пальцем вниз – один из тех длинных острых кинжалов, которые кидал на публике. Злобный нехороший взгляд выдавал все, что он обо мне думает. Однако меня гораздо больше беспокоил другой нож. Тот, который был у него в правой руке. Он сжал его в кулаке, острием в ладони, а руку занес над головой.

Я прикинул в уме ситуацию. Преимущество на стороне Мигеля.

– Ну-ну, расслабься, – сказал я.

Мигель ничего не ответил. Его немигающие застывшие глаза выражали дружелюбие пожизненного заключенного. Зрачки сузились до такой степени, что превратились в едва видимые черные точки, дыхание было тяжелое и размеренное.

Он остановился на самом пороге, в комнату так и не вошел. Один нож – сбоку внизу в левой, другой – в заведенной за голову и в любой миг готовой его выпустить правой. Наконец Мигель заговорил. Медленно, зловеще:

– Привет, Мак. Старина Мак. Рад тебя видеть, сукин ты сын.

Двинуться сейчас означало все равно что отпустить взведенный предохранитель или наступить на гремучую змею. Черт меня подери, если я не завидовал в тот момент тем, кто спит у себя дома. В горле у меня так пересохло, что я даже не смог сглотнуть.

– Привет, приятель. Как дела, Мигель?

Он отрывисто хихикнул. Его это явно забавляло.