Текст книги "Будет револьвер — будем путешествовать (сборник)"

Автор книги: Ричард Скотт Пратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Он – что?

Кеннеди повторил:

– Не то выпал, не то выбросился. Я подумал, что он выдал нам фальшивую историю, а потом выбросился... Вы сказали, Анастасия созналась?

– Ну, это, пожалуй, не совсем точно. Если подумать, то до главного она как раз не дошла. Сейчас я приеду.

Я повесил трубку и повернулся к Дейку.

– Ничего, если я поеду? Клиент хочет меня видеть.

– Конечно, поезжайте. А то, что вы не выдали себя за полицейского, это хорошо.

– Вы что, слышали эту часть нашего разговора?

– Мы все слышали.

В комнате Гранта находились: Кеннеди, врач и на кровати – Алан Грант. Посмотрев на него, я сказал Кеннеди:

– Я думал, что он разбился насмерть. Или, по крайней мере, попал в больницу.

– Насмерть? Этот распухший, обмякший пьяный идиот? Нет. Он упал на тент, что над входом в дом. Отделался ушибами и ссадинами, не больше. И совершенно пьян. В этом самое для него плохое. Удивительно, что он еще на тент попал. Чего доброго там бы разлегся и бурбону попросил.

Кеннеди кивком показал на бутылку, наполовину наполненную бурбоном, стоявшую на столике у кровати.

– Когда я уходил, он был без сознания, но, должно быть, потребность выпить привела его в чувство. С ним это бывает.

Доктор выпрямился, вложил какие-то инструменты в свою сумку.

– С ним все будет нормально, если он перестанет пить.

Эти слова вернули мои мысли к миссис Френч. Она упомянула о пустой бутылке, которую заметила в траве возле бассейна и подняла. Я был уверен, что следующее ее сообщение будет о том, что она замахнулась ею на Кельбу и своего благоверного. Или только на Кельбу. Я посмотрел на распростертое тело Алана Гранта и спросил доктора, сможет ли Грант говорить с нами. Док ответил, что, конечно, сможет, коль скоро выплывет из пучины опьянения. Я сел и стал обдумывать кое-какие сведения, которые мне удалось извлечь.

После ухода доктора, я повернулся к Кеннеди.

– Вы говорили, что собирались сегодня переснять некоторые кадры. Съемочная группа в сборе?

– Да. У нас ведь одновременно готовится и другой фильм. Так что не только операторы, но и вся группа на месте.

– Я бы хотел занять у вас кинооператора, специалиста по свету, кинокамеру, пленку... Хочу сделать один фильм.

Он посмотрел на меня с таким выражением на лице, будто я заявил, что хочу его повесить.

– Бог с вами, зачем вам делать фильм?

– Чтобы выполнить работу, ради которой вы меня наняли. Поймать убийцу, выяснить все до конца. Я много думал и мне кажется, это будет наилучший способ. Может быть, даже единственный. Так как?

Он помолчал. Несколько секунд на размышление, затем быстрое решение и немедленное действие.

– Хорошо.

Он подошел к телефону, набрал номер и пролаял в трубку несколько распоряжений, велев кому-то собрать группу, чтобы в любой момент приступить к работе.

– В некотором смысле, мистер Кеннеди, это защитная мера для вас же. Почти наверняка Кельбу убил один из девяти человек, бывших на вечере у Трентов. Похоже, что это была миссис Френч, но, может быть, и не она, а вы, в конце концов, один из этих девяти. Я лично убежден, что вы бы не стали убивать девушку, а потом нанимать сыщика, чтобы отыскать убийцу – это был бы своего рода рекорд панического умопомешательства. Кроме того, и вы, и мисс Брак имеете алиби. Но другие могут быть не столь уверены в этом, как я. А если предположить, что этот маленький фильм выявит из девяти человек того, кто убил, то ни один из этих девяти не должен знать, что произойдет.

Он кивнул.

– Кажется, я понимаю, что вы задумали. Вы собираетесь воспроизвести сцену убийства, мистер Скотт?

– В некотором смысле. Вечером увидите. Да, кстати, когда ваш оператор снимет то, что я ему скажу, как скоро можно подготовить фильм для демонстрации? Я бы хотел устроить просмотр в четыре или пять часов сегодня.

Он взглянул на часы.

– Давайте в шесть. Думаю, к шести можно успеть, если вы потратите на съемку не более часа. Это будет стоить кучу денег.

– Не больше, чем «Колесо фургона».

Это поразило его в самое сердце, прямо в стодолларовые бумажки. Он снова поговорил по телефону, упоминая кинооператоров, техников и еще каких-то специалистов, о которых я никогда даже не слышал, а потом сказал:

– И еще одно – последнее. На весь сегодняшний день мистеру Скотту дан карт-бланш. Группа должна беспрекословно выполнять все его указания. Все, что он будет говорить, считайте, что исходит от меня.

Кеннеди повесил трубку.

Крошечный червячок беспокойства шевельнулся во мне. Я сказал:

– Это звучало так, будто я собираюсь снимать «Унесенные ветром». Но ведь это будет всего лишь простой любительский...

Он прервал меня:

– Вам понадобится вся группа. Фильм надо снять, обработать, разрезать, смонтировать, а это уже моя епархия, мистер Скотт. Ваше дело – найти убийцу.

Внутри у меня что-то похолодело и сжалось. Весь день я совался туда-сюда, и идея фильма возникла в моем уме только сейчас. Если будет провал – я погиб. Она должна сработать, и незамедлительно, колеса катились, насколько я мог себе представить, со скоростью десять тысяч долларов в час. Я столкнул их с места. Теперь, если это не взорвется, а просто лопнет, следующим убитым будет Шелл Скотт. Возможно, Джей Кеннеди получит за это газовую камеру, но он умрет, смеясь.

Как будто прочитав мои мысли, Кеннеди посмотрел на меня трезвым оценивающим взглядом и сказал:

– Мистер Скотт, если я соглашаюсь на этот... Этот ваш план, так сказать, с закрытыми глазами, то лишь по той причине, что полиция уже имела со мной разговор. И довольно подробный. После этого я вернулся сюда и узнал о несчастном случае с Аланом Грантом. Они обошлись со мной довольно грубо – не физически, конечно, но их вопросы... Я пережил весьма неприятные минуты. И мне пришлось рассказать об этой бутылке из-под виски. Они отнеслись к этому в высшей степени неодобрительно. С меня хватит. Я хочу, чтобы все разрешилось. Я не хочу, чтобы газеты изощрялись в предположениях, намеках, замечаниях, порочащих меня или других невиновных людей, замечаниях, которые могут запомниться и выплыть позже, даже после того, как будет установлена истина. Пока Лос-Анджелес и Голливуд читают об этом убийстве, я хочу, чтобы все узнали, что дело закончено и убийца Кельбы в тюрьме. И еще: не должно возникнуть и тени подозрения, будто фирма пытается кого-то выгородить, пусть даже меня. Я хочу, чтобы сегодня вечером дело было закрыто. – Он помолчал, а потом сказал так медленно, что я не упустил ни одного изменения в интонации: – Вот то, чего я от вас жду, мистер Скотт.

Я усмехнулся, как человек только что потерявший зубы, болезненной усмешкой.

– Именно это, мистер Кеннеди, вы и получите.

Однако про себя подумал: «Я никогда не находил убийцу, я даже никогда не работал над делом об убийстве. Прощай моя контора, прощай, Иоланда, прощай, Голливуд».

Потом я взял себя в руки.

– Прощайте, мистер Кеннеди, – сказал я. – То есть, я имею в виду, что мне пора идти и браться за дело.

Он угрюмо кивнул.

Может быть, один кивок и мало отличается от другого, но этот был особенный, это был действительно угрюмый кивок.

То, что пора браться за дело, была совершенная правда. До сих пор рядом со мной был только мистер Кеннеди, но теперь нужно было заручиться поддержкой лос-анджелесского отделения полиции. Поскольку я отрезал себе путь к отступлению, я сказал Кеннеди еще кое-что, необходимое для осуществления моего плана, и отправился сжигать остальные мосты.

В течение двух часов после ухода из квартиры Гранта я был полновластным владыкой, даже несмотря на то, что временами меня снова охватывал страх. Но имея за собой Кеннеди и его фирму, я получил поддержку от всех, включая полицию. Мне даже разрешили снимать фильм на месте убийства и в доме Трентов в их отсутствие. От полиции я получил кое-какие дополнительные сведения. Временем смерти Кельбы по-прежнему считался промежуток между двумя и тремя часами ночи. Удар, нанесенный Кельбе бутылкой из-под виски, которую нашли и обследовали, но без результатов, был достаточно силен, чтобы вызвать сотрясение мозга, но причиной смерти было погружение в воду, которой она захлебнулась, когда упала или ее столкнули в бассейн.

Я договорился с двумя актерами, что они приедут в дом Трентов, потом позвонил в контору Иоланде.

– Хэлло, это Скотт. – Я дал ей адрес и сказал: – Захвати свое бикини и приезжай. Будешь сниматься в фильме.

Ее восторженный писк прервал мои слова, но я продолжал:

– Успокойся. Это совсем крошечный фильм. И ты будешь исполнять в нем роль трупа.

Писк прекратился, она задала мне несколько вопросов, на которые я ответил, и сказала, что уже в пути.

Собственно съемка заняла всего полчаса. Я знал, что мне нужно. Некоторое время ушло на беседу со съемочной группой, с двумя актерами, которых я отвел в сторону и объяснил, что им предстоит сыграть. В десять минут седьмого все было готово для сеанса.

В демонстрационном зале фирмы собралось одиннадцать человек: девять участников вечеринки, включая тех, с которыми я еще не говорил, Иоланда и я.

Алан Грант явился, наполовину протрезвев и страдая от боли. Я успел до этого еще раз поговорить с ним, но теперь он помнил даже меньше, чем при первой нашей беседе. У него не было ни малейшего представления о том, кого он видел на лужайке у бассейна, он ничего не помнил о своем падении из окна. Миссис Френч была доставлена сюда полицейскими. Последние не остались в зале, но двое стояли тут же за дверью. Я вышел вперед и остановился перед белым экраном, лицом к своим немногочисленным зрителям. Я выждал, пока все затихли. Я весь покрылся потом, но не только от естественного волнения. Кондиционер жужжал довольно громко, но тем не менее в зале было довольно жарко. Прекрасно, подумал я, все так, как мне нужно. Я надеялся что поддам им достаточно жару, чтобы поймать убийцу. Оглядев всех еще раз, я начал говорить.

– Вы все отчасти знаете, по какой причине вы здесь. Это потому, что вчера на вечере, на котором вы все присутствовали, была убита Кельба Мэллори. Убил ее один из вас. Я знаю, кто это, и собираюсь сейчас рассказать вам, а точнее показать, кто и как это сделал. Сегодня группа на студии, и мы вместе сняли фильм, воспроизводящий убийство, совершенное этой ночью.

Я сделал паузу и обвел всех взглядом. Джей Кеннеди в упор смотрел на меня все с тем же угрюмым выражением. Миссис Анастасия Френч, сидевшая рядом с мужем, поднесла руку к горлу, губы ее полураскрылись, лицо побледнело и, казалось, она вот-вот лишится чувств. Саймон Френч, хмурясь, жевал губу. А.А. Портер сосредоточенно смотрел на меня, время от времени кивая своей крупной головой. Эвелин Друид и мисс Ле Брак не сводили с меня глаз, сидя на своих местах. Мистер и миссис Трент держались за руки, и она что-то говорила мужу.

Помолчав несколько секунд, я продолжал:

– Одно слово убийце. Вы можете облегчить дело и для себя, и для других, если скажете обо всем сейчас.

Я не ожидал никаких результатов, они и не последовали. Я сказал:

– Этот фильм снимался днем с участием актрис и актеров, но когда будете смотреть, вообразите, что это происходит между двумя и тремя ночи. Вы все знаете, где были в это время, включая и убийцу. – Я улыбнулся. – А теперь, простите за выражение, посмотрим на этот пустячок.

Я прошел к своему месту и сел рядом с Иоландой. В темноте преступник увидит сцену убийства, момент смерти. Его напряжение и внутренняя агония будут, несомненно, все время возрастать. Он будет обливаться потом от страха. А потом, если я правильно все сделал, он не выдержит и выдаст себя.

Как только я взмахнул рукой, свет в зале погас и в наступившей темноте слабо засветился экран. Сеанс начался. Фильм не был озвучен, и тишина нарушалась лишь шорохом одежды об кресла, когда кто-нибудь менял положение, жужжанием кондиционера, чьим-нибудь тяжелым вздохом или покашливанием.

Действие на экране открывалось картиной дома Трентов, переносясь к бассейну и от него, через лужайку – к задней стене дома. Никого не было видно. Потом в кадре появился актер, изображающий Алана Гранта. Он брел, иногда слегка пошатываясь, в руке у него была уже начатая бутылка бурбона. У кустов он опустился на траву, именно в этом месте, где Грант впал в беспамятство. Крупным планом было показано, как он осушил бутылку и отшвырнул ее в сторону, где она и осталась лежать, заполнив собой кадр. Но вот она как бы растворилась, превратившись в лицо Иоланды-Кельбы. Иоланда повернулась и, обогнув угол дома, побежала к бассейну. За ней бежал актер, играющий роль Саймона Френча. На краю бассейна оба упали в траву. Он был в плавках, Иоланда – в бикини. Один поцелуй, ничего больше. Потом камера взяла выше, медленно обвела справа налево лужайку, задержавшись на миг на пустой бутылке в траве, и остановилась на фигуре Алана Гранта, который в этот момент пошевелился, поднял голову и уставился в сторону бассейна. Глаза его расширились.

Все это время в зрительном зале царила тишина, но, следя за действием на экране, я пожалел, что фильм не озвучен. В этом месте следовало дать взрыв звуков, всплеск музыки, что-то, что бы указало, что это наивысшая точка, начало кульминации. Но я услышал нечто не менее важное – фактически даже более важное, быстрый, резкий звук внезапного вздоха. На слух трудно было определить, откуда он шел, но я уже знал, кто это. Тут в кадре появилась рыжеволосая женщина. Она вышла из боковой двери, огляделась и направилась к бассейну. Миссис Френч, должно быть, первая поняла, кто та женщина, которую изображала актриса.

Рыжая подошла к бассейну, остановилась, увидев две прильнувшие друг к другу фигуры, бросилась к ним, размахивая руками, губы ее двигались, будто она что-то кричала. Но те двое не отпрянули друг от друга. Миссис Френч, та, что на экране, развернулась с искаженным лицом, увидела в траве бутылку, схватила ее и, снова повернувшись к ним, подняла руку, готовая нанести удар. В этот момент в зале раздался женский крик: «Прекратите это! Прекратите!» Пронзительный крик в молчаливой аудитории произвел впечатление мощного удара.

Сеанс тотчас прервался, в зале вспыхнул свет. Анастасия Френч стояла, прижав к щекам руки, закрыв глаза.

– Не показывайте дальше. Пожалуйста! Я все скажу.

Медленно нарастающее напряжение оказалось выше ее сил. Значит, у меня все в порядке. Возбужденно, без пауз, миссис Френч рассказала почти слово в слово то, что уже рассказывала мне раньше. Но теперь она продолжала:

– Я ударила моего... мужа. Он побежал. Я ударила ее, Кельбу, несколько раз. Господи, я не знаю, сколько. Я не хотела убивать ее. Я была вне себя от ярости. Я бросилась к своей машине, гнала ее несколько часов. – Рыдая, она закрыла лицо руками. – Я даже не знала, что я убила ее!

Я встал.

– Минутку, миссис Френч, – сказал я медленно. – Вы ее не убили.

Анастасия быстро обернулась и взглянула на меня. То же сделали все, кто был в зале. Теперь я владел ситуацией и вел их, куда мне было нужно, включая и того, кто действительно был убийцей Кельбы. Я преследовал не Анастасию Френч, но ее порыв сделал свое дело. Этот внезапно потрясший всех крик, ее взволнованные слова и рыдания еще больше усилили напряжение, объединившее всех эмоционально, всех, кроме одного из нас.

Она сказала, заикаясь:

– Как? Я...

– Она утонула, – сказал я. – Вы ее толкнули?

– Нет... но я думала, она сама... потеряв сознание... упала в воду...

– Не совсем так, – сказал я, – она не упала в бассейн. Того, что я сам знал или был уверен, что знаю, кто убил Кельбу, было недостаточно. У меня не было настоящего реального доказательства, чтобы вынести приговор, во всяком случае, пока еще не было. И теперь мне необходимо было его получить. Начав показывать этот фильм, я сжег свои последние мосты.

– Заметьте, что пока все совершается так, как было на самом деле, – сказал я. – Так будет и дальше, до самого конца. А теперь посмотрим, как произошло убийство. И кто был убийцей.

Я сел, обливаясь потом, чувствуя, как здесь невыносимо жарко, во рту у меня пересохло от напряженного ожидания развязки. Свет снова погас, и действие на экране возобновилось с того же места, на котором было прервано. Миссис Френч замахнулась, бутылка опустилась, задев Саймону Френчу плечо. Отпрянув, он вскочил на ноги, бросился бежать и исчез из кадра. Иоланда-Кельба была видна в кадре. Было показано, как бутылка поднялась над ее головой и опустилась на нее несколько раз. Потом, на одно мгновение – искаженное ужасом лицо миссис Френч. Она выронила бутылку и побежала. Камера последовала за ней, но ненадолго.

Когда она исчезла, камера остановилась, сфокусировала на заднюю стену дома Трентов. Сначала ничего не происходило, но затем возникло какое-то движение. В окне миниатюрной римской бани рядом со спальней миссис Трент что-то зашевелилось. Это появился я, Шелл Скотт. Я играл убийцу, вылезающего из окна, перебегающего через лужайку. Я столкнул неподвижное тело в бассейн, бегом вернулся к дому и влез обратно в окно.

Но камера снова переместилась влево, поймав обмякшее лицо Алана Гранта, его полузакрытые глаза. Он покачал головой, провел рукой по лицу и снова упал на траву. На экране заплясали причудливые фигуры и очертания, и фильм закончился. Дали свет, показавшийся после темноты ослепительным.

В зале не было слышно ни звука, кроме жужжания кондиционера. Я сказал:

– Ну, так что же, Портер?

Его лицо было безобразно, но не от гнева – от тоскливого страха. Но А.А. Портер, который прошлой ночью, у окна, принял самое большое и быстрое из всех своих решений и осуществил его, завершив действие непоправимым актом убийства, сейчас принял еще одно решение и весьма успешно. На его лице появилось почти спокойное выражение, он поднялся с кресла и повернулся ко мне. Спокойным, ровным голосом он сказал:

– Вы совершили ужасную ошибку, Скотт. И мне придется привлечь вас к суду. Надеюсь, вам это понятно. – Он пригладил жидкие пряди волос, взмокшие и слипшиеся, похожие сейчас на черный мох. – Это хуже, чем просто попытка обвинить меня в убийстве. Это самое гнусное, злобное...

– Жарко, не правда ли?

Он заморгал, уставившись на меня с таким видом, будто я лишился рассудка.

– Что?

– Я сказал – жарко, не правда ли?

Он потряс головой, его красное лицо выражало недоумение.

Я сказал:

– Взгляните наверх, Портер. Вот почему здесь так жарко – из-за этих ламп. Вы же работник кино – вы были им. Вы должны кое-что знать об инфракрасных лучах. При инфракрасном свете, имея специальную кинопленку, вы можете снимать кадры даже в темноте. Я знаю об этом не очень много, но сегодня днем один из ваших техников рассказал мне массу интересного в этом плане.

И тут-то он, наконец, испугался по-настоящему. Испугался до смерти. Страх выступил на его лице, как будто его кожу смазали каким-то зримым веществом.

– Вот именно, – сказал я. – Но только инфракрасные лучи – это невидимый глазу спектр, это тепло, не световая волна, а тепловая. Тепловую волну можно использовать для киносъемки. Вот для чего здесь гудящий кондиционер – чтобы мы не изжарились здесь заживо, а также для того, чтобы заглушить звук кинокамеры.

Он оторвал от меня взгляд, посмотрел на остальных, потом вновь повернулся ко мне.

– Теперь до вас дошло? – спросил я его. – Все время, пока вы и все смотрели этот фильм, невидимая камера снимала вас всех на пленку. – Я показал на экран. – Если пристально вглядеться, можно было заметить в нем отверстие, большую линзу. Причем, с точностью хронометра, Портер. Так что, каждый штрих, малейшее изменение в лице можно соотнести с тем моментом в сцене убийства, который вызвал это изменение.

Я дал ему вникнуть в смысл моих слов и добавил:

– Я хочу увидеть, что было с вашим лицом всякий раз, когда на экране появлялся человек, лежащий на траве под кустом, человек, который видел, как вы убили Кельбу. И особенно, когда появился я в вашей роли, когда я вылез из окна и столкнул тело в бассейн. Подумайте над этим. Одиннадцать человек смотрели фильм в темноте. У вас не было никакого основания притворяться или стараться скрыть выражение волнения, страха или отвращения на вашем лице. Одиннадцать человек: миссис Френч, которая думала, что убила Кельбу, и еще десять невинных людей, и вы, Портер, истинный убийца. Как, по-вашему, вы будете выглядеть в этом втором фильме, который мы только что сняли при помощи этих ламп?

Я показал на лампы у нас над головой. Он сник. Казалось, он вот-вот расползется на части, мышцы как будто обмякли под кожей. И тут я нанес ему последний удар.

– Все это, от начала до конца, было сделано специально для вас. Я все построил вокруг вас, Портер. Воспроизведение акта убийства, инфракрасный свет и даже еще одно – последнее доказательство. Даже сейчас происходит съемка, и вы весь на пленке с вашим лицом, выражающим сознание вины и чувство страха. Вот послушайте.

Я подошел к кондиционеру и выключил его. В тяжелой тишине стал явственно слышен стрекочущий звук продолжающей работать кинокамеры.

– Все, что вы делали, почти все, что думали и переживали с того момента, когда вошли в этот зал, к завтрашнему утру будет запечатано в жестяных коробках. На этот раз вместе со звуком. Знаете, Портер? Вы такой же мертвец, как и Кельба.

– Кельба, – произнес он. Его плечи поникли, искаженные черты лица как будто выровнялись, приняли спокойное выражение. – Она сводила меня с ума, – сказал он. – Кельба была красавицей. Привлекательной до ужаса, до отвращения, как наркотик, как болезнь. Я был влюблен в нее. Никогда не переставал ее любить. Я писал ей письма, и она меня шантажировала. Вынудила меня дать ей роль в нашем фильме. Она... унижала меня, рассказывала мне о других мужчинах. – Он говорил ровным голосом, почти с непринужденной интонацией. – Я убил ее с наслаждением. Когда я вернулся в дом, я даже подождал немного у окна, чтобы удостовериться, что у нее нет шансов выжить. Целый час после этого я испытывал чувство наслаждения. Но с тех пор – нет. С тех пор – нет.

Он умолк, а я повернулся, чтобы посмотреть на остальных. Все глаза были прикованы к Портеру, все лица будто застыли, внезапно окаменев. И в их лицах я увидел, именно в их лицах, а не в лице Портера, отражение возникшей вдруг угрозы.

Это был пистолет, маленький, но все же пистолет. Я не заметил, откуда он его взял. Перед тем, как войти в зал, каждый подвергся беглому осмотру, но Портеру как-то удалось пронести пистолет, который он сейчас и держал в руке. Его лицо и тон были по-прежнему спокойны, когда он спросил:

– Как вы узнали, Скотт? Почему вы были так уверены, что это я?

– Алан Грант, – ответил я. Он знал, что я имею в виду, хотя для остальных это было совершенно непонятно.

Он кивнул своей большой головой.

– Ясно. Я знал, что это была ошибка.

Он поднял руку с пистолетом. Я сделал шаг в его сторону.

– Не валяйте дурака. Дом окружен полицией.

Я сделал еще шаг, надеясь, что успею подойти достаточно близко.

– Смиритесь, Портер. У вас нет выхода.

Я ошибся. У него оказался один выход и он им воспользовался. Прежде чем я успел остановить его, он вложил ствол маленького пистолета себе в рот и спустил курок. Звук был глухой, совсем негромкий. Он постоял, выпрямившись, казалось, очень долго, потом упал, и тишина взорвалась.

Женщины пронзительно закричали, мужчины вскочили с мест. Все смешалось. Люди толпились вокруг. В зале появились полицейские. Иоланда вцепилась мне в руку и сжимала ее. В момент относительного затишья Джей Кеннеди отвел меня в сторону. Он был серьезен и спокоен.

– Прекрасная работа, Скотт, – сказал он. Впервые он назвал меня просто – Скотт. – Но я не совсем понимаю, почему вы были так уверены, что это А.А. Я рассказал ему все, что нам говорил Алан Грант, но это все было так туманно...

– Меня убедила не столько сама история Гранта, сколько тот факт, что Портер попытался убить Гранта. Вытолкнул его из окна. Для меня лично это было решающим. Грант напивался до бесчувствия тысячи раз, и я не мог поверить в такое неправдоподобное совпадение, что из всех дней именно сегодня он вывалился из окна. Слишком уж пригнано к остальному. Поэтому я решил, что его столкнули.

Он все еще хмурился. Я продолжал:

– Не считая меня, только двое знали, что Алан видел, как произошло убийство. Я уже говорил вам раньше, почему я вас исключил. Значит, оставался ваш коллега. Были еще кое-какие детали. Например, вы сказали мне, что он практически вынудил вас взять Кельбу в «Колеса фургона». Если она была такой бездарной актрисой, значит у него были какие-то другие основания, не относящиеся к ее актерским способностям. Этого для меня было достаточно. Поскольку я чувствовал, что он виновен, его мотивы не очень меня интересовали. И потом, я знал, что ему подвернулся удобный случай.

Кеннеди кивнул, похлопал меня по спине и удалился.

Меня перехватила Иоланда.

– Шелл.

– Да?

Я посмотрел на нее, ожидая потока восторженных слов, готовый ответить: «О, пустяки, ничего особенного». Я ждал. Она улыбалась, подняв на меня глаза.

– Шелл, – повторила она, словно эхо, – я хорошо выглядела, правда?

– О, пустяки, ничего осо... Что?

– В твоем фильме. Я хорошо выглядела? О, я так тебе благодарна за то, что ты позволил мне сыграть роль трупа!

– В самом деле?

– Да, Шелл. Это был такой проблеск, правда?

– Проблеск говоришь?

Она стиснула мою руку. Кажется, тогда и шевельнулось во мне недоброе предчувствие. В эту минуту все решилось. Вскоре волнение улеглось. Все было кончено.

* * *

Я оглядел свою контору. Я сидел в полосатом, как зебра, кресле, поставив ноги на письменный стол. Благодаря гонорару, полученному за дело об убийстве Кельбы, арендная плата была внесена за много месяцев вперед. Это дело вызвало в Голливуде настоящую сенсацию. Оба фильма имели громадный успех: от воспроизведения убийства до того момента, когда Портер застрелился. И, конечно, слава не миновала и меня.

Шелл Скотт действует! Продюсер, режиссер, сценарист и звезда экрана! Голливудский чудо-мальчик, Шелл Скотт. Но без Иоланды.

По городу ходило несколько изданий моей эпопеи, которая вызвала много благоприятных отзывов, но оказалось, что я, как актер, не стою даже яиц восьмилетней давности. Некоторые замечания сопровождались ехидным смехом. Подозреваю, что в той сцене, где я сталкивал Иоланду в бассейн и оборачивался, вздымая наклеенные брови и кривя губы, я зверски переигрывал. Зато все другие актеры и актрисы получили работу благодаря этому фильму. И, конечно, Иоланда тоже.

Кадры с участием Кельбы в «Колесах фургона» были пересняты с участием Иоланды. Ее пригласили на роль и в «Следы фургона». О, я виделся с ней изредка, но совсем не так, как раньше, когда она сидела в моей приемной. Без нее здесь стало как-то не так, одиноко. Я нажал кнопку зуммера и сказал:

– Как насчет того, чтобы немного поработать, Лорен?

Лорен – блондинка, одетая во все белое, и мне пришлось перекрасить стол в приемной в черный цвет. Она не являлась, как Иоланда, и не умела писать под диктовку, как Иоланда, но она училась.

Мы немного поболтали, а потом Лорен вернулась к себе и села за свой стол.

Это были единственные перемены.

Я сидел, упершись ногами в стол. После раскрытия убийства Кельбы прошла неделя. Всего одна неделя. Но у Голливуда короткая память. Важно то, что есть, а не то, что было.

И вот я сидел за своим столом и ждал будущего клиента. И думал об Иоланде.