Текст книги "Человек, который жил под землей"

Автор книги: Ричард Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Хлопнула дверь, и свет погас; опять он очутился в потемках. С облегчением перевел дух. Из-за стекла, покрытого инеем, послышался голос мясника: "Сорок восемь центов фунт, уважаемая". Он встрепенулся – ему надо еще что-то сделать. По что? Он уставился на секач, потом вдруг чихнул и похолодел от страха, что мясник его услышит. Однако дверь не открылась. Он снял секач и осмотрел окровавленное острое лезвие. За белым стеклом музыкально и переливчато динькнула касса.

Рассеянно держа секач, он потер стекло большим пальцем и через оттаявший кружок увидел торговый зал магазина. Там не было никого, кроме хозяина, который уже надевал пиджак и шляпу. За витриной на улице светило тусклое солнце; проходили люди, и время от времени слышался смех и гудение проносящейся машины. Он поглядел внимательнее и увидел на правом прилавке магазина, под москитной сеткой, груши, виноград, лимоны, апельсины, бананы, персики и сливы. В животе у него засосало.

Мясник выключил свет, а он скрипнул зубами и пробормотал: "Не запирай ледник..." Мясник вышел на улицу и запер магазин снаружи. Слава богу! Можно еще поесть! Его била дрожь, но он заставил себя потерпеть. Солнце ушло, лучи его еще мешкали в небе, улицу постепенно затапливали сумерки. Он отворил дверь и шагнул в магазин. Прочел задом наперед надпись на витрине: НИК. ФРУКТЫ И МЯСО. Он засмеялся, взял спелую желтую грушу и откусил; брызнул сок; слюнные железы так стосковались по делу, что рот свело. Он съел три груши, заглотал шесть бананов и разделался с несколькими апельсинами: пооткусывал им макушки и, присосавшись к дыркам, выдавил сок прямо в рот.

Нашел умывальник, включил воду, отложил секач и ловил губами струю, покуда живот чуть не разорвался. Тогда он выпрямился и рыгнул, впервые за все время под землей испытывая довольство. Сел на пол, свернул самокрутку и закурил, щуря от дыма покрасневшие глаза. Он наблюдал, как клочок неба за витриной стал красным, потом багровым; спустилась ночь, и он задумчиво закурил новую самокрутку. Какая-то часть сознания силилась вспомнить мир, который он покинул, а другая часть сопротивлялась этому. Сменяя друг друга, перед ним прошли жена, его хозяйка миссис Вутен, трое полицейских, которые его арестовали... Теперь он обладал ими, как не мог обладать, когда жил на земле. Почему так получилось, он не понимал, но желания вернуться к ним у него тоже не было. Он засмеялся и загасил самокрутку; встал.

Он подошел к уличной двери и выглянул наружу. Душой он не мог прибиться ни к миру земному, ни к миру подземному. Он изнемогал от желания выйти, но рассудок трезво советовал ему остаться здесь. Неожиданно для самого себя он поддел замок ломиком и одним движением сорвал его; дверь распахнулась наружу.

В сумерках он увидел, что к нему направляются белый мужчина и белая женщина. Подобрался, выжидая, когда они пройдут; но они подошли прямо к двери и остановились перед ним.

– Я хочу купить фунт винограда, – сказала женщина.

С ужасом он отступил в магазин. Белый мужчина отодвинулся в сторонку, а женщина вошла.

– Дайте мне фунт черного, – сказала она.

Мужчина, моргая, медленно подошел поближе.

– Где Ник? – спросил он.

– Вы уже собирались закрывать? – спросила женщина.

– Да, мэм, – невнятно ответил он. Дыхание у него прервалось на несколько секунд, а потом он опять пробормотал: – Да, мэм.

– Извините, – сказала женщина.

На улице зажглись фонари, и в магазине стало чуть светлее. Бежать? Но тогда поднимут тревогу. Медленно, сонно он подошел к прилавку, поднял виноградную гроздь и показал женщине.

– Прекрасно, – сказала она. – Но тут, наверно, больше фунта?

Он не ответил. Мужчина пристально глядел на него.

– Положите мне в пакет, – сказала женщина, копаясь в сумочке.

– Хорошо, мэм.

Он увидел под прилавком стопу бумажных пакетов; открыл один и сунул туда виноград.

– Спасибо. – Женщина взяла пакет и положила на его черную ладонь десять центов.

– Где Ник? – еще раз спросил мужчина. – Ужинает?

– Что, сэр? Да, сэр, – прошептал он.

Пара вышла, а он, дрожа, стоял в дверях. Когда они скрылись из виду, он рассмеялся и заплакал. Но быстро взял себя в руки – мимо с лязгом проезжал трамвай. Он с презрением швырнул монетку под ноги и вышел на теплую вечернюю улицу. Несколько робких звезд уже дрожали в небе. Улица была прекрасна, но таила угрозу. Он подошел к запертому киоску и взглянул на газеты и журналы. Ему бросился в глаза заголовок: РАЗЫСКИВАЮТ НЕГРА-УБИЙЦУ.

У него возникло чувство, будто кто-то неожиданно напал сзади и раздевает его; он ошалело оглянулся, шмыгнул обратно в магазин, забрал секач, оставленный возле умывальника, и спустился через ледник в подвал. Долго стоял там, тяжело дыша. Знают же, что я ничего не сделал, пробормотал он. Но как это доказать? Он подписал признание. Ни в чем не повинный, он чувствовал себя виноватым, осужденным. Он зажег спичку, поднес к стальному лезвию и не мог отвести глаз от мерзких пятен засохшей крови. Потом, пальцы сжали рукоять секача со всей силой, какая еще оставалась в теле, ему захотелось отшвырнуть секач, но и этого он не мог. Огонек спички заколыхался и потух; он протиснулся в дыру и положил секач в мешок с приемником. Он решил сохранить нож, хотя сам не знал для чего.

Он уже собирался уйти, но вдруг вспомнил про сейф. В какой стороне контора? Плюнуть на это? Нет, надо попробовать еще раз. Напротив последнего своего лаза он начал проковыривать ломиком еще один. Он так устал и запыхался от этой работы, что один раз просто лег на пол. Но дыру в конце концов пробил. Протиснулся в нее и опять почуял запах угля. Зажег спичку; да, как обычно, лестница наверх. Он на цыпочках поднялся к двери и тихо отворил ее. Перед стальным шкафом стояла блондинка, белая девушка, и смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами. Она побледнела и тонко взвизгнула. Он скатился по лестнице, кинулся к дыре, пролез и с лихорадочной торопливостью стал закладывать ее кирпичами. Услышал громкие голоса, замер.

– В чем дело, Алиса?

– Человек...

– Какой человек? Где?

– Человек... в топ двери...

– Что за чепуха!

– Он смотрел на меня из-за двери!

– Да тебе приснилось.

– Я видела его!

Девушка расплакалась.

– Никого тут нет.

Раздался голос другого мужчины.

– Что у вас, Боб?

– Алиса говорит, что видела за дверью человека!

– А ну, посмотрим.

Он ждал, приготовясь бежать. На лестнице послышались шаги.

– Никого тут нет.

– Окно заперто.

– И двери никакой нет.

– Тебе надо уволить эту барышню.

– Думаешь? С женщинами это бывает.

– Она у тебя нервная.

Оба рассмеялись. По лестнице снова протопали ноги. Хлопнула дверь. Он с облегчением, вздохнул – пронесло. Однако он не выполнил того, что задумал; комнату он увидел только мельком и не понял, тут ли сейф. Это надо выяснить. Он смело полез в дыру, перед лестницей снял туфли, тихо поднялся и заглянул в замочную скважину. При этом нечаянно тронул дверь лбом, и она бесшумно отошла на долю сантиметра; девушка стояла перед стальным шкафом, спиной к нему. Чуть дальше за ней – сейф. Он спустился по лестнице, ликуя: нашел!

Теперь надо узнать шифр. Проникнуть сюда он сможет, даже если заперто окно рядом с водосточной трубой. Он юркнул через свой лаз в подвал, где оставил приемник и секач. Потом снова вылез в окно, вскарабкался по водосточной трубе и заглянул. Стальной циферблат блестел одиноко, отбрасывая желтый свет невидимой лампы. Смирившись с неизбежным ожиданием, он сел на землю и прислонился к стене. Издалека долетали слабые звуки земной жизни; один раз он озадаченно поглядел в темное небо. Он то и дело вставал, поднимался по трубе и смотрел, не повернет ли белая рука циферблат, но рука не появлялась. Он кусал губы от нетерпения. Не деньги его манили, а то, что он может взять их безнаказанно. А вдруг сейчас рука поворачивает диск? Влез, поглядел, но белой руки не было видно.

Может быть, лучше наблюдать непрерывно? Да; ухватился поудобнее за трубу и глядел на циферблат, пока не заслезились глаза. Когда не стало сил висеть, спустился на землю. Снизу услышал, как хлопнула дверь, тут же вскарабкался, заглянул. И оцепенел: за стеклом мелькнула неясная фигура. Одной рукой обнимая трубу, в другой держа наготове отвертку, чтобы процарапать шифр на стене, он смотрел туда немигающим взглядом. Слух уловил: Динь... Динь... Динь... Динь... Динь... Динь... Динь... Семь часов, прошептал он. Может быть, они сейчас закрывают? Какой магазин будет открыт в такую поздноту? И живет кто-нибудь сзади? Есть ночной сторож или нет? Может, сейф уже заперли на ночь! Черт! Пока он ел в магазине, они все позапирали... Он уже собрался слезать, но в это время белая рука протянулась к циферблату, повернула на один оборот вправо и поставила на шестерку. С дрожью в пальцах он процарапал отверткой на кирпиче 1-П-6. Рука дважды провернула диск в обратную сторону и остановила на двойке; он нацарапал на стене 2-Л-2. Диск повернулся на четыре оборота вправо и опять остановился на шести; он написал 4-П-6. Диск сделал три оборота в левую сторону и остановился на нуле; он записал 3-Л-0. Дверь сейфа открылась, и он опять увидел пачки зеленых денег и столбики завернутых монет. Порядок, угрюмо сказал он.

Тут он оцепенел от изумления. Рук стало две. Правая взяла пачку зеленых бумажек и живо сунула в левый рукав. Руки дрожали; правая сунула в левый рукав еще одну пачку. Ворует, сказал он про себя. Он возмутился, словно деньги были его. И хоть он сам намеревался украсть деньги, этот жалкий человек вызывал у него презрение. Ему казалось, что, если украдет он сам, это будет совсем другое дело. Он хотел украсть деньги ради самого ощущения от кражи и не собирался истратить из них ни гроша; а этот человек, ясное дело, крадет, чтобы истратить, и скорей всего, на развлечения. Громадная стальная дверь закрылась с мягким щелчком.

Он, хоть и сердился, был доволен. Контора скоро закроется. Я их обчищу, торжествовал он. Представил себе, как вся контора ежится от страха; что ж с того, что они не виноваты, – полиция их помытарит, как его мытарили. И сроду им не догадаться, как пропали деньги, если не найдут его лаз в подвале.

Он спустился на землю и рассмеялся озорно и беззаботно, как подросток.

Над головой с громким скрипом закрылось окно, и он распластался по стене. Поглядел наверх: кто-то закрывал окно надежной металлической сеткой. Это вам не поможет, хихикнул он про себя. Он стоял у трубы, пока желтый свет в конторе не погас. Тогда он слез в подпал, взял мешок с приемником, и секачом, пробрался через один и через другой лаз и ощупью нашел дорогу в подвал дома, где стоял сейф. Двигался замедленно, дышал тихо. Теперь поосторожней, сказал он себе. Там может быть сторож... В памяти, словно написанный мелом на черной доске, стоял шифр. Ужом он протиснулся в последнюю дыру, крадучись поднялся по лестнице, взялся за ручку и приоткрыл дверь на ладонь. Тут храбрость его выдохлась; воображение стало рисовать опасности.

Может быть, ночной сторож уже поджидает его с пистолетом. Он надел кепку на палец и высунул из-за косяка. Если выстрелит, попадет в кепку; но все было тихо. Занесши ломик, чтобы в случае чего сразу отбить нападение, он приоткрыл дверь пошире. Так он простоял минут пять, лязг трамвая заставил его очнуться. Он вошел в комнату. Через широкое окно лился лунный свет. Он встал перед сейфом и тут же одернул себя. Сперва надо оглядеться... Обошел комнату и обнаружил закрытую дверь. Может быть, там ночной сторож? Открыл дверь, увидел раковину с краном и унитаз. Еще одна дверь, слева, вела и громадную темную комнату, которая казалась пустой; в дальнем конце этой комнаты он различил очертания еще одной двери. Никого тут нет, сказал он себе.

Он встал перед сейфом и тронул циферблат; диск провернулся легко. Он засмеялся и крутанул его просто так, для интересу. Займись делом, сказал он себе. Он стал набирать шифр, записанный на черной доске его памяти; это было так просто, что казалось, сейф и не заперт вовсе. Замок послушно отпустил тяжелую дверь; он взялся за ручку и сильно потянул, но косная масса тронулась с места неохотно. Затаив дыхание, он глазел на зеленые банкноты в пачках, столбики завернутых монет, на забавные стеклянные банки, наполненные белыми шариками, на продолговатые зеленые металлические коробки. Воровато оглянулся; не верилось, что никто не крикнет ему "Стой!".

Вот уж утром удивятся, подумал он. Он раскрыл свой мешок и взял туго перевязанную пачку денег; бумажки были новые и хрустящие. Его привели в восхищение ровные, чисто обрезанные кромки. Эти люди в Вашингтоне свое дело знают, подумал он. Он потер деньги пальцами, словно пытаясь обнаружить в них какие-то скрытые свойства. Поднес пачку к носу и принюхался к запаху свежей краски. Бумажки как бумажки, пробормотал он. Бросил пачку в мешок и взял из сейфа другую. Стоя с мешком в руках, он думал и смеялся.

Не радовался богатству – его занимали только цвет и форма денег и разнообразные переживания, которые испытывают из-за них люди на поверхности земли. Мешок уже заполнился на треть, когда ему пришло в голову проверить, какого достоинства там бумажки; оказалось, что он, не подумав, накидал туда много пачек по одному доллару. К лешему их, сказал он с отвращением. Буду брать крупные... Вывалил мелкие деньги на пол и смахнул с полок в мешок все пачки стодолларовых, какие были, а потом сгреб свертки монет.

Потом подошел к столу, где стояла пишущая машинка – та самая, на которой работала девушка со светлыми волосами. Машинка очаровала его; он ни разу в жизни не пользовался такой вещью. Это был странный служебный инструмент, нечто существовавшее за пределами его жизни. Всякий раз, когда ему случалось зайти в контору, где женщина печатала на машинке, он говорил почти шепотом. Смутно припомнив, как это делали при нем, он вставил в машинку лист бумаги; лист пошел косо, и он не знал, как его выровнять. Тихо и почтительно произнося буквы вслух, он отстучал на клавишах свое имя: _фредданиэлс_. Посмотрел на него и рассмеялся. Ничего, он еще научится печатать как следует.

Ну да, машинку тоже прихватим. Поднял ее и положил в мешок, на деньги. Он не считал, что крадет: секач, приемник, деньги, машинка – все имели одинаковую ценность и значили для него одно и то же. Все они были важными игрушками людей, живших в мертвом мире солнечного света и дождя, в мире, который он покинул, в мире, где его осудили, сочли виновным.

Но что это за контора? Он задумался. Что это за темная комната у него за спиной? Он поискал у себя спички и обнаружил, что осталась только одна. Прислонил мешок к сейфу и вслепую двинулся по задней комнате, наталкиваясь на гладкие металлические предметы, похожие на какие-то машины. В недоумении протянул руку к стене, но выключателя не нашел. Что же, придется зажечь последнюю. Встал на колени и чиркнул возле самого пола, прикрыв огонек ладонями. Помещение напоминало фабрику, везде стояли столы и верстаки. Над столами висели лампы с зелеными абажурами; он включил одну и стянул пониже, чтобы свет не распространялся в стороны. Возле верстаков стояли табуретки, и он решил, что люди здесь занимаются каким-то ремеслом. Обойдя комнату, он нашел несколько начатых книжечек со спичками. Теперь бы сигареты найти! Но их не было.

Так что же тут такое? На одном верстаке он увидел блокнот, и на страничках его была шапка: ПНР – ЮВЕЛИРНОЕ ПРОИЗВОДСТВО. Губы у него сами собой раскрылись кружочком, потом, он выключил свет, подбежал к сейфу, взял оттуда стеклянную банку и поглядел на крохотные белые шарики. Осторожно вынул один, и оказалось, что шарик завернут в папиросную бумагу. Развернул его и увидел прозрачный камешек, похожий на стекло, сверкавший белыми и голубыми искрами. Бриллианты, прошептал он.

Он стал грубо срывать бумажки с камней, и вскоре на его ладони засверкала драгоценным огнем целая горка. Дрожа, он вытащил из сейфа все четыре банки и опустил в мешок. Потом, схватил металлическую коробку, встряхнул ее и в ней загремели какие-то мелкие вещи. Он поддел крышку отверткой. Кольца! Сотни и сотни... Дорогие или нет? Он загреб горсть, и из камней ударили прерывистые струйки огня. Тоже с бриллиантами, сказал он. Подковырнул крышку другой коробки. Часы! Многоголосое мягкое тиканье наполнило уши. Минуту он просто не мог пошевелиться, потом побросал все коробки в мешок.

Он захлопнул дверь сейфа, потом, не сходя с места, огляделся – не упустил ли чего. Ага! В комнате, где стояли машины, он видел дверь. Что за ней? Тоже ценности? Он вернулся в мастерскую, прошел через нее и в нерешительности остановился перед дверью. Наконец взялся за ручку и толкнул дверь; в комнате за ней было темно. Он осторожно шагнул туда и провел пальцами по стене, нашаривая, как всегда, выключатель, – и вдруг окаменел. В комнате что-то шевельнулось! Что это? Убраться потихоньку с добытыми кольцами, бриллиантами и деньгами? Зачем рисковать тем, что уже взял? Он выждал, но ничего больше не услышал, успокоился и решил продолжать обход. Зажечь спичку? Но огонек сделает его прекрасной мишенью. Он услышал слабый вздох и опять насторожился; теперь он был убежден, что рядом есть кто-то живой, живой и дышащий. Он на цыпочках двинулся вдоль стены, все время боясь на что-нибудь налететь. Ему повезло; он нашел выключатель.

Нет; не включай свет... Но тут он спохватился, что не знает, в какой стороне дверь. Черт! Придется включить свет или зажечь спичку. Он долго держал палец на выключателе, но тут его осенила идея. Опустился на колени, поднял руку к выключателю и нажал: если сразу выстрелят, пуля должна пройти над головой. Он заранее сощурился и увидел все сразу, как только вспыхнул свет. Вздрогнул, задохнулся, застыл. Прямо перед ним, так близко, что он чуть не вскрикнул, было человеческое лицо.

Он не смел пошевелиться – из боязни задеть этого человека. Если тот откроет глаза, можно ожидать чего угодно. Длинный и костлявый человек лежал навзничь на узкой койке с грязной подушкой, спал в одежде; обросшее темной щетиной лицо глядело прямо в потолок. Спящий вздохнул, и он приготовился защищаться, но тот только забормотал и отвернул лицо от света. Скорее свет выключить, подумал он. И, уже поднимаясь с колен, увидел на полу возле койки пистолет и пояс с обоймами. Он возьмет пистолет и пояс – не стрелять, а просто так, на память, как привозят какую-нибудь ерунду с деревенской ярмарки. Он поднял их и хотел уже погасить свет, но тут заметил фотографию на стуле возле головы спящего; с фотографии улыбалась женщина, снятая среди ровного поля, а возле нее стояли двое маленьких детей, мальчик и девочка. Он снисходительно улыбнулся: он мог бы пустить пулю сторожу в голову, и для того все было бы кончено...

Он выключил свет и бесшумно вернулся в комнату, где стоял сейф; застегнул на себе пояс с патронами и подвесил кобуру на правом боку. После этого по-петушиному зашагал по комнате, лениво склонив голову к плечу; вдруг резко остановился, выхватил пистолет и со зловещим видом направил его на воображаемого противника. "Пу!" – выстрелил он шепотом. И согнулся от беззвучного смеха. Точно как в кино, сказал он.

Долго разглядывал свою добычу, потом взял полотенце из туалетной комнаты и туго перевязал мешок. Когда он поднял голову, его испугала собственная тень на стене напротив. Он взял мешок, сволок его вниз по лестнице и протащил через подвал, пыхтя от натуги. Протиснулся в лаз, на скорую руку заложил его кирпичами и наконец добрался с мешком до своей пещеры. Обливаясь потом, он стоял в темноте и думал о бриллиантах, о кольцах, о часах и деньгах; он вспоминал пение в церкви, людей, кричавших в кино, мертвого младенца, голого мужчину, распростертого на белом столе... Они плавали перед глазами, и он смутно чувствовал между ними какую-то связь, какой-то общий смысл, магическое сродство. Он смотрел перед собой отсутствующим взглядом и не мог отделаться от мысли, что эти образы, немые при всей своей яркости, силятся что-то сказать ему...

Немного погодя снова пальцами заменив зрение, он развязал мешок и аккуратно разложил все предметы на земляном полу. Достал из ящика с инструментами лампочку, патрон и кусок электрического шнура; к его радости, шнур кончался двойной розеткой. Все это он рассовал по карманам, вскарабкался на ржавые трубы и заглянул в церковь; там было темно и пусто. Где-то здесь в стене должна быть проводка – но где? Он слез, постучал по стене черенком отвертки, но полости не нашел. Придется долбить наугад, сказал он.

Он час пытался выковырять кирпич, а когда зажег спичку, оказалось, что углубился в стену всего сантиметра на два! Вздохнул: здесь ковырять бесполезно. При неверном огоньке спички взглянул наверх, потом под ноги, снова наверх – и удивился. Прямо над головой, за трубами, тянулось множество электрических проводов. Скажи пожалуйста, хмыкнул он.

Достал из ящика старый тупой нож и, как прежде, ощупью, нашел две жилы и стал снимать изоляцию. Два раза его несильно дернуло. Он зачистил провода, подсоединил к ним свой шнур и ввинтил лампочку. Внезапный свет резанул по глазами, ослепил его, и он зажмурился. Ну, с этим сладил, радостно подумал он.

Он положил лампочку прямо на пол, и мрачные глиняные стены рельефно выступили в ее жестком, свете. Затем он включил во вторую розетку приемник, нагнулся и повернул ручку; почти сразу раздался треск помех – но ни речи, ни музыки. Почему не работает? Может, повредился по дороге? Или нужно заземление? Ну да...

Он порылся в ящике с инструментами, нашел еще кусок шнура, подсоединил к "земле" приемника, а другой конец намотал на трубу. Отчетливая, набирающая звучность мелодия заворожила его своим размеренным течением. Он сел на ящик, радуясь ей как помешанный.

Немного погодя он опять порылся в ящике и нашел двухлитровую банку клея; открыл ее, вдохнул резкий запах. Тут он вспомнил, что еще не полюбовался на деньги. Взял зеленую пачку и взвесил на ладони, потом сорвал обертку, поднес одну купюру к свету и внимательно рассмотрел. _Соединенные Штаты Америки выплатят предъявителю сто долларов_, медленно прочел он; и дальше: _Этот казначейский билет является законным платежным средством по всем долгам, общественным и частным_... Он задумчиво засмеялся: впечатление было такое, будто он читает о делах людей, живущих на далекой планете. Он перевернул бумажку и на оборотной стороне увидел красивое легкое здание, сияющее свежей краской среди зеленой травы. Ему совсем не хотелось пересчитывать деньги; завораживало его то, что они обозначали – многообразие жизненных потоков, бурливших на поверхности земли. Потом он развернул столбики монет и высыпал из бумаги на землю; новенькие ясные центы, пяти– и десятицентовики насыпались у его ног высокой кучкой, курганчиком светлого серебра и меди. Он пропускал их между пальцами и слушал, как они позванивают, падая на коническую горку.

Ах да! Совсем забыл. Сейчас он напечатает свое имя на пишущей машинке. Он вставил лист бумаги и положил пальцы на клавиши. Но как его зовут? Уставясь в стену, он пытался вспомнить. Потом встал и сердитым взглядом окинул пещеру; имя, казалось, просится на язык. Но он не мог его вспомнить. Почему он здесь? Ну да, он бежал от полиции. Но почему? В мыслях был провал. Он закусил губу и снова сел, ощущая смутный ужас. Да стоит ли волноваться? Он засмеялся и медленно отстукал: _былдолгийжаркийдень_. Он решил напечатать эту фразу без ошибок. Как печатать заглавные буквы? Он попробовал разные клавиши и выяснил, как поднять каретку для заглавных букв и как отпустить. Потом научился делать интервалы и отпечатал правильно и аккуратно: _Был долгий жаркий день_. Почему он выбрал именно эту фразу, он не знал; для него это был просто обряд, доставлявший удовольствие. Он вынул из машинки лист, обернулся всем телом, не поворачивая шеи, и тяжело взглянул на воображаемого собеседника:

"Да, завтра контракт будет готов".

Он рассмеялся. Вот как они разговаривают, сказал он. Игра ему надоела, и он отодвинул машинку в сторону. Взгляд его упал на банку с клеем, и у него родилась озорная мысль, которую ему немедленно захотелось осуществить. Он вскочил, открыл клей, и посрывал обертки со всех пачек. Ничего себе выйдут обои, сказал он и захохотал так, что у него подогнулись колени. Взял полотенце, которым был перевязан мешок, скатал из него большой тампон, макнул в клей и похлопал по стене; после этого наклеил рядышком две сотенных. Отступил на шаг, наклонил голову. Вот это да! Смешно... Он шлепнул себя по ляжкам и захохотал. Он одержал победу над наземным миром! Он свободен! Если бы только люди могли это видеть! Ему хотелось выбежать из пещеры и кричать о своем открытии всему миру...

Он намазал клеем все земляные стены пещеры и облепил зелеными бумажками; когда он кончил, стены пылали желто-зеленым огнем. Да, эта комната будет его убежищем; между ним, и миром, который заклеймил его виной, будет этот издевательский символ. Он не украл деньги; он просто подобрал их, как человек подбирает в лесу хворост. И мир наземный казался ему теперь именно таким – диким лесом, населенным смертью.

В конце концов стены денег ему наскучили, и он стал искать новую пищу своим чувствам. Секач! Он вогнал в стену гвоздь и повесил на него окровавленный секач. Потом возникла другая мысль. Раскрыл металлические коробочки и выстроил их в ряд на земляном полу. Он с ухмылкой глядел на золото и жаркие камни. Из одной коробки выгреб горсть тикающих золотых часов, поднял за цепочки, поглядел на них с ленивой улыбкой и начал заводить; он не поставил их стрелки на один час, потому что время для него больше не существовало. Потом взял гвозди, воткнул их в оклеенную стену и развесил часы; часы качались на блестящих цепочках, поворачивались и деловито тикали на зеленой стене; в электрическом свете она отливала лимоном, а золотые кружочки часов напоминали желтки. Не успел он повесить последние часы, как в голову пришло кое-что новое; он взял из ящика еще горсть гвоздей, воткнул их в зеленую стену, набрал золотых колец из коробки и стал надевать на гвозди. Голубые и белые искры от камней рассыпались по комнате дребезжащим смехом, словно и камешки радовались его уморительной игре. Придумает же человек себе потеху, подивился он.

Он сидел на ящике с инструментами и то смеялся, то качал рассудительно головой. Так прошел, наверное, не один час; вдруг он вспомнил, что на поясе у него висит пистолет, и вытащил его из кобуры. Как стреляют из пистолетов в кино, он видел, но в жизни ему почему-то не приходилось иметь дела с огнестрельным оружием. Ему захотелось узнать, какое ощущение испытывают люди при стрельбе. Но кто-нибудь может услышать... Ну услышат что из этого? Все равно не поймут, где стреляли. Кому придет в голову дикая мысль, что стреляли под домами? Он нажал спусковой крючок; раздался оглушительный грохот, и ему показалось, что все подземелье рухнуло на его барабанные перепонки; в тот же миг из дула вырвалось оранжево-голубое пламя и сразу погасло, но задержалось как яркий образ на сетчатке. Он вдохнул едкую пороховую гарь и бросил пистолет.

Ощущения его притупились; он повесил пояс с пистолетом на стену. Теперь дошла очередь до банок с бриллиантами: он перевернул их вверх дном и высыпал белые катышки на землю. Потом начал подбирать по одному, разворачивать и складывать камни в аккуратную кучку. Все сложил, вытер потные ладони о брюки, закурил и занялся другой игрой. Вообразил, что он богач и живет на поверхности земли при бесстыдном свете солнца; летним утром он прогуливается по парку, улыбается, кивает соседям, посасывая первую после завтрака сигару. Он прохаживался по пещере, из угла в угол, и, хотя ни разу не наступил на бриллианты, все время потихоньку изменял маршрут, чтобы в конце-концов перемазанные канализационной слизью туфли как бы невзначай наткнулись на бриллианты. Пофланировав так минут двадцать, он заехал правой ногой по горке, и бриллианты раскатились во все стороны тысячами искристых ледяных смешков. А-яй-яй, пробормотал он с издевательским сожалением, обозревая этот разгром. Потом он возобновил прогулку и больше не обращал внимания на дребезжащий огонь. Он одержал славную победу и запечатлел ее в своем сердце.

Он нагнулся и поровнее разбросал бриллианты по полу: они послушно разбегались и брызгали искрами. Прошелся по пещере, втоптал камни в землю так, чтобы они едва высовывались, словно схваченные тонкими лапками тысячи колец. Призрачный свет омывал пещеру. Он сел на ящик и нахмурился. Может быть, _все_ правильно, пробормотал он. Да, если правилен мир, такой, каким его сделали люди, тогда и все остальное правильно. Любой поступок, который человек совершает себе на пользу, любое убийство, мучительство, кража.

Он вздрогнул, выпрямился. Что с ним творится? Его увлекли эти дикие мысли, но из них же возникло смутное ощущение вины. Он вытянется на земле, потом встанет; ему опять захочется полезть в подвалы, куда пробиты ходы, но он остережется; он подумает, не выйти ли наверх, на улицы, но страх удержит его тут. Он стоял повреди пещеры, между зеленых стен, на смеющемся полу – и дрожал. Надо что-то сделать, но что? Да, он боялся самого себя, боялся сделать что-то, чего еще сам не знал.

Чтобы совладать с собой, он включил радио. Заиграла грустная музыка. Он глядел на бриллианты на полу, и пол казался небом, усыпанным неугомонными звездами; и вдруг верх и низ поменялись местами: он сам висел в вышине и смотрел оттуда на мерцающие огни громадного города. Музыка оборвалась, мужчина стал читать последние известия. И с тем же настроением, с каким он глядел на город, он слушал теперь культурную речь диктора и видел сверху сушу и море, где сражались люди, разрушались столицы, где самолеты засевали смертью беззащитные города, где вились и прерывались бесчисленные нити окопов. Он слышал имена генералов, названия гор и названия стран, названия и номера дивизий, действующих на разных фронтах. Он видел хвосты черного дыма над трубами боевых кораблей, сходившихся среди водяной пустыни, слышал гром их исполинских орудий и вой докрасна раскаленных снарядов над ночными морями. Видел, как кружат в небе сотни самолетов, слышал гудение их моторов и пулеметный треск, видел, как в пламени и дыму они падают на землю. Видел, как с ревом мчатся по полям спелой пшеницы стальные танки, а навстречу им – другие, и слышал стальной грохот их столкновений. Видел, как пехота с примкнутыми штыками волнами накатывается на другую пехоту с примкнутыми штыками, и слышал предсмертные стоны людей, когда сталь пропарывала их тела... Голос по радио утих, и он смотрел на бриллианты, рассыпанные по полу у его ног.