Текст книги "Рождественская шкатулка"

Автор книги: Ричард Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Мэри! Где вы были? – спросила Кери. – Вы же совсем продрогли!

Мэри отрешенно поглядела на нее. Глаза хозяйки были красными и воспаленными.

– Со мной все в порядке, – торопливо пробормотала она и скрылась у себя.

После обычного позднего завтрака Мэри вновь надела пальто.

– Как? Вы опять уходите? – удивилась Кери.

– Да. Мне надо отлучиться, – не вдаваясь в подробности, ответила Мэри. – Возможно, вернусь поздно.

– К какому времени мне готовить ужин? – спросила Кери.

Мэри не ответила. Она вновь отрешенно взглянула на Кери и вышла на колючий морозный воздух.

Домой Мэри вернулась лишь в половине девятого вечера. К этому времени беспокойство Кери переросло в сильную тревогу. Каждые несколько минут она выходила на балкон – посмотреть, не возвращается ли Мэри. Волнение жены передалось и мне. Насколько я успел узнать характер нашей хозяйки, Мэри нельзя было назвать ни экстравагантной, ни чудаковатой. Вероятно, с ней что-то случилось, и нам оставалось лишь ждать ее объяснений, если она захочет их дать. На вопрос, будет ли она ужинать, Мэри покачала головой, но сказала, что минут через сорок приглашает нас на чай.

Сначала чаепитие протекало в тишине. Затем Мэри поставила чашку на стол.

– Уверена, что мои сегодняшние действия показались вам, мягко говоря, странными. Я была у своего врача. Мне нужно было узнать причину головных болей и головокружений, мучивших меня в последнее время.

Затянувшаяся пауза намекала на то, что сейчас мы услышим не самые приятные новости.

– Врач сказал, что у меня в мозгу обнаружили опухоль. Она достаточно большая и продолжает расти. Ее местоположение не позволяет сделать операцию.

Мэри глядела мимо нас, однако ее слова звучали на удивление спокойно.

– Врачи бессильны мне помочь. Я дала телеграмму брату в Лондон. Я решила, что вы тоже должны это знать.

Кери порывисто обняла Мэри. Я обнял их обеих. Мы застыли, не находя слов.

* * *

Возможно, отрицание – это необходимый механизм, позволяющий людям справляться с ударами судьбы. Неделя, затем вторая прошли без происшествий, и у нас с Кери появились благодушные надежды. Возможно, все обойдется. Врачи склонны драматизировать ситуацию. А вдруг они ошиблись? Нам, как детям, хотелось, чтобы под Рождество произошло чудо: проклятая опухоль рассосалась и Мэри поправилась. Расплатой за наши иллюзии стало возвращение ее головных болей. Реальность била по нам с безжалостностью холодного декабрьского ветра. В поведении Мэри обозначилась еще одна странная перемена: похоже, ее раздражала моя погруженность в работу. Она постоянно отвлекала меня каким-нибудь вопросом. Конечно, проще всего было бы после ужина уйти на второй этаж и заниматься делами там, но из уважения к хозяйке я оставался в маленькой гостиной.

– Ричард, вы когда-нибудь задумывались о том, каким был первый рождественский дар? – спросила она меня в один из таких вечеров.

Сложная цепочка расчетов, которые я производил в уме, распалась.

– Честно говоря, не задумывался, – ответил я, отрываясь от расходной книги. – Вероятно, золото, ладан или смирна. Если последовательно, то золото.

Чувствовалось, что Мэри недовольна моим ответом.

– В воскресенье я обязательно посмотрю, что об этом говорит Библия, – пообещал я, надеясь, что это понравится ей больше.

Мэри неподвижно сидела в кресле.

– Это отнюдь не праздный вопрос, – с непривычной твердостью в голосе сказала она. – Понимание первого дара Рождества очень важно.

– Конечно, Мэри. Но не именно сейчас.

– А откуда вы знаете, что важно именно сейчас? – резко спросила она, после чего встала и покинула комнату.

Я опешил. Я понимал, что болезнь порой сильно меняет характер человека, но вдруг почувствовал себя школьником, которого отчитали за невыученный урок.

Перед тем как лечь спать, я спросил у Кери, знает ли она про первый дар Рождества.

– Первый дар? – сонным голосом повторила она. – Это что, вопрос на засыпку?

– Не думаю. Мэри спросила меня об этом и очень огорчилась, когда я не ответил.

– Будем надеяться, что завтра она не спросит меня, – зевая, сказала Кери и перевернулась на другой бок.

Я лежал, размышляя о первом даре Рождества, но постепенно сон взял свое. Я уснул, и мне опять приснился ангел.

* * *

На следующее утро, за завтраком, мы с Кери обсуждали вчерашний всплеск недовольства Мэри.

– Думаю, это все-таки вызвано раком, – сказал я.

– Что именно?

– Я имею в виду мозг Мэри. Похоже, она начинает терять рассудок.

– Мэри не теряет рассудок, – возразила жена. – Она соображает не хуже нас с тобой.

– Ты уверена? – спросил я, защищая свою позицию.

– Я провожу с ней целые дни. Я бы сразу заметила.

– Тогда почему она отвлекает меня от работы? Почему задает эти странные вопросы?

– Рик, по-моему, она пытается тебе что-то сказать. Но не напрямую. Натолкнуть тебя на какую-то мысль. – Кери достала из шкафа банку с медом и поставила на стол. – Таких открытых и добросердечных людей, как Мэри, я никогда не встречала. Наверное, тут другая причина… Скажи, у тебя нет ощущения, что Мэри что-то скрывает?

– Например?

– Что-то трагическое. По-настоящему трагическое. Нечто такое, что неузнаваемо изменяет человека и его взгляды на жизнь.

– Не понимаю, о чем ты.

Неожиданно в глазах Кери блеснули слезы.

– Я сама не все понимаю. Но что-то есть. Ты когда-нибудь видел третью Библию, которую Мэри читает в маленькой гостиной?

Я покачал головой.

– Там на страницах – следы пролитых слез. – Кери отвернулась, собираясь с мыслями. – Думаю, мы не просто так попали в этот дом. Мэри все время пытается тебе что-то сказать. А ты не слышишь.

Глава пятая
Каменный ангел

Разговор с Кери сбил деловой настрой моих мыслей и пробудил любопытство. Пора было ехать на работу, а я стоял у окна и глазел на заснеженный двор. И вдруг напротив я заметил нашего соседа Стива, который чистил от снега свою машину. Может, он мне что-то подскажет? Я побежал на чердак, открыл рождественскую шкатулку, извлек оттуда первое письмо и осторожно спрятал в карман. Затем выскользнул из дома и направился к Стиву. Мы приветливо поздоровались.

– Скажите, Стив, вы давно знакомы с Мэри?

– Считайте, почти всю жизнь.

– Мне нужно вас кое о чем спросить.

Мой серьезный тон заставил его отложить щетку.

– Вопрос касается Мэри. Вы же знаете, она нам стала как родная…

Стив кивнул.

– Нам с женой показалось, что Мэри чем-то встревожена. Мы хотим ей помочь, но не знаем, как и чем. Кери думает, что она от нас что-то скрывает. Если это действительно так, похоже, я нашел ключ. – Я достал письмо. – Это одно из писем, которые я нашел на чердаке, в рождественской шкатулке. По-моему, это любовные письма. Может, они прольют свет на тайну Мэри?

– Позвольте взглянуть на письмо.

Я подал Стиву пожелтевший листок. Сосед внимательно прочитал его и вернул мне.

– Это любовные письма, но не к возлюбленному. – Такой ответ Стива еще сильнее меня запутал. – Завтра сочельник. Я приглашен к Мэри. Давайте встретимся раньше, часа в три, и я вам кое-что покажу. Думаю, это все объяснит.

Я обрадованно кивнул.

– Отлично.

Пока я убирал письмо, мне вспомнился вопрос Мэри.

– Стив, а вы когда-нибудь задумывались о том, каков первый дар Рождества?

– Нет. А почему вы спрашиваете?

– Из любопытства. До завтра.

Я добрался до своей машины и поехал на работу.

Напряженные рабочие дни стали нормой. С утра я помогал нескольким будущим невестам подобрать платья из тафты, показывая образцы. Женихи были не менее придирчивы, чем невесты. Они долго решали, какой галстук подобрать, рубашки с какими манжетами надеть. Я делал обмеры, показывал образцы и едва успевал заполнять бланки заказов. У последней пары свадьба намечалась многолюдная, и я буквально вспотел, записывая их пожелания. К счастью, все было выполнимо. Жених вручил мне задаток. Я поблагодарил за то, что они обратились в нашу фирму, и мы распрощались. Только тогда я заметил еще одного посетителя: молодой человек терпеливо дожидался, когда я освобожусь.

– Добрый день. Чем могу служить? – спросил я.

Посетитель переминался с ноги на ногу. Я привык, что людям надо собраться с мыслями, и не торопил его.

– Мне нужен костюм для пятилетнего мальчика, – наконец сказал он.

– Хорошо. – Я достал чистый бланк заказа и приготовился записывать. – Скажите, еще кому-нибудь на вашем торжестве понадобится костюм?

Посетитель покачал головой.

– Должно быть, мальчик понесет кольца? – спросил я. – В таком случае мы попытаемся подобрать ему костюм, подходящий к костюму жениха.

– Нет, не надо.

Я сделал пометку в бланке.

– Отлично. На какой день оформлять прокат?

– Мы хотим купить костюм, – с непонятной мне серьезностью произнес посетитель.

Я отодвинул бланк.

– Разумеется, решать вам, но мне хотелось бы предостеречь вас от лишней траты денег. В таком возрасте дети растут очень быстро. Торжества происходят не каждый день и не внезапно. Вы всегда можете взять костюм напрокат. У нас широкий выбор не только взрослой, но и детской одежды.

Молодой человек молча кивал.

– Я все-таки считаю своим долгом вас предупредить. Удлинить пиджак невозможно. Можно лишь немного отпустить рукава и брючины, и все. А ваш мальчик за год вырастет из этого костюма.

Посетитель впервые поднял на меня глаза.

– Уже не вырастет. В этом костюме мы будем его хоронить, – тихо сказал он.

Его слова оглушили меня, как удар молота. Я отвел глаза. Было тяжко выдерживать безжизненный взгляд отца, потерявшего ребенка.

– Простите меня, пожалуйста, – пробормотал я. – Сейчас я помогу вам выбрать костюм.

Я подвел его к стойке с детскими костюмами и снял оттуда изящный мальчишеский пиджак с атласными лацканами.

– Один из самых моих любимых, – сказал я.

– Красивый пиджак, – бесцветным голосом согласился заказчик. – Осталось подобрать брюки.

Он подал мне клочок бумаги, где были записаны размеры.

– Я распоряжусь, чтобы пиджак и брюки подогнали. Вы сможете получить костюм завтра после полудня.

Посетитель одобрительно кивнул.

– Я сделаю вам скидку, – сказал я.

– Я вам очень признателен, – тем же бесцветным голосом ответил он.

Еще через пару минут этот человек вышел на улицу и смешался с толпой, охваченной предрождественскими заботами.

* * *

Пока я управлялся с заказчиками, обговаривая фасоны платьев и подбирая смокинги, Кери занималась повседневными делами. Она накормила, выкупала и одела Дженну, после чего стала готовить завтрак для Мэри. Обычно завтрак нашей хозяйки состоял из яйца-пашот [7]7
  Яйцо, сваренное особым образом в крутом кипятке и без скорлупы.


[Закрыть]на ломтике бисквита, приправленного ложкой голландского соуса. Дополнив еду чашкой горячего мятного чая, Кери с подносом направилась в столовую.

– Мэри, ваш завтрак готов, – сообщила Кери и вернулась на кухню.

Спустя несколько минут она снова пришла в столовую узнать, не желает ли Мэри еще чего-нибудь. Завтрак остался нетронутым. Тогда Кери прошла в малую гостиную, Библия лежала на своем месте, но Мэри не было и там. Вязаное пальто висело на вешалке. Наверное, Мэри проспала завтрак.

Подойдя к двери ее спальни, Кери осторожно постучала.

– Мэри! Ваш завтрак готов. Чай стынет.

Ответа не было.

Кери нажала ручку и открыла дверь.

Шторы на окнах были задернуты. В комнате стоял полумрак.

Мэри лежала в постели, не подавая признаков жизни.

– Мэри! Мэри! – испуганно закричала Кери.

Она приложила ладонь к щеке хозяйки. Щека была теплой. Тут Кери заметила, что Мэри дышит, но с трудом. Дорога была каждая минута. Кери бросилась к телефону и вызвала карету «скорой помощи».

Выглянув в окно, Кери увидела садившегося в машину Стива. Она выбежала на улицу, даже не накинув пальто.

– Кери, что случилось? – спросил обеспокоенный Стив.

– Идемте со мной! Быстро! Мэри плохо!

Вдвоем они побежали в спальню Мэри. Та по-прежнему лежала неподвижно. Стив взял ее за руку.

– Мэри, вы меня слышите?

Мэри с трудом приоткрыла один глаз. Кери облегченно вздохнула.

Сирена «скорой помощи» была слышна за два квартала. Кери вышла встретить санитаров. Те быстро прощупали пульс, затем молча уложили Мэри на носилки и понесли к выходу. Кери торопливо одела Дженну, и они поехали в больницу на машине Мэри. Я встретил жену и врача у дверей палаты Мэри. Когда Кери позвонила, я едва успел вызвать помощника и поехал в больницу.

– Этого следовало ожидать, – с присущим медикам спокойствием сказал нам врач. – До сих пор миссис Паркин везло. Но опухоль давит на жизненно важные части мозга. Все, что мы можем сделать, это максимально облегчить ее страдания. Понимаю, звучит не слишком утешительно. Зато правда.

Я взял Кери за руку.

– Ей очень больно? – спросила у врача Кери.

– Как ни странно, нет. Обычно пациентов с таким диагнозом мучают жуткие головные боли. У миссис Паркин тоже болела голова, но не слишком сильно. Начинается все с периодических головных болей. Затем они становятся постоянными.

– Неужели Мэри все время испытывала боль? – спросил я. – По ней нельзя было сказать.

– Миссис Паркин – стойкая женщина, – кивнул врач. – Но у стойкости есть пределы. Боюсь, теперь у нее начнется угасание сознания. Или провалы в сознании.

– В каком состоянии она сейчас? – спросил я.

– Спит. Я дал ей снотворное. Переезд в больницу отнял у нее немало сил.

– А нам можно ее увидеть?

– Нет. Лучше ее не будить.

* * *

Без Мэри особняк опустел, а мы впервые почувствовали себя здесь чужими. Мы съели незатейливый ужин. Разговор не клеился. Притихшая Дженна не просила меня почитать ей. Мы довольно рано легли спать, пытаясь ускользнуть в сон от гнетущей обстановки, воцарившейся в этом уютном доме.

Меня снова разбудила музыка. Без Мэри даже музыка стала другой – более драматичной и напряженной. Как и в прошлый раз, музыка доносилась с чердака. Настойчиво, словно пение сирен, она звала меня туда. И опять я взял фонарик и пошел на темный чердак. Я поднял крышку рождественской шкатулки и уже не удивился, что музыка мгновенно смолкла. Я вытащил из шкатулки другое письмо и стал читать при свете фонарика.

6 декабря 1916 г.

Любовь моя!

Скоро опять наступит Рождество – время радости и покоя. Но в моем сердце по-прежнему ужасающе пусто. Говорят, время лечит все раны. Даже если и так, после ран остаются рубцы – свидетели боли. Помни меня, любовь моя. Помни мою любовь.

* * *

Воскресенье. Канун Рождества. Как мы ждали этого времени. Никто из нас и подумать не мог, что сочельник окажется таким. Ночью шел тяжелый, влажный снег. К утру его покров достиг почти четырех дюймов.

Стив ждал меня на крыльце.

– Как Мэри? – поздоровавшись, спросил он.

– Почти без изменений. Утром у нее был приступ тошноты, но настроение довольно бодрое. Кери и Дженна остались в больнице.

Стив сочувственно кивнул.

– Я обещал вам кое-что показать. Идемте. Вам это стоит увидеть.

Мы перешли улицу и двинулись к дому Стива в обход. Я по-прежнему не понимал, куда он меня ведет. Мы очутились на его заднем дворе. Двор был засажен трехгранными тополями и эвкалиптами, успевшими значительно вытянуться вверх. За ними виднелась каменная кладбищенская стена.

– В стене есть чугунная калитка, – пояснил мне Стив. – Она так искусно скрыта кустами, что не сразу и найдешь. Все эти деревья лет сорок назад посадил прежний владелец дома. Он был стар и не хотел каждый день видеть стену кладбища. Наша семья въехала в этот дом, когда мне было двенадцать. Мы с мальчишками быстро узнали о существовании тайной калитки. Она, естественно, запиралась. Но мы выломали в ней прут и сквозь дыру легко проникали на запретную территорию. Кладбищенский сторож не раз прогонял нас, ворча, что кладбище – не место для игр. Но его запреты на нас не действовали. Он не понимал, – улыбнулся Стив, – что лучшего места для игры в прятки не придумаешь.

Мы подошли к калитке. Краска давно облупилась, обнажив заржавленный металл, но сама калитка оставалась крепкой. Она была заперта на висячий замок. Стив вынул ключ, отпер замок и открыл калитку. Мы вошли на кладбище.

– Как-то раз зимой мы играли в прятки. Я спрятался плохо. Мой приятель меня заметил и погнался за мной. Я побежал к восточному краю кладбища, который считался у нас местом нечистым. Один из моих друзей утверждал, будто слышал там стенания призраков. Сами понимаете: призраки – это посерьезнее сторожа.

Я кивнул, вспомнив свои мальчишеские суеверия.

– Я бежал вон туда, – сказал Стив, указывая на густую стену вечнозеленых кустарников. – Потом обогнул склеп. И вот тогда я услышал стенания. Я испугался и спрятался за надгробием. Звуки были душераздирающими. Немного осмелев, я высунул голову. Невдалеке стояла статуя ангела с распростертыми крыльями, фута три высотой. Чувствовалось, ее поставили недавно и покрыли свежей белой краской. Перед статуей, спрятав лицо в снегу, стояла на коленях и рыдала женщина. И как у нее сердце не разорвалось от таких рыданий? Женщина царапала руками мерзлую землю, будто старалась достать оттуда то, что ей дороже всего на свете. Вскоре меня по следам нашел мой приятель. Я подал ему знак не открывать рта. Так мы с ним просидели больше получаса. Женщину с ног до головы замело снегом. Наконец она перестала рыдать, поднялась и побрела прочь. Нас она не видела. Но я запомнил ее лицо – настоящая маска страдания.

Я шел за Стивом и вдруг застыл на месте. Еще издали я увидел распростертые крылья ангела. Природная стихия не пощадила статую.

– Мой ангел, – пробормотал я вслух. – Мой каменный ангел.

Стив молча поглядел на меня.

– Кто там похоронен? – спросил я.

– Сейчас увидите, – ответил он и пошел дальше.

Мы присели на корточки возле статуи и разгребли снег у основания мраморного пьедестала. Над годами рождения и смерти были выбиты всего три слова:

НАШ МАЛЕНЬКИЙ АНГЕЛ

Я посмотрел на даты.

– Ребенку было всего три года, – с грустью сказал я.

Закрыв глаза, я мысленно представил себе картину, увиденную Стивом в детстве: озябшая и промокшая от снега женщина, ее красные от холода руки…

– Постойте! Так это была Мэри?

– Да. Это была Мэри, – тихо и печально ответил Стив.

Мы стояли молча. А снег все падал и падал, словно отгораживал нас от внешнего мира. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем Стив заговорил:

– Тем же вечером я рассказал обо всем своей матери. Я боялся, что она будет ругать меня за игры на кладбище. Но мать обняла меня и поцеловала. А потом попросила, чтобы я никогда больше туда не ходил и не тревожил несчастную женщину в ее горе. И я больше сюда не ходил. Вплоть до этого дня. Не могу сказать, что я вообще не ходил в восточный край кладбища. Но даже издали я слышал рыдания несчастной. У меня самого все внутри разрывалось. Более двух лет она приходила на могилу ежедневно. Даже весной, когда дожди превращали землю в чавкающее месиво.

Я отвернулся от ангела, сунул озябшие руки в карманы и пошел назад. Стив двинулся следом. Мы шли молча.

Только возле своего дома Стив заговорил:

– Дочь Мэри звали Андреа. Много лет подряд Мэри приносила на могилу деревянную шкатулку. Думаю, это та самая шкатулка, где вы нашли письма.

Я торопливо поблагодарил Стива и один пошел домой. Отпер тяжелую внешнюю дверь и оставил ее открытой. Особняк встретил меня сумраком и тишиной. Я поднялся на чердак и впервые осмелился взять шкатулку и принести ее в нашу гостиную. Разглядывая ее при дневном свете, я еще раз поразился, с какой любовью и умением она сделана. Хотя стенки шкатулки были прямоугольными, их полированная поверхность действовала как вогнутое зеркало: окружающие предметы отражались в ней с небольшим искажением и обретали изящные нимбы. Я достал из шкатулки самое последнее письмо.

6 декабря 1920 г.

Любовь моя!

Как бы я желала сказать эти слова, глядя в твое милое лицо. Как бы я желала найти твою могилу пустой, как мать Господа нашего нашла пустой гробницу, в которую положили Его. И в этом, любовь моя, заключена надежда. Надежда вновь обнять тебя и прижать к груди. Эту надежду дает мне великий дар Рождества, ибо Он пришел в наш мир. Первое рождественское приношение от родителя своим детям, поскольку Он любил их и хотел, чтобы они вернулись назад. Сейчас я понимаю это лучше, чем когда-либо. Моя любовь к тебе не угасает, а с каждым Рождеством становится все ярче. С нетерпением я жду того славного дня, когда вновь смогу тебя обнять. Я люблю тебя, мой маленький ангел.

Мама

Глава шестая
Ангел для Мэри

Я положил письмо в шкатулку и сел на диван с ногами, зажав голову между колен. Эта странная привычка сохранилась у меня с детства, когда я попадал в трудную ситуацию и мне нужно было обдумывать, что к чему. Не скажу, чтобы в тот момент мой разум был предельно ясен. Его состояние походило на сон, где разрозненные и непонятные события минувших дней складывались в новую картину, и я мог только молча удивляться странной взаимосвязанности событий. Я начинал понимать смысл вопроса, который задала мне Мэри. Первый дар Рождества. Истинное значение Рождества. От всех откровений этого дня я чувствовал озноб и легкое головокружение. Услышав шаги вернувшихся жены и дочери, я поспешил вниз.

– Привезла Дженну покормить, – сказала Кери.

Я обнял жену.

– Я так устала, – всхлипнула она. – И это так грустно.

Я еще крепче обнял Кери.

– Как она?

– Плоха.

– Ты приляг, – предложил я Кери. – Я сам покормлю Дженну и уложу ее спать.

Кери улеглась на диване. Я покормил дочку и хотел уложить спать, но Дженна упросила меня дать ей посмотреть на елочные огоньки.

В маленькой гостиной, куда я принес Дженну, было темно. На наряженной елке перемигивались цветные огни гирлянды. Одни нити гасли, другие вспыхивали, и все это сплеталось в причудливые узоры, которые тут же сменялись новыми.

Я молча стоял, держа на руках притихшую Дженну.

– Пап, а Мэри отпустят из больницы на Рождество? – вдруг спросила она.

Я погладил ее волосы.

– Нет, маленькая моя. Ты же знаешь, Мэри очень больна.

– Так больна, что умрет?

Я не представлял, как детский разум Дженны воспринимает смерть.

– Да, дорогая. Скорее всего, Мэри умрет.

– Тогда мне нужно успеть. Я должна отдать ей подарок.

Дженна слезла с моих рук и достала из-под елки неумело упакованную коробочку.

– Я сделала для Мэри ангела.

Дочь открыла коробочку. Внутри лежал картонный ангел, сооруженный с помощью клея, липкой ленты и канцелярских скрепок.

– Пап, а ведь Мэри любит ангелов. Правда?

Я не смог сдержать слезы.

– Да, радость моя. Я тоже так думаю.

Мы молча стояли и смотрели на весело мигающие рождественские огоньки. Как Мэри ждала этого Рождества…

Тишину прервал телефонный звонок. В доме было несколько аппаратов. Один из них стоял наверху, в нашей гостиной. Кери взяла трубку и вскоре сбежала вниз.

– Рик, звонили из больницы. Мэри умирает.

Я одел Дженну. Мы поехали в двух машинах, на случай, чтобы потом кто-то из нас смог отвезти дочку домой и уложить спать.

В палате горел только ночник. Мэри тяжело дышала. Она была в сознании. Дженна подбежала к кровати с откидными бортами и вложила в руку Мэри свой подарок.

– Вот. Это мой рождественский подарок для тебя, – с гордостью объявила малышка.

Мэри поднесла картонного ангела к глазам, улыбнулась и крепко стиснула ручонку Дженны.

– Спасибо тебе, дорогая, – сказала она, борясь с кашлем. – Он просто прекрасен. И ты такая красивая.

Мэри погладила Дженну по щеке. Потом с заметным трудом перевернулась на бок и протянула мне руку. Я подошел и осторожно взял ее ладонь в свои.

– Как вы, Мэри?

Глупый вопрос. Как себя может чувствовать умирающий человек?

Мэри заставила себя улыбнуться.

– Ну что, Рик? Вы поняли? Теперь вы знаете, что такое первый дар Рождества?

Я стиснул ее руку.

– Вы поняли? Да? – спросила она.

– Да, теперь я понял. Я знаю, о чем вы тогда пытались мне сказать.

У меня потекли слезы. Я проглотил их, стараясь не показывать Мэри своего состояния.

– Спасибо, Мэри. Спасибо за ваш дар.

– Вы нашли письма в рождественской шкатулке?

– Да. Простите, что прочел их.

– Не надо извиняться. Я рада, что вы прочли эти письма. – Она замолчала. – Шкатулку возьмите себе. Это мой рождественский подарок вам.

– Спасибо, Мэри. Я буду бережно ее хранить.

В палате стало тихо.

– Андреа ждет, – вдруг сказала Мэри.

– Она совсем близко. – Я заставил себя улыбнуться.

Мэри тоже улыбнулась, затем взглянула на Кери.

– Спасибо вам, дорогая, за вашу дружбу. Для меня она очень многое значила.

– С Рождеством, Мэри, – прошептала Кери.

– Да благословит вас Господь, дитя, – с нежностью произнесла Мэри. – Заботьтесь о вашем маленьком семействе. – Она задумчиво посмотрела на Кери. – У вас это получится.

Разговор утомил ее. Она откинулась на подушку и закрыла глаза. Кери, как и я, с трудом удерживалась, чтобы не расплакаться. Ее щеки были влажными.

Понимая, что дальнейшее – не для детских глаз, Кери взяла Дженну на руки, и они вышли из палаты. Я задержался и гладил руки Мэри, пока еще теплые. Но надолго ли?

– С Рождеством, Мэри, – прошептал я. – Нам будет очень недоставать вас.

Ее глаза вновь открылись. Мэри приподнялась, внимательно глядя на спинку кровати, и улыбнулась. По ее щеке скатилась слеза. Она что-то прошептала, но я не услышал. Тогда я приник ухом к ее губам.

– Мой ангел, – повторила Мэри.

Я взглянул туда, куда и она, но не увидел ничего, кроме зеленого больничного халата, висевшего возле ее ног. Я с грустью посмотрел на Мэри. Она покидала нас. Покидала этот мир. Наверное, тогда я и услышал музыку. Нежную, светлую музыку из рождественской шкатулки. Вначале совсем негромкую, будто она осваивалась с пространством больничной палаты. С каждой секундой музыка становилась все громче, сильнее и радостнее. Я вновь посмотрел на Мэри. Ее изможденное лицо дышало покоем. Глаза сияли, а на губах играла улыбка. Я понял и тоже улыбнулся. Андреа пришла.

* * *

Домой я вернулся около часа ночи. К тому времени в палате появился брат Мэри, и я не посмел нарушать уединение брата и сестры в последние минуты, которые им предстояло провести вместе.

Дженна уже спала. Под елкой, где все так же перемигивались разноцветные гирлянды, Кери разложила подарки. Впервые мне было грустно смотреть на эти нарядные мешочки и пакеты. Я сел в кресло-качалку, опустив голову на руки. Я находился где-то между ангелом Мэри и маленькой гостиной. И внезапно я ощутил первый дар Рождества. Он вошел в мое сердце. Первым даром Рождества была любовь. Родительская любовь. Чистая, как первый рождественский снег, ибо так возлюбил Бог детей Своих, что послал Сына Своего, дабы все мы когда-нибудь смогли вернуться в отчий дом. Теперь я понимал, чему Мэри пыталась меня научить.

Я встал, поднялся на второй этаж и вошел в детскую, где спал мой маленький ангел. Осторожно поднял спящую Дженну и перенес ее в гостиную. Мои слезы падали ей на волосы. Моя малышка. Моя драгоценная малышка. Каким же глупцом я был – променял ее удивительное, быстротечное детство на расходные книги и каталоги! Ведь оно уходит навсегда. Конечно, я был слишком молодым отцом и не замечал скоротечности времени, как будто моя маленькая девочка всегда будет маленькой. Время неумолимо доказывало, как я ошибался. Однажды она вырастет. Однажды она уйдет в свою жизнь, а мне останутся лишь воспоминания о ее детском смехе и секретах, которыми она со мной делилась. Всего этого могло быть намного больше. Я убеждал себя, что работаю во имя ее будущего, и… лишал себя настоящего.

Дженна о чем-то вздохнула во сне. Я еще крепче прижал к себе спящую дочку. Никогда раньше я не задумывался о том, что ждет каждого отца. Каким бы любящим и заботливым он ни был, однажды его маленькая девочка вырастет и уйдет. Уйдет в свою собственную взрослую жизнь. И никакими мольбами, никакими заклинаниями не остановить вечно бегущее время.

Но только не сегодня. Не в эту ночь. Сегодня Дженна была только со мной, и никто не мог отобрать у меня волшебство рождественской ночи. Я вновь поразился мудрости Мэри. Ей была ведома боль Отца, пославшего Своего Сына в мир в то первое рождественское утро, зная, какой путь Его ожидает. Мэри понимала смысл Рождества, и лучшим доказательством была Библия, обильно политая ее слезами. Мэри умела любить чистой, светлой материнской любовью – настолько глубокой, что она стала для меня аллегорией любви вообще. Эта необыкновенная женщина знала: в погоне за мирским успехом я бездумно менял алмазы на никчемные камешки. Мэри видела это и своей любовью помогла увидеть мне. Она преподнесла мне величайший из рождественских даров – детство моей дочери.