Текст книги "Коронация"

Автор книги: Ричард Хардинг Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Настоящую церемонию видели члены императорской семьи, самые важные русские аристократы, принцы, главы посольств и дипломатических представительств, в некоторых случаях – их первые секретари, адъютанты иностранных принцев и несколько корреспондентов и художников. Посол, который оказался неженатым, был для организаторов самым обычным человеком. Принц, который не сумел добиться того, чтобы рядом с ним стоял главнокомандующий его армии, всё равно плакал от радости. Организаторы выбирали между адъютантом из Болгарии и русским дипломатом в отпуске, японским принцем и английским генералом, немецкой герцогиней и корреспондентом парижской газеты «Фигаро». На одного мужчину или женщину приходилась дюжина претендентов. Силы, которые были пущены в ход, чтобы добиться места, угрожали миру в Европе. Они стали причиной разочарования и боли, которая ещё долго будет терзать сердца русских аристократических семей.

Лично я видел только борьбу среди корреспондентов, и этого было достаточно, чтобы занять моё внимание десять дней и десять ночей. Здесь было триста корреспондентов, говоривших на одиннадцати различных языках, и каждый добивался своей цели с упорством и энергией, достойными лучшего применения.

Сейчас это представляется мелочью, но тогда жизнь казалась потерянной, если вы не получили пропуск в собор. Серьёзные политические партии поддерживали тех, кто представлял их партийный орган. Банкирские дома, кабинеты министров, дамы самого высокого уровня, дипломаты и принцы тратили на эту борьбу финансовое, общественное и политическое влияние. Ради своих людей они лоббировали, подкупали и задабривали кого нужно с таким знанием дела, с таким чувством, которые напоминали борьбу среди делегатов на президентском конвенте в Чикаго.

А русские чиновники, растерянные, ошеломлённые, доведённые до безумия, только подливали масло в огонь борьбы и до самого кануна коронации хранили полное молчание о том, кто станет счастливчиком. Они отказали даже английскому художнику Форестье[9]9
  Амеде Форестье (1854–1930) – англо-французский художник.


[Закрыть], который приехал с рекомендательным письмом от королевы Виктории к великой княгине Сергиус[10]10
  Так у автора! Вероятно, имеется в виду великая княгиня Елизавета Фёдоровна (1864–1918) – внучка королевы Виктории, сестра Александры Фёдоровны и жена великого князя Сергея Александровича (1857–1905) – пятого сына Александра II, московского генерал-губернатора в 1896–1905 годах.


[Закрыть]. Этот факт, естественно, произвёл удручающее впечатление на тех, кому не способствовали никакие королевы. Даже такие люди, как сэр Дональд Маккензи Уоллес[11]11
  Дональд Маккензи Уоллес (1841–1919) – английский журналист.


[Закрыть], который представлял «Таймс», и сэр Эдвин Арнольд[12]12
  Эдвин Арнольд (1832–1904) – английский поэт и журналист.


[Закрыть], корреспондент «Дейли Телеграф», не были полностью уверены, что они попали в число избранных. В конце концов, организаторы отказали даже Фредерику Вильерсу[13]13
  Фредерик Вильерс (1861–1922) – английский журналист и художник.


[Закрыть], а он присутствовал на предыдущей коронации и был в числе четырёх корреспондентов, которые следовали с русской армией от начала Русско-турецкой войны до падения Плевны. Поэтому нельзя сказать, что гости попадали на церемонию по принципу отбора наиболее приспособленных.

В мою пользу сыграло то обстоятельство, что я писал для журнала. Журналы более доступны и более долговечны, чем эфемерные ежедневные газеты. Я получил пропуск потому, что представлял журнал, несмотря на то, что я также отправлял телеграммы для нью-йоркской газеты. Но я бы не попал на церемонию без помощи американского посланника, гостей-американцев и Троубриджа.

Из американской дипломатической миссии на церемонии было шесть человек: американский посланник мистер Клифтон Р. Брекинридж[14]14
  Клифтон Родс Брекинридж (1946–1932) – американский государственный деятель, дипломат и бизнесмен. Посол в России в 1894–1897 годах.


[Закрыть] и миссис Брекинридж, генерал Александр Маккук[15]15
  Александр Макдауэлл Маккук (1831–1903) – американский военачальник.


[Закрыть] и миссис Маккук, адмирал Селфридж[16]16
  Томас О. Селфридж-младший (1836–1924) – американский флотоводец.


[Закрыть] и миссис Пирс – жена секретаря миссии, которая получила пропуск, хотя её муж по каким-то причинам его не получил. «Нью-Йорк Геральд» представляли два англичанина, Обри Стэнхоуп и сэр Эдвин Арнольд, «Америкэн Асошиэйтед Пресс» – ещё один англичанин по имени Уотсон, «Юнайтед Пресс оф Америка» – американец Луис Мур, «Харперс Мэгэзин» и «Нью-Йорк Джорнал» – я. Американцев в соборе было только восемь: шесть официальных лиц, Луис Мур, который представлял две тысячи газет, и автор этих строк.

Вход в собор и в сам Кремль затруднялся множеством формальностей. Для того, кто не говорил и не писал по-русски, это было тяжёлым испытанием. Мучил страх, что в последний момент, когда цель уже будет видна, тебе откажут. Когда я проходил полицейские заграждения на улице, у меня спросили пропуск, который извозчик нёс в своей шапке. Другой пропуск был нужен, чтобы пройти в ворота Кремля. Нужен был пригласительный билет во дворец после коронации, и ещё один в собор, и значок в виде золотой короны, и бант из синей ленты ордена Святого Андрея. Кроме того, я должен был принести фотографию с печатью для подтверждения личности и бело-синюю звезду, которая доказывала, что я аккредитованный журналист.

Слова «кафедральный собор», так же, как и фотографии, вводят многих людей в заблуждение относительно размеров церкви, в которой происходила церемония. На самом деле, Успенский собор – это, скорее, часовня. Он разделён надвое большой золотой перегородкой, так что свидетели церемонии столпились на пространстве, которое в два раза меньше, чем можно подумать по изображениям, показывающим здание снаружи. Это пространство примерно такого же размера, как сцена нью-йоркского театра. Оно ограничено тремя стенами и высокой золотой перегородкой, которая отделяет алтарь и святыни от остального собора. Эти стены от пола до купола покрыты золотыми листами с фресками, на которых изображены святые в синем, красном и зелёном. Каждый святой несёт на голове золотой нимб, усыпанный драгоценными камнями. Перегородка – это тоже стена с пятью тоннами золота. Фигуры святых на фресках и мозаиках украшены рядами жемчужин, изумрудов, рубинов и бриллиантов. В центре этого зала из драгоценных камней и чистого золота стоят четыре толстых колонны, нижняя часть которых для коронации была обёрнута тяжёлым багряным бархатом.

На платформе между этими колоннами, под навесом из бархата с изображениями российских двуглавых орлов и с оранжево-чёрно-белыми кисточками из страусиных перьев стояло три трона. В середине стоял трон царя, слева – трон царицы, трон вдовствующей императрицы стоял справа. Первый трон был из серебра, инкрустированного бирюзой. Второй – из слоновой кости с вырезанными на ней сценами охоты. Третий – из серебра, усыпанного всеми видами драгоценных камней, включая самые крупные бриллианты.

Церковь освещалась светом, проходящим через длинные окна с витражами, и мерцающими лампами, висящими на цепях под куполом. Когда поднялось солнце, длинные разноцветные лучи пронзили дым ладана и позолотили стены. Они переходили от одного украшенного драгоценностями святого к другому, так что тусклые стены заблестели и засияли. Когда лампы крутились, драгоценные камни на них сверкали и вспыхивали под тёмным куполом, как сокровища, скрытые в пещере Монте-Кристо.

Трудно понять, как рассказывать о церемонии коронации – о чём говорить, о чём не говорить. Двадцать человек могли бы написать свой рассказ, и даже если бы каждый написал ещё подробнее, чем написано в этой статье, каждый рассказ всё равно остался бы неполным, и не было бы двух одинаковых рассказов. Всё зависит от точки зрения.

Можно было бы рассказать историю от лица священника с грустными глазами, с длинными, нечесаными волосами и бородой, в золотой ризе – этого набожного москвича, для которого присутствующие чиновники были всего лишь актёрами на сцене в сравнении со святостью самой церкви и хранящихся в ней реликвий. Один изумруд из огромной золотой стены стоил целое состояние, но он ничего не значил для того, кто верил, что Святой Павел своими руками нарисовал иконы, которые висят рядом с этим изумрудом; кто верил, что часть одеяния нашего Спасителя и настоящий гвоздь из его креста лежат под тем же куполом, который накрывает этих женщин с голыми плечами и этих принцев на день с их блёстками и бриллиантовыми звёздами. И зачем обсуждать подвиги этих знаменитых генералов, когда одна из этих икон развернула Тамерлана и всю его армию? Могли ли седой генерал Гурко[17]17
  Иосиф Владимирович Гурко (1828–1901) – российский военачальник.


[Закрыть], или герой Судана, большой, добродушный английский генерал Гренфелл[18]18
  Френсис Уоллес Гренфелл (1841–1925) – английский военачальник.


[Закрыть], или маленький, тёмнокожий Ямагата[19]19
  Ямагата Аритомо (1838–1922) – японский военачальник и государственный деятель.


[Закрыть] сделать что-нибудь подобное?

Или историю мог бы рассказать один из послов в переднем ряду, который рассматривал церемонию во всех её проявлениях и со всей её оглаской как новую претензию России на всемирное внимание, а так оно и было. Для него были важны сами люди. Он бы увидел полускрытое предложение альянса в положении собрата-посла, прочитал бы обещание жениться в торжествующей улыбке принца. Его история была бы полна дипломатических тайн или, вернее говоря, дипломатических сплетен. Он был бы рад объяснить, почему представитель США стоит не с послами других великих держав, а рядом с посланником какого-то королевства, крохотного, как Род-Айленд, и совершенно неприметного, за исключением трагического прошлого. И почему австрийский посол – представитель императора и сам принц – вечером получил орден Святого Андрея, как будто он был правящим монархом, а на следующее утро после завтрака его попросили вернуть орден.

Он мог бы рассказать вам о причине, по которой англиканский епископ в своей митре и со своим посохом сидит на более высоком месте, чем папский нунций. Дело в том, что Православная церковь кокетничает с Англиканской церковью, а английский посол, будучи католиком, не признавал равенство англиканского епископа и не хотел представлять его царю, и царь был этим возмущён. Но ещё более глупо поступил коллега английского посла, французский посол, который почти уничтожил то, чего добивалась его страна. Он отказался поцеловать руку царицы, потому что этот бедняга решил, что такой жест уважения не приличествует представителю свободной республики. Как будто невежливость – это признак независимости, как будто поцелуй женской руки – это оскорбление для мужчины. Но республиканизм этого француза не был столь серьёзен, чтобы отказаться от своей должности.

Множество книг можно было бы заполнить этими рассказами – рассказами людей, которые занимались тем, что в последние четверть века творили мировую историю. Рассказами, которые полны романтикой и интригами, любовью и битвами. Здесь был принц-моряк, который спас царя от меча убийцы[20]20
  Георг Греческий и Датский (1869–1957) – член греческой королевской семьи, Верховный комиссар Критского государства в 1898–1906 годах. В 1891 году в Японии спас жизнь будущего императора Николая II, сбив с ног нападавшего.


[Закрыть]; русский князь, который построил железную дорогу от Парижа до Пекина, а учился этому делу, работая механиком в механических мастерских Алтуны[21]21
  Михаил Иванович Хилков (1834–1909) – российский государственный деятель, министр путей сообщения в 1895–1905 годах. В молодости работал на железной дороге в США. Во время его министерства была введена в строй Транссибирская магистраль и закончено строительство Китайско-Восточной железной дороги.


[Закрыть]; здесь был болгарский князь, который изменил религию своего ребёнка, чтобы добыть пригласительный билет на церемонию[22]22
  Фердинанд I Кобургский (1861–1948) – с 1887 князь, в 1908–1918 царь Болгарии. Происходил из немецкого княжеского рода. Чтобы добиться расположения России, в 1896 году крестил своего сына по православному обряду.


[Закрыть].

А если подробно рассказать историю только одного камня, то она будет читаться как роман. Как он сверкал в темноте индийского храма в глазнице бога. Как солдат штыком в своих нечестивых руках выковырял его и долгие месяцы носил в ранце. Как он метался по волнам в сундуке моряка, который продал его торговцу-еврею на Хаттон-Гарден. Как торговец передал его ещё кому-то, пока его последний владелец не обменял его на титул, пять миллионов франков и ежегодный пансион в две тысячи рублей. И вот он, наконец, в царском скипетре. И если вам позволят взглянуть на эту царскую регалию, вы должны будете отступить перед этим воплощением монаршей власти, прямо как индийцы, которые поклонялись бриллианту «Орлов», когда он был глазом великого бога Шивы.

Коронация была намного более прекрасным зрелищем, чем можно было себе представить. Она выглядела бы ещё более впечатляющей, если бы люди не толпились так тесно, что цвета военных и придворных мундиров с их украшениями не перемешивались в давке. Из-за этого вы могли видеть только тех, кто стоял в первом ряду, а за ними – множество эполетов и диадем. Из толпы выделялись лишь очень высокие люди и особенно высокие тиары. Гости действительно стояли очень близко. Когда настал момент всем преклонить колени, чтобы один император остался на ногах, для этого не было места. Многие люди просто наклонились вперёд, опираясь на плечи тех, кто уже стоял на коленях.

Справа от тронов люди теснились особенно плотно. Там находились великие княжны и придворные дамы в национальных костюмах, которые носили бриллианты, прославившие эту страну. Сразу позади тронов стояли русские сенаторы в великолепных расшитых золотом мундирах, в сапогах до колен, в белых кожаных брюках, в остроконечных шляпах со страусиными перьями. С ними были корреспонденты: немцы и русские в военной форме, англичане в придворных костюмах, французы и американцы, которые в вечерних костюмах в этот утренний час выглядели так, будто не ложились спать всю ночь. Слева находились дипломаты с их жёнами, главнокомандующие и генералы со всех концов света, которые представляли самую роскошную, самую ослепительную группу. Вокруг самой платформы стояли принцы и великие князья, сверкая орденскими цепями и крестами. Между перегородкой и платформой туда-сюда двигались священники в больших, как шлемы извозчиков, митрах, в ризах, затвердевших от золота и драгоценных камней. Их одеяния сверкали, как чешуя золотых рыбок.

Пять часов солнце сквозь витражные окна и прямо через высокие открытые двери освещало эту разноцветную массу, эту смесь драгоценностей так, что глаза устали. Свет вспыхивал на эфесах шпаг и эполетах, проходил через сияющие шелка и атлас, дотрагивался до тиар и диадем, на мгновение падал на голову покрасневшего седого воина и ласкал плечи и лицо какой-нибудь прекрасной девушки.

Но во всём этом утреннем спектакле не было ничего более впечатляющего, чем молодая императрица, когда она впервые вошла в церковь и встала перед своим троном. Она была одета проще всех остальных женщин, и она была намного прекраснее всех остальных женщин. Её украшала единственная нитка жемчуга, её волосы, уложенные, как у русской девушки-крестьянки, двумя косами лежали на голых плечах – голых от бретелек, бантов, драгоценностей. Её серебристо-белая одежда была такой же простой, как у ребёнка, который собирается на первое причастие. Когда она ступила на помост, её щёки были покрыты румянцем, а в глазах были робость и меланхолия, которые делали её облик более близким. И рядом с тиарами, перьями и ожерельями придворных дам, окружавших её, она выглядела как Ифигения[23]23
  Ифигения – героиня древнегреческих мифов, дочь микенского царя Агамемнона, который должен был принести её в жертву перед началом Троянской войны.


[Закрыть] перед жертвоприношением, а не как королева самой могущественной империи в мире перед коронованием.

Наверное, самая интересная часть церемонии началась, когда царь поменял полковничью форму и брюки, заправленные в сапоги, на великолепное одеяние императора. За ним последовала царица. Из крестьянской девушки она превратилась в королеву во всём королевском величии и с той красотой, которую королевы наших дней уже утеряли. Когда наступил момент этого преображения, дядя царя великий князь Владимир[24]24
  Великий князь Владимир Александрович (1847–1909) – третий сын императора Александра II, российский государственный деятель, военачальник.


[Закрыть] и его младший брат Александр[25]25
  Так у автора! На самом деле, вторым ассистентом Николая при коронации был великий князь Михаил Александрович (1878–1918) – четвёртый сын Александра III, младший брат Николая II, российский военачальник.


[Закрыть] сняли орденскую цепь с плеч царя. Но тут одна из звёзд упала, и это, казалось, вызвало суеверный страх у обоих. Затем они накинули на плечи царя императорскую мантию из золотой ткани с горностаевой накидкой. Мантия была длиной пятнадцать футов, её покрывали российские двуглавые орлы в драгоценных камнях. На неё повесили широкую, сделанную из бриллиантов орденскую цепь Святого Андрея, которая погрузилась в ложе из белоснежного меха. Она мерцала и мигала, когда император двинулся вперёд, чтобы принять корону из рук митрополита Санкт-Петербургского[26]26
  Митрополит Палладий (Павел Иванович Раев-Писарев; 1827–1898) – епископ Православной российской церкви, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский в 1892–1898 годах.


[Закрыть].

Корона была чудесна. Разделённая на две половины, символизировавшие запад и восток, она была целиком сделана из белых бриллиантов, увенчана огромным пылающим рубином, выше которого находился бриллиантовый крест. Царь поднял этот пылающий светом и пламенем шар над собой, опустил его на свою голову и взял в правую руку скипетр, а в левую – державу.

Когда царь сел на трон, царица повернулась и вопросительно посмотрела на него. Потом, в ответ на какой-то его знак, она встала, подошла к нему и, сжав голые руки перед собой, опустилась на колени у его ног. Он на миг приставил свою корону ко лбу царицы, затем снова надел её, а на голову царицы опустил бриллиантовую корону поменьше. Три фрейлины прикрепили корону длинными золотыми заколками. Царь смотрел на них с глубочайшим интересом. Когда они отступили, два великих князя[27]27
  Ассистенты императрицы: Сергей Александрович – см. выше; Павел Александрович (1860–1919) – шестой сын Александра II, российский военачальник.


[Закрыть] накинули на неё мантию, похожую на мантию царя, и повесили на её горностаевую накидку другую орденскую цепь. Она вернулась к своему трону из слоновой кости, а царь – к своему, бирюзовому. Высший момент начался и закончился. Коронованные Николай II и Александра Фёдоровна сели перед нациями всего мира.

Кто-то дал сигнал через открытую дверь. Дипломаты на трибунах снаружи встали, мужики у трибун опустились на колени, а полки молодых солдат-крестьян выстрелили в воздух. Церковные колокола понесли эту новость поверх голов коленопреклонённых масс, через стены Кремля, сто одна пушка перебросила её через реку, до самого высокого холма Москвы. Современные вестники добра и зла выстукиванием передали её в Одессу, в Константинополь, в Берлин, в Париж, на скалистый берег Пензанса[28]28
  Пензанс – портовый город в Англии.


[Закрыть]. Она нырнула в море и под водой поспешила к высокому, освещённому стеклянному зданию «Кэйбл Компани» на Бродвее. Она обошла весь мир, и когда молодой император ещё стоял под куполом маленькой церкви, ответные поздравления уже понеслись в Москву.

Очень интересной частью церемонии было последовавшее за этим принесение поздравлений принцами и принцессами. Это было интересно потому, что обычное положение вещей перевернулось. Царственные особы, которые на своих приёмах с улыбкой принимают любезные поклоны от людей более низкого происхождения, сейчас были вынуждены любезно кланяться, а люди более низкого происхождения были улыбающимися, придирчивыми зрителями.

И приятно было увидеть, что эти царственные особы были столь же неуклюжими и смущёнными, как молодой дебютант в гостиной Букингемского дворца. Гости должны были сделать вот что. Они должны были пересечь платформу, поцеловать щёку царя и руку царицы, а если поздравляла женщина, то она должна была повернуть щёку к царице, чтобы та её поцеловала. Ту же самую церемонию требовала и вдовствующая императрица. Звучит не сложно, но только шесть человек из тысячи делали всё, как следует. Каждый из них торопился пройти через это как можно скорее, и у каждого было такое спокойное лицо, которое выражало всё лучше, чем поздравления и улыбки.

С их точки зрения весь мир смотрел на них, все их кузины-принцы, племянники-короли, царственные дяди и тёти. В момент короткого пребывания на платформе они невольно становились главными героями на сцене. Поэтому они чувствовали, что вся Европа оценивает их поведение, критикует поклоны, считает поцелуи. Герцог Коннаутский[29]29
  Артур Уильям Патрик, принц Великобритании, герцог Коннаутский и Страхарнский (1850–1942) – третий сын королевы Виктории, английский военачальник.


[Закрыть], будучи дядей царицы, был единственным мужчиной, который её поцеловал. Принц Неаполитанский, наследник итальянского престола[30]30
  Виктор Эммануил III (1869–1947) – король Италии с 1900 года.


[Закрыть], не поцеловал даже царя, а просто подал руку царю и царице и ушёл, как будто боялся, что его заставят целоваться против воли. Кое-кто в своём смущении принял строгий и неодобрительный вид. Например, королева Греции[31]31
  Ольга Константиновна (1851–1926) – великая княжна, жена короля Греции Георга I, племянница Александра II.


[Закрыть], статная женщина в мехах, желая показать свою выдержку, наперекор улыбкам остальных мрачно оглядела молодую пару, как леди Макбет в ночной сцене. Другие выглядели так, будто он желают хозяйке приятной ночи и заверяют её в том, что приятно провели вечер. Лишь немногие были глубоко тронуты, и они в знак верности целовали бриллиантовую орденскую цепь царицы. Некоторые русские аристократы очень низко кланялись, а потом целовали царицу в голое плечо.

После поздравлений церемонию продолжили священники, которые пели и молились примерно два часа. Царь и царица немного приняли участие в этой службе. Напряжение было огромным. Невозможно было удержать внимание на странной музыке с хоров и на незнакомом пении священников. Люди начали перешёптываться, и к концу церемонии все шептались, как на послеполуденном чаепитии. В этом не было неуважения. Просто после шести часов тишины и стояния на одном месте стало физически невозможно удержаться от движений или разговоров.

Священники, наконец, закончили. Началась торжественная церемония миропомазания. Царь прошёл в украшенные драгоценностями двери перегородки, а его молодая жена, которая не могла войти с ним, ждала, молясь у изображения Богородицы. Когда он вернулся, по его щекам и бороде текли слёзы. Он склонился и поцеловал императрицу. Он был как во сне, как будто во время короткого пребывания в святая святых он столкнулся с тайнами иного мира.

Так закончилась церемония коронации. Будем надеяться, что следующая произойдёт ещё очень не скоро.

Вспоминая её сейчас, я думаю, что такой впечатляющей сделали её молодые царь и царица. В её девичьей нежности, в его мальчишеской стойкости было что-то, что привлекало внимание и вызывало симпатию. Не было так, что они много лет ждали этого часа и теперь получали награду за этот долгий период, или что церемония была для них чистой формальностью. Не было так, что он стал циничным и чёрствым, а она – седой и ко всему безразличной. Нет, она выглядела, как невеста в день свадьбы. И вы могли видеть в лице царя, бледном и истощённом от поста и молитв, и в слезах на его щеках, как сильно он волновался. И вы могли представить, что он чувствовал, долгие годы ожидая того момента, когда он, мальчик двадцати восьми лет, возьмёт в руки знаки абсолютной власти над телами ста миллионов человек и поклянётся самой святой клятвой, что будет защищать благоденствие ста миллионов душ.