Текст книги "Школа злословия"

Автор книги: Ричард Шеридан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Р а у л и. Что же это успело так расстроить вас со вчерашнего дня?

С э р  П и т е р  Т и з л. Странный вопрос женатому человеку.

Р а у л и. Я уверен, сэр Питер, что ваша супруга не может быть причиной вашего расстройства.

С э р  П и т е р  Т и з л. А что, разве вам кто-нибудь сказал, что она умерла?

Р а у л и. Полноте, сэр Питер, вы ее любите, хотя и не вполне сходитесь характерами.

С э р  П и т е р  Т и з л. Виновата в этом она одна, любезный Раули. Сам я мирнейший человек на свете и ненавижу сварливых людей. И я твержу ей это сто раз в день.

Р а у л и. Вот как!

С э р  П и т е р  Т и з л. Да, и знаете, что странно: во всех наших спорах она всегда бывает не права! Но леди Снируэл и вся эта компания, с которой она у нее встречается, только поощряют ее дурные склонности! И в довершение моих несчастий Мария, моя воспитанница, которой надлежало бы меня слушаться, тоже решила взбунтоваться и наотрез отказывается от жениха, которого я давно для нее наметил. По-видимому, она собирается выйти за его беспутного брата.

Р а у л и. Вы знаете, сэр Питер, что я всегда имел смелость не соглашаться с вами в отношении этих молодых людей. И я боюсь, как бы вы не разочаровались в старшем. Что касается Чарлза, то, ручаюсь головой, он еще исправит свои ошибки. Их достойнейший отец, мой уважаемый хозяин, был в его годы почти такой же ветрогон, а когда он помер, то не осталось на свете второго такого сердца, чтобы его оплакивать.

С э р  П и т е р  Т и з л. Любезный Раули, вы ошибаетесь. Когда умер их отец, я, как вам известно, стал для них обоих как бы опекуном, пока щедрость их дяди, сэра Оливера, не дала им ранней независимости. Понятно, я, более чем кто-либо другой, имел возможность узнать их сердца, а я никогда в жизни не ошибался. Джозеф может поистине служить образцом для молодых людей нашего времени. Это человек благородных правил, и с ними он сообразует свои поступки. А младший, поверьте моему слову, если и унаследовал крупицу добра, то растратил ее вместе с остальным наследством. Ах, мой старый друг сэр Оливер будет глубоко удручен, когда он увидит, как злоупотребляли его добротой!

Р а у л и. Мне очень горестно, что вы так ожесточены против молодого человека, потому что сейчас, быть может, наступает решающая пора в его судьбе. Я сюда явился с новостями, которые вас удивят.

С э р  П и т е р  Т и з л. Что такое? Расскажите.

Р а у л и. Сэр Оливер приехал, и сейчас он в Лондоне.

С э р  П и т е р  Т и з л. Как! Быть не может! Мне казалось, вы его не ждали в этом месяце.

Р а у л и. Не ждал, но он замечательно быстро совершил морской переход.

С э р  П и т е р  Т и з л. Честное слово, я буду рад встретиться со старым другом. Пятнадцать лет не виделись. Много было вместе пережито... И что же, он по-прежнему требует, чтобы мы не извещали племянников о его приезде?

Р а у л и. Самым настойчивым образом. Он хочет, пока это не узналось, кое в чем их испытать.

С э р  П и т е р  Т и з л. Ах, да разве требуются особые хитрости, чтобы оценить их по достоинству! Впрочем, пусть делает как хочет. А что, он знает, что я женат?

Р а у л и. Да, и скоро явится вас поздравить и пожелать вам счастья.

С э р  П и т е р  Т и з л. Это как мы пьем здоровье друга, который умирает от чахотки. Ах, Оливер меня засмеет! Мы с ним всегда трунили над женитьбой, и он остался верен себе. Однако же он может скоро сюда явиться. Я сейчас же распоряжусь по дому. Но смотрите, любезный Раули, ни слова о том, что мы с леди Тизл иной раз ссоримся.

Р а у л и. Ни в коем случае.

С э р  П и т е р  Т и з л. Иначе Нолль изведет меня своими шуточками. Пусть его думает, прости меня бог, что мы самая счастливая чета.

Р а у л и. Я вас понимаю. Но вы и сами должны избегать малейших ссор в его присутствии.

С э р  П и т е р  Т и з л. Видит бог, должны – и это невозможно. Ах, любезный Раули, когда старый холостяк берет молодую жену, он заслуживает... да что там! Преступление само в себе уже содержит кару.

Уходят в разные стороны.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

У сэра Питера Тизла.

Входят сэр Питер Тизл и леди Тизл.

С э р  П и т е р  Т и з л. Леди Тизл, леди Тизл, я этого не допущу!

Л е д и  Т и з л. Сэр Питер, сэр Питер, допускайте или не допускайте это ваше дело. Я намерена во всем поступать по-своему, и не только намерена, но и буду. Да! Хоть я и воспитана в деревне, я очень хорошо знаю, что в Лондоне светские женщины никому не обязаны отчетом с той минуты, как они вышли замуж.

С э р  П и т е р  Т и з л. Отлично, сударыня, отлично! Так, значит, муж лишен всякого влияния, всякой власти?

Л е д и  Т и з л. Власти? Еще бы! Если вы хотели власти надо мной, вам надо было взять меня в приемные дочери, а не в жены: уверяю вас, вы для этого достаточно стары.

С э р  П и т е р  Т и з л. Достаточно стар? Вот оно что... Как бы то ни было, леди Тизл, если вам и удается отравлять мне жизнь вашим характером, я не потерплю, чтобы вы меня разоряли вашей расточительностью.

Л е д и  Т и з л. Моей расточительностью? Смею вас уверить, что я не расточительнее, чем это подобает светской женщине.

С э р  П и т е р  Т и з л. Нет-нет, сударыня, вы больше не будете выбрасывать деньги на всю эту бессмысленную роскошь! Черта с два! Тратить зимой на цветы для будуара такие суммы, что на них можно было бы превратить Пантеон{11} в оранжерею или устроить летний бал на святках!

Л е д и  Т и з л. Чем же я виновата, сэр Питер, что цветы дороги, когда холодно? Пеняйте на климат, а не на меня. Поверьте, я была бы не прочь, чтобы весна длилась круглый год и чтобы под ногами у нас распускались розы.

С э р  П и т е р  Т и з л. Тысяча чертей, сударыня! Будь вы к этому рождены, я бы не удивлялся, что вы так рассуждаете, но вы забываете, каково было ваше положение, когда я на вас женился.

Л е д и  Т и з л. О нет, я не забываю. Это было пренеприятное положение, иначе я никогда бы не вышла за вас.

С э р  П и т е р  Т и з л. Да-да, сударыня, тогда у вас был более скромный ранг: дочь мелкого помещика. Вспомните, леди Тизл, как я вас увидел впервые, когда вы сидели за пяльцами в прелестном вышитом холщовом платьице со связкой ключей у пояса; у вас были гладко зачесанные волосы, а по стенам комнаты висели шерстяные плоды вашей собственной работы.

Л е д и  Т и з л. О да! Я это помню очень хорошо, и какую забавную жизнь я тогда вела. Мой день уходил на то, чтобы инспектировать коровник, ревизовать птичий двор, вести домашнюю приходно-расходную книгу и чесать собачку тетушки Деборы.

С э р  П и т е р  Т и з л. Да-да, сударыня, все это так и было.

Л е д и  Т и з л. А мои вечерние развлечения! Рисовать узоры для кружевных рукавчиков, которые мне не из чего было вязать, играть в свои козыри с нашим священником, читать моей тетушке книгу проповедей или торчать за старым спинетом{12}, чтобы наиграть сон моему отцу после лисьей травли.

С э р  П и т е р  Т и з л. Я радуюсь вашей хорошей памяти. Да, сударыня, таковы были увеселения, которых я вас лишил. А теперь вам требуется карета vis-a-vis* и три пудреных лакея впереди носилок, а летом пара каких-то белых котят, чтобы ездить на них в Кенсингтонский парк. Вы, надо полагать, не вспоминаете, с каким, бывало, удовольствием катались верхом на крупе кургузой упряжной лошади позади дворецкого.

______________

* Карета визави (франц.) – то есть карета, где пассажиры сидят друг против друга.

Л е д и  Т и з л. Нет, клянусь, этого никогда не было! И дворецкого и упряжную лошадь я отрицаю.

С э р  П и т е р  Т и з л. Таково, сударыня, было ваше положение. А что дал вам я? Я сделал вас светской женщиной, богатой, знатной – словом, я сделал вас моей женой.

Л е д и  Т и з л. Совершенно верно. И чтобы я могла быть вам окончательно благодарной, мне остается только сделаться...

С э р  П и т е р  Т и з л. Моей вдовой, хотите вы сказать?

Л е д и  Т и з л. Хм, хм!

С э р  П и т е р  Т и з л. Благодарю вас, сударыня. Но не обольщайтесь: вы можете отравить мне жизнь, но в гроб вы меня не уложите, ручаюсь вам. Во всяком случае, я вам премного обязан за ваш намек.

Л е д и  Т и з л. Но вы же сами упорно стараетесь делать мне неприятности и стесняете меня в моих малейших тратах на что-нибудь изящное.

С э р  П и т е р  Т и з л. Черт побери, сударыня, а на что изящное вы изволили тратиться, когда выходили за меня замуж?

Л е д и  Т и з л. Но боже мой, сэр Питер, или вы хотите, чтобы я отставала от моды?

С э р  П и т е р  Т и з л. От моды? Благодарю покорно! Очень вы следили за модой, пока жили в девицах!

Л е д и  Т и з л. Мне казалось бы, вам должно быть приятно, чтобы вашу жену считали женщиной со вкусом.

С э р  П и т е р  Т и з л. Да, действительно со вкусом! А много у вас было вкуса, когда вы за меня выходили?

Л е д и  Т и з л. Едва ли, сэр Питер, это совершенно верно, а выйдя за вас, я потеряла всякое право притязать на вкус – с этим я согласна. А теперь, сэр Питер, если на сегодняшний день наша перебранка кончена, мне кажется, я могу ехать к леди Снируэл, где меня ждут.

С э р  П и т е р  Т и з л. Да, еще и это драгоценное обстоятельство прелестный круг знакомых, которых вы там завели.

Л е д и  Т и з л. Нет, сэр Питер, все это люди богатые и с положением и очень дорожащие своей репутацией.

С э р  П и т е р  Т и з л. Да, вот уж именно, дорожат они ею не на шутку: попробуйте отозваться хорошо о ком-нибудь другом! Милая компания! Иной бедняга, которого вздернули на виселицу, за всю жизнь не сделал столько зла, сколько эти разносчики лжи, мастера клеветы и губители добрых имен.

Л е д и  Т и з л. Как? Вы желали бы ограничить свободу слова?

С э р  П и т е р  Т и з л. О, вы стали такой же скверной, как и все они!

Л е д и  Т и з л. Я считаю, что я исполняю свою роль достаточно мило. Но, поверьте, когда я высмеиваю людей, у меня нет к ним злобы. Если я говорю что-нибудь обидное, то только потому, что мне весело; и я уверена, что они платят мне тем же. Однако, сэр Питер, вы помните, что вы тоже обещали быть у леди Снируэл?

С э р  П и т е р  Т и з л. Да-да, я приду, чтобы оберечь мое доброе имя.

Л е д и  Т и з л. Тогда поторопитесь, а то поздно будет. Итак, до свидания. (Уходит.)

С э р  П и т е р  Т и з л. Ну вот, многого я достиг моими попреками! Но с каким очаровательным видом она противоречит всякому моему слову, и как она мила в своем презрении к моему авторитету! Ну что ж, хоть я и не могу заставить ее полюбить меня, а все-таки в ссорах с ней нахожу большое утешение: никогда она не бывает так прелестна, как в те минуты, когда старается во что бы то ни стало меня извести. (Уходит.)

КАРТИНА ВТОРАЯ

У леди Снируэл.

Входят леди Снируэл, миссис Кэндэр, Крэбтри, сэр

Бенджамен Бэкбайт и Джозеф Сэрфес.

Л е д и  С н и р у э л. Нет, мы непременно хотим услышать.

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Да-да, эпиграмму, пожалуйста.

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Ах, дядюшка, не стоит! Ведь это такой пустяк.

К р э б т р и. Нет-нет. Честное слово, это очень недурно для экспромта!

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. В таком случае, сударыни, позвольте вас ознакомить с обстановкой. Да будет вам известно, что на той неделе леди Бэтти Кэррикл, глотая пыль Гайд-парка в игрушечном фаэтончике, пожелала, чтобы я написал стихи в честь ее пони, в ответ на что я вынул мою записную книжку и в одно мгновение сочинил следующее:

Ничьи еще пони меня так не трогали:

Другие – как хамы, а эти – как щеголи.

Никто не оспорит моей правоты:

Так тонки их ноги и длинны хвосты.

К р э б т р и. Вот, сударыня. И это сделано в единый взмах хлыста и к тому же верхом.

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Поистине Аполлон на коне, честное слово, сэр Бенджамен.

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Ах, что вы, сэр! Такая безделица.

Входят леди Тизл и Мария.

М и с с и с  К э н д э р. Я должна получить список.

Л е д и  С н и р у э л. Леди Тизл, я надеюсь, мы увидим сэра Питера?

Л е д и  Т и з л. Он обещал не замедлить явиться, леди Снируэл.

Л е д и  С н и р у э л. Мария, дорогая моя, у вас грустный вид. Пойдемте, я посажу вас сыграть в пикет с мистером Сэрфесом.

М а р и я. Я не очень-то люблю карты, но, впрочем, как вам угодно.

Л е д и  Т и з л (в сторону). Неужели мистер Сэрфес сядет с ней играть? Я думала, он воспользуется случаем поговорить со мной, пока сэра Питера еще нет.

М и с с и с  К э н д э р. Нет, я не могу! Вы все такие злые, что лучше с вами не знаться.

Л е д и  Т и з л. А что такое, миссис Кэндэр?

М и с с и с  К э н д э р. Нашей приятельнице мисс Вермильон отказывают в праве считаться красивой.

Л е д и  С н и р у э л. О конечно, она хорошенькая.

К р э б т р и. Я очень рад, что вы такого мнения, сударыня.

М и с с и с  К э н д э р. У нее прелестный свежий цвет лица.

Л е д и  Т и з л. Да, когда он свеже наведен.

М и с с и с  К э н д э р. Ах, что вы! Клянусь вам, это у нее естественный румянец. Я сама видела, как он появлялся и исчезал.

Л е д и  Т и з л. Я охотно верю, что вы могли это видеть: он исчезает на ночь и снова появляется утром.

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Да, сударыня, и он не только появляется и исчезает, но больше того: его приносит и уносит горничная.

М и с с и с  К э н д э р. Ха-ха-ха! Как я ненавижу, когда вы так говорите! Но уж сестра ее, во всяком случае, очень красива или была когда-то.

К р э б т р и. Кто это? Миссис Эвергрин? О господи! Да ведь ей пятьдесят шесть лет.

М и с с и с  К э н д э р. Вы на нее клевещете: пятьдесят два, пятьдесят три в крайнем случае, да и по внешности ей не больше.

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Да разве можно судить о ней по внешности, когда нет возможности увидеть ее лицо?

Л е д и  С н и р у э л. Ах, если миссис Эвергрин и старается до некоторой степени скрыть следы времени, то согласитесь, что она делает это с большим искусством, и, во всяком случае, это много лучше, чем та небрежность, с которой вдова Окр штукатурит свои морщины.

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Леди Снируэл, вы несправедливы к бедной вдове. Дело не в том, что она плохо владеет кистью, а в том, что, закончив свое лицо, она так неумело соединяет его с шеей, что напоминает реставрированную статую, где знаток сразу видит, что голова современная, а туловище античное.

К р э б т р и. Ха-ха-ха! Хорошо сказано, племянник!

М и с с и с  К э н д э р. Ха-ха-ха! Вы меня смешите, но я, ей-богу, ненавижу вас за это. А что вы скажете о мисс Симпер?

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Скажу, что у нее прелестные зубы.

Л е д и  Т и з л. Да, и поэтому, если она не говорит и не смеется (а такие случаи очень редки), она никогда не закрывает рта, а всегда держит его приоткрытым – вот так. (Показывает свои зубы.)

М и с с и с  К э н д э р. Ну можно ли быть такой злой?

Л е д и  Т и з л. Но я согласна, что это все-таки лучше, чем то, как миссис Прим пытается скрыть потерю своих передних зубов. Она стягивает губы, так что рот у нее становится похож на копилку, и все ее слова выскальзывают как бы сплющенными – вот так: "Как вы поживаете, сударыня? Очень хорошо, сударыня".

Л е д и  С н и р у э л. Превосходно, леди Тизл. Я вижу, что и вы умеете быть колкой.

Л е д и  Т и з л. Когда защищаешь друзей, это простительно. Но вот и сэр Питер пришел испортить нам настроение.

Входит сэр Питер Тизл.

С э р  П и т е р  Т и з л. Сударыни, мое почтение. (В сторону.) Боже милостивый! Вся компания в сборе! Что ни слово, то человек загублен, я уж чувствую!

М и с с и с  К э н д э р. Я рада, что вы пришли, сэр Питер. Тут все были до того безжалостны, и леди Тизл не лучше остальных.

С э р  П и т е р  Т и з л. Я уверен, это должно вас очень расстраивать, миссис Кэндэр.

М и с с и с  К э н д э р. Ах, они ни за кем не признают никаких достоинств; даже миссис Пэрси, нашего друга, они не находят доброй.

Л е д и  Т и з л. Толстую вдову, которая была на вечере у миссис Кэдрил?

М и с с и с  К э н д э р. Ах, ее полнота – это ее несчастие! И она прилагает такие старания, чтобы от нее избавиться, что грешно над ней смеяться.

Л е д и  С н и р у э л. Вот именно.

Л е д и  Т и з л. Да, я слышала, она питается одними кислотами и сывороткой, шнуруется при помощи канатного ворота, и нередко в самый жаркий летний полдень вы можете видеть, как она с косицей на затылке, вылитый барабанщик, верхом на приземистом пони мчится крупной рысью по скаковой дорожке, пыхтя изо всех сил.

М и с с и с  К э н д э р. Я вам очень признательна, леди Тизл, за ее защиту.

С э р  П и т е р  Т и з л. Хороша защита, нечего сказать!

М и с с и с  К э н д э р. Ах, леди Тизл так же ко всем строга, как мисс Саллоу.

К р э б т р и. Курьезная особа эта мисс Саллоу с ее претензиями всех судить – неуклюжая разиня, ни к чему на свете не пригодная.

М и с с и с  К э н д э р. Право же, вам не следует быть таким суровым. Мисс Саллоу – близкая мне родственница по мужу, а что касается ее лично, то она заслуживает всяческого снисхождения, потому что, смею вас уверить, нелегко приходится женщине, которая хочет казаться девочкой в тридцать шесть лет.

Л е д и  С н и р у э л. Хотя, спору нет, она все еще красива. А что у нее воспаленные глаза, так в этом нет ничего удивительного, когда она вечно читает при свечах.

М и с с и с  К э н д э р. Это верно. Или ее манеры: я, честное слово, нахожу их замечательно изящными, тем более что она не получила никакого воспитания. Вы же знаете, ее мать была простой модисткой где-то в Уэльсе, а отец варил в Бристоле сахар.

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Ах, обе вы слишком снисходительны!

С э р  П и т е р  Т и з л (в сторону). Недурная снисходительность! Про свою же родственницу! Боже милостивый!

М и с с и с  К э н д э р. Я, знаете, не могу спокойно слышать, когда говорят плохое про моих друзей.

С э р  П и т е р  Т и з л. Ну еще бы!

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. О, у вас возвышенная душа! Мы с миссис Кэндэр можем часами слушать, когда леди Стукко рассуждает на нравственные темы.

Л е д и  Т и з л. На мой взгляд, леди Стукко может служить отличным десертом после обеда: она удивительно напоминает французский марципан с сюрпризами – снаружи раскрашено, а внутри изречение.

М и с с и с  К э н д э р. Да я никогда не соглашусь высмеивать моих друзей! Я это всегда говорю моей кузине Огл, а вы знаете ее притязания на роль судьи в вопросах красоты.

К р э б т р и. А у самой при этом внешность, нелепее которой трудно встретить, – это какая-то коллекция составных частей, собранных со всего земного шара.

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Так, например, у нее ирландский лоб...

К р э б т р и. Шотландские кудри...

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Голландский нос...

К р э б т р и. Австрийские губы...

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Кожа испанки...

К р э б т р и. И зубы китаянки...

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Словом, ее лицо похоже на табльдот в Спа, где все обедающие принадлежат к разным национальностям...

К р э б т р и. Или на мирный конгресс после всеобщей войны, где все участники, даже оба глаза, тянут каждый в свою сторону, и только нос и подбородок подают надежду на сближение.

М и с с и с  К э н д э р. Ха-ха-ха!

С э р  П и т е р  Т и з л (в сторону). Боже милосердный! Особа, с которой они обедают по два раза в неделю!

Л е д и  С н и р у э л. Фи, какие вы оба противные злюки!

М и с с и с  К э н д э р. Нет, я вам не позволю так смеяться, потому что разрешите вам сказать, что миссис Огл...

С э р  П и т е р  Т и з л. Простите, сударыня, но языки этих добрых джентльменов все равно ничем не остановить. И все же, миссис Кэндэр, если я вам скажу, что дама, которую они обижают, близкий мой друг, вы, надеюсь, не станете ее защищать.

Л е д и  С н и р у э л. Ха-ха-ха! Хорошо сказано, сэр Питер! Но вы жестокий человек – вы слишком флегматичны, чтобы язвить самому, и слишком раздражительны, чтобы терпеть чужое остроумие.

С э р  П и т е р  Т и з л. Ах, сударыня, истинное остроумие всегда сродни добродушию. Они ближе, чем это вам кажется.

Л е д и  Т и з л. Вы правы, сэр Питер. По-моему, они в таком близком родстве, что никогда не могут соединиться.

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Не лучше ли предположить, сударыня, что это муж и жена: их редко видишь вместе.

Л е д и  Т и з л. Сэр Питер такой враг злословия, что готов был бы его запретить парламентским актом.

С э р  П и т е р  Т и з л. Что ж, сударыня, если бы парламент признал, что игра чужой репутацией не менее предосудительна, чем потрава чужого луга, и принял закон о защите доброго имени, я уверен, что многие были бы благодарны ему за такой билль.

Л е д и  С н и р у э л. О боже мой! Сэр Питер! Вы хотите нас лишить наших привилегий?

С э р  П и т е р  Т и з л. Да, сударыня, и тогда никто не имел бы права убивать честь и топить репутации, кроме присяжных старых дев и разочарованных вдов.

Л е д и  С н и р у э л. Вы просто изверг!

М и с с и с  К э н д э р. Но, я надеюсь, вы не были бы так суровы к тем, кто только передает то, что слышал?

С э р  П и т е р  Т и з л. Я бы и к ним применил коммерческий закон; и во всех тех случаях, когда по рукам ходит клевета и пустивший ее в оборот не разыскан, пострадавший получал бы право взыскания с любого передатчика.

К р э б т р и. Я, во всяком случае, убежден, что не бывает сплетен, ни на чем не основанных.

С э р  П и т е р  Т и з л. Ах, девять десятых злостных выдумок основаны на каком-нибудь комическом преувеличении.

Л е д и  С н и р у э л. Mesdames*, не перейти ли нам в соседнюю комнату за карточный стол?

______________

* Мадам, сударыня (франц.).

Входит слуга и говорит на ухо сэру Питеру Тизлу.

С э р  П и т е р  Т и з л. Я сейчас к ним приду. (В сторону.) Скроюсь потихоньку.

Л е д и  С н и р у э л. Сэр Питер, вы же не собираетесь нас покинуть?

С э р  П и т е р  Т и з л. Пусть ваша милость меня извинит: меня вызывают по неотложному делу. Но здесь остается моя репутация. (Уходит.)

С э р  Б е н д ж а м е н  Б э к б а й т. Надо сознаться, леди Тизл, что ваш супруг и повелитель презабавное существо. Если бы он не был вашим мужем, я бы рассказал про него такие вещи, что вы посмеялись бы от души.

Л е д и  Т и з л. О, вы этим не стесняйтесь! Расскажите, что вы знаете. (Уходит к остальным в соседнюю комнату.)

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Мария, я вижу, вам тягостно это общество.

М а р и я. Еще бы не тягостно! Если высмеивать немощи или несчастия людей, которые нас ничем не обидели, значит, быть остроумным или веселым, то да пошлет мне небо двойную долю скудоумия!

Д ж о з е ф  С э р ф е с. В сущности, это не такие уж дурные люди, как может показаться, – злобы в душе у них нет.

М а р и я. Тем недостойнее их поведение; единственное, что, по-моему, могло бы извинить необузданность их языков, это врожденная и неудержимая озлобленность ума.

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Несомненно, сударыня. И я всегда считал, что говорить про других злую правду ради простой забавы гораздо предосудительнее, чем искажать истину из чувства злобы. Но почему, Мария, вы так добры к другим и только со мной суровы? Неужели самой нежной страсти должно быть отказано в надежде?

М а р и я. Зачем вы снова меня мучите такими разговорами?

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Ах, Мария, я знаю, вы не обращались бы так со мной и не противились бы воле вашего опекуна, сэра Питера, если бы этот беспутный Чарлз не был по-прежнему моим счастливым соперником.

М а р и я. Неблагородный выпад! Но, каковы бы ни были мои чувства к этому несчастному молодому человеку, знайте, что если его невзгоды ожесточили против него даже родного брата, то для меня это еще не основание отвернуться от него.

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Нет, послушайте, Мария, не уходите от меня с таким гневным лицом! (Падает на колени.) Всем, что есть благородного, клянусь вам... (В сторону.) Ах, черт! Леди Тизл!.. (Марии.) Вы не должны... нет, вы не смеете... конечно, я питаю к леди Тизл глубочайшее уважение...

М а р и я. К леди Тизл?..

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Но если сэр Питер заподозрит...

Входит леди Тизл и приближается к ним.

Л е д и  Т и з л. Что это значит, скажите, пожалуйста? Вы приняли ее за меня? Дитя мое, вас просят в ту комнату.

Мария уходит.

Что все это значит, позвольте вас спросить?

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Ах, досаднейший случай на земле! Мария отчасти угадала мою нежную заботу о вашем счастии и пригрозила, что скажет сэру Питеру о своих подозрениях, и я как раз пытался разуверить ее, когда вы вошли.

Л е д и  Т и з л. В самом деле? Какой, однако, нежный способ разуверять! Или вы всегда становитесь на колени, когда хотите быть убедительным?

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Ах, ведь она еще совсем ребенок, и я считал, что немного пафоса... Но, леди Тизл, когда же вы, наконец, придете взглянуть на мою библиотеку, как вы обещали?

Л е д и  Т и з л. Нет-нет, я начинаю думать, что это было бы неосторожно, и вы же знаете, я допускаю ваше ухаживание не больше, чем это дозволено модой.

Д ж о з е ф  С э р ф е с. О, разумеется... вполне платоническое обожание... на которое имеет право всякая замужняя женщина.

Л е д и  Т и з л. Конечно, ни в чем не следует отступать от моды. Но во мне сидит еще столько провинциальных предрассудков, что, как бы меня ни раздражало брюзжание сэра Питэра, я никогда не решусь на...

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Единственную месть, которая в вашей власти. Ну что же, я хвалю вашу сдержанность.

Л е д и  Т и з л. Лукавый змий, вот вы кто! Однако нас могут хватиться. Идемте к остальным.

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Но лучше нам войти не вместе.

Л е д и  Т и з л. Хорошо, только не задерживайтесь. Все равно Мария не вернется дослушивать ваши разуверения, можете быть покойны. (Уходит.)

Д ж о з е ф  С э р ф е с. Однако я с моей политикой попал в прекурьезное положение! Сватаясь к Марии, мне было важно заручиться поддержкой леди Тизл; я старался войти к ней в доверие и понемногу, сам не знаю как, оказался не на шутку ее поклонником. Я начинаю искренне жалеть, что так усердно добивался безупречной репутации; я так дьявольски с ней запутался, что боюсь, как бы мне в конце концов не сплоховать. (Уходит.)

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

У сэра Питера Тизла.

Входят Раули и сэр Оливер Сэрфес.

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Ха-ха-ха! Так мой старый друг женился, говорите вы? На молодой особе из провинции? Ха-ха-ха! Так долго продержаться старым холостяком и все-таки напоследок скатиться в мужья!

Р а у л и. Но только вы насчет этого над ним не труните, сэр Оливер. Это у него чувствительное место, смею вас уверить, хоть он и женат-то всего только седьмой месяц.

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Значит, вот уже полгода, как он на покаянии! Бедный Питер!.. Но вы говорите, он окончательно порвал с Чарлзом, никогда с ним не видится, так, что ли?

Р а у л и. Просто удивительно, до чего он против него настроен, и я уверен, что здесь много значит и ревность из-за леди Тизл, а ревность эту в нем всячески разжигает компания соседей-сплетников, которая немало поработала над тем, чтобы Чарлза очернить. А на самом деле, по-моему, если его супруга к кому и неравнодушна, так не к Чарлзу, а к его брату.

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Да, я знаю, есть такие зловредные болтуны, тихонькие кумушки обоего пола, которые, чтобы убить время, умерщвляют чужие репутации; им ничего не стоит отнять у молодого мальчика его доброе имя, пока он сам еще не научился им дорожить. Но, если они думают восстановить меня против моего племянника, это им не удастся, будьте покойны. Нет-нет, если Чарлз неповинен ни в чем бесчестном или низком, я приду ему на помощь.

Р а у л и. И он исправится, клянусь вам. Ах, сэр, я прямо оживаю, видя, что ваше сердце не замкнулось для него и что у сына моего доброго старого хозяина есть еще друг на свете.

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Мне ли забыть, любезный Раули, каков я был сам в его годы? Видит бог, ни я, ни мой брат не очень-то благоразумные были юноши, а ведь редко, я думаю, встречали вы таких хороших людей, как покойный ваш хозяин.

Р а у л и. Вот потому-то, сэр, я и уверен, что Чарлз еще поддержит добрую славу своей семьи. Но вот и сэр Питер идет.

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. И в самом деле. Боже милостивый, как он изменился! И вид у него не на шутку женатый! Уже отсюда на лице у него можно прочесть: "супруг".

Входит сэр Питер Тизл.

С э р  П и т е р  Т и з л. А! Сэр Оливер, старый друг! Добро пожаловать в Англию, добро пожаловать!

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Благодарю вас, благодарю, сэр Питер! Честное слово, я рад вас видеть в добром здоровье, ей-же-ей.

С э р  П и т е р  Т и з л. Да, давненько мы не виделись, сэр Оливер, пятнадцать лет, если не ошибаюсь, и чего только не было за эти годы!

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Что ж, и на мою долю перепало. Но что я слышу? Вы, говорят, женились? Что делать, теперь уж не поможешь, а потому желаю вам счастья, от всей души.

С э р  П и т е р  Т и з л. Благодарю вас, сэр Оливер, благодарю вас. Да, случилось такое... счастливое событие. Но сейчас не будем говорить об этом.

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Правильно, правильно, сэр Питер. Нельзя, чтобы старые друзья, встретясь после разлуки, начинали с жалоб, нет-нет.

Р а у л и. Осторожнее, сэр, умоляю вас.

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Так, стало быть, один из моих племянников – беспутный малый?

С э р  П и т е р  Т и з л. Беспутный? Ах, мой старый друг, мне горько думать, какое вас ждет разочарование. Это погибший юноша, совсем погибший. Но зато вас порадует его брат. Джозеф – тот действительно примерный молодой человек. Его хвалят все без исключения.

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Мне грустно это слышать: слишком у него хорошая репутация для честного человека. Все его хвалят? Это значит, что жуликам и дуракам он кланяется так же низко, как честному достоинству ума и добродетели.

С э р  П и т е р  Т и з л. Как, сэр Оливер? Вы осуждаете его за то, что он не нажил врагов?

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Да, осуждаю, если он достоин их иметь.

С э р  П и т е р  Т и з л. Погодите, вы сами убедитесь, когда его узнаете. Поучительно слушать, как он говорит, – он высказывает благороднейшие мысли.

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. Черта мне, что он высказывает! Если он вздумает меня приветствовать с недожеванной моралью за щекой, меня тут же стошнит. Но только, сэр Питер, не поймите меня неверно. Я вовсе не намерен защищать ошибки Чарлза. Но, прежде чем составить себе мнение о том и о другом, я хочу испытать их сердца. Мой друг Раули и я кое-что задумали и для этого.

Р а у л и. И на этот раз сэр Питер признает, что был неправ.

С э р  П и т е р  Т и з л. О, за Джозефа я ручаюсь головой.

С э р  О л и в е р  С э р ф е с. А теперь поставьте нам бутылку доброго вина, мы выпьем за обоих молодых людей и изложим вам наш замысел.