Текст книги "Соленая тропа"

Автор книги: Рэйнор Винн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

4. Праздношатающиеся и бродяги

Краткая справка о проблеме бездомных

Если попросить случайного человека описать типичного бездомного, как правило, он скажет, что это бомж, который спит на улице в грязном тряпье, иногда с собакой, и клянчит у прохожих деньги на алкоголь или наркотики. Этот стереотип вызывает у людей самые разные эмоции – кто-то равнодушно проходит мимо, кому-то становится не по себе, а кто-то откровенно раздражается. Но большинство людей представляют себе бездомных именно так.

Исследования, проведенные благотворительным фондом «Крайсис» и Фондом Джозефа Раунтри, показали, что в 2013 году в Великобритании как минимум 280 000 семей назвали себя бездомными или на грани бездомности. Эти семьи официально подали заявки на регистрацию как бездомные. Однако из этих 280 000 заявок государство приняло только 52 000, посчитав, что у остальных есть родные или друзья, которые могли бы их приютить. Из оставшихся 228 000 многим оказали помощь муниципальные власти. Итого, 280 000 семей обратились за помощью из-за отсутствия жилья. Сколько человек было в каждой семье – неизвестно.

К сожалению, цифры на удивление противоречивы. По данным правительства, во всей Англии в 2013 году на улицах ночевало 2414 людей, но эти данные собирались единственный раз, всего за одну ночь. При этом исследования организации «Чейн» (что расшифровывается как «Комбинированная сеть информации и бездомности»), которую финансирует Администрация Большого Лондона, показывают, что только на улицах Лондона в 2013 году жило 6508 человек. Правительственная статистика тех же данных, собранная одноразовым методом, называет цифру 534 – удобный способ подсчета для тех, кто предпочитает смотреть на проблему сквозь пальцы. А что происходит с остальными официально бездомными людьми, а также со всеми прочими – со сквоттерами, с теми, кто хорошо умеет прятаться, с теми, кто ночует по диванам у знакомых, с теми, кто даже не вошел в статистику? Ведь в статистику попали только те, кого нашли непосредственно на улицах, либо те, кто подавал документы на регистрацию. В 2013 году на улицах Лондона спали 6508 человек – или, если не приглядываться, всего 543 человека. А что же все остальные?

Существует законодательство, которое позволяет британской полиции защищать население от бездомных, в частности Закон о бродяжничестве 1824 года. Он вошел в силу в то время, когда в публичных местах практиковались многовековые законы против всех, кого власти считали «подозрительными». Алан Мерди, юрист, ведущий колонку в журнале The Pavement, в своем описании этой дискриминирующей практики пишет, что подозрительными считались самые разные люди – от цыган, актеров, проституток, предполагаемых ведьм, художников и попрошаек до бездомных.

Крестьянское восстание[8]8
  Также известно как восстание Уота Тайлера; крупное крестьянское восстание в Англии в 1381 году, при Ричарде II.


[Закрыть] привело к появлению первого закона о запрете попрошайничества в 1381 году, который никто не соблюдал до появления мер против бродяг в 1547 году, после роспуска монастырей[9]9
  Ликвидация монастырей и конфискация их имущества в казну при Генрихе VIII, в результате которой остались бездомными более 10 000 монахов.


[Закрыть]. По мере того, как в результате Законов об огораживании земель и промышленной революции бездомных становилось все больше, больше становилось и законов против них. Затем в 1744 году Закон о бродяжничестве лег в основу всего последующего законодательства на эту тему. В нем бездомные люди описаны как «попрошайки, праздношатающиеся и бродяги», а рецидивисты в этих категориях именуются «неисправимыми бродягами». Закон дал властям право арестовывать любого человека, которого сочли подозрительным или неспособным себя содержать. К сожалению, начиная с 1731 года местные власти были обязаны выплачивать по пять шиллингов любому, кто задержит «праздношатающуюся или непорядочную личность». Это привело к злоупотреблению законодательством: в течение первого же года таким образом было арестовано более пятисот человек.

После окончания войн с Наполеоном бездомных на улицах вновь прибавилось, и зазвучали призывы ввести более строгое законодательство против бродяжничества. Так был принят Закон о бродяжничестве 1824 года, который частично остается в силе и сегодня, хотя и претерпел немало изменений. Его первая часть все еще используется для борьбы с попрошайками наряду с Законом об уголовном правосудии 1982 года и описывает «праздношатающихся лиц, нарушающих общественный порядок», как «всех, кто бесцельно слоняется вне своего дома или располагается в публичном месте, на улице или проезжей дороге, с целью попрошайничества или сбора милостыни». Четвертый раздел позволяет к «праздношатающимся и бродягам» причислить «всех, кто бесцельно слоняется вне своего дома и селится в любом сарае, амбаре или надворной постройке либо же на открытым воздухе, в палатке, в любой повозке или телеге, не имея очевидных средств к существованию и не будучи способным убедительно отчитаться о своих обстоятельствах».

В 2014 году, спустя год после того, как мы отправились в поход по юго-западной береговой траве, вступил в силу Закон об антисоциальном поведении, преступности и поддержании порядка. В нем содержатся приказы о защите общественного порядка, которые позволяют властям арестовывать всех, кого можно счесть источником беспокойства для других, и принуждать их «покинуть данную местность и больше в нее не возвращаться». Эти приказы сегодня используются в самых разных целях – от причудливого запрета на «нарушающих общественный покой овец» в районе Форест-оф-Дин до ограничений на ношение клюшки для гольфа в публичных местах. Но говоря попросту, если вы покажетесь местным властям подозрительными, они могут вас прогнать или арестовать. Это позволило местным властям законодательно запретить многие связанные с бездомностью действия: праздношатание, попрошайничество, ночевки на улицах и так далее. Нарушение этих законов они вправе карать штрафом в размере сотни фунтов, а неуплата наказывается штрафом уже в тысячу фунтов и постановкой на учет. И даже не вздумайте попрошайничать или, скажем, показываться в приличном районе с невоспитанными овцами.

Страх перед бездомными сегодня так же вездесущ, как и раньше. Автоматически считается, что любой бездомный человек должен быть алкоголиком, наркоманом или сумасшедшим. Хотя эти проблемы действительно распространены среди бездомных, они скорее не причина, а результат жизни на улицах. Именно этот вездесущий страх, а также опасения, что бездомные отпугнут из города туристов, лежит в основе попыток лондонских властей запретить людям жить на улице и объявить благотворительные столовые для бездомных незаконными. Неужели лучшее решение проблемы – это уморить неугодных общественности людей голодом?

Бродяги, бомжи, праздношатающиеся – как ни называй бездомных, факт в том, что летом 2013 года мы пополнили их ряды.

Часть вторая
Юго-западная береговая тропа

Перспектива несколько недель идти пешком, каждую ночь останавливаясь в разных местах и не забывая постоянно пополнять запасы провизии и воды, может казаться пугающей, но при тщательном планировании это не составит никакой проблемы.

Пэдди Диллон. Юго-западная береговая тропа: от Майнхеда до мыса Саут-Хейвен

5. Бездомные

Мы могли бы добраться до Тонтона[10]10
  Тонтон – город в графстве Сомерсет, на юго-западе Великобритании.


[Закрыть] уже через два дня. Случись так, мы, вероятно, не попали бы в самую адскую жару. Но добраться туда вовремя нам помешали ангелы.

Много раз мы ездили по шоссе М5, и всегда спешили, всегда у нас были какие-то планы. Теперь же спешить было некуда, и сбить нас с пути оказалось очень легко.

– Сколько раз мы проезжали указатель на Гластонбери со словами «в следующий раз заедем обязательно»? Давай съездим туда хоть на часок. Мы все равно сегодня успеем добраться до дома Джен, а там бросим машину и через два дня отправимся в путь, как и планировали.

Джен, подруга Мота из города Йовил, согласилась нам помочь чем могла. Спешить к ней было незачем – можно было спокойно подняться на Холм святого Михаила, полюбоваться видом и поехать дальше.

– А почему бы и нет, давай.

Вокруг Холма святого Михаила, где археологи нашли следы человеческих поселений периода железного века, существует тьма кельтских мифов и легенд. Как и в каждой третьей деревне на западе Великобритании, в Гластонбери утверждают, что именно здесь разворачивались события из легенд про короля Артура. Мы совсем недавно проехали мимо озера в Уэльсе, куда Артур предположительно бросил свой меч, так что сделать крюк в Гластонбери показалось нам логичным. Мне так и не удалось понять, ни почему король бриттов решил бросить свой знаменитый меч в ничем не примечательное серое озеро у обочины шоссе, ни зачем он задержался в Гластонбери достаточно надолго, чтобы напитаться энергией лей-линий и вдохновить жителей на строительство кучи эзотерических магазинчиков. Возможно, что-то прояснит наш визит– или хотя бы визит в крепость Тинтейджел, через которую пройдет наш путь в Корнуолле, если, конечно, мы туда доберемся.

После долгой и печальной поездки мы с удовольствием вышли из машины и размяли ноги, поднявшись на холм. На мобильный телефон мы фотографировали долины Сомерсета, а также американских и китайских туристов, любующихся тем, как мы фотографируем их, любующихся долинами Сомерсета. Затем мы спустились назад в городок: место скопления всего альтернативного и эзотерического, а также, к нашему удивлению, бездомных людей. Они сидели в дверях и нишах домов на тряпках и спальных мешках, перед многими стояли миски для милостыни. Парень лет двадцати устроился между помойкой и водосточной трубой, перед магазином магических кристаллов. Сквозь потрепанную одежду, немытые волосы и драную шляпу проглядывал розовощекий, белозубый, ясноглазый выпускник частной школы. Мы сидели с другой стороны дороги и ели пирог, благословленный магическими кристаллами, глядя, как парень виртуозно собирает с прохожих деньги. К несчастью для его менее удачливых коллег, его идеальная улыбка и прекрасный выговор явно производили благоприятное впечатление на богатую местную публику.

– Посмотри-ка. – Этот плакат я видела по всему городу. – Исцеление с помощью ангелов в Хэвенли-Энд. Три фунта за билет, начинается через двадцать минут. Раз уж нас занесло в Гластонбери, пошли сходим, просто ради местного колорита? Чуть развлечемся перед дорогой, а потом отправимся дальше.

А вдруг это окажется не просто жульничество, вдруг Моту это поможет?

– Нет.

– Ну ладно тебе, пойдем шутки ради.

Бродя по площади в поисках нужного адреса, мы увидели, как уже знакомый нам красивый парень-попрошайка зашел в общественный туалет. Вышел он оттуда преображенным: драную куртку убрал в рюкзак, достал оттуда скейтборд и лихо покатился в сторону банка. Выглядел он теперь как крутой сёрфер. Сидя на скамейке, мы наблюдали, как он вышел из банка, снова переоделся в драную куртку и занял свой пост у помойки. Очевидно, попрошайничество в Гластонбери считалось вполне достойной карьерой.

Дверь нам открыла женщина в белом.

– Здравствуйте, меня зовут Мишель, добро пожаловать в Хэвенли-Энд. Я не объясняю ничего, что здесь происходит, только помогаю ангелам указать вам путь.

Она провела нас в гостиную.

– Вот вам плед и подушка, найдите местечко и располагайтесь. Все уже здесь.

Комната была полна людей, которые вплотную друг к другу, как селедки в банке, лежали на полу и диване, а также сидели на стульях, послушно накрывшись пледами и закрыв глаза. Я с трудом пробралась к свободному пятачку, оглянувшись на Мота, который скептически приподнял бровь.

– Я включу музыку, которая поможет нам призвать ангелов.

Для подготовки публики Мишель завела музыку, в которой южно-американские дудки сочетались с песнями китов. Она также зажгла ароматические травы, наполнившие комнату дымом «небесного дыхания». Затем она призвала своих ангелов:

– Гавриил с юга уже здесь, он несет с собой синий свет. Впитайте этот свет через пальцы ног.

Затем другие ангелы принесли с собой еще много разных светов, и мы лежали, впитывая их ангельскую силу, в жаркой, тесной, пахучей радуге. Если в комнате и впрямь пахло ангелами, то мне в раю будет просто отлично. В студенческие дни я часто вдыхала этот запах, но мы называли его отнюдь не «небесным дыханием».

– Дышите глубоко, пусть сила ангелов коснется ваших больных мест, ваших ног и рук, вашего сердца и мозга, вашей печени, ваших… ваших… э-э-э… почек. И расслабьтесь.

Музыка смолкла, вся комната тихо дышала. Тишину нарушил знакомый храп – вначале негромкий, как обычно, но постепенно нарастающий. Я приподнялась на локте: все селедки лежали, послушно вдыхая и выдыхая, и только Мот спал крепким сном и раскатисто храпел.

– Попрощайтесь с ангелами и вернитесь в свое тело, а затем – в мир.

Все сели и начали тихо сравнивать свои ангельские путешествия: кто плавал с китами, кто летал с птицами, кто ходил по воде. Я была довольна и тем, что на три фунта подышала «небесным дыханием». Мот продолжал храпеть, и я толкнула его в бок:

– Мот, вставай.

– Не могу.

– Я знаю, что ты уютно устроился, но давай уже вставай.

– Я не могу! Не могу пошевелиться. Проклятье, ты думаешь это оно? Я парализован? Не могу даже шевельнуться.

Мишель соблюдала дистанцию: предложив нам стакан воды, она вновь удалилась. О чем она думала: что призвала не тех ангелов или что мы можем подать на нее в суд?

– Я не чувствую ног. Неужели так всё и будет? Что, если я внезапно не смогу ходить, вот так в одночасье?

Наконец он смог подняться на колени, а затем пересесть на стул.

– Это потому, что ты целый час лежал неподвижно. Ты же знаешь, что когда полежишь на спине, потом не можешь двигаться.

– Я тебе говорил, что не хочу сюда идти.

– Все будет хорошо; это все храп и «небесное дыхание», ты слишком им надышался.

Проклятье, а вдруг такое случится во время похода? Если мы вообще туда выдвинемся.

Выезжая из города, мы в последний раз видели хорошенького попрошайку: он сидел на скамейке, очень чистенький и в меру упитанный, и болтал по мобильному.

* * *

Вместо двух дней мы провели на полу у Джен почти две недели, пока Мот приходил в себя после посещения ангелов из Гластонбери. Но таки настало время отправляться в путь: нам нужно было уезжать, пока мы не утомили хозяйку окончательно – никто не готов бесконечно долго делить свою ванную комнату с гостями. Мы оставили машину у дома Джен, отчаянно жалея, что она недостаточно велика, чтобы в ней спать. Джен, обрадованная, что мы наконец-то уезжаем, подбросила нас в Тонтон. Прощаясь, мы пообещали не лежать слишком долго в одной и той же позе и держаться подальше от ангелов.

В начале августа, стоя у обочины дороги в Тонтоне со своими рюкзаками, мы стали бездомными по-настоящему. Я раньше никогда не бывала бездомной. Мне случалось подолгу путешествовать, неделями жить в фургоне, но это другое. Когда путешествуешь, зная, что тебе есть куда вернуться, это придает тебе сил двигаться вперед. У тебя всегда есть дверь, в которую можно войти и сбросить рюкзак, даже если сейчас ты от этой двери убегаешь. В первый день нашего похода мы чувствовали себя совсем иначе. Никакой двери у нас не было. Место, где я стояла, было на данный момент нашим самым безопасным пристанищем, и мне решительно не хотелось с него сходить.

– Так что же, пойдем поищем автобус на Майнхед?

Больше нам ничего не оставалось. Ведь за этим мы и приехали сюда – чтобы не давать себе останавливаться, чтобы найти способ построить новое будущее. Но я не ожидала, что каждый билет до Майнхеда обойдется в десять фунтов. Выложив их, а также заплатив за дизель для поездки в Сомерсет, еду на заправке и пару бутылок вина в благодарность Джен за возможность припарковать у нее машину, я ощутила, что мой красный кошелечек существенно похудел. У нас осталось пятьдесят фунтов. Впрочем, этого должно было хватить: каждую неделю на наш счет должно было поступать сорок восемь фунтов. Этого достаточно.

Сидя в хвосте автобуса, я понемногу успокаивалась. Я даже ощутила легкое приятное волнение. Мы ехали по графству Сомерсет в сторону севера. Притворяясь, что мы на денек выбрались на море, мы достали шоколад и бананы.

– Куда путь держите? Наверняка на юго-западную тропу? Мы тоже. А где остановитесь? Это ваша первая ночь? И наша тоже, – громогласный голос с сильным американским акцентом заполнил весь автобус. Он принадлежал подтянутой маленькой женщине с кудрявыми темными волосами и в очень серьезной куртке с кучей крайне полезных карманов.

– Да, мы сегодня собираемся выйти на тропу.

Она перебралась в хвост автобуса, к нам поближе, со своим таким же невысоким спутником. Он явно собрался на сафари: на нем была точно такая же куртка и штаны в тон, почти полностью покрытые карманами, которые топорщились от очевидно важных предметов.

– Вы что, в это время суток выходить уже нельзя. Из Майнхеда нужно выдвигаться рано утром, иначе до вечера не дойдете до следующей гостиницы. Вы где сегодня ночуете? Заходите к нам в гостиницу пропустить стаканчик.

– Мы путешествуем дикарями, – я перевела взгляд на наши набитые рюкзаки, похожие на громадные черепашьи панцири. Не заметить их вообще-то было довольно сложно. – Ночевать будем в палатке, так что сегодня мы просто выйдем на тропу, а как стемнеет, разобьем палатку.

– Что? У вас там палатка? И что, всякое для готовки тоже поместилось? У нас рюкзаки не меньше ваших, а мы собираемся ночевать в гостиницах и пользоваться перевозкой багажа.

– Что такое перевозка багажа?

– Это когда мы просто пойдем по тропе налегке, а какой-нибудь приятный молодой человек заберет наши сумки и отвезет прямо в следующую гостиницу. Мы собираемся дойти до самого конца, до Вествард Хо! А вы докуда?

– Если дойдем до Лендс-Энда, то, наверное, отправимся в Пул, но мы никуда не спешим, решать будем по дороге, – приподняв одну бровь, Мот покосился на меня. Эту легенду он сочинял на ходу – случайным попутчикам вовсе не обязательно было знать подробности нашей жизни.

– Лендс-Энд! Не может быть, чтобы вы туда добрались, ночуя в палатке, вы, как бы это сказать, староваты для такого похода.

– Посмотрим, как пойдет. Вы нас, наверное, обгоните через день-другой, мы передвигаемся небыстро.

Староваты? Мне всего пятьдесят, а они что подумали?

* * *

Мы не посмотрели заранее на карту Майнхеда, поэтому понятия не имели, где искать начало береговой тропы, – знали только, что нам нужно идти на запад, то есть если встать лицом к воде, то куда-то налево. Мы спустились по холму, мимо бесчисленных лавок, торгующих ведерками, лопатками и вьетнамками, мимо пенсионеров, пьющих чай с плюшками, и наконец добрались до воды. С облегчением мы скинули рюкзаки и присели на набережной, подкрепить силы чаем и шоколадками. Слева от нас набережная упиралась в высоченный, почти отвесный холм. Не может быть, чтобы это и было началом тропы… Пэдди Диллон пишет, что тропа «плавно уходит»; он не пишет «поднимитесь на вершину горы»! У нас возникли нехорошие предчувствия.

– Нет, тут четко говорится: по набережной и до памятника, – Мот провел пальцем по оранжевой линии, обозначавшей тропу на нашей карте. – Ничего, наверное, дорога обходит холм у подножия, а где-нибудь за поворотом уходит вверх. Ну что же, – он спрятал карту и очки назад в карман. – Ты готова?

Он выглядел усталым, но не больным.

– Никаких других планов у меня вроде нет.

Мы подошли к памятнику, обозначающему начало тропы: две гигантские металлические руки, а в них зажата карта. Народу здесь было заметно меньше, и мы задержались куда дольше необходимого, фотографируясь, возясь с рюкзаками, пытаясь настроиться на следующий шаг. Взволнованные, испуганные, бездомные, толстые, умирающие – но, если мы сделаем этот первый шаг, у нас появится цель, нам будет куда идти. В конце концов, у нас действительно не было больше никаких планов в полтретьего дня в четверг, кроме как отправиться в пеший поход длиной в 630 миль.

* * *

На полпути к вершине холма по убийственно крутой, зигзагообразной тропе мы окончательно поняли, что Пэдди Диллон – чемпион преуменьшения. Где-то в лесу над Майнхедом, откуда сквозь деревья виднелось море, мы присели на скамейку, чтобы отдышаться и перечитать путеводитель.

– Он ясно пишет: «плавно уходит вглубь полуострова и вверх по холму».

– Если это у него называется «плавно уходит вверх», то когда он напишет «довольно крутой подъем», мы окажемся в полной заднице.

Мы прошли полмили, выпили пол-литра воды, и мне уже казалось, что у меня сейчас взорвется голова. Мимо нас вниз по холму протопало большое семейство.

– Какие у вас набитые рюкзаки – куда идете?

– Надеемся, что к Лендс-Энду.

– А, да? Ну-ну, удачи вам!

Смеясь, они умчались вниз. У меня невыносимо ныли тазобедренные суставы, к тому же я натерла пятку. Да уж, есть над чем посмеяться; я бы и сама посмеялась, если бы могла.

– Ты думаешь, они правы? Мы – посмешище?

– Конечно правы, и это они еще ничего не знают. Представь, если бы они знали всю правду? Я лично не рискну говорить людям, что мы собрались дойти до Пула.

– Пул? Да если мы добредем до Порлока, это уже большая удача.

* * *

Спустя какое-то время, показавшееся нам бесконечностью, мы вышли из леса на вересковую пустошь, где подъем кончался, паслись пони и открывался вид на Южный Уэльс.

– У меня такое чувство, что нам некуда деться.

День быстро уступил место вечеру, и до нас дошло, что мы находимся на краю плато Эксмур, над Бристольским заливом, и скоро стемнеет. Нам нужно было найти место для палатки. Луга с короткой травкой, ощипанной пони, остались позади, и теперь нас окружали плотные заросли вереска и дрока. Мне казалось очевидным, что палатку придется разбивать прямо на тропе.

– Мы не можем поставить ее на тропе. Что будет утром? Кто-нибудь непременно наткнется на нас и потребует, чтобы мы убрались.

Мы шли и шли, мой тазобедренный сустав жгло будто огнем.

– Может быть, у меня артрит.

– Может быть, ты слишком долго просидела за компьютером. Пойдем, вон полянка среди кустов.

Рюкзак слетел у меня с плеч при одной мысли о привале, но как только мы вышли на полянку, мои ноги покрылись плотным шевелящимся ковром: над короткой травой копошились, ползали и летали тысячи муравьев.

– Найдем другое место.

Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что и следующая полянка покрыта муравьями. Они не только ползали в траве, но и черным шаром висели в воздухе: мы оказались в плотном облаке насекомых, которые тут же наполнили наши волосы и одежду. Чтобы не вдохнуть их в легкие, я побежала, а когда остановилась в вереске, нашествие прекратилось. Муравьи висели только над полянками.

Ставить палатку на вереск было нелегко. Единственным возможным вариантом был клочок молодого, еще невысокого кустарника, но при этом мы рисковали в первую же ночь порвать дно палатки. Впрочем, выбора у нас не было. Полчаса борьбы с незнакомыми шнурками и стойками – и нам удалось поставить палатку. Дно вспучилось, как пуховый матрас, но по ощущениям мы улеглись в ящик с вилками.

– А изоленту мы не взяли?

– Нет.

Свет постепенно угасал, съеживаясь, убегая на запад, и вот уже темноту начали прорезать лучи света от маяков Южного Уэльса. Они так далеко, однако свет от них был ярким и ощутимым, а вот земля, на которой они стояли, уже ускользала от нас. Я зажмурилась и представила, как иду по дорожке к ферме, глажу каменные стены, чувствую тепло очага. Нельзя терять это ощущение безопасности и дома, мне всегда нужно носить его с собой.

– Кажется, вот теперь я и правда чувствую себя бездомной. Как воздушный шарик, которому в сильный ветер перерезали нитку. Мне страшно.

– Я бы тебя обнял, Рэй, но не могу сесть.

– Ну что, съедим фрикадельки? Наверняка они самые тяжелые.

* * *

Холод вверху, холод с боков, холод внизу. Что делает спальный мешок легким и маленьким? Ответ на этот вопрос стал мне очевиден в четыре утра, в серо-зеленом свете палатки, когда холод пробрал меня до костей. Утеплитель – точнее, его отсутствие. Если я ложилась на спину, то походный коврик защищал меня от холода хотя бы снизу, но на спине лежать было больно. Поэтому я лежала на боку, и спина моя так коченела от холода, как будто я прижималась к глыбе льда. Я попробовала прижаться спиной к Моту, чтобы немного согреться, он пошевелился во сне, перевернулся на спину и захрапел. Я навалила на себя все, что попалось под руку, голову укрыла пропотевшей безрукавкой, а ноги положила на рюкзак. Почти терпимо. Какого черта я не взяла с собой шапку?

То отключаясь, то просыпаясь, я видела во сне пустые дома и задыхающегося Мота. Проснулась я в холодном поту, сердце билось где-то в горле, в голове звенело. Мне удалось пережить эту ужасную ночь – с восходом солнца я наконец согрелась, но уснуть уже не смогла. Мне жутко хотелось пи́сать. Выбираясь из палатки, я, в попытке одновременно поскорее вылезти и натянуть ботинки, упала, споткнувшись о газовую горелку. Я присела на корточки в кустах вереска, на склоне, где дрок, убегая к самому морю, становился Уэльсом; утренний свет был нежно-желтым, а воздух таким чистым и прозрачным, как будто его не было вовсе.

– Доброе утро! Какая сегодня красота кругом, да?

Я сжалась в комок в кустах – леггинсы спущены, задницу обдувает ветер.

– Э-э-э да, прелестное сегодня утро.

И зачем только собачники так рано встают?

Мот проснулся лишь в полдевятого, вялый, закостеневший после сна. Он ненавидел утренние часы, зная, что с пробуждением всегда приходит боль. У него появилась привычка как можно дольше цепляться за последние минуты дремоты, прежде чем встать и признать наступление нового дня. Сначала болеутоляющее, потом чашка чаю, потом еще одна. К половине одиннадцатого он выбрался из палатки. Стальной мочевой пузырь – по идее, КБД вызывает недержание, но пока до этого явно не дошло.

– Как ты? Сможешь идти дальше?

– Как в аду, но что нам остается?

К половине двенадцатого мы упаковались, надели рюкзаки на ноющие плечи и выбрались из вереска. Все, кто пишет о путешествиях «дикарем», подчеркивают, что, во‑первых, в Англии и Уэльсе это фактически незаконно, а, во‑вторых, разбивать лагерь нужно подальше от публичных мест и попозже вечером, а уходить пораньше утром, не оставляя никаких следов своего пребывания. Я обернулась: вереск был поломан и примят. Значит, мы провалились по всем пунктам. Может быть, со временем у нас станет получаться лучше.

Спускаясь в Боссингтон, я никак не могла решить, что хуже: идти в гору или все же под гору с тяжелым рюкзаком на спине. Я начала было составлять мысленный список всего, что у меня болит, – пятка, тазобедренный сустав, плечи и так далее, – но к тому времени, как мы добрались до подножия холма, пришла к выводу, что болит у меня все сразу и что мы были совершенно безумны, когда решили отправиться в этот поход.

Войдя в пасторальную деревню Боссингтон, мы не смогли устоять перед вывеской «Чайная». Мы знали, что нам не по карману чайные и кафе, да и вообще почти ничего не по карману, но все равно зашли во дворик. Мы заказали свой первый и последний в это лето чай с булочками и вареньем, и я сняла ботинки. Всего за восемь миль ботинки, которые я носила больше десяти лет, натерли мне ногу до кровавой мозоли во всю стопу шириной. Неужели это из-за дополнительного груза? Я торопливо проглотила булку с маслом, добавив еще немного к тому весу, который мне предстояло нести. Знай я, что это моя последняя булочка в это лето, я бы так не спешила. Обклеив всю ногу пластырями, я снова надела носки.

– По тропе идете, значит? – За соседним столиком, укрытым пышной зеленью, сидел крупный мужчина с миниатюрной женой и сыном.

– Да.

– Вас ждет море удовольствия. Это лучший отрезок на всей тропе. Правда, над Эксмуром приятней идти тем, кто не боится высоты.

– А что, там крутой подъем?

– Крутой? – он рассмеялся. Неужели я спросила что-то смешное? Мот явно был не в восторге: он недолюбливал высоту с тех самых пор, как свалился с крыши сарая.

– Так откуда же у вас столько свободного времени? Я вам прямо завидую.

– Мы бездомные. Мы потеряли свой дом и идти нам некуда, поэтому мы решили: почему бы нам не отправиться в поход?

Эти слова вырвались у меня нечаянно. Слова правды. Но увидев, как мужчина подтянул сына к себе поближе, а его жена скривилась и отвела взгляд, я поняла, что больше так говорить не буду. Они попросили счет и поскорее ушли.

* * *

Мы пересекли пустошь, возникшую там, где море когда-то прорвалось сквозь защитный вал и превратило плодородные сельскохозяйственные земли в солончаки. Мимо скелетов белых, сожженных солью деревьев, застывших на фоне серого неба. Мертвых, но все еще существующих.

Проходя мимо горстки домов, из которых состоит деревня Порлок Уир, мы услышали голос из стены:

– Идете по тропе? Прежде чем входить в лес, вам обязательно нужно подкрепиться жареной картошкой!

Из квадратного отверстия в стене, всего метр на метр, на нас смотрели двое мужчин – это оказалось окошко выдачи заказов крошечной закусочной.

– Вы такой картошки в жизни не пробовали!

Мы сдались без боя.

– Ладно.

Круглолицый повар объяснил нам свой трехступенчатый способ жарить картошку, которая действительно оказалась невероятно вкусной. И такой же дорогой – две мили пути обошлись нам в шестнадцать фунтов. Это было нам не по средствам. Но мы так измучились, так пали духом, что с готовностью соглашались на любую кроху утешения. Дальше так продолжаться не могло – это был верный путь остаться совсем без денег.

* * *

От Порлок Уир мы поднялись по тропе в гору и вошли в лес. Мот устал, каждый шаг давался ему с боем. У меня все тело ныло и не слушалось. Возможно, сказывалось отсутствие физической подготовки, эмоциональное истощение, болезнь Мота, а может, просто съеденная картошка. Пэдди обещал, что мы доберемся сюда уже под конец первого дня пути, но нам это удалось только к раннему вечеру второго.

Впереди дорога становилась шире, и на тропе мы увидели человека, который, похоже, занимался йогой. Мы остановились, чтобы ему не мешать, надеясь, что он сам заметит нас и пропустит. Но он, казалось, не подозревал о нашем присутствии, стоя лицом к поросшей лесом долине. Высокий, костлявый, худой до изможденности. Он выглядел больным, а может быть, страдал от какой-то добровольной эмоциональной пытки. Чуть приседая, он протягивал руки в сторону долины, а затем подгребал к себе что-то невидимое, неизвестную субстанцию. Он прижимал это невидимое нечто к груди, а затем ладонями разглаживал по телу вниз, к стопам. Раз за разом он повторял это движение, окутывая себя чем-то неизведанным.

Наконец мы сдались и протиснулись мимо. Он продолжал повторять свои движения, ничего не замечая вокруг. Тропа привела нас в долину, а затем мы спустились к церкви Калбона, самой маленькой в Англии. Вокруг этой древней церквушки когда-то был лепрозорий. Может быть, человек на тропе считал, что здесь место силы? Я сидела на кладбище, купаясь в ощущении абсолютного покоя, исходившего от церкви. Здесь чувствовалась глубокая духовность – не связанная ни с Богом, ни с религией, очень человеческая духовность. Тугой узел, который я носила в себе уже очень давно, как будто немного ослаб. Может быть, это действительно место силы. На всякий случай я зачерпнула в ладони воздуха и плеснула им в Мота.