Текст книги "Высокое окно"

Автор книги: Рэймонд Чандлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

10

– Убит выстрелом в горло из пистолета среднего калибра пулей с мягким наконечником, – сказал следователь лейтенант Джесси Бриз. – Вот таким пистолетом с такими пулями. – Он несколько раз подбросил на ладони пистолет – тот, который, по словам Хенча, был вовсе не его, Хенча. – Пуля прошла снизу вверх – до основания черепа. Осталась в голове. Убит часа два назад. Руки и лицо остыли, но тело еще теплое. Не окоченело. Перед тем как застрелить, его чем-то сильно ударили в висок. Вероятно, ручкой пистолета. Это говорит вам что-нибудь, мальчики и девочки?

Газета, на которой он сидел, зашуршала. Он снял шляпу и промокнул платком лицо и макушку почти лысой головы. Венчик светлых волос над ушами был влажен и темен от пота. Он снова надел шляпу. Это была плоская, выгоревшая на солнце панама с обвисшими полями. Купленная явно не в этом году. И, вероятно, не в прошлом.

Следователь был крупный мужчина с довольно заметным брюшком. На нем были бело-коричневые ботинки, грязные носки и белые брюки в тонкую черную полоску. В расстегнутом воротнике рубашки виднелась заросшая рыжими волосами грудь. Его спортивная куртка в плечах была не шире двухместного гаража. На вид ему было около пятидесяти, и единственное, что, безусловно, выдавало в нем полицейского, – это холодный, немигающий взгляд выпуклых бледно-голубых глаз; взгляд этот не был намеренно оскорбительным, но любому, кроме полицейского, он бы таковым показался. Широкая полоса веснушек на щеках и носу походила на условное обозначение минного поля на военной карте.

Мы сидели в квартире Хенча при закрытых дверях. Хенч уже надел рубашку и механически завязывал галстук непослушными, трясущимися пальцами. Девица лежала на кровати. Голова ее была обвязана какой-то зеленой тряпкой, а ноги прикрыты короткой курткой. Рядом с ней на простыне валялась сумка. Рот девицы был слегка приоткрыт, ее взгляд был совершенно бессмыслен, а лицо выражало сильнейшее потрясение.

Хенч хрипло заговорил:

– Если вы о том, что малого пристрелили из пистолета, который лежал под подушкой, то о'кей. Похоже, так оно и было. Но это не мой пистолет. И ничто на свете не заставит меня признать его своим.

– Предположим, – сказал Бриз. – Что мы имеем? Кто-то стянул твой пистолет и оставил свой. Так, ладно… Какой у тебя был пистолет?

– Мы выходили около половины четвертого перекусить в забегаловку за углом, – сказал Хенч. – Можете проверить. Должно быть, мы оставили дверь открытой. Мы были вроде как слегка под мухой. И, я так думаю, вели себя довольно шумно. У нас тут орало радио. Передавали бейсбол. Кажется, мы выключили его, уходя. Хотя не уверен. Ты не помнишь? – он взглянул на девушку, неподвижно лежащую на кровати с белым, отрешенным лицом. – Ты не помнишь, дорогая?

Девушка на него не посмотрела и ничего не ответила.

– Она не в себе, – сказал Хенч. – У меня был пистолет. Кольт такого же калибра, как и этот. Но не автоматический, а револьвер. У него еще щербина на ручке. Года три-четыре назад мне его дал один еврей по имени Моррис. Мы с ним вместе работали в баре. Разрешения на ношение оружия у меня не было, но я, собственно, никогда и не таскал с собой пушку.

– Глушить виски, как вы, ребятки, и держать пистолет под подушкой – рано или поздно это должно было кончиться чьим-нибудь трупом. Сами должны понимать.

– Черт, да мы даже не были знакомы с этим парнем, – сказал Хенч. Галстук его был, наконец, завязан – и завязан прескверно. Верзила был трезв как стеклышко, и его трясло. Поднявшись с кресла, он стянул за рукав куртку с постели, надел ее и снова сел на место. Я смотрел, как он пытается прикурить трясущимися руками. – Мы даже не знали его имени. Мы про него вообще ничего не знали. Я пару раз сталкивался с ним на площадке, но он со мной не заговаривал. Этот самый парень. Хотя я даже не уверен, что этот самый.

– Этот, этот. Из квартиры напротив, – сказал Бриз. – Так… Когда у нас бейсбол передают?

– Обычно передача начинается в три и кончается где-то в половине пятого или чуть позже. Мы выходили во второй половине третьего гейма. И отсутствовали минут двадцать-тридцать. Не больше.

– Полагаю, его застрелили до того, как вы вышли, – сказал Бриз. – Радио заглушило выстрел. Должно быть, вы оставили дверь незапертой. Или даже распахнутой.

– Может быть, – слабым голосом согласился Хенч. – Ты не помнишь, дорогая?

Девушка на кровати снова не удостоила его ответом или хотя бы взглядом.

– Вы оставили дверь незапертой или даже раскрытой настежь. Убийца слышал, как вы выходили. Он зашел в вашу квартиру, чтобы избавиться от пистолета, увидел кровать и сунул под подушку – и, представьте себе его удивление, там его поджидал другой пистолет. Так что он прихватил его. Но если он хотел избавиться от пистолета, то почему не бросил его на месте преступления? Зачем рисковать, заходя в чужую квартиру? Зачем, черт возьми?

Я сидел в углу дивана у окна. И осмелился вставить свое жалкое слово:

– Предположим, убийца вышел из квартиры Филипса, еще не подумав о том, что от пистолета надо избавиться. Предположим, придя в себя от потрясения, вызванного убийством, он обнаруживает себя стоящим на площадке с орудием преступления в руке. Он решает избавиться от него. Если дверь в квартиру Хенча была открыта и убийца слышал, как они спускались по лестнице…

Бриз мельком глянул на меня и буркнул:

– Я не говорю, что так не могло быть. Я просто размышляю вслух. – Он снова переключил внимание на Хенча. – Итак, если это пистолет, из которого стреляли в Ансона, значит, нам надо попросить найти твой пистолет. А пока мы будем заниматься поисками, ты с леди должен находиться у нас под рукой. Ты это сам, конечно, понимаешь.

– Ни один из ваших громил не сможет выбить у меня других показаний.

– Но попытаться никогда не поздно, – мягко сказал Бриз. – Да и начать можно прямо сейчас.

Он встал и смахнул с кресла на пол скомканные газеты. Направился к двери, потом повернулся и взглянул на девушку:

– Ты в порядке, крошка, или тебе вызвать сиделку?

Девушка не ответила.

– Мне нужно выпить, – сообщил Хенч. – Мне обязательно нужно выпить.

– Только не при мне. – И Бриз вышел за дверь.

Хенч взял бутылку и, громко булькая, отпил из горлышка. Потом опустил бутылку, посмотрел, сколько там осталось, подошел к девушке и легко толкнул ее в плечо.

– Встань, выпей, – прохрипел он.

Девушка смотрела в потолок ничего не выражающим взглядом. Она не ответила и как будто вообще не слышала его.

– Оставь ее, – сказал я. – У нее шок.

Хенч осушил бутылку, аккуратно поставил ее на стол; снова посмотрел на девушку, потом повернулся к ней спиной и, нахмурившись, уставился в пол.

– Черт, жаль, что я так плохо помню, – пробормотал он.

В комнату вернулся Бриз в сопровождении молодого розовощекого следователя в штатском.

– Это лейтенант Спрэнглер, – сказал он. – Он проводит тебя. Ты готов?

Хенч подошел к кровати и потряс подружку за плечо.

– Вставай, детка. Нам надо прогуляться.

Не поворачивая головы, девушка скосила на него глаза. Она с трудом села, подтянула ноги и свесила их с кровати. Встала и потопала правой ногой, как если бы та затекла.

– Неприятно, малыш… Но ты сама понимаешь, – сказал Хенч.

Бессмысленно глядя на него, девушка подняла руку к лицу и сильно куснула костяшку мизинца. Потом она внезапно резко выбросила руку вперед и изо всей силы ударила Хенча по лицу. И почти бегом бросилась из комнаты.

Хенч долго стоял не шевелясь. Из-за дверей доносились приглушенные голоса людей, из окон – приглушенный шум проезжающих машин. Хенч пожал плечами и медленным взглядом обвел комнату, словно прощаясь с ней надолго, если не навсегда. Потом он прошел к выходу мимо молодого розовощекого следователя.

Следователь вышел за ним. Дверь закрылась. Мы с Бризом сидели, пристально глядя друг на друга.

11

Спустя некоторое время Бризу надоело гипнотизировать меня. Он вытащил из кармана сигару, взрезал ножом целлофановую обертку, аккуратно обрезал кончик и принялся старательно раскуривать: он то подносил горящую спичку к сигарете, то отводил в сторону и смотрел прямо перед собой отсутствующим взглядом, пока сильно затягивался, пытаясь определить, должным ли образом раскуривается сигара.

Потом он медленно помахал спичкой в воздухе и потянулся в сторону, чтобы положить ее на подоконник раскрытого окна. Потом еще немного посверлил меня взглядом.

– Ты и я, – сказал он, – будем работать вместе.

– Восхитительно.

– Ты так не считаешь. Но тем не менее. И не потому, что я в особом восторге от тебя. Просто это мой стиль работы. Все должно быть ясно. Логично. Спокойно. Не в пример этой дамочке. Такие дамочки всю жизнь ищут неприятностей на свою голову, а когда их находят, тут же сваливают всю вину на первого попавшегося в их когти мужика.

– Он навесил ей пару фонарей, – сказал я. – Это не может возбудить особую любовь.

– Вижу, ты хорошо осведомлен о том, что касается женщин, – заметил Бриз.

– Именно моя неосведомленность помогает мне в работе, – отпарировал я. – Я абсолютно непредубежден.

Он кивнул, внимательно рассматривая кончик сигары. Потом вытащил из кармана какую-то бумажку и прочитал:

– «Делмар Б. Хенч, сорок пять лет, официант, ныне безработный; Мэйбл Мастерз, двадцать шесть лет, танцовщица». Это все, что я о них знаю. И, скорей всего, ничего особенного сверх этого не узнаю.

– Вы ведь не считаете, что он убил Ансона?

Бриз посмотрел на меня без всякого удовольствия.

– Я как раз подхожу к этому вопросу, приятель. – Он вытащил из кармана визитку и прочитал: – «Джеймс Б. Поллок. Страховая компания. Страховой инспектор». Это как понимать?

– В этом кругу считается дурным тоном пользоваться собственным именем, – сказал я.

– А при чем тут этот круг?

– Практически при всем.

– Меня вот что интересует, – сказал Бриз. – Что ты знаешь об убитом?

– Я уже говорил.

– Повтори еще раз. Люди несут столько чепухи, что в голове все путается.

– Я знаю, что его имя – как значится на визитке – Джордж Ансон Филипс, он представился мне частным детективом. Парнишка поджидал меня у моего офиса, когда я вышел позавтракать, и следовал за мной до вестибюля отеля «Метрополь». Там я заговорил с ним, и он признался, что следил за мной. Как он выразился – для того, чтобы проверить, достаточно ли я сметлив для совместной работы. Это, конечно, вздор. Малый, вероятно, просто колебался, не зная, как поступить, и ждал, когда произойдет что-нибудь, что заставит его решиться подойти ко мне. Он сказал, что занят сейчас каким-то делом… каким-то подозрительным делом – и что хотел бы работать на пару с кем-нибудь, немного более опытным, чем он сам, – если он был вообще хоть сколько-нибудь опытным. По его действиям этого нельзя было сказать.

– И единственное, почему он выбрал тебя, – это потому что шесть лет назад ты работал в Вентуре, где Ансон был депутатом.

– Я располагаю этой версией.

– Но не обязательно цепляться за нее, – спокойно заметил Бриз. – Ты всегда можешь выдумать что-нибудь получше.

– Она достаточно хороша, – сказал я. – Я имею в виду, она достаточно неправдоподобна, чтобы оказаться правдой.

Он медленно кивнул большой головой.

– Ну и что ты думаешь обо всем этом?

– Вы уже выяснили адрес офиса Филипса?

Он отрицательно покачал головой.

– Полагаю, его наняли именно потому, что он был таким простаком. Его наняли для того, чтобы он снял здесь квартиру под чужим именем, и предложили сделать что-то, что ему не понравилось. Он испугался. Ему нужен был друг, нужна была помощь. А то, что он выбрал меня, – с которым встречался давно и мельком – говорит только о том, что у него не было знакомств в кругах частных сыщиков.

Бриз достал платок и снова промокнул им лицо и макушку.

– Но это вовсе не объясняет того факта, что он таскался за тобой по городу, как приблудный щенок, вместо того чтобы просто воспользоваться дверью твоего офиса.

– Верно, – согласился я. – Не объясняет.

– Ты можешь как-то объяснить это?

– Нет. Правда, нет.

– Ну, а как бы ты попытался это объяснить?

– Я уже попытался единственно возможным образом. Он колебался, не мог решиться заговорить со мной. И ждал, пока произойдет что-то, что заставит его решиться. Это «что-то» произошло, когда я сам с ним заговорил.

– Это очень простое объяснение, – сказал Бриз. – Такое простое, что никуда не годиться.

– Может быть, вы правы.

– И в результате короткого разговора в вестибюле отеля этот совершенно не знакомый тебе паренек приглашает тебя в свою квартиру и вручает тебе ключ от нее? Только потому, что хочет поговорить с тобой?

– Да.

– Почему он не мог поговорить с тобой тогда же?

– Я торопился на встречу.

– Деловую?

Я кивнул.

– Ясно. Что у тебя за работа сейчас?

Я покачал головой и не ответил.

– Произошло убийство, – сказал Бриз. – Ты должен сказать мне.

Я снова покачал головой. Бриз чуть покраснел.

– И все-таки ты скажешь.

– Мне очень жаль, Бриз. Но дело зашло так далеко, что я очень в этом сомневаюсь.

– Ты, конечно, понимаешь, что я могу упечь тебя в каталажку, как важного свидетеля, – небрежно сообщил он.

– На каком основании?

– На том основании, что ты обнаружил тело, назвался управляющему вымышленным именем и не можешь дать сколько-нибудь удовлетворительных объяснений, касающихся твоих отношений с убитым.

– И вы собираетесь это сделать?

Он чуть улыбнулся.

– У тебя есть адвокат?

– Я знаю нескольких адвокатов. Но личного адвоката у меня нет.

– Кого из судей ты знаешь лично?

– Никого. То есть с тремя я как-то беседовал, но они, вероятно, не помнят меня.

– Но у тебя, наверно, тесные связи с окружением мэра и так далее?

– Расскажите мне о них поподробнее, – сказал я. – Это очень интересно знать.

– Послушай, приятель, но где-нибудь у тебя должны же быть друзья. Наверняка.

– У меня есть хороший друг из окружения шерифа. Но я не хочу впутывать его в свои дела.

– Почему? – Бриз удивленно поднял брови. – Он тебе может очень понадобиться в ближайшее время. Словечко, замолвленное за тебя уважаемым полицейским, может сильно облегчить тебе жизнь.

– Он просто мой друг, – сказал я. – Я не хочу кататься у него на спине. Случись у меня какие-нибудь неприятности, это не лучшим образом скажется на его службе.

– А как насчет Центрального бюро?

– Некто Рэндэлл – если он там еще работает. Мы с ним как-то сталкивались по одному делу. Но он меня не очень-то обожает.

Бриз вздохнул и подвигал ногами по полу так, что зашуршала сброшенная с кресла газета.

– Это правда – или какая-то хитрая предусмотрительность? Я обо всех тузах, с которыми ты не знаком.

– Это правда, – сказал я. – Но эту правду я использую с хитрой предусмотрительностью.

– Не очень-то предусмотрительно сообщать мне об этом.

– Я придерживаюсь иного мнения.

Он с силой сжал подбородок огромной веснушчатой лапой, и, когда опустил ее, на щеках его остались круглые красные отпечатки пальцев. Я смотрел, как они постепенно бледнеют и исчезают.

– Почему бы тебе не пойти домой и не дать человеку возможность спокойно заниматься делом? – раздраженно поинтересовался он.

Я поднялся, кивнул на прощание и направился к двери.

– Оставь свой домашний адрес, – сказал Бриз мне в спину.

Я дал ему адрес. Он записал.

– Пока, – мрачно сказал он. – Никуда не выезжай из города. Нам еще понадобятся твои показания. Может, даже сегодня.

Я вышел. Снаружи на площадке дежурили двое полицейских в форме. Дверь напротив была открыта – в квартире эксперт-криминалист все еще снимал отпечатки пальцев. Внизу в обоих концах коридора стояло еще по полицейскому. Рыжего управляющего нигде не было видно. Я вышел на улицу. От тротуара отъезжала санитарная машина. По обеим сторонам улицы толпились люди, но народу собралось не так много, как в каком-нибудь бы другом районе по аналогичному поводу.

Я стал пробираться по тротуару. Какой-то парень схватил меня за рукав:

– Что там произошло, Джек?

Я молча вырвал руку и, ничего не ответив и даже не взглянув на него, пошел вниз по улице к своей машине.

12

Было четверть седьмого, когда я вошел в свой офис, включил свет и подобрал с пола листок бумаги. Это была записка из почтового отделения; в ней говорилось, что на мое имя пришла посылка, которая по моему требованию будет мне доставлена в любое время дня или ночи. Я положил извещение на стол, снял пиджак и открыл окна. Достав из глубокого ящика стола бутылку «Олд Тэйлор», я глотнул оттуда и покатал языком во рту обжигающую жидкость. Потом я сидел, держа бутылку за прохладное горлышко, и размышлял над тем, нравится ли мне быть частным детективом и натыкаться на разные трупы, но не дергаться и не осторожничать при этом, не протирать за собой дверные ручки, не прикидывать постоянно, как много можно сказать без ущерба для клиента и как мало можно сказать без ущерба для себя самого. Я пришел к выводу, что мне это совсем не нравится.

Подтянув к себе телефон, я взглянул на номер извещения и набрал его. Мне ответили, что посылку могут доставить прямо сейчас. Я сказал, что буду ждать.

Начинало смеркаться. Шум уличного движения чуть стих, и входящий в раскрытые окна теплый воздух нес с собой скучный пыльный запах конца трудового дня, запах выхлопных газов и отраженного от горячих стен и тротуаров солнца, слабый запах пищи из тысяч ресторанчиков и спускающийся с холмов Голливуда тонкий – доступный только обладающему нюхом охотничьей собаки – особый аромат, который издают в жару эвкалипты.

Я сидел и курил. Через десять минут в дверь постучали. Я открыл, и мальчик в форменной фуражке вручил мне маленький квадратный пакетик. Я дал мальчику десять центов и послушал, как он беззаботно насвистывает по дороге к лифту.

Мои имя и адрес на пакетике были написаны чернилами – очень аккуратными печатными буквами. Я разрезал веревочку, развернул тонкую коричневую бумагу и обнаружил под ней дешевую картонную коробочку со штемпелем «Сделано в Японии». В такую коробочку в какой-нибудь японской лавочке вам упакуют резную фигурку животного или камешек нефрита. Крышка была пригнана очень плотно.

Стянув крышку и сняв сверху бумажную салфетку и кусочек ваты, я обнаружил в коробочке золотую монету размером приблизительно с полдоллара, ярко сверкающую, будто ее только что отчеканили.

На одной ее стороне был изображен орел с распростертыми крыльями, щитом вместо груди и инициалами «Е.Б.» на левом крыле. Орел был заключен в круг, а между окружностью и гладкой необработанной кромкой монеты была надпись: «E PLURIBUS UNUM» и внизу год 1787.

Я положил монету на ладонь. Монета была холодная и тяжелая, и я почувствовал, как влажна моя ладонь под ней. На другой стороне монеты было изображено солнце – восходящее или заходящее – над острой вершиной горы и вокруг – два венка, похоже, из дубовых листьев, один в другом; еще какая-то надпись по-латыни и внизу имя: «Брэшер».

Это был дублон Брэшера.

Больше ни в коробочке, ни на бумаге ничего не было. Печатный шрифт ничего не говорил мне. Я не знал никого, кто бы таким пользовался.

Наполовину наполнив кисет табаком, я завернул монету в салфетку, перехватил сверточек резинкой и сунул его в кисет, после чего наполнил последний табаком доверху. Затем застегнул молнию и сунул кисет в карман. Запер надписанную оберточную бумагу, веревочку и коробочку в шкаф для хранения документов, сел за стол и набрал номер офиса Элиши Морнингстара. На другом конце провода телефон прозвонил восемь раз, мне никто не ответил. Собственно, я так и предполагал. Повесив трубку, я поискал имя Элиши Морнингстара в справочнике, но его домашнего телефона там не было.

Достав из стола заплечную кобуру, я пристегнул ее, сунул туда автоматический кольт тридцать второго калибра, надел шляпу и пиджак, закрыл окна, убрал виски в стол, погасил свет и уже открыл дверь офиса, когда зазвонил телефон.

Звонок как звонок, но мне почудилось в нем что-то зловещее. Я замер в напряженном ожидании, растянув губы в кривой ухмылке. За закрытыми окнами сияли неоновые огни. Воздух был абсолютно неподвижен, в коридоре стояла мертвая тишина. Телефон в темноте звонил громко и мерно.

Я вернулся в кабинет, оперся о стол и поднял трубку. В ней послышался щелчок, потом гудок – и больше ничего. Я нажал на рычаг и так и продолжал стоять в темноте, держа в одной руке трубку, а другой – нажимая на рычаг. Я и сам не знал, чего жду.

Телефон зазвонил снова. Я легонько откашлялся и приложил трубку к уху, ничего не говоря.

Так мы и молчали – оба – отделенные друг от друга, может быть, милями; мы оба дышали осторожно, напряженно вслушиваясь, но не слышали ничего – даже дыхания.

Потом, спустя, как мне показалось, очень продолжительное время, в трубке послышался тихий отдаленный шепот: кто-то невнятно и без всякого выражения произнес: «Плохи твои дела, Марлоу».

Потом снова послышался щелчок и гудок. Я повесил трубку и вышел из офиса.