Текст книги "Высокое окно"

Автор книги: Рэймонд Чандлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Ваньер быстро поднял глаза на меня – и опустил и снова поднял и опустил. Он повернул голову и посмотрел на другую сторону бассейна. Там сидел коккер-спаниель по кличке Хитклифф и смотрел на нас одним глазом.

Ваньер пощелкал пальцами.

– Сюда, Хитклифф! Ко мне, ко мне!

– Заткнись, – сказала блондинка. – Собака тебя на дух не переносит. Умерь свое идиотское тщеславие, Бога ради.

– Не смей так со мной разговаривать! – вспылил Ваньер.

Блондинка хихикнула и поиграла глазами.

– Я ищу девушку по имени Линда Конкист, миссис Морни, – повторил я.

Она взглянула на меня.

– Вы уже говорили. Я просто думала о том, что не видела ее последние полгода. Она вышла замуж.

– Вы не видели ее последние полгода?

– Вы не ослышались, дружок. Зачем вам это?

– Я веду частное расследование.

– По какому вопросу?

– По сугубо конфиденциальному.

– Подумать только, – оживилась блондинка. – Он ведет частное расследование по сугубо конфиденциальному вопросу. Ты слышишь, Лу? Врывается к совершенно незнакомым людям, которые не хотят его видеть, – и считает это в порядке вещей. Только потому, что ведет частное расследование по сугубо конфиденциальному вопросу.

– Значит, вы не знаете, где она находится сейчас, миссис Морни?

– Я разве не сказала вам? – Она несколько повысила голос.

– Нет. Вы сказали, что полгода не видели ее. Это совсем не одно и то же.

– Кто сказал вам, что я снимала с Линдой квартиру? – резко спросила блондинка.

– Я никогда не раскрываю источника информации, миссис Морни.

– Золотко мое, да вы такой ловкач, что вам впору быть директором танцзала. Значит, я вам должна рассказать все, а вы мне – ничего?

– Мы с вами находимся в разном положении, – сказал я. – Я – наемный работник, действующий согласно инструкции работодателя. У вас же нет причин скрывать что-либо, не так ли?

– Кто ее ищет?

– Ее родители.

– Попытайтесь еще раз. У нее нет родителей.

– Должно быть, вы знакомы с ней довольно близко, раз вам известны такие подробности.

– Может быть, и была когда-то. Но это не означает, что все так и осталось до сих пор.

– О'кей, – сказал я. – Ваш ответ можно понять так: вы знаете, но не хотите говорить.

– Ответ можно понять так, – вдруг вмешался Ваньер, – с вами не хотят больше разговаривать и чем скорее вы уберетесь отсюда, тем приятнее это будет нам.

Я продолжал смотреть на миссис Морни.

Она подмигнула мне и сказала Ваньеру:

– Не надо так грубо, дорогой. Ты страшно обаятелен, но слишком узок в кости. Ты не создан для тяжелой работы. Верно, приятель?

– Я еще не размышлял на эту тему, миссис Морни, – ответил я. – Как вы считаете, мистер Морни сможет мне помочь… или захочет?

Она покачала головой:

– Откуда мне знать? Можете попробовать. Если вы ему не глянетесь, то у него найдется кому вышвырнуть вас отсюда.

– Думаю, вы могли бы мне помочь, если бы захотели.

– И как же вы собираетесь заставить меня захотеть? – Взгляд ее стал приглашающим.

– В этой компании? – Я указал глазами на Ваньера. – Как я могу?

– Интересная мысль. – Она отпила из бокала, глядя на меня поверх него.

Ваньер очень медленно поднялся с места. Лицо его побелело. Он сунул руку за пазуху и процедил сквозь зубы:

– Иди отсюда, ублюдок. Пока еще можешь идти.

Я удивленно посмотрел на него:

– Где ваша утонченность? И только не рассказывайте мне, что носите пистолет под пляжным костюмом.

Блондинка рассмеялась, показав красивые крепкие зубы. Ваньер сунул руку поглубже под рубашку и плотно сжал рот. Его черные глаза были остры и пусты одновременно – как глаза змеи.

– Ты слышал? – спросил он почти нежно. – И не сбрасывай меня со счетов так быстро. Чтобы всадить в тебя пулю, мне потребуется времени меньше, чем для того, чтобы чиркнуть спичкой.

Я посмотрел на блондинку. Она внимательно следила за нами, глаза ее сияли, а чувственный рот был приоткрыт в напряженном ожидании.

Я повернулся и пошел по газону. На полпути я обернулся. Ваньер стоял все в той же позе, держа руку под рубашкой. Глаза блондинки были по-прежнему широко распахнуты и губы так же приоткрыты, но густая тень от зонта падала ей на лицо, и его выражение издалека можно было понять по-разному: как страх и как довольное ожидание.

Я пересек газон и через белую калитку вышел на мощенную кирпичом дорожку в тоннеле из роз. Почти на самом выходе из тоннеля я повернулся, неторопливо прогулялся обратно к калитке и еще раз заглянул в сад. Я и сам не знал, что собирался там увидеть и с какой стороны меня это может касаться. Но кое-что я увидел.

Я увидел, как Ваньер почти распластался на блондинке, целуя ее.

Я потряс головой и пошел прочь.

Красноглазый шофер все еще возился с «кадиллаком». Мытье он уже закончил и теперь протирал стекла большим куском замши. Я обошел машину и встал около него.

– Ну, как дела? – поинтересовался он краем рта.

– Ужасно. Они втоптали меня в грязь.

Он кивнул и продолжал присвистывать, как скребущий лошадь конюх.

– Ты бы поосторожней. Этот тип вооружен, – сказал я. – Или притворяется.

Шофер коротко хохотнул:

– Под этой-то рубашонкой? Не может быть…

– Что за тип этот Ваньер? Чем занимается?

Шофер выпрямился, положил замшу на капот и вытер руки о полотенце, которое теперь было заткнуто за пояс его штанов.

– Женщинами, я так полагаю.

– А не опасно ли – волочиться именно за этой женщиной?

– По мне – так опасно, – согласился шофер. – Но у людей бывают самые разные представления об опасности.

– Где он живет?

– В Шерман Сакс. Она там бывает. И слишком часто.

– Когда-нибудь встречал девушку по имени Линда Конкист? Высокая, темноволосая, красивая. Пела с оркестром.

– Ты требуешь много информации за два доллара, Джек.

– Могу накинуть до пяти.

Он помотал головой:

– Нет, эту особу я не знаю. Во всяком случае, по имени. Сюда приходят разного рода дамочки, в основном довольно яркие. Меня им не представляют. – Он ухмыльнулся.

Я достал бумажник и сунул три доллара в его маленькую влажную руку. И к ним присовокупил визитку.

– Мне нравятся маленькие крепыши, – сказал я. – Они, похоже, ничего и никого не боятся. Заглядывай ко мне.

– Ладно, Джек. Спасибо. Линда Конкист, говоришь? Буду держать ухо востро.

– Пока… как тебя по имени?

– Они зовут меня Пройдохой. Понятия не имею почему.

– Пока, Пройдоха.

– Пока. Значит, говоришь, пушка – под этой рубашонкой? Да ни за что.

– Не знаю, – сказал я. – Он как будто полез за ней. Меня наняли не для перестрелок с незнакомыми людьми.

– Черт, его рубашка застегивается только на две пуговицы сверху. Я обратил внимание. Ему потребуется неделя, чтобы вытащить из-под нее пушку. – Но в голосе его звучали тревожные нотки.

– Может быть, он просто блефовал, – согласился я. – Если что-нибудь услышишь о Линде Конкист, всегда буду рад иметь дело с тобой.

– О'кей, Джек.

Я пошел к своей машине по мощенной плитами дорожке. Он глядел мне вслед, почесывая подбородок.

6

Я медленно ехал по улице, взглядом выискивая место, где можно было бы поставить машину, чтобы заскочить на минутку в офис перед поездкой в центр. В тридцати футах от входа в Кахуэнго-Билдинг от табачной лавки отъехал «паккард». Я тут же занял его место, заглушил мотор и вышел из машины. И только тогда заметил, что встал перед знакомым на вид автомобилем песочного цвета. Конечно, это не обязательно тот же самый. Таких тысячи. В легковушке никого не было. Никто в бурой соломенной шляпе с желтой ленточкой ошивался поблизости.

Я обошел машину и записал ее номер на обороте мятого конверта – просто так, на всякий случай. И направился к себе. Его не было ни в вестибюле, ни в коридоре наверху.

Я зашел в офис, просмотрел валявшуюся на полу почту, но ничего интересного не обнаружил. Быстренько приложился к дежурной бутылке и побежал вниз. Мне нужно было торопиться, чтобы успеть в центр к трем часам.

Песочного цвета автомобиль все так же стоял на месте и пустовал. Я сел в машину и отрулил от тротуара.

Он нагнал меня только в конце Сансета. Я смотрел на него в зеркальце заднего вида, ухмылялся и пытался сообразить, где же он прятался. Вероятно, в машине, что стояла за его собственной. Как это я сразу не догадался?

Я повернул на юг к Третьей и поехал по ней к центру. Песочного цвета автомобильчик всю дорогу держался в сотне метров за мной. Я выехал на Седьмую и остановился купить сигарет без особой в них надобности, а потом, не оглядываясь, пошел по улице. Дойдя до перекрестка, я свернул в вестибюль отеля «Метрополь», прогулялся до полукруглой стойки, где торговали сигаретами, и попросил там прикурить, после чего уселся в одно из потрепанных кожаных кресел.

Светловолосый человек в коричневом костюме, черных очках и уже такой знакомой мне шляпе вошел в вестибюль, самым непринужденным образом прошествовал между пальмами в горшках к стойке, купил пачку сигарет и стал неторопливо распечатывать ее, облокотившись о прилавок и озирая вестибюль зорким орлиным глазом.

Взяв сдачу, он прошел к стоящему у колонны креслу и сел в него. Он надвинул шляпу поглубже на черные очки и, похоже, собирался уснуть с незажженной сигаретой в зубах.

Я поднялся с места, подошел к колонне, опустился в кресло рядом с ним и принялся искоса рассматривать его. Он не пошевелился. Вблизи его лицо казалось юным, розовым и пухлым, подбородок был выбрит крайне неряшливо. Ресницы под черными очками взметнулись вверх и снова опустились. Лежащая на колене напряженная рука нервно затеребила брючину.

Я чиркнул спичкой и поднес к его сигарете:

– Огоньку?

– О… благодарю, – потрясенно сказал он. Прикурил.

Помахав спичкой, я бросил ее в урну и выжидающе уставился на него. Прежде чем заговорить, он несколько раз искоса взглянул на меня. – Не мог ли я вас встречать где-нибудь раньше?

– На Дрезден-авеню в Пасадене. Сегодня утром.

Его щеки стали еще более розовыми, чем прежде. Он вздохнул.

– Должно быть, я выступил кисло, – сказал он.

– Из рук вон, приятель, – согласился я.

– Может быть, это шляпа?

– Шляпа в порядке. Но тебе она не нужна.

– В этом городе деньги даются очень тяжело, – печально сообщил он. – Не могу же я бегать на своих двоих, на такси – разорюсь в два счета, а собственная машина неудобна тем, что не всегда успеваешь добежать до нее. Надо все время крутиться поблизости.

– Тебе что-нибудь надо от меня или ты просто тренируешься?

– Я хотел выяснить, достаточно ли вы сметливы, чтобы можно было поговорить с вами.

– Я ужасно сметливый, – сказал я. – Тебе будет просто стыдно, если ты не поговоришь со мной.

Он настороженно огляделся, вытащил маленький бумажник из свиной кожи и оттуда – милую, новенькую визитку. На ней значилось: «Джордж Ансон Филипс. Частные расследования. 212 Сенеджер-Билдинг, 1924, Норт Вилкокс-авеню, Голливуд». В верхнем углу карточки был нарисован широко раскрытый глаз с очень длинными ресницами и удивленно поднятой бровью над ним.

– Не имеешь права. – Я указал на глаз. – Это эмблема Пинкертона. Ты отбиваешь у них хлеб.

– Ох, черт, – вздохнул он. – Та малость, что я заработаю, не разорит их.

Я пощелкал ногтем по карточке, попробовал ее на зуб и опустил в карман.

– Моей визиткой интересуешься – или досье на меня уже собрано полностью?

– О, я о вас все знаю, – сказал он. – Я был депутатом в Вентуре, когда вы вели там дело Грегсона. Грегсон был мошенником из Оклахомы, за которым одна из его жертв гонялась по всей Америке в течение двух лет. В конце концов, Грегсон издергался настолько, что пристрелил дежурного на станции обслуживания, ошибочно принявшего его за своего знакомого. Мне казалось, это все было очень давно.

– И дальше?

– Я вспомнил вас, когда случайно увидел ваше имя на номерном знаке сегодня утром. После того как я потерял вас по дороге в город, я просто нашел вас по справочнику. И хотел зайти поговорить с вами, но это было бы грубым нарушением секретности моей работы. Я как-то не смог.

Еще один чудак. Итого трое за день, не считая миссис Мердок, которая может оказаться из этой же породы.

Я подождал, пока он снимет черные очки, протрет их, наденет и снова зорко оглядится по сторонам. Потом он сказал:

– Мне кажется, мы могли бы заключить соглашение. Так сказать, объединить наши силы. Я видел, как сегодня к вам заходил один человек. Насколько я понял, он нанял вас.

– Вы знаете его?

– Я слежу за ним, – сказал Ансон упавшим голосом. – И совершенно безрезультатно.

– Что он вам сделал?

– Ну… меня наняла его жена.

– Развод?

Он осторожно осмотрелся по сторонам и тихо произнес:

– Она так говорит. Но я сомневаюсь.

– Они оба хотят развода, – сказал я. – И каждый пытается уличить в чем-нибудь другого. Смешно, правда?

– Похоже, у меня не все ладно. За мной по пятам ходит один тип. Очень длинный, со странным глазом. Один раз я улизнул от него, но потом он снова появился. Очень длинный тип. Как фонарный столб.

Длинный, со странным глазом. Я задумчиво курил.

– Это имеет какое-то отношение к вам? – слегка встревоженно спросил молодой человек.

Я покачал головой и швырнул окурок в урну.

– Никогда не видел такого. – Я взглянул на часы. – Давай-ка лучше встретимся и обсудим все подробно. Сейчас я не могу. У меня деловая встреча.

– Да, да, – сказал он. – Я очень хотел бы.

– Решено. Мой офис, моя квартира, твой офис – где?

Он поскреб плохо выбритый подбородок хорошо обгрызенным ногтем.

– Моя квартира, – наконец сказал он. – В телефонной книге ее нет. Дайте-ка мне визитку на минутку.

Он положил ее на ладонь и, высунув язык, принялся что-то медленно корябать на обороте металлическим карандашиком. Он становился моложе с каждой минутой. Теперь ему на вид было не больше двадцати, хотя должно было быть больше, так как делом Грегсона я занимался лет шесть назад.

Парнишка убрал карандашик и вручил мне визитку. На ней был написан адрес: «204, Флоренс-Апартментс, 128, Курт-стрит». Я с любопытством взглянул на него:

– Курт-стрит на Банкер-хилл?

Он залился краской до самых ушей.

– Конечно, не слишком шикарно, – торопливо сказал он. – Последнее время я был не при деньгах. Вы что-нибудь имеете против?

– Нет, почему?

Я встал, протянул ему руку. Он потряс ее и отпустил. Я сунул руку в карман брюк и вытер ладонь о лежавший там носовой платок. Приглядевшись, я увидел капельки пота над его верхней губой и у крыльев носа. Было очень жарко.

Я пошел было прочь, но повернулся и чуть наклонился к его лицу:

– Да, кстати, это – высокая блондинка с беспечными глазами?

– Я бы не сказал, что с очень уж беспечными.

Я и бровью не повел.

– Только между нами: ведь вся эта суета с разводом – чушь собачья. Тут ведь что-то кроется, верно?

– Да, – тихо сказал он. – И что-то, что с каждой минутой, когда я об этом думаю, не нравится мне все больше. Вот. – Он вытащил из кармана какой-то предмет и сунул мне в руку. Это был ключ.

– Чтобы вам не ждать в холле, если вдруг меня не окажется. Когда примерно вы подъедете?

– Теперь, похоже, около половины пятого. Ты уверен, что хочешь дать мне этот ключ?

– Ну, как же, мы ведь теперь заодно. – И он посмотрел на меня снизу вверх так невинно, как только можно посмотреть сквозь черные очки.

На выходе я оглянулся. Он мирно сидел в кресле с потухшим окурком в зубах, и ядовито-желтая ленточка на его шляпе была скромна и непритязательна, как реклама сигарет на последней странице воскресного выпуска «Ивнинг Пост».

Теперь мы были заодно. Значит, я не могу надуть его. Вот так-то. Я могу открыть своим ключом дверь его квартиры, войти и чувствовать себя как дома. Я могу надеть его шлепанцы и пить его ликер, и поднять его ковер и пересчитать тысячедолларовые банкноты под ним. Теперь мы были заодно.

7

В Белфонт-Билдинг было восемь этажей, занятых всякой незначительной всячиной. Здание было зажато между большим комиссионным магазином серо-зеленого цвета и трехэтажным гаражом, который ревел и рычал, как вольер для львов в часы кормления. В темном узком вестибюле было грязно, как в курятнике. В висящем на стене из поддельного мрамора списке съемщиков было много пустых мест.

Из двух лифтов с раздвигающимися решетками работал только один, да и тот не был перегружен работой. Внутри него на деревянном стуле сидел старик с отвисшей челюстью и водянистыми глазами. Казалось, он сидит там со времен Гражданской войны, из которой вышел к тому же весьма потрепанным.

Я вошел в лифт и сказал: «Восьмой». Старик с трудом задвинул решетки, и лифт, трясясь и грохоча, пополз вверх. Старик дышал так тяжело, будто волок его на собственной спине.

Я вышел на восьмом этаже и пошел по коридору, а старик за моей спиной высунулся из лифта и звучно высморкался в полную мусора картонную коробку.

Офис Элиши Морнингстара находился в самом конце коридора, напротив двери черного хода. На одной из стеклянных створок двери черными полуосыпавшимися буквами значилось: «Элиша Морнингстар. Нумизмат». На другой створке было написано: «Вход».

Я повернул ручку и вошел в крохотную узкую комнатку с двумя окнами. В ней находились: покосившийся столик для пишущей машинки, несколько стенных шкафов с тусклыми монетами в специальных футлярчиках, под каждой из которых желтела табличка с машинописным текстом, два коричневых шкафа для хранения документов. Занавесок на окнах не было, а пыльный серый ковер был так затерт, что дыры на нем были почти незаметны.

Внутренняя дверь рядом с покосившимся столиком, стоявшим напротив шкафов, была открыта, и из-за нее доносились невнятные звуки, какие обычно производит абсолютно ничем не занятый человек. Потом раздался сухой голос Элиши Морнингстара:

– Проходите, прошу вас. Проходите.

Я прошел. Кабинет был также невелик, но хламу в нем было гораздо больше. Комнату почти перегораживал огромный зеленый сейф; за ним, напротив двери, стоял громоздкий старый стол красного дерева, на котором покоились какие-то книги, истрепанные старые журналы и горы пыли. Окно на противоположной стене было приоткрыто на несколько дюймов, но для того чтобы проветрить помещение, этого было явно недостаточно. На вешалке висела засаленная фетровая шляпа. В трех небольших витринах у стены тускло мерцали монеты. В середине комнаты стоял темный стол с обтянутой кожей столешницей. Кроме обычного для письменных столов хлама на нем находились ювелирные весы под стеклянным колпаком, две лупы в никелированной оправе и ювелирный монокль, лежащий рядом со скомканным носовым платком в чернильных пятнах.

Во вращающемся кресле у окна сидел старик в темно-сером пиджаке с огромными лацканами и невообразимым количеством пуговиц на груди. Его спутанные седые волосы были достаточно длинными для того, чтобы щекотать мочки ушей. Посредине головы бледно-серая лысина неясно вырисовывалась среди серебристого пуха, как одинокая скала в тумане. Торчащие из его ушей густые пучки волос вполне могли служить ловушками для мошек.

У старика были острые черные глазки, под каждым из которых висел красно-коричневый мешочек, разукрашенный сетью морщинок и кровеносных сосудов. Щеки его лоснились, а короткий острый нос выглядел так, как будто в старые добрые времена частенько совался не в свои дела. Над воротничком, который не взяли бы в стирку ни в одной приличной прачечной, нависал костлявый кадык, а маленький жесткий узелок галстука походил на настороженную мышь, выглядывавшую из норы.

– Моя секретарша ушла к зубному врачу, – сообщил старик. – Вы мистер Марлоу?

Я кивнул.

– Садитесь, прошу вас. – Худой рукой он указал на кресло. – Полагаю, у вас есть при себе какое-либо удостоверение.

Я дал ему визитную карточку. Пока он читал, я принюхивался к исходящему от него сухому затхлому запаху.

Он прочел и положил карточку на стол, а на нее – сложенные вместе ладони. Ничего в моем лице не ускользнуло от его проницательных черных глазок.

– Итак, мистер Марлоу, чем могу быть полезен?

– Расскажите мне о дублоне Брэшера.

– Ах да, – сказал он. – Дублон Брэшера. Интересная монета. – Он поднял ладони и сложил кончики пальцев вместе, как старомодный домашний учитель, готовящийся углубиться в дебри грамматики. – В некотором роде самая интересная и ценная из всех ранних американских монет. Как вам, наверное, известно.

– Из всего того, что мне не известно о ранних американских монетах, можно составить энциклопедию.

– Да ну? – сказал он. – Да ну? Вы хотите, чтобы я просветил вас?

– Именно потому я здесь.

– Это золотая монета, примерно такого же диаметра, как и полдоллара. Почти такого же. Она была изготовлена в штате Нью-Йорк в тысяча семьсот восемьдесят седьмом году. Но ее долго не чеканили, впервые начали в тысяча семьсот девяносто третьем в Филадельфии. Дублон изготовлен, скорей всего, путем формовки под давлением частным ювелиром по имени Ефраим Брэшер. Обычно это имя пишется и произносится как Брэшиар. Но на монете значится Брэшер. Почему – я не знаю.

Я сунул в зубы сигарету и зажег ее, решив, что она сможет слегка забить сухой затхлый запах.

– Что такое формовка под давлением?

– Из стали изготавливались две половинки формы, с углубленным изображением, конечно. Между ними зажимались золотые пластинки, и все это клалось под тяжелый пресс. Ребра монет не обрабатывались. В тысяча семьсот восемьдесят седьмом году станков для этого не было.

– Довольно медленный процесс, – заметил я.

Он кивнул заостренной кверху седой головой.

– Именно. И, поскольку в то время сталь еще не умели закаливать как следует, форма изнашивалась со временем и регулярно заменялась. Отсюда – видимые при ближайшем рассмотрении различия в изображении на монетах. Вообще говоря, можно с уверенностью сказать, что среди них нет двух одинаковых. Я ясно излагаю?

– Да, сказал я. – Пока что. Сколько существует в природе таких монет и какова их стоимость?

Он легонько похлопал ладонями по столу:

– Сколько их существует в природе, не знаю. И никто не знает. Несколько сотен, тысяча, может быть больше. Но среди них очень мало так называемых незатертых экземпляров, не бывших в обращении. В руках знающего перекупщика такой экземпляр может легко потянуть тысяч на десять – или даже больше. Но у него, конечно, должна быть родословная.

– Ага, – я медленно выпустил дым и помахал рукой, отгоняя его от старика. Он не был похож на курильщика. – А без так сказать родословной и знающего перекупщика – сколько?

Он пожал плечами.

– Отсутствие родословной может означать, что монета добыта нечестным путем. Украдена или получена посредством жульнических махинаций. Это, конечно, не обязательно. Редкие монеты часто всплывают в неожиданных местах в неожиданное время. Их находят в старых сейфах или в потайных ящичках секретеров в старых английских домах. Правда, не часто. Но случается. Я знаю, что одна очень ценная монета была обнаружена в набитой конским волосом старой тахте, которую отдали в реставрацию. Эта тахта девяносто лет простояла в одной из комнат дома на Фолл-ривер в Массачусетсе. И никто не знал, как монета там оказалась. Но, вообще говоря, в случае отсутствия родословной подозрение в краже будет очень сильным. Особенно в нашем штате.

Он посмотрел в потолок отсутствующим взглядом. Я посмотрел на него взглядом не столь отсутствующим. Он выглядел как человек, которому можно доверить секрет – если это секрет его собственный.

Он медленно перевел глаза с потолка на меня и сказал:

– Пять долларов, пожалуйста.

– А? – переспросил я.

– Пять долларов, пожалуйста.

– За что?

– Не притворяйтесь наивным, мистер Марлоу. Эти сведения вы могли добыть в любой общественной библиотеке. Вы же предпочли прийти сюда и отнимать у меня время, заставляя излагать вам легкодоступную информацию. За это я беру пять долларов.

– Предположим, я не заплачу.

Он откинулся назад и закрыл глаза. Слабая улыбка заиграла в уголках его губ.

– Заплатите, – сказал он.

Я заплатил. Я вынул пятидолларовую банкноту из бумажника и приподнялся с кресла, чтобы аккуратно положить перед ним. Я погладил банкноту кончиками пальцев, как котенка.

– Пять долларов, мистер Морнингстар, – сказал я.

Он открыл глаза и посмотрел на банкноту. Он улыбнулся.

– А теперь давайте поговорим о дублоне Брэшера, который кто-то пытался продать вам.

Его глаза чуть расширились.

– О! А что, кто-то пытался продать мне дублон Брэшера? И зачем же им это понадобилось?

– Затем что они нуждались в деньгах, – сказал я. – И они не хотели, чтобы им задавали слишком много вопросов. Они знали или разузнали, что вы занимаетесь этими делами и что здание, в котором находится ваш офис, – это грязный притон, где может происходить все, что угодно. Они знали, что ваша контора расположена в самом центре коридора и что вы – весьма пожилой человек, который вряд ли станет совершать лишние телодвижения – по состоянию здоровья.

– Похоже, они знали очень много, – сухо заметил Элиша Морнингстар.

– Только то, что им было необходимо для дела. Так же, как вы и я. Тем более что разузнать все это несложно.

Он залез мизинцем в ухо, поковырялся там и извлек кусочек серы на ногте. Затем небрежно вытер палец о пиджак.

– И вы заключили это только потому, что я позвонил миссис Мердок и спросил, не продается ли дублон Брэшера?

– Именно. Она и сама так полагает. И это логично. Как я уже говорил, вы должны были знать, что монета не продается. Если вы мало-мальски ориентируетесь в этих делах. А я вижу, вы ориентируетесь.

Он чуть наклонил голову, не более чем на дюйм. Он не то чтобы улыбался, но выглядел довольным, насколько может выглядеть довольным человек в таком воротничке.

– Вам предлагают монету, – продолжил я, – при подозрительных обстоятельствах. И вы не прочь купить ее – но недорого. Но вы хотите знать, откуда она. Правда, если бы вы даже убедились, что монета краденая, то все равно купили бы ее, если бы смогли выторговать по дешевке.

– А я смог бы, да? – Он как будто несколько скис.

– Конечно, если вы толковый перекупщик. А я полагаю, вы именно такой. Покупая монету задешево, вы в то же время страхуете прежнего владельца от окончательной потери. Он всегда будет рад переплатить вам за возвращение дублона. Так всегда делается.

– Значит, Брэшер Мердока похищен, – резко сказал он.

– Не цитируйте меня, – попросил я. – Это страшная тайна.

Он чуть было не принялся ковырять в носу. Но вовремя спохватился. И вместо этого зажмурился и резким движением вырвал волосок из ноздри. Он поднес его к глазам и принялся внимательно рассматривать. Потом посмотрел мимо него на меня и спросил:

– А сколько даст хозяин за возвращение монеты?

Я подался вперед и подарил его туманным взглядом.

– Тысячу. А сколько дали вы?

– Мне кажется, вы очень смышленый молодой человек, – сказал старик. Потом он весь скривился, подбородок его затрясся, и грудь заколыхалась вперед-назад; раздались звуки, какие издает выздоравливающий после тяжелой ангины кочет, пытаясь кукарекать.

Мистер Морнингстар смеялся.

Потом смолк. Лицо его снова разгладилось, и глаза открылись – черные, хитрые, проницательные.

– Восемьсот, – сказал он. – Восемьсот за не бывший в обращении дублон Брэшера. – Он фыркнул.

– Чудненько. Монета при вас? Вы остаетесь при двухстах чистой прибыли. Удачное дельце: быстрый оборот, приличный доход – и никакой головной боли.

– Она не здесь, – сказал он. – Вы что, меня дураком считаете? – Старик вытащил из жилетного кармашка старинные серебряные часы на черной цепочке и скосил на них глаза. – Скажем, завтра в одиннадцать утра. Приходите с деньгами. Есть у меня монета, нету ли – но вы мне симпатичны, и я организую это дело.

– Договорились. – Я поднялся с кресла. – Однако мне еще надо получить деньги.

– Не новенькими банкнотами, пожалуйста, – почти мечтательно сказал он. – Двадцатидолларовыми бумажками. Если случайно попадется одна-другая пятидесятидолларовая – не страшно.

Я усмехнулся и направился к двери. На полпути я повернулся, подошел к столу и оперся на него ладонями.

– Как она выглядела?

Его взгляд стал пустым.

– Девушка, которая продала вам монету.

Его взгляд стал еще более пустым.

– О'кей, – сказал я. – Это была не девушка. У нее был сообщник. Как он выглядел?

Он поджал губы и снова сложил кончики пальцев вместе.

– Это был мужчина средних лет, коренастый, ростом около пяти футов семи дюймов и весом около ста семидесяти фунтов. Он представился Смитом. На нем был синий костюм, черные ботинки и зеленые рубашка и галстук. Из кармашка торчал коричневый носовой платок. Волосы темные с проседью. На макушке – лысина размером с долларовую монету, на щеке внизу – шрам длиной в два дюйма. Кажется, слева. Да, слева.

– Неплохо, – сказал я. – Как насчет дырки в правом носке?

– Я забыл снять с него ботинки.

– Вопиющая беспечность с вашей стороны.

Он ничего не ответил. Мы просто смотрели друг на друга – пытливо и немного враждебно, как новые соседи. Потом он снова рассмеялся. Пять долларов, что я дал ему, так и лежали на столе перед ним. Я быстро протянул руку и взял их.

– Они вам не понадобятся, – сказал я, – раз уж речь зашла о тысячах.

Он резко оборвал смех. Потом пожал плечами.

– Завтра в одиннадцать, – сказал он. – И без фокусов, мистер Марлоу. Не думайте, что я не сумею защитить себя.

– Надеюсь, сумеете, – ответил я. – Потому как играете сейчас с огнем.

Я прошел в пустую приемную, открыл дверь и закрыл ее, не выходя из комнаты. В коридоре должны были раздаться мои шаги, но его дверь была закрыта, а каучуковые подошвы моих ботинок не производили много шума. Я надеялся, что он это запомнил. Я прокрался по истертому ковру к столику секретарши и встал за дверью в кабинет старика. Детский прием, но иногда срабатывает – особенно после длительной беседы, полной цветистых фраз и тонкого юмора. А если не сработает, мы просто еще раз поскалимся друг другу.

На сей раз сработало. Некоторое время в кабинете ничего не происходило, разве что мистер Морнингстар высморкался. Потом он снова радостно заклекотал, как простуженный кочет. Потом откашлялся. Потом скрипнуло вращающееся кресло и послышались шаги.

Из-за двери на два дюйма высунулась грязная седая голова. Она замерла на несколько мгновений; я тоже замер – на несколько мгновений. Потом голова исчезла, и на кромке двери появились четыре пальца с нечистыми ногтями, которые потянули ее за собой. Дверь со щелчком закрылась. Я перевел дух и прижался ухом к деревянной панели.

Снова скрипнуло вращающееся кресло. Застрекотал диск телефона. Я прыгнул к столу секретарши и поднял трубку смежного телефона. На другом конце провода слышались гудки. Я насчитал их шесть. Потом ответил мужской голос:

– Да?

– Флоренс-Апартментс?

– Я бы хотел поговорить с мистером Ансоном из двести четвертого.

– Оставайтесь на связи. Я посмотрю, дома ли он.

Мы с мистером Морнингстаром оставались на связи. В трубке слышался рев радио – транслировали бейсбольный матч. Радио находилось где-то далеко от телефона, но шум производило порядочный.