Текст книги "Бесконечность"

Автор книги: Рейчел Уорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Сара

– А где Мия? – спрашивает Марион. – Разве Мии нет на рисунке?

Поднимаю на нее глаза. Она все еще строчит, поглядывая на Мию, точно на зверюшку в зоопарке.

Я изо всех сил пытаюсь не показать этого, но внутри у меня все бурлит. Мия видит то же, что видела Вэл. Рехнуться можно. Будь Адам здесь, он бы сразу разобрался, что к чему. Тут все непросто. Нет, это поразительно. Поразительно.

Мия замирает с мелком в руке. Видно, что она колеблется: с одной стороны, ей неприятно присутствие Марион, ей не хочется реагировать на ее вопросы; с другой – она только что открыла для себя рисование и хочет рисовать дальше.

– Не останавливайся, – говорю. – На твоем рисунке кое-кого нет, верно? Без тебя мы не семья. Нарисуй себя. Нарисуй Мию.

Она смотрит на мелки, и ее ручка надолго зависает над футляром. Затем она оглядывается на меня, безмолвно моля о помощи.

– Не знаешь, какой выбрать цвет? – мягко спрашиваю я.

Она качает головой.

– Просто выбери любой. Выбери самый симпатичный цвет. – Я достаю желтый мелок. – Как тебе вот этот? Желтый, как солнечный свет. Как твои волосы. – Вручаю ей мелок и ерошу ее золотистую шевелюру.

Марион неодобрительно цокает языком.

– Не надо ее направлять, – говорит она.

Злобно смотрю на нее:

– Я не направляю, а помогаю.

Мия рисует желтую картофелину рядом с первыми двумя.

– Что еще, Мия? – пристает Марион.

Мия кладет мелок, поднимает рисунок и отдает его мне. Я обнимаю ее и целую в щечку.

– Очень красиво. Давай повесим его на стену в комнате?

– Если вы не возражаете, я сниму копию.

Не успеваю я ответить, Марион выхватывает у меня рисунок и выбегает за дверь. Мия плачет, и я не обвиняю ее – я сама поражаюсь наглости этой назойливой дряни. Кто, ну кто так хватает детский рисунок и убегает с ним как угорелый!

Поворот ключа в замке напоминает мне, что никакая это не переговорная комната. Просто еще одна камера. У меня засосало под ложечкой, к горлу подкатила тошнота. Я не вынесу еще одной ночи в этом месте. Оно убьет меня. Мы с Мией должны выбраться отсюда.

– Ей тоже понравился твой рисунок, – объясняю Мии, пытаясь загладить грубость Марион. – Это здорово, правда? Хочешь нарисовать еще один, пока мы ждем ее?

Но Мия устала. Она протягивает мне мелок.

– Мама, теперь ты, – говорит она.

Она поднимает куклу и сворачивается клубком на диване. Я провожу рукой по ее волосам, она закрывает глаза и кладет большой палец в рот. Вскоре ей надо будет рисовать и еще кое-кого – братишку или сестренку.

– Мия, Мия, солнце-Мия, что же в будущем нас ждет? – Негромко говорю я, и получается подобие песенки. Чем-то похоже на «Мэри, Мэри»: «Мэри, Мэри, у нее все не так как у людей: в цветнике ее не розы, а ракушки из морей. А в саду колокола из литого серебра. И скажите, где еще видели вы сад, чтоб красавицы на грядках вырастали в ряд?» [2]2
  Английская детская потешка «Магу, Mary , quite contrary …».


[Закрыть]

Постепенно ее дыхание становится более глубоким и ровным. Она не спит, но вот-вот уснет.

«Мама, теперь ты».

Я все еще сжимаю в ладони черный мелок, который мне дала Мия. Медленно, почти мучительно, я беру с журнального столика новый листок бумаги. Долго смотрю на него. Мне непривычно и странно видеть такую белизну. Целых два года в моей жизни не было ни минуты для того, чтобы порисовать. Только выживание. И вот теперь я даже не знаю, с чего начать.

Не раздумывая, начинаю делать набросок: изгиб спины, мягкий ореол волос, профиль лица. Все вокруг точно перестает существовать. Часть меня, можно сказать, умерла на два года, но сейчас воскресает. Несколько линий – и вот она, моя девочка. Моя дочь. Ее первый портрет. Боже мой, как я скучала по этому.

Откладываю портрет в сторону, беру новый листок и начинаю просто водить по нему мелком. Пытаясь не подключать голову, позволяю руке делать то, что она хочет, экспериментирую с линией и формой, штриховкой, светом и тьмой. Рисую абстракцию.

Мия садится и смотрит на мой рисунок.

– Штоито? – спрашивает она.

Я смотрю на то, что нарисовала, и в груди все сжимается.

Никакие это не случайные формы и линии. Моя «абстракция» – это пейзаж, игра света и тени в кронах деревьев и перелесков. А на переднем плане – темные каменные плиты.

– Штоито, мама? – повторяет Мия.

– Ничего, просто узоры, – отвечаю, но на самом деле это не просто узоры, а нечто большее.

Намного большее. Это место я уже видела.

То самое место, где происходило действие моего кошмара.

Место, где я теряю Мию.

Адам

– Я же говорю, устал. Вы сказали, что я смогу увидеть Сару. Я хочу видеть ее.

Ньюсам смотрит на Савла. Зуб даю, он хочет, чтобы Савл сказал «нет», но Савл поднимается на ноги.

– Да, – говорит он. – Я думаю, это может помочь.

– Вы уверены, Савл? – вмешивается врач. – Он еще о многом нам не сказал. Мне кажется, надо провести несколько дополнительных сеансов, причем немедленно.

– Ньюсам, мы же договорились. Адам сдержал свое обещание. Развяжите его. Я отведу тебя к ней, – говорит он.

– Сейчас?

Внезапно мне делается не по себе. А если я не узнаю ее? Если облажаюсь? А если она не хочет видеть меня?

Он улыбается:

– Да, Адам, сейчас. Идти можешь?

Отталкиваюсь руками от подлокотников и пытаюсь подняться. Встав на ноги, я понимаю, что не чувствую их. Начинаю падать.

Савл ловит меня и не дает упасть. Я рад, что он поймал меня, но в такой близости от него начинаю нервничать. Когда он ставит меня на ноги и наши взгляды встречаются, мучительность его смерти захлестывает меня еще сильнее, она настолько жестока, что я начинаю задыхаться и складываюсь пополам, как перочинный ножик.

– Привезите кресло, – обращается он к одному из белых халатов.

Тот выбегает за дверь и возвращается с инвалидным креслом.

С ужасом смотрю на него. Я не калека.

– Не надо.

– Адам, – говорит Савл, – вчера ты слетел с мотоцикла на скорости сорок миль в час. Ты чудом выжил. Садись.

Он давит мне на плечо, почти вынуждая сесть. Ноги подкашиваются, и я падаю на сиденье.

– Я позову санитара, – говорит Ньюсам.

– Нет, я сам повезу, – отказывается Савл.

Ньюсам смотрит на него, как на сумасшедшего.

– Какие-то проблемы? – отрывисто спрашивает Савл.

Врач поднимает руки:

– Никаких.

Он отворачивается, делая вид, что погружен в чтение диаграмм и показателей.

Савл выкатывает меня из комнаты в коридор. Можно подумать, что мы находимся в больнице, только я в жизни не видел таких больниц. За дверью стоят два охранника. Они устремляются за нами, но Савл отрицательно качает головой. Ничего не поняв, те возвращаются на места.

Серые стены, бетонный пол. Если нам по пути и встречаются люди, то это солдаты, в униформе и с оружием.

– Где мы, черт побери? – спрашиваю Савла.

– Это самое безопасное место в Англии, – говорит он, но ничего не объясняет.

В голове снова звучит голос Ньюсама: «Вы можете помогать нам… или исчезнуть».

– Безопасное для кого?

– Безопасное для меня, для нас. Ты ведь хочешь быть одним из нас, не так ли?

Оставляю его вопрос без ответа. Я более чем уверен, что не хочу быть одним из них, но лучше лишний раз не раздражать его, особенно сейчас. В этом кресле я беспомощен. Савл здесь типа начальник, его слово для всех закон. И мне почему-то кажется, что сейчас он на моей стороне. Он помогает мне. На миг я задумываюсь, зачем он это делает… но в голове сейчас слишком много других вопросов, требующих ответа. «Это мерцающее число, нечеловеческая боль, которая сопровождает его… Очень странно».

– Ньюсам спросил о своем числе, – говорю, – а вы нет. Разве вы не хотите знать?

– Нет, – говорит он. – Не хочу.

– Я вас понимаю, – говорю. – Я бы не хотел.

– Смерть меня не пугает, – отвечает он. – Пусть другие боятся.

– Вот поэтому я и стараюсь никому не говорить. Это то же самое, что зачитывать смертный приговор.

– Похвально, – одобряет Савл. – Ты не хочешь причинять людям боль. Это я понимаю. Но нет ничего страшного в том, чтобы называть числа тем, кто о них спрашивает. Более того, если ты это делаешь по правильным соображениям, это даже необходимо.

– По правильным соображениям? Вы имеете в виду тот случай, когда я пытался предупредить людей о землетрясении?

– Именно. Ты можешь помочь многим людям, Адам. Ты должен помогать. Это твой моральный долг.

– Мне не кажется, что помогать избранным – это нравственно. По-моему, это несправедливо.

– Но у нас физически нет возможности помочь всем, Адам. Люди все равно умрут, и больше мы ничего не знаем. Ты сможешь уменьшить число смертей, если будешь помогать нам решать, кто больше всего выиграет от нашей поддержки.

Мой разум изранен и ушиблен так же, как и тело. Я не могу спорить с ним – сил не хватает.

– Слишком тяжело, Савл. Слишком большая нагрузка для меня.

Он останавливается, обходит коляску и приседает на корточки напротив меня. Неужели опять будет прессовать?

– У каждого из нас на плечах тяжелая ноша, – произносит он. – Я считаю, что жизнь никогда не ставит перед нами таких задач, с которыми мы не можем справиться. Кому-то приходится туже, чем другим. Такова жизнь.

Его глаза светятся так ярко, будто в них горит огонь. Мне ничего не остается, кроме как смотреть на него, слушать его. Его число ослепляет меня, пронзает своей болью. Почему его смерть причиняет такую бездонную боль? 1622029. Вдруг у меня в голове вспыхивает другое число. 1222029. И парень, лежащий на дороге в луже крови. Где это было? Кто это был? Какое сегодня число?

– Тебе, Адам, тоже выпала очень и очень тяжелая ноша. Способность видеть смерть. Ты можешь воспользоваться ею. У тебя хватит сил. Я хочу, чтобы ты работал со мной, был моей правой рукой. Я помогу тебе справиться с нагрузкой. Я понимаю, Адам. Понимаю. – Он кладет руку поверх моей. – Ты со мной, Адам?

Что-то в его голосе, его внешности вызывает у меня желание сказать «да». Он был бы влиятельным другом. И опаснейшим врагом. В то же время есть что-то еще, что не дает мне покоя и не позволяет поддаться на его уговоры. Башку сносит.

Он заметил, что я в нерешительности. Похлопывает меня по руке и встает.

– Не торопись с ответом. Подумай. Мы еще вернемся к этому разговору. – Он смотрит на дверь, к которой привез меня. – Ну что, хочешь с ней увидеться?

Уже? Так быстро? Она там? Сара. Мое сердце стучит так, что вот-вот выскочит из груди. Я разом забываю о своем двояком отношении к Савлу и пытаюсь вспомнить, как выглядит Сара. Лицо помню, прикосновение моей ладони к ее талии, когда мы сидим у костра, тоже помню. Все остальное – пустота. О господи, ну почему я не моту ее вспомнить?

«Нет. Не сейчас. Мне нужно еще время».

– Да, – говорю. – Да, хочу.

Охранник отдает честь и отпирает дверь. Савл входит и закрывает дверь за собой. Я сейчас сдохну от беспокойства. Почему он не ввез меня туда сразу же? Что он там делает? Сара действительно там или меня ждет подстава?

Я не готов.

Но я хочу видеть ее. Хочу видеть свою девушку.

Сара

Раздается резкий стук в дверь, затем в замке поворачивается ключ. Я начинаю ненавидеть этот звук.

Что на этот раз? Наверно, снова Марион с кучей новых глупых вопросов.

Сую рисунок Мии и собственный набросок ночного кошмара под матрац. Не могу думать о нем и о том, что он означает. Не хочу думать. Я должна думать лишь о том, как выбраться отсюда.

Это не Марион, а Савл.

У меня сводит живот. Что ему нужно?

Мия реагирует еще более бурно: перелезает через кровать и бросается на пол. Вжимается в крошечное пространство между кроватью и стеной.

– Мия!

Закрывает ладошками лицо.

– Дядя бяка… – хныкает она.

Я поворачиваюсь к нему. Он закрывает за собой дверь. Комната немедленно сужается, сжимается. Мечта клаустрофоба.

– Где Адам? – спрашиваю.

– И тебе добрый день, – глумится Савл.

Он меня бесит. Меня в жизни никто так не бесил.

– Адам здесь. Я привез его из медицинского крыла.

– Здесь?

Пытаюсь прорваться мимо него к двери. Он преграждает мне дорогу, кладет руку мне на плечо, и я в ужасе цепенею от этого прикосновения.

– Сначала выслушай небольшое предупреждение, Сара.

– Предупреждение? Вы собираетесь угрожать мне, потому что…

Он поднимает руку с моего плеча и ставит указательный палец перед моими губами.

– Ш-ш, – говорит он.

Отдергиваю голову, чувствуя, как в горле встает желчь.

Он ухмыляется:

– Дело не в тебе, а в Адаме. Он очень сильно ударился вчера. В результате – небольшая потеря памяти.

– Что… что это значит?

– Появились пробелы в памяти, и он, возможно, не все помнит о тебе, о ваших отношениях, о ребенке. В общем, тебе может показаться, что у него с головой не все ладно.

Мне страшно.

– Неужели у него поврежден головной мозг?

Он фыркает:

– Не надо так драматизировать. Он ударился головой, но сейчас уже почти полностью пришел в себя. Просто не теряй здравого смысла. Не ожидай слишком многого.

Он открывает дверь. За ней инвалидное кресло. Савл вкатывает его в комнату. Я не могу двинуться с места, ноги вросли в пол. Зато Мия долго не раздумывает. Она вылезает из своего укрытия, проносится мимо меня и запрыгивает Адаму на колени.

– Эй! Эй! Это что такое? – Он сжимает ее плечи и отводит от себя на расстояние вытянутой руки.

– Па-па-а! – вопит она, вырываясь. – Па-па-а, больно!

Она начинает плакать. На глазах выступают слезы и катятся по щекам.

Смотрю на его лицо и понимаю ужасную правду: он не помнит, кто она. Земля разом уходит из-под ног. Никогда бы не подумала, что такое может случиться, но оказалось…

Затем он смотрит на нее, по-настоящему смотрит, и выражение его лица меняется. Он нахмурился, почти насупился.

– Бабуля?.. – шепчет он.

Ужас какой, он увидел число. Он помнит, чье это было число.

Возле двери кто-то с шумом втягивает воздух. Я резко поворачиваюсь и вижу Савла, прислонившегося к дверному косяку.

– Как я и говорил, – бормочет он, – контузило.

Его острые черные глаза смотрят на Адама, затем переключаются на Мию. В них появляется новое выражение, и оно мне не нравится. Еще больше холодной расчетливости, чем когда-либо прежде. Он слышал, что сказал Адам? Он понимает, что это означает? От того, как Савл смотрит на Мию и Адама, у меня внутри все переворачивается.

Мия и Адам…

Адам и Мия…

Дар Адама превратил его в мишень, в лакомый кусок. Неужели и Мию ждет то же самое? Впрочем, кроме нас с Адамом, никто не знает, что ее число изменилось…

Надо, чтобы Савл убрался отсюда, пока Адам еще чего-нибудь не сказал.

Адам

В комнате ребенок, девочка. Я не знал, что у нас есть ребенок. Она бросается ко мне, утыкается лицом мне в колени, цепляется руками за мою одежду. Такое ощущение, что на меня нападают. Стаскиваю ее с себя и отстраняю. Она совсем крошка, я не хочу пугать ее, но еще меньше я хочу, чтобы эта маленькая незнакомка, шумная и липкая, ползала по мне.

И тут наши глаза встречаются.

Ее глаза голубые, как летнее небо. Внутри мерцает ее число.

2022054.

Оно дрожит у меня в голове, и я вдруг ощущаю запах сигаретного дыма, вспоминаю другую пару глаз, глаз настолько властных, что, стоит им взглянуть на тебя, ты не вырвешься, пока они сами не отпустят тебя. Это моя бабуля, Вэл. Что происходит? Не понимаю.

– Бабуля?..

За моей спиной кто-то делает вдох.

А теперь мои руки сжимают другие руки, и я вижу еще одну пару глаз. Таких же голубых и пронзительных, как у девочки. Но число другое. Оно наполняет меня теплом, и каждая клетка моего тела начинает светиться.

2572075.

– Сара.

Как я мог забыть?

Я вспомнил ее. Вспомнил ее жизнь, ее прошлое, нашу жизнь вместе. Я знаю, что она любит меня. Я знаю, что люблю ее. И я знаю, кто эта девочка. Наша дочь. Ее зовут Мия.

Я испытываю неимоверное облегчение.

– Все хорошо, – произносит она, и я верю ей.

Ее число говорит мне, что в конце концов все будет хорошо. Что бы ни происходило с нами сейчас, мы пройдем через это. Мы будем вместе.

– Вы не могли бы оставить нас? – говорит она Савлу.

В голосе ее слышится напряжение. Взгляд ее голубых глаз, смотрящих через мое плечо, тверд.

Повисает долгая пауза. На него я не смотрю, только на Сару. На мою девушку.

– Конечно. Не торопитесь. Хорошо вам… поболтать, – наконец говорит Савл.

Дверь закрывается. Ключ поворачивается в замке. В коридоре раздаются шаги, но вскоре они стихают. Все, он ушел. Мы остались наедине.

Озираюсь. Мы заперты в камере с голыми стенами.

Провожу большими пальцами по плечам Мии.

– Мия, – говорю. – Привет, Мия.

Она перестает плакать и прижимает зареванное личико к моей щеке.

– Папа, – всхлипывает она.

– Да, это папа, – говорю.

Поднимаю ее и усаживаю к себе на колени. После такого неудачного начала я не обиделся бы, если бы она вырвалась и убежала от меня, но она не делает этого. Просто прижимается ко мне, зарывается в мое плечо. Я обнимаю ее. Она такая крошечная. Ее вьющиеся волосы щекочут мой подбородок. Я не знаю, что ей сказать, но сейчас слова не имеют значения. Мы просто сидим в обнимку, а Сара крепко держит меня за руку и не сводит с нас своих ярко-голубых глаз.

– Как ты? – спрашивает она спустя немалое время.

– Все болит. В памяти провалы. Не могу вспомнить, как я здесь оказался.

– А что помнишь?

– Мы сидим у огня. Вокруг люди. Мы в лесу.

– Это были Дэниэл и люди из его лагеря. Мы сидели, ели и болтали, а потом появился Савл. То есть ты не помнишь, ни как он приехал, ни как забрал Мию?

– Он забрал Мию?

– Да. Байки тоже не помнишь?

– Байки? В смысле велосипеды?

– Нет, мотоциклы. Огроменные мотоциклы. Ты ударился, когда слетел с мотоцикла.

Пытаюсь что-то вспомнить, найти эти недостающие страницы своей жизни, но ни черта не получается.

– Память вернется, – утешает Сара, поглаживая мою руку. – Постарайся не тревожиться об этом. Сейчас ты здесь. Ты в безопасности, но… – она делает паузу, – это место небезопасно, Адам. Мы должны выбраться отсюда.

– Савл говорит, здесь безопасно.

– Савл? Что ты знаешь о нем, Адам? – морщится Сара.

Я долго думаю, что ответить.

– Он… сильный. Люди слушаются его, делают то, что он велит. Он приказал им прекратить допрашивать меня, он привез меня к тебе.

Она отводит взгляд и внимательно смотрит на свои ногти. Затем снова встречается со мной глазами.

– Он убийца, Адам. Он убил одного из своих помощников, а потом выстрелил Дэниэлу в ногу.

Он застрелил своего помощника. Парень, лежащий на дороге. Это и есть то убийство, в котором Ньюсам обвинил меня? Тогда почему Савл промолчал? Спасал свою шкуру?

На миг я теряю дар речи.

– Нет, – говорю наконец. – Не верится…

Не договорив, я вспоминаю темные глаза, которые как будто полыхают, вспоминаю мерцающее число…

«Я хочу, чтобы ты работал со мной, был моей правой рукой…»

Этот человек похитил мою дочь и мою девушку, выстрелил в моего друга? Но тогда зачем он принял мою сторону и выступил против Ньюсама? Я с трудом возвращаюсь в настоящее, затем опять пытаюсь воскресить в памяти прошлое.

– Расскажи подробнее.

– Это случилось, когда у нас похитили Мию. Дэниэл пытался помочь нам…

На мгновение передо мной встает лицо бородатого мужчины, стоящего на дороге. Друг. В его руках пистолет. Он во что-то стреляет… Все, исчезла картинка.

– Не помню, Сара. Почему я не могу вспомнить?

Хлопаю себя ладонью по лбу.

Мия поворачивается и смотрит на меня широко раскрытыми встревоженными глазами. Она слезает с моих коленей и садится рядом с Сарой.

– Чего еще я не знаю? – Я смотрю на Сару, и еще одна деталь головоломки встает на место: два паренька, смеющихся у огня. – Мальчишки. Твои братья.

Ее глаза наполняются слезами.

– Надеюсь, о них позаботятся. Они в лагере с друзьями Дэниэла. Но я не знаю наверняка. Мы должны вернуться к ним.

Я чувствую, что схожу с ума. Снова хлопаю себя по голове.

– Что это за место? Почему мы здесь?

Хлоп, хлоп, хлоп.

Не помогает. Движение и звук только нервируют меня, но и остановиться я тоже не могу.

– Адам! А ну прекрати! Адам!

Трясу головой, пытаясь вернуть мысли на место. Я слышу страх в ее голосе, но не могу остановиться.

– Адам! Посмотри!

Сара подносит что-то к моему лицу, пытаясь отвлечь меня.

– Посмотри сюда.

– Что это?

Из-за Сары выглядывает улыбающаяся Мия.

– Рисунок Мии, – говорит она. – Мия сделала.

Сара тоже улыбается:

– Спорим, ты поймешь, что это, если внимательно посмотришь.

На рисунке пять кругляшей разного цвета. Два больших, один красный, другой синий с розовым, и три поменьше, один зеленый, один оранжевый и один, совсем маленький, – желтый. Я с первого взгляда понимаю, что это семья, семья кругляшей. И вдруг до меня доходит. В голове как будто гром гремит, а вместе с ним взрывается фейерверк. Это наша семья. Я, Сара, Мия и мальчики.

– Это мы, – говорю. – Ты правда нарисовала это?

Мия кивает, сияя, слишком гордясь собой, чтобы произнести хоть слово.

– Удивительно.

Обнимаю ее и крепко прижимаю к себе.

– Адам, – медленно говорит Сара, – помнишь, твоя бабушка говорила, что видит мою ауру?

– Папа, – говорит Мия, указывая на красный круг, затем на сине-розовый, – мама.

Смотрю на Мию, потом опять на рисунок. Почему она выбрала именно эти цвета? Я присвистываю.

– Она видит их, да? – говорю. – Это у нее от Вэл.

Вот это да. По лицу Сары я понимаю, что она думает так же.

– У Мии ее число, Сара, и ее дар. Она тоже видит ауры.

Перевожу взгляд на Мию, и ее число не дает мне покоя. Крошечная, хрупкая девчурка с чужим числом. Смерть, которая была бы под стать бабуле, но совершенно не подходит Мии. Она – живое доказательство того, что в ту огненную ночь произошло нечто поразительное и жуткое. Все мое тело покрывается гусиной кожей, и тот вопрос, который мучил меня прежде, вновь напоминает о себе.

Бабуля сама отдала ей свою жизнь и свой дар?

Или Мия забрала их у нее?

Может ли она забирать у людей числа и жизни?