Текст книги "Операция «Перфект»"
Автор книги: Рейчел Джойс
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 12
Еще один несчастный случай
Через пять дней после ухода Айлин из кафе Джим снова встречает ее. Снег уже начал таять. За день он постепенно сползает с ветвей деревьев, и повсюду слышится стук капели. Кое-где уже образовались проталины, и приглушенные тона земли – зеленый, коричневый, пурпурный – выглядят, пожалуй, чересчур ярко, чересчур вызывающе. Лишь холмы на пустоши по-прежнему укрыты белой шалью снегов.
Выйдя из кафе после работы, Джим идет через парковку. Улица темна. Пассажиры пригородного поезда расходятся по домам. На мокрых тротуарах оранжевые круги от уличных фонарей, у бордюра комья обледенелой грязи. Джим обходит стоянку по периметру, чтобы спокойно перейти улицу, и тут мимо него с грохотом проносится темно-бордовый «Форд»-«эскорт», к заднему стеклу которого прилеплен стикер с надписью: «А у меня есть еще и «Порше»!» Со скрежетом, испуская металлическую вонь, точно взорвавшаяся шутиха, автомобиль резко тормозит прямо на «зебре», и Джим осторожно обходит его сзади.
Нет никакой очевидной причины для того, чтобы «Форд», словно передумав, вдруг дал бы задний ход, но этот автомобиль, видно, способен на что угодно. Взревев и выплюнув очередную порцию выхлопных газов, «Форд» буквально прыгает назад и снова резко тормозит почти вплотную к Джиму, который сразу понимает, что с ним что-то случилось. Боль молнией пронзает все его тело, начинаясь где-то в большом пальце ноги и распространяясь по всей длине ноги и бедра к позвоночнику.
– Ничего себе! – громко восклицает какой-то мужчина на той стороне улицы.
Пассажирская дверца «Форда» распахивается, и вот Айлин уже рядом с Джимом. Точнее, рядом с ним ее лицо, склоненное под каким-то странным углом. Она, должно быть, успела перелезть с водительского кресла на соседнее, чтобы поскорее выскочить из машины. Ослепительно пылают торчащие во все стороны ярко-рыжие волосы Айлин. Глаза у нее округлились. Между ними лишь угол ее машины.
– Какого черта?!.. – Да, это, несомненно, она.
Джим беспомощно поднимает руки. Будь у него белый флаг, он бы и его поднял.
– Я… я… в-вы… в-в-ваша машина… – Ему много чего хочется ей сказать, но «Форд»-«эскорт» всеми своими 1105 кг веса давит ему на пальцы ноги.
Айлин смотрит на него растерянно, она явно ничего не понимает. Джим тоже смотрит на Айлин, и бог его знает почему, но перед глазами вдруг возникает совершенно неожиданный образ – гортензия древовидная, которую он как-то утром обнаружил всю в цвету, и цветы у нее были такого ярко-розового оттенка, что казались вульгарными. Джим помнит, как ему хотелось накрыть чем-нибудь цветущую гортензию, чтобы благополучно сохранить ее до весны.
Они, не шевелясь, продолжают смотреть друг на друга, и Джим все думает о той цветущей гортензии, а Айлин время от времени шепчет: «Ах ты, черт побери!» – и тут вдруг мужчина на противоположной стороне улицы начинает орать: «Стоп! Стоп! Тут наезд!»
Какое-то время значение этих слов остается для Джима непонятным, но потом в голове у него проясняется, и его охватывает паника. Нет, он никаких последствий не хочет! Все это нужно немедленно прекратить! И он кричит: «Все в порядке!» Но люди уже начали обращать на них внимание, и он машет рукой, словно Айлин мешает ему пройти, а он никак не может ее прогнать. «Уезжай! – кажется, кричит он ей. – Уезжай! Убирайся!» Он ведет себя с ней почти грубо, и Айлин, наконец, выпрямляется.
Ее пышноволосая голова исчезает в недрах автомобиля, громко хлопает дверца, и «Форд» резко берет с места, задев бордюр правым передним колесом. Затем машина скрывается за углом.
Тот человек, что поднял тревогу, бросается через улицу наперерез автомобильному потоку. Это темноволосый молодой человек в кожаной куртке, лицо у него страшно худое, прямо одни кости. Он тяжело дышит, и дыхание вырывается у него изо рта перьями тумана.
– Я записал ее номер, – говорит он Джиму. – Вы идти-то сможете?
Джим говорит, что наверняка сможет. Теперь, когда Айлин убрала заднее колесо машины с его ноги, ему вдруг стало удивительно легко. Такое ощущение, будто нога у него состоит из воздуха.
– Если хотите, я вызову полицию.
– Я…я…
– А может, лучше «Скорую помощь»?
– Н-не…
– Вот, держите. – Молодой человек вручает Джиму листок, явно вырванный из записной книжки, на котором записан номер машины и ее марка. Почерк у него совершенно детский.
Джим сворачивает бумажку и сует в карман. В голове у него полная каша, мысли разбредаются в разные стороны, тщетно пытаясь уцепиться одна за другую. На него наехали, он получил травму. Но в данный момент ему хочется одного: снять где-нибудь в укромном месте – например, в своем кемпере – ботинок и хорошенько осмотреть пальцы. И чтобы больше никто на него не наезжал, не приставал к нему и не угрожал привести толпу, потому что это-то больше всего его и пугает. Затем Джим вспоминает, что свернул листок, который дал ему молодой человек, всего один раз, а надо было два раза, а потом еще раз. В конце концов, с ним действительно произошел несчастный случай. И теперь нужно непременно совершить все необходимые ритуалы. Пусть даже здесь, на тротуаре. Но, увы, один неправильный поступок он уже совершил. И, несмотря на холод, все его тело мгновенно покрывается испариной. Джима начинает бить дрожь.
– Вы уверены, что с вами все в порядке? – снова спрашивает тот молодой человек.
Джим пытается еще разок свернуть бумажку прямо внутри кармана, но она каким-то образом зацепилась за брелок с ключами. Молодой человек смотрит, как Джим возится в кармане, и вдруг говорит:
– Похоже, вам ее машина еще и бедро задела?
Ну вот, дело сделано. Бумажка свернута дважды.
– Д-да! – говорит сам себе Джим, радуясь тому, что теперь листок в безопасности.
– Значит, все-таки задела, – говорит молодой человек. – Вот дрянь!
И хотя безопасность до некоторой степени достигнута, Джим пока еще этого не чувствует, ибо дурные мысли так и толпятся у него за спиной. Он слышит их, чувствует их присутствие. Нет, необходимо немедленно совершить и все прочие ритуалы. Безопасность может быть достигнута, только если он увидит цифры «2» и «1». Он должен их отыскать. Он должен отыскать их прямо сейчас, иначе все станет гораздо хуже.
– П-п-помогите, – шепчет он, тщетно вглядываясь в номерные знаки автомобилей, проезжающих мимо.
Молодой человек оглядывается через плечо и кричит: «Эй, помогите! На помощь!» – и многие машины замедляют ход, но ни на одной из них нужных цифр не оказывается.
Если Джим поторопится, он еще может вернуться в супермаркет. Кафе, конечно, уже закрыто, но сам магазин работает. Можно зайти в отдел личной гигиены, где продаются шампуни «2 в 1». Раньше ему это помогало. Это что-то вроде пластыря, который можно использовать как клейкую ленту в случае крайней необходимости. Но стоит Джиму повернуться в сторону супермаркета, и острая боль раскаленной иглой пронзает всю его ногу до самого позвоночника. «А что, если она всю ступню напрочь отдавила?» – думает он и изо всех сил сжимает кулаки, чтобы молодой человек не заметил, как ему больно. Но ему не везет: прямо на него кто-то налетает, и этот человек сразу все замечает и кричит:
– Господи, Джим! Что случилось? – Без сетки на волосах и без дурацкой оранжевой шляпки девушка сперва кажется Джиму незнакомой, но потом он вспоминает, что она работает у них в кафе на кухне, это та самая девушка, что назвала его умственно отсталым. У нее грива ярко-розовых волос и так много маленьких сережек, что кажется, будто ее уши обиты по краю обойными гвоздиками.
– Вы знаете этого парня? – спрашивает молодой человек.
– Мы вместе работаем. Вон там, в кафе. Он столы вытирает, а я еду готовлю.
– Его сбила машина.
– Несчастный случай? – Девушка широко раскрывает глаза.
– Эта особа даже не остановилась!
Глаза у девушки чуть не вылезают из орбит:
– Наехала и сбежала? Вы шутите!
– Этот парень утверждает, что с ним все в порядке, но, по-моему, у него шок. Ему надо в больницу. Пусть рентген сделают и все такое.
Уголки губ у девушки приподнимаются в улыбке, такое ощущение, словно она попробовала на вкус нечто необычайно вкусное, чего никак не ожидала.
– Давай, Джим, мы тебя в больницу отвезем, а? – Собственно, вовсе не обязательно так близко к нему наклоняться и так старательно, нарочито медленно, произносить каждое слово, да еще и так громко, словно он глухой или действительно умственно отсталый, однако именно так она и поступает.
Джим только головой трясет, ему хочется сказать «нет».
– Я… я…
– Я его знаю. И хорошо его понимаю. Он говорит «да».
Вот так Джим и оказывается в крошечном такси, с обеих сторон стиснутый этими молодыми людьми, которым, похоже, очень приятно болтать друг с другом. Но ему не до них: он должен немедленно увидеть цифры «2» и «1», иначе этой девушке не поздоровится. И этому молодому человеку тоже. Не поздоровится и таксисту, и всем прохожим, сгорбившимся под тяжестью своих зимних одежек. Джим старается дышать как можно глубже и полностью освободить голову от мыслей, но перед ним упорно возникают картины неизбежной гибели всего мира.
– Вы посмотрите, как его, бедолагу, трясет! – сочувственно говорит девушка. И, чуть наклонившись к молодому человеку, прибавляет: – Меня, между прочим, Пола зовут.
– Классное имя! – одобряет тот.
Больница… Там будут машины «Скорой помощи», и врачи, и повсюду раненые… Все внутри Джима сжимается от боли, когда он видит, как машина сворачивает на больничную парковку, и его тут же охватывают воспоминания.
– Родители, – говорит Пола, – назвали меня в честь той певицы… ну, той, что умерла…
Молодой человек кивает, словно уж теперь-то ему все ясно, и с улыбкой смотрит на нее.
* * *
Когда пациентов забирали «на процедуры», сестры всегда напоминали им, чтоб надели что-нибудь посвободнее. Это было нетрудно. Они все равно часто надевали вещи друг друга. «Кого там сегодня поджаривают?» – этот вопрос Джим впервые услышал от кого-то из старых пациентов. Они тогда молча шли по коридору, в котором только две двери – одна на вход, другая на выход, чтобы те, кто идет «на процедуры», не встретился с теми, кто их уже прошел.
В операционной врачи ободряюще улыбались Джиму, среди них были психиатр и анестезиолог, а также медсестры. Его попросили снять шлепанцы и сесть на кровать. Голые ступни – это обязательно, пояснила медсестра, необходимо следить за движениями пальцев у него на ногах, когда разряд достигнет цели. Джим наклонился, чтобы снять шлепанцы, но его так трясло, что он чуть не упал. Ему хотелось рассмешить врачей, хотелось, чтобы они были к нему добры и не делали ему больно, и он решил пошутить насчет величины своих «лап». И все действительно засмеялись. Похоже, настроение у врачей было просто отличное, и это еще сильней напугало Джима. Сестра поставила его шлепанцы под кровать и сказала:
– Ничего, это очень быстро. Ты, Джим, главное, расслабься и не сопротивляйся. И помни, что нужно дышать глубоко, как мы тебя учили.
Сестра взяла его за одну руку, анестезиолог – за другую. Он еще успел услышать, как ему здорово повезло, что у него такие замечательные вены, а потом последовал укол в руку, и пустота потекла в него, делая бесчувственными пальцы, плечи, голову. Откуда-то издали, из больничных палат, до него донесся женский смех, в саду пронзительно орали вороны, а потом вдруг улетели и женщины, и вороны, и все звуки утратили смысл.
Очнулся он в другой комнате. Там были и другие пациенты, и все они сидели очень тихо. Только одного человека рвало в ведро. Голова Джима разбухла и гудела, словно череп вдруг стал слишком тесен для его мозгов. На тумбочках стояли кружки с чаем и жестяные коробки с печеньем «Семейное».
– Тебе надо поесть, – сказала Джиму сиделка. – Поешь – и тебе сразу станет лучше. – И протянула ему на тарелке розовую вафельку. Запах вафли был точно оскорбление. Джим также отчетливо чувствовал запах рвоты и фиалковый аромат дешевых духов, исходивший от этой женщины. Все эти запахи были такими сильными, что ему стало еще хуже. – Смотри, все остальные едят, – с укором сказала ему сиделка.
Это была правда. Все пациенты сидели рядом с сиделками, пили чай и ели печенье, и на лбу у каждого из них виднелись две красные отметины, похожие на шрамы от старых ожогов. И никто из пациентов не произносил ни слова. Джим смотрел на все это и ужасался тому, что стал свидетелем подобного унижения людей. Потом он вдруг как-то перестал это замечать и задумался: «А может, и у меня на лбу такие же отметины?» Но к тому времени, как он вспомнил, что нужно бы это проверить и посмотреть на себя в зеркало, прошло уже как минимум несколько дней. Так все и началось. Время с той поры словно обрело еще более дискретный характер, чем прежде. Воспоминания стали похожи на горстку перьев, если их подбросить вверх и смотреть, как ветер медленно, по одному, уносит их прочь. И мгновения его жизни больше не перетекали одно в другое.
* * *
Приемный покой пункта экстренной медицинской помощи переполнен настолько, что там можно только стоять. В уик-энд всегда так, говорит Пола, ее отец раньше часто попадал сюда по субботам. В приемном покое полно людей с окровавленными лицами и заплывшими глазами, а какой-то подросток, настолько бледный, что его лицо кажется пепельным, сидит, высоко задрав подбородок, и ни на что не реагирует. («Спорим, этот парнишка под завязку накачался наркотиками», – говорит Пола.) Какая-то женщина горько плачет на плече у своей спутницы. На стульях сидят те, у кого на руках и ногах жесткие повязки и самодельные шины, у некоторых руки подвязаны косынкой. Как только в приемную врывается очередная бригада «Скорой помощи» с пациентом на носилках, все старательно отворачиваются. И только Пола пристально и даже с какой-то жадностью смотрит на окровавленного человека.
Затем она объясняет сестре в регистратуре, что Джима сбила машина. Сбила и уехала. Регистраторша отвечает, что ей нужны кое-какие данные: имя пациента, его почтовый адрес, номер телефона и также адрес его GP[30]30
General Practitioner (англ.) – врач широкого профиля.
[Закрыть].
– Эй, Джим, отвечай! – толкает его в бок Пола, потому что все ждут, а он молчит и только трясется.
– Ваше удостоверение личности, – просит регистраторша.
Но Джим почти ничего не слышит. Даже эти простые вопросы не могут пробиться сквозь груду воспоминаний, которая вдруг навалилась на него, – некоторые из этих воспоминаний столь глубоки и ужасны, что он лишь с огромным трудом удерживается на ногах. К тому же ступня ужасно разболелась, кажется, будто ее режут пополам, и эхо мучительной боли отдается у него в висках. Нет, это чересчур! Да просто невозможно – думать одновременно о стольких вещах! И Джим, вцепившись в полочку под окошком регистраторши, еле слышно бормочет: «Привет, телефон. Привет, ручка…»
Тишину вокруг разрывает звонкий голос Полы:
– Все нормально! Он сюда не один пришел, а с нами. Может, вы мой адрес запишете? – И она говорит, что все данные Джима наверняка имелись в «Бесли Хилл». – Он там много лет провел, – объясняет она, – только он совершенно безвредный, хотя… – И тут у нее на лице появляется гримаска, свидетельствующая о том, что сейчас ее уста произнесут нечто такое, за что сама она, собственно, ответственности не несет. – Хотя он иногда и разговаривает с растениями и неодушевленными предметами.
– Присядьте, – говорит регистраторша.
Когда голубая пластмассовая скамья оказывается свободной, Джим предлагает сесть Поле, но та смеется и весело говорит:
– Нет уж, это ты у нас раненый. Это ведь тебя переехали, кажется…
Такая уж у нее манера – конец каждого предложения у нее словно повисает в воздухе. Такое ощущение, будто тебя то и дело подводят к обрыву, да там и бросают, у Джима от этого даже голова начинает кружиться. Между тем пришедший с ними молодой человек, выудив из кармана мелочь, сует ее в торговый автомат, вытаскивает оттуда какую-то жестянку, открывает клапан, дернув за колечко, и предлагает пенный напиток Джиму и Поле.
– Мне не надо, – с трудом произносит Джим. Вряд ли он способен хоть что-то проглотить. Он до сих пор нигде так и не обнаружил цифры «1» и «2».
– Ох, тут просто дышать нечем! – говорит Пола. – А все стресс! Стресс черт знает что с людьми делает. Я знаю одну женщину, которая за ночь всех волос из-за стресса лишилась.
– Не может быть! – говорит молодой человек.
– А еще у меня есть знакомая, которая съела мидию и получила инфаркт. А еще одна насмерть задохнулась, когда ей в горло попала пастилка от кашля…
Вторая медсестра окликает Джима по имени и жестом показывает, чтобы он прошел в бокс. На этой сестре белый медицинский халат, такой же, как у них у всех, и на мгновение Джиму кажется, что, может быть, это просто обман, чтобы вновь подвергнуть его той «процедуре»? Пошатнувшись, он чуть не падает, и Пола говорит возмущенно:
– Ему же каталка требуется! Как он пойдет? Безобразие какое!
Медсестра объясняет, что сейчас ни одной свободной каталки нет и вообще она полагается только после того, как больному сделают рентген. Пола берет Джима за руку. Она так крепко сжимает его руку, что ему хочется закричать, но он понимает: она очень хорошо, по-доброму к нему отнеслась, и потому кричать он ни в коем случае не должен. На медсестре резиновые туфли, которые противно скрипят на зеленом линолеуме, кажется, что к подошвам прилипло что-то наполовину живое, и она его никак до конца не раздавит. Она заглядывает в свой формуляр и жестом приказывает Джиму подойти к кушетке. Он так дрожит, что Пола и молодой человек подводят его к кушетке под руки и помогают ему лечь. Когда сестра задергивает пластиковую занавеску, отделяющую бокс от остального помещения, хромированные кольца, надетые на перекладину, пронзительно взвизгивают. Пола и молодой человек отходят к изножию, с которого беспомощно свисают ноги Джима, по-прежнему обутые в ботинки. Вид у молодых людей озабоченный, однако оба полны энтузиазма. Кожаная косуха молодого человека при каждом движении отчаянно скрипит, точно сломанный пластмассовый стул.
– Я полагаю, с ним какой-то несчастный случай произошел? – говорит медсестра. И снова спрашивает у Джима, как его зовут.
На этот раз Пола не намерена пускать события на самотек. Она сама сообщает о Джиме все, что нужно.
– А меня, кстати, Даррен зовут, – сообщает молодой человек, хотя никто его об этом не спрашивал.
– Да ну? – говорит Пола.
– Правда-правда, – говорит Даррен, но таким тоном, словно его самого это удивляет.
Сестра нетерпеливо округляет глаза:
– Может быть, вернемся к несчастному случаю? Вы в полицию сообщили?
На лице у Даррена написано благоразумие. Он неторопливо описывает, как водитель, не включив сигнал, дал задний ход, и Джим перестает прислушиваться. Он думает о том, как растерянно Айлин на него посмотрела – словно это была вовсе не она, а кто-то другой, и этот другой человек, как ему кажется, словно заперт внутри первого, большого и шумного, на самом деле являясь маленькой и хрупкой его версией, очень похожей на самую последнюю в череде этих забавных русских куколок, матрешек, которые вставляются одна в другую.
– Он не хочет никого обвинять, – говорит Пола. – Между прочим, я знала женщину, которая попала в автомобильную аварию и потеряла обе ноги. Так ей пришлось на пластмассовых протезах ходить! А по ночам она их под кровать убирала…
– Да ну? – удивляется Даррен.
А медсестра просит Джима показать свою ступню, и наконец-то воцаряется ничем не прерываемая тишина.
* * *
Только в половине одиннадцатого им, наконец, разрешают покинуть пункт экстренной помощи. Рентген показал, что перелома нет, но дежурный ординатор подозревает, что у Джима порваны связки, и в качестве превентивной меры ногу Джима до колена запаковывают в голубой гипс и дают ему с собой пузырек с болеутоляющим, а также – во временное пользование – казенные костыли.
– Мне всегда так хотелось походить на костылях… – говорит Пола Даррену.
– Ей-богу, ты и с ними смотрелась бы отлично, – тут же откликается Даррен. И оба краснеют.
А медсестра говорит, что Джиму здорово повезло, и голос ее звучит немного смущенно, когда она объясняет, что только благодаря невероятной величине его ступней и огромным размерам башмаков ущерб оказался минимальным. Она дает Джиму листовку, в которой описано, как ухаживать за гипсовой повязкой, и талон на повторное посещение врача через две недели. Когда она спрашивает, смог бы Джим узнать водителя той машины в лицо, Джим начинает так сильно заикаться, пытаясь произнести слово «н-н-нет», что она перестает его мучить и, поправив прическу, советует Поле и Даррену все-таки отвести Джима в полицию, когда у него пройдет шок. Даже если он не хочет никого преследовать в судебном порядке, говорит она, существует служба защиты жертв дорожно-транспортных происшествий, а по «телефону доверия» можно получить консультацию психолога. Теперь не то что раньше, убеждает их медсестра, когда слово «психолог» считалось чуть ли не ругательным, теперь существуют самые разные способы помочь человеку, оказавшемуся в такой ситуации.
Пола и Даррен настаивают на том, чтобы взять такси и отвезти Джима домой. Деньги у него они взять категорически отказываются. Пола рассказывает Даррену обо всех несчастных случаях, которым она была свидетельницей, включая настоящую кучу-малу из столкнувшихся на шоссе автомобилей, заодно она сообщает, что одной ее приятельнице сожгли ухо щипцами для завивки волос. Джим настолько устал, что не в силах думать ни о чем, кроме сна. Он прямо-таки мечтает поскорее добраться до своей складной кровати, он словно видит ее перед собой вместе с одеялами и подушкой, словно слышит скрип ее пружин.
Возле дорожного знака, приветствующего осторожных водителей и поставленного напротив Луга и горок для любителей роликов и скейтборда, Джим просит его высадить.
– А где же твой кемпер? – спрашивает Пола, вглядываясь в ряды тесно стоящих домов. Вся Кренхем-вилледж, кажется, безостановочно мигает разноцветными рождественскими огоньками, вызывающими мимолетную резь в глазах и боль в висках. Джим указывает на тупичок и говорит, что живет там, в самом конце, где дорога кончается и начинается пустошь. Видно, как за его домиком на колесах дрожат и раскачиваются под сильным ветром черные ветви деревьев.
– Мы могли бы тебя проводить, – говорит Пола. – Могли бы хоть чайник тебе поставить.
– Тебе ведь, наверно, помощь понадобится, – подхватывает Даррен.
Но Джим благодарит их, отклоняя все их великодушные предложения. Никто никогда не бывал внутри его жилища. Это самая сокровенная часть его самого – та, которую никто не должен видеть. При этой мысли он испытывает острую боль, точно между ним и остальным миром возникла очередная, свежая, преграда.
– Ты уверен, что сам справишься? – не отстает Даррен.
Джим кивает, потому что не может заставить свои губы повиноваться. Он машет водителю такси, всем своим видом показывая, что у него все в порядке и он всем доволен.
За микрорайоном расстилается пустошь, темная, бескрайняя. Бесчисленные слои земли и травы стали со временем фундаментом для камней. Убывающая луна висит над пустошью и домами, и тысячи миллионов звезд посылают тонкие лучики своего света сквозь годы. Стоит земле сейчас потянуться, раскрыть свои объятья и поглотить эти дома, дороги, уличные столбы и огни, и даже памяти о людях не останется. Останется только эта тьма, спящие холмы и древнее небо.
Такси разворачивается и едет назад мимо Луга, в темноте видны его задние красные огоньки. Потом автомобиль заворачивает за угол и мгновенно исчезает. Джим остается один. Он стоит и смотрит в раскинувшуюся перед ним ночную тьму.