355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рейчел Джойс » Операция «Перфект» » Текст книги (страница 5)
Операция «Перфект»
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 18:22

Текст книги "Операция «Перфект»"


Автор книги: Рейчел Джойс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 7
На волосок от опасности

– Я думаю, там был какой-то заговор, – прошептал Джеймс Лоу. Дело было в пятницу, когда они сидели в классе и слушали что-то насчет амеб и клеточного размножения.

– Заговор? – удивился Байрон.

– Да. Вот из-за этого, по-моему, никаких упоминаний о двух дополнительных секундах и не было. Нам не полагалось знать правду. Это как с той посадкой на Луну.

– А что такого с посадкой на Луну?

– Я читал, что все это было сфабриковано. И никакие космонавты туда не летали. Просто сделали в студии искусственную Луну, ее и снимали.

– Но почему мы не должны были знать о добавленных секундах? – шепотом спросил Байрон. – Я не понимаю. – И то, что сказал Джеймс про высадку на Луну, тоже казалось ему непонятным, ведь ему же из NASA прислали фотографии и самих космонавтов, и «Аполлона-15». И никакая это не подделка! У него даже голова закружилась.

Соображать в такую жару было трудно. В классе стояла невероятная духота, воздух будто застыл, превратившись в твердое вещество. Неделя уже подходила к концу, температура все повышалась. Солнце безжалостно палило с выгоревших небес. Трава на лужайке возле их дома пожухла и колола босые ноги, а плиты, которыми была вымощена терраса, к полудню становились горячими, как подогретые к обеду тарелки. Материны розы склонили головки, словно те оказались для них слишком тяжелы, листья на стеблях свернулись. Нежные лепестки маков обвисли, как тряпочки. Даже пчелам, похоже, было слишком жарко, чтобы жужжать. Расстилавшаяся за садом пустошь тонула в дымке, похожей на лоскутное одеяло, где преобладают зеленые, пурпурные и желтые тона.

– Но почему правительство не хотело, чтобы мы узнали о добавленных секундах? – снова спросил Байрон, потому что Джеймс уже рисовал какую-то очередную схему и явно забыл и о секундах, и о высадке на Луну.

Мистер Ропер, сидевший на деревянном пандусе в передней части класса, поднял голову над столом и внимательно осмотрел море детских головок, словно выбирая, кого бы съесть. Джеймс выждал, когда мистер Ропер отвернется, потом объяснил Байрону:

– Чтобы не вызвать очередного протеста. У правительства и с шахтерами хлопот хватает. Если так пойдет и дальше, у нас снова будет трехдневная рабочая неделя. Правительству лишние неприятности не нужны, вот они и ввели эти секунды незаметно, никому не сообщив.

Байрон попытался вернуться к учебнику по биологии, но изображенные там таблицы ровным счетом ничего ему не говорили – так слова могут порой полностью утратить смысл, если их без конца повторять, как он частенько делает у себя в комнате. Перед глазами у Байрона постоянно возникала та девочка с Дигби-роуд. Ее изображение словно прилипало ко всему остальному, загораживая его. Задравшееся платьишко, съехавшие гольфы, одна ступня скрывается под колесом велосипеда. Нет, молчать он определенно больше не мог.

– Джеймс, – прошептал он. – У меня серьезные проблемы.

Джеймс стер ластиком одну карандашную линию и провел новую. Он ждал. Но, поскольку Байрон больше ничего не сказал, все же спросил:

– Это случайно не имеет никакого отношения к амебе?

– Нет, – прошептал Байрон. Нет, это не имело никакого отношения к амебе, хотя сейчас они проходили как раз амебу, и Байрон был вынужден признать, что все-таки не совсем понимает, как это одна-единственная клетка может вдруг взять и раздвоиться.

– Понимаешь, это очень сложное дело. Произошла ошибка!

– Какая еще ошибка?

– Ну, это связано с теми двумя секундами…

Байрон не договорил: его больно схватила за ухо учительская рука, и, подняв глаза, он увидел нависшего над собой мистера Ропера с каким-то словарем в руках. Лицо мистера Ропера прямо-таки пламенело от гнева, глаза потемнели, дыхание стало прерывистым. В качестве наказания за болтовню на уроке и за то, что он мешал товарищу, Байрону было велено сто раз написать: «Я приложу все усилия, чтобы не быть глупее, чем меня задумал Господь».

– Я могу написать это вместо тебя, – предложил ему Джеймс после уроков. – У нас все выходные такая тишина в доме стоит. Да и делать мне нечего – только домашнее задание, и все. И потом, – он так близко наклонился к Байрону, что тот смог разглядеть миндалины у него в горле, – я уж точно ни одной ошибки не сделаю.

Байрон поблагодарил его, но сказал, что мистер Ропер сразу поймет, кто писал. Байрон, в отличие от Джеймса, вполне мог и кляксу посадить, да и буквы у него вечно кренились то в одну сторону, то в другую.

– Ты увидишь votre père[15]15
  Своего отца (фр.).


[Закрыть]
в эти выходные?

– Oui[16]16
  Да (фр.).


[Закрыть]
, Джеймс.

– Moi aussi[17]17
  Я тоже (фр.).


[Закрыть]
. А он?..

– Что?

– Ну, играет с тобой во всякие игры et choses comme ҫa?[18]18
  И все такое (фр.).


[Закрыть]
Разговаривает с тобой?

– Со мной?

– Ну да, Байрон.

– Ну, он устает. Ему надо отдыхать. Расслабиться перед следующей неделей.

– Мой то же самое, – сказал Джеймс. – Наверно, pour nous[19]19
  Для нас (фр.).


[Закрыть]
это будет примерно êgal[20]20
  Одинаково (фр.).


[Закрыть]
. – И мальчики примолкли, обдумывая свое будущее. Байрон побывал у Джеймса дома лишь однажды. Фамильный особняк Лоу представлял собой холодный новый дом, выстроенный на небольшом участке с оградой и электрическими воротами. Вместо сада там был двор, выложенный плиткой, а в доме повсюду лежали пластиковые коврики, призванные уберечь от порчи красивый кремовый ковер. Мальчики в полном молчании поели в столовой, а потом поиграли на подъездной дорожке, но игра не клеилась, да и играли они как-то нехотя, сохраняя серьезность.

После уроков Байрон и Джеймс, как всегда, разъехались в разные стороны, и оба больше не заговаривали ни о двух секундах, ни о тайне Байрона. И Байрон потом пришел к заключению, что это даже к лучшему: он опасался взваливать на плечи друга столь тяжкое бремя. Иногда у Джеймса был именно такой вид, когда он тащился следом за матерью, низко опустив худые плечи и понурив голову, словно все свои немалые знания он ухитрился запихнуть в ранец, ставший теперь поистине неподъемным.

Были у Байрона и другие соображения: теперь, когда школьная неделя позади, впереди маячит уик-энд и неизбежный приезд отца, а значит, достаточно самой маленькой ошибки, и отец сразу догадается насчет Дигби-роуд. Дома Байрон с бешено бьющимся сердцем наблюдал за матерью – как она приносит из сада и ставит в вазы свежие розы, как укладывает волосы феном, как проверяет время по телефону, чтобы убедиться, что ее наручные часики идут точно. И пока Дайана носилась из комнаты в комнату, проверяя, чистые ли полотенца в ванной, и поправляла стопку «Ридерз Дайджест» на кофейном столике, Байрон незаметно пробрался в гараж и в очередной раз самым внимательным образом осмотрел «Ягуар», светя себе фонариком, но опять никаких следов наезда не обнаружил.

Они ждали отца на станции вместе с другими встречающими – по вечерам в пятницу там всегда собиралось много народу. Было все еще слишком жарко, чтобы торчать на солнцепеке, и они спрятались в тень у ограды на дальнем конце платформы и чуть в стороне от остальных. В конце концов, думал Байрон, отец каждый день у себя в банке имеет дело с людьми, и вряд ли ему будет приятно, если, сойдя с поезда, он увидит, как мама оживленно болтает с кем-то. Ждали они довольно долго, и Дайана то и дело доставала из сумочки пудреницу и смотрелась в зеркальце, проверяя, все ли у нее на лице в порядке. Байрон тем временем учил Люси определять время, сдувая семена с головок одуванчиков, но воздух был настолько плотным и неподвижным, что даже эти легкие семена улетали не особенно далеко.

– Вот и тринадцать часиков пролетело, – пела Люси, – а теперь пятнадцать…

– Ш-ш-ш, тише вы оба, – сказала им мать. – Вон поезд подходит.

На привокзальной площади захлопали дверцы автомобилей, матери с детьми устремились на перрон. Там, где до этого висело неподвижное белое марево жары и царило почти полное безмолвие, теперь началось буйство красок, движение, смех.

Байрон хорошо помнил, как однажды они опоздали встретить отца – это случилось, когда мать еще не умела водить машину, – и приехали на такси. В такси Сеймур, разумеется, не сказал ни слова – невежливо выказывать недовольство при посторонних, – но стоило им войти в Кренхем-хаус, и тут же разразилась гроза. Неужели Дайана не понимает, как это унизительно, когда он, один-единственный из всех, остался стоять на платформе? Неужели ей это безразлично? Нет-нет, твердила она, она просто чуточку ошиблась, не рассчитала время. Но отец не унимался. Ошиблась? Она что, не умеет определять время? Неужели и этому мать не удосужилась ее научить? Байрон даже под одеяло спрятался и плотно зажал уши руками, чтобы не слышать. Но каждый раз, стоило чуть разжать руки, до него доносился плач матери и гневный рев отца, а потом, несколько позже, из их спальни послышались совсем другие звуки, куда более тихие, – казалось, отцу не хватает воздуха, и он, задыхаясь, ловит его раскрытым ртом. Вообще-то так очень часто бывало.

Поезд остановился у платформы. Люси и Байрон смотрели, как другие отцы здороваются со своими детьми. Некоторые хлопали сыновей по плечу, некоторые обнимали. Люси радостно засмеялась, увидев, как какой-то мужчина швырнул свой кейс на землю и подхватил дочку на руки.

Сеймур вышел последним. Солнце светило ему прямо в спину. Казалось, что к ним приближается некая зловещая черная тень, и они, все трое, невольно примолкли. Сеймур влажно чмокнул жену в щечку и сказал:

– Здравствуйте, дети. – Никого из них он не поцеловал.

– Здравствуй, папа.

– Здравствуй, дорогой. – Байрон заметил, как мать незаметно провела пальцами по щеке, словно стирая с нее след отцовского поцелуя.

Сеймур уселся на пассажирское сиденье и положил кейс на колени. Он всегда чрезвычайно внимательно следил за каждым действием Дайаны – как она поворачивает ключ в замке зажигания, как ставит под нужным углом спинку своего сиденья, как отпускает ручной тормоз. И она, чувствуя, что он за ней наблюдает, нервничала и то высовывала кончик языка изо рта, то прятала обратно, то закусывала нижнюю губу, то облизывала ее.

– Зеркало, сигнал, разворот, – скомандовал Сеймур, когда «Ягуар» выехал с вокзальной площади.

– Да, дорогой. – Пальцы Дайаны, лежавшие на руле, чуть дрожали, она то и дело убирала за ухо непослушную прядь.

– А теперь ты, наверно, начнешь перестраиваться в левый ряд?

Байрону казалось, что на уик-энд даже погода всегда меняется, становится холоднее. Он часто замечал, что и мать, когда отец приезжает домой, начинает нервно ощупывать вырез своего кардигана, словно ее знобит.

* * *

Но, несмотря на все опасения Байрона, визит отца прошел вроде бы гладко. Люси ни словом не обмолвилась насчет их поездки по Дигби-роуд. Мать тоже промолчала. «Ягуар» она, как обычно, поставила в гараж, не упомянув о том, что ей пришлось один раз очень резко затормозить, отчего она съехала на обочину. И о тех двух секундах речь не заходила. Отец, повесив костюм в гардероб, надел вельветовые джинсы, куртку из харрисского твида[21]21
  Harris tweed (англ.) – харрисский твид, высококачественный твид ручного производства, который вырабатывается на острове Харрис (Гебридские острова).


[Закрыть]
и шелковый шейный платок. Это была его обычная загородная одежда. Впрочем, на нем любая одежда выглядела какой-то твердой, несгибаемой, как картон, хотя предполагалось, что домой он приезжает, чтобы расслабиться. Сперва он прочитывал у себя в кабинете газеты, затем в сопровождении матери совершал субботнюю прогулку к пруду и смотрел, как она бросает зерна уткам и гусям. Затем мать стирала привезенные им рубашки и белье и вывешивала все это на солнце. Примерно так, думал Байрон, в королевской резиденции вывешивают «Юнион Джек», извещая всех, что королева дома. Только у них во дворе ветерок шевелил не государственный флаг, а отцовские трусы и майки. И только в воскресенье за ланчем все вдруг пошло наперекосяк.

Глядя, как Дайана накладывает ему на тарелку овощи, Сеймур спросил, как у Байрона идет подготовка к экзаменам на стипендию. Смотрел он при этом только на руки жены, которая ложкой подкладывала ему картофелины одну за другой, так что Байрон даже не сразу понял, что отец обращается к нему и ждет от него ответа. Он сказал, что у него все хорошо, и перехватил улыбку матери.

– Так же хорошо, как у этого мальчика Лоу?

– Да, папа. – В столовой были открыты все окна, и все равно почему-то стояла страшная духота. Жара вливалась снаружи, похожая на густой суп.

Байрон никак не мог понять, почему отец так не любит Джеймса. Он знал, что после той истории с мостом Андреа Лоу звонила отцу и жаловалась, после чего отец и пообещал ей обнести пруд изгородью, но после этого все вроде бы успокоились. На рождественской вечеринке их с Джеймсом отцы пожали друг другу руки и сказали, что не держат друг на друга зла. И все же с тех пор Сеймур постоянно твердил, что Байрону следует завести себе других друзей, «у этого мальчика Лоу» голова забита всякими дурацкими и совершенно неосуществимыми идеями, говорил он, хоть его отец и является QC[22]22
  QC, Queen’s Counsel (англ.) – королевский адвокат, высшее адвокатское звание, которое присваивается королевской грамотой по рекомендации лорд-канцлера; такой адвокат выступает на процессе раньше других адвокатов.


[Закрыть]
и профессором университета.

Дайана сняла фартук и села за стол. Отец посолил жареную курицу и заговорил о беспорядках в Ирландии, о волнениях среди шахтеров, о том, что все происходит именно так, как они и ожидали, и мать с энтузиазмом ему поддакивала. И вдруг он спросил:

– А как поживает наш новый «Ягуар»?

У Байрона екнуло сердце. И внутри стало холодно и пусто.

– Что, прости? – переспросила Дайана, явно не ожидавшая такого вопроса.

– Матери других учеников по-прежнему обращают на нее внимание?

– Господи, да все только и мечтают, чтобы им так же повезло, как мне! Сядь, пожалуйста, прямо, Байрон.

Байрон украдкой глянул на Люси. Она так растянула губы, что казалось, рот у нее от уха до уха.

– Мне кажется, что было бы неплохо прогуляться с ней после ланча.

– Ты имеешь в виду Люси? – спросила мать.

– Я имею в виду нашу новую машину! – сказал отец. – Наш «Ягуар».

Мать слегка кашлянула, словно поперхнувшись. Совсем чуть-чуть, но отец так и вздернул голову. Положив нож и вилку, он выждал, внимательно глядя на Дайану, а потом спросил:

– В чем дело? Разве с машиной что-нибудь случилось?

Дайана взяла со стола стакан с водой. Кажется, руки у нее слегка дрожали, потому что было слышно, как звенят в стакане кубики льда.

– Нет, ничего, я просто хотела… – Но чего бы она хотела, она так и не сказала, словно передумав заканчивать фразу.

– Чего бы ты хотела, Дайана?

– Чтобы ты перестал называть «Ягуар» «она». Точно одушевленное существо.

– Что, прости?

Она улыбнулась и ласково коснулась руки отца:

– Это же машина, Сеймур. Это не женщина.

Байрон засмеялся. Ему хотелось, чтобы и отец понял: это просто шутка, ни капли для него не обидная. На самом деле Байрону хотелось не просто смеяться, ему хотелось смеяться до слез, хотелось схватиться за живот и выть от смеха. Что, учитывая потенциальную серьезность ситуации, было бы также в высшей степени разумно. Мать, вечно твердившая, что она женщина необразованная, частенько выдавала весьма неожиданные сюрпризы. Байрон, перехватив взгляд Люси, кивнул ей, приглашая сестренку присоединиться к веселью. Вероятно, оба испытывали невероятное облегчение от того, что не нужно ничего говорить, не нужно даже упоминать о той тайне, во всяком случае, Люси так захохотала, что едва усидела на стуле, и даже косички нечаянно окунула в подливку. Но, украдкой глянув на отца, Байрон увидел, что тот сидит с каменным лицом, а над верхней губой у него выступили маленькие капельки пота.

– Они что же, надо мной смеются?

– Конечно нет! – поспешно возразила мать. – В чем дело, дети? Я ничего смешного не вижу.

– Я всю неделю работаю, как каторжный, – медленно начал отец, отчетливо произнося каждое слово, словно слова были слишком сложной формы и, выходя изо рта, застревали между зубами, – и все это только ради вас. Я купил тебе «Ягуар». Больше никто своим женам таких подарков не делает. Механик в гараже просто ушам своим поверить не мог.

Чем больше он говорил, тем старше казался. А мать все кивала, все приговаривала: «Я знаю, дорогой, знаю». Байрон знал, что у его родителей огромная разница в возрасте – целых пятнадцать лет! – но в этот момент отец казался единственным родителем в комнате.

– Прошу тебя, Сеймур, – сказала Дайана, – давай обсудим это после ланча, хорошо? – И бросила выразительный взгляд в сторону детей. – Кстати, дорогой, на сладкое у нас воздушный пирог. Твой любимый, «шварцвальдский».

Отец изо всех сил старался скрыть, что ему приятно это слышать, но удовлетворенная улыбка все равно проступила у него на лице, сурово сжатые губы обмякли, но эта почти детская улыбка была словно перевернута вверх ногами, потому что уголки отцовских губ по-прежнему смотрели вниз. Слава богу, он снова взял в руки вилку и нож, и трапеза закончилась в полном молчании.

С отцом вечно так, думал Байрон. Иной раз выражение его лица вдруг становилось совсем детским, но он тут же сердитой гримасой старался прогнать прочь этого невесть откуда взявшегося ребенка. В гостиной висели две его детские фотографии в рамках. Первый снимок был сделан в саду возле их дома в Рангуне. На нем Сеймур был в матросском костюмчике и держал в руках игрушечный лук и стрелы, а за спиной у него виднелись пальмы и какие-то огромные цветы, у которых лепестки были величиной с ладонь. Но, судя по тому, как он держал свои игрушки (как бы отстранив от себя), легко было догадаться, что он с этими игрушками никогда не играет. На второй фотографии он был запечатлен вместе с родителями в момент прибытия в Англию, когда они только-только сошли с парохода. Сеймур выглядел замерзшим, испуганным и смотрел не в объектив, а себе под ноги, его матросский костюмчик был весь измят и сидел как-то криво. Даже мать Сеймура на этой фотографии не улыбалась. «Ты просто представить себе не можешь, до чего тебе повезло, – частенько повторял Байрону отец. – Мне-то за все в жизни пришлось бороться. У нас ведь не было совершенно ничего, когда мы вернулись в Англию. Ничего!»

Фотографий Дайаны в гостиной не было ни одной. И о своем детстве она никогда не рассказывала. Было просто невозможно себе представить, что и она когда-то была маленькой девочкой, а не только их мамой.

У себя в комнате Байрон снова внимательно изучил секретную схему района Дигби-роуд. Зря, думал он, Дайана вздумала комментировать привычку Сеймура называть их автомобиль «она». И зря сам он, Байрон, так расхохотался. Они явно выбрали не самый удачный день, чтобы продемонстрировать несогласие с отцом. Вспомнив то, что случилось за ланчем, Байрон почувствовал в низу живота какую-то противную холодную пустоту – примерно такое же ощущение он испытал во время коктейля, который его родители устроили на прошлое Рождество для родителей других учеников «Уинстон-хаус». Снизу, из кухни, доносились громкие голоса, но Байрон старался не прислушиваться, потому что отец уже почти кричал. Но он все равно все слышал, даже когда пытался что-то напевать себе под нос, и глаза его незаметно наполнились слезами, а линии на схеме Дигби-роуд вдруг расплылись, превратившись в пятна, и деревья за окном стали похожи на мазки зеленой краски по синему фону. Затем в доме вдруг стало так тихо, словно все в нем умерло, превратилось в прах, и Байрону стало страшно. Он на цыпочках прокрался в холл, но даже Люси нигде не было слышно.

Впрочем, мать он обнаружил на кухне, причем в полном одиночестве, и от этого испугался еще больше. Пришлось даже притвориться, будто он только что влетел в дом, прибежав откуда-то издалека.

– А где папа?

– Уехал в Лондон. У него там срочная работа.

– И «Ягуар» не осматривал?

У матери стало такое выражение лица, словно она не понимает вопроса.

– А зачем ему осматривать «Ягуар»? Он просто вызвал такси и поехал на вокзал.

– Почему же ты его не отвезла?

– Не знаю. Как-то времени не хватило. Что-то ты слишком много вопросов задаешь, мой милый!

Но больше она ничего не сказала, и Байрон испугался, что расстроил ее своими вопросами. Но вскоре мать снова повернулась к нему и подбросила в воздух целую стайку мыльных пузырей. Байрон засмеялся и стал ловить их пальцами, а она слегка подула, и один пузырь уселся ему прямо на кончик носа, точно белый бутон. Без отца дом снова казался теплым и уютным.

* * *

Та рождественская вечеринка была затеей Сеймура. Ее устроили через несколько месяцев после неприятного случая с мостом через пруд. «Пора нам кое-что им продемонстрировать, этим родителям детишек из привилегированной школы», – сказал Сеймур. Были разосланы специальные приглашения, напечатанные на белых карточках. Дайана купила огромную елку, которая даже в холле доходила до потолка, и украсила дом разноцветными бумажными цепями. Отполировала деревянные панели на стенах, напекла крошечных пирожков-волованов с разными «сюрпризиками» внутри и надела по черешенке на каждую соломинку для коктейля. Пришли все, даже Андреа Лоу с мужем, королевским адвокатом.

Это был неразговорчивый человек в бархатном пиджаке и негнущейся манишке, который всюду следовал за женой, а сама Андреа не выпускала из рук бокал с вином и канапе в бумажной салфетке.

Дайана обнесла всех напитками, и гости принялись дружно восхищаться новыми полами с подогревом, кухонным оборудованием, купальными халатами цвета авокадо в ванной, шкафами в спальне, электрическими каминами и двойными герметичными рамами на окнах. Байрону было поручено принимать и развешивать пальто.

– Новые деньги! – донеслось до него. Это сказала одна из приглашенных матерей. Сам Байрон считал, что гораздо удобнее пользоваться десятеричной системой и новыми монетками. Мимо как раз проходил Сеймур, который явно услышал слова этой женщины. Байрону казалось, что и отцу новые деньги тоже нравятся, но у того было такое выражение лица, словно он только что обнаружил некий неприятный «сюрпризик» в своем воловане с грибами. Впрочем, отец никогда не любил овощи без мяса.

А потом Диэдри Уоткинс предложила поиграть в фанты или еще в какую-нибудь светскую игру – это Байрон тоже хорошо помнил, хотя его возможности стать свидетелем самой игры были теперь ограничены удобным потайным местечком на верхней площадке лестницы. «О да, давайте поиграем!» – обрадовалась Дайана. Она вообще любила такие забавы, и, несмотря на то что отец Байрона как раз подобных вещей не одобрял, разве что мог разложить пасьянс «солитер» или решить какой-нибудь особенно сложный кроссворд, все остальные согласились, что это великолепная идея, и ему, как хозяину дома, тоже пришлось участвовать в общей игре.

Он завязал Дайане глаза – правда, Байрону показалось, что действовал он несколько грубовато, но она не жаловалась, – и сказал, что теперь пусть она его найдет. В этом весь смысл игры, сказал он. «Моя жена любит поиграть. Не правда ли, Дайана?» Иногда у Байрона возникало ощущение, что отец перебарщивает, притворяясь весельчаком. И вообще отец гораздо больше нравился ему и был гораздо понятней, когда, например, рассуждал об Общем Рынке или туннеле под Ла-Маншем. (Он был ярым противником и того и другого.) Но игра началась, и столпившиеся в гостиной веселые подвыпившие гости то и дело со смехом окликали Дайану, и та ощупью пробиралась на зов, взмахивая руками и неуверенно спотыкаясь, и пыталась поймать очередного шутника.

– Сеймур? – звала она. – Где же ты?

Она трогала щеки, волосы и плечи чужих мужчин, но мужа так и не находила.

– Ох нет, – говорила она. – Боже мой, и вы тоже не Сеймур! – И все смеялись. Даже Андреа Лоу не выдержала и улыбнулась.

Качая головой, словно она у него страшно разболелась или он просто безумно устал и все это ему надоело – трудно было сказать наверняка, – отец Байрона потихоньку ушел к себе, но никто, кроме Байрона, этого не заметил. А Дайана все продолжала искать его в гостиной. Она бродила, натыкаясь на плотную толпу, и гости начинали как бы передавать ее друг другу, как мячик или куклу, и все при этом радостно кричали и смеялись, а один раз ее толкнули, и она чуть не упала прямо на елку, но и после этого все продолжала искать своего мужа, вытянув перед собой руки с дрожащими растопыренными пальцами.

Больше подобных вечеринок родители Байрона не устраивали. Отец сразу заявил, что следующее такое сборище состоится только через его труп. Да и самому Байрону казалось, что дом у них недостаточно гостеприимный для шумных вечеринок. Но, вспоминая ту вечеринку и то ощущение дурноты и смущения, которое он испытывал тогда, глядя, как толпа гостей швыряет его мать из стороны в сторону, точно кусок плавника, Байрон снова подумал, что зря мать не промолчала, когда отец завел разговор про их новый «Ягуар».

* * *

В воскресенье вечером Байрон стащил постель на пол и положил рядом фонарик и лупу. На всякий случай. Понимая, что впереди у него немало трудностей, даже если до смерти или голодания дело и не дойдет, он хотел знать, сколько времени он сможет продержаться в непривычных условиях и на что будет способен. Сперва сброшенный на пол плед показался ему на удивление толстым и теплым, было приятно, что первое испытание он выдержал так легко. Вот только уснуть что-то никак не удавалось.

Да и жара, конечно, мешала. Байрон лег поверх одеяла и расстегнул пуговицы на пижамной куртке. Он уже начинал задремывать, когда колокола за Кренхемской пустошью прозвонили десять, и от их звона он снова проснулся. Потом мать выключила музыку в гостиной, на лестнице послышались ее легкие шаги, щелкнула дверь в спальню, и дом окутала тишина. А Байрон все вертелся с боку на бок, без конца поправляя постель и взбивая подушку, но каждый раз его мягкое тело встречалось с безжалостно твердой поверхностью пола. Тишина в доме стояла настолько оглушительная, что он не мог понять, как в такой тишине вообще можно спать. Было слышно, как на пустоши лают лисицы. Слышалось уханье сов, стрекот сверчков, а иногда и сам дом вдруг начинал глухо потрескивать и постукивать. Байрон нашарил свой фонарик и даже несколько раз включил его, водя лучом по стенам и занавескам на тот случай, если где-то тут собрались грабители, которые намерены забраться к ним в дом. Знакомые очертания предметов то выныривали из темноты, то пропадали. И как ни старался он закрыть глаза и уснуть, в голове крутились мысли только о грозящей им опасности. Кроме того, спать на полу оказалось очень жестко, и было ясно, что утром все тело у него будет в синяках.

И все же в ту ночь Байрон понял главное: чтобы спасти мать, недостаточно просто молчать о случившемся и недостаточно подвергать испытаниям самого себя. В первую очередь он должен представить себе, как на его месте поступил бы Джеймс, и прибегнуть к логике. В общем, для начала необходим был четкий план действий.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю