Текст книги "Балтимор не близок"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Рэй Дуглас Брэдбери
Балтимор не близок

Когда до кладбища оставалось совсем немного, Менвилл решил, что им пора подкрепиться, и тормознул вблизи апельсиновой рощи, где был придорожный киоск, в котором продавались бананы, яблоки, ежевика и, разумеется, апельсины.

Купив пару аппетитно краснобоких, блестящих яблок, Менвилл одно протянул Смиту.

Смит не понял:

– С чего это?

Напустив на себя таинственный вид, Менвилл только и сказал:

– Ты ешь, ешь.

Они оставили пиджаки в машине и двинулись по кладбищенской аллее.

За воротами еще пришлось отмахать порядочное расстояние, но в конце концов они дошли до цели.

Поглядев вниз, Смит прочел:

– «Расс Симпсон». Однокашник твой, что ли?

– Точно, – подтвердил Менвилл. – Он самый. Из нашей тусовки. Вообще-то мой лучший друг. Расс Симпсон.

Они немного постояли без слов, жуя крупные яблоки.

– Видно, зацепил он тебя крепко, – отметил Смит. – Раз ты в такую даль притащился. Цветов-то не купил?

– Нет, только яблоки. Скоро поймешь.

Смит изучал надгробную надпись.

– И что в нем было особенного?

Откусив кусок яблока, Менвилл объяснил:

– Постоянство. Часы бьют полдень – он тут как тут; еду на трамвае в школу и обратно – он в том же вагоне. Звонок на переменку – он рядом, классный час – он напротив, даже в литературный кружок вместе записались. Бывает же такое. Нет, конечно, временами его заносило.

– Например? – спросил Смит.

– Ну, была у нас компашка, человек пять-шесть – на большой перемене собирались. Разные мы были, но и чем-то похожие. А Расс все меня подкалывал – знаешь, так, по-дружески.

– Подкалывал? Это как?

– Был у него любимый прикол. Обведет нас взглядом и говорит: «Ну-ка, кто может выговорить „Грейнджер“?» Бывало, упрется в меня глазами: «Скажи „Грейнджер“». Ну, я и говорю: «Грейнджер», а Расс качает головой и фыркает: нет, мол, не так. Пусть кто-нибудь другой скажет «Грейнджер». Кто-то из ребят говорит: «Грейнджер», и все ржут – животы надрывают, потому что чудак потешно выговаривает. Тогда Расс ко мне поворачивается: «Теперь ты давай». Ну, я тоже стараюсь: «Грейнджер» – и все молчат, языки проглотили, а я стою, как оплеванный. Он все это нарочно подстраивал, но я в ту пору такой болван был, просто наивняк, мне и в голову не могло прийти, что надо мной потешаются. А как-то раз позвал он меня к себе домой, там дружок его, Пипкин фамилия, свесился с балкона – и кота на меня сбросил. Веришь, нет? Кот бряк мне на башку и когтями в лоб вцепился. Запросто мог глаза выцарапать – это уж я потом допер. Расс чуть со смеху не помер. Сам гогочет, Пип с ним вместе гогочет, а я как шарахнул кота об стену! Тут Расс прямо взбесился: «Не смей котяру садировать!», кричит. Я ему в ответ: «А где ты был, когда твой котяра меня санировал?» Он потом направо и налево об этом трубил, вот смеху-то было. Все ржали, кроме меня.

– Нашел, что вспомнить, – бросил Смит.

– Он, бывало, от меня ни на шаг – кореш мой, мы и на уроки вместе бегали. А на большой перемене он вечно яблоко грыз. Дожует и кричит: «Лети, огрызок!» А кто-нибудь из ребят отзывается: «Балтимор не близок». Тогда Расс спрашивает: «Кто твой друг?» Все тычут пальцами в мою сторону, и он фигачит огрызком – со всей дури – мне в физиономию. Так уж повелось – два года, примерно раз в неделю: «Лети, огрызок» – «Балтимор не близок».

– И это твой лучший друг?

– Ну да. Кореш мой.

Они еще постояли у могилы, вгрызаясь в яблочную мякоть. Солнце палило. В воздухе не было ни ветерка.

– Еще что он вытворял?

– Да так, ничего особенного. Ну, на большой перемене, бывало, попрошу училку пустить меня в кабинет машинописи, чтоб рассказ отпечатать, – у меня своей-то машинки не было. Потом я, конечно, собственной обзавелся – по дешевке купил. Но пришлось месяц, если не больше, на завтраках экономить. В конце концов скопил я нужную сумму и отдал ее за эту чертову машинку. Чтоб печатать, когда захочу. А Расс глядит на меня да и говорит: «Мать твою, ты сам-то видишь, кто ты есть?» «Кто?» – спрашиваю. А он и говорит: «Крендель тухлый – на жратве экономил, чтоб эту дерьмовую машинку заиметь. Крендель тухлый». – Потом я решил, что обязательно напишу великий американский роман под названием «Тухлый крендель».

Смит заметил:

– Все лучше, чем «Гэтсби», скажи?

– «Гэтсби» тоже ничего. Короче, с пишущей машинкой я не расставался.

Они молча догрызали тающие на глазах яблоки.

По лицу Смита пробежала какая-то тень. Он сощурился и вдруг шепнул:

– Лети, огрызок.

И Менвилл, не раздумывая, выпалил:

– Балтимор не близок.

Тогда Смит спросил:

– Кто твой друг?

Широко раскрытыми глазами Менвилл смотрел на высеченные в камне буквы.

– Грейнджер.

– Грейнджер? – удивился Смит, глядя на приятеля.

– Ну да, – подтвердил Менвилл. – Грейнджер.

Тут Смит замахнулся и со всей силы запустил огрызком в могильную плиту.

Недолго думая Менвилл проделал то же самое, потом нагнулся, поднял огрызок и прицельно швырнул его во второй раз; теперь надгробье облепили яблочные ошметки, и букв уже было не разобрать.

Они оба уставились на это безобразие. Потом Менвилл развернулся и зашагал назад, петляя между могилами и не пряча слез. Сзади его окликнул Смит:

– Ты куда?

Не оборачиваясь, Менвилл хрипло выдавил:

– За яблоками, мать твою, за яблоками.