Текст книги "Восточным экспрессом на север"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Рэй Брэдбери
Восточным экспрессом на север

Когда Восточный экспресс шел в северном направлении, из Венеции в Кале через Париж, старушка обратила внимание на одного из пассажиров: он отличался неестественной бледностью.

Судя по всему, его ждала близкая смерть от какого‑то тяжкого недуга.

Он занял двадцать второе купе в конце третьего вагона и распорядился, чтобы ему принесли завтрак; только в сумерках он собрался с силами, чтобы дойти до залитого обманным светом вагона‑ресторана, где царил звон хрусталя и женский смех.

Еле двигаясь, он сел через проход от этой престарелой дамы с необъятным бюстом, безмятежным челом и особой добротой в глазах, которая приходит только с годами.

Рядом с ней стоял медицинский саквояж, а из нагрудного кармана, не добавлявшего женственности ее облику, торчал термометр.

К этому термометру невольно потянулась ее рука при появлении жутковатого, мертвенно‑бледного пассажира.

– О господи, – прошептала мисс Минерва Холлидей.

Мимо ее столика проходил метрдотель. Она тронула его за локоть и кивком указала через проход:

– Простите, куда едет этот несчастный?

– В Кале, мадам, а оттуда в Лондон. Но это уж бог даст.

И он заспешил по своим делам.

Потеряв аппетит, Минерва Холлидей не сводила глаз со снежного скелета.

Как могло показаться со стороны, этот пассажир мгновенно ощутил родство со столовыми приборами. Ножи, вилки и ложки позвякивали холодной серебряной трелью. Он с интересом прислушивался, как будто этот звук беспокойно дрожащих предметов отдавался у него в душе перезвоном потусторонних колоколов. Его руки одинокими зверьками застыли на коленях, и от этого на каждом повороте он едва не заваливался на бок.

Поезд как раз описывал широкую дугу, и столовое серебро со звоном посыпалось на пол. В другом конце ресторана какая‑то женщина со смехом воскликнула:

– Такого не бывает!

Ее спутник хохотнул еще громче:

– Я и сам не верю!

От такого совпадения странный пассажир начал как‑то подтаивать. Недоверчивые смешки этой пары прошили его насквозь.

Он весь сжался. Глаза ввалились, а изо рта готово было вырваться белое облачко.

Потрясенная, мисс Минерва Холлидей наклонилась вперед и протянула к нему руку. Помимо своей воли она прошептала:

– А я верю!

Результат сказался мгновенно.

Странный пассажир выпрямился. Белые щеки вспыхнули румянцем. В глазах сверкнул живой огонек. Покрутив головой, он остановил взгляд на этой кудеснице, исцелявшей словом.

Отчаянно краснея, престарелая сестра милосердия, обладательница необъятного теплого бюста, спохватилась, встала с кресла и поспешила уйти.

Не прошло и пяти минут, как мисс Минерва Холлидей услышала в коридоре шаги метрдотеля, который стучался во все двери и о чем‑то приглушенно спрашивал. Он остановился возле ее купе и заглянул внутрь:

– Вы случайно не…

– Нет. – Она сразу поняла, что ему нужно. – Я не врач. Но у меня есть диплом медсестры. Что‑то случилось с тем господином в вагоне‑ресторане?

– Да, да! Умоляю, мадам, пройдемте со мной!

Смертельно бледного старика уже перенесли в купе.

Мисс Минерва Холлидей приоткрыла дверь.

Пассажир лежал с закрытыми глазами, губы сжались в бескровный шрам, и только подергивание головы в такт движению поезда создавало видимость жизни.

Боже милостивый, промелькнуло у нее в голове, да ведь он мертв.

Но вслух она только и сказала:

– Если вы мне понадобитесь, я позову.

Метрдотель вышел.

Осторожно прикрыв раздвижную дверь, мисс Минерва Холлидей повернулась, чтобы осмотреть покойника – сомнений не оставалось, перед ней лежал покойник. И все же…

Помедлив, она решилась пощупать его запястья: в них пульсировала ледяная вода. Мисс Минерва Холлидей отпрянула, словно обжегшись сухим льдом. Потом, склонившись над бледным лицом, она зашептала:

– Слушайте меня очень внимательно. Договорились?

В ответ, если это ей не почудилось, раздался один‑единственный холодный удар сердца.

Она продолжала:

– Сама не знаю, как меня осенило. Но я знаю, кто вы такой и чем страдаете…

Поезд вписался в поворот. Голова больного бессильно моталась, как будто у него была сломана шея.

– Могу сказать, от чего вы умираете! – шептала она. – Ваш недуг называется «люди»!

Он выпучил глаза, как от выстрела. Она не останавливалась:

– Вас убивают люди, попутчики. В них и коренится ваше недомогание.

Плотно закрытый рот, смахивающий на рану, дрогнул от подобия выдоха:

– Да‑а‑а‑а‑а… а‑а‑а‑а.

Она крепче сжала его запястье, пытаясь нащупать пульс:

– Вы ведь родом из центральной Европы, верно? Когда в ваших краях долгими ночами завывал ветер, люди настораживались. Но с приходом перемен вы решили найти избавление в путешествиях, хотя…

В этот миг коридор огласился зажигательным хохотом молодой, взбодренной вином компании.

Немощный пассажир содрогнулся.

– Откуда… вы… – зашептал он, – все это… знаете?

– У меня большой медицинский опыт и цепкая память. Я видела, знала кое‑кого, похожего на вас, когда мне было шесть лет…

– Правда? – выдохнул он.

– В Ирландии, неподалеку от Килешандры. У моего дядюшки там был дом, который простоял не менее ста лет, и как‑то раз, в дождливую, туманную ночь, на крыше послышались шаги, потом что‑то заворочалось в коридоре, будто ненастье проникло в дом, и ко мне в спальню вошла эта тень. Я села в кровати, и меня обдало холодом. Мне это врезалось в память; я убеждена, все было наяву: тень присела ко мне на кровать и стала нашептывать какие‑то слова… точь‑в‑точь… как вы.

Не открывая глаз, больной старик прошелестел из глубин своей арктической души:

– И кто… нет, что… я такое?

– Вы не больны. И вам не угрожает смерть. Вы…

Ее перебил отдаленный свисток Восточного экспресса.

– …призрак, – закончила она.

– Да‑а‑а‑а‑а! – вырвалось у него.

Это был неизбывный крик бедствия, признания, убежденности. Старик резко сел:

– Да!

Неожиданно в дверном проеме возник молодой священник, готовый исполнить свои обязанности. Поблескивая глазами, он увлажнил губы, присмотрелся к немощной фигуре и, сжимая в одной руке распятие, спросил в полный голос:

– Наверное, пора?..

– …совершить последние приготовления? – старик приоткрыл одно веко, словно крышечку серебряной шкатулки. – С вами? Нет. – Он перевел взгляд на сестру милосердия. – С ней.

– Сэр! – вознегодовал священник.

Отступив назад, он дернул распятие вниз, как парашютист дергает кольцо, резко повернулся и ринулся прочь.

А старуха‑сиделка осталась подле своего пациента, теперь пораженного еще большей бледностью; наконец он сам вывел ее из оцепенения:

– Как же вы намереваетесь меня выхаживать?

– Ну, – смущенно улыбнулась она, – что‑нибудь придумаем.

Восточный экспресс опять протяжно завыл, рассекая ночные мили туманного марева.

– Вы едете до Кале? – спросила она.

– Да, потом в Дувр, оттуда в Лондон и еще дальше, в окрестности Эдинбурга, где стоит замок, в котором я буду в безопасности…

– Боюсь, из этого ничего не выйдет… – Лучше бы она выстрелила ему в сердце. – Нет, нет, постойте, вы не так поняли! – воскликнула она. – Ничего не выйдет… без моей помощи! Я провожу вас до Кале, а потом через Ла‑Манш в Дувр.

– Да ведь вы меня совсем не знаете!

– Ничего страшного: в раннем детстве, которое прошло в туманной, дождливой Ирландии, я видела вас во сне – задолго до встречи с таким, как вы. Когда мне было девять лет, я бродила по торфяникам в поисках собаки Баскервилей.

– Понимаю, – сказал бледноликий незнакомец. – Вы англичанка, а в англичанах сильна вера!

– Точно. Сильнее, чем в американцах – тем свойственно сомневаться. Французы? Циники. Англичанам и вправду нет равных. Почитай, в каждом старинном лондонском доме обитает грустная повелительница туманов, которая плачет перед рассветом.

На очередном повороте дверь купе сама собой откатилась в сторону. Из коридора хлынул поток ядовитых голосов, горячечной болтовни, богохульного – иначе не скажешь – хохота. Несчастный больной обмяк.

Проворно вскочив, Минерва Холлидей захлопнула дверь и, не мешкая, обратилась к своему подопечному с той долей фамильярности, которую дает многолетняя привычка к ночным бдениям у чужой постели.

– И все же, – спросила она, – кто ты такой?

И странный пациент, увидев перед собой лицо печальной девочки, – возможно, той самой, которую ему довелось встретить многие годы тому назад, – начал историю своей жизни.

– Две сотни лет я обитал в заштатном городке неподалеку от Вены. Чтобы выдержать нападки неверующих, равно как и глубоко верующих, я прятался в пыли библиотек, подкрепляясь мифами и кладбищенскими преданиями. По ночам наслаждался, когда от меня в испуге шарахались лошади, заходились лаем собаки, разбегались коты… стряхивал крошки с могильных плит. С годами мои собратья по невидимому миру исчезали один за другим, потому что замки и угодья приходили в упадок, а то и сдавались внаем под женский клуб или гостиницу. Лишенные крова, мы превращались в призрачных скитальцев; нас поносили, топили в болоте безверия, сомнений и презрения, делали из нас посмешище. Население росло, а вместе с ним росло и безверие, и все мои соплеменники пустились в бега. Я – последний, кто пытается пересечь Европу и добраться до какого‑нибудь мирного, умытого дождями прибежища, где люди, как им положено, пугаются при виде сажи и дыма бродячих душ. Англия и Шотландия – это по мне!

Его голос затих.

– А как тебя зовут? – спросила она, помолчав.

– У меня нет имени, – прошептал он. – Тысячи туманов проплыли над моим родовым склепом. Тысячи дождей оросили мое надгробие. Следы резца стерты ветром, водой и солнцем. Моего имени не вспомнят ни цветы, ни травы, ни мраморная пыль. – Он открыл глаза. – Зачем это тебе? Почему ты мне помогаешь?

Только сейчас она по‑настоящему улыбнулась, потому что с языка сорвался единственно верный ответ:

– Мне впервые в жизни досталась синяя птица.

– Синяя птица?

– Я прозябала, как пыльное чучело. Не ушла в монастырь, но и не вышла замуж. Ухаживала за больной матерью и полуслепым отцом, ничего не видела, кроме больничных палат и ночных мук на смертном одре. От меня исходил запах лекарств, а встречные мужчины не склонны были считать его ароматом духов. Вот так я и сама сделалась похожей на привидение, понимаешь? А теперь, в эту ночь, прожив шестьдесят шесть лет, я наконец‑то нашла такого пациента, какой мне еще не встречался. Господи, во мне пробудился азарт. Спортивный интерес! Я проведу тебя сквозь толпу на вокзале, мы увидим Париж, оттуда доедем до побережья, сойдем с поезда и пересядем на паром. Чем не…

– Синяя птица! – подхватил ее бледный подопечный, содрогаясь от накатившего смеха.

– Она самая! Каждый из нас нашел свою синюю птицу. Вот только… – осеклась Минерва Холлидей, – в Париже, кажется, едят мелких пташек, вдобавок к тому, что поджаривают на костре священнослужителей.

Бледноликий опять закрыл глаза и шепнул:

– В Париже? Да, верно.

Поезд издал скорбный вопль. Ночь миновала.

Они подъезжали к Парижу.

Как раз в это время по коридору пробегал мальчуган лет шести. Он заглянул в купе и при виде больного остановился как вкопанный, а бледный старик ответил ему холодом ледяного полярного безбрежья. Ребенок ударился в плач и пустился наутек. Престарелая сестра милосердия широко распахнула дверь и высунула голову.

Мальчик что‑то сбивчиво объяснял стоящему в отдалении отцу. Тот бросился по коридору с криками:

– Что здесь происходит? Кто напугал моего… – Он не договорил. Сквозь открытую дверь купе в вагоне замедлившего ход Восточного экспресса он увидел это бледное лицо – и прикусил язык, пробормотав: – …моего сына?

Бледноликий пассажир смотрел на него спокойным туманно‑серым в

...

конец ознакомительного фрагмента